Текст книги "Королева вампиров"

Автор книги: Андреа Робинсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц)

– Твои поклонники будут разочарованы, – говорю я.

– Сомневаюсь, – отвечает он. – Многое изменилось. – Джеймс вытаскивает из кармана фонарик и начинает щелкать выключателем. Я узнаю источник мигающего света в верхнем окне. Он смотрит на меня с легкой улыбкой. – Оказывается, не так просто передавать сообщения фонариком, – говорит он, словно читая мои мысли. – Какой был сигнал для «приходи»? Два длинных и три коротких?

– Два длинных и один короткий.

– Отличная память, – замечает он. В голосе его явно слышится издевка, как будто то, что я помню наш давний код, значит больше, чем это значит на самом деле.

– Не зазнавайся, – предупреждаю я, но он продолжает усмехаться. Взволнованная, я пытаюсь снова перевести разговор на школу: – А что твои родители? Как они относятся к тому, что ты прогуливаешь?

Его улыбка мгновенно исчезает, и я понимаю, что сморозила ужасную глупость. Хотя моя память может хранить неограниченные объемы всякой чепухи из детства, важные факты там не задерживаются. Например, тот факт, что однажды, вернувшись домой в конце девятого класса, я застала Марси сидящей за кухонным столом с карандашом и открыткой. Она ничего не писала, просто смотрела в стену с сокрушенным выражением лица. Я спросила ее, в чем дело. Оказалось, она только что узнала о том, что несколько месяцев назад Хэллоуэлы погибли при пожаре.

– Я хотела написать ему письмо, – сказала она тогда. – Но потом я поняла, что понятия не имею, на какой адрес его посылать.

И вот теперь Джеймс с бесстрастным лицом выключает фонарик.

– Мои родители мертвы, – произносит он, шагает обратно к дому и садится на нижнюю ступеньку крыльца, свесив голову между колен, как будто ему стало плохо.

Я не знаю, что делают в таких ситуациях, поэтому просто стою посреди двора, и меня переполняют воспоминания о Хэллоуэлах. Вот его мама наклоняется и протягивает нам обоим красный фруктовый лед в жаркий день; вот барбекю и его папа в рыбацкой шляпе; вот отблеск свечей на лицах его родителей, когда они ставят перед ним торт на день рождения, – я была вынуждена присутствовать на всех его днях рождения. Наконец я сажусь рядом с ним, обхватив колени руками, хотя мне совсем не холодно.

– Прости меня, – тихо говорю я.

– Ты не виновата, – немного помедлив, откликается он. – Я не должен был срываться.

Да, я не виновата, но я могла бы приложить больше усилий, чтобы связаться с ним. Когда он переехал, я время от времени проверяла его страничку на «Фейсбуке», рассматривала незнакомые лица на «стене» и пыталась представить, как он теперь живет. Как только мы узнали, что случилось, я снова попыталась найти его, намереваясь послать ему какое-нибудь сообщение, но он удалил свою страничку.

– Как это случилось? – спрашиваю я наконец. – То есть я знаю, что это был пожар, но... – Я обрываю себя, понимая, что последнее, чего ему сейчас хочется, это отвечать на кучу моих любопытных вопросов. – Ладно, забудь.

Некоторое время мы сидим в тишине, прислушиваясь к треску ночных насекомых. Он начинает рассеянно выдергивать травинки, проросшие сквозь доски ступенек.

– Меня там не было, – говорит он вдруг. – Я играл в видеоигры у моего друга.

– Это был несчастный случай?

– Да, так сказал начальник пожарной охраны. Неисправная проводка. Мне повезло, что меня не было дома. Или не повезло, – мрачно добавляет он.

Я не знаю, что на это отвечать. Мне хочется задать ему еще один вопрос, но я говорю себе, что сейчас не время. Он замечает это по моему лицу.

– Спрашивай.

– Как ты можешь здесь жить? Я имею в виду – один?

– В августе мне исполнилось восемнадцать. И мне выплатили много денег по страховке.

– Да, но дом? Это не создаст проблем с кредитной историей?

Он поводит вокруг себя рукой:

– Посмотри вокруг, Софи. Он был выставлен на продажу в течение шести месяцев – я мог сказать им, что хочу купить его потому, что мой старый дом полон трупов, и они все равно согласились бы и уточнили, когда я смогу поставить подпись.

Снова наступает неловкое молчание.

– Так ты не будешь ходить в школу? – спрашиваю я наконец.

– Нет.

– Почему?

– Какое это имеет значение?

– Что ты имеешь в виду?

Он собирается что-то ответить, но потом передумывает.

– Кому какое дело до всего этого? – говорит он уже более спокойно.

– Будущим знакомым, которым придется с тобой общаться, – не подумав, говорю я, и мне тут же становится мучительно стыдно за свою бесчувственность.

– Знаешь, ты все такая же, – говорит он, и я с облегчением вижу, что он улыбается.

– Вредная и плохо бегаю?

– Нет.

– Тогда какая?

– Честная, – отвечает он, смотря на меня неопределенным взглядом, и потом указывает на мой нос. – И у тебя по-прежнему три веснушки вот здесь.

Застигнутая врасплох, я машинально подношу руку к носу. И мне вдруг отчаянно хочется заполнить тишину чем-то, кроме моего сумасшедшего сердцебиения.

– Уже поздно, – выпаливаю я.

Джеймс выглядит удивленным:

– Девять часов.

Я смотрю на часы.

– Семь минут десятого, – говорю я, начиная чувствовать себя по-идиотски. Я пытаюсь придумать какую-нибудь тему для разговора, кроме моего превращения в двухметровую уродину. Мне в голову приходит вполне закономерный вопрос: – Послушай, но если ты не ходишь в школу, то почему ты записан?

– Я не записан.

– Нет, записан, – настаиваю я. – Моя подруга должна брать интервью у новеньких, и твое имя есть в ее списке. Разве что есть еще один Джеймс, который сегодня не пришел.

Он медлит с ответом на пару мгновений дольше, чем следует.

– Это распространенное имя, – говорит он.

– Ага, среди странников.

Он резко поднимается.

– Уже поздно. Тебе, наверное, надо идти.

Я смотрю на него снизу вверх, сбитая с толку таким внезапным поворотом событий. Он подает мне руку, помогая подняться, я машинально ее беру, и он так резко тянет меня вверх, что я ударяюсь о его грудь. Он бормочет извинения таким расстроенным голосом, что мне остается только промямлить в ответ, что все в порядке. Я открываю рот, чтобы поинтересоваться, не могло ли быть так, что он записался, а на следующий день его поразила внезапная амнезия, но, видя серьезное выражение его лица, я вовремя останавливаюсь. Возможно, его секреты стоят того, чтобы их хранить.

– Пожалуйста, не говори своим родственникам, что я здесь, – мягко просит он. – Я хочу оставаться в тени.

– Ясно, – отвечаю я, думая, что нетрудно будет держать в тайне историю о том, что меня застукали подглядывающей в окно, как последнего извращенца. Неловко пожелав ему доброй ночи, я поворачиваюсь и направляюсь к пролому.

Его голос настигает меня, когда я уже на полпути:

– Я был рад снова тебя увидеть, Софи.

Когда я оборачиваюсь, он уже опять сидит на ступеньке крыльца и смотрит на меня.

– Я тоже, – отвечаю я, сама удивляясь тому, насколько это правда.

Глава четвертая

Верный своему слову, Джеймс не приходит в школу ни завтра, ни послезавтра, ни послепослезавтра. Я понимаю, что для его же пользы мне следует организовать что-то вроде кампании по борьбе с прогулами, но прямо сейчас моя жизнь заполнена другими вещами. Поскольку Влад и его друзья приезжают в школу рано утром и слоняются по коридорам допоздна, может показаться, что у меня масса времени для того, чтобы припереть их к стенке, извлечь из них немного информации и на этом считать дело законченным.

Но это не так.

Вот почему я вынуждена тратить свое драгоценное свободное время на то, чтобы прятаться у дверей класса, где проходят занятия по ораторскому искусству. Линдси сказала, что Невилл записался в их клуб в первый же день, и теперь он там вне конкуренции. Так что на данный момент я готова затащить его в женский туалет и загнать в кабинку, если только это поможет мне начать этот дурацкий проект. Восхищенный смех, доносящийся из-за двери, говорит о том, что они там еще надолго, поэтому я устраиваюсь на полу возле двери и пытаюсь резюмировать то, что мне удалось узнать о других моих объектах.

Проще всего оказалось расколоть Виолетту, но это еще ничего не значит. На второй день она записалась во Французский клуб, став пятым его членом. Я председатель клуба, но она говорит почти бегло. Когда я спросила ее, училась ли она во Франции, она только моргнула в ответ, ответив: «Гувернантки». И хотя здорово, что нашелся кто-то, говорящий достаточно хорошо, для того чтобы обсудить что-то, кроме погоды и физических характеристик наших одноклассников, она не перестала жаловаться на своего невнимательного возлюбленного. Она нашла где-то свой источник журналов, и почти на каждом уроке английского вручает мне потрепанный «Гламур» с загнутыми уголками на большей части страниц и спрашивает мое мнение. Не знаю, с чего она взяла, что я источник знаний о мальчиках, но я не спешу разоблачать мою неопытность, опасаясь, что тогда не смогу получать ответы на личные вопросы, которые ловко вворачиваю в наши беседы. На данный момент мне удалось выяснить, что ее любимый цвет – фиолетовый, она любит кататься на лошадях в парке и они с друзьями приехали из северной части штата Нью-Йорк.

– Смотри, – сказала она однажды перед уроком английского, уклоняясь от ответа на мой вопрос о каникулах ее мечты и указывая пальцем на заметку в разделе об отношениях. – Здесь говорится, что вполне приемлемо целоваться на первом свидании. Это правда?

– Конечно.

– Значит, так много лет у меня все было шиворот-навыворот, – сказала она, готовая расплакаться.

– А ты когда-нибудь думала о том, чтобы встречаться с кем-то еще?

Она только отрицательно покачала головой:

– Нет, я не могу с ним порвать. Он обязан мне всем. И я не позволю этому повториться снова, слышишь? Не позволю.

Тогда я решила отложить битву на следующий день, возможно, предварительно вооружившись книжками из серии «Помоги себе сам». Учитывая то, что я никогда не видела, как она ест, я подозреваю, что она питается исключительно психологическими консультациями.

Марисабель оказалась гораздо более сложным объектом. Хотя по расписанию она должна быть со мной на французском, она так ни разу и не пришла на урок сказать «repetez, s'il vous plait». Я слышала, что она проводит большую часть времени в туалете, жалуясь на жизнь другим девушкам, прогуливающим уроки. Они всегда одеваются в черное, хранят верность высоким армейским ботинкам и носят потрепанные книги «Под стеклянным колпаком» [3]

[Закрыть]в объемистых сумках через плечо. Я их побаиваюсь, поэтому до сих пор жду случая встретить ее без этой банды. Пока безуспешно.

А тут еще Джеймс. Я не должна даже думать о нем. Джеймс – не моя проблема, он проблема Линдси. В сущности, самая большая ее проблема.

– Я сегодня допрашивала отдел по посещаемости, – бушевала она на журналистике, пролистывая свои записи. – Он вообще ни разу не приходил в школу! Я сказала об этом мистеру Амадо, чтобы он позволил мне убрать его из списка, но он ответил, что иногда журналисту приходится приложить некоторые усилия, чтобы найти свой объект.

Тогда я только нервно улыбнулась в ответ и сказала, что я ее понимаю. Даже сейчас я чувствую себя виноватой в том, что скрываю местонахождение Джеймса, тем более что, как мне кажется, мое молчание связано скорее со страхом, что Линдси меня опередит, чем с данным Джеймсу обещанием. Ничто не мешает мне рассказать ей что-нибудь, что позволило бы мистеру Амадо вычеркнуть Джеймса из списка. Я должна это сделать. И я это сделаю.

Нахмурившись, я просматриваю блокнот и размышляю, сколько еще неудач я должна претерпеть, чтобы превратиться в настоящую стерву, когда вдруг слышу два голоса, доносящихся из-за угла, – один мужской, другой женский, и оба сердитые. Я поспешно прячусь за дверью открытого кабинета; они, скорее всего, через секунду уйдут, и я смогу вернуться к надзору за группой ораторского искусства.

– Марисабель, я уже говорил. Это политика, – раздосадовано произносит голос, который я определяю как голос Влада. Пока что большая часть знаний о нем досталась мне из вторых рук – от Кэролайн, которую до сих пор переполняет эйфория от того, что она подцепила этого загадочного нового парня. Единственное, до чего я дошла своим умом, – это то, что я хотела бы его ударить. Больно. И не только потому, что он отказался дать мне интервью. Я видела его с Кэролайн. Когда она смотрит на него, он спокоен и любезен, но стоит ей отвернуться, как его лицо в ту же секунду становится холодным и удивительно... непоколебимым.

Не в силах противостоять искушению посмотреть на нецензурированную версию Влада, я украдкой выглядываю из-за двери. Они стоят у дальней стены. Марисабель прислонилась к шкафчику, подняв колено, а Влад нависает над ней. Девон и Эшли, как всегда, хранящие молчание, околачиваются поблизости.

– Но прошла уже неделя, – говорит Марисабель, – а ты так и не сдвинулся с мертвой точки. Единственное, что я пока вижу,– это то, как ты вьешься около той блондинки.

– Прошло три дня, если хочешь знать. И ты могла бы помочь мне, вместо того чтобы слоняться без дела с этой сворой гарпий.

– Они не гарпии. Напротив, они очень милы, – Влад пренебрежительно фыркает, и Марисабель решает сменить тактику. Протягивая руку, она легко касается его лица. – Почему мы не уедем? Только ты и я, как прежде.

Резко оттолкнув ее руку, он ударяет кулаками по шкафчику, так что ее голова оказывается между его рук.

– Я устал жить так, словно нас не существует, – со злостью говорит он, и его слова звонко разносятся по коридору. – Если ты хочешь бродяжничать и скрываться – хорошо. Я остаюсь здесь.

Марисабель не отвечает и только, стиснув руки, смотрит на потертый синий ковер. Я бросаю взгляд на Девона и Эшли, чтобы проверить, пугает ли их это так же, как меня, но они просто стоят, тупо уставившись в пространство.

– Я жду твоего ответа, – произносит Влад, выпрямляясь, но не отпуская Марисабель. Я слышу, как тикают часы, висящие над дверью.

– Я не хочу никуда уезжать без тебя, – шепчет она наконец.

– Прекрасно. Теперь, я думаю, мы можем идти, – говорит Влад, поворачиваясь так стремительно, что я еле успеваю сунуть голову обратно за дверь. Задержав дыхание, я жду, пока они пройдут мимо. Когда их голоса достигают главного вестибюля, я вылезаю из своего укрытия с новым планом наготове. Сначала мне нужно будет убедить Кэролайн в том, что она должна бросить Влада, а потом, что бы там ни говорил мистер Амадо, я докопаюсь до того, чем занимаются здесь эти люди. Потому что одно я знаю точно: он и Марисабель – вовсе не обычные сводные брат с сестрой, и здесь они не просто потому, что его родители «уехали в Европу».

Как по команде, дверь класса ораторского искусства со стуком распахивается, и ученики начинают расходиться. Когда появляется Невилл, я выскакиваю перед ним и торопливо проговариваю стандартную форму: интервью, новые ученики, дурацкие вопросы для поддержания беседы, пожалуйста, помоги мне. О том, какой бесстрастный допрос я устрою, когда мы покончим с любимыми фильмами, я пока решаю умолчать.

– Конечно, – отвечает он и, слегка приобняв меня за талию, проводит в соседний класс – класс здоровья, судя по рисунку мутантных яичников на доске. Мы садимся, и он выжидающе смотрит на меня. Чтобы не пугать его раньше времени, я начинаю с вопросов, которые кажутся мне скучными. Но когда я спрашиваю, нравится ли ему здесь, в Томасе Джеффе, его лицо расцветает: – О да! Здесь такие свободные порядки, – восклицает он. – Вчера я подрался с одним парнем, который обвинил меня в том, что я пялюсь на его девушку. Я и правда пялился, но не потому, почему он подумал. – Он указывает на мочку своего уха. – У нее дырка размером с пуговицу, прямо тут.

Трудно представить себе место, по сравнению с которым власть директора Морган показалась бы анархией.

– Где ты учился раньше?

Он медлит с ответом на секунду дольше, чем следует.

– То тут, то там.

– А где было тут и где было там?

– Ой, я не помню, – отвечает он и, наклонившись, заглядывает в мой блокнот. – Какие еще у тебя есть вопросы?

Я временно сдаю позиции, и мы начинаем болтать про хобби. Он не фанат спорта, но достаточно разбирается в боксе, чтобы суметь ударить кулаком в нос, если его зажмут в углу; ему всегда нравилось актерское мастерство, но у него давно не было возможности этим заняться; занятия по ораторскому искусству – прекрасная возможность вспомнить старые монологи. Поскольку все идет хорошо, я осторожно возвращаюсь к более деликатным вопросам:

– Так ты живешь с Владом, верно?

До этой минуты Невилл казался идеальным объектом для интервью: откликался на все мои вопросы и очень мило формулировал ответы в лаконичной форме. Но теперь я буквально вижу, как между нами вырастает стена. Вместо ответа он только сухо кивает.

– Вы давно знаете друг друга?

– Несколько лет.

– Как вы познакомились?

Он отводит взгляд, как сенатор, которому задали аналогичный вопрос про нового стажера:

– Обыкновенно.

– То есть?

– На уроке, – быстро отвечает он.

– На каком?

– На уроке музыки.

Надеюсь, что актер из него лучше, чем импровизатор.

– Как интересно, – говорю я. – Мне не терпится услышать эту историю от Влада. Ой, можно было бы сфотографировать вас обоих с вашими инструментами! – восклицаю я, зная, что только сумасшедший согласится на то, чтобы это опубликовали в школьной газете.

– Ой, нет, я не хочу! – паникует он. – Не пиши это.

Я прячу улыбку за блокнотом:

– Что, прости?

– Нет, я думал про... другого друга. Джорджа. Да, Джорджа.

– А с Владом-то ты как познакомился?

Он откидывается на спинку стула, нервно посматривая в сторону двери. Сдержанно кашлянув, он закатывает рукав, открывая маленькую, странно переливающуюся татуировку на внутренней стороне предплечья. После того как он ввязался в драку из-за того, что глазел на туннель в ухе какой-то девчонки, я не ожидала увидеть у него на коже что-то подобное. Это восьмиконечная звезда, светлая в центре и переходящая в переливчатый темно-синий на концах лучей. В центре она образует завиток – нет, стоп, не завиток, а орнаментированную букву «Д».

– Интересная татуировка, – замечаю я. – Зачем здесь «Д»?

Следуя за моим взглядом, Невилл смотрит на татуировку с таким видом, как будто у него на руке сидит скорпион.

– Вывшая подружка?

Он фыркает:

– Еще чего. Давай лучше поговорим о чем-нибудь другом. Я могу рассказать, как когда-то играл Оберона из «Сна в летнюю ночь».

– Что означает эта звезда? – спрашиваю я, отказываясь сдаваться, но потом решаю смягчить вопрос. – Прости, просто я обожаю татуировки. Я думаю и себе сделать, но я очень хочу, чтобы она, ну, знаешь, имела какой-то смысл.

– Она ничего не означает, – как-то непривычно резко отвечает он. – Я бы избавился от нее, если б мог, но эта проклятая штука не стирается. Они позаботились об этом.

Его тон приводит меня в замешательство.

– Ты имеешь в виду тату-мастера? – невинно переспрашиваю я. – Тогда ясно.

– Нет, я имею в Виду... – Невилл замолкает, словно опасаясь проговориться. Он пытается скрыть это за непринужденной улыбкой, но мне ясно, что он зол на себя. Когда я снова бросаю взгляд на его татуировку, он опускает рукав. – Мы закончили? Мне нужно собираться домой.

– Нет, – отвечаю я, решив воспользоваться его замешательством и перейти в атаку. – Какие на самом деле отношения у Влада и Марисабель?

Его глаза расширяются.

– Это не... Я не... Они брат с сестрой, – неловко заканчивает он.

– Ясно. Тогда что это за фирма такая, которая отправляет родителей Влада в длительную командировку в Европе? И как твои родители могут спокойно относиться к тому, что шесть подростков живут вместе? И что Влад имеет в виду, говоря, что он...

Он резко встает, с грохотом опрокинув парту. Не успеваю я опомниться, как он стискивает мою руку мертвой хваткой.

– Было здорово поболтать с тобой, – говорит он. – Я серьезно. Мне понравился наш разговор. Но перестань задавать так много вопросов. Пожалуйста.

И не успеваю я его задержать, как он исчезает за дверью.

По дороге домой я прокручиваю в голове интервью, проклиная себя за то, что была слишком настойчивой и допытывалась о татуировке и загадочном слове «они». Я вспоминаю обрывок разговора, услышанного в столовой, где они не сошлись во мнениях по поводу важности посещения уроков базовых навыков; Влад определенно ведет себя как какой-нибудь босс, а существование некой организации объясняет то, почему они знали друг друга еще до переезда сюда.

Поворачивая на подъездную дорожку вслед за серебряным «жуком» Кэролайн, я перебираю в голове возможные варианты. Культ? Социальный эксперимент? Новое отстойное реалити-шоу для МТV? Все версии выглядят нелепо, и ни одна из них не объясняет, почему сразу же по прибытии сюда Влад нацелился на Кэролайн.

Это напоминает мне о том, что первым делом я должна убедить Кэролайн бросить Влада. Обычно я предпочитаю не говорить с Кэролайн о мальчиках. Когда нам было восемь и я рассказала ей, что мальчик, в которого она влюблена, ковыряется в носу, она меня поколотила. Но учитывая то, что отношения с Владом, судя по всему, могут оказаться гораздо опаснее козявок в носу, я решаю попробовать еще раз. Хотя я бы с радостью отложила этот разговор на потом – например, на тот момент, когда она съест ведерко мороженого. Или, еще лучше, на тот момент, когда в нее случайно попадет дротик с транквилизатором на африканском сафари.

Спальня Кэролайн находится на втором этаже. Войдя в открытую дверь, я обнаруживаю ее стоящей посреди бежевого ковра и примеряющей розовый сарафан. Он сочетается по цвету со стенами и делает ее похожей на балерину из музыкальной шкатулки. Под мышкой у нее все еще болтается бирка, и Кэролайн пытается оторвать ее, втягивая щеки и рассматривая себя в высоком зеркале. Сделав несколько глубоких вдохов, чтобы расслабиться, я легонько стучу по косяку двери.

– Софи! Ну, что думаешь? – поворачивается она ко мне, придерживая подол сарафана. – Мне кажется, я в нем похожа на пирожное.

– А ты хочешь выглядеть как пирожное?

– Конечно. – Она перегибается назад, чтобы рассмотреть в зеркале свою попу. – Хочу, чтобы Влад откусил кусочек.

О господи.

– Я вообще-то хотела с тобой поговорить о нем. – Я присаживаюсь на край кушетки. – Я услышала о нем кое-что, и это меня очень смущает.

– Что? Ну, иногда он бывает немного назойливым со своими вопросами, – говорит она, пританцовывая и покачиваясь на носочках, как будто стоит на невидимых каблуках. – Я просто пропускаю их мимо ушей.

– Я слышала, как он говорил с Марисабель в коридоре. Говорил про тебя. Я думаю, он что-то скрывает, и я думаю, он опасен.

Произнесенная вслух, эта фраза прозвучала очень мелодраматично, как будто я героиня сериала на канале «Лайфтайм Мувис». Я бы назвала этот сериал «Безумец и его фальшивая сестра».

Она машет на меня рукой:

– Не говори глупостей. Как тебе кажется, у меня толстые ноги?

Нужно было подольше подышать в коридоре.

– Кэролайн. Я серьезно. Есть что-то странное во всем этом.

Кэролайн прекращает вертеться перед зеркалом и ловит в зеркале мой взгляд.

– Знаешь, я удивлена, – говорит она. – По-моему, я никогда раньше не замечала, чтобы ты ревновала.

– Ты шутишь.

– Ты никогда не бегаешь за мальчиками в школе, но Влад слишком оригинальный, так что я могла бы догадаться, что ты будешь заинтересована. Мне жаль, что он не обращает на тебя внимания, но я не виновата, что нравлюсь ему. И я говорила тебе, что пора бы уже начать пользоваться помадой. – Она вдруг поворачивается ко мне, и я буквально вижу, как у нее над головой загорается лампочка. – Брат Аманды, Джейсон, ищет девушку для вечера встречи выпускников. Я могу все устроить. Он любит писать и все такое.

– Ты имеешь в виду Джейсона, который рассказывает всем, что он эльф из Средиземья? Я пас. – Нужно остановить ее, пока она снова не принялась за сватовство. – Но речь не об этом. Речь о том, что ты должна порвать с Владом.

– Так, давай посмотрим, – говорит Кэролайн и начинает считать, загибая пальцы. – Он умный, сексуальный, хорошо одевается, не тратит половину своего времени на «Варкрафт», как Томми, и ему по-настоящему интересна моя жизнь. Так что... нет. Найди себе своего парня.

Она достает из косметички помаду и возвращается к зеркалу.

– Кэролайн...

– Разговор окончен. Уходи.

Я не двигаюсь с места, и тогда она хватает с кресла плюшевого медведя и швыряет в меня.

– Вот как? Что ж, отлично. Встречайся с ним. Рожайте маленьких невоспитанных детей, – говорю я и, хлопнув дверью, топаю к себе в комнату. Дойдя до верха лестницы, я обнаруживаю, что все еще держу в руках медведя, который словно усмехается надо мной своим вышитым ртом. Я швыряю его с лестницы вниз головой. Возможно, это послужит для Кэролайн хорошим примером.

«Все прошло не слишком удачно», – думаю я, падая на кровать. Нужно было как-то поаккуратнее подготовить Кэролайн к разговору о Владе, начав, например, с болтовни о кредитных карточках или таблетках с кофеином. Теперь мне ясно: чтобы отогнать Кэролайн от Влада, нужно вооружиться доказательствами. Я хватаю с пола свой макбук и ставлю его на колени. Повинуясь какому-то странному импульсу, я вбиваю в «гугл» слова «Восьмиконечная черная звезда татуировка на руке» и получаю полный ассортимент фотографий людей, показывающих свои новые татуировки, а также горстку академичных рассуждений о том, что восьмиконечные звезды обычно символизируют хаос. Разумно, но совершенно бесполезно. Нет ничего с буквой «Д» в центре и ничего, хотя бы отдаленно напоминающего татуировку Невилла.

Вот дерьмо. Я размышляю о том, что беллетристика создает нереалистичные представления о всесильности Интернета, когда вдруг слышу, как что-то ударяется о мое окно. За этим следуют еще три легких щелчка и громкий треск. Это камни.

Окно поддается не сразу, рассыпая хлопья краски. Наконец мне удается его распахнуть. Убедившись, что горизонт чист от гальки, я поднимаю сетку и высовываю голову наружу. Джеймс смотрит на меня снизу вверх, на лице у него написано удивление, что ему пришлось ждать так долго.

– Мне казалось, кидание камней разрешено только после полуночи, – заявляю я. – В следующий раз попробуй воспользоваться дверным звонком.

– Ага. Я, конечно, могу ошибаться, но, по-моему, это отличная подсказка, что я здесь.

– И почему, интересно, это является проблемой?

Он игнорирует мой вопрос:

– Знаешь, я удивлен, что ты еще не пришла меня повидать. Ты вечно приходила к моей двери и надоедала мне. Помнишь, как я отказался попробовать твой магический трюк «Смертельный прыжок»?

О да, я помню. Честно говоря, я не могу винить его за то, что он не захотел прыгать с крыши в детский бассейн, а теперь, вспоминая об этом, я думаю, что этот трюк был не таким уж магическим. Но все это к делу не относится.

– Мне кажется, у тебя искаженные воспоминания, – заявляю я. – Это ты мне докучал.

– Как печально, что ты живешь иллюзиями, – говорит он и затем, прежде чем я успеваю придумать уничижительный ответ, кивает в сторону ограды. – Выходи. Можем обсудить, насколько ты не права.

– Заманчиво.

– Очень заманчиво, – говорит он с такой ангельской улыбкой, что это перестает казаться мне заманчивым. На нем серая рубашка с длинными рукавами и джинсы, которым не помешало бы немного стирального порошка, но помятый вид определенно ему идет. Однако я немного опасаюсь за свое поведение: моя бдительность подорвана усталостью, разочарованием и тем фактом, что теперь моя сестра меня ненавидит. Кроме того, сегодня я уже получила свою дневную дозу тайн и загадок, а отшельническое поведение Джеймса только заставляет меня задаваться новыми вопросами.

– Вот что, – предлагаю я, перевешиваясь через подоконник и стараясь не свалиться вниз головой в кусты, – приходи завтра в школу, тогда и поговорим.

Не знаю, чего ожидал Джеймс, но явно не этого.

– Но...

– Спокойной ночи, – нараспев произношу я, захлопывая окно, пока до меня не успели донестись другие его увещевания. Без ночного воздуха моя комната вдруг кажется мне душной и тесной. Но хуже всего то, как взволнованно колотится мое сердце. Это оттого, что я перегибалась через подоконник, решаю я. И кроме того, думаю я, выключая лампу и ныряя под одеяло, его необъяснимая ненависть к школе – хороший повод не выполнять данное ему обещание.