355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Анатолий Терещенко » «Оборотни» из военной разведки » Текст книги (страница 1)
«Оборотни» из военной разведки
  • Текст добавлен: 10 октября 2016, 05:45

Текст книги "«Оборотни» из военной разведки"


Автор книги: Анатолий Терещенко



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 19 страниц)

Анатолий Терещенко
«Оборотни» из военной разведки
Девять предательств сотрудников ГРУ

Слово об авторе

О доблестной и опасной службе военных разведчиков – своеобразной интеллектуальной элите армии – написаны сотни книг. Бойцы незримого фронта, вписавшие золотые страницы в историю Отечества, достойны добрых слов. Но в семье, как говорится, не без урода: среди офицеров Главного разведывательного управления (ГРУ) Генерального штаба Вооруженных Сил СССР попадались выкресты, отдавшие душу дьяволу за тридцать сребреников.

О мотивах предательства, о том, как этих нелюдей вычисляли военные контрразведчики, и ведет разговор в своей книге «Оборотни» из военной разведки полковник запаса Анатолий Степанович Терещенко – почетный сотрудник госбезопасности, один из непосредственных организаторов и участник многих оперативных разработок, прослуживший в центральном аппарате 3-го Главного управления КГБ СССР около двадцати лет.

Чтобы избежать яканья, придать повествованию динамику, а сюжету – простор, автор решил вести разговор от лица Стороженко. Этот литературный прием позволяет Терещенко-Стороженко воспроизводить волнующие эпизоды оперативных действий, картины минувших лет не сухим языком служебных документов, а художественным словом. И такой подход объясним, ибо не пришло ещё время снять гриф «совершенно секретно» со многих методов работы контрразведчиков.

События, излагаемые в книге, – подлинные, но по оперативным и этическим соображениям фамилии некоторых героев и антигероев повествования заменены.

Анатолий Терещенко – член Союза писателей России, член Союза журналистов. Он автор четырех поэтических книг: «Полесские волошки», «Огня пугливый луч», «Офицерская честь», «Лирика. Я вслушиваюсь в листьев благовест». За последние годы он опубликовал в центральных газетах и журналах более сорока публицистических статей на социальные темы, в том числе по проблемам армии и органов госбезопасности.

Член Союза писателей России
Дмитрий Алентьев

Часть I
Ступени мастерства


Путь в чекисты

Ни искусство, ни мудрость не могут быть достигнуты, если не учиться.

Демокрит

Душным июньским днем 1963 года старший сержант Стороженко Николай Семенович после срочной службы во Львове прибыл в Москву для сдачи вступительных экзаменов в Высшую школу КГБ. До армии он бредил небом, хотел стать лётчиком. Подал документы в училище, но неожиданно заболел. Пока находился в больнице, завершились вступительные экзамены. Пришлось ему податься в физкультурное педучилище, благо с детства увлекался спортивной гимнастикой: крутил «солнце» на перекладине, почти держал «крест» на кольцах, освоил связку – рондат, фляк и сальто в акробатике. Сдав экзамены, стал студентом.

Кумирами той поры для него были В. Чукарин, В. Муратов, А. Азарян, Б. Шахлин и другие прославленные гимнасты. Фотографии их были повсюду: красовались на степах комнаты общежития, на крышке картонного чемоданчика, заполняли листы фотоальбома. Гимнастике и своим кумирам Стороженко посвятил даже несколько юношеских стихотворений. После педучилища, служа в армии, он продолжал заниматься этим видом спорта. На секции он познакомился с офицером Ю. Ищенко – перворазрядником но акробатике. Оказался он «особистом» – сотрудником Особого отдела КГБ по Прикарпатскому военному округу (ПрикВО).

На одной из тренировок Ищенко неожиданно спросил:

– Николай, у тебя когда заканчивается служба? Какие планы?

– В этом году. Собираюсь поступать на журфак Львовского университета, – ответил солдат.

– А что дальше? В лучшем случае ты станешь собкором районной газетёнки или преподавателем в школе. Тебе нужно повидать мир, небось, кроме Украины нигде не был. А ведь есть возможность посмотреть Россию, а там, если повезет, то и заграницу, – загадочно говорил офицер.

– Юрий Иванович, о чем речь?

– А не поступить ли тебе в Высшую школу КГБ? По моим наблюдениям, из тебя получится оперативник. Работа интересная, ответственность – государственная. Попробуй… Тут и материальная сторона: вечный студент для родителей, согласись, тяжелая ноша.

– Вообще-то верно. Если бы не родители, на четырнадцать рублей стипендии я бы не прожил. Да ещё при таких физических нагрузках. Тренировки пожирали уйму калорий.

– Ну вот, а ты хочешь вновь сесть на шею старикам. Подумай, но думай недолго. Жду ответа на следующей тренировке. Я тебе добра желаю…

Когда Николай принял решение, то написал родителям. Отец неожиданно приехал в часть, а когда узнал, где собирается сын учиться, то развел руками:

– Жаль, хотел тебя видеть машинистом локомотива… но неволить не могу. Нужное дело – защитник Родины. Твой дед был солдатом, брат деда – офицером армии Самсонова. Оба смело дрались и погибли, защищая Отчизну, которой присягали на верность. Имей в виду – у чекистов меч обоюдоострый, он сшибал головы врагам настоящим и мнимым. Сколько попадало невиновных, – только Бог знает. Я пережил то страшное время. Будь справедлив и щедр на доброту. Не забывай в человеке людское, когда придётся решать судьбы людей…

Сын был поражен словами никогда не говорившего на серьёзные темы отца, окончившего всего четыре класса сельской школы. Жизненный опыт – пережитые коллективизация и репрессии тридцатых годов, вся война от звонка до звонка в паровозной будке, не защищавшей от осколков и пуль, участие вСталинградской эпопее, потери товарищей – воспитал в нем порядочность и смелость, терпимость и деловитость.

И вот она, желанная Москва, которой «в детстве кто не бредил». Сразу же с Киевского вокзала столицы, закинув вещмешок на плечи, Николай отправился на Красную площадь – увидеть живую историю.

Вспомнились соревнования, когда он, сильный и стройный, по приглашению судьи шел гордой походкой к спортивному снаряду, тренировки в армейском спортклубе (СКА) ПрикВО, где практически случайно решилась его судьба.

Сданы вступительные экзамены. На темно-зеленой гимнастерке появились курсантские погоны. Учеба шла по накатанной колее – лекции, семинары, практические занятия. Гимнастику не бросил. Сначала возглавил команду гимнастов на факультете, а затем и всего вуза. Это были упражнения для тела, но нужно было что-то и для души. Вскоре организовалась группа энтузиастов: вместе ходили по музеям, на выставки, в театры и кино. Особенно любили вечера поэзии.

Николай записался в «Ленинку», которую посещал почти каждую субботу. Копался в редких книгах, открывал забытые имена поэтов, искал ответы на философские вопросы. Это был ренессанс души.

Когда Николай прочитал только что вышедшую поэму Егора Исаева «Суд памяти», то он, не имея возможности приобрести книгу, сидел целую ночь, переписывая произведение в тетрадь, – так понравились звонкие звучанием и глубокие смыслом строки мастера слова.

Учеба в Москве обогащает любого, пытливые умы – вдвойне. Шестидесятые годы были годами расцвета поэзии. Часто проходили поэтические вечера. Увлекалась молодежь творчеством Е. Евтушенко, Р. Рождественского, Ю. Друниной и других. В памяти Стороженко долго оставался большой вечер во дворце культуры «Крылья Советов», где в течение двух часов стихи читал Э. Асадов. Он был любимцем студенчества. Подобные вечера являли собой настоящие праздники души с радостью живого общения с кумиром. Любители стихов тех лет охотились за сборниками «День поэзии». Читались эти альманахи с превеликим удовольствием…

И в то же время шла серьёзная подготовка к будущей работе. Знакомясь со специальной литературой об операциях, проведенных чекистами в разное время, особенно в военный период, он восторгался умом и хладнокровием оперативников, вязавших тончайшие сети разработок, в которые попадали опытные агенты противостоящих спецслужб, создававших осиные гнезда по стране.

По мере знакомства с материалами о действиях ЦРУ и ФБР США он всё глубже понимал сущность глобальных планов противника. Во все времена разведки и контрразведки оберегали государственную власть, стояли на страже незыблемости державных устоев, закрепленных конституциями.

«Если мы хотим понять природу ЦРУ, – говорил ветеран американского рабочего движения, отнюдь не коммунист, но человек, верящий в демократию без кавычек, бывший постоянный представитель Всемирной федерации профсоюзов при ООН Э. Демайо, – мы должны прежде всего понять социально-экономическую систему, породившую это ведомство. Наше общество покоится на эксплуатации многих теми немногими, кто владеет и управляет средствами производства, создающими богатство нации, и финансовыми институтами – источниками её жизненной силы. Эти всемогущие немногие, располагающие громадными экономическими ресурсами, управляют политической жизнью страны. Они и представляют теневое правительство страны, принимающее основные решения, которые передаются для реализации официальным исполнительным и законодательным органам через своих пособников, занимающих ключевые посты во всем федеральном аппарате… Выступающий против ЦРУ бросает вызов самому могущественному ведомству государственной власти».

Ещё одно толкование о роли ЦРУ в системе государственной власти Николай нашел в книге «Невидимое правительство», написанной журналистами США Д. Уайзом и Т. Россом. Они отмечали, что сейчас в Соединенных Штатах два правительства. Одно из них видимое, другое – невидимое. Первое – это правительство, о котором американские граждане читают в газетах, а дети узнают из учебников. Второе – сложный скрытый механизм, проводящий политику США в «холодной войне».

Отход Н. Хрущева от власти «по состоянию здоровья» породил среди слушателей множество слухов. Особенно поражало стремление верхов затоптать в грязь вчерашнего генсека.

– Неужели мы такая дикая нация, что не можем спокойно принимать кабинеты, кресла, папки с делами, столы без показа грязного белья? – разоткровенничался как-то с Николаем его друг В. Тимофеев. – Так гадко от этого на душе. Как не вспомнить тут Талейрана! Предательство – это верх злодейства.

– Ты прав, Виктор, – поддержал Стороженко друга, – только неблагородный человек способен в глаза хвалить, а за глаза злословить. Как говорится, злые люди походят на мух, которые ползают по человеческому телу и останавливаются только на его язвах. А вообще-то ни один человек, охаивающий покойника, не бывает счастливым. По существу Хрущев – политический труп. Со временем судьба посмеётся и над новоиспеченным генсеком.

Слушателей часто привлекали для несения нарядов на Красной площади в дни государственных праздников. На ленинском пантеоне, в мраморной коробке которого покоилась мумия тела вождя, толпились государственные мужи и дамы, бегали с цветами дети. И никому не приходило в голову, что это шаманство оскорбительно традициям православия. Революционный обычай отменил и христианскую мораль, и традиции славянства, давно порвавшего с язычеством.

С годами при Брежневе постепенно утихала критика в адрес Сталина, но Николай искал и искал – в спецлитературе, в беседах с живыми участниками событий тех лет – ответ на вопрос: Сталин ли только открыл счет репрессиям? Кто и что его спровоцировало на это? Открывались постепенно пласты трагедий ленинского периода: от бандитского уничтожения царской семьи и до расстрела храброго поэта Н. Гумилёва, не уронившего офицерской чести. Геноцид против российской интеллигенции, многовековой культуры православия просматривался во многих документах. Эти материалы пролили свет на острые вопросы, которые волновали пытливый ум.

Чем дальше и глубже шло постижение чекистского ремесла на лекциях и практических занятиях, тем больше убеждался Стороженко, что в выборе профессии не ошибся. Органы не случайно называются во многих странах органами государственной безопасности, потому что защищают в первую очередь интересы страны и народ. «Закончу учебу, – думал Николай, – уеду в какой-нибудь глухой гарнизон и стану настоящей грозой шпионов».

То были наивные мечты человека с курсантскими погонами. Разве мог Николай тогда представить, что через какой-то десяток лет он действительно встретится лицом к лицу с первым «живым кротом» – агентом американской разведки.

Три года учебы пробежали быстро. Остался год до выпуска. Весной на предпоследнем курсе пришла любовь. Первое свидание с Людмилой он назначил у памятника Маяковскому. Шли по улице Горького к Белорусскому вокзалу. Николай читал стихи Есенина, Бунина, Языкова – пахучие, звонкие, нежные. Потом осмелел и стал декламировать своё стихотворение, посвященное милой спутнице. Когда закончил и посмотрел на подругу, то увидел в её глазах жемчужины душевной росы…

В августе они расписались. Потом была свадьба, даже две: одна в Москве, другая в Полесье. На московских посиделках собралось человек десять самых близких друзей в малюсенькой комнате коммуналки. Молодоженам вручали скромные подарки. При передаче настенных часов сослуживец А. Александрии сказал:

– Примите, дорогие Николай и Людмила, наш подарок. Пусть эти часы идут и идут. Они остановятся только в двух случаях: кончится завод у них или у хозяев. Так пожелаем, чтобы они долго-долго не останавливались!

Кто думал тогда, за свадебным столом, что слова окажутся пророческими'. Ровно через двадцать лет часы и сердце Людмилы остановились одновременно. Но это было всё потом, а пока – последние каникулы, выпускные экзамены.

Тихо в комнате. Звонко тикают подаренные на свадьбе часы. По телевизору передают в записи фрагменты концерта Муслима Магомаева. Лейтенант Стороженко пришивает на мундир первые офицерские погоны. Завтра получение диплома и «поплавка». «Кто думал, что из глубинки, – рассуждал Николай, – я приеду в Москву и закончу чекистскую академию?» Поёт душа, горят радостью глаза. Он примеряет форму, смотрит в зеркало – нравится строгий офицерский покрой…

Спортивный зал Школы на Ленинградском проспекте. В строю – общевойсковики, авиаторы, моряки, пограничники. Командование вручает дипломы и дорогие каждому военному академические «ромбики» с красной звёздочкой посередине и золотистым гербом великой страны…

По традиции «выпуск» обмыли в ресторане. Стороженко вернулся домой рано – его ждали жена и дочурка.

Жена взяла в руки диплом, внимательно прочла его и тихо промолвила:

– Поздравляю… диплом жизненный, даже гражданская специальность есть – юрист! Закончишь службу, пойдешь на наше предприятие юрисконсультом.

– О чём ты, Люсьен, служба ведь только начинается. Может, и диплом не пригодится – времени ох как много.

– Пролетит оно быстро. То, что впереди, кажется бесконечным, а оглянешься – пролетело, как одно мгновение. Мама моя так говорит. Старики это хорошо знают. А что касается значка, то он по-мужски скромный и в то же время по-военному красив…

Николай получил предписание убыть в распоряжение начальника военной контрразведки Прикарпатского военного округа. Людмила с дочерью ещё некоторое время должна была остаться в Москве, предварительно дав согласие, что поедет туда, куда пошлют мужа. За столицу не держалась.

Перрон Киевского вокзала. Поезд «Москва – Трускавец» тронулся. Николай прижал нос к холодному стеклу – надо было хоть как-то рассмешить прослезившуюся жену с крохотной дочуркой на руках. Вокзал уплывал медленно, смещая влево провожающих. И вот уже исчезла с поля зрения Люда. Поезд набирал скорость…

Встретили молодого специалиста на месте тепло. Однако начальник отдела генерал-майор Н. Мозгов, узнав, что прибывший офицер пишет стихи, заметил:

– Нашей службе стихоплеты не нужны. Не та работа. Я ищу ра-бо-тяг, – последнее слово он умышленно разбил по слогам, – думающих только об оперативной работе – трудной и неблагодарной. Так что забудь о стихах. Не забудешь – тебя забудет служба.

И тут же расспросил о семье и по-отечески распорядился устроить лейтенанта как положено. Такой приём обескуражил офицера. Но кадровик полковник Забродин, как бы оправдываясь за недипломатичность начальника, признался Николаю, что он тоже балуется стихами, а в отношении генерала заметил: это очень справедливый человек, чекист – трудоголик. Он порекомендовал не афишировать хобби и начал подробно рассказывать об особенностях работы и поведения в частях.

Николай слушал Забродина внимательно. Ему сразу же понравился этот мягкий и рассудительный человек, подавший руку на крутом пути к неизвестной практике.

– У вас будет хороший наставник – майор Деев, – сказал он на прощанье.

Стороженко получил в оперативное обслуживание гарнизон с радиотехническим полком ПВО сухопутных войск, отдельную роту сопровождения воинских грузов, штабную роту и гараж командующего войсками округа, а также окружные медсклады. Рабочее место определили в кабинете с майором Деевым. Он был фронтовиком, участвовал в разоблачении агентуры абвера, награжден орденами и медалями за ликвидацию шпионов в действующих частях на фронте и в тылу. Майор был человеком преданным своему делу, откровенный с товарищами. Начальство его побаивалось за крутой нрав, готовность пойти в атаку на любого обидчика, с какими бы погонами он не ходил. Говорили, что на партийных собраниях от него доставалось даже самому генералу.

И всё же Деев не спешил откровенничать со Стороженко. Недели три он приглядывался к Николаю, а потом разговорился, да так, что его монолог показался слушающему спрессованной лекцией. Затронув проблемы контрразведки, он настолько приземлил лейтенанта, что тому на некоторое время показалась бессмысленной его текущая работа в гарнизоне.

– Пойми вот что: в наше время американцам не хватит ни денег, ни сил, чтобы навербовать много агентуры в частях. Во время войны, правда, абвер пытался пролезть в штабы наших частей. Но тогда до Генштаба немцам было трудно добраться. Понимаешь, существует так называемая «мишенная» система. Это принцип работы разведки – бить прицельно в «десятку», получая стратегическую информацию. А твой полк – где-то на краю мишени. Твои солдаты и офицеры их не интересуют, хотя те могут клюнуть, но встанет вопрос связи. Это самое слабое звено в цепи разведчик – агент и наоборот. Генштаб в масштабе всей армии – это и есть «десятка». В стране несколько таких объектов: ЦК КПСС, депутатский корпус, сотрудники МИД, Совмина, Госплана, офицеры военной разведки и прочее. Мы же с тобой занимаемся вопросами помощи командованию в защите секретов, пресечения возможностей хищения оружия и боеприпасов. Армия – гарант стабильности государства. Почему с нами считаются? Потому, что мы сильны. Потеряем силу – уроним уважение других стран. Я уже заканчиваю службу, но хочу, чтобы ты понял: военная контрразведка была, есть и будет, пока существует государство и его армия.

Зазвонил телефон. Деев стремительно протянул руку, и в его огромной ладони застыла черная эбонитовая «гантель» старомодного телефонного аппарата, стоявшего здесь, наверное, с послевоенных времен.

=== [1]1
  Отсутствуют две страницы – прим. верстальщика


[Закрыть]

ствием, и, выпустив сизое колечко дыма, опять потянулся к своей записной книжке. Взял её, полистал, почмокал губами и промолвил:

– Послушай ещё одну быль. Фуше, министр полиции при Бонапарте, в своих мемуарах так писал о важности шпионажа в подготовке императора к сражениям: «Лошади, которые везли золото французского банка к будущим полям сражений в Австрии для оплаты секретных агентов, имели большее значение, чем стремительная и отважная конница Мюрата». Вот так, дорогой мой, Наполеон думал о победах своей армии… Он понимал толк в силе невидимого оружия.

Долго ещё сидели в кабинете два оперативника – молодой лейтенант и старый майор. Последнему хотелось выговориться, а первый с удовольствием слушал его рассуждения и, особенно, короткие истории фронтового периода о захвате «языков», оперативных «играх», фильтрационной работе, борьбе с бандами.

Ему хотелось слушать его и слушать, потому что это была правда живой, а не выдуманной жизни. И каждый раз, когда Николай возвращался из гарнизона, он молил Бога, чтобы застать Деева в кабинете.

Оформляя информацию от негласного источника, Деев каждый раз комментировал:

– Сынок, не разменивайся на мелочи. Если взял документ, то он должен продвинуть решение какого-то оперативного вопроса, а бумажка ради бумажки – это глупость, которая может кончиться даже преступлением. Есть у нас специалисты по отбору «мелочевки». Грош цена таким чекистам. Ты думай, как не навредить конкретному человеку. И тому, кто сигнализирует, и тому, о ком этот сигнал.

Руководство отдела требовало конкретных результатов. В отчетных «простынях» у многих офицеров зияли пустотами графы о проведении «профилактик». Оперативники понимали всю абсурдность втягивания их в круг такого рода «воспитательных бесед». Удовлетворение приходило на учениях, где проигрывались боевые условия работы. Но полигонные занятия скоро заканчивались.

Приходя домой, Николай делился с женой неудовлетворенностью в службе. Домой – понятие условное: своей квартиры не было, жена не работала, так как нянчилась с миленькой дочуркой. Цены в городе «кусались». Спасали харчи с родного Полесья от родителей.

Прошло полтора года. Чем дальше вникал офицер в службу, тем всё чаще появлялось желание покинуть оперативную работу, за которую его даже хвалили на совещаниях. Однако обязанности перед семьей, гордость за принадлежность к офицерскому корпусу и стремление дойти до цели, охотничий инстинкт – заарканить всё же шпиона – сдерживали запальчивость молодого оперативника.

Быт заедал. Квартиру надо было освобождать приезжал хозяин. Но к счастью, вскоре нашелся выход – Стороженко направили в Венгрию, в Южную группу войск (ЮГВ).

30 декабря 1969 года Николай с семьей поездом «Москва – Будапешт» выехал к новому месту службы. На перроне ему вспомнились слова отца, сказанные им накануне отъезда за границу: «Сынок, береги свой авторитет, офицерскую честь – ты теперь защитник Родины за её пределами». С одной стороны, эти слова казались на первый взгляд каким-то штампом, но сын-то знал, что они могли родиться только в искренней душе работяги с посиневшей от осколков антрацита кожей на руках. Он был верен Отчизне не столько словом, сколько делом.

Сидя в купе с женой, Николай обсуждал туманные перспективы неизвестной службы.

– Коля, прости за глупый вопрос, тебя оставят в Будапеште или направят на периферию? – поинтересовалась супруга.

– Какой Будапешт? Далеко не все лейтенанты начинают службу с европейских столиц. Таких, как я, «без роду и племени», посылают в глухие гарнизоны. Так что готовься жить почти что в зоне – за колючей проволокой или бетонным забором.

Поезд остановился на станции Чоп. Тут меняли вагонные тележки, переводя их на узкую западную колею. В Чопе, последнем населенном пункте СССР на этой границе, можно было потратить оставшиеся рубли. Николай обежал магазины и на резервные 110 рублей набил доверху полиэтиленовый пакет…

Свисток – и поезд тронулся, медленно приближаясь к мосту через реку Тисса. В коридоре стали скапливаться пассажиры.

– Чего это люди повылезали? – испуганно заметила Людмила.

– Сейчас поймёшь. Возьми копейки, бросим на счастье в реку. – Николай приспустил раму, и в образовавшуюся щель полетели три монетки.

– Ну, Коля, теперь нам повезёт.

– Должно, Люсьен…

А поезд продолжал лететь навстречу ветру, поднимая за собой пелену сухого, снежного свея, нередко горлопаня пронзительным свистком перед станциями и переездами.

Проезжая крупные железнодорожные узлы, Николай, как потомственный железнодорожник, обратил внимание на обилие паровозов. В отличие от советских пассажирских, зеленых и синих, здесь все были черные. Он узнавал знакомые марки – узкие «германки» и широкие «венгерки», проходившие на наших дорогах в послевоенное время соответственно сериями «52» и «ТМ». На первых отец бил рекорды по вождению тяжеловесных товарных составов, на вторых – водил пассажирские поезда.

Ход раздумий прервало экстренное торможение. Послышался грохот, крики, беготня. Как выяснилось, на неохраняемом переезде застрял советский танк, возвращающийся с учений. Минут через десять его тросом стянула другая машина. Это была первая встреча военного контрразведчика с проблемами пребывания «ограниченного контингента советских войск» на территории Венгрии.

Поезд медленно подплывал к восточному вокзалу венгерской столицы. На перроне, к огромному ликованию жены, семейство Стороженко встретил автобусом знакомый по львовскому периоду службы комендант отдела майор Усанов.

– Здравствуй, Венгрия! – прошептал Николай.

Гордостью занималось сознание молодого оперативника от слов, сказанных полковником Забродиным перед поездкой в Южную группу войск: «Николай, ты едешь на защиту наших рубежей – в передовой эшелон обороны стран Варшавского договора. Твоя часть, в случае чего, первая примет на себя возможный удар противника и будет сковывать его до подхода основных сил. Ты получил во Львове небольшой опыт – используй и развивай его за границей. Верю, что удача и успех подружатся с тобой. Пусть чекистское счастье повернется к тебе лицом. Это важно в нашем деле!»

А еще Николай вспомнил слова генерала Мозгова, как всегда, коротко оценившего работу перед отъездом: «Спасибо за службу. Я в тебе не ошибся. Значит, и поэты могут хорошо работать!»

Николай получил предписание принять артиллерийский полк, расположенный в поселке Фертёд недалеко от австрийской границы.

Полк был укомплектован пушками и тяжелыми гаубицами, поэтому пришлось осваивать новую материальную часть. Командир полка полковник Н. Соленый принял нового особиста несколько настороженно. От предшественника стало известно, что командир любил чарку, поэтому комполка посчитал, что вслед за «комиссарским» глазом прибыл дополнительный контроль – чекистский.

Время показало, что командир порядочный человек, профессионал высокого уровня. Говорили офицеры, что он снарядами может рисовать: цель накрывал с первого же выстрела безо всяких «вилок». Прошел всю войну в расчете знаменитых «сорокапяток», а закончил военное лихолетье командиром отдельного дивизиона 152-мм гаубиц. Победу встретил в майорских погонах с пятью орденами и десятком медалей на груди. Имел несколько ранений. Служба его помотала по Союзу.

– Что я тебе скажу, – как-то в одной из первых бесед заметил командир, – занимайся своим делом. Иностранцев, желающих знать, что делается у нас за забором, полно. Из достопримечательностей – музей графа Эстерхази, у которого служил композитор Гайдн. Есть в селе две корчмы, в которые ходят почти все офицеры гарнизона с семьями. Я иногда, когда на душе тяжко, тоже захожу. Сразу тебе признаюсь.

«Зачем откровенничает командир? Не собирается ли в чем-то упредить меня?» – подумал Николай.

– Ты у замполита был? – спросил он неожиданно.

– Нет, товарищ полковник.

– Ну, ты зайди, зайди к нему…

Стороженко представился замполиту подполковнику Ю. Гусеву. Встретил он с порога словами:

– Товарищ лейтенант, вы солдат партии, боец её вооруженного отряда, это обязывает нас работать в связке. Прошу меня первого информировать обо всех событиях негативного плана в гарнизоне.

– Товарищ подполковник, – прикинулся не понимающим оперработник, – когда я ехал сюда, меня инструктировали, что все информационные материалы мне необходимо докладывать своему непосредственному начальнику в соединение подполковнику Левшину.

– Не горячитесь… К словам замполита и начальника политотдела прислушиваются все офицеры, в том числе и ваш начальник, входящий в состав парткомиссии. Я вижу, вы не понимаете роль политработников в армии. Не забывайте, что Леонид Ильич Брежнев – выходец из когорты партийных бойцов. Комиссаров он поддерживает.

– Такого правового института уже давно в Советской Армии нет.

– Замполиты – это их последователи!

– Комиссары приставлялись к спецам-командирам, офицерам царской армии. Сейчас же командный состав – все коммунисты, – усердствовал в отстаивании своей точки зрения Стороженко.

– У вас замашки энкаведиста… Вы полагаете, что чекисты вновь встанут над партией Ленина?

– Они никогда не стояли… Много сотрудников госбезопасности тоже заплатили жизнями за доверчивость или неприятие «законов джунглей», которые навязывались сверху. Партийные органы руководили ЧК…

Неприятный осадок оставила первая встреча с замполитом, пытавшимся, по всей видимости, расправиться руками военного контрразведчика с командиром полка. Первое время «комиссар» приглашал Николая на «чашку кофе» – помириться и заодно выяснить обстановку в полку. Он любил ковыряться в «грязном белье» офицерских семей и оперативник однажды не выдержал:

– То, что вы предлагаете мне делать, выходит за рамки моей компетенции. Сейчас другие люди в органах, иные задачи нарезаны нам руководством. Условия заграницы требуют от нашей службы заниматься контрразведкой. Не ждите, что я буду собирать для вас информацию о том, кто, где, когда и с кем ночевал, посетил корчму и прочее.

Замполит выслушал оперативника, краснея и ерзая в кресле, но попытался возразить:

– Пойми же ты, мы с тобой бойцы партии, роль которой изо дня в день повышается, – продолжал настаивать подполковник. Он готов был разглагольствовать ещё, но Николай уважительно остановил его, сославшись на срочную работу.

Чекист действительно назначил встречу на 18.30 с начштаба 3-го дивизиона, который на полигоне несколько раз зафиксировал автомашину с западногерманскими номерами. Водитель производил фотографирование. Майор П. Сидоров передал контрразведчику номер автомобиля и описал внешность иностранца и его действия. Эти материалы срочно были переданы венгерским сотрудникам госбезопасности.

Через неделю коллега Николая с венгерской стороны майор П. Ковач сообщил, что установленный по номеру машины немецкий турист Густав Шрам задержан в районе режимного объекта Венгерской народной армии под Будапештом при попытке скрытого фотографирования.

Это был первый успех молодого контрразведчика. Помогли друзья – так тогда назывались венгерские коллеги. Взаимодействие по линии госбезопасности помогало лучше понимать друг друга и решать общие задачи.

Тем временем события в полку разворачивались стремительно. Нарастал «кризис власти». Не без помощи замполита Соленому предложили уволиться…

Вскоре он сдал дела молодому, энергичному подполковнику В. Ванюшкину, быстро сколотившему вокруг себя здоровый коллектив. Он был одинаково требователен к себе и подчиненным. Большим подспорьем новому командиру в деле приведения гарнизона в божеский вид стал приезд в полк выпускника Академии тыла и транспорта майора В. Литвинова – трудолюбивого офицера. Впоследствии он дорос до генерал-полковника…

Командир полка стоял возле курилки, окруженный офицерами штаба части. Начальник тыла оживленно размахивал руками. Как показалось Стороженко, подходившему к собравшимся, речь могла идти о каком-то ЧП.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю