Текст книги "Князь без княжества"

Автор книги: Анатолий Минский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 19 страниц)

Глава четырнадцатая

В Тибирии Алексу пришлось нелегко из-за крыла и всеобщего предубеждения к тейскому сословию. Отяготив карму очередным убийством, он нанял повозку и спрятал крыло в ней, чем избежал дальнейших стычек до перевала, где решился на самый простой способ путешествия. Прихватив небольшое количество продуктов, летел до сумерек, заночевал в горах под открытым небом. С первыми лучами солнца продолжил путь, избежав встречи и с дорожными грабителями, и с их коллегами-пограничниками.

В первой же таверне его ждал сюрприз.

Внутри все выглядело как обычно – в низком обширном помещении легкая мгла от дыма с кухни, подсвеченная масляными лампадками. Жирный запах жареного мяса для черни и кисловатый от постных блюд для благородного сословия. Пара скучающих девок, обделенных вниманием клиентов, пара солдат, кидающих кости – у кого выпадет две короны, тот и заработает аргу на оплату свидания. Мелкие торгаши в компании дюжих охранников, одинокий тей в коричневом плаще Южной Сканды, между ними лениво двигалась толстая баба с широким задом, привычным к щипкам и шлепкам.

А потом набилось много посетителей. Алекс занял торец длинного стола, за него уселась компания простолюдинов, вежливо спросивших позволения. И когда зал заполнился, сверху спустился бард с мандолой.

После нескольких дежурно-героическнх декламаций под перебор струн у музыканта потребовали главную песнь года – «Балладу о доблестном рыцаре Алексайоне Алайне». Персонаж сего произведения едва не подавился куском оленины, услышав название.

Дворяне не смущаются и не краснеют. «Доблестный рыцарь» в тот вечер превратился в исключение. Он узнал собственную историю в сильно приукрашенном виде, дополненную десятком выдуманных подвигов. Пассаж о романе с Ианой вышиб слезу не только у шлюшек, но и суровых солдат, хоть они явно не в первый раз слушали сей опус. Концовка патетическая – новый император не смирился с гордым нравом рыцаря и изгнал его, мечтая о погибели соперника, но не в силах уничтожить народного любимца. Когда-нибудь Икарии станет совсем худо, благородный Алексайон вернется и наваляет врагам по первое число.

Упомянутого благородного больше всего задели последние строки, мораль для подрастающего поколения, призванного брать пример не с императорского семейства и герцогов, а с нашего рыцаря.

Если мяса с ножа ты не ел ни куска, Если руки сложа, наблюдал свысока, А в борьбу не вступил с подлецом, палачом, Значит, в жизни ты был ни при чем, ни при чем. (* В.Высоцкий. «О борьбе»).

Алекс уронил голову.

Его никто не изгонял! Сам бросил империю, с легким сердцем и радостными воспоминаниями о первой брачной ночи. Уход от борьбы с Ванджелисами, подлецами и убийцами – укор ему самому.

Ни одна из песен, сочиненных в эпоху правления Эдранов и вброшенная в народ, не прижилась, не превратилась в передаваемую из уст в уста. Безвестный автор прославил Алекса стократ больше, чем это сделала воинская репутация!

И одновременно превратил в официального врага императорского клана, о чем напомнил пехотный офицер, попросивший прекратить крамольное выступление. Ему в голову тут же полетела массивная кружка, что не привело к общей драке, а послужило сигналом к повторному исполнению. В конце песни на тея вновь обрушились слова о его никчемности после бегства.

– Позвольте спросить, синьор, – обратился ближайший сосед по столу, веснушчатый вихрастый парень одного с ним возраста. – Если Алексайон вернется, вы будете на его стороне или броситесь защищать императора?

Не столько из желания поддержать разговор, сколько пытаясь разобраться в настроениях плебса, тей возразил:

– Вы уверены, что Алайн непременно начнет воевать с императором?

– Конечно! – вихрастый ляпнул по неровным доскам столешницы серым от въевшейся грязи кулаком. – Император – зло, а рыцарь был за справедливость, потому что...

Последовал пересказ баллады в вольной трактовке слушателя.

– Тогда я не буду поддерживать Ванджелиса, – успокоил его Алекс, радуясь, что народного героя не все узнают по старой картине Эльзы, использованной в печатной листовке «разыскивается».

Интересно, как к популярности бывшего регента относятся в гвардии и в армии?

По пути к Леонидии наш герой услышал балладу имени себя еще раз сорок, выучил бы ее наизусть против воли, но каждый бард счел своим долгом изменить в ней пару слов и добавить пару подвигов. Отныне – убийца драконов и покоритель царя морского. Но чем больше небылиц, тем радостнее слушателям.

Император получил меньше таможенных отчислений от экспорта, чем собиралось при Эдране, поэтому для пополнения казны ввел новые налоги. Строго говоря, местные поборы раньше доставались графам, львиная доля перетекала герцогам, с Леонидией они не делились, самостоятельно оплачивая содержание собственного войска и местных имперских учреждений, включая расквартированные в провинции дивизии. Ванджелис осчастливил герцогства податью, переложенной на плечи купечества, промышленников, обывателей и крестьян. Оттого и недовольство, и мечта о благородном синьоре, непременно снижающем налоги.

Алекс, выучивший в Шанхуне азы экономической теории, без подсказки догадался: убедить народ в необходимости уплаты налогов сложнее, чем свалить одного-единственного человека, будь он трижды монарх.

В столицу он рискнул влететь только в вечерних сумерках, не желая раньше времени ворошить осиное гнездо.

В тот же вечер Горан и Хелена прибыли в Таб, преодолев куда меньшее расстояние, но исключительно на лошади. Тем более, девушка в Шанхуне вообще впервые села на лошадь, поэтому столь дальняя дорога обернулась болезненным испытанием. Картины Тибирии, нищей окраины цивилизации, ее удручали, наполнили скепсисом относительно перспективы устроиться здесь прилично, как Горан ни убеждал, что в Кетрике гораздо культурнее.

– После монастырей я надеялась увидеть цивилизацию.

Она не добавила, что Тибирия напомнила ей Египет вдали от туристической зоны. Только без телефона, электричества и авто. Да и Горан на коне слишком уж похож на бедуина, только намазы не соблюдает.

В Табе нашлось несколько приличных кварталов, самая обширная часть города – трущобы, полные грязи, нечистот, худых и покрытых язвами людей на пороге жалких лачуг. Человеческих существ, больше похожих на кучи отбросов. Морской порт, но нет приличной гостиницы или хотя бы постоялого двора. Наших путников приютил монастырь, чей настоятель благосклонно принял сообщение о годичном послушании в Шанхуне.

Алекс наивно полагал, что Хелена сумеет сделать какие-то полезные выводы из сведений о местном хозяйстве. Но Таб не оправдал надежд. Девушка пришла к единственному выводу – их пребывание здесь и бесполезно, и весьма неприятно.

Даже Горан узнал больше, беседуя с торгашами о ценах на местные и привозные товары. Обескураженные исследователи вернулись в монастырь.

Хелена, дабы не вызывать ненужные мысли у окружающих, давно носила местный наряд: черную хламиду, закрывающую фигуру от плеч до щиколоток, белый платок на голове, оставляющий свободным только лицо. Чуть выбивались очки, но здесь ничего не поделаешь.

У своей двери Хелена помедлила.

– Горан?

– Да.

– Почему ты на меня постоянно смотришь?

Бретер, не робеющий при виде направленной на него дюжины шпаг, смешался от простого вопроса.

– Вы мне нравитесь, госпожа Хелена.

Каких усилий стоила эта фраза... Куда подевалась бравада, высокомерные реплики про декоративную половину человечества?

– Заходи. Ты хочешь?

Еще бы! Но он не знал, как правильно объяснить свое к ней отношение. Барышня отлично усвоила местные хозяйственные словечки, благо их очень немного, бытовые понятия... и, похоже, почти ничего не знает про отвлеченные, в том числе – возвышенные материи. Слышала ли она слово «любовь» на имперском?

Во всяком случае, Хелена в тот вечер имела в виду любовь в самом конкретном понимании этого слова, красноречиво сбросив платок и хламиду. Ударила Го-рана по протянувшимся рукам, подвинув к нему ведро с водой и кувшин – мойся сначала. А затем подарила ласки, настолько искусные и изощренные, что немолодой тей не испытывал ничего подобного даже с самыми опытными жрицами любви.

После увлекательной возни на ложе состоялся странный разговор.

– Тебе понравилось?

– Да, моя госпожа!

– Хорошо. Спим.

– Хелена! Моя госпожа! Я никогда не был так счастлив с женщиной!

Возможно, он ожидал каких-то ответных слов, желательно – пылких, не зная, что в мире девушки слово «госпожа» имеет другой оттенок применительно к постельным играм.

– Хорошо. Вижу, тебе плохо без меня. Иногда будем повторять.

Вначале тей подумал, что виновато плохое знание языка, иначе никак, иначе это пошло, низко, неблагородно... Постель возможна по любви, за деньги, еще – по обязательству, когда равнодушным супругам необходимо зачатие наследника. Другие варианты не укладывались в честной гвардейской голове.

Он робко спросил, не желая углублять щекотливую тему, но и не удержался, поражаясь ее искушенности:

– Госпожа Хелена, у вас был муж?

– Только бойфренд.

Горан озадачился. Это еще кто? Супруг, любовник, жених, поклонник? Тем более он не понял ее последние слова, произнесенные перед сном на неизвестном языке:

– Какая еще госпожа... Самая обычная девушка из...

Название города ничего не сказало бы мужчине.

Наутро она объявила, что необходимо перебраться

в столицу более передового государства.

– В Леонидию?

– Нет. В Атену. Тей, у вас очень странный мир – средневековых феодальных правителей, рыцарских понятий, в котором в то же время летают дирижабли и ходят поезда. Нужно за океан, где развиты и промышленность, и финансы.

Горан схватился за голову. Его госпожа живет представлениями своей Родины, где перелет через океан – дело нескольких часов для любого желающего.

Их не пустят на дирижабль! А путешествие на корабле займет примерно месяц вокруг материка, с заходами в порты – все полтора. Не менее трех недель до Арадейса при попутном ветре. В общем, в столицу вражьей страны прибудут не ранее конца лета. Назад – хорошо если к зиме.

Конечно, вояж в обществе Хелены сулит радости сегодняшней ночи. Но Алекс ожидает гениальных прозрений касательно хозяйственного переустройства Икарии. Хотя Горану было абсолютно непонятно, как его воинственный ученик сможет убедить императора и герцогов внять своим советам, предварительно превратив всю верхушку державы в личных врагов.

В другой ситуации Горан поступил бы иначе. Но слишком свежи были воспоминания о сладостном вечере. Не отдавая себе отчета, он попал в зависимость к Хелене, вляпавшись в женскую ловушку, об опасности которой тысячу раз предупреждал Алекса. Прикрываясь самообманом, что путешествие в Атену способствует общему благу, тей приступил к подготовке.

Его товарищ тоже был околдован и опутан женщиной, о чем ничуть не жалел. Нет, жалел, но о другом – что на время вынужден с ней расстаться. А уж что говорить об Иане!

Отъезд Алекса для нее – как отрезать часть себя тупой и ржавой пилой.

Вопреки логике и здравому смыслу она каждый вечер ждала, что в коридоре послышатся знакомые шаги, голоса, грубоватые мужские шутки. Потом супруг зайдет в келью тихо-тихо, чтобы не разбудить малышку. Шепнет: «Как ты, воробушек?» Быстро поужинает, не замечая вкус монастырской снеди, поглядывая на жену и чудесный живой сверток.

Пустоту заполняла иллюзия, что он где-то здесь, где-то рядом, стоит только позвать... Иллюзия рассеялась, а пустота расширила свои владения.

Айна менялась каждую неделю, буквально на глазах. Темные от рождения волосики загустели. Ясные и очень строгие глаза, похожие на две огромные черные жемчужины, серьезно смотрели на мать, вопрошая: где наш папа?

За перевалом. Уехал с другой женщиной и другом, чтобы вернуть себе власть.

Как объяснить это ребенку, если сама толком не понимает – зачем? Завоевание империи займет много времени, если не всю жизнь. Малышка раньше начнет задавать вопросы, нежели Алекс вернется.

Иана боялась, что муж запрет ее в северной башне и будет появляться раз в две недели? Прошло и две, и четыре недели, их с Айной никто не навестил. Выходит, та участь – не самая горшая.

Глава пятнадцатая

В казармы нельзя, неизвестно, что там за порядки. Разумнее всего в особняк к Еве Эрланд, которая теперь Ева Мэй, по фамилии Терона. Алекс сделал круг над ним, увидел свет в окнах, но приземлился на мостовую в трех кварталах, с удовольствием размяв затекшие в долгом полете ноги. Вдруг жилище друзей под наблюдением? Проще послать какого-нибудь человечка с поручением.

Благородный, опускающийся среди улицы и отстегивающий крыло – одна из самых привычных картин в Леонидии. Поэтому тей искренне удивился, увидев конный патруль, тут же к нему свернувший.

– Не торопитесь, синьор. Соблаговолите остаться на месте.

Слова прозвучали уважительные, а тон не почтительный. Скорее – равнодушный.

Полицейский спрыгнул с коня и шагнул к Алексу, освещая пространство перед собой ручным фонарем, подкрутив фитиль на самый большой огонь.

– В чем дело?

– Не верю своим глазам! – донесся голос из темноты.

Один из всадников подъехал ближе, в желтое пятно

от фонаря попал зеленый с шитьем гвардейский плащ.

Голос и лицо вроде знакомые, хоть в полумраке черты разобрать трудно.

– Не узнали, ваше императорское высочество? А ведь мы виделись. Прим-офицер тей Магнус Элиуд, племянник Ториуса Элиуда, униженного вами и вынужденного уйти из гвардии.

Алекс не стал уточнять, что в благодарность за прошлое позволил Ториусу мирно покинуть дворец, не убивая в числе иных заговорщиков.

– Вспомнил вас, юноша, крутились возле дядюшки. А что, на крыле патрулировать не доверяют?

Офицер не обиделся.

– Служу императору где прикажут. Бывает – воздушный патруль, сегодня конный. Но вам не понять, вы предпочли удалиться со службы.

Полицейские не посмели встревать в диалог благородных. Они под началом гвардейца, но на чьей стороне их симпатии?

– Ваш упрек справедлив, тей. Не далее чем завтра я намерен навестить императора... Он же мой преемник, а я даже не поздравил. Глядишь, и для меня служба найдется. Вдруг лошадь доверят.

Представив благородного князя, да еще и бывшего регента, в качестве простого стража порядка на коне, полицейские должны были зайтись хохотом. Смолчали.

– Отрадно слышать о вашем патриотическом настрое. Увы, не могу пустить дело на самотек. Вдруг вы передумаете и не явитесь завтра во дворец?

– Вы подвергаете сомнению твердость тейского слова? – Алекс запустил привычный процесс, в девяти случаях из десяти приводящий к развитию конфликта и вызову на дуэль.

Но вышел десятый случай.

– Отнюдь. Ничего личного – служба. Сержант! Проводите тея Алайна к месту ночлега.

– В тюрьму? – доброжелательно осведомился Алекс.

– Опять – увы, специальных покоев для бывших регентов не имею.

– Тогда прошу простить. Без официального обвинения арест благородного невозможен.

– Да! – не менее доброжелательно откликнулся Элиуд, и со стороны могло послышаться, что беседуют лучшие друзья, если не вникать в смысл слов. – Но вы в любом случае не имеете права сопротивляться патрулю, а неправомерность задержания обжалуете из тюрьмы.

– С одной маленькой деталью, тей. В темноте ваша форма плохо различается. Городская стража и гвардия действуют по закону, правильно? А вы – нет. Следовательно, я с полной добросовестностью принимаю вас за обычных бандитов. Неправомерность вашей смерти обжалуете с кладбища.

В наступившей тишине, нарушаемой только громким дыханием лошадей и отдаленным стуком тележных колес по булыжнику, вдруг раздались слова стражника, услышанные всеми патрульными.

– Нейвис, это – правда тот самый князь-рыцарь из песни? Тогда я – пас.

Конники не исчезли, не бросились наутек, только чуть подались назад.

– Благородный тей, ваши подопечные проявили похвальную сообразительность. Не желаете спуститься с седла и вытащить шпагу?

– Не вижу нужды. Завтра с утра гвардейский караул ждет вас у входа во дворец.

– Зачем же портить весь день его императорскому величеству. Часика в два–в три будет нормально, – не удержался Алекс, и Элиуд без дальнейших комментариев развернул лошадь.

Спешившийся полицейский запрыгнул в седло, а перед этим шепнул князю:

– Мы ждали вас, синьор. С возвращением!

Особо скрываться дальше не имело смысла. С крылом в руках Алекс прошагал три квартала.

Ева буквально повисла у него на шее, плюнув на приличия.

– Только тс-с! Малыша разбудишь. Он на втором этаже спит.

– И у вас...

– Да! Значит – у вас с Ианой тоже. Кто?

– Девочка. Айна.

Пока служанка накрывала на стол, хозяйка высыпала кучу новостей.

Герцог, выбившийся в императоры, навел кучу строгостей, весьма ревнуя к славе предшественника. Марк и Терон оставлены в гвардии, но им нисколько не грозит повышение до фалько. Как выразился Иазон, их приказано «сгноить в примах». Народ стонет от налогов, армия ропщет, герцоги осаждают нового монарха – тот не обладает влиянием Эдранов и вынужден к ним прислушиваться... В общем – кавардак и ничего хорошего.

– Как Терон?

– Пристрастился к картам, стал больше пить. В остальном – по-прежнему. Почти каждый вечер, когда нет дежурства, бренчит на мандоле, сочиняет стихи, подбирает музыку. О тебе вспоминал много раз. Ты обещал научить нашего сына летать, если ему не хватит чистоты крови.

– Хватит. Иане же – достаточно.

– Как ты ее оставил?

Алекс ничего не ответил.

Вот так и оставил, с ребенком. Перед собой обозначил цели, все время при деле, в дороге. А Иана ждет. Просто ждет. Ей стократ сложнее.

Терон вернулся со службы гораздо раньше, притащив Марка и ящик вина. После радостных возгласов, похлопываний и рукопожатий, отчего юный Мэй заголосил наверху, Алекс рассказал вкратце о причине возвращения.

– Ты, конечно, сам решай, – заключил отец шумного наследника. – Но, думается, с императором тебе ни о чем не договориться.

– Почему?

– Потому что ты у него – бельмо на глазу, лучше бы героически помер на благо империи. Особенно после моей злосчастной песни.

– Ну да, – Марк радостно хохотнул. – Терон сочинил ее как в насмешку о твоих подвигах, а народ принял за чистую монету, развил тему, и теперь она звучит из каждой подворотни.

– Вот спасибо! Значит, мой прилет выглядит, будто я прислушался к гласу народному.

– Представляешь, как рад этому император? – доморощенный композитор потянулся за мандолой. – Сейчас допью вино и сыграю.

– Только не ее! – в один голос воскликнули Марк и Алекс.

– Уж простите, – ухмыльнулся Терон, прислушиваясь к возне наверху. – Сын под нее хорошо засыпает.

Очевидно, что назначать встречу с императором на утро в самом деле было бы опрометчиво – после бурной ночи князь проснулся к полудню, и не совсем в придворном виде. Когда он в начале третьего, в черном штатском камзоле и ботфортах, отъехал от особняка на коне Терона, то повстречал гвардейский отряд, посланный за ним. Значит, его пристанище у Евы не секрет.

Элиуда-младшего не наблюдалось; гвардейцы избегали особо дружеских жестов, одновременно давая понять – мы не враги вам, князь.

Алекс расспросил о знакомых офицерах – сохранили ли должности.

– Нет, – ответил пожилой фалько. – С вашим отлетом поменяли практически всю верхушку. Лишь синьор Иазон сумел удержаться. Даже командира дирижабля, вас увозившего, отстранили. Он не в претензии, наоборот – горд.

Тей почувствовал откровенное неудобство. Не столь велики заслуги, чтобы народ его боготворил. Тем хуже, если дорвется до реальной власти – люди не простят разочарования. В переводах книг о мире Хелены такое развитие событий встречалось, и не раз. Профессия властителя – самая неблагодарная на свете.

– Чем обязаны? – крайне сухо вопросил император. Вроде бы и не сильно изменившись внешне, он налился значимостью. Даже уши торчат не просто в стороны, а царственно.

– Позвольте заметить, ваше величество, что именно вы настояли на моем приходе во дворец, ночью – устами гвардейца, а днем даже эскорт послали.

– Не виляйте, Алексайон, – перебил Мейкдон, не смущаясь вмешательству в разговор государя. Очевидно, показал, что они примерно на одной доске. – Вы с какой-то целью прибыли в Леонидию, хотя год о вас не было слышно.

– Служить империи, какая еще может быть цель. Но так как мой прежний пост считался высоким, о дальнейшей службе вынужден говорить с его величеством.

– Вы ерунду несете, синьор, – вспылил тот. – Прекрасно понимаете, что я не забыл ваших угроз меня заколоть, двусмысленных отношений теи Лукании с моим сыном.

– Не отрицаю и не собираюсь оправдываться. Но я присягал империи. Вы – император. Не только человек, но и символ моей Родины. Как герцога я хотел нанизать вас на шпагу, но император – другое дело.

– Князь, вы готовы присягнуть мне лично? – Ванджелис оценивающе прищурился и склонил голову набок.

– При необходимости – да. Я не зря провел год. У меня есть конкретные соображения, как обустроить империю и противостоять давлению ламбрийцев.

– Хватит! – император шагнул к нахальному посетителю. – У вас было время и были полномочия. Вы отказались. Возвращайтесь на службу, тяните лямку где прикажут – конюхом, стражником, матросом или посудомойкой. Теперь я решаю!

– То есть вы не хотите предложить службу, достойную высокородного?

Для Ванджелиса наступил миг торжества.

– Вы не достойны такой службы.

– Значит ли это, синьор, что я могу считать себя в отставке?

– Да! И убирайтесь с глаз моих!

Очевидно, ему доложили о публичности моего появления, рассудил Алекс, подписывая бумаги о досрочном окончании службы, без пенсии, без сохранения звания. Осталась только рента за орден, накопившаяся за год. Если бы не торжественный марш через центральный вход, подобру-поздорову не отпустили бы. Значит – ждем удара в спину или из-за угла.

Заодно забрал оставшиеся во дворце личные вещи, включая мундир регента с пышным, хоть и не императорским золотым шитьем, память о недолгом славном времени.

В особняке Евы и Терона Алекс не захотел оставаться – нельзя подвергать опасности женщину с ребенком. Напрасно уговаривали хозяин и Марк, предлагавшие привести на охрану половину свободной гвардейской смены.

Зачем? Бывший регент не созрел еще до объявления войны действующему императору. А если начнется кровопролитие, Леонидия расколется на два лагеря – верящих власти и наслушавшихся песни. События перерастут в гражданскую войну. Если Алекс и победит в ней, получит ослабленное государство, за неурядицами в котором зорко наблюдают властители западного королевства.

Но вопрос о ближайшем ночлеге решился быстро и радикально.