Текст книги "Князь без княжества"

Автор книги: Анатолий Минский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц)

Глава десятая

В юности, воспитываемая родителями, а потом суровым дядюшкой Софусом Луканом, Иана усвоила непреложную заповедь: соблюдение норм приличия есть непременное условие существования синьорины.

Она не смогла завести откровенный разговор с Алексом по пути из Ламбрии в Иллинию, когда имелась масса свободного времени и подвернулась тысяча подходящих моментов.

Она согласилась обручиться с Тероном, ибо формально не была связана ни с кем, а рыжеволосый ухажер чуть ли не пылинки с нее сдувал после ранения у Злотиса. Чувствовала себя в долгу, а долг обязывает...

Удрала из Леонидии, не желая нарушения приличий: в присутствии Алекса не сдержалась бы и выдала чувства, что получилось бы против правил хорошего тона, когда бывший жених тяжело ранен.

Не улетела с Гораном тотчас, узнав о гнусных происках Ванджелисов: недостойно рвать контракт, кроме случаев, когда обстоятельства совсем уж вопиющие. Тем самым довела ситуацию именно до вопиющей развязки.

Сколько можно обжигаться об одно и то же?

Поэтому, заслышав шаги и голоса в коридоре, ответный приветственный рев тея Атрея, она подхватилась и опрометью вынеслась из комнаты, бросившись на шею человека, которого ждала столько месяцев... Какие месяцы, всю жизнь ждала!

И глубоко плевать на церемонии и приличия, даже под суровым оком дядюшки Софоса, непонятно каким ветром занесенного в этот же тесный коридор.

Горан поднял руки в понятном всем жесте: затихаем и убираемся, мы здесь лишние. Он бочком миновал влюбленных, сцепившихся в объятиях. Теи, стараясь не шуметь, ссыпались вниз, в общий зал, где, к счастью, имелось вдосталь вина, чтобы порадоваться за успех прекрасной пары.

– Так это вы учили Алексайона? – тей Софос предпочел легкое пиво, щедро украсив пышную поросль на лице белой пеной.

– Не доучил, – признался Горан.

– Я и вижу. Минут пять продержался, потом попытался поймать меня на дурацкий финт. Мальчишка еще, – бретер снова хлебнул пива и хохотнул. – Милосердие обошлось мне в двадцать золотых... Да что я говорю – в сорок! Герцог же обещал удвоить. А так ни гроша ломаного не дал.

– Вам возместить? – поддержал веселье Марк. – Как вернусь в столицу...

– Не надо, – отмахнулся Софос. – Вечная судьба быть на бобах. За гнусные дела денег не беру, потому что на такое и не подписываюсь. За благородные поступки тоже не беру, благородство само по себе ценно. А каждодневным трудом не слишком разбогатеешь.

– Как же подрядились нашего Алекса порешить? – поинтересовался Терон.

– Не знал я... Ни с кем драться придется, ни про его отношения с племянницей. Клянусь честью. У меня контракт с герцогом, но не вассалитет. В любой момент могу его разорвать, да и он тоже. Видно, князь крепко ему насолил. Аж кипел мой наниматель, желал труп увидеть.

Кстати, тей Лукан был единственным за столом, носящим простой черный цвет. Особая гордость в нежелании продавать свободу кому-либо.

Такой подход Софос объяснил просто: ни Ванджелисы, ни императоры из династии Эдранов не казались ему достойным выбором для присяги в пожизненной верности. Поэтому он продает свое умение пользоваться шпагой и револьвером, но никогда – свободу. Наш мир слишком далек от черно-белого, понятия добра и зла переменчивы, крайне сложно навсегда занять одну сторону, чтобы остаться исключительно с добродетельными синьорами.

Пока внизу разгорался творческий спор об относительности моральных критериев, Иана и Алекс не сказали друг другу ни слова. Они сидели на кровати в ее номере, тесно прижавшись, то сливаясь в поцелуе, то сплетаясь в жарких объятиях, то замирая и боясь спугнуть мимолетное ощущение счастья, накрывшее их с головой.

Но как бы ни полыхала страсть, а в доступной близости не манило ложе любви, они не перешли грань целомудренного общения. Алекс, возможно, был бы не против... Но Иана не рискнула. Опять приличия, девичья тейская честь, ее полагается хранить до первой брачной ночи. В общем, обычные условности, в которых вряд ли Иану можно с суровостью упрекнуть.

Потом тей произнес нежные, немного неуклюжие слова, и обоих прорвало. Они шептались, смеялись, снова целовались... Наверно, не меньше часа минуло, когда перешли к вопросам практическим – где и как сыграть свадьбу, где жить. Да и на что?

Теряя должность князя-регента, Алекс, как это ни парадоксально, не утрачивает княжеского титула. Он формально выше герцогского, если не считать мелкой детали: княжества у его обладателя нет. На время регентства роль княжества выполняли коронные земли Кетрика.

– Так что со мной ты будешь безземельной княгиней.

– Хорошо, милый.

Сегодня она на все согласна.

Но и гвардейская казарма для него закрыта. Не может же целый князь быть простым фалько-офицером и подчиняться Деметру Иазону, не владеющему титулом даже какого-нибудь маркиза.

Шпагу, крыло, револьвер и кошель с монетами Алекс демонстративно бросил Ванджелису, проиграл так проиграл. Что же касается перехода регентства, прав Мейкдон. Остается двигать в Леонидию и ждать очередного совета герцогов, если они надумают собраться. До этого момента князь находится в двусмысленном положении, его можно охарактеризовать только очень коряво: исполняющий обязанности исполняющего обязанности правителя.

– Зато я, наконец, избавлюсь от бремени. Смогу все время уделять тебе. А там – отправимся в Урбан, в Северную Сканду. Мой герцог – тоже не ангел, но ему далеко до подлости Мейкдонов или Ванджелисов. Полагаю, на княжеский титул своего фалько-офицера ему будет наплевать.

– Главное – мы вместе! На первых порах нас приютит Ева.

Алекс покачал головой. Там – Терон. Даже сейчас бывшего соперника лучше отправить отдельно. Обещал же – сделать так, чтобы рыжий не видел его вместе с Ианой.

– Все проблемы решаемы. Но что же мы ждем? В Леонидию!

– Конечно, милый! Только познакомлю тебя с дядей, и в дорогу.

Упомянутый родственник вдруг озаботился: племянница надолго уединилась в гостиничном номере с пылким молодым человеком. На него не подействовали увещевания, что Алекс и Иана месяцами путешествовали вдвоем, что-то особенно подозревать не слишком уместно. Насупившийся тей уже поднялся идти проверять и наводить порядок, как по деревянным ступенькам лестницы загрохотали мужские сапоги, сзади, гораздо аккуратнее – женские туфельки.

Алекс пожимал руку Лукану, слушал его похвальбу, что при желании опытный бретер поразил бы его насмерть еще на первой минуте боя, что столь слабому поединщику страшно доверить Иану, парочка принимала поздравления... А князю и будущей княжне казалось – они еще в комнате наверху и сжимают друг друга в объятиях. Что завертевшаяся вокруг них суета – что-то мелкое и наносное... Главное – они вместе. Вместе! И ничто не способно более разлучить, ни друзья, ни враги. Политика, войны, дуэли, проблемы провинций, мечтающих отделиться, все они провалились в какую-то даль, словно в чужой мир счетводов, заполненный запахом горелой нефти, который Алекс видел в Шанхуне. До поры до времени их ничто не касается.

Все не важно. Праздник любви. Высшее из чувств, дарованное Создателем людям, поглотило их без остатка.

Любовь – это когда ничто, что бы ты ни делал, не в состоянии вытеснить мысли о любимом человеке. Она превращается в единственный критерий. Хорошо – это когда ради любимого и ради любви, все остальное плохо.

Ради нее стоит жить. И она дает новую жизнь.

И был солнечный июльский вечер, когда гвардейцы, Иана и ее дядюшка спустились на раскаленные за день камни Леонидии. Не нужно пока думать о жилье – до официальной отставки в распоряжении Алекса целый императорский дворец.

Он пресек на корню поползновение невесты поселиться до бракосочетания отдельно – в императорской резиденции достаточно покоев, и девушка может провести оставшиеся дни именно там, под патронажем Софоса Лукана.

Появился канцлер. Он поздравил регента с обручением и попросился в отставку – здоровье сдало окончательно. Алекс кое-как оторвался от приятных приготовлений и поручил сначала подыскать замену. Пожалуй, это было единственное государственное решение князя.

Накануне свадьбы, спешно организованной за счет казны, все-таки Алекс еще номинальный глава государства, но без особой помпы – глава временный и добровольно подписавшийся уступить этот пост, его посетил Горан. Жених был занят последней примеркой свадебного мундира. В зеленом сооружении лейб-портной сумел соединить традиции и гвардии, и императорского облачения, но без тонны золотого шитья.

– Как я понимаю, ученик, твои планы не простираются дальше брачной ночи.

– А надо?

– А потом наступит утро. Еще через неделю вроде как соберутся герцоги снова делить престол. Что ты намерен предпринять?

Алекс выпутался из мундира, как из рыцарского доспеха.

– Дезертировать. Тебя приглашаю за компанию.

– Ну-ну. Развивай мысль.

– Свадебное путешествие. Далекое и долгое. Ты с нами?

– Конечно.

– Ты не спросил куда и на сколько.

– Это не имеет значения, – усмехнулся Горан своей особенной рубленой улыбкой, шокирующей незнакомых. – Главное – с тобой. А если там будет мало вина, отсюда захвачу. Об одном прошу, проследи, чтобы меня из гвардии не вышвырнули за прогулы на службе.

Служебное положение тем хорошо, что им можно злоупотреблять, чем Алекс на прощание и воспользовался, заставив тея Иазона выписать Горану бессрочный отпуск с сохранением места в гвардии. Себе, ни много ни мало, князь выделил дирижабль «Эдран» во временное владение, славный трофей последней ламбрийской войны. В каюте был выгорожен отдельный закуток для молодоженов.

Через день после отлета соучастник дезертирства заметил грусть во взгляде воспитанника.

– Чем же ты еще недоволен? Женился по любви, свободен от забот, сбросил ненужные обязанности.

«Эдран» в неторопливом темпе летел на северо-восток по направлению к Скандийскому хребту. Под гондолой – Кетрик, его равнины постепенно переходят в предгорья. Справа осталось Винздорское герцогство Восточной Сканды, главный промышленный район Икарийской империи.

Горан нашел своего молодого друга на открытой площадке крыши гондолы, уцепившегося за леер ограждения и задумчиво глядящего вперед. Сильный, хоть по-летнему довольно теплый ветер бил в лицо, не слишком мешая теям. Они привыкли переговариваться, перекрикивая шум, за долгие дни полетов на крыле.

– Не знаю. Да, я счастлив. И одновременно сознаю, что поступаю неправильно, покидая Леонидию.

– Ты в свадебном отпуске, дружище!

– Я в курсе. Отпуск – это дней десять. Ну, две недели. А полгода или год послушания в монастыре действительно выглядят дезертирством. Император Эдран, принявший от нас присягу, мертв. Но империя осталась! А я бросаю службу в тяжелый для нее момент.

– Что по этому поводу говорит Иана? – с иронией спросил Горан, которого женское мнение не интересовало никогда.

– Пока молчит. Радуется. Но со временем поймет: счастливая семья – это не та, где муж при жене, а та, где муж при деле. Конечно, я вправе подать в отставку, мы оба кое-что прикопили, достаточно для расширения ее поместья в Аделфии и жить с него... Ты можешь представить меня помещиком?

– Тебя – вряд ли. Вот Марка – могу, особенно если подберет богатую вдовушку по вкусу. Сейчас он увлекся процессом выбора, пробует всех подряд.

Теи понятливо улыбнулись. Их габаритный товарищ, заполучив дворянское достоинство и пребывая в статусе гвардейского офицера, героя войны, возмещает себе упущенное за годы, когда он считался безродным червем и в конном порядке патрулировал улицы столицы в составе легиона, фактически – полицейского формирования. Дамочки, с презрением отвергнувшие его знаки внимания, сейчас кусают локти.

– Терон выйдет на службу уже на следующей неделе, – продолжил самобичевание Алекс. – С собранием герцогов и назначением нового регента, тем более императора, в столице наверняка начнется заварушка, да и любая кандидатура пройдет отнюдь не единогласно. Рыжий – на службе, я прохлаждаюсь, утешая себя лишь тем, что у Ианы меньше шансов овдоветь, чем у Евы.

Легкая на помине, новобрачная тоже показалась из люка и пробралась в носовую часть площадки, в свисте ветра, шипении пара и под хлопающие звуки огромного пропеллера, доносящиеся с хвоста. Она прильнула к мужу, избавленная от необходимости удерживать дистанцию.

– Красота какая! Никогда не летала в горах, кроме Иллинии, но там разве горы...

Действительно, вырастающие впереди пики не шли ни в какое сравнение с грядой на границе княжества.

– А мне снова приснилась наша свадьба. Лучший день в моей жизни! И Терон с Евой, они были прекрасны... А он даже не смотрел в мою сторону.

Теи постарались спрятать улыбки. Страсть рыжего к Иане и их расторгнутая помолвка создали массу проблем, поэтому надо радоваться, что тот переключил внимание на Еву и успокоился. Но женские инстинкты призывают к другому: нравиться всегда и всем мужчинам.

– Вы завтракали, синьоры? На горы можно любоваться и через стекло рубки.

Горан ощутил, что супруга Алекса еще, можно сказать, не вернулась со свадьбы. Становление взаимоотношений только предстоит молодой паре, сложный этап, когда вдруг обнаруживается, что они вдвоем – это не весь мир.

Дирижабль не искал перевалов или проходов между скалами. Зашипел водород, выталкивая из баллонетов сравнительно тяжелый воздух, объемистое тело без труда поднялось над самыми высокими пиками, в ушах пассажиров затрещало, и уже не выйдешь наверх из боязни стравить из кабины нагнетаемое насосом давление.

Налицо разница между возможностями техники и человеческого тела. Ни один тей не одолеет такую высоту. Разве что послушники монастырей, копившие Силу десятилетиями... А дирижабли-то и созданы недавно, постоянно прибавляют в объеме баллона, мощности машины, и не видно конца их прогрессу.

Оба икарийских дирижабля – трофеи. В Ламбрии строят новые, в империи не заложен ни один. Да что там не заложен, нет эллингов, верфей, заводов по производству паровых машин и иных механизмов, все привозное от стратегического врага. Он скоро одолеет Икарию, и не силой оружия – одним преимуществом в технике, теям останется только бросить шпаги перед лицом явного превосходства.

Алекс завел разговор об этом с Гораном. Он согласился. На лице Ианы впервые со дня свадьбы мелькнула тень недовольства. Оказывается, для мужа существует еще что-то, имеющее значение, кроме супружества.

Но это пока не омрачило атмосферу внутри воздушного корабля, перемахнувшего через хребет и сбросившего высоту при виде множества монастырских куполов Шанхуна.

Причальных мачт нет, гайдропы ловить некому. Поэтому Алекс, Иана и Горан с крыльями да минимальным набором пожитков выбрались на крышу гондолы.

– Мне вернуться за вами, синьор князь? – в очередной раз переспросил командир экипажа, не желая смириться с мыслью, что фактически бросает регента с супругой и другом на произвол судьбы.

– Не нужно, тей. К тому же любые мои распоряжения, отданные в качестве правителя, вот-вот утратят силу. Служите обновленной империи!

– Для меня честью было сопровождать вас, синьор! Икария ждет вашего возвращения.

Ждет? Со временем – забудет. Выполнил свою очень частную задачу и ушел, никому не навязываясь, не успев совершить фатальных ошибок. Осталось разве что войти в народный фольклор.

Трое крылатых спрыгнули вниз.

Здесь не привыкли к летучему дворянству, но и не враждебны, как в районах Тибирии, приграничных с империей, а Верховный лама прекрасно помнил Алекса и Горана по предыдущему визиту.

Разглядывая убранство дацана изнутри, изобилие красного, включая одеяния монахов, Иана поймала себя на мысли, что раньше совсем не так представляла свадебное путешествие. По обычаям – или курорты юга материка, или замки в горах, где молодой паре никто не мешает заняться друг другом и зачать наследника. Ее избранник оригинален и тут.

Верховный выслушал краткую историю новоприбывших.

– Я понимаю ваше беспокойство. Также понятно ваше желание получить новые возможности, чтобы вернуться на Родину и что-то перевернуть там к лучшему... Но в одном вы ошибаетесь, икарийцы. Шанхун – не учебное заведение, не тренировочная база. Мы постигаем мироздание через самих себя, через медитацию, через внутреннюю Силу, через соприкосновение с Великим вселенским. Принимающий послушание не ставит перед собой военных или политических задач – в постижении истины есть самоцель нашего бытия.

– Да, учитель, – не стал спорить Алекс. – Я также не ставлю перед собой конкретных задач, хочу лишь разобраться, что хорошо и что плохо для моей Родины. Дома не нашлось ответа. Если в его поисках мне и моим спутникам удастся овладеть Силой на новом уровне, это – прекрасно, но не является самоцелью, как вы выразились. Главное в познании. Не буду скрывать, мы не рассчитываем на пожизненное послушание, не ограничиваемся никакими сроками. Считайте меня наивным, но я ожидаю некий знак свыше, что пора остановиться и возвращаться домой, где нас ждут незавершенные дела.

Иана изумилась. Ее ли это муж? Соратник в ламбрийском вояже был намного проще! И после воссоединения в Нирайне не произносил ничего похожего – только ласковые слова да совершенно обыденные вещи. В Шанхуне пробыл первый раз совсем недолго, мудрых книг не читал... Откуда у него подобные мысли? Как же много она не знает о человеке, с которым пошла под венец!

На нее строго глянул лама.

– Второе обстоятельство в нежелательности пребывания здесь для женщин. Их вообще мало в Шанхуне, сами они не годны к познанию, мужчин отвлекают телесным от высокого.

Горан расплылся в улыбке, Алекс нахмурился, Иана вспыхнула.

Она всегда была наравне с мужчинами, и гораздо лучше многих! Она прошла через множество схваток, победив в них, уничтожала ламбрийский десант и топила их транспортные суда...

– Мы – одно целое, – услышала она твердый голос мужа, прервавший ее возмущенные размышления. – Ей не обязательно медитировать и поститься. Моя же душа не будет разрываться в неопределенности – где любимая женщина и что с ней.

– Что же... Не в наших правилах отказывать. Монастыри Шанхуна привечают всех желающих, только большинство отсевается в первый же год, не в состоянии духовно влиться в нашу жизнь.

Алекс подумал, что в прошлый раз они сумели найти общий язык с наставниками чрезвычайно быстро, поэтому согласился на любые условия.

Глава одиннадцатая

– Ты не можешь быть счастлив вполне. Ты неудовлетворен. Ты страдаешь от этого.

– Да, учитель.

– Причина неудовлетворенности в обеспокоенно-сти за судьбу своего Отечества?

– Да, учитель.

– Ты можешь освободиться от причины.

– Как, учитель?

– Наиболее мудрый путь – отринуть мирское и обpатиться к высокому, тогда проблемы империи перестанут тебя волновать.

– Для меня это неприемлемо, учитель.

– Пока неприемлемо. С возрастом придет опыт, с ним – мудрость. Ты не желаешь переделать себя, поэтому намерен изменить империю?

– Да, учитель...

Алекс поднялся с циновки и поклонился. Духовное на сегодня закончено. Для гармонии предстоит физическое. А именно – занятия с Гораном, не забывшем, что его воспитанник проиграл поединок дяде Ианы.

Верховный лама Кагью выслушал внимательно пи,килого сухонького монаха, неделю занимавшегося Алексом.

– Считаешь ли ты возможным стать гуру для него?

– Да! Его духовное состояние полностью соответствует Четырем Благородным Истинам, как их передал их нам Великий Учитель в «Сутре запуска Колеса Дхармы». Мой послушник добровольно избирает Благородный Восьмеричный Путь.

– Но выход из сансары ему видится радикальный...

– Не могу осуждать его, Верховный. Послушником движут не личные страсти. Он искренне страдает за свою страну.

– Мы не делим людей на народы и страны. Но в одном он прав. Ныне Икарийская империя – единственная, где хотя бы формально признается приоритет рыцарских ценностей, в иных частях света он размыт до основания. Если империя падет, а ей, видимо, немного осталось, этот мир окончательно захлестнет меркантильная волна. Как и там, – Кагью качнул головой, намекая на другой мир, где Алекс случайно увидел картину с мушкетерами. – Будем считать, Джива, послушник выдержал начальное испытание. Не исключено, что он и есть человек из пророчества, из-за которого его посылал покойный Эдран. В прошлый раз я не поверил, но карму не обманешь, молодой тей явился повторно.

– А его спутники?

– Женщина есть женщина. Чувствую, скоро она понесет, и ей будет не до мыслей о круговороте сансары. Второй воин – душой благороден, только его дукха не от возвышенных причин, он разочарован... тоже женщиной. И ему нужен другой путь – не уничтожения истока страдания, виновницу его горестей мы не устраним. Думаю, избавлением от трех ядов: неведения, страсти и нетерпимости.

– Неведения... Тогда откроем и ему знание о другом мире. Тем более дорога в него закрыта, быть может – навсегда.

– Но не женщине, Джива.

Тот покорно склонил голову и удалился, а Алекс и Горан с этой минуты были переведены в иной статус – не кандидатов на приобщение к великому знанию, а полноправных членов братства. Впрочем, в Шанхуне закреплять это документально или торжественно сообщать перед строем не принято.

Впрочем, кое-какие ритуалы состоялись. С одного из них Алекс вернулся в семейную келью, имея абсолютно непривычный вид. Голова обрита наголо, отчего обнажился шрам над ухом, полученный за время службы в легионе. Тейская одежда и оружие уступили место красно-оранжевой хламиде. Вдобавок – босой.

А главное, он изменялся внутренне. Даже прихватывая тейскую шпагу перед занятиями с Гораном, уже в большей степени был монастырским послушником, нежели привычным задиристым гвардейцем.

Не сказать, что такой он – хуже. Но другой. Для Ианы это странно, неожиданно.

С ней монахи не занимались. Отрывая время от коротких совместных часов, а то и от сна, муж пытался обучить ее некоторым техникам, включая наращивание Силы, ускорение ее накопления, врачевание мелких ран. Успех достигался, но не слишком разительный, женщина не хотела всей душой поверить, что ей это по-настоящему нужно. Занималась, чтобы только не расстраивать супруга, искренне старавшегося.

Поначалу Иане было несколько скучновато, дни превращались в ожидание Алекса с занятий с монахами, он заскакивал на минуту, чтобы тут же удрать на очередную изматывающую тренировку с Гораном. Муж пытался объяснить, что в том и заключается восьмеричный путь, баланса между духовным и физическим развитием.

Иана слушала и соглашалась. Внешне. Внутри себя она уж и не знала что думать. Если удел жены – просто следовать за мужем, она на своем месте... Но совсем не так ей представлялось замужество!

Потом втянулась в монастырскую жизнь, познакомилась с немногочисленными женщинами города монастырей. Остаток лета закончился быстро, началась желтая осень. С ней пришли очевидные признаки беременности.

Алекс на несколько дней вернулся к прежнему, как ей казалось – нормальному состоянию. Он готов был часами лежать, прижавшись ухом к ее животу. А потом заявил: моя карма – обеспечить маленького князя Алайна княжеством. И снова погрузился в свои дела.

В конце зимы, когда перевал открылся, в монастыри прибыла группа желающих приобщиться к Двенадцатичленной формуле бытия. От новых послушников Алекс, Горан и Иана узнали о переменах в Леонидии. Известия были не слишком радостные.

Тей Дайорд Ванджелис избран регентом после отлета «Эдрана». Зимой герцогиня родила мальчика, второго наследника. Орайон получил герцогскую корону Аделфии, его отец объявлен первым в имперской династии Ванджелисов, глуповатая южная матрона Пейна превратилась в императрицу, и уже никто не рискнет упрекнуть ее, что, по всем расчетам, наследник престола зачат в форте Дайокс, когда будущий государь пребывал в Нирайне и вряд ли посещал благоверную на юге.

Атрей, к чьему бритоголовому виду двое других икарийцев успели привыкнуть, выразил общее мнение.

– Возвращаться в Леонидию неразумно. Алекс намеревался заколоть нынешнего императора, тот кричал Софосу убить Алекса. Иана – племянница непослушного Софоса, имевшая наглость отвергнуть притязания герцогеныша, в чем я ей успешно помог. Если лететь в Северную Сканду, я не уверен, что тамошний герцог с радостью возьмет нас на службу.

– Храбрый Горан чего-то боится? – попробовала пошутить Иана, на тонкой фигурке которой живот выделился быстро и основательно.

– Боюсь, что утомлюсь убивать.

После встречи с новыми обитателями города они прогуливались по заснеженным аллеям монастырского сада. Только Иана сохранила сравнительно столичный вид, и то – сверху наброшен теплый зимний плащ алого цвета, основательно надоевшего ей в Шанхуне. Алекс с Гораном практически неотличимы от прочей монашеской массы – бритые, красные, в плетеной обуви вместо сапог, без шпаг. А что у них лица со шрамами, так у многих послушников непростая биография.

– Нет, синьоры, – задумчиво возразил Алекс. – Нельзя мыслить прежними категориями. Уверен – здесь что-то произойдет.

– Ладно, дружище. Ждем знака, обещанного тобой Верховному. А пока идем за шпагами. Чует сердце, по возвращении нам придется множество душ отправить на реинкарнацию, и да примет их Всевышний.

В сознании тея местное учение переплелось в причудливый жгут с традиционной религией.

Алекс на следующий день после неприятных новостей попытался расспросить гуру про техники перехода в другой мир. Ответ Дживы обескуражил: переход закрыт.

– Надолго, учитель?

– Никто не может предсказать. Когда в Шанхун проникли наши предки, он тоже исчез на несколько сотен лет. Так что смирись: если путь появится, это вряд ли произойдет при твоем бытии.

То есть возможность просто подсмотреть подсказку в мире четверки отважных со шпагами – отпала. Да и вряд ли она была, если то сообщество благородных рыцарей превратилось в державу торгашей.

Разочарование отчетливо отобразилось на лице послушника. Джива с грустью отметил, что бритье головы не изменило строй мыслей ученика. Он по-прежнему воин, а не мыслитель. Предпочитает воспользоваться чужим достижением, возможно – просто завоеванным, нежели самому постичь трудную истину. Понимая, что Алекса не переделать, как и не научить волка питаться травой, монах сделал приглашающий жест.

Князь вышел из дацана, следуя за очень резвым учителем, на движениях которого возраст не сказался никак. Они прошли квартал и попали в здание городской библиотеки, где бывать приходилось уже не раз, и молодой человек досадовал, что он – не библиофил. Такого множества книг, и современных печатных, и старых рукописных, наверно, больше нет нигде. Монах не задержался в общем зале и юркнул в малозаметную дверь, проведя подопечного через сеть коридоров. В конце последнего прохода князь впервые с прилета увидел вооруженных людей. Охранники сжимали короткие винтовки с двумя рукоятками под стволом и затвором. Гуру сообщил, что молодой человек с ним, расписался в толстом журнале. Лишь тогда они проникли за железную дверь солидной толщины.

Здесь тоже были книги. Во множестве. Исключительно печатные, поражающие невероятным искусством типографской работы, даже с цветными обложками. Название ни на одной из них Алекс разобрать не смог. Даже буквы отличны от икарийских.

– Не могу сказать, что здесь все сведения о том мире. Но – довольно значительная часть.

Невероятное, несметное богатство, по сравнению с ним имперская казна – цветной фантик юродивого. Но как, как это изучить?

Алекс осторожно взял одну из книг. На ее обложке увидел мужчину со скорбным лицом и золотым кругом над спутанными черными волосами. Под картинкой – пять необычных значков.

– Это язык того мира?

– Один из языков. У них полдюжины самых распространенных, мало похожих друг на друга, и тысячи иных. На обложке изображен Всевышний в их представлении.

Послушник торопливо вернул книгу на полку. Подобное изображение лика Создателя – это богопротивная ересь! Хотя многое из того, что он усвоил в Шанхуне, не менее еретично.

– Но можно перевести... Ну, основное, эти их изобретения, рисунки быстрых экипажей...

Монах печально покачал головой.

– Теперь я скажу тебе самое главное. Погоди...

Он принес толстую книгу с изображением странного гриба на обложке.

– Полистай.

Ее захотелось вернуть еще быстрее. Много картинок, чудовищно реалистичных и с таким же чудовищным содержанием. Разрушенные дома, мосты. И трупы. В невероятном количестве! Столько их не плодит ни одна война.

– Какой безумный художник рисовал эту мерзость?

– Увы. Не художник. Ты, вероятно, слышал, что в Ламбрии есть особый аппарат, делающий изображение с натуры на серебряной пластинке? Называется – фотографическая камера. Здесь тот же принцип.

– Но кто мог такое...

– Одна-единственная бомба. Унести ее в состоянии дирижабль, на котором ты прибыл к нам. Разумеется, есть куда более быстрые средства доставки. Не суть. В том мире враждуют несколько держав, накопивших такие заряды. И война не начинается лишь из опасения, что на города нападающего упадут столь же страшные бомбы.

Алекс захлопнул книжку, увидев картинку с изображением лысого ребенка с ужасными язвами.

– То есть достаточно одному безумцу подвесить бомбу к дирижаблю...

– Не так все просто, но главное ты понял, ученик. В том мире развитие техники, особенно техники разрушения, намного опередило мораль. Не хочу говорить громких слов, но в Икарии такие как ты – надежда этого мира. Не забывшие значение слова «честь».

Звучит лестно. Но... зачем было показывать книгохранилище и тут же объяснять, что распространение этих знаний приведет к страшному исходу? Получается, что библиотека Шанхуна как волшебный мешок колдуна Сегена из детской сказки: стоит его развязать, и беды из него расползутся по земле. Если верить Дживе, правильнее сжечь поскорее бесценные и отвратительные тома.

Алекс впервые поймал себя на мысли, что не чувствует безоглядного доверия к учителю, необходимого для успешного послушания. Все имеют свои интересы. Ложь отягощает карму, но в той ли степени, чтобы монах не врал никогда?

– Мы полагаем, что некоторая часть знаний не принесет вреда, более того – пользу. Как и топор, вложенный в руки плотника, а не палача. Ты сможешь прочесть избранные страницы. Послушник... послушница переведет их.

– Спасибо, учитель.

То есть монахи решили развязать мешок Сегена чуть-чуть, по капле выпуская в мир его содержимое. А покроется ли в результате Икария трупами лысых детей – время покажет. Алексу выпало участие в этом опыте, легла ответственность за его результат. Ради этого он затевал свадебное путешествие в Шанхун?