Текст книги "Ребенок от бывшего мужа (СИ)"
Автор книги: Анастасия Франц
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)
Глава 23
Ада
С самого утра, как только встала и не обнаружила в доме Матвея, моё сердце не на месте. Плохое предчувствие не даёт покоя, заставляя меня ходить из угла в угол квартиры, которая стала казаться такой маленькой, что трудно было вздохнуть. В отличие от того, когда в ней был Огнев. В такие моменты она казалась тёплой, уютной, такой, что здесь хотелось остаться. Остаться навсегда вместе с мужчиной, что в последнее время слишком часто находится со мной рядом.
Вчера бывший муж странно себя вёл: был спокоен, но я чувствовала, что внутри напряжён. О чём-то думал, делал какие-то одному ему ведомые выводы. То хмурился, отчего брови на переносице сходились, что хотелось провести по ней пальцами, разгладить. То смотрел странно, задерживая на
мне долгий взгляд. То вдруг отмахивался, словно его моё присутствие напрягало, несмотря на то, что сам решил привести меня к себе в квартиру, хотя я была против этого.
Со стороны Матвея было глупо поселять меня рядом с собой, несмотря на то, что я ношу под сердцем его ребёнка, в правдивости чего он удостоверился, прочитав тот самый тест, который, оказывается, перепутали. Но разве это что-то меняет? Мы по-прежнему чужие люди друг другу, хоть и замирал пульс при виде него. Но я всё списывала на гормоны, которые в последнее время что-то разбушевались не на шутку.
Но не только я чувствую себя странно, Огнев тоже ведёт себя крайне подозрительно. А сегодня и вовсе куда-то ушёл, едва только забрезжил рассвет в окне. Слышала хлопок двери – не спала. Всю ночь крутилась, не понимая своих чувства, эмоций. Пульс замирал, стоило только подумать, что через стенку находится Огнев. Человек, к которому, несмотря на боль и то, как он поступил со мной, внутри теплятся, еле дыша, чувства, оставшиеся тлеть глубоко в душе.
Я противилась, не хотела, но рядом с ним, так невозможно близко, трудно противостоять ему, как и прежде. Он всегда затягивал в свои сети. Без права на выбор. Да и разве хотелось от него сбежать, когда он так смотрит? Когда прикасается так, что мурашки бегут по коже. Когда обнимает, а земля уходит из-под ног.
Мне хочется убежать, скрыться от него вновь и вновь, чтобы не чувствовать всего того, что он вынимает из меня своим присутствием рядом. Понимаю, что было глупой идеей находиться с ним в одной квартире, настолько близко, считай, руку протяни – и вот он. Стоило только подойти чуть ближе – и можно было прикоснуться к знакомым чертам лица: густым бровям, уголкам глаз, идеальному носу, слегка пухлым губам, обведя их по контору подушечками пальцев, и бороде, которая отросла, но так ему идёт, что хочется касаться её кожей.
Мои руки ложатся в привычном жесте на уже довольно выпуклый живот. В последнее время я часто так делаю, аккуратно его поглаживая.
За окном сгустились сумерки, а Матвея всё нет дома. Сердце сжимается. Вдруг чувствую лёгкий толчок внутри. Малыш.
– Тихо, тихо, малыш, – глажу в успокаивающем жесте. – Всё хорошо. Твой папа скоро вернётся, – чувствует мои метания и переживания за непутёвого папочку, который вдруг пропал на целый день, не оставив ни записки, ничего. Как, впрочем, и не отвечает на мои звонки.
Пыталась позвонить, наверное, миллион раз, но в ответ лишь знакомое «Абонент временно недоступен», отчего сердце сжимается в тисках с сумасшедшей силой, а малыш всё чувствует, вот и буянит. Хулиган.
Первый толчок маленькой ножкой почувствовала не так давно. Буквально пару дней назад, перед выпиской, когда ко мне вновь пришёл Матвей. За месяц, который я находилась в клинике, он приходил каждый день. Иногда уставший, помятый, но это стало для него своеобразным ритуалом: ровно в шесть часов вечера появляться на пороге моей палаты, смотреть с лёгкой улыбкой, сжимая в одной руке пакет с фруктами, что можно уже складировать на небольшом столике.
Помимо того, что бывший муж приносил еду, к тому же и Тея часто заходила. Пыталась выведать, какие у нас с Огневым отношения, получая от меня один и тот же ответ – он лишь отец моего малыша. Всё. Точка.
Вернуться в прошлое невозможно, как и понять, почему он так со мной поступил, а спрашивать я не решалась. Не хотела бередить прежние раны, которые и так, кажется, зажили, хоть и остались после глубоких порезов шрамы, которые ничем не залечишь. Боль лишь со временем притупляется.
Тогда бывший муж был странно нежным и каким-то родным, что затрагивал какие-то струны внутри. Его ладони лежали на моём запястье, поглаживая большими пальцами рук кожу. А маленькая ножка внутри меня слегка пиналась, отчего в первые секунды я испугалась, что что-то не так. Даже Матвей изменился в лице: занервничал, подскочил, спрашивая, интересуясь, хорошо ли всё со мной. Я его успокоила, сказав, что всё замечательно, и впервые за долгое время ему улыбнулась, ошарашив его ещё больше.
Не знаю как, но маленький комочек чувствует своего папу даже на расстоянии, как и меня, мои чувства к его папе.
Вот и сейчас разбушевался, отчего пришлось присесть на диван в гостиной, облокотившись на спинку.
– Ну, что ты, маленький, – улыбка на лице, а рука гладит, успокаивает. – Мама с тобой, сейчас и папа придёт, – как только проговорила последние слова, слышу звук, копошение в коридоре.
Подорвалась с места, как птичка полетела к своему губителю. Хоть и крылья подрезаны, а всё равно лечу, будто мотылёк на обжигающий огонёк. Опасно, но так хочется подлететь к нему настолько близко, чтобы почувствовать хоть ненадолго долгожданное счастье, даже если плата за него – смерть.
В последнее время мысли о смерти, о том, что меня может не стать, посещают меня всё чаще. Я не хочу умирать. Хочу, чёрт возьми, увидеть
своего малыша, взять его на руки впервые, прикоснуться к крошечным пальчикам, поцеловать в лобик, погладив по маленькой головке. Я боюсь оставлять его, хоть и понимаю, что у него будет папа, который позаботится о нём так же, как и заботится сейчас, хоть это мне и не нравится.
Подхожу к коридору. Темно. Но различаю силуэт бывшего мужа, что облокотился плечом о стену.
– Матвей, – говорю тихо, но меня слышат. Хочу включить свет, но как-то незаметно мужчина приблизился ко мне, хватая рукой за запястье.
– Не надо, Ада, – голос охрипший, мучительно больной, поломанный, словно ему нестерпимо разрывают душу в клочья, и он страдает.
Не знаю, откуда, но чувствую, как ему невыносимо больно в душе, словно он узнал то, о чём раньше не догадывался. И эта правда раздавила его самого. Что случилось…?
– Матвей, что-то случилось? Ты почему так поздно? – в голове тысяча вопросов, но сейчас задаю именно эти два, которые больше всего меня интересуют.
Понимаю, что не имею права задавать такие вопросы. Я ему не жена. А всего лишь бывшая. Ненастоящая. Но не могу ничего с собой поделать. Я волнуюсь, и малыш это чувствует, вновь толкаясь крохотной ножкой. Другой рукой глажу живот, успокаивая. Этот жест замечает Огнев.
– Тебе плохо? – не вижу, но чувствую пристальный взгляд. Качаю головой, забыв, что мы стоим в темноте.
– Нет. Всё хорошо, но вот что с тобой, Матвей? – не дождавшись ответа, тяну на себя, направляясь в гостиную.
Мне хочется видеть его глаза. Он не сможет соврать.
Жму на выключатель на стене, не оборачиваясь. Подходим к дивану, где ещё пару минут назад сидела я одна, и только потом смотрю на него. Ахаю. Судорожный выдох слетает с губ. Левая бровь сбита, оттуда течёт тонкой струйкой кровь, на губе похожая ссадина с запёкшей кровью. Кое-где на белоснежной рубашке виднеются капли крови. Сердце сжимается в тиски.
Его губы кривит ухмылка, но он тут же морщится. Видимо, больно. Делаю к нему шаг, становясь вплотную. Поднимаю свободную руку вверх, прикасаюсь к разбитой губе.
Матвей прикрывает глаза.
– Что с тобой случилось? С кем ты подрался? – вмиг его настроение меняется. Распахивает глаза, смотрит на меня недовольно, словно меня это никак не касается. И здесь я с ним согласна, но не могу по-другому.
Он отец моего ребёнка. И, как бы то ни было, я переживаю за него. Особенно когда он вот в таком состоянии, когда на лице у него ссадины.
– Тебя это не должно касаться, – отталкивается от меня, но я не даю, держу крепко, не позволяя уйти просто так, когда ему нужна помощь.
– Садись, – киваю на диван, пряча свои истинные чувства, то, как меня задело его отношение, когда я всего лишь беспокоюсь о нём.
Мужчина хмурится, но вдруг подчиняется. Садится, а я, не смотря больше на него, иду на кухню. Где-то там видела аптечку. Возвращаюсь с небольшой коробкой, сажусь возле него и ищу перекись и вату. Потом наливаю немного прозрачной жидкости на ватный диск. Всё то время, пока я проделываю манипуляции, Матвей не сводит с меня взгляда.
Отставляю бутылочку с перекисью, поднимаю голову, подношу руку к брови бывшего мужа, стараясь не встречаться с ним взглядом. Огнев никак не реагирует, стойко выдерживая все процедуры, пока я обрабатываю ссадины рядом с виском, стирая кровь. Один за другим ватные диски окрашиваются в красный цвет. Мне неприятно видеть его таким. Чувство, будто я сама к этому так или иначе причастна. Но я боюсь спрашивать то, что меня мучает. Не хочу, чтобы он смотрел на меня так, будто я никто для него. Хоть так оно и есть. Но это больно.
Перехожу к губе. Вот здесь будущий папочка морщится и как-то резко хватает меня за запястье, отчего я вздрагиваю. Хочу убрать вату, но держащая мою руку ладонь не даёт это сделать. Прижимает к своим губам мои пальцы ещё крепче, предварительно убрав из них ненужный предмет, отчего я подушечками пальцев чувствую мелкие трещинки на них.
Задерживаю дыхание, когда Матвей проводит моими пальцами по своей нижней губе. Осторожный поцелуй в фаланги, а я, кажется, действительно не дышу. Весь воздух пропал.
– Прости, – опаляет мои пальцы своим дыханием.
Не могу понять, за что он извиняется, отчего его глаза наливаются болью, а меня затапливает похожее чувство.
Качаю головой. Ладонь левой руки кладу на его правую щеку. Глажу осторожно.
– Ты скажешь, что с тобой случилось? – вновь стараюсь выяснить хоть что-то.
Почему он в таком состоянии? Что с ним случилось?
Но в ответ тишина. А в следующую секунду наотмашь вновь бьёт.
– Тебя это не касается, – отгораживается от меня, убирая мои руки от своего лица. Пытается встать, но я замечаю сбитые до мяса костяшки пальцев.
– Огнев, – вскрикиваю, хватаю за руки. – Ты с кем подрался? – его поведение начинает бесить, выводить из себя. Закипаю настолько сильно, что повышаю голос. – Ты приходишь с разбитым лицом и руками и говоришь, что это не моё дело. Тогда какого чёрта я здесь нахожусь, если меня это не касается? Я тебе не собачка, которую захотел – привёл домой. Захотел – выкинул. Я живой человек, Огнев!
– Замолчи, Славина! – повышает голос, встаёт.
– Не замолчу. Хватит себя со мной вести как с куклой. Да, я, может, провинилась в прошлом перед тобой – хотя и представления не имею, в чём моя вина, – когда ты выкинул меня на улицу, – от последних слов его глаза вспыхивают болью, но я отмахиваюсь, продолжая говорить и говорить. – Сейчас я в чём виновата? – подскакиваю, забыв обо всём.
– Ада, пожалуйста, помолчи. Сейчас ты сама делаешь только хуже. Умоляю, подумай о ребёнке, – трогает пальцами глаза, сжимая закрытые веки.
Дышу, прикрываю глаза. Он прав. В первую очередь малыш. Малыш, которого нужно было скрывать всеми возможными способами. Не говорить ему ничего. Глупая. Делаю глубокий вдох-выдох, успокаиваюсь. А в следующую секунду поворачиваюсь и ухожу от него подальше. Мы не сможем находиться с ним в одной квартире. Это губительно для нас двоих. Ни к чему хорошему это не приведёт. Не после того, что было между нами в прошлом.
Я в который раз ошиблась. Поддалась своим чувствам, когда надо было бежать сломя голову от него подальше. Настолько далеко, чтобы он не нашёл, не смог догнать, схватить, заперев в этой клетке, сделав меня беременной от него пленницей.
По щеке впервые за долгое время скатывается слеза. Не смахиваю её, продолжая идти в свою клетку, куда меня поселили.
Впервые в голову закрадывается мысль, что не стоило оставлять кроху. Что он останется без родителей, потому что я собираюсь уйти прямо сейчас из этого дома. Пускай в ночь, но больше здесь находиться я не могу. Может, я сглупила, но мне хотелось этого ребёнка. Именно от бывшего мужа, пускай и ценой своей жизни, но от меня и него останется частичка нас двоих на этой земле.
Вторая… Третья… Капля за каплей стекают горькие слёзы. Уже не разбираю дороги, но иду вперёд. Захожу в комнату. Нахожу нужные вещи. Их немного, потому как мы не успели перевезти всё необходимое из моей квартиры сюда. И это плюс, потому что так мне удастся уйти налегке. Выхожу из комнаты, спускаюсь вниз по ступенькам лестницы. Матвея застаю всё в том же месте, где он и стоял. Смотрит, прожигая меня взглядом. Его глаза замечают в моих руках вещи, и он быстро соображает, что я решила предпринять.
Мне всё равно, что он подумает. Почти наплевать.
Безрассудно. Глупо. Но я не могу находиться с ним рядом. Ни сейчас. Ни потом. Никогда. Иначе погибну. Не выживу. А мне нужно воскреснуть, жить ради малыша, ради маленького крохи, которому я пообещала никогда его не оставлять.
– Ты куда? – слышу голос.
Не смотрю. Не хочу.
– От тебя подальше, Огнев, – отвечаю ему в том же тоне, что и он, давая понять, что не хочу с ним разговаривать.
Но куда уж там, кто меня вообще спросил, чего я хочу. Не успеваю преодолеть расстояние до коридора, как меня хватают за руку, разворачивая к себе лицом.
– Хватит, Ада. Ты в своём уме – идти куда-то на ночь глядя? К тому же, я тебе сказал, что ты будешь жить со мной. Здесь. И никуда не уйдёшь.
– Кто ты мне такой, чтобы приказывать, где жить и что делать, а, Огнев? Кто? – качаю головой. – Никто, Матвей. Поэтому сейчас ты меня отпустишь, и я уйду. Уйду и больше не появлюсь в твоей жизни, как и ты в моей. Всё, хватит. Точка, – мы стоим, не мигая, смотрим друг на друга, и ни один из нас не в силах отвести взгляд.
Вижу, как его глаза вспыхивают в секунду. Миг – и меня прижимают к стене. Губы Матвея накрывают мои.
Глава 24
Матвей
Вжимаю малышку в себя настолько, что выпуклый животик вдавливается в мой крепкий торс. Мне не дискомфортно, а, наоборот, я кайфую от того, что, чёрт возьми, любимая женщина беременна от меня. От меня – идиота, который многое раньше не понимал, но сейчас я готов каяться перед Богом, чтобы маленькая девочка, мой Рыжик была со мной. Чтобы точно так же, как сейчас – в будущем её целовать и не бояться, что она исчезнет, стоит только отвернуться.
Я боюсь до чёртиков, что она уйдёт, испарится, и я больше не смогу прикоснуться, обнять, вдохнуть головокружительный аромат рыженькой девочки, что проникла в меня настолько глубоко, что даже спустя такой промежуток времени и мысль, что Ада меня предала, не выдворили из меня сильных чувств к бывшей жене.
Целую, смакуя сладость губ Рыжика, которая застыла, кажется, не веря в то, что я делаю. Даже я сам не верю в то, что делаю, но я до трясучки не смог сдержаться и не поцеловать её. Она уходила, а я не мог позволить этому случиться. Будто внутренний голос говорил мне, что если уйдёт – не вернётся. Сбежит от меня, как от огня, который опаляет её крылышки при приближении ко мне.
Мои костяшки сбиты до мяса, из-за этого соприкосновение с гладкой, бархатистой кожей Ады отзывается неприятным зудом, но мне начхать на это. Сейчас ничто меня не удержит от того, чтобы касаться любимой маленькой женщины.
Провожу пальцами по щеке вниз, нежно захватываю в плен шею, подтягивая к себе ближе, отчего малютка встаёт на цыпочки. Высовывая язык, слизываю вкус Рыжика, слышу стон в ответ. И в ту же секунду набрасываюсь на её губы, как изголодавшийся котяра по сметане – любимому лакомству. Малышка отвечает, кладя на мои плечи тонкие пальчики.
Я, кажется, забыл обо всём на свете, когда Славина мне ответила. Этого я ждал, наверное, всю свою жизнь.
Не знаю, сколько проходит времени, кажется, вечность, когда мы, наконец, отрываемся друг от друга, тяжело дыша. Соприкасаемся лбами, я рвано выдыхаю и вдыхаю. Большими пальцами глажу кожу на шее. Вижу, как девочка прикрывает свои глаза, наслаждаясь моими прикосновениями, и это самая лучшая награда для меня, несмотря на то, что внутри трепещет адская боль от того, что я совершил в прошлом.
Мне хочется себя убить, разорвать на части, но больше всего сделать так, чтобы я долго и мучительно страдал. Чтобы понял, что чувствовала Ада в тот момент, когда я выгонял её из дома, ничего не объяснив и не сказав. Поверил лживым тварям, что окрутили меня как последнего недоумка. Но даже после этого я не смогу исправить то, что натворил.
Такое не прощается, и после этого не доверяют. Но я хочу доверия бывшей жены. Хочу быть рядом, вернуть её любовь, но в то же время хочу, чтобы она как можно дальше держалась от меня, потому что я – источник всех её бед. Во всём виноват я. Мне нет прощения и, к сожалению, никогда не будет.
Я разобрался почти со всеми, кто был причастен к этой грязной истории. Со всеми, кроме бывшей невесты, но и до неё очередь дойдёт, как только вернётся из-за границы. Я не оставлю это просто так, когда по её вине могли погибнуть мой ребёнок и моя любимая женщина.
Сейчас я понял, насколько сильно её люблю, что, несмотря ни на что, всё равно любил всё это время, и все три года, проведённые в разлуке, внутри меня царапало чувство, что моя девочка не могла так со мной поступить. Отгонял от себя все мысли об этом, потому что видел всё своими глазами. Дурак. Надо было верить сердцу, а не мозгам, глазам, что поверили картине, развернувшейся у нас в квартире.
Тогда я не придал значения многим фактором, не обратил внимания. Если бы смотрел, да даже дал всё объяснить бывшей жене и рассказал всю ситуацию, которая на тот момент произошла – уверен, всего этого просто бы не случилось.
Теперь же зачинщица, которая возомнила себя чуть ли не вершителем судеб, лишится всего, что было у неё. Бывший лучший друг находится в клинике. И мне совсем не жалко его. Да, может, это жестоко – избить чуть ли не до смерти человека, но кто в тот момент пожалел Аду, которая осталась одна, если бы не верная подруга Тея, что приютила на тот момент её. Что девочка не замкнулась, хоть и определённые отпечатки наложила на её душу та история.
Прижимаю к себе, зарываясь в копну солнечных волос. Мне так много хочется ей сказать, но не могу. Не сейчас, когда всё ещё есть угроза выкидыша. Вот именно по этой причине я отталкивал её от себя. Не нужно ей знать, что я сделал.
Аде нельзя нервничать, поэтому я всеми силами буду стараться отгораживать её от всего, что происходит. Лишь бы она была счастлива, улыбалась, как и раньше, прижималась всегда, как сейчас, словно ищет у меня защиты. И я готов ей это дать.
– Я не могу тебе сказать, где я был и что делал, – говорю в макушку, глажу по длинным прядям, пропуская между пальцев. – Мы обязательно об этом поговорим. Но не сейчас, Ада. Не сейчас, малышка, – целую в волосы.
– Я переживаю, Матвей, как ты этого не можешь понять, – отвечает тихо, куда-то в рубашку, которая запачкана кровью Макарского.
Мне хочется смыть с себя его грязь, этот день. Забраться в одну постель с бывшей женой, притянуть к себе, крепко обнять, положив одну руку на выпуклый животик, и так уснуть, наслаждаясь её близостью.
– Я знаю, что ты переживаешь, но не стоит. Я здесь. Я рядом, Рыжик! И я никогда больше никому не дам тебя в обиду. Ни тебя, ни нашего малыша, – понимаю, что давать такие обещания после того, что я совершил, как минимум глупо и неправильно, потому что она не поверит, не доверится, но не могу ничего с собой поделать.
Я готов вымаливать у неё прощение, стоя на коленях до конца своих дней и даже намного дольше. Перед Богом. Но простит ли она меня когда-нибудь? Полюбит, как и прежде…?
Не знаю. Но как бы хотелось этого. Хоть я и недостоин ни крупинки того, что даёт мне эта девочка.
– Мы поговорим. Обязательно поговорим, – продолжаю. – Но не сейчас. Хорошо? – чувствую, как Рыжик кивает, оплетая своими ручками мой торс, прижимаясь щекой к груди плотнее.
Такая же маленькая, как и была. А я сломал, искалечил её. Разве я достоин её? Нет. Но я не смогу без неё. Я сам погибну, если Ада уйдёт.
Заправляю пряди волос за ухо, нежно касаясь. Сейчас малышке нужна забота и тепло.
– Пошли спать, – вдруг произношу, хоть и понимаю, что в разные комнаты. Но даже этого мне достаточно, потому что я знаю, что она совсем близко. За стеной.
– Пошли, – отвечает робко.
Наклоняюсь, подхватываю Рыжика под коленями и поднимаю на руки. Ада ойкает и вцепляется в мою шею мёртвой хваткой.
– Что ты делаешь? – слегка возмущается, сведя бровки домиком. – Я же тяжёлая, – малютка, ты слишком лёгкая, как пушинка.
– Ну какая ты тяжёлая, Ада? Ты весишь меньше, чем маленький слонёнок, – мне хочется её рассмешить, чтобы увидеть нежную улыбку, но вместо этого она ещё больше хмурится.
– Я не слонёнок, – качает головой, как маленькая. – Это ты у нас мамонт, – вот маленькая зараза.
– Согласен, – киваю головой. Я намного больше и выше девочки.
Наш контраст и в телосложении, и в росте смотрелся на удивление гармонично. Словно мы две половинки одного целого.
Поднимаюсь осторожно по ступеням, чтобы ненароком ничего не случилось с драгоценной ношей у меня на руках. Смотря себе под ноги, в отличие от бывшей жены, которая смотрит на меня, кажется, впитывая каждую мою чёрточку в себя. А у меня сбивается пульс от того, что, может, не всё ещё потеряно, и что мы сможем построить заново наше счастье, которое по глупости я сам же и сломал.
Может, Ада всё так же что-то чувствует ко мне? Я ей не безразличен? Если бы нет, то тогда бы не оставила ребёнка от меня, а сделала аборт. Да нет, моя девочка не такая. Она бы в любом случае не сделала аборт.
Подхожу к её спальне, аккуратно отворяю дверь, заношу Рыжика внутрь. Подхожу к кровати, осторожно ставлю её на пол.
– Спокойной ночи, – говорю шёпотом, но так, чтобы она услышала. Подношу руку к её лицу, касаюсь содранными костяшками пальцев щеки, нежно глажу.
Девушка прикрывает глаза, оплетает ладонью мою руку и трётся об неё, как ласковая кошечка.
Но вдруг распахивает свои колдовские глазки и смотрит мне прямо в глаза.
– Мне завтра на УЗИ. Пойдёшь со мной? – вдруг задаёт вопрос, а я перестаю дышать, когда она говорит следующие слова: – Можно будет узнать пол ребёнка и послушать его сердцебиение.
Не могу ничего сказать. Ком встал в горле, не давая произнести ни слова. В глазах защипало, но силой воли стараюсь подавить слёзы от того, что Ада хочет пойти вместе со мной на УЗИ. Что можно узнать пол нашего малыша. Послушать его сердцебиение.
Моя маленькая женщина хочет, чтобы в тот момент я был с ней рядом. Держал крепко за руку. И я буду с ней рядом!
Утром мы встаём с ней вместе. Почти. Я – немного раньше, чтобы приготовить для Ады завтрак. Заварил овсяную кашу с кусочками фруктов и чай с лёгким бутербродом. Когда на кухне показалась Рыжик, завтрак был готов.
Бывшая жена посмотрела на меня удивлённо, но ничего не сказала, промолчала. Это и хорошо. Пусть идёт всё своим чередом. А я просто буду рядом, доказывая, что она для меня значит.
После того, как избил Никиту, долгое время ездил по городу, обдумывая всё, что делать и как себя вести. Первым порывом было исчезнуть из жизни Славиной и не появляться, пока сама не попросит, потому что виноват перед ней, что ничто не сможет загладить моей вины. Но следующим порывом было притянуть как можно ближе и не отпускать. Дать понять, что она для меня значит, и на что я ради неё готов. Вымаливать прощение не словами, от которых нет никакого толка, а делом: быть рядом, помогать, быть для неё защитой и опорой.
– Как спалось? – услышал тихий мелодичный голосок Ады, когда мы ели, сидя напротив друг друга.
– Спасибо, хорошо. А ты как? Тебе удобно в спальне, на кровати? Если нет – я позвоню, и привезут другую.
– Нет, нет, не стоит, Матвей, – тут же запротестовала, махая ладошками. – Мне спится хорошо, – лёгкая улыбка на лице, даже на душе стало немножечко легче. – Спасибо, что беспокоишься обо мне и ребёнке, – хотелось сказать, что я готов заботиться о ней, сколько потребуется, и это не потому, что так правильно и нужно, а потому что сам этого хочу.
Доели мы в тишине. Собрались и выехали. В десять часов уже были на УЗИ.
Ада лежала на кушетке. Её белоснежная футболка была задрана до груди, открывая доступ к оголённому животику, к которому захотелось прикоснуться, но я сдерживал себя.
Женщина смазала гелем специальный прибор и приложила его к животу. Ада вздрогнула и сильнее сжала мою ладонь. Погладил большим пальцем кожу, успокаивая. Девочка нервничает, так же, как и я.
– Плод развивается хорошо, без каких-либо патологий, – в этот момент губы малышки тронула улыбка, словно она чего-то боялась, а сейчас, услышав эти слова, себя отпустила. – Хотите услышать сердцебиение малыша? – мы киваем.
Женщина проделывает манипуляции, и от услышанного звука у меня замирает сердце. Оно останавливается. Я слышу сердечко нашего малыша. Бьётся как песчинка. Маленькое. Крохотное. Мария Николаевна вдруг что-то крутит на специальном приборе, а внутри меня набирает обороты паника: что-то не так – проскальзывает мысль. Но в следующую секунду улыбка врача говорит, что всё хорошо.
– У вас будет двойня, – вдруг говорит миловидная женщина, а у меня захватывает дух от этой новости.
