Текст книги "Экзамен-2 (СИ)"

Автор книги: Анатолий Оркас

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц)

Я сглотнул. Он сказал – чтобы у нас не было тайн друг от друга. А может, я хочу, чтобы что-то оставалось в тайне? Может, мне так лучше будет?

Я лежал в тишине, тесно прижимаясь спиной к любимой… И мучился так, что не приведи Господи! И, Боже, если ты есть – сделай так, чтобы эта ночь никогда не повторилась!

Утром она меня спросила самым ласковым тоном:

– Ну, что, выспался, злюка?

Я не смог дальше удерживаться, повернулся и обнял её, зарывшись носом в шерсть.

– Ты беременна?

– Ещё не знаю, – спокойно сказала она. – Так что для надёжности надо будет провести ещё три-четыре сеанса.

И всё. И больше я не смог ничего придумать. Все остальные вопросы были глупостью, а ответы на них – ещё большей глупостью. Единственное, что я сказал – это что не хочу никого видеть и поэтому не пойду с ней на завтрак.

Вот тут уши встали в позу «Невероятное изумление», хвост, наоборот, прижался «Ой, что будет», а вслух Хашеп безапелляционно заявила:

– Коля, нельзя. Тебе обязательно надо кушать вместе со всеми! Если ты боишься нарушить какое-нибудь правило или боишься…

– Хаш, я никого не боюсь. Мне насрать. А это совсем другое дело!

– Действительно, – она облегчённо тряхнула хвостом. – Это другое дело. Раз тебе насрать – то иди. Просто надо.

– А ты можешь объяснить?

Она критически оглядела меня.

– Коля, ты можешь мне просто поверить?

– Я тебе верю, если ты заметила. Доверяю. Даже не спрашиваю, куда ты уходишь на ночь. Но ты можешь мне объяснить?

Она облизнула нос.

– Не знаю. Я попытаюсь. Если ты подумаешь, что всё понял – переспрашивай. Ты помнишь, что ты – бесхвостый раб?

Я попытался сделать умное лицо.

– Разве? Мне-то казалось…

– Вот именно. Тебе кажется, что ты весь из себя важный, офицер с планеты Земля. Тебя дома уважают и ценят, и думаешь, что здесь тебя будут ценить за то же самое. Но здесь большинство и не знает, что такое «летать в космос». И зачем это нужно. Здесь ты – бесхвостый раб. Это не важно, что у людей изначально нет хвостов. Для нас бесхвостый – это раб! Поэтому к вам, людям, здесь такое отношение.

Я, если честно, никакого «такого» отношения не заметил, но она-то живёт здесь куда дольше моего, и если говорит – значит, так оно и есть.

– А присутствие на еде – это приём в семью. Вместе едят только свои, и свои всегда едят вместе. Ты изначально принят в наш род, хотя ты и чужой. Отец приложил немало сил, чтобы все видели: ты не раб, ты не чужой, ты – свой. Если ты откажешься от еды при всех – ты автоматически упадёшь в статусе, и никто, даже отец, не сможет тебе его вернуть. Может быть, тебе и не важно, но это важно мне и отцу.

– Я всё понял, Хаш.

– Тогда спрашивай.

– Я всегда обязан есть со всеми?

– Ты обязан кушать здесь, пока ты в нашем доме. Если ты уехал – есть специальные места для еды, там можно приготовить походные блюда и соединять их у себя. Или выбирать тех, с кем ты будешь кушать. Здесь же это обязательный для тебя ритуал, который может быть нарушен только если ты болен. Но если ты болен – есть другие ритуалы, которые тоже обязательно соблюдать.

Очень был своевременный разговор. Потому что я этого хаарши не узнал. Я вообще из всех окружающих мог выделить только Хаш и Смаарра, остальные были для меня «на одну морду». Некоторых я мог отличить по оттенку меха, но вот только не помнил, кто из них – кто. Поэтому, когда один из них плюнул мне в тарелку – я в первый момент растерялся. Это было настолько несвойственно всем хаарши, и особенно – за столом хаала… Что я не нашёлся, что ответить.

Возможно, я бы просто промолчал бы, опасаясь обидеть хозяина дома. Или попытался бы заговорить об этом с Хаш, потеряв лицо и время. Но любимая очень чётко донесла до меня, что я – бесхвостый раб. И что за столом не просто жрут. Здесь познаётся статус. Как это делается в стае хаарши я не знал. Поэтому просто встал и выплеснул всё содержимое тарелки на морду этого….

За столом замолчали. Кто-то глядел на меня, кто-то мимо, в свою тарелку. Я подождал реакции от нахала, но тот тоже не ожидал подобного и теперь уже он не знал, как себя вести. В конце концов он удалился, на ходу отряхиваясь. Я же сел, подвинул себе одну из почти опустевших тарелочек и принялся что-то сооружать на ней, не особенно заботясь, что именно получится.

Разговоры за столом возобновились, откуда-то появился раб и вытер всё, что я тут насвинячил. Я сделал два укуса и подумал, что вообще-то подобного я не пробовал, и неизвестно, стОит ли проглатывать дальше. К счастью, доедать всё не входит в правила приличия за столом.

Хашеп ничего не сказала. Вообще. Как будто не заметила. А вот Смаарр поманил меня когтем.

– Твой ранг на Земле очень высок?

– Ну, не то, чтобы «очень»… Но и не маленький.

– Здесь это никого не волнует. Здесь твой ранг – чужак, неумеха и нахал. Вести себя как жрец – глупо и опасно для жизни.

Это я уже и сам понимал. Но ведь что-то же делать было надо …

– Но для тебя это огромная удача!

Very big luck? Он не шутит? Какая же тут удача?!

– Теперь тебе придётся либо достигнуть своего ранга, либо погибнуть.

– А что, третьего не дано?

– Ты можешь валить отсюда в свой мир. Тебя здесь никто не держит. Вроде бы.

Как я понял, вариант «Валите вместе с Хашеп» можно даже не рассматривать.

– Так что придётся делать всё чётко, аккуратно и с первого раза. Так бы ты ещё долго мучился и сомневался, а сейчас игра слишком рискованна, чтобы лениться. Сейчас тебе придётся приложить все силы. Заодно ты простишься с заблуждениями, что тебя хотят унизить или оскорбить. Нет, тебя хотят уничтожить. Если ты будешь уничтожен униженным – тем лучше, но это не обязательно.

– Что мне надо делать?

– Для начала уяснить, что ты – никто. Понимаешь? Нет, вижу, что не понимаешь. Ладно, с этим – потом. Сейчас тебе надо просто выжить. Ты умеешь выживать?

– Не знаю. В вашем мире ещё не пробовал.

– Ты можешь убить хаарши?

– Никогда не пробовал. А что, может до этого дойти?

– А я тебе именно это и объясняю! Тебя собираются убить. И имеют на это право. Ты оскорбил представителя знатного рода. Род может счесть оскорбление общим для всей семьи, и тебе придётся противостоять всей семье.

Я представил разборки с мафиозным кланом лис и мне сильно поплохело.

– Могут и не счесть, но для тебя лучше было бы, чтобы сочли.

– Чем это лучше? – едва выдавил я и облизнул пересохшие вдруг губы.

– Тем, что у тебя не будет времени на всякие глупости типа «а вдруг повезёт?». Ты будешь прилагать все силы к тому, чтобы выжить, потому что иначе просто умрёшь. И если выживешь – станешь, наконец, нормальным.

Я даже не обратил внимание на то, что сейчас меня, видимо, таковым не считают.

– Так сможешь ли ты убить при надобности?

– Не знаю. Вашим оружием – вряд ли.

– А если взять стрелялку?

– Она очень неудобная, громоздкая, её хорошо видно. Вот был бы у меня пистолет…

– Это ваше, человеческое оружие? Ты умеешь им пользоваться?

– Умею.

Я стрелял в тире, но никогда – в живого человека. Почему-то мне казалось, что это оправдание сейчас будет крайне неуместным.

– Тогда попробуем раздобыть для тебя подобное оружие.

– Хаал! У меня только один вопрос. Что будет со мной за убийство?

– Я не всеведущ, кохаро. И не в силах предсказать твоё будущее до таких тонкостей. Точнее, могу, но не прямо сейчас. Для этого нужен целый ритуал, и он занимает время. А его у тебя нет.

– Я имею в виду законную сторону дела. У нас если ты просто так убьёшь кого-нибудь – приходится иметь дело с… семьёй. Называется «полиция». Она тебя ловит и судит. И если окажется, что ты не имел права его убивать – то наказывают иногда очень жестоко. А у вас?

– У нас то же самое, хотя и всё по-другому. Если ты не имеешь права на убийство – тоже будешь наказан. Но в данном случае всё в порядке, ты в своём праве. Он оскорбил тебя первым, и хотя ты и не имеешь статуса в нашем мире, но я принял тебя за свой стол и могу защищать своё коронное блюдо. Я даю тебе право защищаться, а как ты им воспользуешься – твоё дело. Учти, что привлекать к собственной защите Хашеп я запрещаю. Либо ты решаешь проблему сам, либо ты её не решаешь. Под её хвостом не укроешься. И я лично не буду тебя покрывать нигде и никак. Но вот помочь – помогу. Согласен?

– А куда мне деваться.

– Очень хорошо, кохаро. Путь к совершенствованию начинается с признания необходимости совершенствоваться. Тогда через полчаса в том же самом зале. Да, опять мучения, а ты как хотел? Только так можно достичь совершенства.

На этот раз в зале был стул. На который я и сел.

– Сейчас от тебя потребуется куда больше мужества, чем до этого, – напутствовал меня хаал. – Учти, что сейчас тебе будет очень больно.

Я непроизвольно потёр затылок.

– Но это необходимо. Иначе ты натворишь глупостей столько, что никакой ложкой не вычерпать. Твоя задача смотреть прямо сюда и ничего не говорить. Только смотреть сюда.

Я посмотрел прямо туда. Там висела вылитая из бронзы харя какого-то божества. С клювасто-зубастой мордой, злыми буркалами, оно блестело желтизной с густой прозеленью в вертикальных глазах.

Тут вошла Хашеп и устроилась слева от меня. Сев в классическую «собачью» позу, широко разведя коленки и поставив руки перед собой. Справа от меня в той же позе сел Смаарр.

– Он тебе нравится? – спросил жрец у дочери.

– Дерьмо, – ответила та.

Я дёрнулся и уставился на любимую. Вот чего не ожидал! А она изучила меня так, будто видела в первый раз.

– Да ещё и тупой. Ты же сказал ему, куда надо смотреть?

– Конечно, – ответил хаал. – А он дурак. Забывает простейшие вещи.

Я стиснул зубы и перевёл взгляд на оскалившуюся пасть птеродактиля. Так вот что он мне напоминает, этот божок! Укороченного ящера!

– Он скотина.

– Лжец.

– Трус.

– Подлец.

– Долбоёб.

Я дёргался, как от реальных ударов. Потому что вместе с голосом жреца этот поток оскорблений нёс голос Хаш. Моя Хаш! И она с искренней ненавистью произносила раз за разом:

– Зануда… Врун трусливый. Неумеха. Вонючий неряха. Трутень. Бесхвостая макака.

Я был готов вскочить и бежать прочь. Потому что невыносимо слушать всё это… Этот бред.

Я прислушался. Они несли бред. Поток оскорблений не имел ко мне никакого отношения!

– Он отвратителен.

– С непокрашенными ногтями.

– И у него лысые уши!

– А внутри у него дерьмо.

– Да ещё такое вонючее!

– Он пахнет тухлятиной.

– И даже ещё хуже!

От первоначальной злости не осталось и следа. Я пытался понять, что происходит. Вот так сидеть и обсуждать мой запах и моё содержимое… Это было настолько непохоже на этих двоих, что я сам не заметил, как перестал беситься, а попытался думать.

– Ты заметила? Он даже не может прислушаться к голосу разума!

– В этой голове никогда не было разума, к чему там прислушиваться?

– Точнее, ещё точнее! Ну?

– Он всю жизнь висел на мамкиной сиське!

– Ещё?

– Он лижет под хвостом каждому, кто ему прикажет!

Я вдруг понял, что жрец замолк просто потому, что у него кончились обидные слова. Он слишком плохо знал людей, и что для них является непереносимым оскорблением. Поэтому пригласил сюда дочь. И я вдруг осознал, что весь тот поток брани, что они на меня выливают – он же не имеет ко мне никакого отношения! Это просто стандартные ругательтва, которые можно сказать любому человеку, и тот обидится…

Но зачем они говорят их мне?

– Он гнилоед.

– Он мухосранск.

– Протухшее желе!

– Бесполезные отбросы.

Я перевёл взгляд на жреца.

– Я куда сказал тебе смотреть?

– А всё. Не работает! – сказал я.

– Точно? Тупая твоя башка!

– Неа. Не работает! – я скривил губы и посмотрел на Хаш.

– Ни одна дура не полюбит такое ничтожество.

Я дрогнул. Но только на миг.

– Ага. Точно!

– Он ещё и поддакивает!

– Заканчивай. Вроде бы получилось. Ну-ка, проверь, может, с этой стороны надо ещё подковать? Что у него с происхождением?

– Он выкидыш старой сучки от похотливого козла!

Я опять дёрнулся. И опять ровно на миг. Это специально. Это не про моих родителей.

– Есть! – с видимым удовольствием отметил жрец. – Ещё где может быть?

– Трупоед!

Это я выдержал спокойно.

– Педофил!

А это – с удивлением.

– Не знает таблицы умножения!

Вообще мимо.

Они старались ещё минут десять. Честно нащупывая мои болевые точки. Но внутри уже сложилась броня, позволяющая выслушивать всё это без малейших эмоций. Я опять смотрел на зубастое божество и пытался обидеться хоть на что-нибудь.

Под конец я смог даже восхититься. Вот так легко и быстро выковать душевную броню – это мастерство высшего класса!

Вот только прав был хаал Смаарр. Это очень, очень больно.

Больнее, чем палкой по ушам.

– И ты знала?

– Конечно. Коля, я же всё это проходила. И это, и многое другое.

– И ничего мне не сказала… – я попытался, чтобы горечь не вырвалась слишком явно.

– И не скажу впредь. Ведь мне тоже скоро сдавать экзамен!

– На что?

– А на вот это всё. Я же жрица. Мне всё это предстоит делать самой.

Я изумлённо воззрился на любимую. Каким нужно быть самоуверенным раздолбаем, чтобы не заметить этого факта, хотя мне о нём талдычили все окружающие? Она дочь не только правительницы, она ещё и жрица!

– Что? – хрипло переспросил я, хотя уже и так знал ответ.

– Учить. Манипулировать сознанием и восприятием. Понимать. Исследовать.

Да, именно так. И в первую очередь – учить.

– Хаш, почему я такой глупый, а?

– Ты не глупый, Коля. Точнее, это не ты сейчас говоришь.

– А кто?

– Твоя обида. Ты хочешь, чтобы тебя пожалели, утешили. Чтобы сказали «Ничего, ты и так хорош». Ты хочешь чувствовать себя счастливым здесь и сейчас.

– А разве это не нормально – желать быть счастливым?

– Желать и быть – разные вещи, любимый ты мой человек. Вот у вас есть наркотики. Принял немножко – и счастлив. Разве не так?

– Так, но… Это же… Это же ненадолго!

– А если ты убиваешь себя не медицинскими препаратами, а просто образом жизни? Если ты можешь быть счастливым, только не умеешь? Ведь ты когда учился управлять вашим кораблём – тебе же было тяжело, правда?

– Правда. Но там я знал…

– Ничего ты не знал. И сейчас не знаешь. Но тогда ты не говорил «Ах, какой я глупый, слабый, никчёмный». Ты не говорил «Ах, это слишком сложно, я не справлюсь, я не умею, я не понимаю». Ты просто шёл и делал. Учился, тренировался, испытывал. И вылетел в космос. И спас нас обоих. Ты оказался в нужное время в нужном месте, ты умел делать то, что надо. Чем сейчас отличается от тогда? Ничем, Коля. Тебе не нравится способ которым тебя учит папа? Папа умеет это делать лучше всех. Поэтому он хаал. Тебе плохо, да? Это же хорошо! Значит, ты выучишься и будешь счастлив. И не важно, глупый ты, умный, смелый или трусливый. Это просто не важно, понимаешь? Вижу, что не понимаешь, потому что надо учить, как папа. А не как я. Но тебе очень нужно, чтобы кто-то понимал тебя, признавал тебя тобой и говорил то, что ты сам должен сказать себе. Вот я тебе и говорю. Коля, не важно, какой ты.

Она обнимала меня и тискала тупыми когтями, а я растекался от этого ощущения. От того, что рядом лежит красивейшая хаарши, которая меня понимает, не ругает, не отвергает…

Но и не жалеет.

Жалость оскорбляет мужчину.

– Я всё понял, Хаш.

– Ты ничего не понял, любимый! Но и это не важно. Ты поймёшь – потом. Главное – идти к этому «потом», каким бы оно ни было. И если ты не свернёшь с дороги – то там тебя буду ждать я. Потому что это мой выбор, это моя обязанность и мой долг. Но если свернёшь, если ты откажешься когда-нибудь от меня и нашего будущего – не ругай себя. Я переживу и это. Переживи и ты.

Эти слова вызывали у меня сильнейшую бурю. Сначала я хотел крикнуть, что я её люблю и никогда не брошу. Но тут же устыдился этого штампа, ибо кто я такой, чтобы знать «никогда»? Тут прошли считанные дни, а я уже не один раз подумывал об этом. А если на меня хоть немножко нажать – не сбегу ли я обратно в уютный и привычный человеческий мирок? Нет, Колёк, не пройдёт твоя наивная ложь, не в данном случае. И вот тут меня от пяток до макушки пронзило ощущение невероятного доверия и восторга. Хаш ради меня готова на всё. Даже отказаться от меня. Она не покушается на мою жизнь и свободу, отдавая их мне. И опять выбор делать самому. Но Хаш верит, что я способен его сделать, и отдаётся мне полнее, чем женщина на супружеском ложе.

– Коля, – раздался шёпот. – Прямо сейчас иди и выпори раба.

– Что?

– Ничего не спрашивай и не думай. Просто иди и накажи раба. Любого. Прямо сейчас!

В другом состоянии я бы задумался, а надо ли, а что мне за это будет, а хорошо ли стегать ни за что неповинное существо… Но сейчас Хаш не просто приказала мне сделать глупость. Она сдаёт свой экзамен, и моя обязанность – выполнить то, что она говорит. Что бы это ни было. Я встал и поискал одежду.

– Коля! – раздалось сзади.

На миг меня кольнуло – выходить голым? А потом подумал – хаарши всё равно, одет человек или нет.

В коридоре моя решимость резко пошла на убыль. До первого шага. Я глубоко вздохнул и сделал этот шаг. А после оставалось только шагать, пока я не увидел первого раба. Она поливала цветы.

– Иди сюда, – приказал я.

Сисишеп шевельнула ушами и сделала вид, что не услышала.

– Ты плохая рабыня, – сказал я. – Ты пытаешься увильнуть от приказа.

Это подействовало. Она хотя бы повернулась и смерила меня взглядом.

– Ты не мой господин.

– Я вершитель, – сказал я. – Я приказал тебе. Ты ослушалась. Ты плохая рабыня.

Быть плохой рабыней грозило серьёзным наказанием. Она это знала. И я знал. И если минуту назад я не представлял, как это – взять и выпороть первого попавшегося раба, то сейчас это было просто.

– Я не хочу говорить об этом хаалу. Я сам накажу тебя. Принеси плеть.

И то, что минуту назад представлялось зверством, унижением, чуть ли не сволочизмом – стало чуть ли не наградой. Я уже знал, что за спор с хозяином можно вот так, масло на шерсть – и факел в брюхо. А сейчас, вместо серьёзного наказания, всего лишь порка.

– Кха. Кха. Кха.

Я обернулся. Аналог наших демонстративных хлопков. Хаал стоял в коридоре, тоже без одежды, и любовался нашей композицией – рабыня у ног господина.

– Прекрасно! Великолепно! – он воспользовался английским. Видимо, чтобы не поняла рабыня. – А теперь скажи ей то, что должен сказать.

А что я должен сказать? Ах, ну, да. Пороть чужих рабов мне, собственно, не разрешено. Но из ситуации как-то надо выкручиваться. Как? Да просто! Он же мне жирно подсказал!

Я легонько ударил рабыню по плечам. Она чуть вздрогнула, но осталась стоять в ожидании продолжения.

– Ты – очень хорошая рабыня. Это – наказание, достойное твоему проступку. Хаал… видел всё.

Я хотел сказать «гордится тобой», но подумал, что это будет слишком большая наглость.

И впервые я видел в глазах жреца хотя бы какое-то чувство. И оно мне нравилось. Он ничего не сказал, не похвалил меня, даже не улыбнулся. Он просто позволил себе увидеть меня, именно меня, а не посторонний предмет. И этого было достаточно. Я уже чувствовал себя восторженным щенком, которого приласкали.

– Передай Хашеп, что она рисковала с выбором. Здесь мог оказаться другой раб.

Я оценил ситуацию и решил, что можно высказать свою точку зрения.

– Значит, это был бы экзамен для меня.

Смаарр снова с интересом оглядел моё лицо, чуть шевеля носом.

– А вот здесь не тебе судить. Передай то, что я сказал.

– Слушаю, хаал.

Он кивнул и величественно удалился.

После завтрака Смаарр снова поманил меня когтем.

– Хочешь посмотреть, как будут наказывать жреца?

– А что, жрецов тоже наказывают?

– Конечно. Надеюсь, ты не думаешь, что мы – безнаказанные и всемогущие волшебники? Мы служим высшим силам, и играть с ними бывает очень опасно. Этот жрец воспользовался своей силой в личных целях.

– Ой, можно подумать, ты не так же делаешь.

– Я – нет.

– Ой, прям можно подумать.

– А что я сделал для себя?

– Ну, пусть не для себя. Но ты принудил меня к… куче всего!

– Это ты принудил меня к куче всего.

– Я? Тебя? Как я могу принудить жреца к чему угодно?

– Наверное, это я пообещал тебе отгрызть уши, если ты не женишься на Хашеп? Или под угрозой вырывания внутренностей потребовал обнародовать это событие?

– И что, этим я тебя заставил издеваться над своей психикой, совать трубки в голову и… прочее?

– Я готовлю достойного мужа для своей дочери. Что я делаю для себя?

В одной старой книжке я встречал выражение «Переспорить жреца». В том смысле, что это невозможное и бессмысленное занятие. Подписываюсь. Реально невозможное!

– А он знает о том, что нарушил?

Смаарр шевельнул ушами в смысле «Ты серьёзно?»

– Ну, не дурак же.

– И зачем мне на это смотреть?

– Ты видел, как жестоко обходятся с рабами. И, помнится, даже хотел спасти несчастного от его ужасающей участи. Теперь я предлагаю тебе посмотреть, как мы воспитываем жрецов. И сможешь сравнить. А заодно подумаешь, так ли уж была страшна участь наказанного?

Я не нашёлся, что ответить. Мне совершенно не хотелось смотреть на телесные наказания, тем более, что Смаарр был прав. Раб с пылающим пузом часто вставал у меня перед глазами. Но… Но я уже привык. Я привык к тому, что если тебе что-то говорит хаал – то это не просто так. И если он тебя ставит перед выбором в подобной форме – лучше пойти. И я пошёл.

Они стояли вшестером, все – в тех же чёрных накидках с капюшонами. Перед алтарём горели свечи. Сам наказанный был традиционно гол, что не вызывало ни у кого никаких посторонних эмоций. Он взял протянутую ему чашу и выпил. Я почему-то вспомнил Сократа. Впрочем, этот тоже был очень умным – жрец же! А они дураками не бывают в принципе.

А дальше… Дальше все шестеро так и стояли, ни разу не шевельнувшись. А вот наказанный жрец…

Сначала он вскинул руки и махал хвостом. У меня появилось ощущение, что он куда-то падает. Он так этими руками махал… Потом всё-таки упал – на самом деле. На пол. Вскочил, огляделся… И начал сражаться с невидимками. Я видел, как он метался между шестью фигурами в плащах, никого не задевая, но шарахаясь и уклоняясь от невидимых противников. Потом вскинул руки к глазам и оглядел их горестно. А потом… Тело задёргалось, изогнулось… Он вытянулся, плотно прижав руки к бокам, несколько раз дёрнулся… Причём, было полное впечатление, что эти движения вызываются не мышцами его тела, а какими-то внешними объектами. Как будто он протискивается через что-то тесное. Грудь его тяжело вздымалась, как будто ему было нечем дышать, а на морде иногда отражалось невероятное страдание. Потом тело упало на пол, тяжело, как мешок с костями, как будто мышц в нём не осталось вовсе.

Ни один из жрецов не шевельнулся. Но на всех мордах застыло одинаково брезгливое выражение.

– Летс гоу, – сказал мне Смаарр.

– Что это было? – изумлённо спросил я снаружи.

– Это… Он попал в пространство драконов. Он искал силы? Ну, что ж. Вот он встретился с силой.

– Пространство драконов?

– Да. Так это видится изнутри. Он ощутил всё полностью, потому что он был там. Пусть только мысленно, но различишь ли ты разницу, если её нет? И он выбрал сражение. Храбро бился с драконами. А потом… А потом его съели.

– Живьём?

– Видимо, да. Ну, а потом… Потом дракон изверг лишнее.

– И от могучего жреца осталась кучка дерьма?

– Да.

– И он испытал всё это? Включая… извержение?

– Да. Полностью.

– И что с ним будет дальше?

– Это решаю не я. На это есть Высшие Силы. Он принял своё наказание. Если останется дерьмом – то им и останется.

– А если нет?

– Тогда – нет.

Не знаю, каково было наказанному жрецу… Но вот я себя чувствовал в дерьме по самые уши. В самом что ни на есть прямом смысле. Очень хотелось залезть в душ и вымыться.

Хашеп застала меня на пороге с сумкой и в обычной человеческой одежде. Я в это время прикидывал, взять ли местного стардаа или просто приказать кому-нибудь из рабов транспортировать себя до портала.

– Ты куда?

– Домой.

– Коля! Как «домой»?

– А вот так. Пока.

– Коля! Как «пока»? А я?

– Ты же сказала, что без меня не помрёшь. Вот и живи спокойно.

– Коля! Коленька! Что случилось?

Сердце у меня дрогнуло. Но я решительно ответил:

– Вы с твоим папой прекрасно друг друга понимаете, вот и понимайте дальше. А мне надоело. Все эти игры с моим сознанием, ваши наикрутейшие методы обучения, вся ваша суперкрутость… Нахер оно мне надо? Я – простой пилот, буду водить корабли на Луну или дальше и дрочить на твою фотку. И мои мозги останутся со мной.

Хашеп засунула руку в пасть и крепко сжала зубами, глядя на меня с ужасом.

– С меня хватит. Я полностью осознал весь ужас своего положения и ту жопу, в которую по недомыслию сунул голову. Уж это вы мне объяснили прекрасно! Я недостоин твоего величества, не хочу, чтобы из-за меня потом тебя наказывали как-нибудь… экзотически. Да и сам к подобным наказаниям не готов. Я человек и остаюсь человеком.

Я повернулся и прошёл мимо неё. Не поцеловав напоследок и вообще никак не попрощавшись.

На улице я огляделся. Город я знал из рук вон плохо, зато у меня была голова и знание языка. Разберусь. Уж что-что, а до портала всяко доеду. Там есть мои данные… Кстати, а где паспорт? Вроде бы в сумке был. Я проверил – паспорт был на месте. Так, ну что, пошли?

И остался стоять на месте. Там меня ждал мир, в котором никто не будет мять мне мозги. Он будет привычен и обычен. Я был уверен, что прекрасно проживу в нём! Ну, ещё бы, один из немногих людей, кто владеет языком хаарши «на идеально». Да и вообще, опыт за эту неделю я приобрёл отменный. Я буду жить очень здорово! Мне всё будет удаваться, и деньги будет некуда девать. Да, всё так.

Но там не будет её.

И я буду ласкать женщин, с каждой сожалея, что у них нет хвоста. Буду одевать в шубу и трахать так, не раздевая. Чтобы можно было сунуть нос в мех и вспомнить, как это было с ней. И всё равно будет не так. Я смотрел на улицу и понимал, что эта свобода мне нахер не нужна! Мне не нужен мир без неё.

Но…

Но я уже сказал свои страшные слова! Как повернуть назад, после всего, что я только что произнёс? Как взглянуть ей в глаза, сейчас, наверное, заплаканные? Я представил себе плачущую Хаш и почувствовал себя самым последним дерьмом в тарелке. И поразился сам себе: этот образ был нечеловеческий. Потому что человек бы просто почувствовал бы себя дерьмом. И этого было бы уже достаточно. Но вот такое отвратительное блюдо – это восприятие хаарши. И оно несёт куда более уничижительный и обидный оттенок.

Я отошёл, потому что так и стоял в дверях, мешая кому-то пройти. Меня грубо толкнули и выругались, прекрасно зная, что я пойму язык. Я и впрямь понял, но ругань ни чуточки не волновала. Я стоял и думал над тем, как поступить. Идти дальше, куда и собирался, или вернуться назад? Но как?

– Трус паршивый, – раздался рядом недовольный голос Урриша. – А ещё на охоту собрался.

– Я не собирался на охоту, – вежливо возразил я. – Туда меня тащил ты.

– Да, ты не охотник, это точно. Дали бы мне тебя, я бы из тебя сделал охотника. А так…

– А так я кто?

– Я же сказал. Трус. Ты не в силах посмотреть даже себе в морду.

– А что в неё смотреть? – грустно и отрешённо спросил я.

– Да ты, небось, думаешь, что герой и настоящий решительный Вершитель, правда? Что совершил лучший в жизни поступок, освободился от мусора в шерсти и сейчас уже облизываешься на обильный стол?

– Наоборот. Я чувствую, в какое дерьмо я влез и не знаю, как из него вылезти.

Я не поднимал глаз, потому что даже на Урриша мне было смотреть стыдно.

– А ты подумай, в какое дерьмо ты загнал её.

Это помогло. Я решительно поправил сумку на плече и отправился назад.

– Хаш! Ты где?

Она подняла мордочку. На ней не было ни единой слезинки.

– Вернулся?

– Да. Да, я вернулся.

– Не надолго же тебя хватило.

Голос усталый, отрешённый. Ну, а что ты хотел, Колёк? Каково ей? Видишь, каково? А ты – мужик! Так что – терпи. Она же терпит!

– Я вышел и понял, что мне не нужен мир без тебя. Хаш, прости меня, дурака!

Я отшвырнул сумку и упал на колени возле неё.

– Я признаю, я был дурак и неправ. Я…

В губы мне ткнулся шершавый язык, заткнув поток извинений.

– Милый ты мой, любимый! Как же тебе тяжело, я понимаю! Ням, ням, чмок. Мы все слабы в чём-то, и я такая же была! Ням. Млям. Ты вернулся, и это так славно! Обними меня, пожалуйста! И… И потерпи ещё немного. Скоро всё кончится. Потерпишь? Я ведь люблю тебя, правда!

– Я тоже.

Я понял, что ещё минутку ласк её гибким и сильным языком – и я не смогу удержаться. Поэтому отстранил от себя девушку.

– Тебе ещё завтра к нему идти?

– Не знаю, Коля, не знаю. Может, уже и не надо. Известно будет через неделю, не раньше.

– А что будет, если не получилось?

– Тогда очень много чего нехорошего случится. И нам будет значительно тяжелее.

– Тогда лучше иди, сходи.

– Ты потерпишь?

– Конечно. Ну, хоть пастью можешь?

– Коля, думаешь, мне самой приятно? Я бы с удовольствием всё бросила и осталась с тобой. Но это… Понимаешь, мы столько всего вытерпели…

– Да я понимаю.

– Вот и славно, миленький мой! Как всё непросто… Поэтому дай мне не сорваться тоже. Я же только на тебя и могу опираться!

Ну, и что я мог поделать? Только согласиться… Опять соглашаюсь непонятно с чем во имя неизвестно чего.

Хашеп дрыхла перед ночными «сеансами», а мне было скучно валяться. Мы славно поговорили, обсудив некоторые тонкости, мешавшие жить. Я упрекнул её в том, что могла бы и не успокаивать мне какими-то «очищениями», а прямо сказать, мол, так и так. Завожу детей. На что получил ответ, что очищения были абсолютной правдой, и ей пришлось много и активно работать с организмом, чтобы резко и решительно перестроить его в внеплановую течку. Что же до прямой правды – есть суеверия, а есть точное знание. Так вот, сейчас она не имеет права говорить об этом вообще. Даже со мной. Высшие силы крайне не любят опрометчивых заявлений, особенно от своих служителей. Отсюда такая таинственность и скрытность, а я тут вовсе ни при чём. И я очень ей помогу, если не буду настаивать на разговорах прямо сейчас...

Как ни странно, обилие событий, на которые я только что жаловался – уже вошло в привычку. Стоило напору происходящего снизиться до уровня обычной жизни – стало скучно. Мир хаарши жесток и суров, здесь надо прилагать все силы просто для того, чтобы выжить. Я часто задумывался об этом там, дома. Вот раньше праздники были праздниками. В двадцатом веке, как рассказывала бабка, собирались чуть ли не всем домом, пели, плясали, играли в игры… Взрослые, дети – все вместе! В начале нашего века ещё было человеческое внимание, ставили лайки в соцсетях, писали сообщения. А сейчас если робот вспомнит о твоём ДР – вот и праздник. Кстати, интересно, а как проходят праздники у хаарши? Если моя теория верна – должны проходить ярко и искренне.

Спросить, что ли, у Смаарра? И вообще посоветоваться на тему произошедшего. Ну, ладно, сейчас у меня мозги встали на место. А как быть дальше? Что делать, если опять накатит? Может, пусть они немножко прикрутят фитилёк? Так же и свихнуться можно…