Текст книги "Тени Марса"

Автор книги: Анатолий Гончар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц)

Тем временем и генерал Ильченко, отбросив в сторону ставший бесполезным парашют, неторопливо целился в ползущий по его душу танк. Длинная огненная дуга, выпущенная из генеральского бластера, ударилась о край ствола и, отразившись от его среза, опалила лежавший чуть в стороне камень. Иван прицелился тщательнее. Луч упёрся в ствол и скользнул в темный провал дульного канала. Раздавшийся грохот возвестил о точном попадании. Из-под башни танка повалил густой чёрный дым, а из его брюха выполз маленький ремонтный робот и, ковыляя, поплёлся в сторону вражеского лагеря. Иван тщательно прицелился и нажал спуск. Он ударил точно в место схождения ножек, но не причинил роботу ни малейшего вреда. Тот лишь быстрее засеменил своими дрыгалками, стараясь как можно скорее убраться от этого опасного места. Ильченко выругался и, бросившись вслед за ним, оказался сразу перед тремя грохочущими вражескими танками. Стволы их были низко опущены, но они не стреляли. Раздосадованный генерал упал на колено и дал короткую очередь. С такого расстояния промазать было невозможно. Ближайший к нему танк развернуло. Башня, отброшенная взрывом, отлетела в сторону и покатилась по камням. Два других в мгновение ока отвернули чуть в сторону и, заскрежетав траками, остановились в полусотне шагов от всё еще стоявшего на колене генерала. У одного из них открылись боковые люки, и оттуда начали выпрыгивать маленькие роботы, совершенно не похожие на ремонтных. У них были тонкие гибкие конечности, и двигались они стремительными прыжками, будто блохи. Целая толпа этих осьминожков направилась в сторону генерала. Дав две очереди подряд, ему удалось таки подстрелить одного. Остальные, ловко подпрыгивая, словно зайцы, ушли от встречи со смертоносным лучом. Генерал понял, что его хотят захватить в плен. Попасть в плен к роботам было глупо, но стреляться, чтобы избежать такого плена– ещё глупее. Помянув недобрым словом всех богов и апостолов, он сделал три прицельных выстрела, но все три раза промазал. Маленьким вражинам вновь удалось успешно избежать встречи с лазерным лучом. Иван ругнулся и, плюнув, сосредоточил своё внимание на стоявшем в отдалении танке. Ствол был недоступен, и он в отчаянии принялся поливать огнем бочину танка, из которой вылезла вся эта мерзота. К его удивлению, от первого же выстрела в боковой бронепластине образовалась дыра. Он нажал курок и не отпускал его до тех пор, пока в глубине танка не прогремел взрыв. Остался ещё один танк, но роботы– пехотинцы были уже в десятке шагов. Он закинул за плечо бластер, вытащил портативную рацию и нажал кнопку экстренной связи.

– Полковник Хасанов слушает!

– Жора, у них легкобронированная бочина, танки уязвимы, ты понял меня? Понял?

– Да… – донеслось до генерала, и в тот же миг рация, выбитая из его рук щупальцем осьминога, затерялась среди камней. Ильченко схватили, связали и потащили в сторону ожидавшего их танка. Бластер расторопные осьминожки почему-то оставили болтаться за его плечами.

Хасанов, едва докричавшись до лежавшего в полутора метрах от него начальника разведки и передав слова генерала, с тяжелым сердцем отправился в третий батальон, находившийся на переднем рубеже атаки. Осколки от разрывающихся снарядов с пронзительным визгом разрезали воздух совсем рядом. Два или три раза его едва не сбивало с ног взрывной волной, но он словно и не замечал этого. В том, что генерал погиб, он не сомневался. Героическая гибель друга вызвала в нём волну чувств, в которой перемежались горечь потери и удушающий стыд. Обезумев в боязни потерять семью, полковник, перейдя все границы, назвал своего командира и друга трусом. Сейчас Хасанову требовалось что-то, способное заглушить этот стыд, режущий душу и сердце. Он хотел погибнуть, но погибнуть так, как говорил генерал, уничтожив возможно больше вражеских машин. В его раздираемом противоречивыми мыслями мозгу появился поистине безумный план, который при определенном везении мог сработать. Внезапно он понял, что это не его мысль и не его план, что это профессор, отвлеченно рассуждая, сказал, что вот если бы могли найтись люди, готовые пойти на верную смерть, то наверное можно было бы ворваться в ряды боевой техники противника и покромсать их изрядное количество, так как танки либо были бы вынуждены стрелять в упор, уничтожая заодно и своих, либо должны были смириться с наличием в своих рядах диверсантов. Правда, существовал еще один способ уничтожения, а точнее, вывода из строя противника – гусеницы, но в таком скоплении машин это представлялось делом далеко не самым лёгким. Полковник решил ворваться во вражеские построения. Он считал это рискованным, но вовсе не гибельным делом, тем более что можно было попытаться использовать в качестве укрытия уже повреждённые вражеские машины. И чем больше полковник раздумывал над этим планом, тем больше верил в его осуществимость. К тому же ему хотелось, нет, хотелось не верное слово – долг чести требовал вытащить к своим хотя бы труп погибшего генерала.

Полторы сотни добровольцев, высыпавшись из-под укрывающего полога оранжевого дыма, стремительно побежали вниз. Сверху, прикрывая наступающих, неслись нескончаемые потоки огненных лучей. Изредка случайно отклонившийся луч бил в спину кого-нибудь из добровольцев, тогда тот вскрикивал от обжигающей боли, но продолжал бежать вперёд. Защитное снаряжение выдерживало прямое попадание, но на теле появлялись небольшие ожоги. Некоторые в горячке боя даже не замечали, как их спины начинали медленно дымиться. Сами же наступающие, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания, не стреляли. Снаряды проносились у них над головой и разрывались на позиции залегших среди камней легионеров основной группы. Несмотря на закрытые забрала шлемов, от грохота закладывало уши, в голове гудело, а ноги наполнялись тяжестью. Они были уже почти у цели, когда шлёпнувшийся позади снаряд выкосил целый взвод, но остальные, подгоняемые криками бежавшего впереди всех Хасанова, продолжали двигаться дальше. Первые черные громадины, выросшие на пути бегущих, запоздало заворочали башнями. Два танка, неуклюже развернувшись, столкнулись со стоявшими позади. Раздался скрежет раздираемого металла. Ещё две машины, сцепившись гусеницами, затарахтели на месте.

– Командир, – донёсся до полковника голос майора Стрельцова, заменившего на посту погибшего еще в самом начале атаки комбата. – У них башни поворачиваются градусов на тридцать, не больше.

– Вижу, – устало ответил полковник, выискивая место, куда бы он мог сместиться, чтобы уступить дорогу выползающему из какой-то канавы танку. – Отдавай приказ всем приступить к уничтожению противника.

Только он успел это сказать, как сразу несколько махин из задних рядов произвели залп по растекающимся среди черных громадин легионерам. Один снаряд разорвался в полусотне шагов от Хасанова, и его обдало тяжёлой, удушливой волной гари от неизвестной взрывчатки. Два близко стоявших от взрыва танка вспыхнули, словно свечки. Второй снаряд улетел чуть дальше и, влепившись в корму еще одного танка, опрокинул его вверх тормашками. Машина, выползавшая из канавы, наконец, выбралась на ровную поверхность и, медленно поведя стволом, остановила свой механический взор на отдающем приказы полковнике. Он едва успел вскинуть бластер, как рядовой легионер, вынырнувший откуда-то сбоку, швырнул в танковый ствол горную гранату, и снова исчез из поля зрения. Выстрел и взрыв раздались одновременно. С развороченным стволом танк вздрогнул и застыл на месте. Слегка оглушённый Хасанов сунул рацию в карман и, нажав на курок, полоснул лучом вывернувшийся из-за скалы танк по открытой боковине. Тонкий луч вспорол её, словно банку консервов. Танк дёрнулся и, будто испугавшись, повернул обратно, но вскоре поваливший из внутренностей дым возвестил о его кончине. Вокруг сновало множество ремонтных роботов, таская за собой отдельные траки и целые гусеницы. Они трудились, словно хлопотливые муравьи, чиня и латая поврежденные танковые системы. Начинало темнеть, вскоре лишь всполохи разрывов, перемежаемые тонкими лучами бластеров, освещали небо над полем битвы. Полковник увидел, как всё тот же легионер, обхватив ногами и руками ствол очередного танка, лезет к дульному отверстию. Чудовище, словно почувствовав грозящую ему опасность, металось из стороны в сторону, десантника мотало как при десятибалльном шторме, но тот упорно продолжал лезть вперед. Отцепив руку, он швырнул гранату, но сам не удержался и упал прямо под гусеницу "мастодонта", в доли секунды превратившись в кровавое месиво. Танк, раздираемый взрывом, завертелся на месте и, наконец, остановился. Полковник, завороженный столь страшной гибелью солдата, замер, затем опомнился и, проскочив перед самым носом очередной громадины, разрядил в его боковину целую обойму. Не дожидаясь взрыва, он укрылся за камнем и вновь достал рацию.

– Майор Стрельцов, отзовитесь!

– Капитан Ягодин слушает, – донёсся до полковника приглушенный ответ.

– Где майор?

– Убит! – ответ был точен и лаконичен.

– Ясно. Капитан, принимай команду, я попробую найти командира.

– Удачи! – донеслось до полковника и он, пригнувшись, метнулся в сторону, ведущую к месту спуска генеральского парашюта.

Маленький, кругленький робот, прыгая вокруг связанного Ильченко, что-то неразборчиво выкрикивал. Иногда генералу казалось, что язык, на котором говорил робот, чем-то похож на немецкий. Но затем на его глаза опускалась пелена, и генерал проваливался в бессознательную пустоту. Через некоторое время он приходил в себя, и всё повторялось снова: робот что-то кричал, что-то требовал, а когда генерал непонимающе пожимал плечами, маленький механический садист протягивал к нему свою суставчатую конечность, тыкал в него длинными, похожими на тонкие электроды жгутиками, и тело генерала сотрясало ударами тока. Но это не приносило успеха. Пленник никак не желал выдавать вражеские тайны, и робот решил сменить тактику. Задав очередной вопрос или тот же самый, повторенный в сотенный раз, и не получив на него ответа, он раскалил свою лапку до белого каления и приложил её к груди вскрикнувшего от боли генерала. Запахло палёной тканью и сладковатым запахом жжённого человеческого мяса. Иван вновь потерял сознание.

– Вы доставили пленного? – в электронном мозгу маленького, кругленького робота раздался вопрос, заданный Главным процессором.

– Так точно, – нисколько не задумываясь, ответил робот, находившийся при штабе электронных машин в качестве военного дознавателя.

– Он рассказал о планах неприятеля? – спросил подотдел Главного процессора, отвечающий за стратегическое планирование.

– Никак нет! На наши вопросы он несет какую-то чушь. Совершенно невозможно понять.

– Вы применяли пытки?

– Так точно! Но ничего не добились, он не желает отвечать, лишь бормочет что-то невнятное и стонет.

– Стонет – это хорошо, – прошелестел главный процессор (в него было заложено понимание человеческих мучений), – продолжайте допрос, но помните, если вы не добьётесь успеха, я буду вынужден Вас перепрограммировать.

Будь маленький дознаватель разумным существом, он бы наверное испугался такой угрозы, но он был всего лишь тупым, маленьким роботом и действовал в соответствии с заложенной в нём программой и согласно полученным приказам. Даже сам Главный процессор не выходил за рамки разработок, вложенных в него давно истлевшим гуманоидом. Он точно помнил и выполнял последний отданный ему приказ: "Стереть в порошок всё!" Отдавший его марсианин даже и представить не мог, что его приказ будет понят столь буквально.

Маленький робот, отключенный от Главного процессора, с новым энтузиазмом приступил к пыткам. Появившись на планете, где испокон веков существовал лишь один язык, он не понимал слов стонавшего от боли генерала и, не понимая, принимал их за отказ сотрудничать. Пытки, применяемые им, становились всё изощрённее и изощрённее. Генерал, больше не в силах сдерживать боль, вскрикнул в последний раз и провалился в длительное беспамятство. Он уже не видел, как "военный дознаватель" долго крутился вокруг него в бесплодных попытках привести лежавшее перед ним разумное существо в чувство, затем медленно, будто бы разочарованно скрутил свои шипы– усики в чёрные клубочки и покатил на доклад к своему "повелителю".

Ночная тьма опустилась на поле боя. Закопчённое, затуманенное дымами небо заблестело первыми звездочками, грохот выстрелов и шипение прошивающих воздух лазерных лучей постепенно прекратилось. Всё погрузилось в призрачную тишину. Люди и стальные громадины, словно сговорившись, решили устроить маленькое перемирие. Оставшиеся в живых собирали раненых и относили их вглубь пустыни, чтобы собирать мертвых, уже ни у кого не осталось сил. Главный процессор противника производил перегруппировку войск. Отползшие в низину танки медленно ворочали траками, а между повреждёнными, обгоревшими монстрами, оставшимися на переднем крае, торопливо семеня суставчатыми ножками, бегали ремонтные роботы, таская на себе кучу ненужного хламья – метры соединительных проводов, куски изломанных, изогнутых гусениц, остатки каких-то странно-непонятных предметов и множество канистр, наполненных не то танковым топливом, не то ещё какой-то жидкостью.

Полковник Хасанов осторожно протиснулся между двух покореженных взрывами танков и устремился вперёд, совершенно не обращая внимания на происходящую вокруг возню. Мысли его сейчас были заняты только одним: найти генерала Ильченко, живого или мертвого. Включив прибор ночного видения, он остановился и, осмотревшись, вновь неторопливо стал продвигаться вглубь территории противника. Иногда ему на пути попадался застывший в задумчивости или поврежденный лазерами танк. Тогда он, согнувшись чуть ли не до самой земли, делал зигзаг в сторону и, не рискуя подходить к чудовищу слишком близко, возвращался к своему курсу лишь через несколько десятков метров. "Ночник", а точнее БН-37БХ2Зет даже в скудном ночном освещении работал превосходно. Расстилающаяся впереди местность виделась как на ладони. Полковник некоторое время настраивал оптику, то приближая, то удаляя видевшиеся предметы, пока, наконец, не остановился на оптимальном, как ему показалось, приближении. В правом верхнем углу забрала высвечивались источники инфракрасного излучения с радиусом действия в один километр. Вначале таких точек было много, но постепенно танковые двигатели начали остывать и малиновые точки на экранчике стали гаснуть. Наконец на нем осталась лишь одна маленькая, слабенькая точечка, светившаяся где-то там, за отчётливо виднеющимся изгибом горы, почти отвесно уходящей в ночное небо. Сердце полковника ёкнуло. Он взял бластер наизготовку и, отбросив все вяжущие разум сомнения, ускорил шаг. Через несколько минут, обогнув очередной скальный выступ, он оказался перед входом в небольшую пещеру и, прижав приклад оружия к плечу, вошёл под её тяжёлые своды. Прямо у входа валялся маленький кругленький робот и беспомощно жужжал сервоприводами. Попытка перепрограммирования не удалась, и теперь "военный дознаватель", так и не сумевший выведать планы противника, превратился в груду хлама, дергаясь всеми конечностями, озарял темноту ночи маленькими молниями, вылетавшими из тонких изломанных жгутиков. Хасанов осторожно огляделся по сторонам. В дальнем углу виднелось нечто тёмное, напоминающее контуры лежащего человека. Отбросив всякую осторожность, он осветил это нечто лучом портативного фонарика. Одного быстро брошенного взгляда на скрюченное в углу тело хватило, чтобы опознать в нём фигуру генерала Ильченко. Руки и ноги лежавшего на каменном полу генерала были туго скручены тонкой стальной проволокой, глубоко впившейся в потемневшую от крови кожу. Генеральская куртка была разорвана, на груди виднелись обширные ожоги, но из-под правого плеча генерала виднелся боевой бластер.

– Иван! – в три прыжка оказавшись подле лежавшего генерала, полковник наклонился, одним движением лазерного резака перерезал стягивающие генерала путы и попытался взять того на руки. Но ему удалось оторвать массивное тело генерала лишь на мгновение, затем, едва не уронив генерала, он застонал и был вынужден опустить его на холодные камни. Измученные дневным напряжением мышцы отказались слушаться своего хозяина. Устало вздохнув, Хасанов вытащил из кармана рулон обезболивающего пластыря, отрезал изрядный кусок и, расстегнув истерзанный комбинезон, прилепил его на грудь тихо стонавшего командира. Затем поднялся и, выйдя из пещеры, вынул из бокового кармана рацию.

– На связи полковник Хасанов. Нашёл генерала. Он ранен. Требуется срочная эвакуация. Запишите координаты Х29656, У71230. Высылайте глиссер. Как поняли меня, приём?! – на том конце сдержанно подтвердили. Теперь можно было на мгновение остановиться и перевести дух. Судя по тому, что с ним от начала до конца разговаривал дежурный радист, начальник разведки отсутствовал, но для Хасанова не имело значения, кто его сейчас слушает. Главное, чтобы там знали, что генерал жив и выслали за ним спасательный бот. Воцарившееся над полем битвы перемирие давало робкую надежду, что задуманное сбудется, и генерала удастся вывести в безопасное место. О себе полковник не думал.

Главный мозг-процессор вывел своё бронированное войско из боя и, погрузив его в сон, сам продолжал шелестеть вентиляторами, перебирая в памяти заложенные в него программы и знания. Тысячи различных боевых сюжетов из прошлого мелькали перед его электронным взором. Он думал, он рассуждал. Точнее, ему казалось, что он думает и рассуждает. На самом деле это программа, заложенная столетия назад, заставляла его искать решение. Еще никогда его армия не несла таких потерь. Тактика, применённая живыми существами, была дерзка и нова. Он почти закончил свои размышления, когда его внезапно потревожили. Сигнал передатчика, раздавшийся совсем рядом, заставил процессор прекратить поиски стратегического решения и обратить внимание на эту досадную, но столь красноречивую мелочь. В непосредственной близости от него находился враг, дерзнувший выйти на радиосвязь. Поднимать войска мудрый механизм не стал. Они нуждались в отдыхе и ремонте. К тому же не следовало тратить оставшееся горючее на столь досадную ерунду типа обнаглевшего диверсанта. Завтра предстоял прорыв, а на то, что бы пробиться на поверхность и снова начать поставки горючего, требовалось время в несколько суток. Это здесь, на поверхности, после окончания ремонтных работ стояла благоговейная тишина и царило глубокое спокойствие, а глубоко под землей кипела работа. Сотни роботов-рабочих продолжали растаскивать образовавшиеся в результате взрыва завалы. Электронный мозг задумался на одну микросекунду, затем отдал приказ, и десяток роботов-пластунов серыми тенями растворились во мраке.

Хасанов в тревожном ожидании всматривался в звездное небо. Просторы вселенной, завораживая своей глубиной, виделись такими близкими и одновременно далекими. Тишина, стоявшая вокруг, казалась могильной. Он позволил себе постоять несколько секунд под открытым небом, чтобы затем вернуться в пещеру и, вооружившись бластером, встать на охране своего пребывающего в беспамятстве командира. Когда его начал одолевать сон, он снова направился к выходу из пещеры, чтобы вдохнуть глоток освежающего ночного воздуха.

Маленький камешек, скользнув по отвесному склону, упал около ноги и несколько раз подпрыгнув, закатился в небольшую трещину. Хасанов повергнулся на звук и тут же рухнул, сбитый на землю подсечкой металлического щупальца. Бластер выстрелил, осветив окружающую местность малиновой вспышкой, и тут же отлетел в сторону, выбитый другим проворным "пехотинцем". Полковник почувствовал, как его мгновенно опутала холодная сталь проволоки, и несколько металлических мерзавцев, подхватив спеленатого человека на "руки", втащили его в глубь пещеры, где и бросили, ни мало не заботясь о боли, причиняемой пленнику. Кажется, теперь-то уж всё точно было проиграно. Хасанов попробовал пошевелить руками, но не смог, оставалось лишь материться на окружающий мир вечной несправедливости и на самого себя за проявленную беспечность. А пленившие его роботы, прошелестев суставчатыми конечностями, переместились к входу, где собравшись в кружок, переплелись щупальцами и замерли. Со стороны казалось, будто компания друзей, собравшись вместе, предалась молчаливому размышлению. Некоторое время спустя один из "компаньонов" отделился от своих "соплеменников" и, вернувшись назад, коснулся электрошокером открытой шеи не имеющего возможности уклониться полковника. Боль затмила разум, Хасанов вскрикнул, и его сознание померкло.

Жутко болела голова, истерзанное тело – изрезанное и обожжённое, ныло невыносимой болью. Генерал с трудом разлепил глаза и осторожно приподнялся на локте. Звёздочки, летающие в его сознании, постепенно уступили место звездам, видимым через отверстие входа. Выделявшиеся на чёрном фоне неба еще более чёрные силуэты он опознал сразу, не узнать маленьких роботов-осьминожков было невозможно. Попытавшись лечь поудобнее, он внезапно понял, что его тело больше не связано. С осознанием этого факта в голове появились новые мысли, чтобы обдумать их, он повернулся на спину и едва не вскрикнул, коснувшись истерзанной кожей рифленой рукояти бластера. Задержав дыхание, Иван осторожно, стараясь не шуметь, приподнялся и сел. Вздрагивающей от боли рукой передвинул бластер на грудь, выждав пару минут, взял его обеими руками, тщательно прицелился и нажал на спуск. Ночную тьму разметало всполохами выстрелов. Ильченко стрелял и стрелял. Он не отпускал спускового крюка до тех пор, пока стрелка индикатора мощности не коснулась красной точки, означающей ноль. Выпавший из рук бластер с тупым звуком ударился о камни. В воздухе, наполняющем пещеру, царил удушливый запах обожжённого металла и горелого пластика. Растерзанные "тела" противников оплавленными ошмётками валялись по всему периметру. Иван поднялся, сделал шаг и, споткнувшись о лежавшего Хасанова, снова повалился на землю. Он опёрся руками о каменный пол пещеры, привстал на одно колено и медленно встал на ноги. В глазах снова помутнело. Иван глубоко вздохнул и пристально всмотрелся в дрожащее кружево звезд. Легкое дуновение ночного ветра принесло холодную свежесть, заполняя ею духоту окружающего пространства. Генерал зябко поёжился. Звезды на ночном небе наконец-то нашли своё место и успокоились, предательское мельтешение в глазах закончилось, зрение обрело привычную резкость. Генерал присел, осторожно распутал путы, стягивающие полковника и, отбросив их в сторону, направился к выходу. Внезапно со стороны звёзд ему почудилось какое-то едва угадываемое звучание. Иван остановился и прислушался. И точно, до его слуха отчётливо донесся нарастающий гул мотора летящего глиссера.

– Вы? – едва веря в происходящее, выдохнул растерявшийся генерал. Из кабины глиссера на него в упор смотрело умное лицо профессора Лобенштайна.

– А кто же еще? Эти салаги, – он махнул в сторону каньона, – пока решали, кто полетит, я залез в кабину, и вот он я перед Вами собственной персоной. А где полковник?

– Лежит в пещере в полной отключке.

– Чудненько! Так кто же кого спасает?

Генерал вымученно улыбнулся и неопределённо пожал плечами.

Офицеры штаба наперебой уговаривали Ильченко отправиться в госпиталь, но когда он, не выдержав их назойливости, рявкнул на них, господа офицеры притихли и пристыжено замолчав, заняли места за столом, на котором светилась большая голографическая карта местности. Ещё толком не очухавшийся после удара током Хасанов сидел чуть поодаль и участия в обсуждении не принимал, лишь изредка кидал преданно-пристальный взгляд в сторону ходившего по блиндажу Ильченко. Сам генерал, напичканный какими-то профессорскими снадобьями, был быстр и деятелен. Он успевал отвечать на сыпавшиеся на него вопросы и сам задавал новые. Первый день остался позади, к концу близилась ночь, оставалось еще двое суток. Из тысячи ста бойцов легиона в живых, включая раненых, осталось не больше двухсот пятидесяти человек. Никто из тех, кто мог хоть как-то держать оружие, не пожелал оставить позиции. Некоторые кололи дикие дозы транквилизаторов, но по-прежнему оставались в строю. Один лишившийся обеих ног капрал пригрозил застрелиться, если его попытаются забрать с позиции и эвакуировать. Облив обе конечности кровоостанавливающим раствором, он продолжал стрелять до тех пор, пока на него не рухнул поднятый взрывом обломок скалы. Лишь после этого его почти бездыханное тело перенесли в разбитый в глубине пустыни полевой госпиталь. Не менее отчаянно дрались и остальные.

Уверенный бас генерала разносился под сводами вырытого на скорую руку блиндажа.

…Противник, не сумев уничтожить нас прямыми залпами, завтра наверняка предпримет попытку вырваться из каньона. Насколько я понял, то для первоначального замысла всё подготовлено?! – начальник разведки сдержано кивнул, и генерал продолжил: – Тогда есть предложение, не дожидаясь утра, взорвать имеющуюся у нас взрывчатку, и тем самым окончательно перекрыть противнику возможность выхода на ровную поверхность. Таково мнение штаба. Сам я ещё окончательно не разобрался в обстановке и со своим мнением не определился. Итак, у кого есть возражения?

– Я думаю, что нам не следует спешить. – Снова в который уже раз в противовес мнению вышестоящего начальства подал свой голос притулившийся в уголке профессор. – Как выяснилось, взрывчатки оказалось меньше, чем мы рассчитывали, а каньон довольно широк, и всей нашей взрывчатки едва хватит, чтобы образовалось небольшое перекрытие.

– Что предлагаешь ты? – без обиняков спросил генерал. Он совсем недавно перешёл с профессором на "ты", и это слово давалось ему ещё с некоторым усилием.

– Надо дождаться, когда они пойдут на прорыв и тогда… – Лобенштайн сделал многозначительную паузу, – произвести взрыв. Часть танков попадёт под завал, часть будет уничтожена собственно взрывом, оставшимся придётся разгребать нагромождение камней и горящей техники часов так… В общем, на это у них уйдёт времени гораздо дольше, чем на преодоление собственно самого образовавшегося от взрыва котлована. К тому же, кто знает, может противник, понеся большие потери, может вновь отложить своё наступление на неопределённый срок, но даже если и нет, то интенсивность его огня будет снижена.

– Но это дополнительный риск, – подал реплику начальник инженерной службы. – Если что-то пойдёт не так…

– Что ж, на этот случай я Вас могу успокоить, – вклинился в их диалог генерал Ильченко. – У нас просто такого не может быть, ибо в нашей бригаде просто замечательный начальник инженерной службы. А насчёт того, чтобы всё пошло как надо, – генерал с лёгкой улыбкой на лице широко развёл руками, – тут уж извините, но это ваша прямая обязанность. – Конец фразы был произнесен жёстко, улыбка сошла с лица генерала, и он, сердито сверкнув глазами на притихшего подполковника, добавил: – Отвечаете головой!

– Есть, головой! – похоже, главный инженер был готов к подобному повороту событий и нисколько не удивился полученному приказу. Если надо, значит надо, и нечего протоколировать никому ненужную дискуссию.

– А теперь, если все согласны и иных предложений нет, то мы поступаем согласно изложенному ранее плану, подкорректированному новоявленным стратегом. – Генерал улыбнулся и подмигнул смутившемуся от этих слов профессору. – Господа офицеры, все свободны, прошу разойтись по своим боевым постам и расчётам.

– Господа офицеры! – подал команду начальник разведки, и все, одновременно поднявшись, встали по стойке смирно.

– Господа офицеры! – по вновь поданной команде собравшиеся в помещении офицеры стали расходиться.

Через две минуты штабной блиндаж опустел полностью. Офицеры спешили выполнить полученные задания, после чего хотя бы немного вздремнуть. В штабном блиндаже остались лишь трое: Лобенштайн, полковник Хасанов и, собственно, сам хозяин генерал Ильченко. На некоторое время в помещении воцарилась противоестественная тишина. Профессор устало потянулся и, бросив в рот какую-то пилюлю и ни к кому конкретно не обращаясь, задумчиво протянул:

– Интересно, сколь уродливо-изощрённый разум придумал столь кровожадную технику?

Никто ему не ответил. Хасанов, намаявшийся за предшествующие сутки, откинувшись в кресле, спал. Генерал же, напичканный лекарствами и представляющий сейчас из себя ходячую аптечку, безостановочно ходил по комнате и думал о чём-то своём, одному ему известном, словно бы даже и не расслышал заданного вопроса. Лобенштайн пожал плечами и закрыл глаза, стараясь хоть на несколько часов окунуться в сладостные объятья ночной дрёмы. Дверь блиндажа, оказавшаяся не захлопнутой полностью, под воздействием токов воздуха отползла в сторону. Тут же в зияющую щель понесло могильным холодом близящегося рассвета, а чёрный, далёкий небосклон начинал окрашиваться красными лучами восходящего солнца.

Весь следующий день был не хуже предыдущего: визг, вой, скрежет, грохот, разрывы, слепящие глаза, всполохи горящего топлива, черный дым, беспрестанно уходивший к небесам, едкая гарь, разъедающая ноздри. Генерал сновал по передовой позиции, подбадривая измученных бойцов и направляя их действия. Электронный мозг, проанализировавший тактику легионеров, вёл себя более осторожно. Сводная рота, попытавшаяся ворваться в стан противника, напоролась на жёсткий заслон и, потеряв почти половину своего состава, вынуждена была откатиться назад. Наступил вечер. Бой, уже начинавший стихать, вдруг разгорелся с новой силой. Танки, невзирая на ураганный обстрел, стали растаскивать последние остатки заградительного барьера. Генерал был вынужден вывести из укрытия БТРы и бросить их в атаку. Через пять минут они, словно рождественские свечи, пылали в черноте ночи, подожжённые снарядами противника, но задачу свою они выполнили. Враг оставил попытки ещё вечером вырваться за пределы каньона, и утробно всхрапывая двигателями, откатился на прежнюю позицию, чтобы утром, пополнив топливо и боеприпасы, продолжить начатую бойню. Электронный противник тоже тянул время – до окончания расчистки туннеля, ведущего на поверхность, по расчётам главного процессора оставалось еще пятьдесят шесть часов. Механическим войскам требовалось подкрепление.

Раннее утро, залившее поверхность Марса кроваво-красной палитрой, сразу же было озвучено артиллерийскими раскатами и певучим шипением лазерных лучей. Тела и сталь, разум и электроника сошлись в непримиримом поединке. Кто кого? Извечный вопрос противоборства добра и зла. На одной чаше весов жизнь и смерть. И вновь земля вставала на дыбы, металл плавился и растекался огненными ручьями. Кровь заливала раскалённые добела камни. Всё небо было закрыто чёрными полосами копоти, от дыма нечем было дышать. Бойцы, падая от усталости, продолжали сдерживать натиск ничего не чувствующего врага. Солнце, поднявшись над горизонтом, в своем путешествии уже близилось к полудню, когда лежавшего в бессознательном состоянии генерала измученные санитары потащили в сторону пустынного госпиталя, наспех оборудованного в огромном вырытом накануне блиндаже. Из его разбитой головы вытекала алая струйка крови. Взрывная волна, накрывшая командира легиона, бросила его на одинокую скалу. Внезапно, словно по мановению волшебной палочки, наступило непродолжительное затишье. Противник проводил перегруппировку для решительного и, как ему теперь казалось, последнего удара. Электронный мозг, проанализировав получаемую с линии фронта информацию, просчитал и понял, что людей осталось слишком мало, чтобы суметь удержать его воинство. Еще один натиск, и стальная армия сметёт противника и вырвется на просторы пустыни, чтобы, наконец, закончить начатое тысячелетия назад дело.