Текст книги "Больше не уходи"
Автор книги: Анастасия Орехова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)
– Игорь!
Обернувшись, он увидел своего однокурсника, Давыдова.
– Говорят, тебя можно поздравить? – крупный, румяный, запакованный во все джинсовое (штаны, куртка, кепка, рубашка, жилетка), румяный Давыдов с силой тряс его руку.
– О чем ты? – не понял Невский. Кроме Родикова, который сегодня утром вспомнил, что у Игоря день рождения, об этом могла знать только внимательная секретарша или бывшая жена, с которой он оформлял развод. Давыдов же не относился к числу его близких друзей.
– Как о чем? Ты, говорят, скоро станешь отцом…
– Вот как? – нервно засмеялся Невский. – А я и не знал…
– Брось притворяться… Мне Ленка сказала, помнишь Ленку Федорову?..
– Слушай, я развожусь… И ничего такого нет, понимаешь, нет и быть не может… Все это ерунда, а теперь извини, я спешу…
Он разозлился на Анну; хорошо зная ее, Игорь посчитал, что история с беременностью выдумана «от» и «до». Не такой она человек, чтобы в случае беременности оставлять ребенка при таких отношениях с мужем. Анна слишком рациональна и не допустит рождения ребенка без отца.
Оставив Давыдова, Игорь нырнул в подземный переход. И вдруг снова увидел девушку в черном костюме и желтых перчатках. Да, те самые…
– Валентина! – крикнул он и, пробившись сквозь толпу, схватил ее за руку. Девушка обернулась, и от ужаса Невский обомлел: это была Анна в рыжем парике.
Она смерила его полным ненависти взглядом и, вдруг размахнувшись, наотмашь ударила его по лицу.
– Это тебе за Валентину, и это за нее же, а это за нашего ребенка!.. – Отхлестав его по щекам, она бросилась в метро.
* * *
Утром Костров не мог вспомнить, как звали ту роскошную женщину, с которой он провел ночь. В ресторане она показалась ему недоступной, зато после того, как она согласилась заехать к нему домой «на чашку чая», Сергей резко изменил свое мнение. Он вдруг понял, что эта женщина была в сговоре с Валентиной, и что, возможно, она сама была инициатором этой встречи. И если для другого мужчины это послужило бы причиной какого-то охлаждения или разочарования, то Кострову такая затея польстила: ему нравилось, когда его желали и добивались. Во всяком случае, с такой женщиной все становилось предельно ясным, и они оба понимали, для чего встречались.
Однако с Ирмой (он наконец-то вспомнил ее имя) все оказалось просто и сложно. Просто, что касалось их связи, а сложно, поскольку их отношения были все же связаны с Валентиной. И теперь Сергей уже не мог понять, то ли знакомство с Ирмой было предлогом для привлечения ее мужа к делам Валентины, то ли наоборот – не этот ли разговор о финансировании показов ее коллекции стал предлогом для подстроенной встречи с Ирмой? Этих женщин не поймешь!
В постели Ирма оказалась весьма раскованной. И было непонятно, почему глубокой ночью Сергей проснулся от ее плача. Не связаны ли ее слезы со страхом: муж, наверно, ждет ее дома?.. Но Ирма сказала, что он в Петербурге и вообще она никого не боится, просто расчувствовалась, потому что ей с Сергеем «хорошо, и все».
– Ты знала что встретишь меня? – спросил он утром, чтобы расставить все точки над «i».
– То, что это будешь именно ты, я, конечно, не знала… Валентина предложила мне немного развлечься, расслабиться, речь шла лишь о ресторане и отдыхе… Разве могла я предположить, что поеду к тебе… У меня никогда ничего подобного не было…
– Но ты же сама захотела, чтобы я тебя пригласил?
– Да… Но то, что Валентина не вернулась, и для меня было неожиданностью… Ты должен верить мне… Хотя я действительно сама захотела, чтобы мы с тобой куда-нибудь поехали… Возможно, все дело в вине? В обстановке? Но ты мне очень понравился.
Они расстались до вечера. Ирма обещала ждать его возле кинотеатра «Художественный» в шесть.
Костров весь день думал о предстоящей встрече. И был очень удивлен, когда Ирма не пришла. Он прождал ее целый час и поехал к Валентине.
– Я ничего такого и сама не планировала, – улыбнулась ему бывшая невеста, объясняя свое исчезновение из ресторана. – Понимаешь, вы так смотрели друг на друга, что стало понятно, что я – третий лишний. Неужели тебе не понравилась Ирма?
– Понравилась. Может, тебе не очень приятно это слышать, но мы провели с ней ночь и договорились о встрече. Я прождал целый час, а она не пришла…
– Ничего страшного… Возможно, ей нужно время, чтобы все осмыслить; у нас, женщин, все проходит через голову…
Сказав это, Валентина вспомнила, как прошла ее ночь с Сашей, когда она так и не смогла заставить себя отдаться ему. Вернее, они уже были в постели, но она расплакалась, устроила маленькую истерику, и Саше пришлось уехать. Она была уверена, что больше не увидит его. Он сам сказал, что такие вещи мужчины не прощают… «Ну да Бог с ним…» Разве могла она предположить, что своим отказом разожгла в Саше еще большую страсть, которая толкнула его на довольно странный поступок: он сделал несколько снимков спящей Валентины себе на память.
– Скажи, тебе очень нужно, чтобы она называла меня Мишей Альтшулером?
– По возможности как можно дольше…
– Тогда говори конкретней, что тебе от нее нужно? Мне кажется, что я ей понравился… Ну а потом, твоя затея может принести пользу абсолютно всем, включая даже меня…
– Верно, ты тоже можешь вложить деньги в мою коллекцию… Мы уже с тобой говорили, кажется, об этом?
Глядя на Валентину, Кострову вдруг показалось, что с тех пор, как они были женихом и невестой, прошла целая вечность: как она изменилась! Вспомнив ее историю с Невским, ему стало жаль ее. Что ей оставалось делать, как не заняться карьерой? Наверно, нелегко ей было пережить такой удар… Сергей представил себе, какие чувства она испытывала, дожидаясь того в подъезде… Три часа! Бедняжка…
– Валя, а что Невский?.. – спросил он осторожно.
– Невский? – Сергей заметил, как она вздрогнула; да, Валентина была права, сбежав с их свадьбы: она до сих пор любит Невского! – Я слышала, что у него скоро будет ребенок… Ты не поверишь, Сережа, но я сейчас шью платье для его жены… Широкое синее платье, под которым в животе очень скоро будет жить и дышать маленький Невский. Это ужасно…
– Ты знакома с его женой? А она знает, кто ты?..
– Нет, что ты… Анна ничего не знает, больше того, она же мне и рассказала историю о том, как ее муж хотел бросить ее, уйти из семьи, но когда узнал о ребенке, остался… Теперь хоть мне понятно, почему он в тот день не спустился ко мне…
Валентина снова была готова расплакаться.
– Прости, что я напомнил обо всем… Просто мне хочется тебе помочь. Я бы не стал этого делать, если бы знал, что ты снова с Невским… Это же понятно?
– Да… Если ты действительно хочешь мне помочь, замолви словечко Ирме, у ее мужа много денег…
– Ты уверена, что не сможешь сама заинтересовать ее этим делом?
– Уверена. Меня она не послушает. – Валентина вдруг посмотрела на часы. Сергей поймал ее взгляд.
– Понимаешь, у меня на одиннадцать назначена встреча.
– Где, здесь?
– Да… Я же не сижу без дела… Ко мне должен приехать Пасечник…
– Это еще кто? Ты что, решила заняться медом?
– Нет, Пасечник – это фамилия одного влиятельного человека, модельера, без помощи которого, в Москве во всяком случае, не обходится ни один стилист… Илья Пасечник занимается отбором моделей и устройством показов на светских вечерах, в клубах, казино, театрах… Где угодно… Он, правда, сказал, что будет не один, и я очень волнуюсь, потому что знаю, что в Москву сейчас приехал один итальянец, который на самом деле живет во Франции, Фабиан Роччи… Его зовут просто Фабиан… Мне кажется, что Пасечник приедет с ним…
– Как тебе удалось встретиться с Пасечником?
– Я разыскала его в одном ночном клубе и показала фотографии своих моделей…
– Что можно сказать, Валя, я и вправду тебя не знал…
– Ну что ты… Я и сама себя не знала. Ты видел во мне тихую такую домашнюю кошечку… Мне жаль, если я тебя разочаровала…
– Это не так… Ты по-прежнему вызываешь во мне самые лучшие чувства…
– Не надо, Сережа, прибереги их лучше для Ирмы… По-моему, это как раз то, что тебе нужно…
– У нее есть муж, причем богатый, а это всегда опасно…
– И это тоже верно…
Раздался звонок, Валентина вскочила с кресла.
– Это, наверно, они… Сережа, пожалуйста, не уходи, я так нервничаю…
Она кинулась открывать.
Первым в комнату вошел высокий худющий парень в зеленом костюме, который висел на нем, как на вешалке. Костров еще ни разу не встречал такого дистрофика. Впалые щеки, острый нос, голубые, слегка навыкате глаза, копна спутанных светлых волос, длинные белые пальцы, играющие розовыми четками. «Пижон». Второй мужчина был полной противоположностью – кудрявый толстяк с улыбающимся красным лицом и веселыми карими глазами. Первый был Пасечник, второй – Фабиан.
– Валентина, нас напоили с самого утра… Вернее, мы выпили вчера вечером, а утром хорошенько разбавили шампанским… – говорил Илья, оглядывая комнату в поисках места, где бы мог устроить свое складывающееся, наверно, как пластиковый метр, тело. Наконец он увидел кресло и сел, упершись локтями в свои острые высокие колени. Фабиан, вежливо поздоровавшись с Костровым, сел прямо на журнальный столик и сказал на чистом русском:
– Валентина, мы смотрим.
Из соседней комнаты она прикатила тяжелый кронштейн с висевшими на нем моделями.
– А где девушки? – подал голос Пасечник. – Кто будет показывать?
Валентина покраснела.
– Если хотите, я покажу вам сама… – И она снова «уехала» с кронштейном в спальню. Вышла оттуда буквально через две минуты, понимая, как дорого каждое мгновение.
Красное платье из мягкого, но плотного кружева, казалось, срослось с телом – настолько идеально оно его облегало, подчеркивая каждый изгиб и заставляя смотреть не столько на него, сколько на манекенщицу. Валентина даже успела заколоть повыше волосы, чтобы подчеркнуть длинную шею, спину и глубокий вырез сзади, доходящий почти до талии…
В молчании просматривались и остальные восемнадцать вечерних платьев. Черный, красный и белый бархат, цветной, с растительным узором, пан-бархат, английская капроновая сетка, несколько кринолинов, шелковая дорогая вышивка, обилие кружев, стразов и перьев – все это делало платья роскошными, стильными, вызывающими в мужчинах здоровое чувство обладания и платьями, и самой Валентиной…
– Еще, – скомандовал Фабиан, когда Валентина вернулась из спальни слегка растрепанная, раскрасневшаяся, но уже в джинсах и свитере.
– Больше пока нет… – сказала она, чуть не плача от волнения, бросив быстрый взгляд в сторону Кострова, словно ища у него поддержки.
– Но я видел фотографии…
– А… – портниха рассеянно улыбнулась, – они проданы, но я в любое время могу забрать их для показа, если так, конечно, делается… – Она чувствовала себя полной дилетанткой.
– Эти платья сшиты на машинке? – спросил хрипловатым голосом Пасечник.
– Только два шва, все остальное – ручная работа…
– А вышивка?
– И вышивка, и стразы, и все рисунки тесьмой я сделала сама… – Валентина краснела все больше и больше. «Сейчас они скажут, что это кустарщина…» Ей захотелось в Подольск.
– Вам нужно будет заплатить вступительный взнос, потом я пришлю своего агента, и он все объяснит… Через три дня, если вы найдете деньги, мы устроим вам показ в «Савойе», там будет прием, придет много людей из посольств… Для начала это совсем неплохо… Возможно даже, мы успеем отпечатать мини-каталог с ценами, только для этого вам придется каждой модели придумать название… Мне очень понравилось. Это интересно, у вас богатая фантазия… И еще: откуда у вас ткани?
– Мне привозят…
– Понятно… Секрет… Что ж, приветствую такое поведение. Ни одного лишнего слова, ни одного зря потраченного рубля, ни одной длинноногой хищницы, ни одной лишней нитки… Вы очень красивая, Валентина… – Подойдя к хозяйке, Фабиан поцеловал ей руку. – Желаю успеха.
Они ушли, наговорив комплиментов и накурив. Валентина долгое время не могла прийти в себя.
– Да, теперь я понимаю, как нужны тебе деньги… Ты слышала сумму вступительного взноса, которую они назвали?.. Обещаю, что сегодня же поговорю с Ирмой…
* * *
Три дня, что Борис жил в Москве, ему казалось, что он пьян. Он шатался без дела по улицам, рассматривая людей, заходил в магазины, катался на метро и, казалось, совершенно потерялся во времени и пространстве…
Валентина, заявив, что у нее много работы и что она готовится к показу в «Савойе», спокойно отнеслась к тому, что отец уходит на целый день. У нее был мужчина, хотя, как показалось Борису, с ним не все ладилось. Она выставила его ночью, думая, что их никто не слышит, и наговорила много обидных слов. Но больше всего поразило Бориса то, что Валентина прятала его… Когда раздавался звонок в дверь, она просила отца уйти в спальню.
– Ты стыдишься меня? Но это глупо! Я красив и умен, – пытался он рассмешить ее, но она так же ловко отшучивалась, говоря, что пока не готова познакомить его со своими подругами.
– Ты знаешь, я позвонил Полине, твоей маме, но там почему-то никто не берет трубку…
Услышав об этом, Валентина побелела.
– Зачем ты это сделал? А если бы она оказалась дома?
– Ну и что с того?
– А то, что она только-только начала жить, у нее появился мужчина, а тут ты со своим Парижем… Пойми, ей сейчас не до тебя…
Борис пожал плечами. Он смотрел на Валентину и не мог сообразить, почему от нее исходит такой холод. Хотя, с другой стороны, ее тоже можно было понять: они не виделись целых пятнадцать лет, что он знает о ней, о ее жизни и принципах? Она взрослый человек со своими представлениями о чувстве ответственности, в частности… Может, дочь в глубине души не может ему простить его уход?..
В любом случае он теперь обязан помочь ей устроиться в жизни, за этим он, собственно, и приехал в Москву. После показа в «Савойе» он поторопит ее с отъездом.
Борис вспомнил о Бланш, и сердце его заболело: он соскучился по ее чудесному телу, родному голосу и нежным рукам…
Думая о Бланш, Борис, конечно, вспомнил об Эмме, мысли о ней вызывали еще большее волнение: что она задумала, эта старая, хитрая карга? С одной стороны, он симпатизировал ей, ценя ее ум и умение держать окружающих в напряжении, но, с другой стороны, ему хотелось покоя и ясности. Зачем Эмма сказала про Германию? Что она там забыла?
Борис решил позвонить в Париж и поговорить с Бланш, которая, как они и уговаривались, должна была жить у Эммы в Булонском лесу.
13
Она открыла глаза и сразу же закрыла их, словно этим можно было облегчить боль… Голова просто раскалывалась.
– Тебе получше?
Кому принадлежал этот голос?
Она снова открыла глаза и увидела склоненное над ней лицо Саши.
– Ты все-таки пришел? Ты простил меня?
– Ты, похоже, ничего не помнишь… Лера, ты же сама позвонила мне вчера вечером и попросила приехать… Разве не помнишь, как я вызывал «скорую», как тебя приводили в чувство в больнице?
Нет, Валентина ничего не помнила.
– Но ведь я, кажется, дома? – проговорила она неуверенно, с трудом поворачивая голову и осматриваясь. – Саша, я дома?
– Сейчас да…
– Который час?
– Половина десятого… Ты спала, тебе сделали укол, и ты уснула…
– А что со мной было?
– Тебя ударили по голове, а потом брызнули в лицо из баллончика с нервно-паралитическим газом… Здесь были люди из милиции уже после того, как я привез тебя из больницы, но ты крепко спала, и я сказал им, чтобы они приезжали попозже…
Вдруг она резко села на постели.
– Какое сегодня число?
– Третье октября… Почему тебя это волнует? Что случилось?
– А время? – она попыталась встать, но у нее закружилась голова, пришлось снова сесть. – Который час? Почему часы стоят?
– Они не стоят, Лера, ты уже спрашивала. Половина десятого…
– Саша, сегодня в «Савойе» в восемь должен был состояться показ моих моделей… Мне Костров дал тысячу долларов на вступительный взнос… Все пропало, ты понимаешь? Все пропало! – и Валентина разрыдалась. Сотрясаясь всем телом, она уткнулась в подушку и, казалось, не сможет остановиться… Плач перешел в истерику, Саша был вынужден взять ее за плечи и напоить водой…
– Успокойся… Ну нельзя же так… Возьми себя в руки… Не получилось один раз, получится в следующий…
– Пасечник! Пасечник все устроил, а Фабиан обещал мне контракт с «Максимом» в Париже… Все пропало, я ничего не понимаю… Кто мог ударить меня?
– А что, если это ограбление?
Валентина перестала плакать и кинулась в спальню. Послышался металлический звон, и она въехала в комнату, опираясь на кронштейн с болтавшими двумя плечиками.
– Знаешь, они украли мои платья… Все восемнадцать… А ведь я шила их ночами, потому что в свободное время работала на Ирму… Ирма… Это она, больше некому… Собирайся, поедем… Я думаю, они еще не закончили…
Взглянув на себя в зеркало (посеревшее лицо, ввалившиеся глаза с темными кругами под ними, искусанные губы), Валентина поняла, что никуда не поедет.
– Я не могу, – проговорила она дрогнувшим голосом, – но если я тебе действительно не безразлична, поезжай в «Савой», посмотри, что там происходит, найди Илью Пасечника и Фабиана и объясни им, в чем дело…
Саша, не до конца понимая, что от него требуют, отправился в «Савой».
Его туда не впустили. Тогда он попытался пройти через черный ход, но там оказалось заперто. Вернувшись к центральному входу, Саша заявил, что он из американского посольства и ему необходимо срочно переговорить с Пасечником или Фабианом. Человек в строгом темном костюме, стоявший за прозрачными дверями, услышав знакомые фамилии, тотчас впустил Сашу.
– Странно, что у вас нет пригласительного, – проговорил он, оценивая в то же время дорогой костюм Саши и усыпанный бриллиантами зажим для галстука.
В холле, устланном толстым ковром, было почти безлюдно. Из зала доносилась легкая джазовая музыка Оскара Питерсона…
Саша остановился в дверях, окидывая взглядом разряженных гостей, чье внимание было приковано к импровизированному подиуму. Сцена, плавно соединенная серебристым мостиком, продолжалась в зале, и по ней прохаживались грациозные, умопомрачительно-стройные манекенщицы в роскошных вечерних туалетах…
Саша обратился к метрдотелю с просьбой показать ему Пасечника или Фабиана.
– Они сидят за первым столиком, вот там, видите, рядом с женщиной в темно-красном платье…
Саша прошел туда и вдруг ему стало не по себе: он увидел Валерию. Она сидела к нему вполоборота и разговаривала с… Анной Невской! Здесь же сидел высокий блондин в белом шелковом костюме, пухленький маленький брюнет с красными щеками и лысоватый, приятной наружности мужчина лет пятидесяти во всем черном.
– Аня? – Саша, чуть тронув ее за плечо, хотел отозвать в сторону. Девушка, которую он сначала принял за Валерию, оказалась очень похожа на нее, но только издали.
Анна, удивленно вскинув брови, тут же взяла себя в руки:
– Родиков! Ты как здесь? У тебя тоже приглашение? Может, и Невский здесь?
– Нет. Ты не могла бы отойти со мной?
– Подожди минуточку… Сейчас выйдет Рита в черном платье… Это вообще шедевр…
На сцене показалась высокая шатенка в черном бархатном кринолине с белым стоячим воротником из жесткого кружева.
– Фабиан, поднимите же голову! – Анна ущипнула уснувшего за столиком итальянца. Тот откинулся на спинку стула и восхищенно зааплодировал, его поддержал весь зал… Затем он наклонился к девице, которая была как две капли воды похожа на Валентину, и поцеловал ей руку:
– Считайте, что контракт у вас в кармане, – заверил он по-русски и без акцента. И затем, уже обращаясь к господину в черном: – У вас очень, оч-чень талантливая дочь, мсье Захаров…
– Валентина, вам налить немного шампанского, а то вы совсем бледная? – это было сказано уже блондином в белом костюме.
Валентина, отхлебнув немного шампанского, громко икнула.
Анна поднялась из-за стола:
– Все, теперь я могу на минутку отлучиться…
В холле было свежо, за открытым окном шумел дождь…
– О! Дождь! Этого еще не хватало…
Анна, слегка опьяневшая, в шикарном бордовом платье, презрительно щурилась на Родикова сквозь густые черные ресницы и, казалось, переживала триумф – настолько нагло и самодовольно смотрела она на друга своего бывшего мужа.
– Ну и что просил тебя передать господин Невский?
– Я не от Невского… То платье, которое я только что видел, откуда оно? И какое ты имеешь к этому отношение?
– Самое что ни на есть прямое… Это мое платье, мне сшила его одна знакомая портниха… Ты же видел ее только что, с длинными рыжими волосами… Ее зовут Валентина…
– А по-моему, это платье и те, что демонстрировались раньше, сшила девушка, которую зовут Валерия… Я сам видел их у нее дома… А вчера к ней в квартиру ворвались какие-то люди, ударили по голове и пытались отравить газом… Это сделала ты?
– Неважно, кто это сделал… теперь уже неважно… теперь уже ничего не имеет значения, контракт все равно у нас в кармане, ты же сам слышал… Я только не пойму, про какую Валерию ты мне мозги пудришь?
Он схватил ее за руку:
– Так ты не знаешь Валерию? Не знаешь портниху, которая тебе все это сшила? Не знаешь человека, заслуги которого приписываешь себе?
– Мою портниху зовут Валентина, она сидит за нашим столиком и пьет шампанское… А рядом сидит ее отец… Можешь подойти и спросить… А ткань, из которой сшито большинство платьев, была привезена его женой нам из Парижа… Так что все чисто…
Пьяная Анна едва держалась на ногах…
Родиков отпустил ее руку, повернулся и бросился к выходу. Остановившись на лестнице, вернулся, нашел телефон и позвонил Невскому:
– Игорь? Никуда не уходи, я сейчас приеду к тебе…
Он вдруг вспомнил, как звали ту девушку, из-за которой Невский оставил Анну. «Она портниха, срезала нашивки с костюмов… Она собиралась выходить замуж, я только что женился…»
Но кто же такая Валерия?
* * *
Невский выглядел заспанным. На лице его белел наклеенный крест накрест пластырь.
– Бандитская пуля, – спокойно пояснил он, держась за щеку.
– Проходи, рад тебя видеть… А если честно, то меня избила моя бывшая жена…
– Знаешь, – Родиков, пройдя за Игорем, уселся на кухне, – если ты нальешь мне чаю, я расскажу тебе такое, что произведет на тебя впечатление, как мне кажется… Или я сошел с ума, или меня водят за нос…
– А если подробнее?.. Кто тебя водит за нос?
– Валентина…
– Валентина? – Невский усмехнулся. – Я сейчас не расположен говорить об этом…
– Послушай, не так давно ко мне в машину залетела одна птичка, которая сбежала со своей свадьбы… Мы познакомились с ней. Оказалось, что она портниха… Понимаешь, есть такие женщины, у которых в глазах такая боль, такая тоска, что это заставляет мужчин относиться к ним не так, как они бы того хотели… Ты понимаешь меня?
– Нет. Это имеет какое-то отношение ко мне?
– Пока еще не знаю… Понимаешь, эта птичка назвалась Валерией… Вчера в ее квартиру пришли какие-то люди, оглушили ее, брызнули в лицо газом из баллончика и украли восемнадцать платьев, которые предназначались для показа в «Савойе»… Я только что оттуда… Игорь, я встретил там твою жену, Анну… А рядом с ней сидела девушка, удивительно похожая на Валерию, но ее почему-то называли Валентиной… Понимаешь, все это фарс, жестокий фарс, разыгранный Анной, чтобы отомстить Валентине, той самой, о которой ты мне рассказывал… Смущает только то, что рядом с ними за столиком сидел человек, которого Анна назвала отцом Валентины… Он производит самое благоприятное впечатление… Поедем со мной, ты должен увидеть Валентину и сказать мне, та это женщина, в которую ты был влюблен, или же другая…
– Зачем тебе? Даже если это Валентина, ты прекрасно знаешь, что я думаю на ее счет…
– А если ты все спутал и на Пушкинской видел сначала настоящую Валентину, а потом, в «Макдоналдсе», другую, похожую на нее, представляешь, как обидел Валентину? Если Валерия и Валентина – одно и то же лицо, то в тот день и в то время, когда ты торчал перед ларьком, она была… со мной… Она позвонила мне как раз с Пушкинской площади, я сообщил ей адрес квартиры… Мы встретились на Солянке и пошли смотреть квартиру… Она не могла быть в это же время в ларьке…
– А как она выглядит?
– Высокая, красивая, с длинными рыжими волосами…
Невский нахмурился, словно что-то припоминая.
– Желтые перчатки… – произнес наконец он и застонал: – Их ведь украли вместе с костюмом еще в гостинице… Как же я мог забыть?
– Так ты поедешь со мной?
– Куда?
– Теперь уже и сам не знаю… Сначала в «Савой», а потом к Валер… Валентине… Не знаю, одевайся, поедем… Надеюсь, в твоей машине есть хоть капля бензина.
* * *
В «Савойе» им сказали, что Пасечник и Фабиан вместе с двумя женщинами и каким-то французом уехали минут десять назад в фургоне, куда погрузили сундуки с платьями и нескольких перепивших манекенщиц.
– Мы опоздали… Ну, Анна от нас никуда не денется, главное увидеть Валерию…
Но как ни стучали они в ее дверь, как ни звонили, им никто не открыл.
– Слушай, по-моему, это записка… – Наклонившись, Невский вынул из замочной скважины свернутый в трубочку листок, развернул. «Саше. Я поехала в аэропорт. Попробую улететь к отцу. Я так больше не могу. Спасибо за все. Валентина…» – Валентина…
– Валентина! Родиков, какой же я идиот!.. Быстрее в аэропорт, я знаю, где живет ее отец. В Париже! Туда аж двенадцать рейсов в неделю!
* * *
Борис ничего не понимал. Он находился в гостиной незнакомой ему квартиры, хозяйкой которой была Анна, та самая женщина, которая вместе с двумя пьяницами, которые теперь спали вповалку на большом кожаном диване, организовала показ моделей Валентины.
Здесь же, в гостиной, стояли три больших сундука с платьями, которые были столь хороши и так восторженно приняты на приеме в «Савойе», что на тринадцать из них поступили заявки на покупку.
Валентина игнорировала присутствие отца, устремив холодный, пустой взгляд в пространство. Толстый слой пудры, как штукатурка, разбух под нижними веками, краска на бровях размазалась…
Борис подумал о том, что с таким взглядом она вряд ли будет когда-либо счастлива. Чтобы стать счастливой, надо этого хотеть… А с Валентиной творилось нечто непонятное. Она молча пила одну рюмку за другой, пьянела, пока глаза ее не стали слипаться… Анна же, свернувшись в кресле, давно уже спала.
Борис смотрел на руки Валентины, которые могли сотворить такое чудо, руки портнихи, целыми днями держащими в пальцах иголку, и не понимал, как можно шить с такими длинными ногтями. «Наверно, они искусственные», – решил он и поднялся с кресла.
От нечего делать он прошел на кухню, чтобы поискать в холодильнике минеральной воды или сока, и вдруг увидел в корзинке для хлеба большой коричневый конверт… Он был не запечатан и просто манил к себе. Борис взял его в руки, из него тотчас выпали два других конверта: белый и голубой. Это были письма. В белом конверте, аккуратно разрезанном, Борис нашел письмо, адресованное ему Валентиной в Париж, которое он почему-то не получил. Другое письмо было написано самим Борисом как раз перед его приездом в Москву, в котором он сообщал день приезда. Пробежав глазами первое письмо, он от волнения даже вспотел: Валентина писала, что переехала на другую квартиру, однако новый адрес не соответствовал тому, который был указан в письме, которое он получил. Не совпадал и почерк. Борис мог сравнить, поскольку конверт с тем письмом, которое он получил, он всегда держал при себе. И получалось, что он приехал к дочери на Шаболовку, а она, если судить по найденному здесь письму, жила на Солянке.
Сунув оба письма в карман, Борис вышел из квартиры и, остановив на улице машину, поехал на Солянку.
Каково же было его удивление, когда на крыльце искомого дома он столкнулся с парнем, который сбил его, чуть не отправив на тот свет.
– Вы? – Невский почувствовал, как его заколотило. – Что-нибудь случилось? Как вы меня нашли?
– Но я вовсе не искал вас… Я оказался здесь случайно… Я разыскиваю свою дочь…
И тут Родиков, разглядев Бориса, подошел к нему поближе:
– Скажите, это не вас я видел недавно в «Савойе»?
– Да, я был там…
– Так вы отец Валентины?
– Я…
– Что вы делаете здесь, собираетесь забрать оставшиеся машинки и ножницы? Это вы украли Валину коллекцию?
– Я не понимаю, о чем вы говорите… Я ничего не крал…
– Тогда что вы здесь делаете?
– Я не обязан вам ничего объяснять… Мне надо только подняться и проверить, кто живет по этому адресу, – он достал из кармана смятый конверт. – Вот, дом сто шестнадцать, квартира сорок девять…
14
Валентина рассказала Бланш все, что произошло с ней за последние пару месяцев.
После самолета она чувствовала себя разбитой. Сказывалось еще и действие нервно-паралитического газа, которым ее пытались отравить.
Сидя в квартирке на Фруадво (куда Бланш забежала утром, чтобы полить цветы, и, взяв трубку разрывавшегося телефона, к великому удивлению услышала голос только что прилетевшей дочери Бориса), Валентина еще не могла свыкнуться с мыслью, что это не сон, что она действительно в Париже. Она собиралась сюда через неделю и даже заказала билет, и просто чудо, что она успела купить билет за два часа до отлета…
После ухода Саши у нее словно раскрылись глаза, она проанализировала свои действия и разговоры, связанные с Ирмой и Костровым, и поняла, что Ирма совершенно не тот человек, за которого себя выдает. Двадцать три платья, сшитые Валентиной для нее, да еще восемнадцать, которые могла украсть тоже только Ирма, как раз и составили коллекцию платьев, которые Ирма показала в «Савойе», выдавая за свои…
Вспомнив, в каком состоянии находились Пасечник и Фабиан, когда приезжали к ней на первый просмотр, она поняла, что они, помешанные на коллекции, могли не запомнить ее лица. Ирма, которой Валентина сама рассказала о визите двух модельеров, намекнув, что те были в изрядном подпитии, сыграла на этом, подставив вместо настоящей Валентины либо себя в рыжем парике, либо свою знакомую, смахивающую на портниху, благо при ее деньгах отыскать в Москве высокую рыжеволосую девушку, над которой бы поработал гример, не составляет большого труда… Соединив те платья, что у нее были, с теми, которые она выкрала из ее квартиры, Ирма получила коллекцию из сорока одного платья… Что она будет делать дальше? Зачем ей все это? Ради денег? У нее их и так предостаточно…
Бланш, выслушав ее внимательно и ни разу не перебив, была в шоке.
– Валентина, – сказала она с горечью (по-русски она говорила плохо, путая слова и к тому же с сильным акцентом), – а где твой отец?
– Почему вы меня об этом спрашиваете?
– Он три дня назад вылетел в Москву! Разве вы не разговаривали с ним по телефону?
– Нет, мне никто не звонил…
– А письмо, в котором он писал о своем приезде, ты тоже не получила?
– Нет, конечно…
– Скажи мне, пожалуйста, у тебя в Москве есть враги? Вернее, враг, причем женщина, которая желала бы если не твоей смерти, то хотя бы унизить тебя, раздавить… уничтожить?
– Женщина? Судя по всему, это Ирма, но я никогда ее прежде не встречала, я не сделала ей ничего такого, за что меня можно было бы возненавидеть…
