Текст книги "Скандал"

Автор книги: Аманда Плейтелл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 21 страниц)

Впервые это обнаружилось во время ежегодного медицинского осмотра, который проходили все сотрудники "Трибьюн".

Врач привычно ощупала грудь Джорджины, потом, чуть нахмурившись, ощупала её снова, уже более тщательно. Она нашла какое-то уплотнение. Маммографический анализ подтвердил худшие предположения.

Следующие несколько недель пролетели для Джорджины, как кошмарный сон – посещения онколога, подготовка к операции, наконец, сама операция.

Панический страх, который испытывала Джорджина, во многом объяснялся мучительными воспоминаниями о болезни, унесшей её мать. Страхи, которые с детства гнездились в отдаленных уголках её мозга, снова выползли наружу, разъедая её сознание, подобно раковой опухоли, убившей её мать.

Впервые в своей жизни Джорджина по-настоящему ощутила боль этой утраты. Она вновь, как в детстве, стала просыпаться посреди ночи, надеясь учуять хотя бы запах, который напомнил бы ей о матери. В одну из таких ночей она встала, прошла в комнату, где хранила память о прошлом и достала из шкафа старую косметичку. Нетерпеливо вытряхнула её содержимое на пол и принялась копаться.

Найдя то, что искала, Джорджина вернулась в спальню и пристроила пожелтевшую от времени фотографию на туалетном столике. На фотографии была её мать в день свадьбы, молодая, прекрасная и смеющаяся. Рядом с фотографией Джорджина поставила почти опустевший флакончик маминых духов. От времени духи потемнели и загустели, напоминая по консистенции перестоявший кофе-эспрессо.

И ещё она поместила там бутылку джина.

С тех пор Джорджина ночь за ночью проводила в постели, прослушивая записи любимых маминых опер, потягивая джин с тоником и пытаясь вспомнить маму такой, какая она была на фотографии, одновременно изгоняя из памяти образ матери, уже почувствовавшей неотвратимое приближение смерти.

Джорджиной неотвязно завладели мысли, что и её ждет такой же конец, что лишь спиртные напитки помогут заглушить боль. Сама того не сознавая, она уже заранее воссоздавала картину недалекого будущего.

Потому, наверное, получив результаты анализов, Джорджина долго не могла поверить в свою счастливую звезду. Доброкачественная опухоль. В голове её отпечаталось лишь слово "опухоль". А раз опухоль, значит рак. Доброкачественная опухоль это абсурд. Не может быть рак доброкачественным. Рано или поздно рак все равно настигает свою жертву и умерщвляет.

Другим её врагом сделался сон. Джорджина посетила своего лечащего врача, и тот прописал ей сильнодействующее средство от бессонницы.

Несколько недель на работу она ходила словно в полусне. А каждую ночь повторялось одно и то же. Поразительно, но только Дуглас заметил, что с ней что-то не так. Однажды вечером он пригласил Джорджину в свой кабинет.

– Джорджи, мне кажется, тебе нужно отдохнуть, – с места в карьер предложил он. В те времена они были ближе, скорее даже друзьями, нежели коллегами. – Возьми отпуск.

– Мне только отпуска и не хватает, – огрызнулась Джорджина, усаживаясь.

– Послушай, – терпеливо промолвил Дуглас. – Никто другой тебе, наверно, этого не скажет, но выглядишь ты ужасно. Ты жутко похудела, и вид у тебя измочаленный. Я знаю, ты очень волновалась из-за анализов, но ведь теперь все в порядке, верно? Никакого рака у тебя нет. Может, дело в воспоминаниях о твоей матери?

Почувствовав, что на глаза наворачиваются слезы, Джорджина поспешно отвернулась. Слезинки заискрились в ярких отблесках уличных огней, и ей показалось, что вся комната превратилась в переливающийся калейдоскоп. Джорджина заставила себя снова посмотреть на Дугласа.

Тот вышел из-за стола, приблизился к ней и, опустившись на колени, взял обе её руки в свои.

– Все хорошо, Джорджи, – мягко промолвил он. И вот тогда е прорвало, слезы хлынули градом. Джорджина вцепилась в его руки с таким отчаянием, словно в них крылось её спасение. Дуглас встал, помог Джорджине подняться и, поддерживая под локоть, медленно вывел из офиса.

Выйдя на улицу, Дуглас остановил такси, усадил Джорджину, а сам, устроившись с ней рядом, всю дорогу гладил её, не перестававшую плакать, по голове. Не обменявшись ни словом, они поднялись по лестнице, вошли в квартиру Джорджины. Дуглас провел её в спальню, снял с неё туфли, уложил на кровать и укутал пледом, словно коконом. Сам уселся рядом и отечески гладил по голове, пока Джорджина не забылась сном. Ушел Дуглас уже за полночь.

Когда Джорджина очнулась, её охватил панический ужас. Был час ночи, глаза её склеились от слез и запекшейся туши. Она никогда потом так и не смогла понять, почему, но безотчетный страх перед болью и отчаянием, завладевший ею в ту минуту, помрачил её разум. Джорджина устала, смертельно устала. Ей хотелось лишь уснуть и проспать долго-долго.

Она плеснула в стакан джина. Решила обойтись без тоника и лимона. Отвернув крышку флакона со снотворными пилюлями, Джорджина высыпала их целую пригоршню и проглотила, запив джином.

Проснувшись в тихой комнате с бледными стенами, Джорджина в первое мгновение подумала, что вернулась домой, в свой родной Иоганнесбург. От склонившейся над ней женщины пахло утренней свежестью, как от её матери. Джорджина медленно раскрыла глаза и лишь тогда поняла: нет, это не её спальня.

Лишь много позже ей рассказали, что она была на волосок от гибели, и что спас её Дуглас. Какое-то неведомое чувство заставило его вернуться в её квартиру той самой ночью.

Да, тем, что осталась в живых, Джорджина была обязана Дугласу. Но пройдут годы, и она вернет свой долг сторицей.

* * *

Джорджина уже собралась уходить, когда в кабинет вошел Майк. Она стояла у окна, любуясь необыкновенно красочным закатом и думая сразу обо всем – о матери, о родном доме, о головоломной передряге, в которую угодила.

– Не хочешь пропустить по рюмочке южноафриканского виски? осведомился Майк.

У них это был условный код, с помощью которого Майк давал понять, что должен рассказать ей нечто такое, что не предназначено для посторонних ушей. Джорджина терпеть не могла южноафриканское виски.

– С удовольствием, – ответила она, и покинула офис вместе с Майком. В "Последнем шансе" яблоку было упасть негде, но сзади одна из будочек оказалась незанятой. Только там Майк, который прокладывал путь через толпу, оберегая Джорджину, отпустил её локоть.

В первый раз, столкнувшись с таким отношением Майка к себе, Джорджина, не привыкшая к рыцарским поступкам, даже слегка его поддразнила. Майк же ответил ей совершенно серьезно.

– Ты, конечно, мой босс, Джорджи, – промолвил он. – Но ты – женщина, а меня приучили обращаться с женщинами бережно.

В глубине души Джорджину это тронуло. Майк даже напомнил ей её отца.

Когда они уселись, Майк передал ей довольно пухлый запечатанный конверт и попросил пока присмотреть за ним, а сам отправился за напитками. Дождавшись его возвращения, Джорджина ушла в туалет и там, уединившись в кабинке, распечатала конверт.

Внутри оказался отчет частного сыщика по наблюдению за Шарон. Дважды в неделю она оставляла машину у дома Эндрю Карсона, а сама заходила в его парадное. Возвращалась, как правило, три часа спустя.

Помимо отчета, в конверте были фотографии, сделанные с помощью длиннофокусного объектива; публикации в газетах такие снимки больше не подлежали. Однако в качестве оборонительного средства Джорджину они вполне устраивали.

На каждой фотографии были проставлены дата и время съемки – Шарон входит в парадное, Шарон выходит на улицу. Последующие снимки позволили Джорджине вздохнуть с облегчением. Именно это ей и было нужно. На первом из них Шарон стояла у окна с наполненной рюмкой в руке. На следующем – Карсон сзади целовал её в шею, а рука его проникла под знаменитый чудо-лифчик Шарон. На третьем снимке Шарон развернулась к Карсону лицом, её юбка была задрана до самой талии, и Эндрю обеими руками сжимал её голые ягодицы. Трусов на Шарон не было, и лишь огненно-красный пояс поддерживал ажурные чулки.

Да, на лучшее нельзя было и надеяться, с торжеством подумала Джорджина. Упрятав драгоценный конверт в сумку, она возвратилась к Майку.

– Весьма недурно, – сказала она, блеснув озорной улыбкой. – Но пока ещё не отзывай своего человека. Вполне возможно, что ему удастся раздобыть что-нибудь покруче.

– Он сказал мне по телефону, что Шарон покупает безумно дорогие гаванские сигары, – заметил Майк.

– Странно, – озадаченно сказала Джорджина. – Она никогда не курит сигары.

– Моника Левински тоже не курила, – напомнил Майк, и Джорджина, не удержавшись, рассмеялась.

– У меня есть кое-что на Пита Феретти, – добавил Майк. – Судя по всему, лавры Джорджа Майкла не дают ему спать спокойно. По крайней мере, ему случается обслуживать мужчин в общественном туалете в Хакни, возле молодежного кемпинга. И не только мужчин, но даже мальчиков. Жаль, фотографий только пока нет. Но я наказал частного сыщика продолжать наблюдение. Вдруг что-нибудь выплывет.

– Значит, наш Хорек и мальчиками не гнушается? – переспросила Джорджина, осуждающе качая головой.

– Да, причем совсем юными. – Чуть помолчав, он добавил: – Похоже, кроме Эндрю Карсона, у Шарон никого больше нет. Домой она возвращается одна, и утром тоже выходит одна.

– Отлично сработано, Майк. Похоже, теперь у нас появилась надежда, что мы с ними справимся.

Глава 10

Дуглас и Бекки, взявшись за руки, бродили по огромному пустому особняку на Ист-Хит-роуд в Хэмпстеде. Строительство подходило к концу. Величественное здание в готическом стиле даже отдаленно не напоминало развалюху, которую они осматривали всего полгода назад. Спасибо Бекки, которая сразу разглядела, какую жемчужину можно возвести на месте непонятной конструкции.

Тот дом был уже наполовину завершен, когда его владелец, несметно богатый поп-идол с поразительно хорошим вкусом внезапно умер от передозировки героина. Современный четырехэтажный особняк, на месте которого в шестидесятые годы высился многоквартирный дом, по его заказу спроектировали известные архитекторы, братья Джон и Себастьен Сильверстоуны.

Снаружи он разительно не отличался от других изысканных и чудовищно дорогих хэмпстедских чертогов, выдержанных в модном готическом стиле. Полностью белоснежный, внутри он был отделан самым дорогим деревом. Витые лестницы соединяли все четыре этажа. А вот одна стена, по непонятной прихоти поп-звезды, целиком сохранила облик шестидесятых: красная кирпичная кладка простиралась от пола до потолка.

Бекки потратила уйму времени и два миллиона фунтов, чтобы братья Сильверстоуны превратили незаконченный особняк в шикарный ультрасовременный дом. Половину четвертого этажа снесли, чтобы превратить гостиную третьего этажа в зал с огромным, полностью застекленным потолком. На четвертом этаже остался просторный кабинет с террасой.

До сих пор полностью отделана была лишь комната: вторая из пяти спален на третьем этаже. Выбеленные стены, пол, выложенный паркетом из калифорнийского дуба, застекленные балконные двери, выходящие в частный сад, крупное полотно школы импрессионистов над старинной французской кроватью.

– Может, опробуем её, коль скоро мы здесь? – игриво предложил Дуглас, наклоняясь к Бекки и нежно её целуя.

– Подожди, – попросила она и, взяв со столика пульт дистанционного управления, направила в угол и нажала кнопку включения. Под потолком огромной спальни полились волшебные звуки "Шампанской арии" из оперы "Дон Жуан". К Моцарту Дуглас с Бекки вообще питали слабость, а "Дон Жуан" был первой оперой, которую они посетили вдвоем. А Шампанская ария, веселая и беззаботная, вообще стала их гимном.

Дуглас улыбнулся и принялся раздевать Бекки. Он обожал её простенькое хлопчатобумажное белье, округлый животик, пышные чаши грудей.

Было в Бекки нечто удивительно чистое и трогательное. Она всегда благоухала свежестью, точно только что вышла из душа, белоснежная кожа, не знавшая солнечных лучей, была мягкой и бледной, как у младенца. Дуглас вошел в неё нежно, с удвоенной осторожностью ведь эта обворожительная женщина вынашивала его ребенка. Бекки закинула ноги ему на спину, и слившиеся в объятиях любовники принялись мерно раскачиваться, пока Бекки не почувствовала приближение оргазма. Следом за ней кончил и Дуглас. Секс у них был неспешный, нежный и почти неизменно в одной и той же, "миссионерской" позиции.

После лет, прожитых в обществе Келли, с её изощренными сексуальными изысками, Дуглас был безмерно счастлив, что может позволить себе просто любить женщину. Он не относился к числу мужчин, которые получали удовольствие от поспешного полового акта на лестнице или в автомобиле.

С того самого дня, когда Дуглас окончательно осознал, что влюблен в Бекки, он полностью утратил интерес к постельным утехам с Келли. Да, верно, в первые месяцы ему ещё удавалось обслуживать обеих женщин, но в последнее время у него создалось впечатление, будто в его член вмонтировали электронный датчик, следящий за тем, чтобы эрекция возникала только в ответ на одну женщину. На Бекки.

Скатившись с Бекки, Дуглас обнял её, и обвел взглядом спальню. И вдруг вспомнил спальню в доме, в котором вырос. Тесную и обшарпанную клетушку, которую они делили на двоих с Дэниелом.

Дуглас вознес безмолвную благодарственную молитву Всевышнему. После долгих тяжелых лет он наконец вел тот образ жизни, о котором всегда мечтал. Он занимал высокий пост, имел деньги, женщину, которую искренне любил и которая вскоре должна была принести ему ребенка.

Однако не все ещё в его жизни было идеально. Оставалась ещё Келли и предстоящий развод с ней. Он прекрасно понимал, какое испытание ему предстоит, и принимал все меры безопасности, чтобы жена не узнала про его новый дом.

Дуглас, конечно, отдавал себе отчет, что со временем правда выплывет наружу, но пока не находил в себе сил признаться Келли, что любит другую женщину, и что между ними все кончено. Хотя весь его богатый жизненный опыт подсказывал: поступить нужно именно так, ведь это будет наименее болезненный выход из положения, и тем не менее собраться с духом Дугласу никак не удавалось. Он представлял, какую боль испытает Келли, узнав о его измене. И как он ещё повернет нож в её ране, признавшись, что Бекки ждет от него ребенка.

Дуглас решил, что должен просто уйти. В один прекрасный день Келли, вернувшись домой, увидит, что квартира их опустела. А про Бекки и ребенка узнает от своих подруг, либо услышит сплетни. Да, храбрости Дугласу всегда не хватало, и он отчаянно корил себя за малодушие.

Позже вечером Дуглас решил позвонить Джорджине. Его беспокоила её открытая вражда с Шарон, и он хотел попытаться сыграть роль миротворца. И ещё ему требовалось свободное пространство, чтобы начать запланированное сокращение штатов "Санди Трибьюн". Разумеется, будет лучше провести его в отсутствие Джорджины.

Общая обстановка в группе "Трибьюн" складывалась непростая. Дугласу приходилось сражаться сразу на нескольких фронтах. Но самым опасным было то, что неприятель засел и в его собственной цитадели. Вдобавок подчиненных ему подразделений было чересчур много, и Дуглас отдавал себе отчет, что в случае нападения извне, многие из них объединятся с неприятелем и выступят против него. Особенно встревожил его вчерашний разговор с Заком Пристом, секретарем компании.

– Дуглас, я должен тебя кое о чем поставить в известность, – сказал Зак. – В Совете директоров о тебе циркулируют разные слухи. Я полагаю, что распускает их Эндрю, который пытается свалить вину на Гэвина Мейтсона. Будь осторожен.

– Зак, я не верю, что Эндрю способен выступить против меня, – сказал Дуглас. – Гэвин – другое дело, но Эндрю... Нет, ни за что. Он стоял со мной у самых истоков, мы вообще все это с ним вдвоем создали. Ему я всецело доверяю. Посмотри, как он помогает мне в сделке с Купером. Почти все сам делает. Снял с меня колоссальную ответственность, чтобы я мог спокойно сосредоточиться на телевидении. А что ты знаешь про Гэвина?

– На прошлой неделе он сидел в "Американском баре" со своими старыми приятелями из "Экспресс". Он говорил им, что ты здорово изменился, перестал следить за качеством своих изданий, что уровень журналистов резко упал. И даже сокращение штатов толком не сумел провести.

Дуглас брезгливо поморщился.

– Что еще? – спросил он.

Зак перевел дух. Оба они прекрасно понимали, что Мейтсон был не одинок, критикуя последние действия Дугласа. Тираж всех принадлежащих компании газет, исключая "Санди Трибьюн", неуклонно падал, доходы от рекламы тоже оставляли желать лучшего. Поступления держались на прежнем уровне лишь благодаря тому, что под рекламу и частные объявления места отводили все больше и больше.

– Гэвин выказывал недовольство тем, что вы так и не сделали наши газеты мультимедийными, в отличие от наших конкурентов. И ещё он утверждает, – спокойно добавил Зак, – что мы на волоске от того, что нас с потрохами проглотит некая крупная телевизионная компания.

– Ах, мерзавец! – вскипел Дуглас. – Скажи, как мы можем от него избавиться?

– Никак, – ответил Зак, пожимая плечами. – Он, как-никак, директор крупной компании.

Дугласа это предательство потрясло. Гэвина Мейтсона он всегда терпел лишь потому, что тот многое брал на себя и был ему полезен, однако и вреда даже один неуправляемый директор мог причинить немало. Не говоря уж о том, что Гэвин был личностью поистине харизматической и пользовался большой популярностью в газетном мире. Что ж, придется взять бразды правления в свои руки и подавить бунт на собственном корабле.

Дуглас долго размышлял над тем, что сказал Зак про Эндрю Карсона, его друга. Возможно ли, чтобы и Карсон его предал? После всего, что они вместе пережили? Чего добились? Друзья у Дугласа всегда были наперечет, в особенности – мужского пола, однако Карсон был ему близок как родной брат. Нет, не мог Дуглас поверить в его измену.

Одно Дуглас знал наверняка: он должен во что бы то ни стало положить конец затянувшейся вражде Шарон с Джорджиной, тем более сейчас, после того, как издания-конкуренты начали открыто об этом злословить. Это выставляло его самого в исключительно дурном свете: дескать, совсем сдает Холлоуэй, не может даже в собственном доме порядок навести. Дуглас уже разработал соответствующий план.

– Послушай, Джорджина, – заговорил он после того, как она сняла трубку. – Я хочу поручить тебе оно важное и деликатное задание. Ты должна на пару недель слетать в Австралию. Мы присмотрели в Перте одну газетенку, которую было бы неплохо приобрести. Эту часть света ты знаешь неплохо. Ты должна встретиться в Сиднее с владельцами газеты. Если хочешь, можешь заодно и отдохнуть там недельку.

– Что вы задумали, Дуглас? – в голосе Джорджины прозвучало нескрываемое подозрение. – Обычно вы отпуска сотрудникам налево и направо не раздаете, а, наоборот – отменяете их. И эту часть света я совершенно не знаю: Австралия и Южная Африка – вовсе не одно и то же. И чем вам так приглянулась эта провинциальная газетенка? На мое мнение полагаться не стоит – я там работала достаточно недолго.

– Лучшего специалиста у меня все равно нет, – ответил Дуглас. – Да и передохнуть тебе не помешает. К тому же сейчас начинается летняя спячка, и ты можешь это себе позволить. Возвращайся со свежими силами к осенним битвам.

Джорджина не знала, что и подумать. Отношения с Шарон обострились до предела, силы её были на исходе, и отдых, конечно, не помешал бы. Да и Белинда в её отсутствие чуть поостыла бы.

Но может ли она позволить себе оставить свою газету на целых три недели? Не потеряет ли ее?

Джорджина условилась с Майком встретиться утром за завтраком обсуждать что-либо в прослушиваемом офисе было невозможно.

– Как продвигается материал про министра иностранных дел? поинтересовалась Джорджина, когда подали кофе.

По лицу Майка можно было всегда читать, как по открытой книге. Самые типичные выражения его лица Джорджина про себя называла: "полный успех" и "полный провал". Сегодня лицо его выражало второе.

Майк уже почти полтора месяца трудился над "жареным" материалом про любовные шашни Джека Эджертона, министра иностранных дел из правительства Блэра. Согласно показаниям осведомителя, одна проститутка из Таиланда родила от Эджертона ребенка. Между тем, именно Эджертон всегда горячо добивался повышения субсидий для матерей-одиночек, одновременно ратуя за жесткие меры по отношению к отцам, которые бросают своих детей. Сам же он, будучи ревностным католиком, подавал всем пример, воспитывая сразу шестерых детей.

Осведомителем выступила другая проститутка-тайка, по словам которой, у Линг Синваени, тогда всего ещё четырнадцатилетней девочки, был сумасшедший роман с Эджертоном, который в то время обучался в университете.

В доказательство своих слов проститутка предъявила фотографии, на которых юный, но совершенно узнаваемый Джек Эджертон стоял, обнимая Линг Синваени. На других снимках была запечатлена сама девушка в борделе, как одна, так и с младенцем на руках. Тайка приложила также копии корешков банковских чеков, согласно которым Эджертон в течение пяти лет регулярно переводил деньги на счет Линг Синваени.

Майк тяжело вздохнул и, трагически закатив глаза, возвестил:

– Увы, Джорджина, ничего у нас не выйдет.

Утрата такой "бомбы" была для них тяжелым ударом, поскольку легко можно представить себе броские заголовки, вроде:

ЦЕЛОМУДРЕННЫЙ РАЗВРАТНИК ДЖЕК

ТАЙКОМ РАСТИТ ВНЕБРАЧНОЕ ДИТЯ

В ТАИЛАНДЕ

– Нам удалось доказать, что он и в самом деле посылал деньги на содержание ребенка тайской проститутки, – добавил Майк. – Все фотографии тоже подлинные.

– Тогда в чем загвоздка? – недоуменно вопросила Джорджина.

– У меня есть в Таиланде один человек, которому я полностью доверяю, сказал Майк. – Так вот, по моей просьбе, он встретился с Линг Синваени... Он многозначительно приумолк.

– И что? – нетерпеливо спросила Джорджина.

– Ее подставили, – со вздохом сказал Майк. – Проститутка, снабдившая нас всеми этими сенсационными разоблачениями, просто решила, что может на нас подзаработать. Отец младенца – вовсе не Эджертон, а его университетский приятель, с которым они путешествовали по Юго-Восточной Азии. Сам Эджертон с этой девицей не спал ни разу.

– Тогда с какой стати он посылал ей деньги? – недоуменно спросила Джорджина.

– Похоже, что у нашего добропорядочного министра иностранных дел и вправду золотое сердце, – со вздохом ответил Майк. – Несколько лет назад этот его университетский приятель скончался от передозировки наркотиков, а Эджертон, если верить Линг Синваени, совершенно добровольно предложил помочь ей, и в течение нескольких лет высылал деньги на содержание малыша. Кстати говоря, такой заголовок мне тоже нравится: "Министр иностранных дел платит за воспитание ребенка проститутки из Таиланда".

– У тебя одни заголовки на уме, – добродушно заметила Джорджина. Нет, Майк, я хочу предложить тебе нечто совершенно другое. Сделай копии всех фотографий, чеков, а также письменных показаний осведомительницы, и помести их пока в каком-нибудь безопасном месте. Похоже, это как раз тот шанс, которого мы так долго ждали – с помощью этого материала мы раз и навсегда покончим с Шарон.

– Каким образом? – нахмурился Майк.

– В компьютер пока ничего не вводи, – сказала Джорджина. – Шарон уже несколько недель похищает наши ударные статьи, причем, сам знаешь, собранные нами факты никогда не перепроверяет. Справедливо полагает, что всю черную работу наши журналисты уже сделали. Так вот, мы выберем подходящее время, и подбросим ей эту наживку. Только на сей раз птицелов сам попадет в свои сети.

Дуглас, Карсон и Джеймс "Толстяк" Окленд, финансовый директор-распорядитель "Трибьюн", прибыли в "Ритц" на встречу с Грэхемом Купером каждый в своей машине. Призывы к экономии и урезанию расходов относились только к рядовым солдатам; император и военачальники страдать были не должны.

Все они были погружены в собственные мысли. Предстоящая встреча была крайне серьезной. Окленд размышлял о баснословных прибылях, которые сулили группе "Трибьюн" миллионы Купера. Акции "Трибьюн" резко подскочат в цене, и соответствующим образом должны были возрасти и дивиденды по ним.

Дуглас ломал голову над тем, как отвлечь внимание Купера от инвестирования в самые знаменитые и наиболее прибыльные издания группы, предложив взамен вложиться в куда менее прибыльные и даже убыточные газеты и журналы. Тут уж без лести и коварства не обойтись, решил Дуглас. Ни того, ни другого ему было не занимать.

Последним из троицы здание "Трибьюн" покинул Эндрю Карсон. Он любил производить впечатление безмерно занятого человека, а потому никогда не приходил ни на одну встречу заранее. Он снова пробежал глазами факсимильное сообщение, которое сегодня утром прислал ему из Кейптауна Стюарт Петейсон, и довольно улыбнулся.

Послание содержало досье на Грэхема Купера и гласило:

"Грэхем Купер, 48 лет, родился в Кейптауне.

Двое детей от первого брака, развод мирный, один ребенок от второй жены, Сандры. В сексуальных скандалах не замешан.

Личное состояние оценивается в 200 миллионов фунтов стерлингов.

Председатель компании "Южноафриканские авиалинии", президент крупнейшей в ЮАР компании в сфере увеселительного и развлекательного бизнеса.

Интересуется покупкой британских средств массовой информации. Возможная мотивация: укрепление авторитета, приобретение международного статуса, а также повышение собственного влияния благодаря зарубежным средствам массовой информации.

Отзывы в прессе резко отрицательные. Жесткий бизнесмен, подозревается в грязной игре против конкурентов, в попытке склонить к коррупции влиятельных членов правительства. Убедительных доказательств нет. Прямых обвинений в его адрес газеты не высказывали.

Источник, близкий к правительственным кругам, сообщает, что Купера подозревают в помощи мятежникам Сьерра-Леоне с целью дестабилизировать правящий режим и завоевать доверие мятежного правительства для последующего заключения выгодных торговых соглашений.

Над последним пунктом продолжаю работать. Занятие опасное и рискованное."

Последних два абзаца Карсон перечитал дважды. Да, похоже, это именно такой человек, какой ему нужен.

Все они поднялись в номер Купера и за аперитивом вели непринужденную беседу, тогда как разговор о серьезном бизнесе начался уже во время обеда. Дуглас терпеть не мог светскую болтовню. В отсутствие Келли он не мог настроить себя на должный лад. В таких случаях ему её недоставало. Келли была его палочкой-выручалочкой, прекрасно умея скрасить его неуклюжесть в общении.

Джулия, секретарша Дугласа, подготовила ему стандартное досье Купера: имена жены и детей, сфера интересов, хобби и тому подобное. Купер увлекался лошадьми и крикетом. Карсон тоже был заядлый любитель крикета, так что минут десять они с живостью обсуждали шансы команд в предстоящем поединке ЮАР с командой Антильских островов.

Обед состоялся в обширной столовой апартаментов Купера с видом на Темзу.

– Мне кажется, Купер, что как крупного бизнесмена международного масштаба вас мог бы привлечь крупный пакет акций наших изданий общеполитического спектра, – начал Дуглас, когда подали копченого лосося. Они имеют наибольший вес не только в нашем обществе, но и в коридорах власти.

– Газеты интересуют меня вовсе не мифической возможностью приблизиться к представителям власти, – отрезал Купер. – Настоящая власть заключается в способности обращаться к простому народу, влиять на сознание масс. Вот почему меня так привлекает "Трибьюн". Каков сейчас ваш суммарный тираж? Три миллиона экземпляров в день? Вот это и есть настоящая власть.

– Если быть точным, то число наших читателей приближается к девяти миллионам в день, – сдержанно поправил его Толстяк. – Наши исследования показали, что одну газету "Трибьюн", купленную в киоске, читают в среднем 2,2 человека. А по воскресеньям – двенадцать миллионов.

– Да, но это всего лишь рабочий люд, – презрительно сказал Дуглас. – У этих людей нет ни власти, ни голоса, ни политического влияния. Они не в счет. Куда большим влиянием в Англии пользуется средний класс. На него сориентированы главным образом "Дейли" и "Санди Геральд", с суммарным тиражом чуть меньше пяти миллионов экземпляров. Если вам нужны голоса, то первый выбор, конечно же – "Геральд". Хотя и это и сложно, но мы сумеем убедить крупнейших акционеров превратить "Геральд" в отдельную компанию, подчиненную "Трибьюн".

Толстяк нервозно заерзал в кресле. Дуглас не предупредил его о подобном повороте событий. В минуты подобных потрясений у Толстяка проявлялась крайне скверная привычка. Причем совершенно неосознанная. Он сперва ковырял указательным пальцем в носу, а затем запускал этот палец в рот и начинал жевать. Вот и сейчас он начал этим заниматься.

Дуглас, не обращая на него внимания, продолжал развивать свою мысль:

– В таком случае, основные финансовые расходы, поддержание аппарата и типографские услуги остались бы за "Трибьюн", а "Геральд" сохранила бы издательскую и коммерческую независимость. Для владельцев, на мой взгляд, такой вариант наиболее привлекателен. Да и престижен, – добавил он.

– Весьма заманчивое предложение, – ответил Купер. – Как быстро вы можете подготовить для меня все финансовые выкладки? Завтра получится?

Головы присутствующих дружно повернулись в сторону Толстяка, который мгновенно перестал жевать палец.

– Я сегодня же все подготовлю, – пообещал он. А сам подумал: до чего же хитрый лис этот Дуглас. Наверняка замыслил это заранее.

Карсон же не произнес ни слова. События развивались по его сценарию.

Джорджина пыталась взвесить возможные последствия, к которым могла привести её коварная ловушка для Шарон. Операция носила тактический характер, и время для её осуществления следовало рассчитать самым тщательным образом. Но решилась она, когда в пятницу ей домой доставили свежий выпуск "Дейли Трибьюн".

В течение последних двух недель Майк и ещё двое журналистов Джорджины работали над интереснейшей статьей, подноготную которой получили от человека, приближенного к премьер-министру. Речь в ней шла о том, чтобы ограничить возраст царствования королевской особы шестьюдесятью годами. В окружении Блэра надеялись, что сумеют таким образом повысить уважение к членам правящей династии.

"Бомба" из этой статьи скорее всего не вышла бы, однако Джорджина рассчитывала отвести под неё целый разворот – вторую и третью полосы.

И вот теперь статья, почти слово в слово, была напечатана в "Дейли Трибьюн".

Джорджина уже потянулась к телефону, чтобы позвонить Майку, когда телефон задребезжал. Услышав голос Майка, Джорджина сказала:

– Пора действовать. Сдобри блюдо жгучим перцем.

Оба прекрасно понимали, насколько легко организовать прослушивание их телефонов, поэтому условились ввести код "жгучий перец" для согласования времени начала операции.