Текст книги "«Оборотни» из военной разведки"
Автор книги: Анатолий Терещенко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)
Военные контрразведчики снабжали янки «добротной» информацией, получая за неё деньги. Агент «работал активно» – ему верили.
Примером тому может служить одна из операций, проведенная 3 марта 1982 года. Известив поставленной меткой, согласно плану по связи, своих хозяев о «прибытии» в столицу, агент вышел на встречу в условленное место. Он надеялся встретиться с Володей – Макмэхеном. Однако по указанию резидента ЦРУ на встречу был направлен второй секретарь экономического отдела посольства, установленный нашей контрразведкой разведчик Джозеф Макдональд.
Накануне операции американец специально мельтешил перед охраной посольства в белом плаще и серой кепке. В этом же одеянии он выехал на машине в город на встречу с «советским другом». В 20.30, держа в левой руке условный сигнал, – свернутую в трубочку газету, Иванов стоял недалеко от входа на Даниловское кладбище. Он ждал Володю, озираясь по сторонам. В сгущающихся сумерках он пытался в прохожих разглядеть знакомую фигуру своего патрона. Однако к агенту подошел не Володя. Это был незнакомый мужчина, выше среднего роста, в темном пальто и черной меховой шапке из кролика, с белой полиэтиленовой сумкой в руке.
– Вы друг Володи? – обратился он к Александру.
– Да, и прошу передать ему привет, – ответил на пароль агент.
– Меня зовут Алик, – представился незнакомец, внимательно разглядывая своего помощника.
Иванову показалось, что американец нервничает и чего-то остерегается. Он постоянно крутил головой, озираясь по сторонам и уводя своего агента в глубину темной аллеи. Там начался буквально вопросный прессинг: когда приехал, что привез, как служится…
Беседу записывал на диктофон, который после опроса спрятал во внутренний карман пальто. Из бокового кармана он достал авторучку и передал её Александру.
– Здесь новый план связи, новые задания по сбору информации, – на лету скороговоркой рассказы вал о предназначен и и «хитрого самописца». Потом он снова вытащил диктофон и стал записывать дополнительные ответы. Когда же агент напомнил обещание передать ему 10000 рублей, Алик выключил диктофон и опять положил его в карман, а Александру вручил пакет с деньгами.
– Сколько тут? – спросил агент.
– Столько, сколько просил, – последовал ответ.
– Ну спасибо, а то я совсем на мели. Поиздержался. Передайте привет Володе.
После утвердительного кивка Алик порекомендовал разумней тратить деньги и ускорить процесс перевода в Москву.
– Вы нам здесь нужнее, особенно сейчас и завтра…
В кабинете следователя Иванов пересчитал деньги – 2000 рублей. «Что это, вместо десяти тысяч целковых передал только две? Забывчивость или прикарманивание? Не случайно же Макдональд не называл в беседе цифру, уклонялся от разговора на эту тему и спрятал диктофон, когда заходил разговор о финансах, – рассуждал подследственный. – Явно обманул он своё начальство. Оказывается, крохоборы и у них есть».
Передав через Макдональда агенту шпионские инструкции, американцы невольно «позаботились» о профессиональной подготовке не столько своего помощника, сколько военных контрразведчиков, – естественно, не зная, что тот уже под чекистским колпаком. Вот что было написано в инструкции для пользования авторучкой: «Внешне авторучка ничем не отличается от обычной, и ею можно писать, как любой другой. Для нанесения тайнописи необходимо убрать вовнутрь пишущий стержень, а концом корпуса наносить тайнописный текст на листах чистой бумаги или полях книги. Писать следует только на бумаге хорошего качества. В случае сильного давления могут появиться коричневые следы…»
В ожидании уголовного процесса Иванов часто предавался философствованию. Он считал свой суд над собой, несомненно, выше суда державного.
Обиды на чекистов он не таил. Пройдет еще несколько месяцев – и в 1982 году в зале судебного заседания Военной коллегии Верховного Суда СССР он скажет, что глубина его падения велика, но она была бы неизмеримо большей, если бы военные контрразведчики на ранней стадии не пресекли зло, не остановили его падения.
Трудно было понять, чего было больше в таком неожиданном пассаже: искренности на исходе душевной разрядки или скрытности в тактике самообороны.
Вместе с тем как человеку, работавшему по этому делу, анализировавшему материалы падения незадачливого «бизнесмена от секретов», Стороженко было жалко, в хорошем понимании этого слова, сломанной судьбы молодого, способного, но, к сожалению, избалованного человека.
Самое главное в рассуждениях Иванова – то, что вину за случившееся он взял полностью на себя. Значит, прозрел и покаялся!
Позади остался кошмар плавания по морю Предательства, впереди текла река Искупления, по которой ему надо будет плыть. Упавший да сумеет подняться, чтобы идти дальше!
Тяжелый урок
Сравнить предателя не с кем и не с чем. Я думаю, что даже тифозную вошь сравнение с предателем оскорбило бы.
М. Горький
Стороженко сидел в кабинете за стопкой очередной чекистской почты. Много было шифротелеграмм по обстановке в зарубежных аппаратах ГРУ, ответов на запросы, агентурных сообщений и прочих материалов.
Раздался телефонный звонок. Майор Пашкин из ГРУ ошарашил начальника отделения «чепэшной» вестью – в посольстве СССР в Афинах исчез сотрудник военной разведки полковник С. Бохан. Поиски офицера в течение суток не дали никаких результатов. Местная полиция тоже в неведении, хотя сразу же подключилась к розыску. Иностранные посольства, в том числе и американское, в категоричной форме отрицали факт обращения к ним советского дипломата.
– Михаил Иванович, – спокойно сказал Стороженко Пашкину, – по приезде в отдел доложите все материалы по беглецу. Мне кажется, он уже где-то попадал в наше поле зрения, – не вспомните?
– Да, проходил по первой командировке, но подробно я вам доложить сейчас не могу.
– Свяжитесь с командованием, ознакомьтесь с результатами разбирательства в ГРУ, установите служебные и бытовые связи беглеца. Позвоните куратору этой резидентуры по линии внешней контрразведки. Меня больше всего интересует один вопрос: с какими документами, особенно по людям, – надеюсь, понимаете, о чем идет речь, – Бохан соприкасался, где эти люди? – Он долго перечислял ему необходимые дополнительные меры, нужные для проведения качественного анализа и выдвижения вероятных оперативных версий…
Полковник Бохан в Греции был второй раз. Обстановку в стране знал прекрасно. Завел широкие связи среди бизнесменов, журналистов, политологов, что ему было необходимо по «крышевой» должности – первого секретаря посольства. В Центр он посылал материалы, которые оценивались по-разному, чаще всего невысоко, однако нахождение в командировке он умело прикрывал видимостью постоянной черновой работы с якобы перспективами приобретения новых источников информации. По наблюдениям сослуживцев, у него водились большие деньги. Семья жила не по средствам – это замечали многие. Одни считали, что он ворует из сумм, предназначенных для оплаты агентуры, – недодает помощникам. Другие подозревали его и жену в крупных спекулятивных сделках, в том числе и на ниве нумизматики. Третьи, – их было мало, – считали, что прирабатывает где-то на стороне, причем грязным путем, вплоть до предательства.
Были у него и какие-то личные связи среди местных спекулянтов-дельцов. Общался с богатыми нумизматами Афин. За первый год второй командировки приобрел несколько комплектов дорогой видеоаппаратуры, мебели, автомашину «Волга» с дизельным двигателем и много «шмоток», как любил выражаться сам исчезнувший.
Вещизм, страсть к накопительству поглощали всё остальное. Мысли его выстраивались в одном направлении: жить лучше других любыми путями. Эти пути, естественно, торил супруг, державший жену практически в роли служанки. Он был лидером в семье.
Ярким майским утром, захватив жену, Бохан отправился на машине прогуляться по окрестностям древнего города. До Эгейского моря было рукой подать. Он двинулся по этому маршруту, согласовав его с местными властями и своим начальством.
Греция нравилась ему климатом и богатой историей. Он с интересом рассказывал жене и сыну о далеком былом этого живописного края. Еще в первой командировке он показывал семейству древние стены Акрополя, легендарную гору Олимп. Ездили по стране много и часто. Вот и сейчас из окон машины они любовались крутыми склонами невысоких гор из сланца и гранита. Межгорные котлованы утопали в зелени садов и парков. Реки, коротенькие, с быстрым течением, напоминали Кавказ. Проплывала сказочная растительность: мирт, древесный вереск, земляничные деревья.
Сколько бы они не колесили по стране, жена всегда с наслаждением любовалась прелестями окружающего. Она умела искренне удивляться, заражая этим других членов семейства.
– Сережа, ты чего такой кислый? – защебетала жена, обращаясь к молчащему супругу. – Со мной не хочешь общаться? Вещь в себе – и только! Обиделся или нет настроения?
– Нет, жизнь не по той колее идет. С начальством никак не могу установить рабочего контакта. Работа валится из рук.
– Сейчас ты мне скажешь, что видишь дальше и глубже, чем твои начальники. А ты приземлись, живи проще, по принципу – день пережит и слава Богу! Они не стоят твоих подмёток. Чего переживать? Квартиру новую получили, машина есть, купим дачу и заживём, как следует. Не понравится – уйдешь на пенсию. Осталось немного.
– Нет, надо выбрать тут всю валюту. Доскрести до донышка. Домой успеется, – он нажал на тормоз, отчего жена от неожиданности по инерции резко подалась вперед.
– Вот сволочь, подрезал. Чуть было не задел лихача. Слава богу, тормоза не подвели, а то попал бы в аварию.
Вскоре Боханы уже подъезжали к большой воде. С близкого расстояния море казалось пятнистым: голубое, синее, желтое, даже с красноватым оттенком в некоторых местах. Всё в пятнах разноцветных бликов огромных размеров. Особенно жене понравились те части поверхности моря, которые имели фиолетовый цвет. Они напоминали раскраску фиалок в бабушкином саду.
У берега города Пирея стояли яхты разных типов, размеров и окрасок, покачиваясь с борта на борт, когда мимо них стремительно проносились быстроходные катера.
Супруги погуляли пешком по городу-порту.
– Кстати, это третий по величине город Греции после Афин и Солоник, – пояснял внешне с безразличным видом Сергей. – Первоначально здесь было небольшое поселение, а в пятом уже веке до нашей эры была заложена военная гавань, превратившаяся вскоре в мощную морскую крепость, обнесенную стенами. Эта линия укреплений соединялась с зоной обороны Афин так называемыми «длинными стенами». Укрепления города были разрушены Суллой в 86 году до нашей эры. После изгнания турок в 19 столетии начался расцвет Пирея. Во время минувшей войны многие портовые сооружения немцы уничтожили. Сейчас это крупный промышленный и политический центр Греции.
– Мне показалось, что из Афин в Пирей мы ехали как по греческой столице. Прошлая мимолетная поездка у меня такого впечатления не создала, – поделилась супруга.
– Дело в том, что расстояние между Пиреем и Афинами всего лишь восемь километров, и оба города сегодня практически соединились. Застраивается Греция быстро. Ты же сама говоришь, – райский уголок, а кто от рая откажется?
Жена внимательно слушала монолог мужа.
– Наслаждайся. Может, уже никогда не придется созерцать таких красот, – буркнул Бохан не то по инерции своих мыслей, не то просто так, из-за бахвальства сотворенного им для супруги путешествия.
Подъехали домой вечером. Они разгрузили машину и вошли в дом…
К ночи, когда супруги улеглись спать, Сергей долго ворочался, вздыхал и был неестественно напряжен.
– Что с тобой, Серёжа? Влюбился, что ли?
– Просто нет настроения…
– Выпей снотворного. Он в холодильнике на дверной полке.
– Если не смогу уснуть ещё полчаса – приму.
А через час он встал с кровати и прошел на кухню. Жена, встревоженная бессонницей супруга, машинально взглянула на индикатор электронных часов. Ярко-зеленым цветом на экранчике высвечивалась цифра 02.00.
Бохан же в это время включил приемник и что-то внимательно стал слушать. Супруга не вытерпела и решила всё же пригласить в постель непослушного мужа. Она решительно встала и мягкой походкой подошла к кухонной двери. Её взору предстала картина: Сергей, сидя за столом спиной к ней в наушниках, слушал, по всей видимости, какую-то радиопередачу. Он вначале не заметил посторонних глаз, но когда супруга тронула его за плечо, испуганно вскочил и обернулся. Тут же выдернул штекер из гнезда в приемнике и стал сбивчиво объяснять:
– Мне это надо… крайне надо по службе. Я не получил всего объема информации. Не мешай, прошу тебя, дай мне сосредоточиться. У меня большой объем работы завтра… надо докладывать руководству… иди, пожалуйста, отдыхать.
– Так бы и сказал, а то чего-то темнишь, – она увидела, как он побагровел, как заходили желваки за пухлыми щеками, однако продолжила: – Такой нагрузки у тебя раньше не было. Получается, ты один отдуваешься за всех. Что они, твои подчиненные, все бездельники?
– Всё ты знаешь… подобная напряженка была всегда, – Сергей стал по-мальчишески запальчиво втолковывать ей то, что жене военного разведчика за рубежом должно быть понятным. – Просто ты не видела всей изнанки моей службы.
Супруга повела плечами и направилась в спальню с мыслями: «Нет, тут что-то не то. Такой депрессии у него никогда не было».
На службу полковник ушел рано. Покидал квартиру каким-то взъерошенным, объясняя усталость бессонницей и постоянными думами о службе, которая делается для него с каждым днем всё тягостнее и изнурительнее. Супруга не на шутку встревожилась: он всегда был сдержанным, а в последнее время стал срываться, хотя и пытается подавлять в себе эмоциональные выбросы. Его поступки свидетельствуют о необъяснимой депрессии.
Не надо забывать: Бохан был опытным и зрелым военным разведчиком, поэтому, как мог, сдерживал себя в коллективе. Расслаблялся только дома, в семье, перед женой – умной и наблюдательной, которой удавалось улавливать то, что пряталось им от сослуживцев. Одолевавшую его недоверчивость считал вовсе не пороком, а наступлением мудрости. Настороженность он мастерски прятал, продолжая представляться работягой на службе и дома.
С женой был ровен и люб, однако на похвалы скупился, считая, что они, подобно золоту и алмазу, имеют цену только из-за их редкости. Женщины другого мнения по этому поводу. Они воспринимают уважение и любовь к себе не столько сердцем, сколько ушами. А вот в правдоподобность этого психологического постулата он не верил. Заблуждался и в другом, пытаясь провести женскую наблюдательность, забывая, что часто женская догадка обладает большей точностью, чем мужская уверенность.
В дом тащил всё, как хомяк за щеку и в норку: покупал, доставал, выменивал… всё про запас, на черный день. Квартира постепенно превращалась в склад – коробки с запчастями для машины, радиотовары, обувь, одежда, безделушки. Часто приобретал без советов с женой, по принципу: понравилось – взял!
Однажды он принес видеосистему, хотя одна уже стояла в комнате, а две находились в московской квартире. Стоила она в Греции по тем временам немалые деньги. Супруга возмутилась.
– Дурочка, я получил её почти даром. Взял для продажи. Деньги вернутся с наваром, – резко оборвал он жену.
Женщина косвенно, по только ей ведомым признакам стала догадываться о существовании у супруга дополнительного источника финансов, хотя он и пытался безуспешно навязывать ей мысль о прибыльных операциях с нумизматикой. Но она почему-то не верила этому объяснению.
Через месяц упали в цене некоторые вещи, приобретенные Сергеем для перепродажи. Другие из-за дороговизны в Союзе никто не брал. И вот тут-то супруга дала волю издевке:
– Коммерсант нашелся… самоучку видно сразу. Понимаешь, Сережа, у тебя для бизнеса нет навыков предпринимателя.
– Замолчи, мне и так тошно, – гаркнул супруг. На обострение семейной перепалки у него не хватило сил.
Он любил роскошь квартиры, кабинета, гардероба. В ней он находил удовольствие, созерцая себя как бы со стороны. Счастье – как здоровье: когда его не замечаешь, значит, оно существует. Он же упивался радостью жизни за границей, особенно не обремененной тяжестью в добывании куска хлеба, как это часто видел среди земляков-селян на Украине. Они – эти рабы двора и огорода, колхозного поля и трактора – за более тощий кусок хлеба, чем греческий, трудились от зари до зари, набивая мозоли и спиваясь.
Ему же на службе везло. Там, где многие перенапрягались, ему удавалось проскочить легко: то господин Случай поможет, то Пронырливость, то Заискивание. Поэтому у пего не было оснований жаловаться на жизнь. Миловидной женой, с которой приятно было появляться в обществе, он открыто восхищался на людях, хотя дома ей никаких комплиментов не дарил. На представительских мероприятиях жена была в центре внимания дипломатических пар. Женщины ей завидовали, мужчины – восхищались. Всё шло размеренно и комфортно. И всё же для жены не остался не замеченным процесс какого-то перерождения души супруга. Вторая командировка проходила у него более напряженно, чем та – первая, будившая приятные воспоминания.
Вот и сейчас Сергей ушел, а она стала у окна наедине с тревожными раздумьями: «Что его так угнетает? Отчего у него такая дикая бессонница? Участились неожиданные отлучки в вечернее время, после которых он возвращается домой с плохим настроением. Объясняет раздражение усталостью. Но меня не проведешь, я чувствую в его ответах фальшь. Почему он молчит, если есть необходимость выговориться? Раньше такого никогда не было. Приходит со службы, как выжатый лимон. Чего-то остерегается, а чего – не пойму никак…»
Пашкин докладывал Стороженко материалы на Бохана. По первой командировке в Греции на исчезнувшего были сведения о каких-то сомнительных, до конца не выясненных, контактах с американским бизнесменом. Эта связь объяснялась служебной необходимостью, но только частично. По заявлению сослуживцев, Бохан излишне нервничал, организуя встречи с этим респектабельным американцем, с которым установил доверительные отношения. Руководство резидентуры вскоре потеряло американца из вида.
Следует заметить, что Бохана однажды видели выходившим из гостиницы в центре Афин. Тогда не придали этому значения, да и командование взяло под защиту тот визит Бохана в отель, объяснив оперативной необходимостью. Теперь нельзя исключать, что подобные визиты он делал не раз.
– Это уже интересно. А почему такие материалы лежали без выяснения истины столько времени? Вы запрашивали дополнительно внешнюю контрразведку? – спросил Стороженко.
– Нет, тогда не успел. Накатился ком других, более интересных материалов, отодвинувших бохановские на второй план.
– На второй план, на второй план… Что-то мы с вами обленились донельзя. Прекратили думать и анализировать. Это ведь очень интересный субъект уже в то время был. Им тогда следовало бы заняться всерьёз. Дай такие материалы на периферию – они были бы «обсосаны» до косточек, а мы с вами, получается, слишком богаты, поэтому бросаем их легко и просто. А задумывались ли вы о возможных тяжелейших последствиях для военной разведки? – спрашивал подчиненного Николай. – Нет, не задумывались! А должны были…
– Николай Семенович, кто-кто, а вы должны понять, что сил у нас нет тащить полную арбу таких сигналов. Сами знаете, что в последние годы мы задыхаемся от наплыва подобных материалов. Сегодня атака на военных разведчиков идет и слева, и справа. Их бьют, кому не лень, – и наши безголовые руководители, и головастый противник, – пытался оправдаться подчиненный.
– Прости за кнут, не всегда же пряником кормить. Мы оба виноваты с тобой, особенно я, – подытожил Стороженко. Он никогда не позволял себе повышать тон на подчиненных и привык ответственность брать на свои плечи. Михаила он знал давно как предельно честного человека, исполнительного оперативника. Он был волом, тащившим одно из важнейших подразделений ГРУ. Правда, ему время от времени требовалось давать подробные инструктажи, а иногда и подстёгивать в срочных делах.
– Согласись, Боханом надо было плотно заниматься сразу по возвращении из первой загранкомандировки.
Принимаю критику… виноват я.
– Ну, если принимаешь, тогда слушай: рабочий день начинай с доклада о ходе розыскных мероприятий. Прошу подготовить обобщенную справку по всем имеющимся материалам. Кстати, кто вылетает руководителем комиссии в Афины?
– Полковник Новиков.
– Вот и прекрасно. Ты его хорошо знаешь, поэтому попроси в ходе работы на месте обратить внимание на такие моменты… – он стал перечислять их.
Через несколько дней ведущие информационные агентства мира – Рейтер, Ассошиэйтед Пресс и другие – передали сообщение, что советский военный разведчик полковник Бохан попросил политическое убежище в США. Американские власти положительно отреагировали на просьбу офицера ГРУ. Через сутки после обращения якобы в американское посольство в Афинах его вывезли на военно-транспортном самолете из Греции на одну из военных баз в Западной Германии, а затем спешно доставили в Штаты.
В Афины из Москвы вылетела комиссия ГРУ, которой удалось пролить свет на факт исчезновения полковника-дипломата. Правда, эту информацию надо было ещё тщательно просеять оперативникам военной контрразведки, отделив истину от лжи. Начальник одного из управлений ГРУ ознакомил чекистов со справкой, подготовленной вернувшейся из греческой столицы комиссией. В секретной тетради Стороженко появилась выписка из справки: «…Бохан за период командировки с 1983 по 1985 гг. жил явно не по средствам… Перечень его связей и их характер позволяет сделать однозначный вывод, что он мог попасть в поле зрения спецслужб противника…»
Далее шло перечисление признаков, под которые подпадал беглец, как агент ЦРУ, испугавшийся разоблачения. Дополнительная проработка материалов показала, что страсть к нумизматике уже не ограничивалась желанием иметь приличную коллекцию, а втянула его в крутой бизнес. Свершилось перерождение офицера в дельца. По характеру он был трусоват, хотя перед женой стремился продемонстрировать сталь в голосе, а перед сослуживцами натуру трудоголика.
Накопительство, стремление больше взять, чем кому-то отдать, постепенно сформировали в нем эгоиста, давно не считавшегося с чужим мнением, даже если оно претендовало на истину. В армейском единоначалии виделось ему посягательство на личность. Увлекшись бытоустройством, он отодвинул на задний план вопросы трудной и ответственной работы. Заграничную командировку считал за главный источник наживы.
В последние месяцы Бохан чего-то боялся. Пытался наладить хорошие отношения с офицером безопасности посольства. Он страшился выезда в СССР.
Прибывший из Афин полковник Николаев в беседе со Стороженко и Пашкиным поделился личными наблюдениями:
– Анализ всего того, что я там прочел, услышал и увидел, позволяет сделать вывод: он сбежал, будучи завербованным. Бохан рогами упирался, чтобы только не ехать на совещание в Москву. Я думаю, он боялся вашего колпака, боялся быть арестованным на Родине. Его дважды вызывали в Центр. В первый раз он сослался на болезнь, а второй раз – «опоздал» на самолет…
Через несколько дней на стол Стороженко легла справка о принадлежности американского «нумизмата» к ЦРУ. Он являлся разведчиком – вербовщиком, специализирующимся по разработке советских граждан. Его деятельность такого плана фиксировалась нашей внешней контрразведкой в Заире и Сомали.
Посольство СССР в Вашингтоне. Консульский отдел делал всё возможное и невозможное, чтобы власти разрешили встречу с Боханом как гражданином Советского Союза. В прошлом отмечались случаи насильственного захвата наших сотрудников с последующим объявлением в прессе о добровольном их переходе на сторону противника с одновременно активным процессом перевербовки.
По заявлению представителей США, русский якобы отказывается от встречи с советскими дипломатами. Однако через несколько месяцев в результате решительного воздействия советской стороны на правительственные структуры США, они, стремясь избежать общественного резонанса в связи с подозрениями о насильственном удержании гражданина СССР, наконец представили возможность встретиться с перебежчиком…
Прибыл Бохан на встречу с соотечественниками в сопровождении двух дюжих штатских. Они внимательно слушали. Полковник открыто заявил об отказе возвращаться на Родину, отметив, что попросил политическое убежище в США добровольно на основании продуманных шагов. После этих коротких фраз он быстро удалился, отказавшись, таким образом, отвечать на приготовленные советскими дипломатами вопросы…
А через несколько месяцев начала «сыпаться» закордонная агентура ГРУ, которую знал перебежчик по документам или работал с нею. Стало предельно ясно, что Бохан сдает святая святых разведки – своих помощников, зарабатывая доверие новых хозяев.
Приехавший из Греции офицер ГРУ полковник Багров поведал Стороженко, что сразу же после побега предателя во вражеский стан в Греции поднялась такая волна шпиономании и антисоветского психоза, что в одночасье была парализована работа всех служб посольства. В каждом россиянине видели «глаза и уши» Москвы. «Вот уж истинно справедливы слова, – подумалось Николаю, – о том, что дурные последствия преступлений живут гораздо дольше, чем сами преступления, и призраки убитых, а в данном случае преданных, всегда следуют по пятам за злодеем».
Последовавшие затем почти поголовные аресты подозреваемых, задержание и изучение связей наших даже «чистых» дипломатов как раз и свидетельствовали о наступлении тех тяжелейших последствий предательств, о которых подозревали оперативники…
Рабочий день на Лубянке заканчивался. В настенных электронных часах что-то щелкнуло. Стороженко бросил взгляд на белый циферблат серого квадрата часов: было десять часов вечера.
– Ну ладно. Пора и меру знать. Домашние, небось, заждались. Пока доеду – будет как раз двадцать три. А завтра в шесть надо встать.
Он собрал документы и положил их на верхнюю полку сейфа. Там у него лежали самые важные и срочные материалы, требующие продолжения работы с ними на следующий день. Как-никак в разведке с перебежчиком такого высокого ранга – полковником ГРУ – он встретился впервые, и нужны были консультации со специалистами территориальных органов контрразведки. Именно назавтра намечена встреча с розыскниками – профессионалами высокого класса.
Следственный отдел КГБ СССР возбудил уголовное дело по факту побега военнослужащего, квалифицируя его действия как измена Родине.
Для Стороженко это был трудный урок.
Вышестоящее руководство упрекало его в том, что он не смог упредить предательства. Уже первая командировка изменника должна была пролить свет на личность офицера. Николай во многом соглашался. Вину на подчинённого не перекладывал, хотя прекрасно понимал, что первую тревожную информацию на Бохана должен был доложить оперативник – непосредственный куратор греческого участка ГРУ..
Пройдет время – и чекисты станут получать сведения, что предатель, изменив внешность, стал ездить по Штатам с миротворческими лекциями. Надо отметить, что особого доверия со стороны ЦРУ и ФБР он на тот период не получил. А потому его надо было зарабатывать ценой дальнейших унижений и предательств, что он делает, наверное, и по сей день.
Семья его осталась в Союзе.
