Текст книги "Замки из песка (СИ)"
Автор книги: Анастасия Майстренко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц)
Замки из песка
Аннотация:
Влюбиться в исполнительного директора паба, в котором работаешь. Как это... банально.
А ведь он даже не смотрит в ее сторону. Официантка! Размечталась...
Все, на что можно надеяться – это хрупкие песочные замки ее желаний... Ведь он видит в ней просто маленькую девочку. Однако, так ли это? Говорят,влюбленным помогают небеса.
Безнадежно влюбленная девушка. Взрослый, состоявшийся, холодный мужчина.
Неделя, проведенная вдвоем в далекой Исландии меняет все...
Пролог
– Поздно пить «боржоми», Александр Михайлович.
Фраза, которая должна была нести шуточный характер, прозвучала, как приговор, и я, поджав губы, мысленно зажмурилась. Александр Михайлович, директор нашего паба «Амарантайс», нахмурился.
– Что-что?
– Это… из фильма… «Двенадцать стульев»… эм… Я шучу просто. Простите. – Я быстро пробила по системе бутылку «Боржоми» и уткнулась взглядом в сенсорный экран рабочего компьютера. Бумажка с заказом с тихим жужжанием вылезла из принтера и бармен, ловкой рукой сорвав ее, тут же выдал злосчастную бутылку, которая весело стукнула о стойку.
– Спасибо, Ром. – Все еще слегка хмурый, Александр Михайлович прошел мимо меня, оставив довольствоваться только свежим запахом его одеколона и широкой, удаляющейся от меня спиной. Боясь поднять глаза, будто с этим действием придет полное осознание, и, самое ужасное, принятие своего позора, я еле подавила в себе желание пнуть стойку для официантов ногой.
– Ну почему я такая дура, а? Ро-о-ом?
Бармен вышел из-за бара и хлопнул рукой по моему плечу.
– Ты не дура, Настюха. Просто… Он никогда в жизни не посмотрит на девочек, которые работают в «Амарантайсе». – Рома заметил мое выражение лица и быстро добавил, – даже таких хорошеньких, как ты.
– Отвали, блин… – Даже огрызания получились не эмоциональные. Я вывернулась из-под его руки и под насмешливым взглядом поплелась на кухню.
Рома был единственным, кто знал о том, что Александр Михайлович занимает все мои мысли вот уже которую неделю подряд. Началось все очень внезапно, как это и бывает. Только устроившись в «Амарантайс» я очень болезненно переживала последний разрыв с парнем, который, и парнем то моим толком не был. Директор, когда меня ему представляли, показался мне очень красивым и уверенным в себе мужчиной с самого начала. Но стоило мне проработать в пабе уже почти месяц, немного освоится, полностью оклематься от разрыва с «недопарнем», как моя дурацкая, влюбчивая до чертиков, раздражающая и привлекающая меня одновременно, девчачья сущность выбрала своей целью именно его. Красивого и уверенного в себе.
Надо же, я всегда западаю на людей этого ненавистного классического типажа. Никого не удивляющего, но всех восхищающего. И кто я такая, чтобы быть исключением, черт возьми? Черные волосы. Я очень тщательно их рассмотрела, пока он стоял рядом, но не видел, что я на него глазею, открыв рот. Прическа всегда идеальная – волосы зачесаны назад, открывают правильный лоб. Иногда только несколько прядей падает вперед, касаясь бровей. Глаза зеленые. Или зелено-карие. Я даже не могу точно сказать, потому что толком в них и не заглядывала. Он на меня почти не смотрел. Только если случайно натыкался, задумавшись, или прохаживаясь по пабу.
Челюсть широкая, мужская. Скулы высокие. Щеки, немного впалые, всегда чисто выбриты. Губы… губы, как губы. Не очень люблю описывать мужчин. Даже настолько меня цепляющих. Просто он действительно красивый, поверьте.
Высокий, выше меня. Хотя я на низкий рост не жалуюсь, выше меня официанток на работе не было. Были такие же, но не выше. Плечи у него широкие, что лишний раз подчеркивает пиджак, ладно сидящий на грудной клетке. Казалось, обхватить руками его невозможно. Штаны всегда идеально выглажены. Одежда дорогая. Вкус, так сказать, на лицо.
Одеколон он всегда подбирал довольно странно. Под цвет галстука. По крайней мере мне так казалось. Когда на нем был пастельно-розовый галстук, одеколон соответственно был более терпкий, а сегодня его выбор пал на лимонный цвет и свежий, кажется, даже, немного прохладный запах. Синий – слишком сладкий. А серый в полоску – немного заурядный, похожий на одеколон моего отца.
Я заметила за ним много таких привычек, которые он и сам, наверное, мог не замечать. Например, закусывать нижнюю губу, когда он заполнял бумаги, в своей небольшой кабинке с мягкими диванными подушечками вокруг стола, который служил на работе то обеденным, то рабочим, то столом для приема гостей, а то и для общения с персоналом – провинившимся, или отличившимся. В общем, требующего личного общения. В зависимости от ситуации.
Еще он дома скорее всего, любил усесться, заведя руки за голову, и закрыв глаза. Очень часто на работе, в костюме, он падал на свое любимое место на диване в кабинке, откуда был виден весь зал, уставленный столиками, вытягивал ноги, и, прикрыв глаза, делал движение руками, будто пытаясь завести их вверх, но тут же одергивал себя и просто какое-то время сидел с закрытыми глазами. И тогда казалось, что он старше своих тридцати шести.
А когда он говорил о чем-то не очень хорошем, или ругался с кем-то по телефону, то начинал крутить на пальце обручальное кольцо.
Наличие жены меня не смущало. В конце концов, у меня на него и планов то не было. Была слепая одержимость человеком. И было осознание невозможности исполнения моих желаний.
Меня зовут Настя. Мне двадцать один год. Я работаю официанткой в пабе «Амарантайс», и в моей голове вот уже несколько недель подряд циркулирует мечта о собственном директоре.
Глава 1
– «Из каких источников вы узнали о нашем пабе?». Ставить галочку или крестик?
Заведующая отделом кадров, Любовь Игоревна, сидела напротив Насти за столиком и наблюдала за ней из-за тонкой оправы маленьких очков. Постукивая ручкой по полированной поверхности стола, она смотрела как-то слишком внимательно.
– На ваше усмотрение, Анастасия. – Какое-то время прошло в тишине – Настя быстро отмечала галочками наиболее подходящие для нее варианты ответов в анкете поступивших на работу. – Пока вы заполняете этот документ, я хочу сообщить вам, что стажировка у вас закончилась и с сегодняшнего дня вы начинаете работать на полную ставку, вам, как и другим, будут учитываться все штрафы. В любой внештатной ситуации мы обращаемся к администратору и пишем объяснительную бумагу.
Настя кивала, пробегая взглядом по строчкам с вопросами и вариантами ответов. Она даже не задумывалась особо – когда-то ей сказали, что правильный ответ приходит в голову первым. «Выразите свое мнение – какие черты характера (отношение к вам вашего директора) вы считаете положительными, а какие отрицательными». Щеки девушки покраснели против воли. Перед глазами тут же заплясало лицо Александра Михайловича, закусившего губу, и сосредоточенное над заполнением документации.
Несколько раз моргнув, будто пытаясь отогнать видение, и, задумавшись больше, чем на мгновение, она наконец-то написала: «Положительные – лояльность, умение входить (зачеркнуто) умение проявлять понимание в любой ситуации. Отрицательные – предвзятое отношение к персоналу».
Еще один вопрос требовал работы мысли и творческого подхода. «Назовите свои плюсы и минусы. Старайтесь отвечать честно»
– Бог ты мой… – вырвалось у нее против воли. Тонкие, подкрашенные брови Любовь Игоревны взлетели над дугами очков. – Простите. Просто я терпеть не могу заполнять вот такие бумажки. Эти вопросы глупые... – Настя выдавила из себя улыбку, – кто их только составляет…
С улыбкой, столь же натянутой, как у девушки, заведующая отделом кадров на мгновение остановила движение ручки в своей руке.
– Я составляю.
Девушка замерла, с красноречиво приоткрытым ртом, будто искала подходящие слова извинения. Но, видимо, решила не усугублять ситуацию.
– Ясно. – Коротко бросила она, возвращаясь к заполнению и, низко наклонив голову, старалась, чтобы пылающие щеки скрылись под падающими вперед длинными волосами.
– После того, как закончите, сообщите. Мне нужно задать вам несколько стандартных вопросов. – Любовь Игоревна заправила светлые волосы за аккуратное ухо, на мочке которого покачивалась серьга с янтарным камушком. А глаза все смотрели на нее из-за стекол очков.
Наверное, что-то высматривали.
– Собеседование – это самая утомительная часть приема на работу. – Заключила Настя, торопливо переодеваясь в рабочую форму. Раздевалка была очень маленькая, в ней вмещались только тесные железные шкафчики под ключ и гладильная доска. Продвигаться можно было только боком. Когда Настя впервые зашла сюда, она почувствовала себя участником одной из тех сцен в фильмах, где стены крошечных комнат внезапно начинают сужаться, грозя вот-вот раздавить тебя.
Рядом стоял Рома, натягивая на себя гольф. Переодеваться здесь всем вместе стало уже вполне привычным и приемлемым для молодого персонала. Те, кто только пришли, торопились заступить на смену без опоздания, а те, кто уходил, как сейчас Рома, мечтали лишь о том, как бы поскорее оказаться дома, совершенно не обращая внимания на копошащихся рядом полураздетых коллег.
– Любовь Игоревна любит подоставать. – Согласился Рома. Его темноволосая голова выскочила из узкой горловины гольфа и ободряюще улыбнулась Насте, – приняли, значит ты им понравилась.
– Почему ты решила прийти в «Амарантайс»? Удобно ли тебе расположение «Амарантайса»? Как прошел твой первый месяц в «Амарантайсе»? Создалось впечатление, что мы играем в игру – просклоняй название нашего паба. Или она просто получает удовольствие от произношения этого слова…
Рома хмыкнул и пшикнул туалетной водой на свой кадык. Бросил флакон в модную сумку на крупной змейке и чмокнул девушку в щеку.
– Пока, Настюха. Мы с тобой в смену завтра попадаем, тогда и поговорим, а сейчас мне нужно убегать. Ольга стоит на площади полчаса уже. Не люблю опаздывать.
– Да уж мне-то хоть не ври. – Буркнула Настя, пытаясь распутать завязки длинного, в пол, черного фартука с кармашком для блокнота и надписью модного бренда посредине.
Справившись, наконец, со своей одеждой, она остановилась перед зеркалом.
Молодая, симпатичная. Темные волосы забраны в хвост, от чего зеленые глаза казались еще больше, чем они есть. Ободряюще улыбнувшись своему отражению, она мысленно пожелала себе удачи и, сжав кулаки, зашагала в сторону зала, откуда доносился приглушенный гул голосов вечерних посетителей.
Глава 2
Работа официантки, на полную ставку, а не девочкой на подхвате – это тяжело. Уже к середине смены у Насти гудели ноги так, что она почти их не чувствовала. И время, как назло, начало тянуться невероятно медленно. Посетители расходиться не собирались, наоборот, казалось, они только идут и идут. Александр Михайлович целый вечер пропадал у себя в кабинете, на втором этаже. Она увидела его лишь мельком, сбоку. И с удивлением заметила, что на его крепком запястье из-под рубашки показывался край татуировки. Интересно, что там было изображено…
Но увидеть Александра Михайловича без пиджака, а тем более с закатанным рукавом рубашки, это было равно возможности увидеть единорога, мчащего по воде, зажав в зубах цветущий папоротник, поэтому Настя просто постаралась засунуть свой интерес куда подальше.
Только когда часы показали 21:30, ей разрешили идти переодеваться.
Стягивая с себя пропахшую сигаретным дымом и фастфудом футболку, девушка старалась хоть немного заглушить мысль, бьющуюся в голове. «Спать. Спать. Спать…». Вспомнилось, что она обещала позвонить маме в условленные девять вечера. Наверное, Ирина Сергеевна беспокоится – дочь всегда звонила без опозданий. Да и что там «наверное», конечно же она беспокоится. После того, как Настин «недопарень» разорвал их, так называемые, отношения, мама переживала по каждому поводу. Вечерние звонки стали чем-то вроде правила перед сном.
Теперь, когда все слезы были выплаканы, а всем парням по телефону мать и дочь перемыли косточки и суставчики, рассказывать, в принципе, было нечего. Новую Настину работу Ирина Сергеевна не одобряла, но понимала, что в городе дочери деньги понадобятся. Поэтому старалась в этом поддерживать ее. И высылала немного денег каждый месяц. Раньше высылала больше, но дочка отправляла их назад. Сначала было тяжело, а затем пришла гордость за себя. Если раньше ее страшила мысль о том, как она будет жить сама, то сейчас осознание сего факта было вполне буднично и в порядке вещей.
Настя провела помадой по губам и выскочила из раздевалки.
Мама часто спрашивала, нравятся ли ей какие-нибудь мальчики из университета. Ну как ей сказать, что университет она уже почти месяц как не посещает? И мальчики ее не интересуют… «Прости, мама, твоя дочь любит татуированных мужиков в деловых костюмах, за 35». Представив себе, как эта фраза срывается с ее губ, она почти услышала предобморочный стон матери и почти увидела, как она падает в свое любимое кресло напротив телевизора.
– Пока, ребята! – Крикнула девушка, пробегая мимо кухни, и пальцами пытаясь наскоро расчесать волосы.
– Пока-пока! Осторожно там на улице!
– Да! Темно уже, и скользко!
– Пока, Настя, не забудь завтра принести мне ту книгу, что ты посоветовала!
– Не забуду! – Этот возглас был приглушен уже прикрывшийся за ней двустворчатой вращающейся дверью расположенной около бара, ведущей в помещения для персонала (кухню, кондитерский цех, склад, подсобные помещения, раздевалку и туалет) прямо из зала. Наскоро попрощавшись с барменом, сменившим Рому еще в начале ее смены, и администратором, она выбежала из «Амарантайса», улыбнувшись молодому охраннику, который курил возле входа в паб.
На дворе действительно приморозило. Снежок посыпал. Едва не поскользнувшись на брошенной кем-то пачке сигарет, Настя поковыляла к станции метро, пряча лицо в воротнике куртки.
Мимо нее с кряхтением прошел мужичок, волоча за собой большую елку. Изначально, видимо, он держал ствол на плече, но теперь она сползла назад и вбок, и макушка зеленой красавицы теперь просто ехала за ним по асфальту. А мужчине, видимо, было уже все равно. Судя по выражению его лица, он не рад был ни наступающему Новому Году, ни идее ставить елку, ни погоде – ноги разъезжались на льду и снегу.
Что-то будто подтолкнуло Настю в спину.
– Вам помочь, может быть, елочку дотянуть? – спросила она, обращаясь скорее к колючему деревцу, подметающему мостовую.
Мужичок остановился, глянув на нее из-под съехавшей на один бок мохнатой шапки-ушанки.
– Да ты сама как елочка. Сломаешься еще. Иди, детка.
– Это я-то сломаюсь? Да я на домашних продуктах росла! Кровь с молоком!
Мужичок захихикал, качая головой.
– Ну, хватайся тогда, кровь с молоком… эх… молодежь.
Настя взялась за основание елки и потащила ее за своим спутником. Вдвоем тащить оказалось намного быстрее и легче.
– Тебя как зовут-то? – слегка запыхавшись, мужичок повернул к ней голову. Шерстяная шапка лезла девушке в глаза, и она, варежкой, выпачканной в смолу, поправила ее.
– Настя! А вас?
– Дядя Коля.
Девушка улыбнулась, чуть нахмурив лоб.
– Дядя Коля?
– Ага. А твои родители елку поставили уже?
– Я сама живу, елку покупать не буду, наверное. Дорогие они сейчас. Да и жалко… Елки приживаются плохо, их не разводят ведь, как плющ какой-нибудь.
Дядя Коля согласно запыхтел. Изо рта его вырывались облачка пара, и их с Настей делегация, длинною в уже изрядно потрепанную елку, походила на небольшой паровоз, дымящий в вечернем воздухе. Не прошло и двух минут, как они оказались около «Амарантайса». Настя вздохнула, стараясь отвернуть лицо от заходящего в главные двери охранника, когда ее новый знакомый вдруг с воплем поехал прямо по асфальту, таща за собой и елку, и помощницу. Настя плюхнулась на бок, но совсем не ударилась – угодила в натрушенный вечерним снегом сугроб. Только вот сверху ее придавило елкой, да еще и колючая лапа больно хлестнула ее по щеке зелеными иголками.
Медленно досчитав до пяти, и открыв наконец-то зажмуренные глаза, она поняла, что вполне себе жива и здорова. Только щеку саднит.
– Дядя Коля, порядок? – девушка пошевелила головой, стараясь понять, живой ли бедный мужичок, но не увидела ничего, кроме налипшего на лицо снега.
– Порядок, Настенька, порядок. – Мужичок барахтался в соседнем сугробе, – это ж надо было… на пачке сигарет поскользнуться. Сейчас встану и спасу тебя. Чтоб ее, елку эту…
Прошло не меньше минуты, прежде чем дядя Коля встал на ноги и наконец-то приступил к освобождению девушки из колючих лап.
– Что тут происходит?
Сначала Насте показалось, что голос ей смутно знаком. Тихий, с хрипотцой, невообразимо приятный. Затем она решила, что, окажись у нее знакомый с таким голосом, она бы его запомнила. И следующая мысль пришла к ней вместе с освобождением – деревце избавило ее из своих объятий, взлетев в воздух – обладатель этого голоса ей действительно знаком. Сердце покатилось куда-то в район пяток и там заколотилось, как ослиный хвостик. Голову поднимать было страшно. Хотелось наоборот зарыться еще глубже в мягкий сугроб. И, желательно, остаться там навсегда.
Она медленно скосила глаза на дорогие кожаные туфли, находящиеся в каком-то метре от нее. Хорошие туфли. Красивые. Шнурки чуть прикрыты идеально, до четких борозд, выглаженными брюками.
Здравствуйте, Александр Михайлович.
Глава 3
Настя подняла голову, уставившись в лицо Александра Михайловича. Тот несколько мгновений молча смотрел на нее, а потом слегка нахмурился. Одной рукой он придерживал елку, которая, кажется, стала еще на пару сотен иголок лысее.
– Э-э… Анастасия Горлова, кажется?
– Александр М-Михайлович. – Согласно кивнула девушка, чувствуя, как на пылающих щеках медленно тает снег.
– Николай. – Незамедлительно представился дядя Коля, схватив и потрясая свободную руку Рублева в воздухе. Насте вдруг стало невероятно смешно. Проглотив рвавшийся наружу смешок, она поднялась и подняла слетевшую с головы шапку. Сняла варежку и начала вытрушивать из рукава набившийся туда снег.
– У вас все в порядке? – Александр Михайлович взглянул на взъерошенного дядю Колю, шапка которого покрылась липким снегом и сейчас напоминала большой бесформенный сугроб.
– Ага. Молодежь, в порядке?
– Все нормально. – От ощущения снега в рукаве и покалывания шерстяного свитера сводило зубы, но девушка только подняла голову и нахлобучила шапку, улыбнувшись дяде Коле. – Скользко невообразимо. – Будто оправдываясь, произнесла она, переводя взгляд на Александра Михайловича. Тот кашлянул.
– Помощь не нужна?
– Нет. – Быстро ответила Настя. – Извините, что… что упали… здесь.
Александр Михайлович, кажется, чуть не хмыкнул, но в последний момент сдержался – только уголки губ дрогнули. Лицо его оставалось серьезным и сосредоточенным, когда он передавал елку дяде Коле.
– Да ничего страшного. Падайте, где вам удобно. – Кажется, улыбка все-таки прорвала баррикаду серьезности, но тут же исчезла. Сердце Насти дрогнуло и застучало, как ненормальное. Он почти улыбнулся ей!
Наверное, блаженное выражение тут же появилось на ее лице, потому что Рублев чуть нахмурился. Тут же одернув себя, девушка отчаянно боролась с прилившей к щекам кровью.
– Доброго вечера. – Бросил Александр Михайлович, глянув на дядю Колю, и отрушивая руки от смолы и коры.
– Спасибо за помощь! С наступающим вас! – затараторил тот, провожая взглядом удаляющуюся фигуру. Зайдя на стоянку, Рублев сел в свой белый «Майбах». Через несколько секунд фары ослепили странное трио – Настю, Николая и покосившееся деревце. Еще через мгновение машина уже выезжала на трассу. – А это кто был то?
– Рублев… – вздохнула Настя, опуская глаза, и замечая, что все джинсы ее в снегу. – Директор мой.
– Хорошая фамилия. – Одобрил дядя Коля.
– Да не то слово… – Девушка зябко повела плечами, – ну, потащили дальше? Далеко вам?
– Два шага! – Бодро отозвался он, взваливая на плечо елку, – идем, молодежь. Чаем тебя напою, промокла вон вся… А внучка сегодня пирог испекла…
Дядя Коля жил в обычной хрущевке, с видом из окна на крошечную площадь, которая и площадью то не считалась. Так, пятачок с памятником неизвестному поэту посредине. Если высунуться с балкона и вытянуть шею, можно было увидеть краешек крыши здания, в котором располагался «Амарантайс». Квартира была обставлена очень уютно, хоть и немного старомодно. Пахло книгами, морозом, принесенном с улицы, и обещанным пирогом. Из кухни выскочила молодая девушка, возраста Насти, со светлыми, затянутыми в хвост волосами. В переднике и мешковатой футболке.
– Дедуля! Елка! – Она подбежала к вошедшим и чмокнула дядю Колю в щеку. Заметив Настю, она слегка удивилась, – здравствуйте.
– Добрый вечер. – Улыбнулась Настя. – Я Николаю елку помогла дотащить. – Быстро добавила она, понимая, что должна что-то сказать.
Взгляд девочки скользнул по измазанной смолой светлой куртке и съехавшей шапке. Затем губы растянулись в приятнейшей улыбке.
– Да вы проходите! Меня Диана зовут! Снимайте куртку, мы ее застираем сейчас.
Дядя Коля уже снял шапку, с которой хлопьями падал снег. Оказалось, что волосы у него очень густые, хоть и седые. Настя тут же поняла, что он много старше, чем показался в начале.
– Да мне до дома совсем близко. Всего одна станция метро. – Она благодарно улыбнулась в ответ, – Я Настя. Очень приятно. Я лучше к вам завтра зайду, после работы.
– А обещала чаю попить с нами. – Немного расстроился запыхавшейся дядя Коля.
– Завтра приду обязательно! – пообещала Настя, стараясь не соблазниться вкуснейшим запахом из кухни, – очень рада знакомству!
– Когда вас ждать? – Диана помогла прислонить настрадавшуюся елочку к стенке.
– Часов в восемь вечера будет хорошо?
– Конечно! Будем ждать вас!
Настя с прежней улыбкой попрощалась и взялась за ручку двери. Затем повернулась:
– А давайте на «ты», Диана?
***
– А на Новый Год ты где? – Рома сидел на стуле за своей барной стойкой, и, спрятавшись за наставленными на баре ящиками с бокалами, притащенными со склада, уплетал жаренную картошку с грибами и зеленью. Весь обеденный перерыв он проговорил по телефону с Ольгой, которая так его и не дождалась вчера, и теперь скрывался от администратора, чтобы спокойно поесть.
– Скорее всего, дома. – Настя, бездумно водя пальцем по сенсорному экрану системного компьютера, наблюдала, как из кафе выходят молодые люди, весело похлопывая друг друга по плечам. – А ты?
– Если с Олей помирюсь, то у нее.
– У вас серьезно?
По выражению лица Ромы Настя поняла, что картошка встала у него поперек горла. Он боялся серьезных отношений всю свою сознательную жизнь. С Настей они были знакомы больше пятнадцати лет, и заслуженно называли друг друга лучшими друзьями. Они родились в одном поселке, Семенково, только когда Роме исполнилось восемь, родители решили, что нужно перебираться в город, чтобы сын пошел в школу и выучился в Москве. Насте было шесть, и ее мама часто отвозила в Москву, к друзьям, решившимся остаться в столице. Связь они не теряли, хотя долгое время могли не видеться.
Наконец-то Настя тоже решила для себя, что пора покидать уютное гнездышко в Семенково, и, влюбленная в «живущую» Москву, переехала туда. Сначала на накопленные деньги снимала комнату, а теперь на двадцать один год, ей подарили однокомнатную небольшую квартиру почти в центре. Пришлось сильно ужиматься в средствах после покупки и пойти на работу, куда, кстати, Рома ее и устроил, но девушка была счастлива, что все сложилось именно так. Правда, ее беспокоило, что она запросто могла слететь со стипендии теперь, когда университет стал местом, редко ею посещаемым.
– Да ты ешь спокойно. Я же просто спросила.
– Какой серьезно, Настюх? Ей же семнадцать только. И то… будет. Месяцев через шесть.
Настя улыбнулась, покачивая головой.
– Любви все возрасты покорны… – философски изрекла она, и тут же замерла. Рублев зашел в зал и, не спеша, глядя по сторонам, направлялся к своей любимой «кабинке».
– Покорны они или нет… – Рома продолжал напихивать рот едой, – она даве девофка ефе… а я обыфно с девофками не…
– Рома, Рублев идет!
– Во блин! – Работая челюстями, как электрический, заклинивший Щелкунчик, Рома с трудом проглотил наполовину пережеванную картошку и вскочил на ноги, как раз в тот момент, когда Александр Михайлович поднял глаза на бар. – Доброе утро, Александр Михалыч!
– Доброе утро… – стараясь деть куда-нибудь глаза, пробормотала Настя.
– Здравствуйте. – Поздоровался Рублев, ставя свой черный дипломат на диванные подушечки. – Пробей-ка мне бутылочку Боржоми. – Он взглянул на Настю. Затем на наручные часы, и, с легкой улыбкой, добавил, – кажется, еще не слишком поздно.
Глава 4
Снежок, валивший сутра, мягкий и пушистый, к вечеру сменился дождем. Проливным, холодным.
Настя укуталась в длинный шарф, который мама подарила ей в прошлом году, и накинула капюшон. Коротко попрощавшись с Ромой и охранником, в такую погоду сидящим у входа внутри, а не снаружи, она вышла на улицу. Ветер тут же с такой силой ударил в лицо, что пришлось спрятать лицо в воротнике, чтобы сделать вдох.
«Что ж, погода не фонтан, нужно быстро добраться до остановки. Хорошо бы, автобус подошел сразу…».
Пока Настя шла до остановки она с десяток раз похвалила себя за то, что одела теплую, непромокаемую куртку. Мысли ее крутились вокруг слов, которые бросил ей Рома, когда пришел, в очередном разговоре о насущном.
– Ты пойми, пока ты сопли распускаешь, витаешь в облаках, он о тебе не думает совершенно. У него жена, сын. Елки палки, Горлова, ты сама все отлично знаешь и продолжаешь идиотничать. Хватит уже. За тобой половина наших постоянных гостей ухлестывает. Видные мужики ведь!
– Видные, не спорю. Только не цепляют они меня… – Настя оторвалась от написания объяснительной бумаги – по невнимательности вместо двухсот пятидесяти грамм водки по системе пробила пять бутылок. А все потому, что голова забита черт знает чем… кем.
– Хорошо, а то, что он директор? Слухи ведь…
– Никто ни о чем не знает и не узнает! – Девушка нахмурила лоб, перечитывая написанное. Как-то нескладно все… ну да ладно. Не такая уж и важная бумажка. – И вообще… Не о чем узнавать.
– Хорошо, значит его положение и штамп в паспорте тебя не смущает… А зря. Женатые люди – это не так то приятно для нормальных отношений. Это я говорю тебе с высоты своих двадцати шести лет.
Настя не выдержала и прыснула.
– С высоты… Ой, Рома… Если ты считаешь, что в свои два десятка с копейками можешь всерьез о чем-то судить…
– Нет, подожди. Вот ты послушай. Давай просто прикинем. Ты говоришь я судить не могу… Значит, считаешь, что я мал. Вот дяде Валере сколько? Сорок шесть?
Мысленно подсчитав возраст отца, она кивнула, возвращаясь к писанине. Рома продолжал давить:
– Рублев младше его на десять лет. И старше меня на десять лет. Соответственно, твой отец и Рублев, это как я и Рублев. Только наоборот.
– Баландин, заткнись ради Бога, а? Я сейчас такого напишу здесь…
– Сама заткнись и слушай, Горлова. – Рома оперся о стойку бара, – почему в соотношении дядя Валера – Рублев ты не считаешь Александра Михайловича юным, а в соотношении бармен Рома – Рублев, считаешь меня молодым и неопытным? Это те же десять лет разницы, только наоборот.
Настя уронила голову на свою объяснительную бумагу и что-то пробубнела прежде, чем взглянуть на своего друга.
– Потому что по твоей логике, ты стоишь на одной ступеньке с ними. А это не так. И вообще, к чему этот весь разговор?
– Он просто тебе не пара.
– Весь этот монолог можно было сократить до этих элементарных пяти слов. И вообще. Хватит на работе обсасывать мою личную жизнь.
– А точнее, ее отсутствие. – Не преминул вставить Рома, начиная медленно натирать полотенцем бокал под мартини. – Ты пойми, ты никогда и никого себе не найдешь, если будешь выбирать себе людей настолько недосягаемых. С тем же успехом ты можешь познакомиться по сети с Эштоном Катчером.
– Катчера оставь в покое. – Девушка смяла лист и достала новый, – закрой рот, дай мне написать объяснительную и уйти домой. Достал, блин.
– Слышишь, а у тебя вообще было… ну… серьезное что-то? Хоть когда-то?
– Ну все, с меня хватит!
Сгребая со стойки официантов листы, Настя старалась не смотреть на Рому, чтобы он не заметил в ее взгляде ответа на свой вопрос. Сунув ручку в кармашек фартука, она решительным шагом прошествовала на кухню, уселась за обеденный стол, и, положив перед собой чистый лист, поняла что писать ничего не может. Мысли ее стали тяжелыми, неподъемными, и в то же время умудрялись крутиться в голове, подобно стае окрыленных бочек, наполненных кирпичами. Кажется, можно было даже глухой стук услышать, когда они бились друг о друга боками.
А ведь Рома прав. Тот факт, что Рублев младше ее отца на каких-то десять лет вдруг привел ее в состояние какого-то тупого ужаса.
Резкий сигнал машины вернул Настю под проливной дождь. Она даже не успела испугаться, визг тормозов и повторный гудок заставили ее резко отпрыгнуть в сторону. Наверное, происходило что-то страшное, потому что девушка зажмурилась, прижав руки к лицу и присев. Совершенно идиотская реакция, когда тебя давить машина.
Но вот прошла одна секунда, две, три. Свет, пробивающийся сквозь пальцы, явно был не светодиодами в знаменитом предсмертном белом коридоре, и Настя решилась приоткрыть глаза.
Прямо перед ней, слепя фарами, замер белый «Майбах», рыча мотором, подобно охотничьему псу.
Глава 5
– Ты что, бахнулась, Горлова?!
«Ну, зашибись… чтоб так с каждой влюбленной девушкой начинал разговор мужчина ее мечты…»
Настя медленно выпрямилась и уставилась в глаза своего директора. Он выскочил из автомобиля, и мок под дождем, уставившись на сконфуженную девушку. Мокрый капюшон падал на лицо, куртка облепила, как мокрый мешок, и еще Настя с ужасом почувствовала, как капли дождя текут по лицу. Вот сейчас потечет тушь, размажется по щекам, по лицу, и Рублев получит удар от всей этой красоты.
– П-простите, Ал-лек…
– По сторонам за тебя кто смотреть будет, ешкин дрын?!
Настя сжала руки в карманах изо всех сил стараясь превратиться в маленькую букашку. Или в крошечный микроб. Ну или просто провалиться сквозь землю. Сколько еще раз она будет попадать в подобные ситуации в присутствии именно этого человека?
О, какое счастье она испытала бы, если бы земля разверзлась и поглотила ее жалкое тельце. Оказаться бы где угодно, с кем угодно, только не здесь! Даже в клетке с тиграми было бы сейчас лучше. Даже в аквариуме с акулами. Или с огромными медузами. Или лучше бы она съела огромного живого червяка, как по телевизору показывают, чем оказалась бы в подобной ситуации. Или…
– Горлова, тебя оглушило что ли? – Эти слова, произнесенные уже достаточно спокойно, подкрепились потрушиванием за плечи. – А ну ка посмотри на меня. Сколько директоров ты видишь?
