Текст книги "Суд Рейнмена (СИ)"

Автор книги: Анастасия Калько

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 27 страниц)

Дом уже просыпался, шевелился, шумел. В комнату Иветты вошел Станислав Маркович Мальков, великан, по сравнению с которым Вин Дизель, Жан-Клод Ван Дамм и Стивен Сигал показались бы не-мощными хлюпиками. На фоне мощной комплекции очень странно смотрелось простодушное выражение лица, а темно-синий костюм «Хьюго Босс» выглядел диссонансом. И меньше всего Станислав Мальков походил на председателя городского совета. Неуклюжий, сильный как трактор, громкоголосый гигант, который мог одним ударом кулака расколоть столешницу, он скорее походил на портового грузчика, мо-ториста или боксера-тяжеловеса.

– Слышь, Ветка, – пророкотал Мальков с порога, – решил галстук повязать, твой подарок на день рождения, а как он, зараза, завязывается, не помню, – он потряс зажатым в руке галстуком. – Ты бы не помогла старику отцу, а?

– Сейчас, – Иветта взяла у отца галстук, и, встав на цыпочки, закрепила его на мощной шее Стани-слава Марковича.

– Ну, спасибо, – Мальков полюбовался на обнову в зеркало, потом взглянул на дочь и высоко под-нял брови. – Ну ты, блин, и вырядилась. Ты на работу собираешься, или на дискотеку? Тебя охранники на входе не скрутят для выяснения личности?

– Свободная форма, папа. Может так и лучше. Помнишь, как Воробьев сотрудников муштровал, ввел дресс-код строже, чем в иных офисах, чуть ли не в мундирах заставлял ходить, а чем все кончилось?

Мальков гулко захохотал:

– Да уж, спеси много, а засыпался, так весь Регион рассмешил. Скинули дурака надутого, да с каким треском! Вот тебе и строгие правила, вот тебе и дресс-код! У нас в горсовете и в мэрии полгода все за животики держались. Ну, что у тебя на работе-то, Ветка? Скоро того прохиндея поймаешь, который дождливыми ночами  с ножом шурует?

– Если бы знать! Сегодня как раз с Платовым из ГУВД встречусь.

– Платов! – покачал головой Мальков. – Такое серьезное дело, а поручили пацану сопливому, ему бы только безбилетников по троллейбусам отлавливать да старух с укропом у рынка проверять… Ладно, не взвивайся. Вы ж, молодежь, сейчас такие умные стали, всему стариков научите. Ладно, Ветка, работай. Да, и скажи Юльке, к ужину не ждите. Мэр собирает междусобойчик по случаю принятия нового законо-проекта, дело обмывки требует.

Мальков протопал в коридор. Иветта, чуть улыбаясь, стала собирать рабочую сумку, когда вдруг за стеной оглушительно взревела музыка и два девчачьих голоса заверещали как мартовские кошки:

– Я сошла с ума, я сошла с ума,

Мне нужна она, мне нужна она!

Иветта поморщилась, бросила сумку в кресло, выскочила в коридор и пинком распахнула дверь иг-ровой комнаты племянников.

Шестнадцатилетний племянник Сева сидел в наушниках у компьютера, подбирая мелодию к словам своей новой песни. Пятнадцатилетняя племянница Ира пялилась в видеоэкран. На экране извивались две нимфетки в клетчатых юбочках и белых блузках и наперебой вопили, что они сошли с ума.

– Ирка!!! – заорала Иветта, перекричав музыку и писк Юли Волковой и Лены Катиной . – И не на-доело тебе эту фигню по утрам гонять на весь дом?!

 Сева сдвинул наушники на затылок.

– Ветка, ну ты прямо громче деда орешь, – сказал он. – Когда-нибудь окна полетят.

Племянники никогда не называли сестру своего отца тётей. С детства у Севы и Иры установились приятельские отношения с Иветтой.

– Ну, Веточка, зачем ты так? – Ира слегка приглушила звук у ДВД-плеера. – Они такие классные!

– Пусть классные, только пусть не орут на весь дом, – Иветта забрала у племянницы пульт и уменьшила звук почти вдвое. – А то дед придет и еще не так заорет: чего это они с ума сошли.

– Да дуры они обе, – заржал Сева. – И дуры вроде Ирки от них торчат.

– Сам ты дурак! – заорала в ответ Ира, – и «Ария» твоя все придурки!

– Хоть вы не орите как потерпевшие, – попросила Иветта и ушла, слыша, как Ира и Сева за ее спи-ной продолжают спорить о своих музыкальных кумирах.

В столовой уже сидела жена Станислава Марковича, двадцатилетняя студентка Юля. На ходу кив-нув ей, Иветта схватила со стола бутерброд, чашку чая и стала прохаживаться по столовой, откусывая от бутерброда большие куски и запивая их почти остывшим чаем.

– Почему бы тебе не поесть омлета? – спросила Юля. – Ты все время кусочничаешь, а хотя бы раз в день нужно поесть нормальную горячую пищу…

– Спасибо за заботу, мамуля, но мне уже некогда, – называть «мамулей» Юлю, которая была на 17 лет моложе чем она было любимой шуткой Иветты дома. – За мной в девять Тошка Платов заедет, – она отставила пустую чашку. – Ирка с Севкой опять разорались из-за «татушек». А у меня эти Ленусик и Юлясик уже в таких печенках сидят!

– У нас на факультете некоторые девочки тоже ими бредят, – сказала Юля, наливая себе чаю.

– Да? Далеко проникла зараза… Ирка говорила, девчонки из параллельного класса организовали тайный клуб поклонниц «Тату». И Ира хотела в него вступить. Папа с Лешим об этом случайно узнали, такой крик подняли! Люстра на потолке качалась.

Столовая заходила ходуном, когда в нее вошел старший брат Иветты, Алексей Станиславович Мальков, точная копия Станислава Марковича, только на двадцать лет моложе. Джинсы, тенниска и ко-жаная жилетка едва не лопались на его могучем теле при каждом движении. Невозможно было поверить, что это человек с двумя высшими образованиями, ангельским характером, отец двоих детей и редактор центральной газеты города. Больше всего Лёша смахивал на криминального авторитета.

– Болтаете, девчата? – спросил Алексей. – А тебя, Ветка, уже кавалер у ворот заждался, пятый анекдот охранникам рассказывает!

– Тошка приехал? – Иветта развернулась. – Все, мамуля, бегу… Да, вечером папа задержится, у них в мэрии фуршет. А ты, Леший, кончай Тошку моим кавалером звать, не смешно уже!

У ворот уже стояла белая «Волга» Антона Платова, и Иветта огромными шагами бросилась к ней.

Антон, смуглый черноглазый и черноволосый парень спортивного вида ходил туда-сюда у машины и рассказывал анекдот стоящим у ворот охранникам Вите и Толе:

– … А второй контролер спрашивает: «А что у вас за пазухой?». Медведь себя с размаху лапой в грудь – бац! Лезет за пазуху, достает, показывает: «Фотография моего лучшего друга!».

Охранники покатились от смеха:

– Ну, блин, дает, – воскликнул Витя.

– Нефиг зайцем кататься, – хохотнул Толя. – Доброе утро, Иветта Станиславовна!

– Доброе время суток. Привет, Тошка!

– Не зови меня Тошкой, хотя бы при ком-то, – попросил Антон, когда они садились в машину.

– А почему так?

– Журнал такой детский появился, «Тошка и компания», о животных.

– А, понятно. А я по жизни Ветка. И надо было маме так меня обозвать!

«Волга» попятилась задом по подъездной дороге, разворачиваясь, заехала колесами на обочину, разбрызгав лужу. Когда машина набрала скорость и покатила к выходу из коттеджного поселка, Антон ответил на молчаливый вопрос Иветты о причине утреннего визита:

– Новый труп. Студент городского гуманитарного университета. Вчера обмывали всей группой ус-пешную сдачу экзамена, отправили парня за добавкой, а у него в киоске паспорт потребовали, что ему уже есть 21 год. Паспорта у потерпевшего с собой не оказалось; киоскерша отказалась отпускать ему водку. Парень стал качать права; она захлопнула окошко. Ну, он давай кулаками долбиться, орал, честил продавщицу почем зря, перебудил всю улицу. Поблизости патрульная машина проезжала, остановились, вышли, чтобы пресечь безобразие, и тут из-за киоска, из темного угла между ним и шелковицей выскаки-вает этот придурок в маске, ширяет крикуна ножом и сигает под мост, и был таков.

– Да наш попрыгун наглеет на глазах! – изумилась Иветта, – если уже начал орудовать на глазах у сотрудников милиции. Его преследовали?

– Пытались, но под мостом темно как в чернильнице: фонари все еще в девяностые годы побиты. Поди разбери, куда он дунул.

– А это точно наш «человек дождя»? – уточнила Иветта.

– Конечно, иначе бы на нас не скинули. У киоска фонарь еще не разбили, так что ребята успели раз-глядеть убийцу. Высокий, худощавый, в черной одежде и черной маске. Видели, как он выскочил, нанес удар практически на скаку, и уже через пару секунд скрылся под мостом. Динамика его действий такая же, как в предыдущих случаях.

«Волга» встала перед опускающимся шлагбаумом.

– Меня удивляет, – продолжал Антон, заглушив мотор, – как ему удается так носиться? По словам свидетелей, он действовал молниеносно. Он же не киборг и не нейтринная голограмма!

– Наверное, не один год отрабатывал технику, прежде чем выйти на дело, – предположила Иветта.

Антон стукнул кулаком по баранке:

– И почему на этом переезде вечно поезда застревают? Нас тут могут и два часа продержать! Если бы мы не были на машине, перелезли бы через сцепление, и всего делов, а тут стой как дурак!

– Старая я уже лазать по буферам, – фыркнула Иветта. – Хотя, пожалуй, может и полезла бы.

– А я так хотел привезти тебя в ГУВД пораньше, – с какой-то детской досадой протянул Антон. – У нашего эксперта какая-то новая версия появилась по делу…

Слева внезапно раздался визг тормозов, и крыло «Волги» чуть не превратилось в нечто абстрактное, соприкоснувшись с крылом огромного как один из вагонов поезда джипом «Мерседес кирпич».

– Блин! – в один голос воскликнули Антон и Иветта, потом Антон открыл окно и заорал:

– Ты, придурок слепой! Не видишь, куда прешь?!

Антон воспользовался своими капитанскими погонами, чтобы так разговаривать с владельцем рос-кошного джипа.

Из «Мерседеса» со стороны водителя вылез высокий худощавый молодой человек, шатен с длин-ными волосами, стянутыми в пучок высоко на макушке и выбритым затылком. Лицо наполовину скрыто зеркальными очками. Узкие брюки из блестящей черной кожи и такая же рубашка, расстегнутая до поло-вины, обтягивают мускулистое гибкое тело. Едва покосившись на «Волгу»,  парень зашагал к придорож-ному магазину.

Антон присмотрелся к нему и стал перебираться на заднее сиденье, чтобы выйти из машины.

– Ну и придурок, – повторил он. – Это ведь Пашка Уланов. Конечно, он меня не узнал, иначе не стал бы наезжать на мою машину. Это его любимое развлечение, – Антон вылез из «Волги», – задевать чужую машину, а когда водитель начинает орать и посылать его, Пашка ему от души вламывает.

– Не подозревала, что Павлик такой, хм, шутник, – хмыкнула Иветта, вылезая следом.

– Пашка любит нарываться, экстремал по жизни, в рот ему компот. Знаешь, что он отмочил как-то в десятом классе? Физику у нас вела на редкость злобная тетка, у которой вечно были трения с мужем, сы-новьями, невестками, и отрывалась она на учениках, специально выбирала самых тихих, безответных, затюканных, которых и так пинали все подряд. Еще она готова была съесть с костями симпатичных дево-чек, вечно занижала им оценки, могла обозвать перед всем классом.

– Ты, случайно, не о Петуховой говоришь? – присвистнула Иветта.

– Откуда ты ее знаешь?

– Я ведь тоже в школу ходила. Помню ее, грымза чокнутая. И что отколол Павлик?

– Петухову еще бесило, когда у кого-то настроение хорошее. Сама она вечно ходила зеленая от зло-сти и старалась испортить настроение всем кто ей попадал под руку. В тот день она ставила нам оценки за контрольную работу, и именно в этот день у Пашки случился день рождения. Он пришел в школу на-рядный, в приподнятом настроении, на перемене собирался пригласить в гости весь класс, и в первую очередь одну девочку, которая ему нравилась – он специально новый костюм надел, для нее. В общем, физюля увидела, что Пашка торжественно настроен, и решила сбить ему радость, да еще и окатить по-моями перед всем классом.

– Это ее хобби, – проворчала Иветта.

– Вот-вот. Короче, Петухова довольно бегло прошлась с комментариями по нашим работам до бук-вы «У» – разумеется, все мы, кроме парочки ее любимчиков, дебилы, недоумки и лентяи, которые учиться не желают, а потом с пафосом заявила: «Но работа Уланова – это нечто, выходящее за всякие рамки! За такую работу и двойки много!» и рявкнула на весь этаж: «Уланов, тебе в голову не приходит встать, когда к тебе старшие обращаются?! Тебя мать плохо воспитывала?!!». И Пашка вместо того, что-бы понуро встать, ответил: «Я и сидя могу выслушать, насколько ужасна моя работа, какой я тупоголо-вый и ленивый и что мне надо брать пример с вашего ненаглядного Лёньки Полищука, будущего светила мировой физики, но не забывайте, что даже у учеников есть свои права, и одно из них – мы не обязаны вечно выслушивать оскорбления на уроках, а педагог не имеет права переносить свои личные мотивы на работу и унижать человеческое достоинство учащихся!».

– Петухову кондрашка не хватила? – воскликнула Иветта.

– Еще почище! Сначала она вся посинела, потом как заверещит! Пашку чуть ли не матом покрыла! Побежала к классной! Та к директору! Ирину Андреевну, маму Пашкину задолбали вызовами! Педсовет собирали! Чуть ли не уголовное дело завели! Петухова чуть ли не на Библии клялась, что поставит Пашке двойки во всех четвертях, и аттестат он получит только через её труп! Классная, ее лучшая подруга, обе-щала выдать ему такую характеристику, с которой его только в колонию строгого режима примут! Ну, мы тогда всем классом направили делегацию в районо, написали коллективное письмо в газету и в отдел по защите гражданских прав. Мы знали Пашку, знали Петухову и понимали, кто в этом случае прав. Мо-жет, ты помнишь, какой тогда шум поднялся, дело чуть ли не до суда дошло. В итоге Петухову загнали в бутылку и отбили у нее охоту срывать злобу на учениках, не знаю, правда, надолго ли. Пашку она до са-мого выпуска ненавидела, просто зеленела при его виде, но портить ему аттестат не посмела. Показали ей кузькину мать. Но Пашка все же псих: ведь все могло и хуже закончиться, вылетел бы он из школы. А всё эта его любовь к риску!

Павел Уланов вышел из магазина, подбрасывая на ладони пачку сигарет, взглянул на недвижно стоящий поезд и неспешно зашагал к джипу.

– Эй, Пашка! – окликнул его Антон. – Я ведь на своей «волжанке» и полгода не езжу. А если бы ты мне ее помял своим броневиком?

Павел сверкнул очками в его сторону и ускорил шаг.

– А, привет, Платов, – сказал он. – Не узнал, богатым будешь. Интересно, они еще долго будут держать поезд? Пробка уже собралась, наверное, до проспекта Гоголя!

– Я тебя тоже не сразу узнал, будешь еще богаче. Может, подвинешь свой танк?

– Некуда, – Павел содрал с пачки «Парламента» целлофан. – Пока я за сигаретами ходил, мою машину «заперли» со всех сторон.

– Вот эти новые русские, – заворчала, увидев, как Павел уронил целлофан с пачки сигарет на ас-фальт, старушка, торгующая семечками у магазина, – всюду мусорят, труд дворников не уважают, зага-дили весь город, вот уж поистине ни стыда, ни совести, Сталина на них нету, живо б порядок навел…

Павел медленно обернулся и из-под очков заморозил ворчунью долгим презрительным взглядом, и холодным ровным голосом ответил:

– Бутылки из-под пойла за 4.50 по ночам об асфальт точно не новые русские бьют с гнусавыми во-плями. Состоятельные люди употребляют более благородные напитки, и пустые бутылки выносят в му-сорный бак в мешке для отходов, а город загадили бомжи, алкоголики, гопники и «продвинутые» прыща-вые придурки в длинных шортах. Я думал, это очевидно каждому дебилу.

Павел повернулся спиной к остолбеневшей торговке и подошел к «Волге».

– Здравствуйте, Иветта, – сказал он. – Вас еще не кумарит человеческая тупость?

– Давно кумарит, – призналась Иветта, выходя из «Волги», – но ты изверг, Паша, ошарашил тетку на день вперед.

– Да надоело, – поморщился Павел, – Её послушать, так все зло от «новых русских», а Сталин – единственный свет в окошке. Как будто это новые русские в скверах вечерами упиваются до зеленых чертиков, а потом всю улицу будят своими воплями и гульбищами… Давно пора бы им прищемить хво-сты и заодно – языки!

– Один уже этим занимается, – вздохнул Антон, – этой ночью пырнул ножом пьяного студента, который затеял бучу у киоска.

– А, твой серийный убийца снова на охоте, – Павел сел на капот своего джипа.

– Да он оборзел! – воскликнула Иветта. – Представляешь, он уже проворачивает свои делишки на глазах у патрульных милиционеров!.. Неплохой, кстати, сюжет, тебе может пригодиться!

– Спасибо за идею, – Павел поднял на лоб свои очки, в точности похожие на очки Томми Ли Джон-са в «Захвате», тут же водворил их на место и застегнул пару пуговиц на рубашке: с гор потянуло про-хладным майским ветром. – Использую в пятнадцатой книге.

– А четырнадцатая когда выйдет?

– В июле, если ничего не задержит.

– С тебя автографы мне и Иветте, – встрял Антон.

– Приглашу вас на презентацию, – наконец улыбнулся Павел.

– Заметано, – Антон взглянул на часы, потом – на окаменевшие поперек дороги запыленные ваго-ны товарного состава и хлопнул по крыше своей машины:

– Блин!!! Двадцать минут стоим!!! Они там что, тормозной жидкости напились?! Куда лезете? – рявкнул он пешеходам, пытающимся вскарабкаться на буфера. – А если поезд внезапно тронется? На-вернетесь, под колесо попадете, а машинисту из-за вас под суд идти?! Что, протокол на вас составить? Неужто так спешите, что и жить надоело?!

Те, кто еще не успел перелезть, опасливо покосились на разъяренного офицера милиции и отошли от состава. Павел Уланов рассмеялся:

– Что, Тоха, сам не гам и другим не дам? Ты ж раньше скакал по буферам как Тарзан по пальмам, а сейчас машину бросать не хочешь, вот и психуешь. А помнишь, как мы в шестом классе на подножке до Белокаменска и обратно прокатились?

– Это ведь ты подбил, Пашка, – отмахнулся Антон, – ну тебя! Приехали домой грязные как черти, мне отец подзатыльников вломил и заставил самого стирать джинсы с майкой, я весь задолбался, пока оттер, и тебе тоже от матери попало. И ведь могли с подножки сорваться, расшибиться, так нет – попер-лись, дурни мелкие!

– Зато как прокатились, – ответил Павел, – и я тебя силой за собой тогда не тащил на подножку!

Антон уже раскрыл рот, чтобы возразить Павлу, но сообразил, что сказать нечего. Так было всегда, и Антон уже давно даже не пытался спорить с Павлом Улановым.

– Кстати, Ветка, – обратился он к Иветте, – что это о Петуховой говорят? Я по сарафанному радио слышал, что она вроде во что-то влипла, да толком не въехал.

– Следствие уже завершено, материалы переданы в суд, – пожала плечами Иветта. – Из моего от-дела Фёдоров работал. Да тут всего и дела… Попала Петухова на этот раз прочно и конкретно.

– Петухова? – переспросил Павел. – А о чем вы?

– А ты не слышал? – в свою очередь изумилась Иветта. – Ей предъявлено официальное обвинение.

Павел в последний момент поймал слетающие с носа очки и с оторопелым лицом сел на багажник «Волги» рядом с Иветтой и Антоном:

– Обвинение Петуховой?! Да она ж веретено непотопляемое, у нее в каждом отделе сватья и кумо-вья. Ребята, а вы ничего не перепутали? Вдруг это не та Петухова?

– Да нет, наша бормашина, – поморщилась Иветта. – Её обвиняют в доведении до самоубийства гражданки Марьиной Александры Игоревны 1988 года рождения в присутствии двадцати двух свидете-лей. А проще говоря… В общем, эта девочка, Саша, девятиклассница, дала подруге списать решение до-машних задач по оптике. Петухова увидела и давай орать: тупицы, учиться не желают, только пиво пьют и по дискотекам шастают, а потом списывают, нечего лентяям помогать, не хотят учиться, пусть заслу-женные двойки получают. Саша стала объяснять, что ее подруга не понимает точные науки, она гумани-тарий, а Петухова как заорет: хамка, бесстыдница, родителей в школу! Обеим колы в журнал влепила, Сашиным родителям целую поэму в дневнике накатала, мол, как вы воспитали дочь, она учителям хамит, с хулиганами хороводится, тетрадку Сашину разорвала и вопит: вон из класса, о десятом классе и не ду-май, на панель пойдешь, там тебе и место! Саша ушла. А на перемене к ней любимчик Петуховой,  Лешка Полищук, младший брат одного из ваших бывших одноклассников, начал к Саше подкатываться: мол, когда на панель пойдешь, меня вне очереди пропустишь, а скидочную карточку по знакомству дашь? И дружки его тут же подпели, тоже начали в очередь проситься и ржать. А на следующий урок Саша не пришла. Географ уже вывел ей прогул, когда из коридора крик. Саша, оказывается, пошла в комнату для девочек и в пустой кабинке на своих колготках повесилась. Вызвали «Скорую», но уже поздно, остыла. У девочки, которая ее нашла, нервный срыв, классная руководительница в обморок упала, директриса пол-пачки валидола выпила до приезда опергруппы. Сообщили родственникам, так Сашин дед по телефону сообщение выслушал и упал – разрыв сердца, до «скорой» не донесли; бабушку инсульт хватил, когда сотрудник к ним домой приехал; матери на работу позвонили – она, как узнала, что дочь с собой покон-чила, отец скончался, а мать в реанимации, гипертонический криз получила. Отец Сашин со старшим сы-ном в школу прибежали, чуть не убили Петухову. Вчера Сашин брат является к Михаилу Олеговичу и кричит: если Петухову оправдают или условно накажут, сам ее убью, и делайте со мной что угодно! Са-шин мальчик Петуховой дверь поджег, одноклассников подбил ее уроки бойкотировать, а Полищука прямо в школе на большой перемене за шуточки насчет очереди и карточки на скидку так вздул, что тот еле уполз. Стали искать адвоката – даже с Петуховой нужно поступать согласно процессуальным нор-мам, так никто не брался. Говорят: какой ей адвокат после того, как она фактически двух человек убила и еще двоих в реанимацию уложила? Пришлось искать государственного защитника. Так у Судаковой тут же заболел ребенок, Малышев взял отпуск за свой счет по семейным обстоятельствам, Кошкина на бюл-летень села, а Собакин вызвался ехать в Киев в командировку по делу Воробьева. В этот Киев никто пол-года ехать не хотел, такой геморрой никому на фиг не нужен, Волков уже замучился чертыхаться на пла-нерках. Короче, все адвокаты под благовидными предлогами разбежались, когда встал вопрос, кому за-щищать Петухову. Волков позавчера в курилке всю чертову родню по падежам просклонял, говорит, я бы и сам эту Петухову без всякого суда прихлопнул бы, но мы же юристы и должны соблюдать букву зако-на! Еле Николашку устаканили…

– Кого? – спросил Павел.

– Это наш самый младший адвокат, в прошлом году после университета пришел. Коля Данилов. Я его Николашкой прозвала. Он тоже не сразу взялся, говорит, ни фига себе, такую мерзавку защищать! Так тут Волков как вскочит! Как даст кулаком по столу! Как заорет погромче моего папани:  без разговоров, тысяча чертей, выпендриваться идите в детский сад! Воробьев тоже из себя сильно умного строил, а те-перь его в Киеве судят!!!

– Это Волков-то орал и кулаком стучал? – удивился Павел. – Ни фига себе, до чего его довели! Да про него же говорили, что он как замороженный, мистер Фриз без эмоций!

– Ага, – подтвердила Иветта, – вчера мы с ним перекуривали, так он говорит: достала меня Пету-хова, так что учтите, Иветта Станиславовна, если ее до суда с камнем на шее в сточной яме найдут, про-верьте и мое алиби! У нас дома Ирка и Севка тоже кипятились, когда узнали эту историю, стали кричать: какой адвокат для такой училки, ее упечь на всю жизнь, и все. Папа с Лешим еле их угомонили. Хорошо еще, что мой сын сейчас в Лондоне, а то тоже бы кипятился…

Внезапно громко лязгнули и загремели пыльные буфера, заворочались громадные колеса поезда, и состав стронулся с места и, набирая скорость, взял курс на Белокаменск.

– По машинам, пока все не ломанулись! – Павел вскочил в свой «кирпич» и повернул ключ в замке зажигания. Как только поднялся шлагбаум, огромный джип Павла и следом за ним – белая «Волга» Ан-тона и Иветты ловко проскочили вперед, оказавшись во главе двухсотметровой колонны у переезда.

Глава 5.

Жертвы «человека дождя»

В понедельник Синдия Соболевская приехала к прокуратуре без десяти девять утра. Остановив свой серебристый «БМВ 745» на служебной стоянке, она достала из сумки зонтик: с неба уже срывались пер-вые крупные капли дождя, а небо было черным, как вакса – верный признак затяжного ливня.

Выйдя, Синдия полюбовалась трехэтажным зданием прокуратуры пастельно-зеленого цвета, с зер-кальными окнами, и направилась к крыльцу, когда навстречу ей вышел Михаил Олегович в плаще-дождевике поверх темно-синего костюма с белой рубашкой и черным галстуком. Черные кожаные туфли так блестели, что на мокром грязном асфальте смотрелись как-то неестественно. Волков поднял голову, посмотрел на небо и набросил капюшон, защищая свой безукоризненный пробор от дробно стучащего дождя. Затягивая под подбородком завязки капюшона и другой рукой удерживая кейс, прокурор заметил Синдию и кивнул ей:

– Доброе утро, Синдия Аркадьевна.

– Доброе утро, Михаил Олегович. Вы на судебное слушание?

– Да, в десять часов заключительное слушание. Отвратительная история: учительница довела учени-цу до суицида. Страшный человек, самодурка! Сорок пять лет она работала, и все это время ела учеников поедом, а своим любимчикам пятерки выводила не за знания, а за красивые глазки и умение подлизаться. А остальных смешивала с грязью! Все, сегодня я буду добиваться для нее обвинительной статьи с взяти-ем под стражу, и, если ее из зала суда под конвоем не уведут, значит, из меня юрист хуже, чем из неё пе-дагог! – во время этой яростной тирады лицо Михаила Олеговича почти не менялось, только подбородок слегка напрягся, и углубились носогубные складки. Чтобы подчеркнуть резонность своих последних слов, прокурор топнул ногой и угодил в свежую лужу. Брызги мутной воды залили дождевик прокурора, его левую брючину и ботинок.

– Тьфу, – поморщился Михаил. – Теперь придется три часа как минимум сидеть в мокром ботин-ке. И что за весна в этом году! Лужи не высыхают, скоро в них лягушки заведутся! Ладно, Синдия Ар-кадьевна, счастливого вам первого дня! Ваш кабинет – № 32 на втором этаже; у Иветты Станиславовны – номер 33. Она уже на месте, можете с ней познакомиться и принять дела.

Прокурор вышел на стоянку, сел в массивный и в то же время изящный и стремительный «Лэнд Круизер» и укатил. Синдия вошла в вестибюль. После ветреной сырой улицы в помещении ей в лицо сра-зу дохнуло уютным теплом.

Прямо напротив двери в противоположном конце вестибюля располагалась широкая лестница, уст-ланная ковровой дорожкой. После первого пролета лестница разветвлялась.

Предъявив вахтеру свое новое удостоверение, Синдия поднялась на второй этаж и стала искать комнату № 32. И вскоре помянула недобрым словом того, кто нумеровал кабинеты в прокуратуре. Этот человек явно не был знаком с основами устного счета.

Наконец она увидела дверь с номером 32 и табличками «Начальник следственного отдела Соболев-ская С.А.» и «Приемная». За углом, у двери на лестницу черного хода располагался кабинет № 33 с таб-личкой «Заместитель начальника следственного отдела Малькова И.С.», и, прочитав это, Синдия решила сначала поздороваться с помощницей и побеседовать с ней о текущих делах прокуратуры. Подойдя к двери и постучав в нее полусогнутыми пальцами, Синдия услышала, что в кабинете идет весьма эмоцио-нальный диалог между двумя женщинами, и решила подождать, когда ее заместительница освободится. Из-за полуоткрытой двери в коридоре было слышно каждое слово.

– Тоже мне, городские, образованные, – верещала женщина постарше. – Всю лестницу замусори-ли, окурков набросали, пеплу понатрясли! Что, трудно баночку взять и в баночку стряхивать?!

– С тобой каждый день новая баночка нужна! – огрызнулась вторая женщина, судя по голосу – помоложе. – Ты вечно выбрасываешь все без разбора! Не нравится тебе, что на подоконнике банка сто-ит, ну и подметай тогда лестницу и не бухти!

– Тьфу, бесстыдница! Баба ведь, а куришь наравне с мужиками! А на что ты похожа, тьфу, ни стыда, ни совести! И тебя еще в таком виде в прокуратуру пускают! В прежние времена тебя бы премии лишили за такой вид! Воробьева сейчас хаете, а при нем порядок был, а то распоясались, демократия у них!

– Ну, хватит, Капитолина! Тебе делать нечего? А у меня времени нету с тобой языки чесать!

– И бесстыжая же ты, Ветка! – проорала, выбегая в коридор, маленькая тощая женщина неопреде-ленного возраста, в синем халате, с метелкой и совком в руках, и скрылась с такой скоростью, что Синдия даже не успела проследить направление.

– Блин, приморила уже! – воскликнула, оставшись одна, молодая женщина. – Муха осенняя!

Раздались быстрые шумные шаги, и на пороге кабинета появилась девочка-подросток, невысокая, худая, смуглая. Очертания фигуры почти скрадены под ярко-красной футболкой; черные кожаные джин-сы обтягивают мускулистые ноги, а под широкими рукавами футболки, спускающимися почти до локтей, угадываются не по-женски накачанные руки. Из-под платочка-банданы на голове выбиваются коротко остриженные черные волосы. Из-под бровей вызывающе поблескивают большие упрямые черные глаза. Увидев Синдию, девочка выпрямилась, провела пальцами по волосам и официальным тоном спросила:

– Слушаю, что у вас?

– Мне нужно видеть Иветту Станиславовну, – ответила Синдия. «Однако! Ну и секретарь у моей заместительницы!»

– Проходите в кабинет, – девчонка развернулась и, шумно топая тяжелыми «берцами», вошла в ка-бинет. Удивленная Синдия последовала за ней и с сомнением уточнила:

– Иветта Станиславовна?

– Перед вами, – школьница подошла к окну, дернула шнурок жалюзи, в кабинет скользнули робкие солнечные лучи, пробившиеся сквозь тучи, и Синдия увидела, что «девочке» самое меньшее двадцать восемь – тридцать лет. Подростком она казалась из-за невысокого роста, худощавой, немного угловатой фигуры, нелепой одежды и подростковой прически.

Открыв жалюзи, хозяйка кабинета размашисто шагнула к столу, махнув Синдии рукой на кресло для посетителей:

– Присаживайтесь. Я вас слушаю.

– Я Соболевская, – Синдия вытащила новенькое удостоверение и протянула его через стол.

Иветта внимательно изучила «ксиву», привстала и широко улыбнулась:

– Надо же! Леди-босс! А мы вас ждали! Ну, добро пожаловать в наш зверинец!

Ее улыбка была такой заразительной, что Синдия невольно улыбнулась в ответ.

– Михаил Олегович говорил, что вы уже скоро приступите к работе, – Иветта с грохотом открыла сейф над столом и вытащила пластиковую папку. – Сейчас я вас введу в курс дел. Вы как раз вовремя,  у нас тут напряга очень много, и еще, нам тут очень интересную серию скинули. В общем, слушайте…

… – А сейчас наш главный геморрой – это так называемый «человек дождя», – заключила Иветта через час, – его так прозвали за то, что он шурует дождливыми вечерами и ночами. Исключительная ди-намика действий: он появляется как будто из пустоты. В последний раз выскочил из-за шелковицы. Удар наносит только один, смертельный, практически на бегу. И через секунду его уже нет, – Иветта стала прикуривать, и несколько секунд в кабинете было слышно лишь монотонное жужжание лампы дневного света под потолком.