Текст книги "Божий одуванчик"

Автор книги: Анастасия Зубкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц)

– А вот что, -ухмыльнулась бабуля и развернула свой сверток. На ее коленях лежала картина руки великого Леонардо да Винчи, вернее, точная ее копия.

– Чтоб я сдохла, -выдохнула я, нащупала стул и тяжело опустилась на него.

– Поживи еще, детка, -похлопала меня по плечу бабуля, – начинается самое интересное.

Я не нашла ничего лучшего, как покориться жестокой судьбе – слишком хорошо я знала, что бабуля считает интересным.

– Это копия? -на всякий случай поинтересовалась я.

– Ну не подлинник же! -возмутилась бабуля моей тупостью, – представь себе: мы бегаем по всему городу с подлинным картоном, завернутым в папиросную бумагу!

– Может, поедим? -тоскливо протянула Катерина.

– И на фига нам эта копия? -проигнорировала я ее стон.

– Ну, -пожала плечами бабуля, – на стрелку с Серегой мы с настоящим картоном потащимся? Мало ли что? Надо подстраховаться.

Я взяла в руки копию и принялась внимательно ее разглядывать. Я, конечно, не искусствовед, но если бы я не знала, что передо мной подделка, я бы решила, что держу в руках подлинного Леонардо.

– Это очень хорошая копия? -невзначай поинтересовалась я.

– Идеальная, -заверил Евгений Карлович, – очень сложно подкопаться – все просчитано до мелочей. Для того, чтобы определить подлинность этого произведения, надо собирать многодневный консилиум дипломированных специалистов, проводить углеродный анализ, заплатить кучу денег…

– А что вы так старались-то? -подозрительно спросила я.

– Милая, -пропела бабуля, – мы с Евгюшей не любим делать что-нибудь наполовину. Его нежный, но цепкий глаз искусствоведа не сможет перенести грубой подделки чего бы то ни было. А уж профессиональное достоинство старого антиквара будет замарано, если он опустится до общения с ширпотребом.

– Ну-ну, -рассеянно покивала я.

– Давайте есть, -проныла Катерина.

– А давайте! -рубанула ладонью воздух бабуля. Катерина подскочила и понеслась за тарелками.

Через пару минут мы сидели в полной и окончательной идиллии. Мне, как хозяйке дома, не досталось тарелки, но я ничуть не расстроилась. Достав из неприкосновенных Пашкиных походных запасов жестяную миску, я чувствовала себя весьма комфортно, заполнив ее доверху салатом и кусками колбасы.

– Знаешь, Галочка, -расслабленно вещала бабуля с набитым ртом, – чего никогда не было в нашей семье – так это культуры трапезы. Порой я изумляюсь, наблюдая за тем, как тонкие, душевные, ранимые и бесконечно интеллигентные люди могут так неприглядно питаться.

Я ничего не ответила, а засунула себе в рот половину помидора, две шпротины, кусок сыра и ломоть хлеба. Пережевывая все это, я с наслаждением прикрыла глаза – жизнь удалась.

– Нет, ты подумай, -продолжала бабуля, – когда я познакомилась с твоим третьим дедом, я пришла в восторг от его прекрасного воспитания и утонченных манер. Он выглядел так, словно только что вернулся с бала в честь государя императора, был элегантен в любой одежде, выражался лихо, изящно и красиво, а выправку имел гусарскую. Через пару месяцев я была приглашена на обед в его семью для того, чтобы его родители посмотрели на счастье всей жизни их сына. Первым, что я увидела, были огромные, уродливые куски помидоров, которые лежали на блюде. В этой семье не соблюдали очередность блюд – вся еда сразу выставлялась на стол и в немыслимом сочетании поедалась. Им было плевать на оформление пищи и утонченную кулинарию. А что творилось за столом! Мама перекладывала куски из своей тарелки в сыновью, он хватал их пальцами и ел, папа держал в руке куриную ногу и обгрызал ее… Но, детка, с каким аппетитом они ели! Невозможно было не присоединиться к этой варварской трапезе. Я почувствовала такой голод, что чуть не проглотила вилку, четыре раза просила добавки и жадно съела кусок рыбы, который мой будущий супруг переложил в мою тарелку из своей. Не поверите, это был самый вкусный обед в моей жизни. С тех пор мы всегда питались только таким образом.

– Я заметил, что в твоей семье, Мария, -осторожно проговорил Евгений Карлович, – всегда нестандартно относились к совместным трапезам. Я приписывал это твоему мощному жизнелюбию.

Я пожала плечами. Сколько себя помню, мы всегда питались только таким образом. С раннего детства меня приучили, что принимать пищу можно двумя способами. Первый способ нормальный, веселый, вкусный и полезный – но практиковать его можно только в тесном семейном кругу. Следуя этому способу, еду можно брать руками, набивать рот всем, что есть на столе, кидаться хлебом, кусать от помидоров и пить соус прямо из соусника. Второй способ был вреден для пищеварения, неприятен и мучительно скучен, однако, именно так полагалось есть в обществе – чопорно, изящно, при помощи ножа и вилки (или палочек), аккуратно, за легкой и непринужденной беседой, маленькими порциями, солидно и очень серьезно.

Всех детей в нашем семействе учили вести себя за столом и так, и так, однако, пафос бабулиной истории был мне не доступен только потому, что первый способ приема пищи я считала нормальным, а второй – противоестественным, приятным только извращенцам.

– Насколько я поняла, -прервала поток моих рассуждений бабуля, – с Серегой вы не состыковались?

– Нет, -грустно покачали головами мы с Катериной, – нас либо посылали подальше, либо говорили, что ни Серегу, ни Прохора, ни Ольгу в глаза никогда не видели.

– Плохо, -покачала головой бабуля, – очень плохо. Где же мы теперь будем искать нашего друга?

– Не знаю, -честно призналась я, – понятия не имею.

– Дадим объявление в газету, -брякнула Катерина, – очень весело будет, просто закачаешься.

– Молодец, -похвалила ее бабуля и налила себе сока, – просто прекрасно. Лучше и быть не может.

Некоторое время мы молчали и внимательно рассматривали скатерть, лежащую на моем кухонном столе. Никаких мыслей относительно поисков Сереги никому в голову не приходило.

– Итак, -подала голос бабуля, – наше прекрасное предприятие слегка зашло в тупик. Для выхода из этого тупика я предлагаю прекрасную тактику, которую активно практикуют буддисты.

– Что за тактика? -встрепенулись мы.

– Для того, чтобы выйти из замкнутого круга, надо приподняться на одну ступень восприятия, -продекламировала бабуля.

– Просто замечательно, -скрестила руки на груди я, – главное – очень понятно.

– Иными словами, -продолжала бабуля, не обращая внимания на мои выпады, – следует на время напрочь забыть о своей проблеме и решение само придет к тебе.

– Ты уверена? -с сомнением протянула я.

– Абсолютно, -заверила меня бабуля, – я всегда так делаю.

– Она всегда так делает, -подтвердил бабулины слова Евгений Карлович, – просто страшно порой становится – кругом черти что творится, а Мария вдруг принимается печь пирог или писать пейзажи…

– Вы предлагаете нам писать пейзажи, Марья Степановна? -ужаснулась Катерина.

– Сразу предупреждаю, -высказалась я, – то, что эта особа малевала в школе на уроках рисования, не поддавалось никакому логическому анализу.

– У меня оригинальное видение мира, -с тихим достоинством заметила Катерина.

Я не стала разубеждать ее в этом. Оригинальное видение – ради бога. Лишь одна я знаю, как плакала преподавательница рисования после того, как Катерина принесла домашнее задание – открытку для ветеранов к 9 мая. Тонкая душевная организация бедной женщины не выдержала созерцания подобного кошмара.

– К черту пейзажи, -скривилась бабуля, которая тоже видела Катеринины произведения, – предлагаю сделать все гораздо проще – завалиться спать.

– Спать? -возмутились мы, – так рано еще!

– На часы посмотрите, -усмехнулась бабуля, – двенадцатый час. Постелим, отметимся у Иванова и вперед – набираться свежих сил.

Одного взгляда на часы мне хватило для того, чтобы понять, насколько я устала за этот день. Здоровье, подорванное роскошной жизнью, тоже давало о себе знать и вообще – слова бабули произвели на всю нашу нестройную команду волшебное действие – мы стали зевать и сонно жмуриться. Даже живчик Евгений Карлович потянулся с хрустом и заявил, что вздремнуть пару часиков было бы неплохо. Я же понимала, что парой часиков тут вряд ли отделаешься.

Дальше мы действовали по строго заведенному плану. Евгению Карловичу постелили на кухне, бабуля устроилась в гостиной, а мы с Катериной заняли нашу с Пашкой спальню. Разобравшись с очередью в ванную и совершив свой скромный вечерний туалет, мы пожелали друг другу спокойной ночи и разошлись по разным комнатам.

Откатившись подальше от Катерины, которая имела неприятную привычку брыкаться во сне, я завернулась в одеяло и подоткнула поудобнее подушку. Мягкие объятия сна ласково приняли меня. Гомон мыслей, роящихся в моей бедной голове, потихоньку утихал, на задний план отходили поддельные и настоящие картоны, бандиты, злодейские злодеи, страшные угрозы, нечеловеческие усилия воли, погромы, разбазаривание семейного имущества… По моему телу разлилась приятная истома, виски перестали ныть, а в руках не было никакой силы. Меня убаюкивала и покачивала легкая дрема, глаза слиплись сами собой, а губы расплылись в блаженной улыбке.

Казалось, что я медленно плыву в теплой, как молоко воде, мягкие волны плещутся у моего лица, лаская щеки, где-то над головой пронзительно кричат чайки, а нежные речные травы щекочут мою спину…

Я отчаянно рискую

Мы с Катериной несли крохотную девочку, сидящую в тазу. Девочка лукаво поглядывала на нас, а мы тащили ее из последних сил – ребенок был довольно увесистый. Девчушка подняла на меня глаза и задала мне вопрос:

– Какой пуговицей ты хотела бы быть?

– Серой, круглой и костяной, -ответила я, а дитя, сидящее в тазу, открыло рот и принялось пронзительно тренькать. Катерина, широко улыбаясь, смотрела на меня, а девочка тренькала и тренькала – пронзительно и настойчиво. Я попыталась зажать уши, но противное треньканье доставало меня везде, от него было не спрятаться…

Со стоном я открыла глаза. Рядом со мной лежала трубка телефона и разрывалась от звонков. Я бросила взгляд на светящийся циферблат часов, стоящих у меня в изголовье – четвертый час ночи. Кого это так разбирает?

Я включила разрывающуюся трубку и тихим хриплым голосом пробормотала:

– Да.

– Галина? -прошелестел у уха очень знакомый голос.

– Кто это? -язык со сна отказывался слушаться напрочь.

– Это Сергей, не узнаешь?

– Че надо? -злобно выпалила я. Услышав его голос я взбесилась – тоже мне, коварный соблазнитель замужних женщин, совратитель малолетних – тьфу!

– Поговорить, -примирительно заговорил Серега, – просто поговорить.

– Говори, -прошипела я, – на здоровье, где хочешь и с кем хочешь. Я с тобой уже наговорилась – до сих пор голова болит.

Немного мы помолчали, лишь слышалось Серегино дыхание в трубке. За это время я успела слегка проснуться и вознести сотню похвал бабулиной практике преодоления затруднений, или как она там вчера это назвала.

– Слышь, -нарушил телефонное молчание в темноте Серега, – вы нам картон лучше отдайте.

– Да запросто, -возликовала я, окончательно проснувшись, – хоть сейчас.

– Сейчас? -оживился Серега, – это нам вполне подходит.

– Кому это -«нам»? – подозрительно спросила я.

– Мне, брату и маме, -ответил тот, – что вы хотите за картон?

– Денег, -выпалила я, – много денег. Думаю, вы можете это себе позволить.

– Сколько денег? -поинтересовался Серега. Я принялась мучительно соображать. Вот сумму-то мы как раз и не обговорили. Мне стало стыдно – так лохануться в самом ответственном вопросе.

– Ну? -спросил Серега, озадаченный моим молчанием.

– Много, -тупо ответила я.

– Много не мало, -ухмыльнулся Серега, – а если конкретней?

– Сколько вы получили за кражу картона? -сделала пробный прыжок я. Серега назвал такую сумму, что у меня от волнения вспотели ладони. Во мне проснулась дремучая жадность – таких деньжищ я не держала в руках ни разу в жизни.

– Давай все, -заявила я, – иначе сделка не состоится, понял?

– Понял, -медленно проговорил Серега. – Мне надо посоветоваться, – добавил он после непродолжительного молчания, – с семьей.

– Валяй, -великодушно разрешила я и в телефонной трубке послышалось шуршание – Серега прикрыл свою трубку ладонью. Послышались приглушенные голоса – слов не разобрать, но обсуждение шло довольно экспрессивно.

– Мы согласны, -вернулся ко мне Серега, – согласны, хоть условия нашего договора и выходят за всякие рамки.

– Бабушке своей расскажи, -буркнула я.

– В отличие от некоторых, -оскорбился Серега, – у меня нет бабушки.

– Твое счастье, -грустно заметила я, – твое счастье…

– Возможно, -неопределенно ответил мой собеседник, – где стрелочку забьем?

– Не знаю, -ответила я, – где-нибудь.

– Предлагаю пустырь рядом с твоим домом, -осторожно сказал Серега, – открытое место – маленький простор для маневра.

– Согласна, -покивала я. Меня вдруг разобрала душераздирающая зевота – ничего поделать я с этим не могла и принялась зевать так, что челюсть сворачивало.

– Еще одно, -проговорил Серега, когда я отзевалась, – сделка не состоится, если ты придешь не одна.

– То есть? -не поняла я.

– То есть ты не должна брать на передачу картона свою отвратительную бабульку, -выплюнул Серега, – я даже слышать про нее не могу.

– А Евгения Карловича? -принялась туго соображать я.

– Нет! -отрезал Серега, – никаких Евгениев Карловичей, поняла?

– А Катерину? -робко предложила я.

– Условие окончательное, -отрезал Серега, – мы совершенно вам не доверяем. За те несколько дней, что мы провели вместе, я немного узнал вашу семейку и знаю, что говорю.

– Сам хорош, -обиделась я. Тоже мне! Семейка моя ему не нравится. Он еще моего папочку не видел, пионер.

– Ну так как? -спросил Серега, – согласна?

– Почему я должна тебе доверять? -буркнула я, – о твоей семейке, знаешь ли, тоже легенды ходят – закачаешься.

– А какая нам выгода вас обманывать? -изумился Серега. Я пришла в тихий восторг – просто святая невинность, оскорбленная и оговоренная зложелателями!

– Не отдать деньги и свинтить с картоном, -мстительно припечатала я.

– Будем считать деньги гарантией того, что вы не будете держать на нас зла, милая дама, -пропел Серега. Я удовлетворенно покивала головой – зло держать, конечно, будем, однако, вида не покажем. У нас тоже есть кое-какие представления о чести и достоинстве. Кое-какие…

– Хорошо, -покивала я, – ты тоже приходишь на передачу один – а то как-то нехорошо получается, согласись.

– Лады, -обрадовался Серега, – так ты согласна?

– Согласна, -ответила я, мучительно борясь с зевотой, – ты приходишь на пустырь один с деньгами, я – одна и с картоном. Мы меняемся и забываем о существовании друг друга. Договорились?

– Договорились, -ликовал Серега, – через полчаса жду тебя на пустыре.

– Ты на крыльях, что ли, домчишься? -сварливо поинтересовалась я.

– Я тут недалеко, -ответил Серега и отключился.

Я замороченно посмотрела на телефонную трубку. Весь мой сон как рукой сняло – словно и не было его. Посидев так немного я обернулась на Катерину – та спала сном праведника, тихо, как мышка.

Я со стоном спустила ноги на пол. Во мне боролись два чувства. С одной стороны, страшно было отправляться совсем одной на пустырь для того, чтобы встретиться с Серегой. Очень хотелось разбудить бабулю и все ей рассказать. С другой же стороны было страшно обломать сделку века – я передаю Сереге картон, получаю кучу денег и добываю доказательства его причастности к убийству Косого – завлекательная мысль. Бабуля ни за что не отпустит меня одну и испортит все дело.

К тому же, мне надоели постоянные заявления бабули, что позорю наш род, зря ношу гордую фамилию Переваловых и не проявляю основных семейных качеств – отваги, широты души и силы духа. Будет им и отвага, и широта души.

Я подошла к комнате, в которой спала бабуля и прислушалась к ее молодецкому храпу – полный порядок, спит, как сурок. С кухни бабулины рулады заглушал храп Евгения Карловича.

– Тоже мне, герои, -прошептала я себе под нос и тихо проскользнула в свою комнату. Там я облачилась в джинсы и черную рубашку, надела мягкие, пружинящие кроссовки и Пашкину кепку, в которой он обычно ездит отдыхать. Потом я быстренько достала из стола сверхчувствительный диктофон, который мне подарила мамуля на окончание института, проверила, есть ли в нем пленка, и засунула его в нагрудный карман.

Просочившись на кухню, я подхватила поддельный картон и потихоньку протопала к двери. У зеркала я задержалась на секунду, придирчиво оглядывая свое отражение, призрачно маячившее в темном стекле. Я осталась очень довольна своим видом. Агент 007 – ни дать, ни взять.

Я бесшумно открыла дверь и вывалилась в пыльную прохладу лестничной площадки. Там было гулко и пусто, только лампа дневного света тихо стрекотала, пока я ждала лифт.

Спустившись вниз, я вышла из подъезда и направилась к пустырю. В лицо дул теплый свежий ветер раннего утра. На улице царила предрассветная мгла, когда восточный край неба еще не розовеет бледным светом, а под ногами стелется темная дымка. Мои шаги гулко отзывались в ночной тишине, и я невольно принялась красться, как вор. Вообще, зрелище я сейчас представляла из себя крайне подозрительное – ненормальная девица в криво надвинутой кепке крадется, зажав подмышкой довольно внушительный сверток. На месте какого-нибудь представителя власти, я бы непременно заинтересовалась своей особой и проводила бы себя в местное отделение до выяснения обстоятельств.

В домах, между которыми я плелась к пустырю, мирно светились редкие окна – в это время почти все спали. Одинокие силуэты машин, домов, деревьев, тянущих к небу ветви, четко вырисовывались на фоне чернильного неба.

Внезапно мне стало очень страшно и холодно. Мои зубы предательски застучали, я обхватила себя обеими руками за бока и прибавила шагу. Где-то далеко лаяли собаки. Я поежилась, борясь с предательским желанием повернуть назад и разбудить бабулю. Титаническим усилием воли задушила я в зародыше начинающийся бунт здравого смысла против тупого геройства и продолжила свой путь.

Пустырь, к которому я направлялась, был хорошо мне известен еще со школы. Когда-то там начинал строиться гаражный кооператив, однако, потом строительство почему-то заморозили, и больше никто не предпринимал попыток что-нибудь там возвести. Так и осталось это место бесплатным приложением к парку – огромным куском изрытой земли, на которой не росло ни деревца, рассадником бомжей и бродячих собак. Уж не знаю, чем их так привлекало это место, но посещали его и те, и другие с завидным постоянством. Впрочем, наши бомжи были всем знакомы, а собаки незлобивы, в стаи не сбивались и на людей не бросались. Когда мы учились в школе, это место казалось нам необыкновенно поэтичным и привлекательным. Один черт разберет, почему мы не любили премилый парк, тихий, зеленый и ухоженный. Нет, нас тянуло на грязный, пыльный пустырь. Там из земли торчали всякие проволоки и имелась прекрасная возможность распороть себе ногу, там была куча грязных канав, в которых можно было извозиться как свиньи, там летали тучи мух и недалеко располагалась помойка. Эх, да мог ли сравниться скучный парк с романтичным, полным увлекательных приключений пустырем? Ни в коем случае!

Кто разберет этих детей? В процессе моего взросления восторгов по поводу пустыря становилось все меньше и меньше. Сейчас я с уверенностью могла сказать, что место это довольно неприятное – пустынное, унылое, заросшее крапивой и полынью, короче, совсем неподходящее для молодой барышни в четыре часа утра.

Прекрасно осознавая все вышесказанное, с упорством, достойным лучшего применения, я ломила к месту нашей встречи с Серегой. Внезапно я почувствовала слежку. Это было настолько неприятное чувство, что мурашки по коже побежали, зато я отлично поняла смысл бабулиного высказывания: «Жопой чую». Я прибавила шагу. Чувство не отступало. Я практически побежала. Судя по всему, преследователь шел за мной след в след. Тут на меня напала дремучая паника. Что было прыти понеслась я по улице, свернула во двор, потом нырнула в арку и выбежала с другой стороны двора.

Бедный мой преследователь просто не знал, что я выросла тут и в казаки-разбойники играла столько раз, что никому и не снилось. Именно благодаря этой нехитрой игре знала я все тайные ходы в округе и могла запутать любого, самого опытного следопыта. В два счета пробежалась я по знакомому маршруту, попетляла по дворам и нырнула в какой-то плохо запертый подъезд. Там я вбежала на второй этаж, свернула к квартирам и остановилась, переводя дух. Как это ни странно, чувство, что меня преследуют, отступило и улетучилась. Я постояла в подъезде еще некоторое время, а потом тихо спустилась на первый этаж и вышла на улицу.

Начинало светать. Черное небо потихоньку серело на востоке, и я прибавила шагу, чтобы не опоздать. До пустыря оставалось совсем недалеко. В пару минут достигла я парка, быстро пересекла его и попала на пустырь.

Своего недавнего партнера по танцам я заметила еще издалека. Как оказалось, мысль встретиться на таком открытом месте весьма удачна. Серега замахал мне руками и закричал:

– Стой на месте!

– На фига? -заорала я в ответ.

Наши голоса гулко разносились по всей округе.

– Я не верю, что ты пришла одна!!! -кричал Серега.

– Одна, одна, -заверила я его, останавливаясь.

– Точно? -подозрительность Сереги начала меня потихоньку доставать.

– Точно, -раздраженно ответила я.

– А Марья Степановна? -продолжал допытываться Серега издалека.

– Спит! -заорала я. – Еще вопросы есть?

– Нет, -ответил Серега и бодрым шагом направился ко мне.

– Эй, -я начала потихоньку отступать, – это ты брось… Деньги принес?

– Принес, принес, -покивал Серега, нехорошо улыбаясь и демонстрируя мне совершенно пустые руки. Жгучая обида затопила мое сердце. Ту сумму денег, которую он назвал мне, вряд ли можно было уместить в карманах или за ремнем брюк.

– Ты что это задумал? -пробормотала я жалобно, быстро отступая назад.

– Сейчас узнаешь, -зловеще ухмыльнулся Серега и тут я поняла, какую потрясающую глупость совершила. Весь идиотизм моего поступка открылся мне как на ладони, я подхватила ноги в руки, развернулась и резво, как заяц, побежала прочь от Сереги.

– Стой! -кричал он мне вслед, – стой, я все объясню, – но я гнала прочь, что было сил. Некоторое время мне удавалось вполне успешно отрываться от него. Вся беда состояла в том, что побежала я не по направлению к своему дому, а вглубь пустыря. Вскоре я начала уставать, задыхаться, и тогда Серега прыгнул на меня сзади. Вдвоем повалились мы на землю и покатились в какую-то яму.

Я отбивалась, что было силы, и, судя по всему, довольно успешно. На меня накатило дежавю, и я поняла, что уже однажды мы боролись с Серегой – там, в моем подъезде. Тут-то я и вспомнила про абсолютное оружие, которым обладала – мерзкий, громкий голос.

Я открыла рот и завопила так противно, как только могла. Я была великолепна. Подобного крика мне еще не приходилось извлекать из своих связок – бабуля бы гордилась мной, если бы только слышала мое вокальное выступление. Крик этот был выше всяких похвал, он был великолепен, потрясающ. У него был один недостаток – получился этот вопль крайне недолгим.

Поморщившись, Серега коротко размахнулся и врезал мне по голове. Я захлебнулась своим воплем, некоторое время изумленно смотрела на Серегу, а потом мир вокруг меня вдруг потемнел и обрушился в пропасть.

Странное ощущение.

Кто на нас с бабулей?

– Кажется, ты слегка перестарался, -послышался далекий, как через вату женский голос.

– Эту катком переехать можно -ей хоть бы хны, – ответил Серега. – Видели бы вы, сколько она пьет – страх кромешный, ни в одном глазу. Я думал, после абсента она от одного глотка упадет.

– И что? -в первом голосе слышался живейший интерес. Слабой рукой нащупала я диктофон в кармане и попыталась включить запись. С третьей попытки это мне удалось. Меланхолично подивилась я своей журналистской закалке, оставшейся еще с тех времен, когда я зарабатывала себе на хлеб насущный нелегким трудом корреспондента-папарацци.

– Да я чуть не обалдел, -заливался соловьем в то время Серега, – пока две бутылки кагора крепленого в нее не влил – не угомонилась.

Выслушивая подробности моего спаивания, я поморщилась и мученически застонала.

– О! -обрадовался Серега, – я же говорил, что ей все нипочем.

Меня весьма неласково потыкали ногой. Я скорчилась и приоткрыла глаза. В лицо мне бил яркий свет, и я не увидела ровным счетом ничего.

– …, -веско сказала я, -…

– Ай-ай-ай, как нехорошо барышням так выражаться, -протянул Серега, – как голова?

– Твоими, блин, молитвами, -буркнула я, стараясь сфокусировать свой взгляд, – козел, – добавила я, немного подумав.

– Слышишь, Серега, -послышался незнакомый мужской голос, – может быть, пристрелим ее на хрен? Картон у нас, что еще нужно?

– Во-первых, -прошипел Серега, – перестань ей в морду фонариком светить.

Яркий свет сразу сменился на кромешную тьму с плавающим в ней зеленоватым, фосфоресцирующим пятном. Я помотала головой, и зрение стало потихоньку возвращаться ко мне. Первым, что я увидела, было озабоченное Серегино лицо, маячившее надо мной.

– Убери свою противную рожу, -прошептала я, борясь с сонной одурью, навалившейся на меня, – видеть ее не могу, – я попыталась оглядеться по сторонам. Оказалось, что я по-прежнему лежу в грязной яме на пустыре, а надо мной стоит вся веселая семейка. Поскольку мне было мучительно больно и неудобно поднимать глаза, созерцала я в основном их ноги.

– Странно, -пожал плечами Серега, – раньше тебе она нравилась.

– Тьфу, -обреченно сказала я и смежила веки.

– А, может, пристрелим ее на хрен? -продолжал настаивать кто-то. Я открыла глаза и попыталась нашарить взглядом человека, который так страстно желал моей скорейшей кончины. Повертев головой некоторое время, я увидела мужика, который потерял ключи в парке – Прохора.

– А ты вообще молчи, -заявила я ему, – если бы не ты, гад, всего этого вообще не было.

– По-моему, ты врезал ей слишком сильно, -пробурчала женщина. Я перевела глаза на нее. Конечно! Приятно снова увидеться – Раиса Захаровна собственной персоной, кто же еще.

– Как самочувствие? -весело спросила я ее.

– Слышите, мальчики, -возмутилась Раиса Захаровна, – а, может, правда ее на хрен пристрелить?

Странно, но такое обилие разговоров о том, что меня пора пристрелить, совершенно не вызвала у меня страха. То ли и правда меня по голове слишком сильно Серега отоварил, то ли на краю пропасти во мне вдруг открылась непобедимая фамильная храбрость, только почему-то я совершенно не боялась. Канава, в которой я лежала, была мягкой, теплой и удобной, беседа наша текла непринужденно, и во мне не намечалось и следов паники. Не знаю, как они, а я могла лежать так целую вечность.

– Да стреляйте, блин, -сказала я и глупо заулыбалась, – кишка тонка.

– Пригодишься еще, -людоедски ухмыльнулся Серега, – бабка твоя мерзкая еще попляшет…

– И зачем же я вам нужна? -невинно спросила я. Нет, определенно, стаж и опыт не пропьешь. Если бы на первом курсе института мне бы сказали, что я буду брать интервью у настоящих преступников, лежа в канаве, причем, от этой работы будет зависеть моя жизнь и честь семьи, я бы рассмеялась в лицо этому человеку. А сейчас ничего, совсем не смешно…

– А мы бабку твою, -заявил Серега, – перед фактом поставим: или она берет на себя убийство Косого и ребят, или ее любимую внучечку почикают ножичком на кусочки…

Вот тут мне стало страшно. Пристрелить – это одно дело, но вот ножичком, на кусочки… Мои зубы снова предательски застучали.

– А-а-а, -протянул Серега, – страшно стало?

– Н-ну да, -меня била нервная дрожь.

– То-то же, -назидательно сказал Серега, – будешь знать, как чужие ключи красть.

Все замолчали. Прохор беспокойно курил, их матушка ходила из стороны в сторону, а Серега выжидающе смотрел на меня. Я решила продолжить интервью, припоминая, сколько пленки осталось у меня в диктофоне.

– Слышь, Серег, -попросила я тихо, – можно тебе вопрос задать?

– Почему нет? -великодушно согласился тот, – задавай, кто же тебе мешает?

– Зачем вы Косого пристрелили? Мешал он вам, что ли?

– А если мешал? -обозлился Серега. – Брал на себя слишком много, начальником большим себя возомнил. Сам дурак дураком, а каждый день: «Серега, подай», «Серега, принеси»…

– Только из-за этого? -изумилась я.

– Что ты привязалась? -вспыхнул, как сухой порох Серега, – пристрелили и пристрелили.

– И тебя пристрелим, -вставил Прохор.

– Заткнись, -зло бросил ему Серега.

– Мам, -возмутился Прохор, – ну чего он опять?

– Заткнись, -обернулась к нему Раиса Захаровна.

Все снова замолчали. Я уныло шмыгала носом и пыталась поудобней устроиться в своей канаве. Ничего не получалась. С неудовольствием я стала замечать, что канава эта не такая уж и теплая – теперь холод пробирал меня до костей.

– И где же вы меня держать будете? -поинтересовалась я, энергично дергаясь, чтобы согреться.

– А вот этого тебе знать не надо, -отрезала Раиса Захаровна, – поднимайте ее, мальчики, – бросила она своим сыночкам.

Если честно, покидать канаву, несмотря на некоторые неудобства, которые она мне причиняла, совсем не хотелось. В конце концов, канава эта была вполне удобной и приятной, а черт его знает, куда повезут меня эти милые люди.

– Хочу предупредить, -заметила я, – меня очень сильно тошнит, и первый, кто начнет меня поднимать, в этом убедится на практике.

Начавшие было подступать ко мне, Серега с Прохором замерли на месте.

– Иди первый, -галантно пропустил брата вперед Серега.

– Да ладно уж, я тут постою… -скромно ответил Прохор, – можешь идти ты.

– Ее кто-нибудь поднимет, или нет? -сварливо прикрикнула на сыновей Раиса Захаровна.

– Ма, -проныл Прохор, – она говорит, что ее тошнит.

– Ну и что? -взбесилась Раиса Захаровна, – что нам до этого? Меня, может, тоже до сих пор тошнит…

Я припомнила, как Раиса Захаровна почивала на моей кухне и тихо захихикала.

– Ма, -снова протянул Прохор, – может, пристрелим ее тут, а бабке скажем, что она у нас живая, а?

– Дурак, -выплюнула Раиса Захаровна, – а как мы докажем, что она до сих пор жива?

– Я ее поднимать не буду… -захныкал Прохор, как капризный детсадовец.

– Меня очень тошнит, -провещала я из своей канавы, – а еще я хочу в туалет…

– Заткнись, -прошипела Раиса Захаровна, – заткнись, или хуже будет.

– Я не виновата, -грустно замечала я, – никто не просил вас меня так сильно по голове бить. Теперь сами расхлебывайте. Вот, – я сделала вид, что прислушиваюсь к своему физическому состоянию, – сейчас начнется.

– Черт с ней, -взвыла Раиса Захаровна, – хватайте ее – и в машину!

С отвращением Серега полез в мою канаву, подхватил меня под руки и попытался вытащить оттуда. Я совершенно не собиралась помогать ему.