Текст книги "Власть во власти Власти"

Автор книги: Андрей Тюняев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)

– Каждый такой город представлял собой пункт телепортации, – ответил Дифоор. – Через него происходило заселение молодой Земли тем или иным видом биологических объектов.

– Странно это, конечно... Но даже если это так, то такое предназначение звёздных городов вовсе не объясняет их звёздную форму. Их звёздную геометрию. Она-то зачем была нужна? Это же самое непонятное! – в запале Глате постучал себя по лбу.

Заметив это движение, Дифоор молча встал, подошёл к Глате и смахнул с его лба невидимый объект.

– Так прибьёшь себе что-нибудь не то, – пояснил он, возвращаясь в кресло.

– Звёздная геометрия города – это уникальная форма, – произнёс Викомп. – А форма – это адрес. Он не зависит ни от времени, ни от пространства. Другими словами, форма города – это соответствующий тип

письма, на котором записаны координаты для телепортации.

С этими словами Викомп поставил странную печатную машинку на стол и жестом подозвал к себе Глате.

– А язык какой? – спросил он, нехотя поднимаясь о стула.

– Язык? – переспросил Викомп, указывая на машинку. – Сочетание углов, прямых, отрезков и других элементов формы. То есть текст или сообщение – это сама форма города-звезды. Она есть и описание координат, и описание спецификации телепортируемых объектов, и описание способа телепортации, и других важных параметров. Каждый такой звёздный город на заре обживания Земли получал от властелинов специальные координаты внутри сети телепортации. Те, кто строил этот город, делали его форму такой, как требовал его персональный идентификационный номер. А затем своей формой город подключался к глобальной сети телепортаций. Вот так всё и работало.

– И работает, – добавил Дифоор.

Викомп несколько раз ударил по клавишам странной печатной машинки, и на высветившемся над ней двумерном экране появилась композиция углов, линий и нескольких фигур. Викомп ещё раз стукнул по клавишам, и фрагменты формы сложились в незамысловатый звёздный город. Как только генерация формы подошла к концу, в узлах решётки города тут же открылись порталы с запросами-сообщениями того, что именно может быть телепортировано через город такой формы и в какое именно место планеты Земля.

– Получается, что звёздные города – это своего рода ковчеги, в которых прибывали люди на Землю? -

произнёс Глате, заворожено следя за процессом создания такой, не известной ему ранее, программы.

– Так и есть, – согласился Викомп. – Пока шла активная фаза терраформирования, звёздные города играли роль ковчегов. По своей конструкции они являлись единым целым и поэтому под воздействием инферио-метровых волн перемещались в пространстве как своеобразные корабли. Только обычные корабли плавают по жидкой воде, а эти корабли – города-звёзды – плавали по поверхности текущей Земли.

Напоминают споры, – на автомате произнёс Глате. – Города эти напоминают споры. Такие же колючие. Или вирусы. У них тоже такая же форма. Да, и молекулы имеют такую же пространственную структуру. Но больше всего города-звёзды похожи всё– таки на споры. Получается, с их помощью на Землю была занесена жизнь?! Вот откуда взялась теория панспермии!

Глате снова хотел, было, стукнуть себя по лбу, но вспомнил предыдущий раз и, глядя на Дифоора, остановил свою руку в паре сантиметров от головы.

– Естественно! Просто у нас разные языки общения и термины разные. Но описываемые явления – одинаковые, – согласился Дифоор, подмигнув Глате. – С точки зрения властелинов, форма городов-звёзд – это так называемая Звезда Марии, то есть Звезда Смерти. Это вовсе не значит, что процесс умирания окончательный, и на нём всё останавливается. Мария – она же Богородица. Спора, или Звезда Марии, – это своеобразная капсула, в которую помещается частица неживой ещё программы. Она в подходящем месте и при необходимых условиях даёт всходы и превращается в настоящую жизнь! Это

своего рода идея воскрешения. Но только не в том же самом «теле», а в новой копии аналогичной программы.

– То есть в детях?! – сообразил Глате.

– Да. В «детях», – подтвердил Дифоор. – А Звезду Марии Богородицы ты мог видеть на старых географических картах. На них в таких звёздах сидит Мария и её ребёнок. Во времена терраформирования она в обязательном порядке помещалась на карты.

– Но она же родила без мужика! – удивился Глате.

– В том-то и дело, – безэмоционально отреагировал Дифоор, – Мария рождает клонов, а не людей. Ей не нужен мужчина. Она – матка. Плодится без оплодотворения. В каком-то смысле, как самка муравьёв или пчёл.

– Клонов? – Глате машинально огляделся.

– Ты не увидишь их. Они – серые. Обитают в подземных городах – подобных подземным структурам

громадных муравейников. Там они, как рабочие муравьи, занимаются обслуживанием своей матери – то есть Земли. Она же – Мария.

Глате открыл рот от удивления, но ничего не произнёс.

– Здесь же всё устроено просто. Властелины создали Землю. Для себя – как место жительства. Для серых как Мать и Матку, – продолжил Викомп.

– А люди? – растеряно произнёс Глате.

– А люди – это продукт Отца. Они совершенно иные. Точнее, люди – это люди, а серые – это клоны. Они – не люди, а бесполые биороботы.

– Интересно. ..А в чём главное отличие?

– Поскольку серые клоны являются потомками Maрии, то они – смертны. А люди – бессмертны, – пояснил Дифоор.

– Вот и получается, что крепости-звёзды – это материнские заводы, на которых штампуется племя клонов,

– продолжил Викомп. – Они, клоны, смертны – потому что от матери Смерти. Ещё раз напомню, так переводится имя «Мария».

– Да, да... Клоны – как рабочие муравьи..., – поддакнул Глате.

– Клоны могут жить только отведённое им время. Это – как срок работы механизма.

– Механизмы?! – воскликнул Глате. – Точно! Но где их свалки? Для роботов всегда требуются свалки. Туда выбрасывают отслужившие свой срок механизмы.

– Для того чтобы утилизировать тела мёртвых клонов, требуются церкви, – ответил Викомп. – Их и ставят в центр крепости-звезды. Крепость-звезда рождает адамитов, а церковь возвращает умерших из них на конвейер, то есть под землю. Для переработки в

ПРАХ, из которого затем в том же городе-звезде снова создаются аналогичные существа.

– Интересно, и кто же управляет этим конвейером?– поинтересовался Глате.

– Им управляет клан Рамановых¹⁹⁵. Они живут под Землёй. Это они нарыли тоннелей и проложили метрополитены, – ответил Викомп. – Во время терраформирования Земли им было отпущено чуть более пяти– десяти отрицательных лет на то, чтобы они сформировали всю систему жизнеобеспечения планеты Земля.

– Как это «отрицательных лет»?

– Запуск Игры¹⁹⁶ «Планета Земля» состоялся в 1953-м году. С этой даты начался отсчёт реальных лет. А до 1953-го года шёл подготовительный период. Его время расположено в отрицательной части подсчёта времени. То есть этого времени никогда не существовало, но обратной экстраполяцией оно было продлено в отрицательном виртуальном направлении.

– Для чего?!

– Для того чтобы иметь историю, – пожал плечами Викомп. – Никто же не поверит в то, что Игра была запущена в 1953-м году. Все же «помнят» что «было» до этого.

–Ну,... да...

– Реально Игра «Планета Земля» создавалась на компьютерах «Алатыря». Там использовалось машинное время, длительность которого никак не соотносится

с земным временем. На компьютерах «Алатыря» терраформирование Земли заняло не более семи земных лет. За это время была создана вся система. А в размерности земного времени на весь этот процесс ушло более пяти миллиардов тех же земных лет. Это, конечно, якобы. Никаких миллиардов не было. В процессе подготовки Игры «Планета Земля» к старту Программа поручила серым создать всю систему подземных коммуникаций. Её назвали Метро, то есть Матерь. Имея в виду, конечно же, Мать Марию – Землю.

– За пятьдесят лет! Разве успеть? Всю Землю! – сбивчиво переспросил Глате.

– Успели. Теперь все крепости-звёзды связаны между собой подземными ходами. По ним перемещается сырьё, необходимое для выпуска клонов. Теми же ходами пользуются руководители стран, которые – все без исключения – происходят из рода Рамановых. Поэтому они с такой лёгкостью путешествуют из страны в страну. Не уставая и не показываясь в реальном наземном транспорте.

Глате молчал. Его даже тошнило. От того, что силы оставили его. Он был и ошарашен, и счастлив одновременно. На многие свои вопросы он получил ответ, и это казалось верхом блаженства. Так хотелось с кем-нибудь поделиться...

– Получается, клоны смертны?.. – мечтательно протянул Глате. – А настоящие люди бессмертны?.. Интересно, а в чём причина таких различий?

– Серые клоны состоят из материи, которую они получают от Матери Земли. А настоящие люди состоят из света, который они получают от Отца Света. То есть от управляющего Солнца и Звёзд.

–?..

– На вашем языке настоящие люди состоят из электромагнитного излучения. Так понятнее?

Глате кивнул в знак согласия.

– А серые клоны состоят из химических элементов. У них нет света. Им не нужен свет. Они без света существуют под Землёй, в толще Земли. Они не роют тоннели, а забирают материю для формирования своих копий. После такого процесса получаются выработки, которые и используются под строительство трансконтинентальных тоннелей и метро. Не нуждаясь в свете, клоны и Рамановы охотятся на настоящих людей и истребляют их.

Серый переполох и превосходящие знания

За три года до появления Третьего Солнца¹⁹⁷ в гости к Президенту России Владимиру Путину прибыл странный персонаж – Жискар Д’Эстен. Он представлял древний род протогенетов, у которых всё ещё остаётся право и существует обязанность передавать власть Франции следующему мессии.

Даже в своей фамилии этот гость всё ещё нёс странный синтаксис первоначальных адамитов – с тех давних времён, когда на корабль «Алатырь» с интересом ступила цепкая лапа первого неандертальца по имени А’Да’М. Тогда в имени этого существа апострофы не разделяли, а соединяли собой корни служебных слов, из которых Программа «Алатыря» складывала текущие ники.

Мессия – этот своеобразный трутень – рождается в колонии серых Рамановых один раз в 259 лет. Этими

персонажами Программа «Алатыря» – Матерь Сва – исправно вносит новые правила Игры, учитывая все тонкости формирующейся обратной связи.

Жискар Д’Эстен вынужден искать мессию, чтобы осуществить передачу власти. Никто не знает, где появится очередной «трутень». Приходится проверять каждого, кто по тем или иным критериям оказывается похожим на мессию. Но старость уже накрыла серого политика, а очередного пришествия всё нет.

– Неужели я пропустил, – сокрушался Д’Эстен. – Не может быть! Я не мог пропустить Его.

– Вам, Жискар, я не позволю быть клонированным ещё раз, – сурово произнесла королева Дании, которая в эти годы осуществляет верховную власть в клане Рамановых. – Или вы найдёте мне Его, или я отправлю вас прямиком в компост.

* * *

– Волос! Ты опять не узнаёшь своих? – улыбнулся Перун, обращаясь к Глате. – Стареешь. Твоё сознание уже не в силах разделять реальности?

– Вы кто? – удивился Глате. – Почему вы назвали меня «Волос»?

– Потому что ты и есть Волос. Командир корабля «Алатырь», – снова улыбнулся Перун. – Я пришёл к тебе, чтобы выяснить: ты всё ещё в войне? Или, может, ты потерял нить повествования?

В сознании Глате что-то замерцало, появились какие-то незнакомые картинки. Потом они стали всё более узнаваемыми. И, наконец, память полностью вернулась к нему.

– Перун! Здорово, дружище! – обрадовался Глате– Волос. – Признаться, я выпал из всех реальностей, кро

ме этой своей. Видимо, я слишком глубоко погрузился. Надо быть осторожней. Так, что привело тебя ко мне?

– В стане серых роботов переполох, – ответил Перун. – Они жалуются мне, что их уничтожается какая-то неизвестная им сила. Они называют её третьей. Серые жалуются Матери Сва, а она передаёт запросы мне. Я, как бортинженер «Алатыря», обеспокоен: не является ли эта третья сила сбоем Программы? Если так, то система нуждается в ремонте. Но я бы хотел спросить у тебя: известно ли тебе что-либо об этой третьей силе?

Глате-Волос сделал несколько шагов и подождал, пока помять вернётся во всех деталях. Затем он обнял Перуна за плечи и произнёс:

– Третья сила – это я. Не удивляйся, Перун, я помню, что являюсь командиром корабля «Алатырь». Я знаю, что наш корабль сел на Землю белее миллиарда лет тому назад. Я вижу, что Матерь Сва генерирует прекрасную Программу. Но... Знаешь, почему я так глубоко погрузился в реальность Глате?

– Почему? – заинтересовался Перун.

– Потому что у него есть удивительные собеседники. Их имена – Викомп и Дифоор, – ответил Глате– Волос. – Так, вот, они обладают знаниями, превосходящими мои. То есть знаниями, превосходящими наши знания! Ты понимаешь, что это значит?!

– Этого не может быть! – в полу-ужасе в полувопросе воскликнул Перун. – Мы же сами создавали эту планету! Здесь до нас не было никого. И сюда никто не прилетал. Иначе мы заметили бы инородное вторжение.

– Вот и я об этом, – согласился Волос. – А они сушествуют. И ещё, они называют нашу Землю Игрой.

– Игрой?! – удивился Перун. – Почему игрой?

– Я не знаю, – ответил Волос.

– Погоди, может, ты всё ещё не вернулся в реальность? Помнишь, где припаркован «Алатырь»?

– Помню, конечно! Наш корабль «Алатырь» припаркован близ современного города Иваново, – чётко отрапортовал Волос. – Да, всё нормально. Я вернулся в состояние полной памяти.

– А зачем ты зачищаешь серых? Они же, вроде, обычные роботы и ничем для нас не опасны. Матерь Сва чётко контролирует выполнение ими программы, – поинтересовался Перун.

– Нет. Они вышли из подчинения Программы. Они массово метисируются с людьми и готовятся вообще снести всё человечество и нас заодно, – ответил Волос.

– Бунт?! – удивился Перун. – Бунт роботов? И насколько они продвинулись?

– Людей на Земле уже почти не осталось. Сплошь – метисы людей с серыми. Их уже никогда не удастся разделить. Придётся создавать новое человечество. И это ещё хорошо, что я вовремя узнал об этом, – ответил Перун. – Кстати, всё от тех же непонятных персонажей, которых не должно существовать... на нашей Земле.

Изгой

Изначально планета Земля проросла жизнью в одном месте. Так случается на каждой планете, где возникает жизнь. Эта точка называется Пуп Земли. У Земли он находится в районе Москвы. Отсюда пошёл род человека, здесь он зародился и стал распространяться по всей Земле. А поскольку человек не является стабильной структурой, то дальше происходит вот что.

В любом здоровом человеческом обществе отношения выстраиваются на взаимопомощи. Это изначальное условие правильного существования. Мать всегда поможет ребёнку, и ребёнок всегда поможет матери.

Но иногда возникает изверг – это ментальный преступник, преступление изначально сидит в его натуре. В силу этого он имеет иную, противоположную, конфигурацию сознания. Он не хочет вписываться в общую социальную систему. Он идёт против неё. И тогда система отторгает его, и изверг становится изгоем – изгнанником. Он и делает шаг в неизвестность и обживает новые, доселе не известные территории.

Все такие изгнанники в том самом изгнании закладывают свой новый город – Новгород и вокруг него постепенно формируют своё собственное сообщество. Принцип устройства этого города всегда противоположен социальному и законопослушному. Изгои объединяются на принципе единоначалия. Царь горы – кто сильнее, тот и прав. Кто на вершине горы, тот и царь. Кто богаче, тот и лучше. Кто платит, тот и заказывает музыку. Остальные становятся «братьями» и «друзьями», формируя демократическое беззаконие, рычащее языком дикой толпы.

В результате создаётся двойственная социальная система. На одном её полюсе социальное законопослушное общество, составленное на основе взаимопомощи. На другом полюсе – противозаконный демократический эгоизм изверга, ставшего изгоем. Так Мир расщепляется на Старый Свет и Новый Свет.

Ментальные принципы деятельности этих двух полюсов – кардинально различные. Общинники Старого Света самоорганизуются для производственного процесса, результаты которого делят на участников – по

вкладу каждого. И объектом производства всегда является создание НОВОГО из окружающего хаоса. Это может быть изготовление машин или механизмов путём производства непосредственных работ по их созданию. Это может быть и сельское хозяйство, когда обрабатывается земля и выращивается урожай.

Демократические индивидуалисты Нового Света самоорганизуются для отъёма уже собранного и уже накопленного. Это может быть охота, когда забивается животное, которое потом съедают всей охотившейся бандой. Это может быть обычный грабёж тех, кто получил плату за работу на заводе. Это может быть война, когда изверги нападают на законопослушное государство и беззастенчиво грабят его.

В результате мир приобретает ту самую тройственность, троичность. В центре нормальный человек, у которого всего одна цель – отдать свой труд социальной системе, чтобы она вознаградила его за этот труд. А с двух сторон этого человека облагают данью две банды изгоев.

Первая – хорошая банда – это правоохранительные органы и государство, которые берут мзду в виде налогов, и часть собранных налогов они пускают на создание инфраструктуры – чтобы увеличить сбор налогов. Остальную часть в виде коррупции переводят на свои собственные счета, кладут в свои собственные карманы.

Вторая часть – плохая банда – это обычные преступники, которые не хотят жить по правилам, установленным хорошей бандой. Они устанавливают свои правила. Выдумают науку, изобретают религию, сочиняют музыку и стихи, рисуют картины, воруют, крадут, вымогают. То есть делают всё, что позволяет им, не работая, обогащаться за счёт разорения другого.

Может, направления у банд различные, но и та, и другая банда – это, прежде всего, банда. Обе они отнимают имущество у народа, который его производит САМ. Но отнимают под разными предлогами.

В социальном обществе каждый человек обретает лучшее существование, если он занимает ту же самую позицию, что и другие: так же одевается, блюдёт ту же моду, слушает ту же музыку, поёт те же песни, ест те же продукты. Поэтому социальный человек стремится к среднему варианту человека – быть как все.

В обществе изгоев ситуация другая. Каждый человек видит, что хорошо живёт только тот, кто стоит на вершине горы. Остальным достаются пинки, тычки и объедки с его барского стола. Поэтому стремление любого изгоя – скинуть предводителя и занять его место – понятно. Самому стать изгоем: старый Кук умер, новый Сокол уселся на вершину Дерева Мира^.198

По этому принципу построено всё во Вселенной. Каждая планета имеет среднее тело, где любая песчинка одинаково хорошо чувствует себя в составе планеты. Но планета имеет ещё и два полюса. На них вращение происходит в разные стороны. Если одна сторона будет названа хорошей Гипербореей, то вторая сторона в правилах, установленных первой, автоматически окажется плохой Атлантидой.

Если же совместить оба эти полюса, то произойдёт аннигиляция – разносторонние вращения уничтожат

друг друга. Это двойственное вращение и есть пара электрических зарядов.

В Белом мире¹⁹⁹, то есть в мире социального человека, соблюдаются условия, необходимые для традиций. Человек должен быть как все. А для того, чтобы пополнять, как все, сообщество, человек должен иметь детей. И каждый человек должен сохранять традиционную культуру брака и интимных отношений. Только при условии исполнения традиций человек реализует свою функцию полезности обществу, и тогда общество отвечает ему признанием – материальным и менталъным.

В Чёрном мире изгоев всё наоборот. Человек поставлен во главу социальной пирамиды. Он обязан играть по другим правилам: на вершине горы есть только одно место, и это место моё; все остальные – враги принципиально; я, находясь на вершине социальной пирамиды, обязан сделать всё, чтобы никто снизу не смог подняться и скинуть меня с моей вершины! Давление верхнего слоя на нижний является условием существования иерархической цепочки изгоев.

Такая иерархия формируется в любом демократическом обществе. В основе неё лежит понятие градиента. Любое превышение одного члена общества над другим по любому показателю создаёт условия для формирования социального градиента.

Поэтому у общества изгоев другие приоритеты. Ты должен оттолкнуть каждого и завладеть заветным ключом, призом, рубежом. Тогда герой – ты и только ты. И только ты станешь царём ситуации. Это стремление к первенству воплощается уже на уровне сперматозоида, когда из миллионов себе подобных до яйцеклетки добирается всего один. Он и воплощается в виде новой жизни.

Но точно такие же тенденции происходят и традиционном обществе. Один мужчина добивается одной женщины. Из всего множества мужчин и женщин складывается только одна пара. Она и становится зачинательницей новой жизни. Поэтому в традиции и мужчину, и женщину при свадьбе именуют теми же названиями, которыми всегда называют хороших бандитов – князь и княгиня.

После смерти существа ничем друг от друга не отличаются. Ни одно качество посмертно проявиться уже не может. Поэтому, чтобы ни происходило, никто в этом не выиграет. И поэтому в кощеевой Чёрной зоне пропадает тяга к традициям. Ни одна традиция не может обеспечить равенства существования, ибо социальная система уже не отвечает на запросы изгоя.

Поэтому и в традиционном обществе, когда человек стареет, независимо от того, мужчина он или женщина, он превращается в старика, который постепенно оказывается на краю социальной системы. Оба старика воспринимаются как однополые аморфные создания. И именно такая кощеева Чёрная логика лежит в основе общества изгоев: гомосексуализм и несоблюдение традиционного понятия «любовь» – это обязательное условие общества изгоев. Здесь выживает

только один. Он может быть любым – и мальчиком, и девочкой.

Всё во имя места на вершине горы.

Атмосферные усилители

После того, как академику Адамову удалось побеседовать с девушкой, имевшей самые настоящие крылья, он потерял покой и сон. Это можно назвать вдохновением. Адамову нестерпимо хотелось кому-нибудь всё рассказать, но трезвый ум благоразумно советовал ему не делать этого. Единственным, кому, пожалуй, можно было бы всё поведать, оставался старинный друг Адамова профессор Свейн. Поэтому этой встречи академик ждал с особым нетерпением.

– Вы верите, что существуют такие люди, у которых есть крылья? – осторожно начал академик Адамов.

Профессор Свейн подозрительно посмотрел на академика. И понял, что Адамов шутит. Поэтому не стал отвечать на глупый вопрос, а сразу же перешёл к делу.

– Если мы заходим в море по колено, то видим, что часть наших ног, которая оказалась в воде, становится визуально короче. Так? – без предисловия спросил Свейн и сам же ответил: – Так! Затем, если мы в таком положении будем находиться всегда, то и знать не будем, что нижняя часть наших ног значительно длиннее, а то, что мы всё время наблюдаем, лишь визуальный обман, искажение действительности.

– Ну, я бы не стал это называть обманом или искажением, – по-своему понял слова Свейна академик Адамов. – Может быть всё же то, что пришлось увидеть, является более правильной реальностью, чем любые домыслы.

Свейн снова подозрительно посмотрел на Адамова. Он тоже понял ответ собеседника по-своему, и теперь получилось, что они спорят.

– Вы считаете, что ноги, вынутые из воды, становятся длиннее оттого, что нам это кажется? – удивился он. – То есть реальность в воде, а вне неё – кажущаяся действительность?

– Так вы про ноги?.. – выдохнул Адамов.

– Про ноги. И хотел бы понять, почему так происходит?

– Потому что свет преломляется на границе двух сред – когда он проходит из менее плотного воздуха н более плотную воду, – лениво ответил Адамов. – В ней, в более плотной среде, всё становится ближе. Так близко мы видим и морское дно, но, погружаясь в воду, реально понимаем, что до него придётся грести куда больше.

– Получается, глазам верить нельзя, – зацепился за мысль Свейн. – Они показывают мозгу только то, что могут зафиксировать с помощью света. А свет может быть изменён многочисленными разнообразными вариантами искажений. Взять хотя бы вместо моря известное гравитационное линзирование, о котором говорил ещё Эйнштейн.

Адамов многозначительно промолчал. Он думал о своём. Каким образом он увидел эти крылья? Может, тоже вмешалось какое-нибудь линзирование?

– Теперь перевернём эксперимент, – тем временем продолжил Свейн. – Сами погрузимся в воду и уже из неё будем смотреть на окружающий мир. Что мы увидим?

Он специально обратился к Адамову и теперь ждал, что тот ответит. Но Адамов смотрел на него пустыми

глазами, свободными от управления – поскольку мозг был полностью занят размышлениями о загадочной девушке.

– Посмотрим на вытянутую в воде руку, – не унимался Свейн. – Она для нас станет привычной длины. Но мы не будем знать (если всегда находились в воде), что на самом деле рука длиннее только визуально. Вытянутая рука искажается сильнее – из-за толщи воды. А, приближая руку к лицу, мы будем нивелировать это искажение длины, поскольку толщина воды между глазами и рукой уменьшается, то есть искажения, вызванные этой толщей, уменьшаются.

«И что? – мысленно спросил Адамов. – И что из этого? Причём здесь искажения? Я видел крылья своими глазами и без всякой воды. Мне ничто не мешало их разглядеть. Какие тут искажения?»

– А если мы теперь проведём другой эксперимент, – не стал дожидаться ответа профессор. – Подплывём к поверхности, находясь в толще воды, и поднимем над поверхностью свою руку. Рука станет значительно длиннее. За счёт чего? За счёт того, что теперь мы смотрим из воды в воздух, а плотность воздуха значительно ниже плотности воды.

Свейн торжественно поднял руку вверх и растопырил пальцы. Он повращал своей конечностью и продемонстрировал все её пальцы, которые от напряжения даже побелели.

– Получается: чем ниже плотность среды, тем длиннее будет казаться рука, вытянутая в такой среде. Получается, что плотность среды является основным параметром, отвечающим за скорость распространения света, – профессор выдержал паузу, словно напрашиваясь на аплодисменты; но их не последовало,

хотя Адамов уже начал понимать, что профессор в очередной раз напал на что-то очень интересное.

– Поэтому в вакууме скорость распространения света должна быть самая низкая, – произнёс академик. – Собственно, так же как и у звука. В вакууме звук не распространяется. Почти. А по мере увеличения плотности материала звук в нём распространяется всё быстрее! Это очень интересно!

– Интересно?! – переспросил академика Свейн. – Тогда давайте ещё вспомним, что собой представляет атмосфера Земли. Это область определённой протяжённости, плотность которой по мере удаления от поверхности планеты падает до нуля.

– До условного нуля, – поправил коллегу внимательно слушавший академик.

– Да. До условного нуля, – согласился Свейн. – У поверхности планеты, где давление равно одной атмосфере, где оно максимально, преломление будет тоже максимальным, то есть удлинение света, если смотреть с поверхности Земли в небо, будет максимальным. А на внешней части области, где находится вакуум, преломление будет нулевым, и расстояние до объекта, от которого поступает свет, будет казаться очень большим.

– Собственно, это мы и видим в бинокль, – согласился Адамов. – Этот аппарат не увеличивает сам объект. Он просто ускоряет скорость света, идущего в веществе линзы. Причём ускоряет в то количество раз. которое отвечает материалу линзы. Здесь так же, как со звуком: чем больше плотность материала, тем выше скорость волн в нём, а это, в свою очередь, выглядит так, что расстояние, преодолеваемое волнами, кажется меньшим.

– Вот и получается, что один и тот же объект видится нам по-разному, – Свейн понял, что наконец-то расшевелил интеллект Адамова. – Если на него смотреть через плотное стекло, то объект кажется расположенным ближе; а если через менее плотный воздух, то тот же самый объект кажется значительно более удалённым. Через вакуум мы увидим тот же самый объект очень и очень далеко. Бесконечно далеко.

– Ну, уж не бесконечно. Вакуум тоже имеет свою плотность, – возразил Адамов. – Но ход мыслей у вас правильный и, признаюсь, снова очень интересный.

– Вот и хорошо! А теперь идём дальше. Вспомним опыт, который проделывал каждый из нас. Одним глазом будем смотреть на Луну через подзорную трубу, а другим просто так. Открыв оба глаза, мы обнаружим, что видим две луны. Одна – дальше, другая – ближе, – профессор сделал паузу. – Какая из них истинная?

– Хм, – хмыкнул Адамов. – Ответ интересен тем, что обе они – ложные. Просто та Луна, которая видна нам невооружённым глазом, более привычная, а та, которую мы видим через подзорную лупу, менее привычна для нас.

– А если сделать линзу с переменной плотностью? – Свейн окончательно зажёгся. – С левого края меньше, а к правому – плотность увеличивается. И смотреть в неё тем глазом, которым мы смотрели в подзорную трубу, то по мере перемещения участка плотности этой линзы перед глазом, мы будем видеть перемещение созерцаемого объекта. Это своего рода оптический переменный усилитель или резистор.

– Интересно, интересно! – потребовал продолжения рассуждений академик.

– Вернёмся к преломлению атмосферы. Получается такая картина. Находясь на «дне» атмосферной линзы, то есть на поверхности Земли, где плотность воздуха максимальна, мы видим объекты, находящиеся непосредственно над нами, максимально приближёнными. То есть мы видим изображение последующего (в высоту) слоя воздуха чуть более удалённым, чем оно есть на самом деле (потому что плотность последующего слоя ниже, чем слоя, находящегося непосредственно над нами).

– А последующий слой удаляет от нас изображение, передаваемое следующим слоем, – принял эстафету Адамов. – И так каждый слой удаляет изображение того слоя, из которого оно поступает. В итоге приходим к вакууму, который удаляет изображение источника света максимально. И при этом каждый слой плотности отклоняет луч передаваемого изображения на своё собственное количество градусов. Очень интересно! И что же мы имеем в итоге?

– В итоге, если мы включаем в пространстве источник света и помещаем между ним и наблюдателем среду переменной плотности, уменьшающейся к источнику света и достигающую максимума у наблюдателя, то наблюдатель будет видеть источник света очень удалённым от себя. Если же систему перевернуть, то напротив, наблюдатель будет видеть приближённый источник света. Всё в точности, как в подзорной трубе, только роль линзы играет переменная плотность среды. – Свейн победно подпёр правой рукой бок, а левую величественно положил на спинку стула.