Текст книги "Суд Рейнмена (СИ)"

Автор книги: Анастасия Калько

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 27 страниц)

… Лёжа в тёплой ванне, Синдия ещё раз мысленно прокручивала в голове собранный материал по делу об убийстве Молоткова. Если верить свидетелям, дело было так. После концерта в фойе встретились две ялтинские девушки, поклонницы Ромы Зверя и стали громко рассуждать о том, что эстрада – жуткий отстой, а лица кавказской национальности на эстраде – ещё больший отстой, другое дело – душечка Рома или отвязная Глюкоза с доберманом. К девицам подвалил изрядно подвыпивший Молотков и, то ли желая расположить к себе девиц, чтобы «снять» одну из них, то ли просто под действием алкоголя веду-щий начал распинаться перед поклонницами Ромы Зверя, что песни Меладзе никуда не годятся, что он – последний мастодонт «музыки для старых бабок», а такие отстойные концерты годятся только для заби-тых лохов, а продвинутые люди слушают более отвязную музыку.

Всё это Мечислав излагал в такой форме, что если бы его тираду воспроизвели на заборе, забор по-краснел бы от стыда. При этом Молотков даже не трудился понижать голос, явно считая, что его весомое авторитетное мнение должен слышать весь зал. Девушки восторженно хихикали, внемля речам собесед-ника, и уже были влюблены в него, когда вдруг за спиной шоумена промелькнул высокий темноволосый парень в чёрной одежде, и Молотков вдруг вздрогнул, с удивлённым видом схватился за грудь, закашлял-ся на середине самой заковыристой фразы и стал заваливаться набок, а его рубашка на спине мгновенно промокла от крови. Чтобы обрести дар речи и истошно заверещать, девицам понадобилось несколько се-кунд. Человеку с ножом, чтобы скрыться, понадобилось гораздо меньше времени. Но бесследно ли он исчез? – Синдия вспомнила, как в толпе на выходе из зрительного зала ей померещилось лицо Михаила Олеговича. На всякий случай надо будет проверить, дома он или нет. Сейчас звонить в Причерноморск слишком поздно. Так что звонок нужно сделать завтра утром. На выходные прокурор с женой вполне могли уехать в Цветочное. Так что если дома у Волковых никто не ответит, нужно звонить на дачу.

То, что на концерте был «человек дождя», Синдия знала точно. Все доказательства были налицо.

Шёл бурный вечерний дождь.

Молотков был пьян и громко матерился в фойе.

Его ударили ножом всего один раз, удар был смертельным: Молотков умер через несколько минут после ранения.

Убийца вместе с ножом бесследно растворился в густой толпе зрителей, его никто толком не рас-смотрел, даже две девушки, которые разговаривали с Молотковым.

«Человек дождя» жив, здоров и продолжает убивать. И вот двенадцатая жертва. Да, правы Павел Уланов и Антон Платов, давно пора сообщить в прессу, что никто из слишком эмоциональных людей, любящих «русский помойный язык», не застрахован от нападения серийного убийцы. И даже скопление людей не спасёт. Оно спасёт преступника: в толпе легче всего затеряться. Нападение ни предугадаешь, ни предотвратишь. Неуловимый, неумолимый и невидимый убийца разит без промаха и без жалости. Мо-лотков был убит именно за то, что сквернословил в фойе…

Синдия вытащила пробку из сливного отверстия ванны, и вода стала выливаться в водосток. Когда ванна опустела, Синдия убрала волосы под купальную шапочку и встала под холодный душ, смывая с себя остатки усталости. Под холодными струями Синдия подумала о Павле. Наверное, он отчасти корит себя за то, что проклинал Молоткова в курилке, грозился набить ему физиономию и как будто накликал беду. Конечно, потом Павел поймёт, что убийца действует, исключительно руководствуясь собственными чувствами. Но в первые часы смутное чувство вины за то, что так ненавидел человека, которого уже нет, будет давить на душу…

Так размышляя, Синдия завернула кран, вылезла из ванны, растёрлась полотенцем, надела ночную рубашку и халат и вышла в гостиную, чтобы выпить стакан мангового сока. Время подходило к часу но-чи. Не беда, завтра ведь на работу не вставать, если только ялтинские коллеги не вспомнят о ней с утра пораньше. Да, кстати, завтра ещё надо будет сообщить Иветте об убийстве в «Юбилейном» и договорить-ся насчёт сообщения в прессу, хватит, больше тянуть нельзя…

Дождь явно не собирался прекращаться этой ночью. Гулять по Набережной даже под зонтом было не очень приятно, и Павел зашёл в кафе «Фрегат», своего рода украшение Набережной. Кафе размести-лось у самой воды и имело вид парусного корабля.

В кафе Павел заказал себе двойную порцию коньяка «Хеннесси» и два бутерброда с красной икрой и, возвращаясь с подносом к своему столику, увидел, как в фойе входит Михаил Олегович Волков.

– Вот это встреча! – воскликнул прокурор, увидев Павла.

– Я на концерт в «Юбилейный приезжал.

– Ясно, я тоже приехал, с Женькой, – Михаил заказал сто пятьдесят граммов виски «Блек Лейбл» и бифштекс и сел за столик напротив Павла. – А где ты сидел? Что-то я тебя не заметил…

– В ложе номер два.

– А мы с Женькой в четвёртой, как раз над вами.

Пауза.

– Женька спит сейчас, а я заснуть не могу, – пожаловался Михаил. – Хорошо, она не видела, что было в фойе… Она после концерта зашла в дамскую комнату причесаться, встретила какую-то подругу и болтала с ней, пока тело не увезли.

– Зрелище было не для беременной женщины, – пробормотал сквозь зубы Павел.

– Она Молоткова знала. Они ведь в одном классе учились. Его по-настоящему звали Славка Коваль. Женька говорит, такой был безбашенный пацан, мальчик-неприятность. Вроде и неплохой, но без царя в голове… – Михаил поднял бокал:

– Ну, что, царство ему небесное, Славе Ковалю!

Павел тоже поднял бокал, и мужчины выпили, не чокаясь.

Михаил нарезал свой бифштекс и пробормотал:

– Не пойму только, за что его убили. В Регионе он, наверное, многих задолбал со своим «Попкор-ном», а тут… И так похоже на серийного убийцу, который в Причерноморске с апреля шурует. Ты уже слышал об этой серии убийств?

– Что-то слышал, – Павел допил коньяк и взял бутерброд. – Но он вроде только в Регионе шурует.

– А почерк похожий, – Михаил наколол на вилку кусочек бифштекса. – Может, тоже на концерт приехал. А охрана в «Юбилейном» хреновая, пропустили его с ножом, он у них под носом зарезал чело-века и спокойненько ушёл. Стоит ли ставить в учреждении «быков», если они такие инциденты допуска-ют? Кто угодно может устроить в зале резню, пронести оружие, и уйти, как мимо столбов! – Михаил встал. – Закажу ещё сто грамм. Тебе что-нибудь взять?

– Ещё порцию «Хеннесси».

– Я видел, ты с Синдией Аркадьевной приехал? Вот не повезло вам. Приехали расслабиться на вы-ходные, а тут этот придурок с ножом.

– Молотков тоже хорош был, – Павел отпил коньяк. – Первоначальная экспертиза показала, что у него сегодня спирт был вместо крови.

– Да, Женька говорила, Коваль с девятого класса начал поддавать, на каждой вечеринке напивался как хрюшка на Пасху. Когда он напивался, последний ум терял, начинал чудить. Господи, и надо же было этому пьяному дураку на концерт явиться! Сидел бы дома, и сам был бы жив, и нам хлопот не было бы!

Павел промолчал и одним глотком выпил свой коньяк.

– Да, – Михаил достал пачку «Ротманс», закурил, – всего-то и дела, выяснить, кто ещё приезжал в Ялту из Причерноморска и проверить у всех алиби. Кстати, – он хитро улыбнулся, давая понять, что шу-тит, – а сам ты где был в момент убийства?

– В курилке, – подхватил шутливый тон Павел. – Моё алиби могут подтвердить два свидетеля: Синдия Аркадьевна и господин Меладзе!

– Ну, раз такие люди за тебя ручаются, вопросов нет! – шутливо округлил глаза прокурор.

– А у тебя самого алиби в порядке?

– Конечно. Я проталкивался к лестнице, и в фойе оказался уже когда там были менты и «скорая», – Михаил ткнул окурок в пепельницу и поник, опустив голову и подперев лоб рукой. Вся его весёлость ис-парилась без следа. – Представляешь, как неприятно будет, если вдруг окажется, что это какой-то ялтин-ский молодчик поработал, а дело свалят на нас. Ищи-свищи его в Регионе! Мало нам «висяков»!

– Но всё указывает, вроде, что это наш парень поработал.

– Да, похоже. Но пока стопроцентной уверенности нет. Только бы наши ялтинские коллеги не спе-шили спихивать нам Молоткова, пока не будут уверены, что это не местная работа!

– Надеюсь, они с этим разберутся, – пожал плечами Павел.

Синдия уже начала засыпать, когда услышала тихий стук в дверь номера. «Может, послышалось? – подумала она, приподнимаясь и прислушиваясь. Стук повторился, уже более настойчиво. Да, стучались именно в её дверь. Кто это может быть? Павел, или кто-то из ялтинской следственной группы? Или… только этого не хватало! Зачем она „человеку дождя“?

Стук раздался в третий раз, и Синдия решила на свой страх и риск хотя бы проверить, кто это. Она выбралась из постели, бросив взгляд на часы: однако, самое время для визитов: два часа ночи!

– Кто там? – спросила она через закрытую дверь.

– Синдия Аркадьевна? Простите, что разбудил. Я от Лаврова, с заключением медэкспертов. Просили срочно вам доставить, по делу Молоткова!

Услышав фамилию следователя из Ялтинской прокуратуры, с которым беседовала на месте убийст-ва шоумена, Синдия приоткрыла дверь и увидела невысокого сутулого мужчину в бесформенном плаще – дождевике с капюшоном, из-под которого торчал длинный козырёк пластиковой кепки.

– Разрешите войти в номер? – теперь голос посыльного показался Синдии знакомым… и она ото-ропела. Не может быть!!! Руки сами сняли цепочку.

– Не узнали? – из-под капюшона и козырька блеснули знакомые чёрные глаза. Гость, едва оказав-шись в прихожей, выпрямился, став выше ростом, сбросил капюшон и сдёрнул кепку и пояснил:

– Не хотелось афишировать свою вылазку. Вот я и одолжил дождевик у сторожа и добирался в «Ореанду» инкогнито. Ехал на автобусе, порядочно отмахал пешком, и утомился. Если привыкаешь дер-жать спину, то сорок минут провести согнутым в вопросительный знак сложно, – он повесил плащ на вешалку. – Чудо, что мне не налило за шиворот. Снаружи льёт как из шланга… Простите ещё раз, что я вот так ворвался. Почему, кстати, вы мне не сказали, где сейчас работаете?

– А для вас это было так важно? – вопросом на вопрос ответила Синдия.

– Тогда не было, – легко согласился с ней Валерий Меладзе, проходя за ней в гостиную. – А потом поднялась тревога из-за убийства, я увидел, как вы беседуете со следователем и вспомнил, что вы в Мо-скве как раз по особо важным делам работали. А дальше… Великая вещь Интернет! Благодаря нему я без труда узнал, что сейчас вы занимаете пост начальника следственного отдела в Причерноморске! А уби-тый был как раз ведущим музыкальной программы на канале региональной сети телевещания. Вот я и подумал, что вы можете добровольно помогать ялтинским коллегам.

– Садитесь, пожалуйста, – вспомнила о своей роли хозяйки Синдия.

Они устроились в креслах друг против друга у журнального столика и Валерий продолжал:

– А ещё я ознакомился с электронной версией его передачи. В двух последних выпусках речь как раз шла о «Я не могу без тебя» и «Спрячем слёзы», – хотя интонации Валерия оставались по-прежнему ров-ными, он слегка покраснел и изменился в лице от обиды:

– Ведущий требовал откровенно говорить о своих антипатиях и сам был откровенен до предела. Знаете, госпожа Соболевская, грань между откровенностью и хамством почти незаметна, и руководители этого проекта её давно перешли! Я такого о себе начитался! – Валерий вскочил с кресла и в запале захо-дил по гостиной. – Разжиревший грузин, которому только мандаринами торговать! Дряхлый Фантомас! Ржавый Терминатор! Дон-Жуан в отставке! Не понимает, что безнадёжно устарел и не уступает место молодым талантам! И тому подобное! В конце концов, если им не нравятся мои песни, при чём тут моя внешность и мой возраст? И что за идиотское поветрие считать сорокалетних стариками, которым место на кладбище? И уж конечно я далеко не жирная старая развалина, а наезды на мою национальную при-надлежность и подавно отдают каким-то неофашизмом! И уж если говорить, что я занимаю чужое место на эстраде! Вы сегодня видели: зал был полон, люди купили билеты и пришли, чтобы услышать меня, и едва ли им бы понравилось, если бы я уступил место какому-нибудь подростковому любимчику, который так поёт, как будто не на сцену вышел, а в подворотне с дружками пиво пьёт! – Валерий остановился отдышаться после своего яростного монолога, и Синдия вставила реплику:

– На «Попкорн» пишут в основном подростки, не обременённые избытком такта…

– Да ну, – вздохнул певец, – судя по эпистолярному стилю, это вообще кучка полуграмотных восьмиклассников. Они возомнили себя знатоками музыки и начали поливать заслуженных людей, а ве-дущий их ещё и поощрял. Автору самого лучшего сообщения недели вручался фирменный приз от теле-канала. Приз за хамство, вы представляете? Я привык к тому, что на свете есть музыкальные критики, но более гнусной передачи о музыке я ещё не встречал. Нехорошо, конечно, так отзываться о покойных, но этот господин Молотков был весьма неприятным человеком! – Валерий обернулся к Синдии, ожидая ответа, и вдруг высоко взметнул брови. Синдия не сразу поняла, что не так, потом взглянула на себя и чуть не ахнула вслух. Торопясь открыть дверь, она спросонья даже не подумала набросить халат и сидела перед певцом в коротенькой ночной рубашонке из воздушного белого шёлка, на тоненьких бретельках и с головокружительным вырезом. «Ах ты, чёрт! Это же надо было так опозориться!»

Заливаясь краской, Синдия сдёрнула с кушетки покрывало и замоталась, как римлянин в тогу, в тя-жёлый скользкий атлас и выдавила из себя неловкую улыбку:

– Простите, Валерий. Вот неловкая ситуация…

– Это вы меня простите. Я так ломился в дверь, что, наверное, встревожил вас, – Валерий отошёл к окну и, спросив разрешения, закурил. – В общем, когда я прочитал, как меня характеризовали в «Поп-корне», то предположил, что тот, кто будет работать по убийству Молоткова, тоже зайдёт на сайт переда-чи и прочитать то же, что прочитал я, и поэтому я решил сразу побеседовать с вами и сказать: да, у меня был мотив желать смерти ведущему «Попкорна», но об этом я узнал всего лишь около часа назад. Воз-можность организовать устранение Молоткова в лучших традициях кровной мести у меня тоже была, но тогда я ещё не знал ни о нём самом, ни о передаче, которую он вёл. Но даже если бы я всё это знал зара-нее, всё равно я бы не стал физически расправляться с ним. Я имел полное право подать на авторов про-екта «Музыкальный попкорн» и ведущего программы в суд, – Валерий погасил окурок в пепельнице. – Конечно, не всем нравятся мои песни, и я несколько раз читал на них не лучшие рецензии, но их авторы до сих пор живы и здоровы. Ни один артист в здравом уме не станет убивать критика, которому не по-нравилась его песня. Подать в суд, потребовать возмещения морального ущерба или добиться увольнения автора оскорбительного отзыва – да. Но убивать – нет. Это мог сделать кто-то из тех, кого, как сейчас модно говорить среди подростков, задолбала передача и её ведущий…

– Валерий, я хочу вас успокоить, – сказала Синдия. – я уже почти не сомневаюсь, что Молоткова убил преступник, которого мы разыскиваем в Регионе с апреля месяца, серийный убийца. Раньше он не выходил за пределы Причерноморска. Но предпоследнее преступление он совершил в пригородной зоне, а сегодня и подавно выступил в Ялте.

– Серийный убийца? – Валерий всем корпусом развернулся к Синдии и обратился в слух.

– Он профессионал наивысшего уровня. По одной из предварительных версий, он бывший спецназо-вец или элитный киллер. Он выходит на охоту дождливыми вечерами и убивает тех, кто нарушает обще-ственный порядок или громко матерится. Жертва получает всего один, смертельный удар, а преступник мгновенно скрывается с места происшествия. В последний раз он ушёл буквально из-под носа у офицера ГУВД, а теперь, очевидно, просто приехал на ваш концерт, услышал, как Молотков разглагольствует в фойе, свидетели показали, что телеведущий, обсуждая эстрадную музыку со случайными знакомыми, ма-терился как сапожник… И это спровоцировало убийцу.

Валерий только покачал головой, с вздохом опустился в кресло, сцепил пальцы в «замок» и какое-то время хмуро разглядывал носы своих ботинок. Потом поднял голову и сказал:

– Это ему и десяти жизней не хватит, чтобы убить всех, кто матерится. Уф… Вот так история! – пе-вец повертел в пальцах свою зажигалку и стал её подбрасывать и ловить ладонью. Синдия закурила своё «Собрание». Какое-то время оба молчали.

Где-то далеко по Набережной прошла компания подростков, судя по интонациям, основательно не-трезвых. Они о чём-то пререкались, старательно выкрикивая матерные слова. Услышав их, Валерий чуть заметно поморщился:

– Вот такие умники и в «Попкорн» пишут. Тоже мне, ценители музыки, смешно даже, ей-Богу. Сами говорить нормально не умеют, а берутся судить чужие песни! Господи, разве я кого-то заставляю насиль-но меня слушать? Если мои песни им не нравятся, пусть слушают что хотят, а не забивают эфир своей малограмотной болтовнёй!

Снова какое-то время оба молчали. Синдия плотнее закуталась в покрывало. Валерий задумчиво те-ребил свои тоненькие усики, потом сказал:

– Как это глупо… Я смотрел именной файл этого парня. Ему было или 22 года, или 23. Вот так по-гибнуть вдали от «горячих точек», в мирном городе, в фойе концертного зала, получить нож в спину из-за болтовни о музыке. Глупее могут быть только погромы из-за проигрыша любимой футбольной команды или побоища на расовой почве, которые в Москве  и Питере случаются всё чаще…

– Смерть вообще очень печальное и глупое явление сама по себе, – ответила Синдия, – особенно когда гибнут молодые люди, не героически, не за Родину, любовь или убеждения, а вот так, ни за что. Но, похоже, наш «человек дождя» решил объявить войну всем, кто плюёт на общественный порядок, и не со-бирается щадить своих врагов.

– Да, – Валерий поднялся с кресла. – Я пойду. Я сорок минут добирался сюда от частного коттед-жа, который для меня арендовали. Ещё раз извините меня за то, что я ворвался к вам в такое время. Но я просто хотел, чтобы у следствия не было в отношении меня неотвеченных вопросов…

Надевая плащ, Валерий обернулся:

– Жалко мне этого Молоткова. И передача у него была не лучшая, и сам он вёл себя на экране не очень достойно… А по-человечески даже жалко его. Ведь люди, они все разные, у каждого свой мир, не-повторимый, как дактилоскопические линии. А убийца уничтожает эти миры, не глядя, какие они, услы-шал мат, пырнул ножом и пошёл дальше.

– Конечно, с беспорядками на улицах надо бороться, – сказала Синдия. – но законным путём, – Неожиданно для самой себя, под задумчивым пытливым взглядом Валерия она призналась:

– Хотя иногда когда я сама вижу какого-нибудь беспардонного хулигана или слышу брань, то просто изнываю от желания переломать ему рёбра. А недавно у меня чуть не угнали машину; угонщика задержа-ли; он от досады послал меня по хорошо известному маршруту, так я залепила ему по физиономии прямо при милиционерах!

– И правильно сделали! – сурово отрезал Валерий. – В Грузии ни один мужчина не позволит себе грязно выругать женщину! А если позволит, то он сам хуже бабы! – певец застегнул плащ, надел кепку и, уже взявшись за капюшон, вдруг оживился:

– Вы знаете, о чём я сейчас подумал? Я женат уже 14 лет. А кто знает, если бы я вдруг 15 лет назад приехал в Москву и встретил там вас… Вы невероятная женщина, и, если вы выйдете замуж, ваш муж должен гордиться такой женой!

– Если бы вы встретили меня 15 лет назад, – с печальной улыбкой ответила Синдия, – то увидели бы 23-хлетнюю вдову «афганца» с грудным ребёнком и трудным характером.

– Трудный характер, говорите? – от души рассмеялся Валерий, натягивая капюшон. – А вы знаете, что я тоже не подарок?

– Так что если бы мы и встретились тогда, то сейчас уже давно бы разбежались, – продолжала Син-дия. – а так всё сложилось для нас обоих, как я считаю, неплохо. У вас хорошая семья, дети, а я – как та самая кошка, которая любила гулять сама по себе ! Я типичная эгоистка. Но я не одинока, у меня есть дочь, бабушка, мама, её муж, коллеги на работе, так что от вакуума я не страдаю.

– Охотно вам верю. Но если вы вдруг встретите любовь, то не упустите её, – Валерий надвинул ка-пюшон на лицо. – Любовь и счастье есть, надо только не пройти мимо них. И, может быть, ваше счастье ходит рядом с вами…

– Что ж, я постараюсь увидеть этого человека, – Синдия невесело улыбнулась.

Валерий неожиданно пронизал её глаза своим ярким взглядом:

– Обещаете?

– Обещаю.

– Вот и хорошо. Вы заслуживаете счастье.

На пороге Валерий обернулся:

– До свидания, госпожа Соболевская. Мы встретились при невесёлых обстоятельствах, но я всё рав-но рад нашему знакомству и буду вспоминать о нём с самыми лучшими чувствами. Будьте счастливы! – Учтиво поклонившись и поцеловав руку Синдии, певец ещё раз улыбнулся ей и направился к лестнице.

Проводив его взглядом и закрывая дверь, Синдия внезапно вспомнила, как летом 1988 года отец хо-тел отправить её в санаторий. После гибели мужа в Афганистане и тяжёлой защиты дипломной работы Синдия заработала тяжёлый невроз. «Трудный характер», на который она намекнула Валерию – это бы-ло ещё мягко сказано. Аркадий  Соболевский собирался достать для дочери путёвку как раз на Черномор-ское побережье Кавказа в районе Зелёного мыса, через какого-то своего влиятельного знакомого в Бату-ми. Но в последний момент заболела трёхмесячная Инесса, и пришлось отложить все планы. Ухаживая за ребёнком, Синдия через две недели с удивлением обнаружила, что за эти 14 дней почти избавилась от своего невроза, как если бы провела эти дни в санатории.

А как бы всё сложилось, если бы дочка не заболела, Синдия поехала бы в санаторий и, отправив-шись как-нибудь в Батуми, встретила Валерия, тогда ещё не эстрадную звезду, а такого же как она вче-рашнего студента, молодого моряка Черноморского флота, ещё не женатого? Во что могла бы вылиться их встреча?.. Но гадать уже поздно. Всё уже сложилось так, а не эдак. И время не повернуть вспять, это под силу только героям Инниного любимого сериала «Грозовые камни».

«Чёрт побери, я что, жалею о своём прошлом?! О том, что могло бы быть, но не сбылось?!» – мыс-ленно всплеснула руками Синдия, возвращая покрывало на кушетку и наливая себе сока манго (эх, даже не додумалась предложить сок Валерию!), и после пяти минут размышлений пришла к выводу, что, в об-щем-то, не жалеет. По крайней мере, до сих пор не жалела…

Глава 20.

ПОСЛЕ ВЕЧЕРНЕГО КИНОСЕАНСА

Об его последнем выходе газеты вопили уже четвёртый день. Его новой жертвой оказался гнусный ведущий гнуснейшей передачи на «Музоне – 1». И он первый удостоился сообщения в прессе.

ГУВД и прокуратура сделали, наконец, то, что давно должны были: сообщили в СМИ о серии убийств. Вот так. Раньше эти выродки не знали, кто и за что их убивает. Теперь они будут знать, что не все нормальные люди будут со страхом сторониться их и бояться слово сказать любому пьяному, обдол-банному или сорвавшемуся с цепи ублюдку, и серия будет продолжаться до тех пор, пока это быдло не поймёт, что спасение у них только одно: заткнуться и не вонять.

… Там, в Ялте, волна боли накрыла его с такой силой, что он пошатнулся и чуть не упал под ноги расходящимся зрителям и понял, что его ждёт. Так и оказалось. В фойе гнусный Молотков, потрясая всей своей бижутерией, гундосил в три этажа перед двумя восторженно хихикающими полураздетыми девка-ми. И им было наплевать, что они находятся не в пивном баре, а в концертном зале, что вокруг них люди, которым неприятно слышать матерщину, этим троим было наплевать. Равно как и на то, что если они трое так не любят эстраду, не фиг было вообще приходить в «Юбилейный» и портить настроение тем, кто пришёл послушать концерт любимого певца.

Убивать этих визгливых идиоток, которые чуть ли не слюни роняли в ответ на мат Молоткова, он не стал. Ему было достаточно того, что эти курицы чуть не наделали младенческих бед, когда их такой клё-вый кавалер вдруг поперхнулся и стал заваливаться.

И снова его никто не разглядел, хотя в фойе толпилось несколько сотен людей, в том числе и охран-ники «Юбилейного». Они все расслабились после концерта и просто не ожидали, что в такой чудесный вечер после такого чудесного концерта вдруг может случиться убийство. В такой толпе ему легче всего выполнить своё дело и затеряться потому, что он никогда не расслабляется, он всегда живёт по команде «Джомби !». Поэтому ещё ни один его подсудимый не смог отвести от себя его удар.

Гнусь, мерзавцы! Они уже считают нормой собственное моральное уродство, а нормальные люди боятся сделать им замечание, чтобы не обозлить. Ну ладно. Он не боится. Он не боится их гнусавых гло-ток, трясущихся кулаков, ржавых ножей в потных лапках, их компаний, которыми они обожают нападать на одного или двух человек. Он один может вбить в асфальт хоть двадцать «хозяев улицы». Он их не бо-ится, и он не будет тратить время в надежде пробудить в них человеческое начало. Эта свора давно не понимает человеческий язык, а на их языке ему разговаривать противно, это всё равно что испражняться через рот. Он просто сделает так, чтобы они боялись его. Они уже считают, что им всё можно? Он им на-глядно покажет, куда заводят заблуждения. Они не будут знать, когда, откуда и на кого обрушится его следующий удар. И, может, кто-то поймёт, что лучше вести себя потише, если не хочется расстаться с жизнью, потому что в аду им никто пол-литра не подаст и «колёсами» не угостит. А они боятся умирать. Они дорожат своей единственной ценностью, своей жизнью, которую пропивают и прогуливают, и будут бояться силы, которая может раздавить их. И эта сила – он, вершитель суда нормальных людей над не-дочеловеками, пытающимися установить в обществе свои порядки.

Жалко только, что пришлось в последний раз работать неподалёку от любимой женщины. Не хоте-лось, чтобы она это видела, но не заткнуть рот мерзкому телевизионному болтуну он не мог.

Странно было одно: если раньше он за несколько секунд до удара отключал сознание и наносил удар и скрывался от жертвы на автопилоте, то теперь его сознание не отключилось ни на миг. И как будто боль, охватывающая его от ненависти к отребью, как будто стала немного слабее…

Что это было? Последствия ранения, или общение с Ней? Неужели Она сможет исцелить его? Она уже сделала невозможное: внушила ему любовь когда он уже думал, что никогда никого не полюбит…

И, наверное же, благодаря ней он не выходил на охоту весь июнь. Близость этой женщины отодви-гала боль. Может, это и есть начало исцеления? Хотя вряд ли от ЭТОЙ боли можно освободиться, слиш-ком она сильная и застарелая. Пусть даже он и полюбил, но он не прекратит борьбу. В ближайший дожд-ливый вечер он снова выйдет на улицу, человек-невидимка, человек-молния, секундное порождение дож-дя и темноты, уничтожит ещё одного негодяя и исчезнет до следующего дождливого вечера.

Конечно, неприятно обманывать Её. Но Она отшатнётся от него, если узнает правду. Это причинит ему страдания, которые он вряд ли вытерпит. Так что он должен и дальше быть осторожным и не засве-чиваться. Противно притворяться, но не хочется потерять Её. Это будет нелегко, Она очень умная и про-ницательная. Но Она до сих пор ни о чём не догадалась, так что пока он ведёт себя правильно.

Иветта Малькова вышла из кинотеатра, весело напевая новый хит группы «ВИА Гра» «Убей мою подругу», навеянный только что просмотренным фильмом, голливудским боевиком «Загнанный». Конеч-но, герой фильма ничьих подруг не убивал, а охотился в лесах Орегона на незадачливых охотников, а по-том в городе – на таких же неуклюжих агентов ФБР.

Это был премьерный показ фильма в Причерноморске, и в зрительном зале собралось много зрите-лей; все места были заняты, несмотря на то, что билеты стоили от 10 до 30 гривен, в зависимости от уда-лённости от экрана. Посмотреть «Загнанного» Иветте посоветовала Синдия. Она уже успела достать но-винку на ДВД, и Иветта радовалась, что послушалась совета. Фильм оказался на высоком уровне: дина-мичный сюжет, интересные герои, отличная актёрская игра Томми Ли Джонса и Бенисио дель Торо, эле-менты интеллектуального кино – любимый жанр Иветты.

У афиши фильма вяло поплёвывали шелухой семечек двое подростков: шорты, похожие на сильно измятые кальсоны времён Первой мировой войны, майки, формой и цветом похожие на мешки из-под картошки и изобилие прыщей. Мальчишки старательно делали умные лица и рассуждали о том, что фильм – жуткий отстой и ни в какое сравнение не идёт с «Матрица: Перезагрузка» и «Цыпочкой». Уви-дев, что рядом остановилась прикурить Иветта, мальчишки заговорили громче, надеясь сразить её своим тонким знанием хорошего кино. Наверное, школьники приняли её за свою сверстницу. Для похода в ки-нотеатр Иветта выбрала свободный джинсовый комбинезон с брючинами – клёш, белую футболку, джин-совую кепку и ботинки – «гриндерсы». В таком наряде, со сдвинутым на лоб козырьком кепки Иветта действительно походила на школьницу.

Иветта щёлкнула окурок в урну и, не удостоив взглядом мальчишек, стала спускаться к переходу. Свою машину, полуджип «ауди» она оставила в двух кварталах от кинотеатра на платной стоянке.

Прямо перед её носом на асфальт шлёпнулась первая капля дождя. Иветта чертыхнулась, подняла голову и увидела, как сине-розовое закатное небо стремительно скрывается за чёрной пеленой.

«Сейчас здорово хлынет!» – подумала Иветта, надевая перекинутый через руку кожаный пиджак. Вздрагивая и морщась, когда крупные капли попадали ей за ворот, Иветта прибавила шаг.

На переходе её обогнал высокий широкоплечий парень в чёрных мешковатых джинсах и такой же фланелевой рубашке с капюшоном. Лицо на две трети скрыто капюшоном, а на оставшуюся треть – ог-ромными чёрными очками. Парень шёл разболтанной вихляющейся походкой, заложив руки в карманы рубашки и ссутулив плечи. Но Иветта поняла, что он привык ходить по-другому, легко, пружинисто, подняв голову и развернув плечи, и непонятно было, почему сейчас он изображает из себя балбеса-школьника, вечно освобождённого от уроков физкультуры.

Размышления Иветты были прерваны яростными воплями с другой стороны улицы. Растрёпанный неопрятный мужик, упершись руками в прилавок газетного киоска, что-то истошно вопил в лицо про-давщице. Понять, о чём идёт разговор, было невозможно. Скандалист даже не считал нужным иногда вкрапливать в свою речь нормальные слова. Иветта брезгливо поморщилась и ускорила шаг, чтобы хо-рошенько вломить сквернослову. На ходу она уже сделала «блок» и примеривалась свалить крикуна сво-им коронным приёмом из кунг-фу.