Текст книги "Далеко ли до Сайгатки?"

Автор книги: Анастасия Перфильева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)

Пристань Бахтырская

Дверь над лестницей была заколочена.

Там, где раньше висела белая дощечка с надписью «Комната матери и ребёнка», теперь торчал тёмный костыль. Лестница была похожа на челюсть с выбитым зубом – одной ступеньки не хватало. Варе показалось, что, с тех пор как она ушла отсюда, прошло несколько месяцев. У двери валялись бумажки, солома, стояла перевёрнутая белая табуретка.

– Нету, – сказала она спустившись. – Никого! Куда-то уехали…

Тусклая лампочка освещала лестницу, от её света лицо у Вадима было бледным.

– Куда ж мы теперь? – жалобно спросил он.

– Поищем где-нибудь… И… сама не знаю! – вдруг рассердилась Варя.

Вадим виновато опустил голову.

По дороге в Бахтырскую забросили Козла на ремонтную станцию, он там и остался получать запчасти. А новый шофёр довезти до пристани довёз, но сам тут же куда-то пропал.

Ребята печально вышли на берег. Уже стемнело. Волга шумела, подкатываясь к обрыву, от этого шума становилось ещё холоднее. Кто-то шёл от причала с фонарём.

Варя вспомнила Веру Аркадьевну. И сразу тревожно засосало под ложечкой: дядя Борис Матвеевич, Сайгатка, Москва, мама… Бабушка едет на Каму с интернатом, а она, Варя, убежала оттуда! Что-то будет? Только бы довезти Вадимку, сдать его! А потом… потом…

– Кто здесь?

Голос был незнакомый, насторожённый.

Вадим с Варей замерли в тени. Человек ещё раз повторил: «Кто здесь?» – и повернул обратно.

Шофёра всё не было. Может быть, трамвайчики уже прошли? И Козлу теперь уже никто не передаст, успели они их догнать или нет!

– Знаешь что? – сказала решительно Варя. – Ты здесь обожди, вот под навесом, а я пойду что-нибудь узнаю. Не боишься один?

– Боюсь, – тихо сказал Вадим. – Ты надолго?

– Нет. Только у причала посмотрю.

Варя пошла по берегу.

Строений у причала было всего пять. В крайнем, низком и длинном, горел свет. Варя встала на цыпочки и заглянула в первое окно. За столом, положив голову на газету, рядом с керосиновой лампой спал бородатый мужчина в кожаном пальто. Одна рука у него свесилась к полу, второй он придерживал портфель. У стола стоял серый рюкзак.

Мужчина вдруг потянулся, сладко зевнул и раскрыл глаза.

– Ох! – сказала Варя. – Кажется, он… Тот самый!

Она прижалась носом к стеклу и часто задышала. Мужчина протёр глаза, посмотрел в окно, вдруг прищурился и, ударив себя по лбу, выбежал из комнаты.

– Ты – она? – спросил он, втаскивая Варю в дверь.

– Она, – сказала Варя.

– Та самая, на вокзале?

– Та самая.

– Куда же ты тогда подевалась? Я тебя с билетом искал, искал. С ног сбился…

– Я вас тоже искала, искала! – радостно ответила Варя. – Понимаете, мне показалось… Там ещё, как у вас, пальто кожаное было… Я думала, вы убежали!

– Я? Убежал? С больной-то ногой?.. Уморила!.. Держи, получай свои деньги. Пришлось билет обратно сдавать. Но каким же образом ты оказалась здесь?

– Товарища одного встретила. Теперь уже в Сайгатку обратно надо ехать. А в Москву… В Москву потом.

– Чудеса! – Он засмеялся, взял Варю за плечо, поставил перед собой и, закусив бороду, произнёс грозно, чужим голосом: – «С вами она?» – и своим: – «Со мной! Со мной!»… Так было? – спросил, хитро щурясь.

– Так! – засмеялась Варя.

Он открутил лампу, в комнате стало совсем светло.

– Да, но как же ты, бедовая, всё-таки в Бахтырскую попала? – повторил удивлённо.

– Нас на машине привезли! – начала гордо Варя и вдруг осеклась. – Знаете что? А можно мальчишке одному тоже сюда прийти погреться?

– Которого в Горьком встретила? Конечно, можно!

– А вы что здесь делаете?

– Ну, это потом узнаешь. Веди мальчишку.

Варя быстро пошла к двери, но с порога обернулась.

– Знаете что? – спросила она. – А если вдруг ещё один мальчишка приедет, можно будет и ему сюда?

– Как – ещё один? Третий?

– Да. Который нас на эту самую машину устроил. Вдруг он приедет?..

– Ну, так и быть, и третьему можно. В тесноте, да не в обиде.

Вернулась Варя, конечно, только с Вадимом. Козёл «вдруг» не приехал. Вадимка еле передвигал ноги. Поджидая Варю у бывшей комнаты матери и ребёнка, он задремал, уронил очки и выбил второе стекло. Теперь он ковылял в одной калоше и жмурился на свет, как заспанный мышонок.

Рано утром бородатый разбудил их. Накануне он узнал, что московские речные трамвайчики прошли вверх по Каме часа за три до приезда ребят. Значит, догнать их можно будет только следующим пароходом. А когда он придёт – неизвестно.

Ребята хорошо выспались на чистом полу. Под голову бородатый подложил кожаное пальто; керосиновая лампа грела, как печка.

– Пойдёмте, – сказал он.

– А куда?

– Всё равно парохода ждать. Пойдёмте подкормимся.

Они вышли из дома. Низкие строения у причала были похожи друг на друга, как близнецы: во всех окнах белели марлевые занавески. На завалинке перед одним строением сидели люди в серых халатах и лущили семечки.

Когда подошли ближе, из открытого окна вдруг послышался стон.

– Что это? – спросил испуганно Вадим.

– Не бойся…

Женщина в белом халате показалась в окне и спряталась.

– Зачем нам туда? – шепнул Вадим.

Варя промолчала. Они поднялись в сени, оттуда в большой пустой коридор, бородатый сказал: «Подождите здесь», – а сам ушёл.

Стон повторился. Открылась дверь, из неё на носилках вынесли человека – голова у него была забинтована и качалась, как неживая.

– Ребята, вы к кому?

Высокая женщина в белом халате удивлённо и строго смотрела на них. Варя оробела.

– Н-не знаем… – пробормотала она. – Тут один привел нас.

– Кто привёл, зачем?

– Н-не знаем.

– Сюда посторонним нельзя. Марья Савишна, чьи это дети?

В коридор вышла девушка в белой марлевой повязке. Варя вдруг громко ахнула и бросилась к ней.

– Здравствуйте! – закричала она. – Вот вы где!..

– Тише, что ты, откуда? – Девушка широко улыбнулась. – Ну, слава богу, нашлась, противная!

– Вы знаете их? – изумилась женщина в халате.

– А как же, как же! – Девушка порылась в кармане, вытащила записку. – «Задержите девочку Бурнаеву Варю двенадцати лет. Телеграфьте Сайгатка геопартия». Ты ведь Бурнаева? Варя?

– Я, – сказала Варя. – Только меня не надо задерживать. Я сама обратно еду.

– Ой ли? Она и от меня убежала, и из этой самой Сайгатки! Значит, возвращаешься? Опомнилась?

– Я не опомнилась. – Варя вздохнула. – Просто товарища встретила.

– Ну и ну! Теперь бы мне ещё одного мальчишку отставшего найти…

– Какого мальчишку?

– А как же! – Девушка быстро повернулась к женщине в халате. – Вчера по пристаням сообщили: «Отстал в Горьком Беленицын Вадим, московская школа, передайте на эвакопункт». Вот беда-то…

Вадим подошёл и молча уставился на неё.

– Да это же он и есть! – вскрикнула Варя.

– Ну? Тише, испугала даже… Да где же ты его разыскала?

– Я его разыскала…

– Пойдёмте, пойдёмте отсюда, здесь шуметь нельзя, – заторопилась девушка. – Сейчас раненых принимать будут, нельзя.

И она, подтолкнув Варю с Вадимкой, быстро повела их из коридора в большую пустую комнату.

– Теперь рассказывайте всё. Оба. По порядку. Где были, как сюда попали… Всё!

– Нет, вы сначала. Здесь у вас что?

– Здесь? Передаточный пункт. Раненых в районные госпитали распределяем. Поняла? Вы-то как сюда попали?

* * *

А того, бородатого, всё не было. Он опять как сквозь землю провалился. Сестра вскоре тоже убежала, её вызвали, потом вернулась и повела Варю с Вадимом в столовую. Там на длинных, как нары, некрашеных столах были расставлены дымящиеся миски с кашей, у каждой лежал нарезанный ржаной хлеб.

– Садитесь, – сказала сестра. – Велено вас покормить.

– А раненые?

– Тоже сейчас придут.

Широко распахнулись двери столовой. И, в халатах, поддерживая друг друга, забинтованные, на костылях, опираясь на палки, потянулись в неё раненые.

Варя с Вадимом невольно встали. Не отрываясь, смотрели на них.

Большой, смуглолицый, с выбритой головой человек бережно вёл под руку светловолосого паренька с перевязанным плечом. За ними, волоча ногу, шёл узкоглазый скуластый мужчина. И сразу столовая наполнилась голосами, топотом ног; застучали ножи, миски. Молоденькие санитарки обегали столы с кастрюлями на подносах, раздавали кашу, помогали резать мясо… И вдруг откуда-то грянула песня.

На подмостках в углу столовой было устроено что-то вроде сцены. Ситцевый занавес отдёрнулся. Три девушки в сарафанах стояли обнявшись, рядом сидел аккордеонист. Клавиши аккордеона блестели на солнце, ловкие пальцы проворно перебирали их. Девушки пели «Калинушку».

Из-за ситцевой занавески, как мячик, вылетел вдруг кудрявый плясун, в широких шароварах и блестящих сапожках. Прошёлся вокруг аккордеониста, ударил вприсядку. Раненые улыбались. Те, у кого были здоровые руки, отбивали такт ладонями, другие ногой. Плясун лихо заломил фуражку, яростно отстукивал каблуками. Когда же он подкинул фуражку, прыгнул, перевернулся в воздухе и завертелся волчком, ударяя себя по коленям, в ладоши, опять по коленям, – бревенчатые стены дрогнули от дружных аплодисментов.

Теперь пела женщина.

Она была в простом платье, держала в руке цветную косынку и свободно, низким звучным голосом выводила: «Как по небу, небу чисто-му…»

Раненые затихли, слушая. Ещё и ещё раз пропела женщина, махнула косынкой, точно радугой плеснула, и уплыла. Столовая зашумела, задвигалась, все потянулись к выходу.

– Ну как? Понравилось?

К Варе и Вадиму, прихрамывая, пробирался бородатый.

– Послушайте, а вы где были? Мы тут слушали… – наперебой заговорили они.

Он закусил конец бороды, улыбнулся:

– Понравились мои артисты?

– Понравились! Очень! А почему – ваши?

– Концертная бригада. Я – организатор. Однако прощайте, мы сейчас дальше трогаемся. Я договорился, вас на первый же пароход посадят. Не бойтесь.

– А вы сами… куда?

– О, мы далеко! Сначала вверх по Каме к Сарапулу, потом ещё не знаю. Куда пошлют.

– Так ведь нам же тоже вверх по Каме, к Сарапулу, – умоляюще проговорила Варя. – Там же пристань Сайгатка близко! Пожалуйста, мы вас очень просим – возьмите нас тоже с собой!

– Очень просим, возьмите… – тоненько повторил за Варей Вадим.

Интернат

Ольга Васильевна накинула на плечи пальто и вышла на палубу.

Впереди, на тёмном берегу, роились и мигали частые огни. Медленно налезала на небо чёрная громада – железнодорожный мост.

Ольга Васильевна положила руку на холодные перила. Сколько лет прошло с тех пор, как она жила в этих местах? Если не считать быстро оборвавшегося отпуска в Сайгатке, – двадцать два, нет, двадцать три года. И вот война в третий раз привела её сюда.

Было очень холодно. Чуть слышно, вразнобой вспарывали воду винты речных катеров, сцепленных стальными тросами, «речных трамвайчиков», как их называли в Москве. Из восьми теперь осталось только четыре – два отцепили в Горьком, два, с эвакуированными из Ленинграда женщинами и детьми, – за Казанью. Их интернат московских школьников высадят после Сарапула, у пристани Сайгатка, и повезут в деревню Тайжинку. Из Москвы плыли уже пятнадцатые сутки…

Ольга Васильевна похлопала ладонью по перилам.

На корме, прислонившись к белой решётке, стоял кто-то.

– Сергей Никанорович, вы? – окликнула Ольга Васильевна.

– Я.

Он поднял усталое лицо, погладил бородку. Ольга Васильевна подошла ближе.

– Вы бы прилегли хоть ненадолго. Нельзя же так! Мальчики ваши спят…

– Так ещё часа четыре, и будем на месте.

– Сергей Никанорович, помните?

– Да, было время… Никогда не думал, что доведётся опять побывать здесь.

Шедший впереди катерок вдруг протяжно завыл. Непривычные без маскировок, снятых только после Усть-Камска, освещенные окна рябили воду жёлтыми бликами.

– У ваших собрано всё?

– Вещи увязаны, пересчитаны. Грузиться на подводы, наверное, будем?

– Не знаю, вряд ли вышлют машины. Боюсь, придётся ждать рассвета, в темноте трудно!

– Подождём. Вот девочки только одеты легко…

Оба помолчали.

– А с Вадимом, я уверена, обойдётся, – тихо сказала Ольга Васильевна. – Телеграмму и в Горьком, и по всем пристаням, вероятно, уже получили. Разыщут и доставят через эвакопункт.

– Да вы меня не утешайте.

– Сергей Никанорович! – взволнованно зашептал кто-то сзади.

– Что случилось?

Маленький заспанный мальчишка, обмотанный поверх пальто одеялом, быстро, захлебываясь, проговорил:

– Там Женька Голиков, Мамай, опять с девчонками из-за места схватился. Они визжат, а он как чемоданом чебурахнет! Лампа погасла…

– Вот навязали нам радость! – сердито сказала Ольга Васильевна. – Дома балуют, балуют… Слушай, Алёша, вы бы сами его как следует взяли и вздули.

– Да-а, такого вздуешь!

Сергей Никанорович не сказал ничего и молча стал спускаться за мальчишкой в трюм.

* * *

– Сюда дава-ай!..

– Куда прёшь, здесь лошади!

– Ребя-ата! Девочки собираются около Валентины Ивановны! Маленькие внизу…

– Вещи все забрали? Ваших сколько мест?

Над Камой вставал неуверенный рассвет.

Подул холодный ветер, стало слышно, как плещется река. К тому же снова полил дождь и в темноте кто-то с криком покатился с обрыва. Сергей Никанорович, скользя по глине, быстро спустился по петляющей тропинке к мосткам.

– Осторожно, давай руку.

– Хоть бы фонарь принесли… Покричите, там, наверху!

– Ой, ребята, шапку сдуло, ловите!..

Четыре катера всё ещё стояли у берега, около первого плясала на воде лодчонка.

Сверху от тёмного, прилепившегося к отвесному берегу домишки уже бежал, чавкая по лужам, кто-то с фонарём. Ольга Васильевна отряхнула мокрые волосы, с трудом взобралась по оползающей глине, крикнула:

– Вы начальник пристани?

– Я, ах ты грех какой! С детями же…

– Лошадей из Тайжинского сельсовета за эвакуированной московской школой не присылали?

– С вечера ждут лошади. Ах ты грех какой! Две… двенадцать подвод… – Человек с фонарём откашлялся и захрипел: – Сюда, сюда давайте!

По глине снова зачавкали шаги. К Ольге Васильевне, заслоняя рукой лицо от дождя, подошёл мужчина в брезентовом плаще и фуражке. При свете фонаря стало видно, как дождевые капли, стекая с козырька фуражки, быстро бегут по мокрым усам.

– От Сарапульского роно, встречать вас. – Он нашёл в темноте руку Ольги Васильевны. – Простите, задержался, дорогу размыло…

– Ничего. Хорошо, что лошади уже здесь.

Голос у Ольги Васильевны сразу стал мягче.

– Вчерась ещё мужчина с гражданкой из Сайгатки вас полдня дожидались, – прохрипел начальник пристани. – Недосуг им больше было…

– Из Сайгатки? Понимаю. – Ольга Васильевна приложила руку ко рту и крикнула в темноту: – Сергей Никанорович, начинаем погрузку! Лошади есть!

Мокрые, облепленные глиной и чернозёмом узлы, чемоданы и корзины сваливали на устланные соломой подводы. Кто-то громко ругался. Валентина Ивановна, воспитательница, она же завхоз интерната, в платке, с подвязанной щекой – болели зубы, – пронзительно кричала где-то внизу:

– За маленькими присмотрите-е!.. За маленькими!

– Сергей Никанорович, нам на какую подводу?

– Мальчики на вторую и третью.

– Маленькие тронулись уже? Скажите там, впереди…

– Танька! Танечка!..

Наконец гружёные подводы вереницей потянулись от берега. По Каме, разворачиваясь и выгибая серые хвосты дыма, тоже задвигались гуськом четыре катера.

Подняв воротник пальто, Ольга Васильевна молча шагала за последней подводой.

Сзади, обгоняя её и разбрызгивая жидкую грязь, шмыгнул и прыгнул с ходу на чей-то чемодан рослый толстомордый мальчишка в расстёгнутом пальто и ушанке с торчащими ушами. Тесёмки от них болтались по ветру.

– Голиков Евгений, – громко сказала Ольга Васильевна. – Почему ты сел не на свою подводу? Мальчики с Сергей Никаноровичем. Слезь, догони сейчас же и пересядь.

– А мне и тут хорошо! – весело гаркнул мальчишка.

– Ах, тебе хорошо? – В два шага Ольга Васильевна была у подводы, неожиданно ловко стянула его на землю. – Прекрасно. Идти пешком тоже неплохо. Вот и пойдёшь со мной рядом.

Мальчишка вырвался, посмотрел на неё оторопело и с ухмылкой зашагал вперёд, растаптывая липкую грязь.

По решению Тайжинского сельсовета интернат разместился в школе-семилетке.

Сделать это было не так-то просто.

Из классов вытащили парты, внесли и установили самодельные, сколоченные из шершавых досок топчаны; сельпо выделило двести метров бязи, превращать которую в простыни пришлось позднее не только воспитателям, но и всем умевшим держать иголку в руках девочкам. Из райцентра на другой же день привезли одеяла, вёдра, тазы, кастрюльки – громоздкое, необходимое хозяйство. Продукты присылал тайжинский колхоз. Со скрипом, но жизнь налаживалась.

Ольга Васильевна с сердцем захлопнула чемодан и задвинула его под стол.

– Тридцать восемь кусков, – сказала она недовольно. – А надо пятьдесят, не считая воспитателей… Да разве такими обмылками отмоешься? Все же заросли грязью. Пересчитай-ка, дружок, ещё раз!

Аккуратно нарезанные брусочки мыла лежали на столе. Дежурный по комнате мальчиков, Серёжа Груздь, с облепленной мылом проволокой – ею он резал бруски – склонился над столом. Выпятив губы, тыча проволокой в каждый, стал считать:

– Три ряда по четыре, это будет двенадцать…

Ольга Васильевна выдвинула опять чемодан, порылась в нём, достала непочатый кусок душистого мыла и сказала:

– Из этого ещё три нарежь и крикни, чтобы начинали мыться. Маленькие, конечно. Я пойду, пошлю кого-нибудь в сельпо.

Она вышла на крыльцо школы. От бани за школой валил дым. Собственно, это была не баня: весной в Тайжинке заложили новую пекарню; когда началась война, работу прекратили, а теперь к приезду эвакуированного интерната в недостроенном помещении подмазали печь, привезли котёл и сбили лавки.

Ольга Васильевна постояла во дворе. Школа была двухэтажная, каменная, добротная. На бывшей спортплощадке торчали столбы, то ли от волейбольных сеток, то ли от футбольных ворот.

«Крышу бы над площадкой навесить, можно будет хранить дрова…» – подумала Ольга Васильевна.

Мимо пробежали две девочки с деревянными шайками и полотенцами.

– Разве первые вы? – окликнула их Ольга Васильевна.

– Нет, мы Валентине Ивановне помогать. Там мальчишки вёдра растаскали, а воды не несут!

Ольга Васильевна вышла на улицу. На темнеющих за домами огородах кто-то ухал и взвизгивал. За оградой вдруг взлетела круглая ушанка и пронзительно заверещала коза. Придерживая пальто, Ольга Васильевна перескочила лужу и свернула в проулок. Оттуда тотчас стрельнули к колодцу двое мальчишек с пустыми вёдрами. Через ограду перемахнул третий и, чуть не сбив Ольгу Васильевну с ног, швырнул в небо кепку.

– Голиков! Что с тобой?

Мальчишка встал как вкопанный, пригнув бычком лохматую, давно не стриженную голову.

– А чего?

– Не чего, а что. Что вы здесь делали?

– Сенники в сарае набивали!

– Вам же велели таскать воду.

– А Валентина Ивановна из бани выгнала!

– За что? Видно, не зря тебя Мамаем зовут.

Мальчишка довольно хмыкнул.

– Я Лёшку Красильникова ведром огрел…

– Ну, за это и будешь мыться после всех, один. А за то, что не носишь воду, притащишь пять вёдер лишних и сольёшь в бочку у ворот. Теперь покажи, где и какие вы сенники набивали!

Мамай охотно шмыгнул к сеновалу. Там на земляном полу и правда стояли в ряд большие холщовые мешки. Он подхватил один, тряхнул так, что сено посыпалось из незашитого края.

– Во, видали?

– Видала. Только это не ты набивал. Ты же только что прибежал из огорода.

– А я тоже могу!

– Вот и отлично. Набьёшь как следует все оставшиеся пустые мешки. Понял?

– Вы же велели воду, пять вёдер?.. – растерянно протянул Мамай.

– Да, и воду, и мешки. Мало того: когда сделаешь всё, сходишь с моим поручением в сельпо, по записке возьмёшь мыла и принесёшь мне.

– Уй ты, в сельпо, я мигом! Мне мать на дорогу полсотни отвалила… Давайте записку!

– Нет, сперва натаскай воду и набей мешки. А полсотни сегодня же сдашь мне на хранение, копейка в копейку. Понятно?

Лицо у Мамая сразу вытянулось.

Ольга Васильевна хотела уже повернуться и уйти, как в воротах сеновала появилась вихрастая голова и восторженный мальчишеский голос сообщил:

– Мамай, там дядёк верхом приехал, ух мировой! Сапожищи до колен, сумка на ремне, молоток длиннющий…

Голова скрылась, Мамай ринулся было к воротам. Но Ольга Васильевна проворно загородила ему дорогу.

– Будь любезен, сначала потрудись выполнить назначенное, – сказала не без ехидства.

– А я… и не любезен вовсе! – выпалил ошарашенный Мамай, не найдя более подходящих слов.

– Всего доброго, желаю успеха!

И Ольга Васильевна быстро вышла из сеновала, плотно притворив за собой ворота. Мамай тотчас демонстративно уселся на поваленный пинком ноги сенник. А Ольга Васильевна повернула обратно к школе, на вытоптанной площадке перед которой – она увидела издали – стоял Борис Матвеевич; он держал за поводья Пегого и говорил что-то сбившимся вокруг с полотенцами и узелками девочкам.

– Приехал? – сказала Ольга Васильевна, подходя. – Ну, здравствуй! Как видишь, мы все к вам, на Каму… И вероятно, надолго. Ничего не поделаешь, время такое… – Она сердито и притворно закашляла. – Здоров? Вера Аркадьевна, Варвара?.. Девочки, ступайте мыться, вас там ждут…

Она взяла Бориса Матвеевича за руку и сильно тряхнула её.

– Вера Аркадьевна сейчас в Сарапуле. А Варвара… Вы-то как тут устроились? Не надо ли помочь?

– Пойдём поговорим.

Из бани за школой выскочила распаренная женщина и отчаянно закричала:

– Вода кипит! Чурки кончились! Малыши отмыты! Прикажете приглашать?

– Девочки, мыться! – повторила Ольга Васильевна. – Так вот, дела обстоят так…

Борис Матвеевич привязал Пегого к ограде, и они с Ольгой Васильевной медленно зашагали вдоль улицы.

– Положение под Москвой тяжёлое, знаешь сам из сводок. Часть заводов и учреждений уже эвакуированы. У нас дома пока без перемен. Маруся остаётся в Москве, её институт на месте. Наташа с матерью. Старшеклассники, возможно, всё-таки будут учиться…

– А здесь как, в интернате?

– Поселились в школе. У тебя просим: пришли из Сайгатки всё, что можешь, из хозяйственного инвентаря. Кухню, столовую налаживаем. Начнём занятия, думаю, с пятнадцатого октября, до этого будем помогать колхозу убирать картофель. Теперь дальше. Варваре передашь от матери два письма… Она здорова, надеюсь?

– Мама, видишь ли, Варвара…

– Борис, что с ней?

– Её… Мама, её нет здесь, в Сайгатке!

– Как – нет? – Ольга Васильевна остановилась, побледнев. – Борис, в чём дело?

– Видишь ли, мы решили пока не извещать Марусю. Тебе писать было уже поздно. Пять дней назад Варвара убежала из Сайгатки.

– Убежала?

– Да. Меры все принял. Думаю, что её уже задержали в пути. Вообразила, будто её место в Москве, с Наташей, и сбежала. Ты же её знаешь!

– Знаю. Приятный сюрприз. Весело.

Ольга Васильевна зашагала опять.

– У Сергея Никаноровича тоже… Вадим в Горьком отстал, – помедлив, тихо сказала она. – Весело! Как только что-нибудь узнаешь, немедленно сообщи. Значит, Варвара… Этого ещё нам недоставало! – Ольга Васильевна сгорбилась, но тотчас вскинула плечи. – Ну, Борис, я спешу. Надо ещё в сельсовете побывать, на огородах… Ступай! – Она снова тряхнула ему руку и стремительно пошла вперёд. Седые непокрытые её волосы упрямо разлетались в стороны.

– Мама, спокойнее, я убеждён, Варвара скоро найдётся! – крикнул Борис Матвеевич.

– А ты меня не утешай.