Текст книги "Записки прокурора"

Автор книги: Анатолий Безуглов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)

– При чем здесь Леонов? – оторопел Никулин.

– Квартирант-то Шатровых высокий, брюнет. Шевелюра с седой прядью. А этот – с лысиной…

– Чертовщина какая-то, – пожал плечами Никулин.

– Главное, в Житнинском отделе милиции нам сообщили, что Луговой месяц назад подавал заявление о пропаже паспорта. Потерял в доме отдыха…

– Ну и что? – спросил майор.

– Выдали новый. А то, что Луговой не покидал Житный за последний месяц,

– доказанный факт.

– Та-ак, – протянул майор. – Понятно. Этот брюнет, жених Максимовой, жил по паспорту Лугового! Настоящий Луговой помнит такого?

– Говорит, встречал. Парень заметный.

– А Максимову? – спросил я.

– Её не знает.

Сообщение Коршунова давало неожиданный оборот делу. Молчал Никулин. Молчал и я. Слишком много было вопросов. А что мог сказать Коршунов? Он тоже, наверное, растерялся.

– Что будем делать? – нарушил молчание Никулин.

– Искать, – ответил Коршунов.

А я вспомнил своё первое дело, где преступник также хотел воспользоваться документами другого лица. Время идёт, а методы остаются…

Одна волна накрывает другую. Сгорел склад тарной фабрики. Умы горожан переключились на это событие. История с фальшивыми деньгами потихоньку поросла быльём.

Жара стала более невыносимой. Ещё и потому, что от неё устали. И по-прежнему ни капли не упало с неба. Тоже тема для пересудов.

Я решил поручить расследование дела о деньгах Инге Казимировне Гранской.

Но возьмётся ли она или откажется, сославшись на предстоящее увольнение?

Пришлось пойти на дипломатическую хитрость. Вернувшись из милиции, я, не заходя к себе, заглянул в её кабинет.

– Как идут дела, Инга Казимировна?

– Расследование дела о подростках затянется, Захар Петрович.

– Готовите меня к тому, чтобы я продлил срок?

– Совершенно верно. Я чувствовала, что за ребятами стоит взрослый. Кончик ниточки показался…

– Сколько вам надо ещё времени?

– Во всяком случае не меньше полмесяца. Боятся мальчишки. Придётся крепко поработать. Кто-то держит их в страхе. И все время о себе напоминает.

– Договорились. Таким образом, ваш переход на другую работу отодвигается…

Гранская посмотрела на меня долгим взглядом.

– У вас, вижу, ко мне какая-то просьба?

– Есть, Инга Казимировна. Ваше право, конечно, отказаться… Но вы все-таки подумайте.

Дипломата, в общем, из меня не получилось. Пришлось сразу открывать карты.

Не знаю, с какими чувствами, но дело Гранская приняла.

На следующий же день мы поехали в Восточный.

Дом Шатровых выделялся просторной голубятней, пристроенной на крыше. Полуденная жара загнала всех в дома. Не слышно было даже детских голосов. Шатрова возилась в саду. Увидев нас, старушка поспешила навстречу, вытирая руки о передник.

– Можно? – спросил я.

– Почему же нельзя? Милости просим. Здрасьте, товарищ прокурор.

– Здравствуйте. А это следователь Инга Казимировна, – представил я Гранскую.

– Проходите в дом, – пригласила Шатрова, пропуская нас вперёд. – Располагайтесь. – Она обтёрла передником сиденья стульев. – Я мигом.

Мы с Гранской оглядели чисто прибранную комнату. Из красного угла смотрел святой с потемневшим от времени ликом.

Из-за чуть приоткрытой двери слышалось звяканье умывальника, плеск воды.

– Извините, товарищи. – Шатрова возвратилась и уселась на стул. Она была уже без передника.

Вести разговор я предоставил следователю.

– Вы в доме одна?

– Одна, одна. Евгений на работе.

– Я не пойму, он вам сын, внук?

– Да вроде бы как за сына. – Старушка разгладила несуществующие складки на простенькой скатерти.

– Приёмный?

– Ага. Приёмыш. А сказать по-честному, совсем родной.

– Вы, пожалуйста, объясните, Антонина Акимовна.

– Крестницы моей сынок. Появился без отца. Мать, когда Жене пошёл пятый годик, померла. Нас с мужем бог детишками обделил. Вот мы и взяли его из деревни.

– Давно вы без мужа?

– Шестнадцать лет уж.

– Выходит, в основном одна его воспитывали?

– Ага.

– А что это он скачет с одной работы на другую? По месяцу не работает…

Шатрова вздохнула.

– Все из-за водки-злодейки. Много через неё терплю. До армии не пил. И такой пригожий был, справный паренёк. Вернулся. Женили. Все чин по чину. И специальность в армии хорошую освоил – каменщик. Он в строительном батальоне служил… А тут связался с шабашниками. Подряжались строить частникам. И пошло. Я говорила Евгению, зачем он себя утруждает? Зарабатывал на стройке хорошо. Боялась я левых денег. Они ведь карман жгут. Считаются как бы лишними. И большинство их на пропой определяют. Старшие мужики похитрей его али поумнее, не шибко гуляли. Евгений же телок ещё. Удержу не знал. Стал на работе прикладываться. Потом в семье разлад. Жена ушла и дочку забрала. Вот и докатился. Ни на одном месте долго удержаться не может… И-э-эх, горе-горькое…

– Выходит, вы и теперь его на свои деньги содержите?

– Да что деньги? Денег не жалко. Женьку жалко, родной ведь.

– Ему пора бы уж вам помогать, – покачала головой Гранская.

– Когда трезвый – золотой мужик. Сам сарай поставил, крышу перекрыл. С голубями любит возиться…

Раздался стук в дверь. Хозяйка открыла. На пороге стояли парень и девушка.

– Извините, вы Антонина Акимовна? – спросила девушка.

– Я буду.

– Здравствуйте. Нас прислала Полина Матвеевна. Вы, говорят, комнату можете сдать? Нас только двое – я и муж…

Шатрова растерянно оглянулась на нас.

– Милая, можете зайти попозже?

Молодая пара нерешительно переглянулась.

– А что, у вас уже есть предложения? Мы будем платить, сколько скажете. Полина Матвеевна…

Старушка хлопотливо топталась на месте.

– Действительно, зайдите через час, – вежливо сказал я. – Просто Антонина Акимовна сейчас занята.

– Хорошо, хорошо, – быстро согласилась девушка. – Только, пожалуйста, имейте нас в виду… Извините.

Проводив квартиросъёмщиков, Шатрова с виноватым видом возвратилась к столу.

– Вот некстати пришли, – сокрушалась она.

– Ничего, дело житейское, – сказал я.

– Приходится комнатку сдавать, – оправдывалась старушка. – Пенсия у меня небольшая. Ну, с огородика, сада чего продам… Все-таки две души…

– Понятно, – кивнула Инга Казимировна. – Скажите, Антонина Акимовна, как обычно проводил время ваш прежний квартирант? Чем занимался?

– Миша-то? Бог его знает. На работу как будто не ходил. Встанет, бывало, побреется, брюки нагладит и пошёл. Куда – не сказывал, а я и не интересовалась. Дома все газеты читал, журналы…

– Какие у него были отношения с Евгением?

– Да никаких, Михаил не выпивал. Во всяком случае тут. Я ещё подивилась в тот день, что он с моим выпивает. А вообще они даже редко разговаривали. Едва словом перекинутся. Миша-то, сразу видать, парень образованный. А Евгений восьмилетку с трудом вытянул. Не товарищи они друг другу.

– Раньше, до разговора утром, у них не заходила речь о деньгах?

– Помню, однажды Евгений попросил у него трояк взаймы. Миша ему ответил: «Давай не будем ссориться. Баба Тоня запретила мне давать тебе на выпивку».

– И все?

– Ага.

– И вдруг он предлагает Евгению делать вместе фальшивые деньги?

– Ох и перепугалась же я! Пусть что угодно, только бы с преступниками не связался. От пьянства можно вылечить, или сам перебесится. А от такого… Я с малолетства воспитывала его в честности, в правде.

…Когда мы с Гранской выходили из калитки Шатровых, то увидели на другой стороне улицы молодую пару, что искала комнату. Не дожидаясь, пока мы сядем в машину, они быстро прошли во двор Шатровых.

– Нелегко ей даются деньги, – сказала Гранская.

– Добрая душа, – подтвердил я. – Легко любить пригожих да удачливых… Главное, ведь Евгений чужой ей, а как она печётся о нем.

Инга Казимировна кивнула. Мы долго ехали молча. Что она думает о деле, я пока не спрашивал.

– Захар Петрович, – вдруг сказала Гранская, – поедем через микрорайон. Я хочу зайти к Максимовой домой. Мне сказали, что у неё сегодня отгул.

– Пожалуйста.

Мы подбросили следователя, и я поехал в прокуратуру.

Гранская вернулась от Максимовой к концу рабочего дня.

– Ну, что новенького? – поинтересовался я.

– Оказывается, мы с ней хорошо знакомы, – сказала Инга Казимировна, кладя на стол бритвенный прибор в красивом прозрачном футляре.

Я с удивлением посмотрел на футляр, но ничего не сказал. Объяснит сама. А Гранская продолжала:

– У Галины золотые руки. Жаль, редко выбираюсь к ней. Между прочим, попасть к ней не очень-то легко…

Я вспомнил, что Максимова – парикмахер.

– Значит, разговор был задушевный?

– Очень. Бедная девушка. Не везёт ей с мужчинами.

– Влюблена?

– Ещё как. Готова за Лугового…

– Лже-Лугового, – поправил я.

– Готова за ним хоть сейчас на край света. И надо же было именно ей…

– А что?

– Была уже замужем. Целый год. Все было в точности так же. И заверения, и обещания. А как-то пришла с работы, а на столе записка… Вот и все… Лже-Луговой обещал жениться на ней. Может, и хорошо, что все кончилось так быстро.

– Чем же он так её заворожил? – полюбопытствовал я.

– Развитой, говорит, интеллигентный…

– Может, деньги привлекли?

– Нет. Своего бывшего мужа она содержала сама. Покупала самую дорогую обувь, костюмы, рубашки…

– А у Лже-Лугового были деньги?

– Она об этом не задумывалась. Говорит, не очень её баловал.

– А что это? – все же не удержался я и показал на футляр с бритвенным прибором.

– Эта бритва осталась у Максимовой от мужа. А Михаил оставался у неё…

– Лже-Михаил, – опять поправил я.

– Пусть так. Он очень следил за собой. По утрам обязательно брился. Я подумала, чем черт не шутит…

– Да, действительно вдруг остались отпечатки.

– Ну вот, собственно, и все… Да, может быть, нам лучше сдать деньги в банк? Все-таки сумма…

– Смотрите сами.

– Возьмём квитанцию. Если выяснится, кому они принадлежат, или объявится хозяин, получит назад. Деньги ведь все одинаковые.

– Конечно, пусть крутятся в обороте государства. Я не возражаю.

– Завтра допрашиваю Шатрова. Хотите присутствовать?

– Когда?

– С утра.

– К сожалению, не могу. Кстати, запишите допрос на магнитофон. Никулин говорит, путается парень.

…На следующий день с утра я ездил по делам общего надзора в колхоз и, возвратившись, застал Гранскую за странным занятием.

В её кабинете на обоих столах были разложены деньги. За одним столом сидела Гранская, за другим – Вероника Савельевна, мой секретарь. Обе женщины тщательно осматривали каждую купюру.

– Вот одна, – сказала Вероника Савельевна, показывая пятидесятирублевку. – ОМ 3906141.

– Отложите её, – сказала Инга Казимировна.

Я не стал ничего спрашивать и молча наблюдал за их действиями.

– Все, – сказала Гранская. – У меня нет. Значит, у вас.

Она подошла к Веронике Савельевне и стала следить, как та перекладывает купюры из одной кучки в другую.

– Есть! – секретарша протянула следователю ассигнацию.

Гранская повертела её в руках. Взяла ранее отложенную. Сравнила.

– Да, действительно, номер одинаковый…

– Объясните, пожалуйста, в чем дело? – заинтересовался я.

– Вот, смотрите. – Гранская протянула мне две пятидесятирублевки. – На них одинаковые номера.

– И как вы обнаружили это? – удивился я.

– Я дала Веронике Савельевне перепечатать список номеров ассигнаций, который нам представили из милиции вместе с вещественными доказательствами. Я сегодня собиралась сдать деньги в банк.

– Наверное, копирка у них была старая. Намучилась я. Каждую буковку и цифру разбирала. И мне показалось, что один раз этот номер я уже печатала. Посмотрела, действительно уже встречался, – пояснила секретарь.

– Мы сначала решили, что их машинистка ошиблась. Нет. Два одинаковых билета, – сказала Гранская.

– Все-таки есть поддельная ассигнация! – вырвалось у меня.

– Да. Дым не без огня. Значит, нужна новая экспертиза. Пошлём на проверку все деньги, а не выборочно, – подытожила Гранская, складывая ассигнации в чемодан. – Вероника Савельевна у нас сегодня герой дня.

Секретарша засмущалась и вышла.

– Все-таки что за разговор был у лже-Лугового с Шатровым?

– Хотите послушать показания Шатрова?

– Давайте.

Инга Казимировна достала из сейфа кассету, заправила в магнитофон. Я устроился поудобнее. Лента закрутилась.

… – С чего у вас с Луговым возник разговор о деньгах? – раздался голос следователя.

– Точно не помню, – чуть помедлив, ответил Шатров.

– А все же?

– Попросил я у него пару раз взаймы. Он отказал. Мать ему запретила давать мне.

– Почему?

– Ну, чтобы я меньше пил.

– Вы знали, что у него имеется много денег?

Шатров долго молчал.

– Знали или нет?

– Откуда? Нет, не знал.

– Луговой не говорил вам, где работает, чем занимается, откуда сам?

– Говорил, родители в Ленинграде. А чем занимается, не знаю.

– Целый месяц у вас жил человек, почти вашего возраста, и у вас не возникло разговора об этом?

– Я спрашивал, кто он по специальности. Смеётся. И жнец, говорит, и швец, и на дуде игрец… А чего мне лезть к нему в душу?

– В какой форме Луговой предложил вам заниматься изготовлением фальшивых денег?

– Не пил он. А тут вдруг утром зазывает меня к себе и спрашивает: выпить хочешь? Я как раз гудел…

– Что?

– Ну, запил… С похмелья был. Сели мы, он вынимает бутылку, колбасу. Я сбегал, нарвал редиски, луку. Выпили. Он мне говорит, мол, если хочешь иметь деньги, давай ко мне в артель. Я спросил, что за артель. Он говорит: деньги делать. Я их так, говорит, делаю, что в банке от настоящих не отличат… Я думал, шутит он, смеётся надо мной. Открывает он чемодан, а там полно сотенных и пятидесяток… Хоть я уже и того был, а сам думаю: надо держать ухо востро. Мишка мало пьёт, все мне подливает…

– Когда произошёл этот разговор?

Шатров помедлил с ответом. Потом сказал:

– Ну, раньше. За день.

– Раньше чего?

– За день раньше, как Мишка сбежал.

– Почему вы думаете, что он сбежал?

– Ну, пропал. Нету же его…

– Хорошо. Значит, вы говорите, что Луговой предложил вам делать деньги накануне своего исчезновения. Так?

– Да. Я ответил, что подумать надо. Он говорит: правильно, мол, подумай… А я это нарочно сказал, чтобы он не того…

– В каком смысле «не того»?

– А кто его знает, что он мог мне сделать, если бы я сразу отказался…

– Понятно. Дальше.

– Оделся он. Ушёл. Я был, конечно, на взводе. Думаю, надо в милицию идти. Но ведь не поверят, потому как выпивши я. А делать что-то надо. Взял я из его комнаты чемоданчик, отнёс в голубятню. Правда, взял одну сотенную, чтобы проверить, фальшивая или нет. Здорово на настоящую похожа. Ну, и не удержался я… Не помню даже, как меня мать домой притащила.

– Значит, что было в этот день, вы больше ничего не помните?

– Отключился… А назавтра утром Мишка будит меня. Спрашивает, где деньги. Я сказал, что знать ничего не знаю. Он говорит: ладно, опохмелись, потолкуем. И опять про деньги спрашивает. Дураком обозвал, сказал, что мы можем вместе с ним столько денег сделать – завались. Я тяну резину, а сам думаю, как бы улизнуть, сообщить куда следует. Мать опередила меня… Но я в тот же день заявил бы…

Гранская задумчиво выключила магнитофон.

– Вас что-то смущает? – спросил я.

Она ответила не сразу.

– Понимаете, в чем дело… По словам Евгения Шатрова, квартирант поил его дважды. За день до обыска и в день обыска. А старушка, его мать, показала, что она помнит только одну их совместную выпивку – в день обыска.

– Ну и?..

Инга Казимировна пожала плечами.

– Будем работать. Орешек крепкий.

В том, что орешек действительно крепкий, убедиться пришлось довольно скоро.

Через несколько дней после этого разговора были получены результаты двух экспертиз – повторной ассигнаций и дактилоскопической. Гранская и Коршунов пришли ко мне.

В первом пакете, который протянула мне следователь, была вложена дактилокарта с тремя фотографиями. Две в профиль и одна анфас. Фотографии изображали молодое мужское лицо. С крупным чувственным ртом, умными глазами. В волосах заметно выделялась белая прядь.

– Гребцов Олег Михайлович, – сказала Гранская. – Тридцать два года. Отбывал наказание в колонии за хищение государственной собственности. Три с половиной месяца тому назад отбыл срок и освобождён.

– Вот что значит бриться чужой бритвой, – сказал Коршунов. И я не понял, шутит он или нет. А старший лейтенант продолжал: – Объявили всесоюзный розыск. Родные его живут не в Ленинграде, а в Липецке.

– Крупное хищение? – поинтересовался я.

– Я запросила дело, – ответила Гранская.

– Помимо Максимовой, других связей в городе не обнаружили?

– Пока нет, – сказал Коршунов. – Но работу в этом направлении продолжаем.

– Хорошо.

– Теперь второе, Захар Петрович. – Гранская достала другой пакет. – Результаты исследования денег. Из двух билетов достоинством в пятьдесят рублей с одинаковым номером один оказался поддельным.

– Фальшивым? – уточнил я.

– В том-то и дело, что нет. Обе ассигнации настоящие. Только на одной из купюр цифры подрисованы.

Она достала две фотографии. На них крупно увеличено «ОМ 3906141». На одной цифры 9 и 4 обведены кружком.

– Таким образом, – продолжала Гранская, – цифры 9 и 4 на одной ассигнации подрисованы. Другая купюра без всяких дефектов.

– Значит, деньги не фальшивые? – удивился я. – Только в одной ассигнации подогнаны цифры, чтобы номер совпал с другой. Правильно я понял?

– Правильно, – кивнула Гранская. – Но это ещё не все. – Она достала ещё одну фотографию. На ней номер «ГВ 7052194». Буква В, цифры 7 и 5 тоже обведены кружочками. – Это сотня. – Гранская приложила к фотографии ассигнацию. – Подделаны уже две цифры и буква. Сам же билет настоящий.

– А пары к нему нет?

– Нет. Все остальные деньги без подделок.

– Да, я совершил ошибку, когда послал на экспертизу деньги выборочно, а не все сразу, – вздохнул Коршунов.

– Не огорчайтесь, Юрий Александрович. Я чуть не сделала ещё более серьёзный промах – хотела сдать их в банк, – улыбнулась Гранская.

– Что бы могла значить вся эта петрушка? Зачем понадобилось портить настоящие деньги? – задал я вопрос.

– Вот это и остаётся пока загадкой, – ответила Гранская. – Я думаю, самим нам трудно будет во всем этом разобраться. Наверное, придётся Юрию Александровичу поехать в область и обратиться в научно-технический отдел. Просмотреть все, что связано с денежными махинациями, с подделкой ценных бумаг.

– Будет исполнено, – откликнулся Коршунов.

– Это правильно, – сказал я. – И все-таки, Инга Казимировна, какая-нибудь версия у вас есть?

– То есть даже ума не приложу, – призналась Гранская. – Если бы не эти две поддельные купюры!..

Я усмехнулся.

– Вот-вот, вы сейчас скажете: отгадка – ключ ко всей истории. – Гранская и не собиралась скрывать иронию.

– Не скажу. Вы это сами сказали, – в тон ей ответил я.

– Спасибо на добром слове… Честно, будь все деньги без изъяна, можно было бы строить различные предположения: лже-Луговой убит или сбежал, боясь разоблачения… Да мало ли ещё. Или деньги фальшивые. Тоже легче… А у вас ничего?

– Как и у вас, – засмеялся я.

– Юрий Александрович? – повернулась Гранская к старшему лейтенанту.

Тот солидно помолчал.

– Хитро больно, – произнёс он. – Прямо какой-то научно-технический эксперимент… Однако зачем было парню бежать от таких денег? Он ведь наверняка знал, что они настоящие.

– Так ведь Шатров их спрятал, – сказала Гранская.

– Вот и я говорю. Пропали деньги, пропал и Луговой-Гребцов.

– Улавливаю, – кивнула следователь. – Он исчез после того, как лишился денег. А не вместе с ними…

– Убийство вы отрицаете? – спросил я.

– Нет. Но если и совершено, то только не Шатровым. Совершенно пьяный… Убить, возможно, и убил бы, но скрыть следы…

– Хорошо, – сказал я, – не будем гадать.

– Вот именно, Захар Петрович. Всесоюзный розыск, мы здесь… Подождём. Ничего не попишешь…

С тем мы и разошлись.

Коршунов поехал в область. Потом в Липецк, к родным Лугового-Гребцова. Всесоюзный розыск результатов пока не дал. Связи в городе, помимо Максимовой, установлены не были. И поэтому Гранская отправилась в колонию, где отбывал наказание квартирант Шатровых.

В её отсутствие позвонили с завода и сказали, если Гранская действительно хочет у них работать, пусть оформляется немедленно. Я отправился к директору. Получилось так, что бывший начальник отдела кадров неожиданно срочно совсем уехал из города: нашёл обмен на квартиру где-то у моря.

Я стал объяснять директору, что Инга Казимировна будет буквально через несколько дней, просил подождать и, к своему удивлению, встретил странное упорство. Сейчас или никогда.

Я уже проклинал себя за то, что Инга Казимировна лишается места, на которое стремилась. Я пошёл к секретарю райкома. Лишь после его вмешательства директор завода смягчился.

Можно представить, с каким настроением я встретился с Гранской, когда она вернулась из командировки. И удивился, когда она, выслушав меня с олимпийским спокойствием сказала:

– Спасибо вам большое за хлопоты. Я съезжу на завод. Думаю, все будет в порядке.

– О чем речь! – воскликнул я. – Немедленно сдавайте все дела и оформляйтесь.

– Гоните, – сказала Инга Казимировна.

Я растерялся. Вроде бы шутит? Что-то не похоже.

– Я вас не понимаю…

– Захар Петрович, надо закончить дело.

– Я не хочу, чтобы вы… Это дело, потом другое, третье… Закончим без вас.

Она неожиданно улыбнулась.

– Если бы я не проработала с вами столько лет…

– Так вы что, не хотите на завод?

– Хочу.

– В чем же дело? – Я окончательно был сбит с толку.

– Если я им нужна, подождут… Вас интересуют результаты моей поездки?

– Конечно, – буркнул я, удивляясь её спокойствию. Потом подумал, что она просто не представляет, какие тут страсти бушевали вокруг неё.

– Так вот, результаты не очень важные. – Это она уже сказала с грустью.

– И все же?

– Интерес представил, пожалуй, только заключённый Кирьянов. Бывший доцент. Они вместе с Гребцовым активно участвовали в художественной самодеятельности.

– За что он сидит?

– Брал взятки с абитуриентов.

– Что он сообщил?

– Говорит, что с Гребцовым было интересно общаться. Оба они, мол, интеллигентные люди. Доцент – химик по специальности. Этот – закончил три курса мединститута.

– Значит, наш разыскиваемый почти врач… И что они делали в художественной самодеятельности? Пели? Танцевали?

– Нет. Они показывали фокусы, забавные химические опыты.

– Гребцов ещё и в химии разбирался?

– Не очень, как сказал доцент. Гребцов хорошо знал психологию зрителей. Какая там, в сущности, химия? Примитив. Чем нас удивляли в школе? Всякие фейерверки, изменение цвета… Но доцент говорит, что Гребцов придумывал эффектные трюки. А после Кирьянов читал популярные лекции о химии. Когда Гребцов вышел на волю, доцент очень сокрушался, что не мог найти другого такого напарника.

– Значит, как говорится, зарыл свой талант в землю… Ещё что?

– Больше ничего… А что у Коршунова?

– Пока не вернулся.

– А чем пока заняться мне?

– Идите на завод.

– Зайду. Сегодня же.

…А когда мы встретились на другой день, Гранская сказала, что виделась с директором. Все якобы улажено. Она проштудировала дело, по которому проходил Гребцов и которое поступило к нам в её отсутствие.

– Ну и разносторонний парень этот Гребцов, – покачала головой Инга Казимировна. – Вот за что он сидел. На заводе автомобильных и тракторных запчастей действовала шайка расхитителей. Гребцов работал в отделе сбыта. И «по совместительству» помогал сбывать краденую продукцию частным лицам. На его долю в общей сложности пришлось около четырех тысяч рублей. Большую часть из них конфисковали.

– Таким образом, от этой операции он не мог укрыть большую сумму?

– Ни в коем случае.

В это время за окном раздался скрип тормозов. Мы с Гранской выглянули в окно.

Из милицейского «газика» выскочил Коршунов и быстро зашёл в подъезд прокуратуры.

– Удивительно: Юрий Александрович спешит, – сыронизировал я.

– Да, слишком уж энергично, – улыбнулась следователь.

Через мгновение старший лейтенант был уже в дверях:

– Разрешите?

– С хорошими новостями или нет? – полушутливо спросил я.

– Луговой-Гребцов задержан в Ленинграде, – сказал Коршунов.

– Все-таки Ленинград! А мы вас уже заждались, – сказала Гранская.

– Задержался… Вышли на него через тётку. Там проживает.

– Это новость номер один, Юрий Александрович. Можно вас поздравить.

– Не меня. Всесоюзный розыск.

– Ваше ведомство все-таки, – сказал я. – А что с дензнаками?

– Был я в научно-техническом отделе УВД области. И в Москве.

– Ого! – улыбнулась Гранская.

– Мы вам, говорят, скажем, чем выполнена подделка, каким способом, каким красителем, но с какой целью – увы… Всяческие архивы поднимали. Не то. Наш случай – впервые.

– В историю войдёте, – подбодрил я следователя и старшего лейтенанта.

– Или только в географию, – отшутилась Гранская. – Так у вас все, Юрий Александрович?

– Да как вам сказать, – пожал плечами Коршунов. – Та рыбка или не та… В Лосиноглебске недавно задержан органами милиции подозрительный гражданин. Весь день ходил по магазинам и менял мелкие деньги на сотенные. С большой неохотой соглашался на пятидесятки.

Коршунов замолчал.

– Интересно, – оживилась Гранская. – В чемоданчике больше сотенных билетов… Но Лосиноглебск…

– Он житель нашего города. А до Лосиноглебска час езды. – Коршунов протянул следователю бумажку. – Есипов Илья Митрофанович. Я успел только установить, что в настоящее время он в Зорянске.

– А как вышли на этого Есипова? – спросила Гранская.

– Поговорил я в области с ребятами из угрозыска. Они недавно искали преступника, который менял крупные деньги на мелкие. И в Лосиноглебске наскочили на Есипова, который, наоборот, мелкие обменивал на крупные. Проверили его. Все оказалось в порядке. Пенсионер. Деньги настоящие. Видите ли, блажь у него – иметь только сотенные. Прятать в чулке, что ли, удобнее?

– Вы проверьте его на всякий случай, – сказала Гранская.

– Сделаю. Конечно, с другой стороны, на свете много всяких чудаков…

Допрос Лугового-Гребцова был проведён в прокуратуре. На нем был светлый костюм в полоску, белая рубашка с жёстким воротничком. Вещи сидели отлично. Белая прядь в чубе придавала его лицу несколько романтический вид.

– Как попал к вам паспорт Лугового? – спросила Гранская.

– Нашёл его около почты в Светлоборске, – спокойно ответил арестованный.

– А почему не передали в милицию?

– Это было первым моим желанием. Но чувство самосохранения взяло верх. Бывают же совпадения: я сам потерял паспорт. Вы понимаете, что без паспорта мне очень плохо. Только что вышел из заключения. Попади я в любое отделение милиции, началась бы проверка… И я далеко не уверен, что доверяли бы. Не так ли?

– Надо всегда быть честным.

Гребцов виновато улыбнулся:

– Человек слаб. Я ещё не совсем пришёл в себя после колонии. Конечно, сделал глупость. Но поймите меня…

Взгляд у арестованного был простодушно-открытым.

– Допустим, все это так…

– Так, так, – заверил Гребцов.

– Мы ещё вернёмся к этому вопросу… Откуда у вас появилась крупная сумма денег?

Гребцов некоторое время молчал и вдруг спросил с нескрываемым волнением:

– Вы нашли мои деньги?

– Выходит, была у вас крупная сумма?

– Крупная? – усмехнулся Гребцов, подавив волнение. – Очень. Пятьдесят тысяч.

– Откуда они у вас?

– Выиграл.

– Во что?

– Не по лотерее и не по займу, конечно. В этом смысле мне никогда не везло. За всю жизнь выиграл один рубль. Но зато везуч в другом. – Он сделал жест, будто сдавал карты. – Преферанс, покер. Играю честно.

– Вы утверждаете, что за три с половиной месяца со дня выхода на свободу смогли выиграть пятьдесят тысяч?

– Не очень скромно хвалиться, но это так.

– Смотрите-ка, какие у вас способности, – вставил я. – И врачом вы почти были, в карты мастак, гений, можно сказать, артистом оказались незаурядным, химией увлекаетесь…

– Какая химия? – испуганно дёрнулся Гребцов. – Я вас не понимаю, гражданин прокурор.

Я удивился: он вдруг потерял самообладание.

– В местах заключения разве не занимались? – спросила Гранская.

Гребцов посмотрел на неё, на меня. И уже спокойно, с улыбкой сказал:

– А, в колонии… Не люблю грустных воспоминаний.

– Так, – продолжила Гранская. – Вы можете вспомнить, с кем и где вы играли?

– Во-первых, всех, конечно, не вспомню. Во-вторых, это не по-джентльменски, – снова улыбнулся Гребцов. – Но так как мы не в английском клубе, я нарушу правила. Дайте мне бумагу, ручку и некоторое время.

– Хорошо, все это будет вам предоставлено, – спокойно сказала Гранская.

– Где ваши деньги?

– У меня их украли.

– Где, когда, кто?

– В доме Шатровых. Накануне моего отъезда из этого досточтимого города.

– Где вы хранили их?

– У себя в комнате. В небольшом чемоданчике. Причём на видном месте. Не прятал.

– Почему вы не боялись оставлять их?

– Хозяйка моя – честнейший человек. Мне казалось, что и сын её тоже. Ну, а от других… По-моему, если вещь лежит на видном месте, то украсть её не очень хочется.

– Область психологии?

– Увы, – печально сказал Гребцов, – я упустил из виду, что даже самые глобальные законы имеют исключения.

– О чем у вас с Евгением Шатровым был разговор накануне вашего отъезда из Зорянска?

– Накануне у нас не было никакого разговора. Я не ночевал дома. А когда возвращался часов в пять вечера, увидел Шатрова возле буфета у водокачки. Полные руки Скомканных трояков, пятёрок. Поит дружков. Откуда бы у пьяницы могло быть столько денег? Я почувствовал неладное. Пришёл домой, сказал бабе Тоне. Она пошла за Евгением. Я схватился – чемоданчика нет. Искал, не нашёл. А тут старуха тащит своего сынка… Ну, на следующее утро я ставлю ему выпивку и спрашиваю прямо, где чемоданчик. Мне показалось, что Шатров растерялся, не знает, что и ответить. Тогда я применил уловку, сказал, что якобы деньги фальшивые. И предложил вместе заняться подделкой… Думал испугается и вернёт чемодан с деньгами.

– А он?

– Он уже еле языком ворочал.

– Что вы делали дальше?

– Снова стал искать пропажу. Нигде нет. Потом вспомнил про голубятню. Только я поднялся на неё, смотрю, заворачивает в наш проулок милицейская машина. Из машины вышла моя хозяйка с милиционером. Я спустился вниз, взял сумку с вещами и садом выскочил на другую сторону двора. Недалеко железная дорога, товарняк шёл. Медленно. Потому что поворот и подъем. Я вскочил на подножку…

– Что вас так испугало?

– Наивный вопрос: живу по чужому паспорту. Опять же – деньги.

– Хорошо, гражданин Гребцов, мы потом продолжим. Вот вам бумага. Попробуйте вспомнить ваши карточные подвиги.

Гребцов под охраной работника милиции уселся писать, а мы с Гранской решили обменяться впечатлениями. Вышли.

– Каков, а? – спросила Инга Казимировна.

– Самоуверен, но…

– Да, я тоже обратила внимание. Когда вы о химии заговорили. А в чем дело, не пойму.

– По-моему, вы где-то сделали ошибку.

– Знаю, – согласилась следователь. – Надо поосторожней.

– Разрешите? – В дверях показалась голова Коршунова.

– Входите, входите, – пригласил я.

Он поздоровался, положил на стол планшет.

– Сведения о Есипове. За десять дней до исчезновения Гребцова он продал дом. За двадцать восемь тысяч.