Текст книги "«Оборотни» из военной разведки"

Автор книги: Анатолий Терещенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 19 страниц)

А вот как повествует Резун: «Сегодня 23 августа. Эту дату, капитан, запомните на всю жизнь. С этого дня вы входите в номенклатуру, мы поднимаем вас на очень высокий этаж – в номенклатуру ЦК.

Помимо прочих исключительных привилегий вам предоставляется ещё одна, – с этого дня вы не под контролем КГБ. С этого дня КГБ не имеет права задавать вам вопросы… предпринимать какие-либо акции против вас. Гордитесь доверием… каждый, самый незначительный офицер ГРУ – сверхчеловек по отношению ко всем остальным. Пока вы в нашей системе, – вы обладаете колоссальными привилегиями… когда имеешь молодость, здоровье, власть, привилегии – об этом забываешь. Но вспомнишь об этом, когда ничего уже нельзя вернуть. Некоторые из них бегут на Запад в надежде иметь великолепную машину, особняк с бассейном, деньги. И Запад им действительно много платит. Но получив „Мерседес“ и собственный бассейн, предатель вдруг замечает, что все вокруг него имеют прекрасные машины и бассейны. Он вдруг ощущает себя муравьем в толпе столь же богатых муравьев. Он вдруг теряет чувство превосходства над окружающими. Он становится обычным, таким, как все. Даже если вражеская разведка возьмет этого предателя на службу, всё равно он не находит утраченного чувства превосходства над окружающими, ибо на Западе служить в разведке не считается высшей честью и почетом…»

Да простит меня читатель за длинную цитату Резуна. Всё в ней поставлено с ног на голову, поэтому без комментариев.

Приехав как-то в ГРУ, Стороженко зашел к одному из начальников управления стратегической разведки, хорошо знавшего и Резуна, и попросил поделиться впечатлениями.

– Не скрою, ножницами работать умел. Ты послушай, сколько в этом пигмее злости на свою профессию, которая не пошла у него, и на тех далеких разведчиков, пострадавших в годы сталинских репрессий. Он пишет: «…кровавая чистка советской военной разведки не ослабила ее мощь. Наоборот, на смену одному поколению приходило новое, более агрессивное. Смена поколений – вроде как смена зубов у акулы… Чем больше становится мерзкая тварь, тем больше зубов в ее отвратительной пасти».

А сколько претензий на роль арбитра высочайшего ранга! Например, о книге маршала Жукова он говорит, что она написана для умственно неполноценных людей. А дальше – поучения, издевательства, бестактность по отношению к тем людям, которые не могут возразить желторотому мерзавцу. По существу, ему книги писали спецслужбы, и набиты они сталинскими изречениями и авторскими восклицаниями.

И ещё Стороженко интересовало мнение о «трудах» Резуна одного из умнейших людей в ГРУ, опытнейшего аналитика, человека с широчайшим кругозором, доктора военных наук, контр-адмирала А. Римского. Встретились в его кабинете, тепло обнялись, выпили по чашечке кофе, закурили. Николай достал диктофон и начал записывать рассказ:

«Нету у меня веры ему, потому что книги писаны разными авторами. Автор „Аквариума“ дошел в армии до командира взвода. Это очень низкий порог, чтобы рассуждать стратегически. Наша дипакадемия тех знаний не даёт, какие он выплеснул на страницы своих книг. Я прослужил более двадцати лет в центральном аппарате военной разведки и не знаю досконально структуры ГРУ и отдельных его подразделений. В разведке существует непреложное правило: знай только то, что от тебя требуют руководители, и не лезь в те вопросы, которые тебя не касаются. Поэтому в книгах Резуна – сборище всевозможных инсинуаций и спекуляций о ГРУ, имеющих широкое хождение на Западе не одно десятилетие… Книга „Аквариум“ изобилует импортными данными с „бородой“.

Даже учитывая определенное количество подонков, предавших свою службу, можно с уверенностью констатировать, что, во-первых, они многого не знали; во-вторых, что от них получает противник, не афишируется в целях сокрытия степени осведомленности о советской военной разведке. А вот то, что в их бульварных листках публикуется, как раз и составляет основу его книги „Аквариум“.

Что же касается „Ледокола“, то он её якобы задумал в 1968 году. А сбежал на Запад только потому, что хотел в спокойной обстановке поработать над книгой… В отличие от первой книги в „Ледоколе“ затрагиваются серьёзные военно-стратегические вопросы, о которых говорили ещё во времена Черчилля. Подобных публикаций на Западе полно, поэтому идеи, скажу сразу, не Резуна. О них мне ещё в первой командировке рассказывали западные немцы – историки, лояльно настроенные к нам и не верившие желтой прессе. На эту тему за рубежом написаны сотни книг, где СССР выставлен монстром, жупелом, агрессором. Другое дело, мы их не знали, их не печатали у нас. Такой же „исторический“ подход, как у Резуна, не выдерживает никакой критики.

Во-первых, Сталин после договора, подписанного Молотовым и Риббентропом, вообще уверовал в отсутствие угрозы со стороны Германии. Во-вторых, он ждал нападения Японии. А в-третьих, Гитлер создавал группировку своих сил на востоке в течение нескольких месяцев, и план „Барбаросса“ претерпел несколько модификаций, но идея его осталась неизменной – в ходе блицкрига разбить СССР.

Могу четко сказать, что „Аквариум“ – плод труда сотрудников английской разведки, а вот „Ледокол“ готовили специалисты центров и институтов стратегических исследований. А сам Резун говорит, что у него „пустая душа“ – с этим я согласен, а вот с тем, что у него „мозг переполнен номерами дивизий“ – не согласен, просто блефует.

Есть, конечно, и личный вклад Резуна в книги: вставные междометия, пустые восклицания, ядовитые вопросы… Они – как дежурные улыбки.

Его источники информации не выдерживают критики: то он ссылается на письма читателей, которые не идентифицируются, то идут ссылки на отца типа „мой папа в кругу своих рассказывал“, то использует мемуары участников войны, выворачивая фактуру наизнанку. Ярким примером может служить фальшивая трактовка воспоминаний Константина Симонова.

Часто автор ссылается на работу в архиве ГРУ во время учебы в Военно-дипломатической академии. Архивы разведки – это святая святых любой спецслужбы. Они молчат десятилетиями, а то и столетиями. Так вот, ни в одном учетном журнале фамилии Резуна за время учебы обнаружено не было. Кто-кто, а архивисты военной разведки знают толк в допуске к своим материалам. Даже такой известный человек, гордость советского спорта, как Юрий Власов, прежде чем попасть поработать с документами своего отца – военного разведчика, прошел через десятки чиновничье-номенклатурных и режимно-правовых фильтров при прямой санкции министра обороны и председателя КГБ. И это при явной заинтересованности политического руководства страны иметь такую книгу, как „Особый район Китая“. А тут никому не известный младший офицер легко и просто одолевает режимные препоны и работаете секретными архивами ГРУ стратегической разведки. Не нонсенс ли?

А чего стоят письма некого Кадыгрова из Аргентины, служившего накануне войны „старшим лейтенантом на призывном пункте в Минске“! Именно он и „поведал“ якобы автору о сенсационных пакетах: „Вскрыть в день „М““. Пойди его найди…

Каждый военный знает, что конверты с мобдокументами являются совершенно секретными особой важности. Но ведь речь в них должна идти о более ранней дате, чем 22 июня 1941 года. Но где они, эти документы? Хотя бы один? С учетом наших неудач и повального отступления в начале войны, а иногда и прямого предательства штабных офицеров, не могло же так случиться, чтобы такой компромат о наших агрессивных планах броска на Запад не попал бы к немцам и остался до сих пор невостребованным ни западными журналистами, ни отечественными историками – исследователями войны.

А чего стоят утверждения Резуна, что плакат И. Таидзе „Родина-мать зовет!“, песня А. Александрова „Священная война“ были созданы задолго до начала войны. А разве не плод досужих домыслов утверждение его, что писатели были призваны в армию заранее, опять же до войны. Документы того периода опровергают грязную стряпню предателя…»

Многие, с кем общался Стороженко в ГРУ, рассуждали примерно так: при его-то результатах «разведработы» надо годы отмываться, а может, и всю жизнь. Хранить гробовое молчание. Так нет, полез в стратеги военной разведки, поднатужился в своём укрытии и решил провести ревизию Великой Отечественной войны. Советский солдат поставил точку в этой тяжкой войне своей Победой. И этим гордиться надо, а не принижать её ради сомнительной славы ниспровергателя истории.

Поэтому Николай считал, что вся писанина Резуна заправлена ложью с добавками невежества и безграмотности в военном деле, в котором действительно он был профаном (подучить его могли только в Англии педагоги из тамошней разведки), если не считать полученных знаний от коллекционирования великовозрастным игруном оловянных солдатиков, которых тоже предал, оставив коробки с ними на квартире после поспешного бегства.

Сам Стороженко решил, что если он когда-либо будет писать книгу о своей службе, то обязательно выскажется и о Резуне для тех читателей России, которые приняли на веру варево подонка, от которого отказался даже отец.

«Мой отец, – пишет Резун, – был моей первой жертвой. Я у него просил прощения. Он меня не простил. И я снова прошу прощения у своего отца. Перед всей Россией. На коленях…» Отец не простил. Россия, которую он предал, тоже не сможет это сделать, ибо нет прощения изменнику, тем более в ипостаси разведчика.

Узнав о побеге за границу любимого внука, совестливый дед Резуна, Василий, не смог выдержать позора, выпавшего на семью, затосковал, стал больше молчать, с соседями перестал общаться. А потом закончил земную жизнь грехом христианским. Он, неожиданно для родственников, повесился, хотя всё время до этого был жизнелюбом.

Отец Резуна, зная не понаслышке, что такое армейская служба, никак не мог согласиться с известием, что его сын предатель, что сбежал к противнику во время боевой работы (для разведчика она такова всегда), что не захотел сын встретиться с отцом в Лондоне, куда выезжал родитель. После этого он стал чаще хворать, сделался ипохондриком, – тяжелые мысли грызли совесть. На первые книжки сына реагировал болезненно. По поводу просьбы Владимира простить его ответил коротко и резко: «Не могу!» А уже перед самой кончиной искренне заявил: «Сын принес семье больше горя, чем Гитлер».

^{Предатель Резун в Англии. 90-е годы.}

Дочь Резуна, Оксана, по данным английских журналистов, стала в семье неуправляемой. Несколько раз ее задерживала полиция за хулиганство. Последний раз была поймана охраной супермаркета за воровство товара.

Жена Татьяна, хлебнув полной чашей позора и тяжело пережив «добровольный плен», несколько раз психологически срывалась. Она стала частой гостьей психбольницы. Сам же «известный разведчик – писатель и знаток ГРУ» сейчас много пьёт, считая, что жизнь – это такая штука, из которой живым не выбраться.

Вот так Бог наказывает иудино племя!

Бывший диссидент Буковский, пытаясь показать сложность условий, в которых работает Резун в Англии, говорит, что «приговоренный заочно к смертной казни, он был вынужден находиться под постоянной охраной, считаться с требованиями своих ангелов-хранителей…». И тут ложь. Суд, и только суд, определяет меру ответственности и выносит приговор. Никакого суда не было, – значит, и о приговоре не может быть речи! Его пока осудили его коллеги, отец и порядочные люди.

А охрану он заслужил. В передаче «Би-би-си» под названием «Шпионская война» швейцарский специалист по разведке Карл Луонд в 1979 году так прокомментировал уход Резуна: «Говорят, что Резун перебежал с помощью своих британских друзей из МИ-6. Возможно… он знает имена… офицеров КГБ в Женеве. Одним из интересных фактов является то, что и сейчас, спустя более года после его побега, англичане продолжают получать от него ценнейшую информацию». Вот откуда деньги на охрану!

«Разведка – самая неблагодарная в мире работа, – пишет „знаток“ разведки. – Тот, кто ошибался, кто провалился, кого повесили, – тот знаменит». Но сюда можно добавить ещё одну категорию «героев»: тот, кто предал «альма матер» – разведку, оказывается, тоже попадает в «знаменитости». Только вот вопрос: с каким ярлыком, надолго ли и всерьёз?

В «Аквариуме» есть примечательные для создавшейся ситуации слова, сказанные то ли самим Резуном, то ли кем-то другим и озвученные им, неважно: «У каждого человека в голове есть блестящие идеи, и каждый человек страдает в жизни больше всего от того, что его никто не слушает. Самая большая проблема в жизни для каждого человека – найти себе слушателя. Но это невозможно сделать, так как все остальные люди заняты тем же самым – поиском слушателя для себя. Главное в искусстве вербовать – умение внимательно слушать собеседника, слушать…»

Для того, чтобы абсурдная идея стала правдоподобной, надо её подать, кроме всего прочего, в красивой и невероятной упаковке, называемой кратким, но емким словом – ложь. Людям надоедает одна и та же пища, а поэтому хочется перемен. Именно на это рассчитаны «откровения» Резуна.

«Дурак льстит самому себе, умный льстит дураку» – гласит народная мудрость. Глядя на ажиотаж вокруг книг предателей Родины – Гордиевского, Резуна, Калугина и других, становится понятным, почему они избрали ложь в качестве своих аргументов.

«Лгать самому себе для своей выгоды – подделка, лгать для выгоды другого – подлог, лгать для того, чтобы навредить, – клевета, это худший вред лжи», – писал когда-то Жан-Жак Руссо.

Недавно Стороженко зашел в свой любимый магазин «Библио-Глобус», что на Мясницкой. Еще несколько месяцев назад в историческом отделе «суворовское творчество» лежало на верхних полках, прямо на виду. На этот раз книг Резуна он не нашел.

Поинтересовался у продавщицы. Миловидная девушка, как бы извиняясь, заметила:

– Поищите там. Мы их отправили на нижнюю полку. В последнее время нет никакой реализации.

После этих слов Николай взглянул под ноги и почти на полу увидел то, что претендовало на поиск «исторической правды», а обернулось желчным пасквилем в отношении многострадальной Отчизны.

«Пройдет ещё немного времени, – подумал Стороженко, – и все встанет на свои места. Многочисленные опусы Резуна превратятся в макулатуру, а Суворов для россиян будет только один – Александр Васильевич, с его одной, но бессмертной книгой „Наука побеждать“!»

Двойная игра «Каина»

Преступление нуждается лишь в предлоге.

Аристотель

В сентябре 1980 года в одно из подразделений ГРУ Генштаба прибыл для прохождения дальнейшей службы высокий, стройный старший лейтенант Иванов Александр Васильевич. Военная форма ему шла. Очки в тонкой золоченой оправе придавали лицу интеллигентный вид.

«Такие мужчины должны быть в фаворе у женщин», – неожиданно для себя подумал Стороженко, впервые увидев новоприбывшего офицера на своем объекте.

Начальник направления, куда попал служить Иванов, полковник Лобанов охарактеризовал новичка положительно:

– Парень толковый, из него может получиться хороший специалист информационной службы. Усидчив, умеет анализировать материалы, неплохо пишет, хорошо поставлена устная речь. У него какие-то связи наверху. Мне его порекомендовали взять, хотя во время командировки в Болгарии у Иванова были неприятности. Он досрочно откомандирован из страны.

Первая ознакомительная беседа Стороженко с ним показала, что Иванов действительно обладает широким кругозором. О себе рассказал, что в 1978 году окончил Военный институт иностранных языков, специализация – английский и болгарский языки. В 1973 году был в месячной командировке в Конго. Откровенно поведал о сложностях семейной жизни. После завершения учебы на спецкурсах ГРУ в 1979 году выехал в длительную служебную командировку в Болгарию.

Начало службы в центральном аппарате ГРУ для Иванова было связано с семейными дрязгами и подготовкой к бракоразводному процессу, с персональным разбором поведения офицера на партячейке. Капризная жена, дочь полковника Генштаба, как он утверждал, требовала оставить ей всё нажитое совместно имущество, вплоть до квартиры. Иванов не стал мелочиться, понимая, – жена остаётся с ребенком.

Командование было на стороне офицера. А вот кадры и политотдел стояли за супругу, которая не без помощи отца существенно влияла на ход разбирательства в свою пользу. Он, конечно, мог подключить более мощные рычаги, по не хотел впутывать в грязную историю отца-фронтовика и его влиятельного друга в маршальских погонах.

И все же Стороженко не мог успокоиться из-за отсутствия информации о службе Иванова в Болгарии и истинных причинах его досрочного откомандирования.

Анализ имеющихся материалов и поступивших уже за период службы Иванова на новом месте позволил прийти к выводу о необходимости заведения на него сигнала. Вскоре согласие от руководства было получено, и Стороженко на «корочках» с материалами вывел черным фломастером кличку – «Каин». Она же стала в дальнейшем фигурировать и в делах оперучета: оперативной проверки, а затем и разработки.

В ходе изучения «засветившегося» Стороженко выяснил, как Иванов окончил один из престижных военных вузов. Туда поступали молодые люди после десятого класса, в основном по протекции. Правда, командование разбавляло курсы выходцами «из армии, от плуга и станка». Однако таких насчитывалось единицы. Существовал даже женский факультет, в шутку окрещенный острословами «пансионатом номенклатурных девиц». Они туда попадали по конкурсу мамаш и папаш. Генеральские и министерские, не говоря уже о маршальских дочках и удочеренных внучках, сдавали вступительные экзамены для отвода глаз, не боясь быть проваленными.

Из плеяды поднявшихся на слушательскую скамью через «отцовский лифт» был и Александр Иванов. Отец его и один из маршалов Советского Союза вместе воевали на фронте. Как не помочь чаду сослуживца? Один звонок – и просьба выполнена. Именно таким образом Иванов стал слушателем.

Учился неплохо, схватывал знания на лету, однако столичная жизнь сильно манила своей привлекательностью.

Баловала отцовская опека. Очень хотелось после получения лейтенантских погон остаться в Москве. Женитьба на дочери полковника ГРУ Генштаба и решение квартирного вопроса позволили ему сделать если не шаг, то уверенный шажок к столичному трудоустройству. Остальные шаги в службе помогали делать отец, тесть и тень маршала.

Быстро пройдя спецкурсы военной разведки, он сразу же получил неплохое место в центральном аппарате ГРУ и через несколько месяцев с женой убыл в первую длительную командировку в Болгарию.

Многие сослуживцы завидовали молодой семье, хотя все понимали, что новоиспеченному разведчику, сотруднику военного аппарата военного атташе за границей будет крайне трудно без соответствующего образования и необходимого опыта военной службы.

Офицеры-кадровики не могли противостоять приказу сверху, доказывая, что все великое совершается медленным, незаметным ростом, а тем более утверждать о таящихся опасностях начатой таким образом служебной карьеры молодого офицера. Маршальский гнев мог загнать любого смелого и принципиального кадровика далеко от Москвы. А кому хотелось лишаться должности в Генштабе? Таких, к сожалению, не нашлось.

Служба для помощника военного атташе Иванова началась относительно удачно. Встречал его собственной персоной начальник аппарата Скалов – маленький, щупленький полковник-общевойсковик, четко угадывающий скрытые потоки кадровых перемещений. Он давно подготовился к встрече протеже маршала и зятя полковника Генштаба. В софийском аэропорту он с угодливой улыбкой на лице обратился к своему подчиненному не по званию. Обласкал его теплым словцом – Сашенька!

– Я приветствую вас на болгарской земле. Думаю, не пожалеете, что выбрали эту прекрасную страну нашего боевого содружества. Квартира вам готова, обмеблирована. Магазинчики рядом. Сашенька, садитесь с женой в мою машину, а сумки и чемодан увезет майор на «Волге», – он бросил взгляд в сторону офицера-водителя.

Первые месяцы службы для Иванова прошли спокойно. Он как бы стажировался, врастая в обстановку. Привыкал к такой загрузке, считал «вкалывание» уделом работяг, а не представителя «белой кости». Но так долго продолжаться не могло – захребетника скоро раскусили сослуживцы. Поднялся справедливый ропот. Скалову поначалу удавалось сдерживать коллектив, но противостояние зашло так далеко, что на партийных собраниях стали «разделывать под орех» и нетребовательного начальника, и безынициативного подчиненного. Полковник, боясь попасть в немилость к руководству Центра, после почти пятилетнего пребывания за рубежом добился перевода в Москву. Он почти вычислил вероятность «взбрыков» прибывшего блатника.

Вместо Скалова в Софию прибыл генерал-майор Кивков – зять одного из членов Политбюро ЦК КПСС. Если прежнего военного атташе никто не мог упрекнуть в мздоимстве, то новый начальник с первых шагов стал мелочиться, обманывать Центр, допуская валютно-финансовые злоупотребления. Иванов прекрасно понимал «непробиваемого броненосца», потому что сам ходил при таком же панцире. Многие странные вещи творились у него на глазах. По молодости он посчитал> что начальник у него в кармане, – тем более узнав, что его партийный родственник отправился к праотцам.

Жена уехала в Москву рожать. Александр ударился в вольную жизнь, которая не осталась без внимания американских разведчиков.

…Стояло жаркое, душное лето. Близился вечер субботнего дня. Иванов лежал на диване, размышляя о перипетиях жизни. Надвигалась гроза. Вдруг комнату озарила вспышка молнии, резанула по глазам, и тут же последовал сухой, как артиллерийский выстрел, близкий раскат грома. Крупные капли дождя замолотили по листве деревьев, подступающих к окну. Голова офицера гудела от вчерашнего перепоя. Осушив бутылку минеральной воды и стакан огуречного рассола, он ждал окончания непогоды. Назначенное свидание с внучкой одного из бывших руководителей компартии Болгарии обещало быть интересным.

Ливень затих так же быстро, как и начался. В открытую фрамугу ворвался запах влажной теплыни. Полосонули по глазам лучи заходящего солнца. Соломенно-золотистые оттенки светила затекали в окна, лакируя позолотой листву комнатных цветов, стоящих на подоконниках. Иванов резко поднялся с дивана, потянулся руками к потолку и подошел к телефону. Постояв несколько мгновений в раздумье, решительно набрал номер дамы.

Вечеринка на даче у дедушки подруги, несмотря на позднее время, не думала завершаться. Баловни и виновники торжества резвились. Из магнитофона доносились мелодии группы «Абба», лились рекой болгарское вино и русская водка.

Александр с девушкой, прилично захмелев, сидели в огромном кресле из натуральной кожи. Говорили на отвлеченные темы. Он приглашал её в Москву, она его – в путешествие по стране. Хмель всегда делает людей смелыми и радушными.

– Знаешь, мне тут хорошо… такое ощущение, что знаком с тобою давно. Всё это не случайно, потому что в нашей первой встрече были закономерности…

Этот дешевый приём ловеласа подействовал на девушку сильнее, чем вино и водка. Недаром говорят, что женщина любит ушами. Она прижала щеку к его плечу, представляя, что скоро будет бродить по улицам Москвы с Шуриком, – так она называла советского офицера. У него самого мысли ходили по одному и тому же кругу, характерному для молодого мужчины в таком состоянии.

Вместе с тем его мозг искал ответ на вопрос: где достать деньги для таких кутежей в дальнейшем? Именно поиск ответа заставлял его иногда отвечать девушке невпопад на задаваемые ею вопросы. Она знала, что он военный дипломат, а люди его профессии, тем более молодые, в такие минуты любят расслабиться, отходя от строго вычерченной условиями службы линии поведения. Поэтому она прощала его, хотя из-за приличия надувала губки и принимала вид обиженной невнимательностью собеседника.

Вечеринка продолжалась. Позолоченный циферблат напольных часов показывал около пяти утра, когда гости решили искупаться в бассейне. Александр плавал прекрасно, но девушка не уступала ему в технике, особенно в брассе.

– Подруга, у тебя не школа, а скорее академия, – польстил он пассии, когда та стремительно проплыла двадцатипятиметровую дистанцию.

– Просто давно плаваю. Брасс – мой любимый способ. Да и учителя были хорошие, – ответила она, лукаво улыбнувшись, словно почувствовала его неискренность.

Солнце взошло уже достаточно высоко, когда гости стали разъезжаться. Прощаясь с Александром, девушка грустно улыбнулась и, отведя взгляд в сторону, тихо промолвила в ответ на дежурное «до встречи»:

– Может быть, и встретимся. Не знаю, не знаю…

После этих слов она направилась в кабинет дедушки.

…Прошло несколько недель после той памятной вечеринки. Подруга на звонки не отвечала. Он уже стал её забывать. Появились новые объекты внимания, свежие впечатления. Обычной чередой проходили представительские мероприятия. Жена не подавала никаких признаков желания вернуться к супругу. Он понимал, что причиной молчания жены могли быть «доброхоты», просигнализировавшие в Москву о его загулах.

И вот, как гром среди ясного неба, команда… на досрочное откомандирование. Состоялся крутой разговор у начальника. С перепуганным видом тот распекал своего проштрафившегося помощника.

– Ты что наделал? Как ты мог покуситься на честь внучки такого великого человека? Ты что, сожительствовал с нею? – кричал разъяренный генерал, надеясь сразу же деморализовать волю к сопротивлению подчиненного.

– Товарищ генерал, у меня с нею были вполне нормальные отношения. Вы же сами требовали расширять круг связей, врастать в обстановку, быть коммуникабельнее и напористее в работе. Как же иначе исполнять обязанности офицеру военно-дипломатической службы? – одновременно с нотками испуга и юмора Александр парировал натиск начальника.

– Хватит, из-за тебя пятно позора ляжет на весь здоровый коллектив. Кто тебя учил так работать? Ты прекрасно знаешь – у них, как и у нас, партийная власть неприкосновенна. Куда ты полез армейскими сапожищами? – громыхал Кизяков, приподнявшись над большим письменным столом.

– Я сапогами не лазил…

– Хам, вон из кабинета… негодяй, испачкал и мою биографию, – кричал вдогонку генерал.

Иванов выскочил, как ошпаренный. Несмотря на испуг, хотелось смеяться. Офицер прекрасно понимал, что подруга не могла опуститься до роли жалобщицы. Она была слишком избалована жизнью, чтобы останавливаться на каком-то русском военном, тем более имеющем семью. «Это друзья-завистники настучали, – подумал Иванов, – делился ведь с некоторыми из них пикантными впечатлениями».

Сборы были недолгими. Вещи уместились в двух сумках и одной коробке. Квартира, к которой он успел привыкнуть, теперь показалась неуютной, и ему хотелось поскорее покинуть её. «Да, чем больше я познаю людей, – философствовал Иванов, – тем больше мне нравятся звери: у них отсутствует зависть и предательство. Что плохого я сделал? Ничегошеньки! А со мной поступают как с законченным негодяем. Прощай, непрочитанная Болгария. А как хотелось поработать еще здесь! Был бы Скалов, а не этот дуралей, события бы повернулись, наверное, по-другому. Я, конечно, виновен, но не в такой степени, чтобы без расследования ломать судьбу офицера. Не могу простить своей болтливости…»

Он верил в силу «отцовского лифта»…

Москва встретила Иванова холодным моросящим дождём, а жена, тесть и теща – ледяными взглядами с упреками в неспособности его быть достойным семьянином. Ссора закончилась грозным окриком тестя, чтобы он убирался из квартиры. Разъяренная жена собрала нехитрый скарб мужа в чемодан и выставила его за дверь. Не без влияния родителей она решила, что в дальнейшем совместной жизни у них с Александром не получится. Прошел грязный бракоразводный процесс. На нём всплыли такие сценки из бытовых будней, что у слушавших их показания пропало всякое сочувствие к обеим сторонам судебного разбирательства.

Он поселился в комнате друга, убывшего в заграничную командировку. Жизнь стала дорожать с расширением диапазона развлекательных мероприятий. Рестораны менялись кафе, кафе – забегаловками. Квартира открыла настежь двери собутыльникам. Нужны были деньги, и большие деньги, чтобы прилично одеваться, жить на широкую ногу с друзьями, хорошо питаться, платить алименты. Таких денег на службе Он не смог получить. Разгружать по ночам вагоны было не в но натуре. Да и сколько он мог таким образом заработать – Гроши. Большие деньги он видел в другом месте…

22 июня 1981 года Иванов приехал на службу раньше обычного. По радио звучали фронтовые песни. Сослуживцев по кабинету, на счастье, не было: один находился в отпуске, второй приболел. Он взял ручку и чистый лист бумаги и начал писать текст, заставивший его вздрогнуть от неестественности поступка для сына фронтовика, офицера и сотрудника военной разведки:

«Господа! Предлагаю свои услуги по обеспечению Вас и Вашего руководства секретной, совершенно секретной и предназначенной для ограниченного круга лиц информацией, касающейся деятельности центральных органов Министерства обороны, КГБ и МИД СССР. Обладаю широким кругом информационных знакомств…

Я четко представляю то, что Вы вправе считать это письмо провокацией…

Призываю Вас самым серьёзным образом отнестись к моему предложению, ибо я сознательно иду на этот шаг. Последние случаи провалов Вашей агентуры в центральных аппаратах заставляют задуматься о качестве подготовки и проведения Вами оперативно-разведывательных мероприятий…

В случае принятия Вами решения работать со мной, очень прошу тщательно спланировать операцию по выходу на встречу…»

Из-за страха быть застигнутым кем-либо из сослуживцев он дописал письмо дома, уложив его в коробку из-под сигарет «Мальборо», которую осторожно положил в кейс. У него созрела мысль установить связь с американцами, став таким образом продавцом секретного товара, за который можно получить неплохие деньги.

26 июня 1981 года кейс с письмом и другими документами Иванов утерял в районе ресторана «Советский» после очередного «банкета для души». Но и после этого не отказался от преступных намерений. Вместе с друзьями выехал на пляж Николина Гора, что в районе Серебряного Бора. Он знал, что там, на красивом берегу Москвы-реки, иностранные дипломаты давно облюбовали себе место отдыха. Кстати, об утере не переживал, почему-то веря, что кейс у него умыкнул элементарный ворюга.

В компании была девушка, понравившаяся Иванову. Перед тем как отправиться купаться, она робко процедила, что проголодалась и не отказалась бы от бутерброда.

– Какой бутерброд, пойдем попробуем шашлычок. Здесь его делают отменно, – проговорил Александр, понимая, что придется платить за всех собутыльников. Друзья редко когда раскошеливались.