Текст книги "Знак темной лошади"

Автор книги: Анатолий Ромов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)

– Длинную веревку… – Эйнжи помолчала. – Если я дам вам запасной шнур от штор подойдет?

– Конечно. – Жильбер спрятал в карман поданный ему запасной шнур. А сейчас, Эйнжи, выслушайте меня внимательно. Вы проводите меня к моему номеру прямо сейчас. Я открою дверь, войду в номер, вы же останетесь в коридоре. В смысле, вы не должны входить в мой номер, вам понятно?

Сказав это, Жильбер подумал: конечно, он может ошибаться, но если он все рассчитал правильно и Барт действительно засел в его номере, он вполне может открыть стрельбу в первый же момент, как только он войдет. Именно поэтому он должен сейчас сделать все, чтобы Эйнжи не пострадала.

– Понятно, сэр, сказала Эйнжи.

– Там, в номере, я могу вас о чем-то попросить. Сам не знаю, о чем. Что-то сделать, принести, мало ли что мне придет в голову. Надеюсь, вы выполните все мои просьбы?

– Конечно, сэр. «Шератон» пятизвездный отель. И мы обязаны делать все, чтобы клиенты остались довольны.

– Отличный ответ, Эйнжи. Идемте?

– Да, я готова, сэр.

Пройдя вместе с Эйнжи к своему номеру и вставив в дверь ключ, Жильбер улыбнулся. Эйнжи тут же улыбнулась в ответ. Повернув ключ и открыв створку, он вошел в номер. В идеально прибранной прихожей стояла тишина. Тем не менее, повернувшись к Эйнжи, Жильбер ощутил неприятный холодок в затылке. Постояв, сказал чуть громче, чем обычно:

– Сейчас я лягу спать. Прошу никого не пускать ко мне в номер. Никого, кто бы к вам ни обращался.

– Хорошо, сэр, – сказала Эйнжи.

– И, если вам не трудно, разбудите меня часов в шесть вечера. Да, часов в шесть. Сможете?

– Конечно, сэр. Я позвоню по вашему телефону ровно в шесть вечера. Что-нибудь еще, сэр?

– Больше ничего. Хотя нет… Жильбер посмотрел на Эйнжи. – Скажите, у вас есть снотворное?

– Снотворное? Должно быть, сэр. Я посмотрю в аптечке.

– Посмотрите. К вечеру я должен быть свежим, поэтому хотел бы сразу заснуть.

– Сейчас я вам его принесу, сэр. Кажется, у нас есть эуноктин.

– Хорошо, жду. – Улыбнувшись Эйнжи, Жильбер прикрыл дверь. Повернувшись, вошел в холл. Он вполне был готов к тому, что Барт или его люди нападут на него прямо сейчас, здесь. Но в холле, как и в прихожей, все дышало спокойствием. Черт, подумал Жильбер, хорошо бы он начал стрелять в корпус, а не в голову. Собственно, он только на это и рассчитывал. Если ствол пистолета Барта, затаившегося где-то здесь, будет нацелен в его спину или грудь, он выиграл. Если в голову – проиграл.

Чувствуя напряжение каждой нервной клетки, Жильбер перешел из холла в гостиную. Постояв здесь и так и не дождавшись выстрела – в спальню. Обстановка спальни представляла собой стилизацию под викторианскую эпоху: огромная кровать под балдахином, гнутая мебель, овальные зеркала в узорных рамах. Эту кровать Жильбер уже видел утром. Сейчас, взглянув на нее, подумал: для его замысла такая кровать подходит в самый раз. Повернувшись, подошел к чуть приоткрытой двери на балкон и в этот момент услышал голос Эйнжи:

– Мистер Ткела! Мистер Ткела, я принесла снотворное! Где вы, мистер Ткела?

– Я здесь! Вернувшись в прихожую, Жильбер увидел стоящую в двери Эйнжи. – О, спасибо. Что у вас там оказалось?

– Эуноктин. Китти говорит, это очень хорошее снотворное.

– Эуноктин так эуноктин. Мне лишь бы заснуть. – Взяв у Эйнжи коробочку, Жильбер кивнул: – Спасибо, барышня. А теперь прошу меня не беспокоить.

– Хорошо, сэр. – Сделав книксен, Эйнжи ушла.

Закрыв за ней дверь, Жильбер несколько раз повернул ключ. Затем, постаравшись сделать это как можно тише, вынул ключ из скважины, спрятал в карман. Постояв в тишине, подумал: если сейчас раздастся выстрел, выход у. него один – упасть. И, покатившись по полу, как можно скорей выйти из зоны обстрела. Хотя он предпочел бы, чтобы все разыгралось чуть позже, в спальне.

Постояв и так и не дождавшись выстрела, он прошел в спальню. Дверь, ведущая из спальни на балкон, была приоткрыта, и он ее не тронул. Но дверь, в которую вошел из гостиной, плотно прикрыл. Затем, зайдя за балдахин кровати так, чтобы его не было видно с балкона, приступил к переодеванию. Снял галстук, рубашку, костюм и туфли и, достав из стоящей рядом сумки куртку, майку, джинсы и кроссовки, надел их на себя. Куртку, чтобы скрыть пуленепробиваемый жилет, пришлось застегнуть. Снятые вещи он повесил на стул, поставив его затем вместе с туфлями перед кроватью. Все это он проделал, внимательно оглядывая балкон и чутко прислушиваясь. Затем, покончив с переодеванием, разобрал постель и, воспользовавшись снятым с нее покрывалом, скатал тугой рулон. Один конец рулона он обвязал полученным от Эйнжи шнуром, тщательно закрепив петлю узлом. Оставшуюся часть веревки он бросил на пол с тыльной стороны кровати так, чтобы потом за нее можно было легко взяться. Затем, не отрывая взгляда от балкона, положил рулон на кровать, накрыл одеялом и изогнул несколько раз, добившись в конце концов полной иллюзии, что под одеялом спит человек. Балдахин был отдернут не до конца, и Жильбера это устраивало: места, где должны находиться ноги и голова, были закрыты, так что любой, вошедший в спальню, смог бы сначала увидеть лишь среднюю часть одеяла, под которым лежало чучело.

Закончив приготовления, Жильбер зашел за балдахин. Достав из сумки «беретту», сунул ее в карман куртки. Поднял с пола конец шнура, чуть натянул его и, выбрав точку, с которой ему были одновременно видны и дверь, ведущая в спальню из гостиной, и балкон, стал ждать. Теперь он был спокоен. Сейчас в его задачу входило лишь одно: стоять не шевелясь и не издавая ни одного звука. А это он умел.

Прошло десять минут, двадцать, полчаса. Все это время Жильбер стоял, напряженно вслушиваясь. Он пытался уловить хотя бы малейший скрип, шелест, шорох, любой звук, который мог бы издать затаившийся в номере человек, но в номере, если не считать изредка возникавшего внизу шума проезжающих машин, стояла полная тишина. Он уже начал сомневаться, не зря ли затеял весь этот маскарад, как вдруг услышал еле уловимый звук. Этот звук, нечто среднее между шелестом и скрипом, донесся со стороны балкона и тут же стих. Однако даже этого короткого шума, точнее, намека на шум, для Жильбера было достаточно; он вырос в лесу, где люди с малых лет постигают умение разбираться в звуках. Сейчас, после раздавшегося со стороны балкона шелеста, он знал точно: там стоит человек.

После услышанного Жильбером скрипа в спальне минуты три стояла полная тишина. Затем точно такой же звук раздался снова. Тут же Жильбер увидел: в выходящем на балкон окне, на уровне человеческого роста, возникла часть лица. В эту часть, застывшую, как маска, входили один глаз, полноса, полрта, ухо и длинные темные волосы. Именно по этим волосам, чуть шевелящимся на ветру, Жильбер понял: это Барт.

Застыв, Барт напряженно вглядывался в кровать. Выждав нужную паузу, Жильбер осторожно потянул за шнур. Отозвавшись его движению, средняя часть «спящего» чуть шевельнулась. Голова Барта тут же исчезла, чтобы через несколько секунд появиться снова. Выставив пол-лица, Барт снова застыл, вглядываясь в кровать. Дав ему возможность убедиться, что «спящий» все же не встал, Жильбер снова потянул за шнур, и чучело снова шевельнулось. На этот раз Барт не отдернулся. Больше того, постояв минут пять, он, ступая почти беззвучно, вышел из-за укрытия. В руке Барт держал «смит-вессон» с навернутым на ствол глушителем. Подойдя к двери на балкон, он проскользнул в щель, поднял руку с пистолетом, прищурился. Затем, но мере того как «смит-вессон», выпуская пулю за пулей, пять раз негромко щелкнул, угрюмая сосредоточенность на лице Барта сменилась улыбкой. Все происходило, как и должно было происходить: при каждом выстреле Жильбер исправно дергал за веревочку, так что чучело ровно пять раз дернулось в такт выстрелам. Лишь когда Барт после пятого выстрела опустил пистолет, Жильбер бросил веревку. Бесшумно достал из кармана «беретту». Он был почти уверен, что провести до конца такого человека, как Барт, ему не удастся.

Так и случилось. Постояв несколько мгновений, Барт, издав утробный звук, бросился к кровати. Сбив пинком ноги рулон, выставив вперед пистолет и присев, начал напряженно оглядываться. Жильбер по-прежнему не издавал ни звука. В конце концов Барт, не выдержав, крикнул:

– Эй ты, нигер! Где ты, вонючая собака? Я знаю, что ты здесь! Выходи, все равно я тебя кокну! Ну? Где ты спрятался?

– Здесь. – Сказав это, Жильбер вышел из-за кровати. В вытянутых на уровне лица руках он держал «беретту». Я здесь. Брось пистолет.

Его расчет оказался точным: мгновенно повернувшись, Барт два раза выстрелил ему в грудь. Он наверняка выстрелил бы и в третий раз, но не успел: метнувшись к нему в прыжке, Жильбер сначала выбил из его руки «смит-вессон», а затем вырубил коротким ударом «беретты» по голове. Качнувшись, Барт вяло упал. По его позе, а также по силе удара было ясно: очнется он не раньше чем через полчаса.

Постояв, Жильбер спрятал в карман «беретту». Судя по звукам, их короткую схватку никто не услышал: в номере и в коридоре было тихо. Снизу доносились обычные уличные шумы.

Вернувшись к кровати, он снял с рулона веревку. После этого, заложив руки Барта за спину, крепко связал их; затем, подумав, пропустил веревку к ногам и так же крепко связал лодыжки. Подняв тяжелое тело, усадил в кресло. На всякий случай приготовил полотенце, чтобы в случае необходимости использовать как кляп. И, усевшись в кресло напротив, стал ждать.

Ждать пришлось долго: лишь минут через двадцать веки Барта слабо шевельнулись, а еще минут через пять он встряхнул головой и сонно огляделся. Посмотрел на Жильбера.

– Привет, Барт, – сказал Жильбер. – Знаешь, ты сделал все, чтобы вывести меня из себя.

Барт попытался что-то сказать, но не смог, и Жильбер добавил:

– Ладно, долго рассусоливать с тобой я не буду. Рассказывай все, только не вздумай вешать лапшу на уши. Не начинай толковать что-нибудь насчет того, например, что просто хотел меня убрать.

По виду Барта было ясно: он пытается собраться с мыслями. Так и не дождавшись ответа, Жильбер продолжил:

– Объясняю: когда хотят убрать просто, высылают бомбардиров. А не залезают в чужие номера. Думаю, ты это просек и без меня. Поэтому самым разумным с твоей стороны будет рассказать все. Все подчистую. – Жильбер сделал вид, что изучает Барта. – Как, Барт, будешь умницей? Расскажешь?

Наконец-то сонное выражение на лице Барта сменилось осмысленным. С ненавистью пробуравив Жильбера взглядом, а затем сплюнув, он перешел к изучению пола у себя иод ногами. В этой позе он просидел около минуты. Наконец сказал:

– Слушай, нигер, ты хоть понимаешь разницу между мной и тобой? Кто ты и кто я?

– Очень хорошо понимаю.

– Ничего ты не понимаешь. Ты никто. Мразь. Мусор на помойке. За тобой никто не стоит, никто во всем свете. Ладно, ты обвел меня вокруг пальца, связал. Но все равно ты ничего не сможешь со мной сделать. Даже если ты меня сейчас придушишь. Мои ребята найдут тебя в два счета. Найдут, вынут кишки и намотают на первый же столб. Поэтому для тебя же лучше будет развязать меня сейчас.

Жильбер смотрел на Барта, сохраняя полное спокойствие. Не дождавшись его реакции, Барт продолжил:

– Обещаю, нигер: я дам тебе уйти из города. Большего обещать не могу, но можешь рассчитывать, что из города ты в этот раз уйдешь.

– Дурак ты, Барт, – Жильбер встал. – Дурак, что все эго мне сказал.

Барт промолчал, исподлобья наблюдая за Жильбером.

– Но главное, с твоей стороны было большой неосторожностью назвать меня нигером. Правда, во время своей болтовни ты подал мне отличную идею: придушить тебя. Именно это я сейчас и сделаю.

Вытянув правую руку, он взял Барта за горло. Сжал пальцы. Прибегать к этой пытке, медленному удушению, Жильбер не любил. Этот варварский способ восходил корнями к его далеким африканским предкам. Но Жильбер отлично знал: выдержать эту пытку не может никто. Он сам вряд ли устоял бы перед ней, если бы ее применили к нему.

Держа Барта за горло и глядя ему в глаза, он следил лишь за одним: чтобы во время процедуры Барт не испустил дыхание. Он то еле заметно сжимал пальцы, то чуть отпускал их, так что Барт, находясь между жизнью и смертью, хрипел, давился, из его рта текла слюна, глаза вылезали из орбит. Муки Барта были сейчас невыносимы, Жильбер это знал, но не испытывал к нему ни капли жалости.

Наконец, увидев, что губы Барта посинели, а глаза закатились, Жильбер разжал пальцы. Голова Барта безвольно упала на плечо.

Во время пытки жертве надо было изредка давать передышку, но не очень долгую. Приподняв голову Барта, Жильбер взял его за подбородок. Сжав скулы пальцами одной руки, другой похлопал Барта по щеке. После того как это не помогло, повторил процедуру.

Наконец, придя в себя, Барт открыл глаза и закинул голову. Изо рта у него все еще вырывался надрывный хрип.

Когда взгляд Барта стал более менее осмысленным, он, встретившись взглядом с Жильбером, попытался что-то ему сказать. Увы, следствием этой попытки стало всего лишь шевеление губ. Лишь после того, как Жильбер снова похлопал его по щеке, Барт наконец выдавил:

– Что… ты… от меня… хочешь?

– Всего лишь придушить тебя второй раз.

Улыбнувшись, Жильбер снова взял Барта за горло и повторил пытку. Правда, на этот раз он чуть продлил ее, так что в конце концов Барт потерял сознание.

Привести его в чувство Жильбер смог, лишь сходив в ванную за водой.

После того как он несколько раз брызнул водой Барту в лицо, тот открыл глаза. На этот раз в его взгляде стояло лишь одно: животный страх. Животный страх и ничего больше.

– Будем говорить? – спросил Жильбер.

– Спра… спра… спрашивай… – Губы Барта еле шевелились. – Спраш-шивай… я отвечу… Что… тебе… нужно?

– Вот это другой разговор. Мне нужно знать все то же: зачем ты, не жалея времени, караулил меня здесь.

– Я… я… – Барг с трудом перевел дыхание. – Говорю же, я хотел расквитаться с тобой… за прошлый раз…

– Чушь. Ты ведь засек меня раньше, чем я тебя.

– Ну… ну… ну и что?

– А то, что, если бы ты действительно хотел со мной рассчитаться, ты просто-напросто натравил бы на меня своих ублюдков. А не лез бы в чужой номер. Нет, Барт, мне очень жаль, но тебе снова придется вынести процедуру. – Он протянул руку; увидев это, Барт отчаянно замотал головой:

– Не… нужно… Я… скажу…

– Говори.

– Сейчас… Только… Ты меня… после этого… не будешь? А?..

– Если скажешь, не буду.

– Лучше убей меня… Только не нужно этого…

– Я сказал: говори.

– Хорошо… Сейчас… – Барт помолчал. – Этот… твой… жокеишко… Дюбуа… Ему сейчас… придут кранты…

– Что? – Жильбер схватил Барта за плечи. – Где?

– Там… На ипподроме…

– Черт… – Вглядевшись. Жильбер понял: Барт говорит правду. Закричал, тряся его изо всех сил: – Кто это должен сделать? Как? Говори! Говори, сволочь, или я вырву у тебя глаза! Говори!

– Его… кончат там… прямо на дорожке…

– На дорожке? Когда?

– Скоро… Если уже не кончили… Ты обещал… меня… не трогать…

– Будь ты проклят! – Жильбер встряхнул Барта. И тут же понял, что переборщил: Барт потерял сознание. Отпустив обмякшее тело, бросился к телефону. Снял трубку и тут же, сообразив, что звонить некому, положил ее. Ведь если он и позвонит тому же Мухаммеду или просто в полицию, что он сможет им сказать? Что на Анри Дюбуа готовится покушение? И что он вот-вот умрет прямо на дорожке? Любой здравомыслящий человек скажет, что это чушь и глупость. Единственное, что ему остается, – мчаться на ипподром.

Вытащив Барта в коридор, Жильбер привалил его к двери номера «три» «а». Позвал Эйнжи; прибежав и увидев Барга, горничная прижала ладони к щекам.

– О, господи… Почему он связан?

– Связан потому, что вы и мистер Симпсон, которого я сейчас предупрежу, должны будете сдать его полиции. Эйнжи, давайте быстренько откройте номер мистера Барта с гой стороны. Быстро. Мы с вами должны будем внести его туда и оставить.

– Но бог мой, мистер Ткела, объясните, что случилось?

– Эйнжи, быстро откройте номер, потом я вам все объясню.

Эйнжи исчезла; через пять минут ключ в двери номера повернулся. Втащив Барта в номер и уложив его на диван, Жильбер сказал как можно строже:

– Эйнжи, теперь вы должны будете запереть мистера Барта в его номере. И ждать указаний мистера Симпсона. Вы поняли меня?

– О, мистер Ткела… – В глазах Эйнжи стоял испуг. – Я ничего не понимаю.

– Делайте, что вам говорят! Все!

Спустившись вниз и предупредив Симпсона, чтобы тот сообщил о Барте в полицию и ждал его возвращения, Жильбер бросился к «форд-фиесте». Через минуту он уже разворачивал машину. В самый последний момент, уже дав газ, он вдруг увидел, что на стоянке припаркован черный «БМВ». Однако выяснять, чья это машина и имеет ли она какое-то отношение к Барту, у него уже не было времени.

* * *

Поставив на барьер ложи бокал с охлажденным гранатовым соком, Нгала посмотрела на поле. После того как Мухаммед сообщил ей, что Жильбер здесь и, судя по всему, не собирается выезжать из «Шератона», настроение у нее улучшилось. Если Жильбер здесь, они обязательно увидятся. Может быть, даже сегодня. И в конце концов объяснятся. Все же остальное, что она сейчас видела и слышала, было просто прекрасно. Ярко-зеленое поле, музыка, солнце, лошади, жокеи в пестрых одеждах. Как только что ей объяснил Мухаммед, приз, который будет сейчас разыгран, считается в программе главным. И приз этот, добавил Мухаммед с улыбкой, обязательно выиграет Анри.

Она хорошо видела Анри. Сначала он проскакал на Гугенотке перед трибунами, затем, остановив лошадь, заставил ее шагать по дальней дорожке. Сейчас Анри готовился к старту. Что ж, подумала Нгала, может, и ей когда-нибудь повезет. Непонятно, почему так получалось, но она всю жизнь ошибалась в выборе. Но не вечно же будут продолжаться эти ошибки. Она должна найти свое счастье. Должна.

Впрочем, подумала она, взяв бокал с соком, счастьем можно считать уже то, что она сидит сейчас на этой трибуне. Она видит Анри. И знает, что скоро увидит Жильбера. А это почти счастье.

* * *

Два мощных телохранителя, державшие Гугенотку под уздцы с двух сторон, осторожно подвели ее к стартовому боксу. Затем, тщательно осмотрев бокс, вышли из него, присоединившись к стоявшим у дорожки еще двум телохранителям. Телохранители по настоянию Мухаммеда наблюдали за Анри с первого же выступления его здесь, контролируя все процессы на ипподроме от взвешивания до старта. Мухаммед не скупился всего личных телохранителей у Анри было двенадцать.

Сдерживая гарцующую под ним Гугенотку, Анри посмотрел в сторону ложи для почетных гостей: мать, как и раньше, сидела у самого барьера, глядя в его сторону. Трибуны были забиты до отказа, и Анри отлично знал: причиной такого наплыва стал он сам. Точнее, созданный рекламными агентствами по заданию Мухаммеда его образ – образ жокея, который никогда не проигрывает. Впрочем, у рекламных агентств для создания такого образа были все основания – из тридцати последних скачек он выиграл двадцать девять, лишь в одной уступив победителю полголовы.

Судья дал команду заводить лошадей в боксы, и Анри, подав Гугенотку, ввел ее в бокс. Затем, когда одновременно с сигналом стартера дверца открылась, Анри, припав к шее Гугенотки, цокнул, и лошадь рванулась вперед. Над трибунами взорвался многоголосый крик; под этот все усиливающийся крик они с Гугеноткой с самого начала повели скачку. За ними скакало около тридцати лошадей, но Анри отлично знал, что ни одна из них не сможет составить сколько-нибудь серьезную конкуренцию Гугенотке. Без особых усилий пройдя первым две трети дистанции, Анри, подходя к последнему повороту, на всякий случай оглянулся. Вплотную за ним, готовые, вздумай он чуть-чуть сбавить пейс, тут же захватить его, скакали три лошади. Взмыленные морды качались у самого крупа Гугенотки, жокеи держались на стременах, сильно пригнувшись, так что он смог увидеть лишь их картузы. Американец, англичанин, француз… Двое, американец и англичанин, считались фаворитами вместе с ним, француз же, которого звали как будто бы Ги Булле, вообще выплыл откуда-то из темноты. Этот Ги Булле был провинциалом, кажется, из Лиона; до этой скачки Анри никогда о нем не слышал. Он даже его имя узнал лишь из сегодняшней программки. Ладно, подумал он, какая разница, кто за мной скачет. В любом случае Гугенотка выиграет у второй лошади как минимум корпус.

В поворот они с Гугеноткой вошли, как он и рассчитывал, первыми. Пейс кобыла держала необычайно легко, и Анри, ощущая в Гугенотке огромный запас сил, решил избавить ее от посыла. Он лишь мягко пригнулся, припав к напряженно вздрагивающей шее. Так, распластываясь над дорожкой, они почти было прошли поворот, как вдруг кто-то с огромной силой ударил Анри в плечо. Толчок был таким мощным и так точно рассчитан, что Анри еле удержался, чтобы не вылететь из седла. В первые мгновения он не смог даже оглянуться, сосредоточив все усилия на том, чтобы восстановить равновесие. Лишь выйдя из поворота, он бросил короткий взгляд назад. Рядом, не выдержав бешеного пейса, постепенно отпадал назад на своем жеребце Ги Булле. Все ясно, подумал Анри, его толкнул этот, неизвестно откуда вынырнувший француз. Причем толкнул очень расчетливо, в момент, когда Анри и Гугенотка закрыли его от объектива телекамеры, ведущей съемку с едущей по внутренней дорожке машины. Ничего себе прикол, подумал Анри. Ведь если бы при падении он не сломал себе шею, его наверняка затоптали бы скачущие следом лошади… И все же он удержался… Удержался, удержался, удержался, повторял он про себя… И в этот момент вдруг понял: он падает. Еще не понимая, в чем дело, он попытался ухватиться за гриву. Тщетно: опоры с правой стороны, там, где его только что надежно поддерживало путлище из сыромятной кожи, уже не было. Черт, успел подумать он, как же могло случиться, что путлище оборвалось… Ведь он сам проверял его перед самой скачкой… Это было последнее, что пронеслось в голове. Ударившись о землю. он вдруг понял: этот удар так силен, что он, Анри Дюбуа, раскалывается. Затем наступила темнота.

* * *

Резко затормозив перед уже знакомым ему входом в ложу, Жильбер выскочил из машины. По шуму над трибунами, по стоящим около входа в ложу полицейским, вообще по всему попытался определить: случилось ли уже что-нибудь или еще нет. Понять это было невозможно. Трибуны шумели довольно сильно, но ведь это вполне мог быть обычный шум, сопровождающий скачку. Что же до полицейских, по ним вообще ничего нельзя было понять. Они стояли в спокойных позах, о чем-то непринужденно переговариваясь. Лишь когда Жильбер кинулся к ним. один из полицейских, уже знакомый ему инспектор, настороженно покосился в его сторону.

– Инспектор, простите… – Жильбер перевел дыхание. Что, на ипподроме все в порядке?

– На ипподроме? – Инспектор пожал плечами. – Вроде все в порядке. – Жильбер продолжал смотреть на него, и инспектор добавил: – Все в порядке, если не считать, что только что какой-то жокей упал с лошади. Сэм, я не ошибся?

– Нет, сэр, – сказавший это констэбль поправил бляху на груди. – Все подтвердилось, упал жокей.

– Что за жокей, вы не знаете? Жильбер повернулся к констэблю.

– По-моему, Анри Дюбуа. Да, Анри Дюбуа, новоявленная знаменитость. Из Франции.

– И… что с ним? – Жильбер впился взглядом в лицо констэбля. – Он жив?

– Сэр, вот этого я не знаю. Констэбль вежливо улыбнулся. – Я знаю только, что он упал с лошадки на всем скаку. Откуда мы можем знать все остальное?

– Мистер Ткела, вы можете все узнать у мистера Мухаммеда, – сказал инспектор. – Кстати, он вас разыскивает. Нам даже попало, что мы вас выпустили. Хотя мы здесь ни при чем.

– Спасибо, инспектор. – Жильбер бросился наверх. Преодолев на своем пути те же самые два кордона, состоящие из полицейских и агентов в штатском, заглянул в ложу. Мухаммеда в ложе не было. Судя по лошадям, гуськом выступающим внизу, под самой трибуной, ипподром готовился к следующей скачке. Пытаясь отыскать хоть какое-то знакомое лицо, Жильбер наконец увидел старичка, вызвавшего у него недавно такое сильное раздражение. Встав, старичок спросил со слишком уж подчеркнутой почтительностью:

– Да, сэр? Я внимательно слушаю вас.

– Где мистер Мухаммед?

– О, сэр… – Старичок покачал головой. Только что случилось большое несчастье. Упал жокей. Мистер Мухаммед сейчас с ним, в жокейской.

– Вы можете объяснить, как туда пройти?

– Конечно. – Старичок подробно описал, как пройти в жокейскую. С трудом дослушав его до конца, Жильбер бросился вниз.

* * *

Перед жокейской стояли две санитарные машины с включенными мигалками. Вход в здание охраняла цепочка полицейских. У самого входа глухо шумела небольшая толпа, состоящая в основном из жокеев и конюхов. С трудом пробившись внутрь, Жильбер бросился к одной из дверей; поскольку возле этой двери стояло несколько человек в белых халатах, он решил, что Анри находится именно здесь. Приоткрыв дверь, увидел чьи-то спины. Затем, войдя, по неясному движению в углу понял: он не ошибся, Анри там.

Стоящий рядом с Жильбером человек в форме жокея прошипел:

– Черт… Будь оно все проклято…

– А… что случилось? – тихо спросил Жильбер. – Это Дюбуа?

– А-а! – Человек махнул рукой. – Я сам видел, как он упал.

– Он упал во время скачки?

– Да, во время скачки. И после этого по нему проскакало как минимум пять лошадей.

Продвинувшись, Жильбер наконец увидел Анри: тот лежал на кушетке на спине, из ноздрей на закинутой голове вверх, к аппарату, тянулись две прозрачные трубки, другие две трубки, черные, прижатые присосками к груди, шли к другому аппарату. Обнаженное тело Анри, прикрытое по пояс простыней, было почти сплошь покрыто багрово-черными ссадинами и синяками. Рядом с кушеткой стояли два врача в белых халатах и Мухаммед; однако совершенно невероятным было то, что рядом с кушеткой на коленях стояла Нгала. Всхлипывая, она гладила безвольно свисающую с кушетки руку Анри.

Наверное, Нгала почувствовала его взгляд, потому что, обернувшись, вдруг встала. Замотала головой и, до крови кусая губы, молча прижалась лицом к его груди.

Он чувствовал, как она, сотрясаясь от рыданий, пытается что-то сказать ему сквозь слезы. Наконец один из врачей, покосившись, дал знак стоящей поодаль медицинской сестре; подойдя, сестра мягко взяла Нгалу за плечи:

– Успокойтесь. Вы должны беречь свои силы. Они вам еще очень пригодятся. И прежде всего они пригодятся вашему сыну.

Оторвав голову от груди Жильбера, Нгала затравленно посмотрела на медсестру. Лишь когда Жильбер тронул ее за руку, Нгала, кивнув головой, дала себя увести.

Мухаммед смотрел на Жильбера. Тот сказал негромко:

– Мистер Мухаммед, можно вас на минутку?

– Да, конечно. – Выйдя с Жильбером в коридор, сказал: – Слушаю вас, месье Ткела.

– Как все это случилось?

– Черт. Не спрашивайте. Лишь бы у него был цел позвоночник. Если позвоночник остался цел, все поправимо. Я вызову лучших врачей, мы накачаем ему мышцы.

Мы сделаем все, но он вернется на дорожку. Клянусь вам, мистер Ткела, вернется. Что же до того, как это случилось, клянусь, я сам до сих пор не могу понять, как это случилось.

– И все же, месье Мухаммед?

– Чертовщина какая-то. Перед самым финишем у Анри лопнуло правое путлище.

– Что это?

– Ремень, держащий стремя. Хоть тресни, не могу объяснить, как это могло произойти. Путлище делается из сыромятной кожи, оно способно выдержать полтонны веса. Да и… Все, кто стоял рядом с Анри у стартовых боксов, утверждают: перед самой скачкой с этим путлищем все было в порядке.

– Вы считаете, это несчастный случай?

– А чем еще прикажете это считать?

– Покушением на убийство. Или убийством, если Анри умрет.

– Что… у вас… – Мухаммед внимательно посмотрел на Жильбера. – У вас есть основания так говорить?

– Есть, и серьезные. Вы знаете такого Ришара Барта?

– Ришар Барт? – Мухаммед потер лоб. – Где-то я о нем слышал. И что этот Ришар Барт?

– Не далее как час назад этот Ришар Барт сообщил мне, что на Анри готовится покушение. И что он умрет прямо здесь, на дорожке ипподрома, во время скачки. Я попытался что-то сделать, бросился сюда, на ипподром, но, как видите, опоздал.

– И где же этот пророк сделал вам свое невероятное признание?

– В «Шератоне». Сейчас он лежит там связанный. В своем номере. Выехав сюда, я попросил портье вызвать полицию, чтобы до моего возвращения Барт находился под охраной.

– Так едем туда?

Да, мне очень бы хотелось поехать туда. Именно вместе с вами.

В «Шератон» они, чтобы не терять времени, поехали на машине Жильбера. В пути Жильбер коротко рассказал Мухаммеду все, что произошло в отеле с момента, когда он увидел Барта возле его темно-золотистого «порше».

* * *

Войдя вместе с Мухаммедом в «Шератон», Жильбер сразу же заметил переодетых полицейских. Двое, делая вид, что читают газеты, сидели в креслах недалеко от входа; еще двое стояли у лифта с преувеличенно рассеянным видом, успевая при этом, однако, внимательно изучать всех, кто входил и выходил из отеля.

Подойдя к портье, Жильбер сказал:

– Спасибо, мистер Симпсон. Я вижу, вы выполнили мою просьбу.

– О, мистер Ткела. – Сказав это; Симпсон тщательно откашлялся.

– Барт все еще в своем номере?

В этот момент, увидев подошедшего Мухаммеда, Симпсон неожиданно изобразил нечто вроде тика.

– Привет, Симпсон, – небрежно бросил Мухаммед.

Симпсон поднял брови:

– О, мистер Мухаммед… У меня просто голова идет кругом.

– У меня самого голова идет кругом. Я вижу, сюда приплыл сам шеф-инспектор Брэдли?

– Точно, мистер Мухаммед, сам шеф-инспектор Брэдли.

– Значит, дело действительно серьезно.

Симпсон помолчал, и Мухаммед добавил:

– Ладно, поднимусь-ка я наверх с мистером Ткела. Любопытно, что из себя представляет этот Ришар Барт.

Брови Симпсона во время этой фразы совершали просто-таки бешеный танец. Заметив недоуменный взгляд Мухаммеда, он потупился:

– Мистер Мухаммед, советую вам подождать здесь. Честное слово.

– С какой стати? Вообще, Симпсон, что у вас с лицом?

– Ничего, сэр, вам показалось.

– Мне не показалось, но ладно. Месье Ткела, вы проводите меня?

– Конечно.

Они подошли к лифту. Затем последовало несколько неуловимых движений мощных парней, стоящих у лифта, и Жильбер ощутил на запястьях холод металла. Лишь сейчас, когда на его руках защелкнулись наручники, он понял: два переодетых флика торчали здесь вовсе не из-за Барта, а из-за него.

Застывший Мухаммед несколько секунд не мог от неожиданности произнести ни слова. Когда же он выдавил: «Эй, парни, что все это значит?», к ним уже подошел высокий человек с кустистыми рыжими бровями. Хмыкнув, этот человек сказал в высшей степени учтиво:

– Добрый день, мистер Мухаммед. Сожалею, что всю эту процедуру пришлось совершить в вашем присутствии.