Текст книги "Мраморный меч (СИ)"

Автор книги: Анастасия Коновалова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 23 страниц)

***

Тера возвращалась из леса. Она шла длинной тропой специально, потому что не очень хотела возвращаться обратно к орущему уродцу. Обернувшись, вновь посмотрела на горный хребет с большим ущельем, которое с этого места казалось узкой щелкой.

В лесу тихо. Звери уже растаскали тело лесничего, не оставив от него ни косточки, только бурые пятна, поросшие травой. Они по-прежнему ее не трогали, даже не подходили близко, хотя смотрели. Особенно волки. Всегда были где-то рядом, вытаскивали свои морды из кустов, но не подходили, скалились, порыкивали, но останавливались, стоило ей взглянуть на них. Так же вели себя змеи и мелкие зверушки. Подобное отношение ей нравилось, ведь ее опасались, а если опасались, то не трогали.

Она шла медленно. Иногда доставала из корзины ягоды и ела их, хотя вкус все равно был приглушенный. Радовало то, что недавно Тера поела.

Как же прекрасно его мясо. Только со временем портилось. Стоит положить его в более холодное место.

Тера жалела лишь о том, что в этом месте не было душа и хорошего туалета. По душу она скучала сильнее, потому что мыться в бане или большой бочке ей не нравилось. Зачастую приходилось это делать на заднем дворе или в специальной комнате в другом доме. К остальному уже привыкла, хотя порой и думала, что тут развитие замерло на уровне рыцарей и крестовых походов, потому что люди прославляли Христа и отвергали своих Древних, хотя их наследники ходили по земле и колдовали.

В Яме было как всегда тихо. Обычно в это время все женщины готовились к встрече своих мужчин из шахт. Тера шла медленно, но все равно дошла до дома Трии слишком быстро и через окно увидела уродца, лежащую в корзине.

Стоило ее сразу удавить. Или ночью, а потом сказать, что она сама подлезла или задохнулась. Такое с детьми бывает.

Тера поставила корзину на подоконник и вздрогнула, когда за спиной раздался лязг железа. Развернулась быстро и обомлела, когда увидела людей. Много людей, почти вся Яма и все они стояли с ножами, вилами и топорами. Все смотрели на нее с ненавистью и оттесняли к дому.

– Монстр. Как тебя только земля носит!

– Пошла против Христа!

– Сжечь ее!

– Убить!

Они кричали так громко, что в ушах болело и сердце билось где-то в горле. Они загоняли Теру в угол, пугали холодным оружием и кричали, кричали, кричали. Так кричали, что ей стало страшно. Ведь люди неживотные. Ее не боялись, а ненавидели и готовы были к убийству.

В этот момент Тера поняла, что они знали. О курах и мужчине, о том, что она не была человеком, что не спала и насыщалась лишь человеческим мясом. Знали и ненавидели ее за это. Тера уговаривала, пыталась говорить медленно смотреть на всех пронзительно. «Это не я» – уверяла она. «Вы обознались» – говорила, но никто не слушал. На каждое ее слово они кричали громче и припоминали все то, что она Тера не делала. Смотрела, уверяла, но некоторые лишь замирали на какое-то время, а потом вновь багровели и тыкали в нее вилами. Кому-то даже удалось ее задеть, из-за чего рука пульсировала, а из длинной царапины медленно, нехотя потекла густая, темная кровь.

Тера искала поддержку, уверяла, что она не виновата. Но испугалась, окончательно потеряла веру в лучший исход, когда увидела среди людей гневно смотрящую на нее Герду с коротким ножиком в руке и плачущую Трию где-то позади. Предатели. На девчонку она злилась сильнее. Так сильно, что злость на мгновенье перекрыла страх.

– Зря ты, маленькая Гертруда, пошла против, – сказала она на грани слышимости и тут же вскрикнула от боли. Кто-то с силой вонзил топор в стену дома, рядом с больной рукой. Она сказала это тихо, но Герда услышала и посмотрела на нее со страхом.

Люди бушевали. Кричали, оттесняли ее и пытались убить. Тера боком уходила к краю, как загнанный зверь отбивалась от них, кричала, а потом вырвалась, ценой рукавов и еще нескольких глубоких царапин. В панике, Тера всхлипнула и побежала в лес, уворачиваясь от летящего в нее оружия, ускоряясь, когда крики приближались. Они бежали за ней, оттесняли и хотели убить.

Тера бежала из Ямы, от разгневанных людей в страхе и слабости.

16

Она вскинулась, когда рядом остановился кто-то тяжелый и в грохочущих доспехах. На подошедшего не смотрела − боялась, потому что уже видела поблескивающие в солнечном свете железные накладки на сапогах. Мужчина никуда не уходил, все также стоял напротив, поэтому девочка прокляла про себя этот день и свое желание выйти из храма, подняла медленно взгляд. Рыцарь красного креста, о чем говорили начищенные до блеска доспехи, острый клинок на бедре и алый, католический крест с вензелями на груди. Рыцарь придирчиво осматривал выложенные на сундуке минералы и пучки трав, которые она собрала вместе с сестрами вчера на закате.

Смотрел пристально, и девочка радовалась, что он не рассматривал ее саму. Поэтому она незаметно натянула капюшон серого балахона на лицо, отчего лаза и переносица оказались в тени. Если он заметит, то у нее будут большие проблемы, которые могут закончиться смертью. Поэтому девочка сидела тихо и даже дышала через раз, не смотрела на него, вообще делала вид, что она не живая и притворялась камнем.

Сестры с братьями наверняка отругают, когда узнают. Если узнают об этом. Может, некоторым будет смешно, ведь такое невезение не всем доставалось. Она выругалась про себя. О рыцарях красного креста давно никто не слышал, поговаривали, что они набирали новых добровольцев или уничтожали неверных на северной границе земель герцога Карнуэль, не решаясь заходить во владения лоз. Девочка видела их два раза в жизни и первое знакомство было не очень приятным. Тогда спас ее старший брат, который увел ее в храм и объяснил, почему рыцарей они избегали.

Несколько раз во время обучения она порывалась к Автору, но ее всегда останавливали братья или сестры, которые после нескольких попыток бегства брали в лес за едой или травами. Девочку обучали намного жестче и всегда следили, что ей не нравилось. Однако желание идти к Автору постепенно исчезало, как и вера в то, что он чем-то поможет. Ходили слухи, что он уже стар и не выполнял свои обязанности −это плохо сказывалось на мире.

Братья с сестрами не раз говорили о том, что будущее при Авторе виделось туманным и не самым приятным. Как-то раз ночью, одна из сестер говорила другой о том, что она видела процветание церкви и полное отречение от магии. Девочка сама этого не видела, но понимала, что если церковь доберется до короля, то магия станет запретной и тогда им всем будет плохо.

− Что за травы ты продаешь, девка?

И голос у него грубый, каркающий. Появилось желание осадить, что не девка она, но смолчала, потому что рыцаря боялась и своего имени уже, если честно, не помнила.

− Шалфей, мята, варук и стебли каркан, − как можно спокойнее ответила она, но голову не подняла и в глаза не посмотрела. К сожалению, глаза выдавали, их не следовало видеть постороннему человеку. Не рыцарю, который сейчас скептически смотрел на ее маленькое тело и травы с минералами.

− Дай два пучка. Вот деньги, отдай их своей непутевой мамаше, − сказал он и кинул в нее железные монеты. Девочка прикусила щеку изнутри, силясь не сорваться, медленно наклонилась и собрала монеты с земли. Пока рыцарь громко ржал, уходя с улицы, она смотрела на свои грязные руки и удивлялась. Как интересна человеческая душа, которая все придумала по разрозненным фактам. Неужели он действительно решил, что она дочь пьяницы, которая зарабатывала на чужую бутылку?

Нет. Дети таких родителей долго не жили. Их обычно под присмотром церкви забирали в приюты или продавали в рабство, смотря кто успеет первым. Церковь подобного не одобряла, но ничего не предпринимала, ведь Бог давал человеку лишь те испытания, которые он в силах вынести. Она посмотрела на минералы, которые остались на крышке сундука. Близился закат и ей следовало уйти сейчас, иначе братья с сестрами хватятся и до храма ей сложнее будет дойти.

Она убрала минералы в сундук, аккуратно раскладывая их на ткани. Закрыв замок, девочка отряхнула штанины шорт по колено, поправила балахон, скрывающий тело. Она привлекала внимание. Все смотрели на нее, кто-то со скукой, ведь люди знали о расположении рядом храма, другие с опаской. Ведь встреча с сестрой или братом их храма всегда к беде или большому, но туманному счастью. Если поначалу люди их выискивали, находили слабые места и почти молились, готовились отдать все за их внимание, то сейчас их сторонились.

Солнце опускалось медленно, что ей на руку. Потому что дорога видна хорошо и бары с трактирами еще не открылись, не было галдящих мужиков на улочках. Девочка купила в лавке последний, немного засохший хлеб, выбежала с улиц и замерла на границе каменных дорожек с рыхлой землей.

В лесу пахло по-другому и дышалось легче.

Когда она отошла как можно дальше от города, замерла на перепутье тропинок и скинула с головы капюшон. Темные кудри сразу же упали на лицо, щекоча кожу, лезли в глаза и касались шеи. Они отрасли, а пятая сестра ушла в путешествие, из-за чего волосы ее никто не обрезал.

Становилось все темнее, отчего появлялся странная и необъяснимая тревога перед лесом, его глубокими тенями, в которых прятались животные. А может не только они.

Она ускорила шаг, обходя все выпирающие корни и валуны. За спиной что-то хрустнуло. Потом еще раз и еще. Девочка в страхе обернулась, но ничего кроме теней и пушистых кустов с расцветающими ягодами не увидела. Однако воображение уже рисовало лязг доспехов и рыцаря, который с мечом наперевес шел на нее. От одной только мысли об этом внутри все леденело, а в голове билась лишь одна мысль – бежать. Девочка и побежала, надеясь, что до храма осталось совсем немного, потому что братья и сестры обязательно ее защитят.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Легкие горели и ноги заплетались, горло болело от частого, поверхностного дыхания. Она слышала, как ломались ветки и шелестела листва, слышала чужое дыхание и понимала, что не успеет. Неожиданно ноги подкосились, запутались в выпирающих из-под земли корнях, а подбородок с языком обожгло болью. От боли во всем теле, металлического привкуса во рту и звона в ушах, девочка какое-то время не понимала, что происходило и не видела ничего вокруг себя. Она замерла в ожидании, напряженная и испуганная неожиданной погоней, собственным страхом и тем, что сулила ей боль.

Сквозь белую пелену и шум в ушах пробились первые образы и тяжелое, прерывистое дыхание. Свое собственное. Девочка расслабилась и невольно улыбнулась, когда ничего не произошло. Медленно, неловко встала, сплевывая на землю сгусток слюны и крови, подобрала сундук с земли и тихо зашипела от пронзившей все тело острой боли. Скорее всего что-то внутри все же сломалось.

Оно накатило также внезапно, как и всегда. Оно оглушило, взорвалось под веками яркими всполохами и породило в душе смуту. Чувство грусти из-за того, что ничего от нее не зависело, ведь это первое правило их храма: не вмешиваться. Девочка дышала прерывисто и быстро, смотря на землю перед собой и пытаясь понять увиденное. Было ли это видение хорошим или плохим, она не знала. Но то, что оно несло скорые перемены знала наверняка.

− Это может плохо закончиться для нас всех. Нужно сказать сестрам.

Девочка вновь сплюнула кровь из прокусанного языка со слюной на землю и стремительно пошла к храму. Темнело.

17

Обратно в пустые комнаты с матрасами его вернули быстро. Вновь застегнули ошейник и приковали к холодной, влажной стене, от которого по телу бежали мурашки. К нему относились плохо, посматривали недобро и не подползали, не общались. Игнорировали. Подобное поведение Илзе не удивляло, ведь рабы всегда были за себя и с охотой подставляли других, чтобы выкроить место под солнцем. Его теперь недолюбливали еще сильнее, потому что никогда Господин не выделял кого-то так явно, не селил в гостевые комнаты со всеми удобствами на несколько дней.

Илзе не считал Господина щедрым, ведь помнил, как больно тот бил, как мало давал еды и приходил каждую ночь, водя ладонью в перчатке по свежим рубцам. Их даже залечили плохо, отчего теперь он клейменный навечно раб. Ошейник ему может и снимут, но рубцы на спине и ягодицах, как доказательство неповиновения и акта наказания, останутся навсегда. Господин умен и прекрасно осознавал, что, познав вкус свободной и комфортной жизни возвращаться на тонкий матрас в помещение, в котором пахло экскрементами, маслами и чужими телами, будет невыносимо.

Господин очень умный и прекрасно понимал, какие последствия будет иметь подобная вольность. Он не приходил несколько дней, но через слуг исправно интересовался самочувствием Илзе, отчего тот краснел и тихо, едва слышно отвечал, благодарил за оказанное внимание.

Теперь его почти ненавидели.

Последний раз Господин выделял так лишь одну невзрачную, но очень миловидную девчушку, которую брал с собой на приемы, дарил украшения и иногда звал в свои покои. Девка, имени которой Илзе не помнил, понесла от него быстро и радовалась. Мать будущих наследников звучало намного престижнее рабыни, пригодной для плотских утех. Она гордо вскидывала подбородок, надевала украшения и красовалась перед другими рабами, вызывая в них зависть. Цель была достигнута быстро. И если половина рабов смотрели на нее со смесью гнева и ревности, то другая половина лишь наблюдала со стороны, осознавая, почему Господин брал ее на все светские балы. Илзе рассказал об этом парень, занимавший когда-то его матрас, голова которого до сих пор висела на копье за дворцом. Церковь и орден красного креста не принимали однополые отношения, как и рабовладельчество. Однако ко второму относились терпимо, особенно когда рабыней выступала женщина. На что-то более эти смазливые существа не способны, поэтому их брали на балы и в качестве спутниц.

Девчонка была глупа и умерла бы рано или поздно. Только Господин, который совершенно не обрадовался новости о неожиданном пополнении, оказался быстрее. Столько крови не видел дворец со времен свержения предыдущего короля. Так говорили все, кто видел воочию произошедшие много лет назад события. Илзе их не видел, но прекрасно понимал, что, если бы не Господин, который сделал из фаворитки мясо на охоту для привлечение диких животных, ее бы вытравили рабы.

Такого пренебрежения к себе и открытого хвастовства никто не терпел. Особенно рабы.

Илзе тоже подобного не любил, поэтому тоже зубоскалил, вставал на сторону остальных, ополчаясь против кого-то. Сейчас же все смотрели косо на него и это нервировало. А еще злило, потому что он не виноват в том, что оказался в таком положении. Господин мудр. Он стравливал рабов между собой и смотрел на это со стороны, развлекаясь.

Не общаясь ни с кем, Илзе сидел на матрасе в своем углу и косо смотрел на остальных. Даже спал он чутко, всегда прислушивался к инородным шумам, к чужим словам и тону. Потому что рабы – самые настоящие сплетницы, которые не стеснялись и не боялись друг друга. У каждого из них были свои секреты, каждый хранил секреты остальных и почти все умны, чтобы никому не рассказывать их. Болтливых отправляли в портовые бордели или сразу убивали.

Сейчас он тоже не спал, лишь расслабленно лежал лицом к остальным, чтобы его не ударили со спины. Не убили ночью, прямо во сне. Не такой смерти ему хотелось, да и не о такой жизни он мечтал. Однако за мечту следовало бороться, у Илзе же не было ни сил, ни возможностей. Не спал, лишь прислушивался к чужим тихим разговорам.

− Господин не приходил к нам уже несколько дней, − недовольно зашептала девчушка. Тоже симпатичная, но молчаливая и сидящая где-то в уголке. Илзе ее не знал, первое время даже ждал, когда ее выгонят, но этого не происходило. К его большому сожалению.

− Тихо ты! – шикнул на нее парень, которого Илзе знал. Они попали во дворец Господина почти одновременно, но общались редко, да и виделись тоже, потому что мальчишку постоянно отдавали гостям или дальним родственникам, которые приезжали во дворец по делам государственным или личным.

Илзе не двинулся, но выдохнул прерывисто, отчего те замолчали. Наверняка смотрели на него, прислушивались к чужому дыханию и шагам за закрытыми дверями. Он не двигался, выравнивал свое дыхание и не напрягал тело. Ночью все спали, и он тоже спал, держал глаза закрытыми, прислушиваясь к разговаривающим.

−Дурной! Нужно быть осторожным, − вновь зашипел парень. Его цепь заскользила по полу. Значит передвинулся и голоса их стали глуше. – У Господина много дел, ему не до нас.

Кто-то вздохнул недовольно, длинно и слишком тяжело.

− Но предстоящий бал подготавливают слуги, а не Господин, − недовольно шепнула девушка и Илзе едва сдержал смешок. Наивная девчонка, которая влюбилась в Господина. Это было даже забавно, потому что такие истории всегда заканчивались плохо.

Информация о предстоящем бале его заинтересовалась, поэтому Илзе напряг слух.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

− Бал готовят помощники и слуги, но Господин все контролирует. Будет много важных гостей. Поговаривают, что приедет Папа.

Его голос тихий, едва слышный и это немного раздражало. Однако Илзе услышал все, что требовалось. Теперь понятно долгое отсутствие Господина и то, что их выводили в сад редко. Потому что Папа против рабов и однополых отношений, которыми грешили многие аристократы для удовлетворения потребностей без последствий в виде бастарда. Не понятным оставалось то, почему же Катарина больше к нему не приходила, не подкармливала и не оставляла через слуг записки? Слишком навязчива она была первое время и сейчас почти игнорировало, что вызывало небольшое беспокойство. Но на свой второй вопрос он также быстро получил ответ.

− Жаль, что госпожа Катарина уехала. С ней во дворце было легче. Господин больше времени нам уделял, оставляя наведение порядка ей, − вновь недовольно отозвалась девчонка и незамедлительно зашипела сквозь зубы.

− Вот и радуйся, неразумная, что нас не трогают! – недовольно зашипел парень, его цепь с тихим лязгом проехалась по полу. Послышалось недовольное сопение и тишина. Впервые Илзе согласен, потому что пока Господин не трогал, они были относительно свободны.

***

К сожалению, свободу и относительное спокойствие длилось недолго. Господин пришел за двое суток до бала, когда даже охранники только о нем и говорили. Рабов не предупреждали, на них не обращали внимание, лишь забавлялись, когда давали ржавые тарелки со странной на вид и вкус похлебкой. Илзе считал, что даже лошадей в конюшне кормили лучше, но покорно ел, лишь иногда кривился, потому что другого могли не дать. Есть же хотелось, особенно когда за пределами камеры похолодало и много энергии уходило на то, чтобы согреться.

Господин, как всегда, пришел неожиданно, отчего все вздрогнули, резко замолчали и со смесью страха, непонимания и восхищения посмотрели на него. Пока он чеканил шаг до своего трона, все расселись по своим местам, смиренно опуская голову и пряча руки за спиной, некоторые успели пригладить волосы. Илзе же смотрел на чистые ботинки Господина и внутренне готовился к неожиданностям. Потому что просто так к ним не приходили, особенно накануне бала.

− Распоясались. Выглядите ужасно.

От его слов многие вздрогнули, напряглись, кто-то расстроился. Критика от Господина всегда была неприятной, особенно для людей впечатлительных. Илзе же не обратил на его слова внимания, потому что понимал: за ними последует что-то более важное. Он предполагал, что на бал Господин захотел взять кого-то из них. Скорее всего девушку, потому что Папа презирал однополые отношения даже для простых удовлетворений потребностей организма, а Господин наверняка хотел бы выглядеть в его глазах хорошим. Чтобы их дальнейшее сотрудничество было плодотворным. Хотя, парней он тоже мог взять, однако скорее, как личного слугу, который будет смотреть преданно, улыбаться гостям, подливать вино и всегда находиться рядом. Такое тоже применялось.

Все рабы в этой комнате имели разные роли. Кого-то использовали лишь как слуг, кого-то особенно красивого отдавали гостям, а некоторых Господин использовал сам. Поначалу это злило, причиняло боль. Илзе много плакал, спорил, прятался и блевал, стоило лишь почувствовать руки на своем теле. Но его хорошо выдрессировали, и он относился к этому более спокойно. Однако до сих пор ненавидел, когда его отдавали незнакомым людям, особенно мужчинам.

− До вас уже, наверное, дошел слух о предстоящем бале. И в этот день вы должны быть идеальными мальчиками и девочками, не попадаться людям на глаза. Я понятно выражаюсь? − пробасил он, отчего многие вздрогнули. Даже Илзе не удержался и шумно сглотнул, ощущая страх. Нечто подобное он и предполагал, но то, каким тоном Господин сказал это говорило о многом. Господин, довольный реакций рабов, продолжил. − Но кое кого я все же возьму как своего слугу и симпатичную мордашку.

Это он уже сказал задумчиво. Манипулятор. Теперь тряслись все, кто-то от страха, кто-то от нетерпения услышать свое имя. Подобные балы устраивались не часто, но для рабов они всегда имели значение. Особенно для девушек. Обычно на балах рабов продавали, дарили или покупали и после этого жизнь некоторых становилась лучше. Илзе сам знал девчушку, которую Господин продал несколько лет назад какому-то влюбленному, глуповатому аристократу и сейчас та являлась не только хозяйкой небольшого поместья, но и воспитывала наследников рода. Такое происходило очень редко, но кому-то везло, а кто-то попадал на рынки, где людей продавали за гроши не только в качестве слуг, любовников или любовниц. Некоторых отправляли на опыты или потрошили на ингредиенты.

Поэтому всеобщей радости Илзе не разделял и надеялся, что его оставят в покое. Он еле слышно выдохнул, когда Господин подозвал молодую девушку, которая улыбнулась широко. Она смотрела на него с восхищением, подставлялась под редкие прикосновения и уверяла, что будет хорошо себя вести и не посрамит честь его. Маленькая дурочка. Все еще надеялась на что-то. Конечно, она отличалась от остальных тем, что держалась здесь также долго, как и он, всегда беспрекословно выполняла приказы Господина, вела себя подобающе, ложилась под нужных людей и, по слухам, убивала неугодных. Илзе последнее точно не знал, но ее все же опасался, потому что такие фанатично настроенные женщины самые страшные существа.

− Илзе, милый, подойди.

По спине пробежал холодок от этого обманчиво нежного обращения и тона. Он сглотнул и на негнущихся ногах подполз к трону, неудобно распрямившись. Цепь натянулась так, что холодный металл впивался в кожу шеи и давил на кадык. Еще страшнее стало, когда Господин лениво опустил руку на его голову, перебирая волосы. В голове пронеслось множество мыслей, одна хуже другой. Терять свое место и положение в этой странной иерархии ему не хотелось.

− Тебя что-то беспокоит? – неожиданно спросил Господин и, сжав его волосы, потянул назад, заставляя запрокинуть голову. От боли заслезились глаза и сердце упало куда-то в пятки, но Илзе все же не поднял взгляда, потому что не разрешалось.

− Нет, Господин. Извините, я немного замерз, − ответил Илзе и похвалил сам себя за то, что в голосе не проскользнула дрожь. Его страх перед человеком, который сейчас говорил ласково, но сжимал его волосы так сильно, что болела голова и было такое чувство, словно ему хотели вырвать волосы с корнями. Подобное отношение напрягало, потому что дальнейшие действия предугадать сложно.

− Как нехорошо, я не хочу, чтобы вы болели. Ведь ты составишь мне компанию на балу?

Вновь этот мягкий тон, от которого холодный пот появлялся. Господин не спрашивал, а ставил перед фактом и устрашал. Илзе боялся. Поэтому какое-то время справлялся с дрожью, сглатывал колючий ком и надеялся, что голос его и на этот раз не подведет.

− Это буде честью для меня, Господин.

***

Илзе ненавидел приемы. Обычно они ничем хорошим не заканчивались, особенно для него. Поэтому Илзе сидел рядом с троном Господина в дорогой одежде и украшениях, которые подчеркивали его статус, но выглядели прилично. На него посматривали, кто-то улыбался плотоядно, но не подходил. Потому что на помост к Господину без приглашения никогда не заходили, а тот редко кого пускал, подчеркивая свое более высокое положение.

Вытерев потные ладони о тонкую ткань широких штанов, которые немного странно смотрелись с приталенной, шелковой рубашкой по середину бедра. Такая одежда в его понимании выглядела нелепо, как и все многослойные цепочки на шее, заменяющие ошейник. Рабыня выглядела намного лучше в длинном платье с корсетом и высокой прической. Она не сидела на полу, как он, стояла позади трона и по одному лишь движению кисти подливала вино, клала небольшую груздь винограда на его ладонь. Илзе чувствовал себя лишним, потому что единственное, что он делал, так это соглашался с ленивыми и тихими высказываниями Господина, подставлял голову для поглаживания и красиво сидел рядом. Похоже симпатичной мордашкой был именно он.

Радовало лишь то, что помост длинный и все люди ходили в двух метрах от них. Пестрые, от них рябило в глазах. Они ходили по большому залу, переговаривались между собой и танцевали под звуки инструментов. Музыка – единственное, что ему нравилось в подобных местах. Илзе цеплялся взглядом за знакомые лица, концентрировался на ощущениях, когда прикосновения Господина причиняли боль или наоборот, едва замечались. Подобный контраст напрягал, но он выглядел расслабленным. Внешне.

− Господин, − тихо сказала девушка и посмотрела недовольно на Илзе. Ревновала. Она окатила его ледяным взглядом и улыбнулась, вновь обращая внимание на Господина. – Папа просит личной беседы с вами.

От ее слов напрягся даже Господин. Илзе неловко вскинулся и выпрямился, готовый в любой момент встать и направиться в зал, становясь одной из колонн. Однако Господин быстро взял себя в руки и убрал руку из его волос.

− Конечно, почту за честь, − ответил он и незаметно поправил одежду, когда девушка ушла. Илзе покосился на кресло, стоящее неподалеку и полупрозрачную тканевую шторку, которую опускали, отделяя их и остальной зал. – Сиди спокойно.

Это уже относилось к нему, поэтому Илзе неловко замер. Это казалось неожиданным, потому что логичнее было бы его отпустить. Но кто он такой, чтобы перечить Господину? Поэтому Илзе неловко поправил одежду, скривился невольно, когда одна из тонких цепей перетянула горло. Напрягся, когда на помост взошел пожилой мужчина в длинном белоснежном балахоне. Нетвердой походкой он подошел к ним, посмотрел почти прозрачными глазами на него, Илзе, и сел в предложенное кресло. Илзе впервые видел Папу, особенно так близко. Он и правда выглядел старо, словно находился одной ногой в сырой могиле, но в то же время от него исходила такая сила, что становилось неловко. Илзе рассматривал его не долго и вскоре опустил голову, ощущая себя странно. Зачем его оставили?

− Илзе, принеси фрукты, − коротко приказал Господин и сдержанно улыбнулся. – Счастлив видеть вас, Папа, в добром здравии. Выглядите как всегда превосходно.

− Всегда ты был сладок на слова, мальчик. Но здравие мое хорошее, с чем вам придется считаться. Хороший прием ты устроил. Сейчас как никогда нужно что-то, что объединит людей, − голос Папы очень хриплый и низкий, немного пугающий. Илзе выставил перед собой поднос с фруктами и другими сладостями. На него не обращали внимание и это даже хорошо, потому что происходящее его напрягало.

Напрягся и Господин, который недлительно взял очищенный апельсин и отломил от него большую дольку.

− Ваши слова как-то связаны с произошедшим в Яме? – напряженно поинтересовался Господин и по хмурому взгляду Папы понял, что попал в точку. До него доходили слухи, но он не воспринимал их всерьез, даже не прислушивался. Потому что Яма находилась далеко, да и своих проблем хватало.

− Тяжело осознавать, что с возрастом мы не молодеем и внимание наше рассеивается. Не уследил за маленькой Ямой. Проглядел зло, которое родилось там. Сейчас монстр живет в лесу и никого к себе не подпускает, скалиться, кого-то гонит, а кого-то убивает. Бедные люди, которым приходиться бороться с ней одним, − сокрушенно покачал головой Папа. Было видно, что его это правда волновало, что казалось Илзе немного странным.

Про появление странного существа он слышал как-то раз. Поговаривали тогда, что оно убило несколько человек, голыми руками разорвало волков и поселилось в лесу, терроризируя людей. Некоторые утверждали, что монстр владел магией и отпугивал всех путников. Илзе не знал, правда это или нет, но все же опасался неизвестное существо. Хотя, он в этом дворце будет до конца своей жизни, поэтому волноваться смысла не было.

Господин смотрел тяжело. Он щелкнул пальцами и показал себе за спину. Илзе понял его сразу и незамедлительно подошел к столику, на котором стояла бутылка вина. Папа с Господином тихо разговаривали, обсуждая ситуацию в мире, предстоящее пришествие и нового монстра, который нарушал баланс в мире. Папа обмолвился, что уже послал рыцарей красного креста на его поимку, но Илзе сделал вид, что этого не слышал, вставляя перед собой поднос с двумя бокалами вина.

Посмотрев на бокал, Господин взял его и покрутил в руке. Кивнул на тихие слова Папы, посмотрел на алую жидкость, от которой пахло ягодами и алкоголем.

− Илзе, пей! – грубо сказал Господин и протянул свой бокал опешившему Илзе. Тот растерянно посмотрел на Господина, потом на Папу, который даже бровь не повел, продолжая свою мысль. О том, что они потеряли все, что появилось слишком много богохульников и люди уже не с таким страхом смотрели на проявления магии. Илзе судорожно выдохну, взял поднос в одну руку, второй с тихой благодарностью беря вино в руки.

Терпкое и немного кислое. Не такое хорошее, как обычно пил Господин. Илзе хотел было об этом сказать, но неожиданно тело обдало жаром, потом холодом, а желудок скрутило. Тело не слушалось, язык стал слишком большим и неповоротливым, дыхание потяжелело и перед глазами все поплыло. Илзе даже не почувствовал боль в коленях, когда упал на каменный пол, словно подкошенный. Бокалы разбились, а вино потекло по полу, задевая его руки и рубашку. Тело не двигалось и ему даже показалось, что он умер, потому что на какое-то время сознание отключилось.

Однако Илзе все еще, как сквозь несколько одеял, слышал спокойный голос Господина. Почувствовал шевеление и легкий укол боли в боку. Казалось, его ударили носком ботинка, но он не знал этого точно. Его касались, Господин с Папой также спокойно говорили и единственная фраза, которую Илзе различил четко был приказ: