Текст книги "Тайная жизнь Маши Ромашкиной (СИ)"

Автор книги: Амалия Март

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 16 страниц)

Глава 43

Самое лучшее лекарство от тоски – крепкие объятия. Крепкие мужские объятия. Объятия любимого мужчины.

Стою, должно быть, миллион лет в проходе, прижимаясь к родной груди и размазывая сопли-слезы по его рубашке. Он ничего не говорит, только гладит меня по спине и горячо дышит в волосы.

Я не собиралась сегодня рыдать. Ничего такого глобального, ужасного или неожиданного не случилось. Все вполне закономерно и просто, но отчего-то я испытала огромное облегчение, увидев Руслана на пороге. Да, вот так, это слезы облегчения.

– Почему у тебя телефон выключен? – наконец, говорит он.

– Разрядился, а зарядку дома не смогла найти, кажется, оставила ее в гостинице. Так глупо.

– Очень глупо, – тихо подтверждает он, но не осуждающе, мягко. – Я волновался.

– Прости.

Рус немного отстраняется и заключает мое заплаканное лицо в ладони. Его большие пальцы нежно стирают влагу с моих щек.

– Извиниться должен я. Так по идиотски получилось вчера… а сегодня твоя мама.

– Она в больнице сейчас.

– Я знаю, отец сказал. Был на ужине у них сейчас и узнал. Так тебя и нашел.

Ах да, сегодня с утра видела его в больнице. Но мы не разговаривали, не до этого было. Только обменялись приветствиями.

– Помнишь квартиру? – не знаю, почему улыбаюсь.

– Помню, как мы часами целовались, облокотившись на эту дверь, – смеется Рус.

– Здесь такой срач, моя квартира отдыхает в сравнении с этой, – иронично подмечаю я. – Хотела убраться здесь, пока мама…

– Помочь?

– Ага.

Руслан не говорит ни слова, когда проходит внутрь. Просто снимает пальто, расстегивает запонки и закатывает рукава рубашки. Я достаю огромные мешки для мусора и загружаю туда хлам, который уже не несёт никакой пользы. Рус скатывает липкий ковер.

– Мне кажется, проще вызвать клининг, – сопит он.

– Наверное, – я останавливаюсь и облокачиваюсь о стол. Это рационально. А я устала.

– Поехали домой.

Че подходит ко мне и протягивает ладонь.

– Не уверена, что хочу к тебе.

– Почему?

– Давно у вас с ней в последний раз…

Руслан не удивляется вопросу, смотрит мне прямо в глаза, отвечая.

– Недели полторы назад.

– Ладно, – киваю я. – Я смогу с этим смириться.

Обдумываю всю эту ситуацию несколько секунд, а затем едва заметно улыбаюсь.

– Но матрас твой придется сжечь!

– Пожалуйста, только не матрас, я так долго искал идеальный! – Рус улыбается в ответ. – Давай обойдемся постельным бельем. Хотя оно тоже не из дешевых, а парочка из египетского шелка…

Стукаю его кулаком в плечо.

– Ладно, ладно, простыни, матрас, да хоть всю квартиру, если тебе станет так легче.

– Это уже, конечно, лишнее. Но от всех поверхностей, которых она касалась, придется избавиться.

– Их не так много, поверь.

Руслан прижимается лбом к моему лбу. Мы часто дышим, прикрыв глаза. Хорошо, спокойно, уютно. Грохот открывающейся двери застаёт нас врасплох. Входная дверь сильно бьётся о стену и слышится, как в квартиру вваливается вусмерть пьяное тело. Мне хорошо знаком этот звук, я много лет дрожала, укрываясь от него под одеялом.

Но теперь мне не страшно. Я испытываю только презрение к этому человеку, только гнев. Еле стоящий на ногах отчим буквально влетает в комнату, спотыкаясь о скрученный ковер.

– Бля, – шипит он, пытаясь встать. Но не может, ноги отказывают. Мне хорошо знакома и эта стадия его опьянения.

Он весь грязный, вонючий, с расфокусированным взглядом, даже не понимает, что здесь не один. Лицо Руслана искажается, глаза выражают омерзение. Да, вот такой он, мир, в котором я росла.

– Пошли, – он хватает меня за руку и уводит из квартиры.

Едем в его машине, молча держась за руки. Приезжаем ко мне домой. Это хорошо, это правильно, безопасно, спокойно.

– Ты ела сегодня что-нибудь?

– Да, забегала домой после больницы, поспала, поела. Правда, это было с утра.

– Уже вечер, – укоризненно смотрит на меня.

– Я бы выпила, если честно, – тру уставшие глаза. – Звучит ужасно в свете последних событий, да?

– Ни сколько. От пары бокалов ты не станешь алкоголичкой. Но сначала поесть, ладно?

Чертов Че стал ангелом. Он покупает продукты, готовит нехитрый ужин, поит меня терпким вином и укладывает спать в своих объятиях. Стресс последних суток сходит на нет в его руках. Он не целует меня, не уверяет в своей любви, не разжигает огонь в теле проворными пальцами. Все это ненужное, лишнее, не срочное, когда я чувствую сердцем покой.

Это чувство накрывает меня теплым одеялом, и я засыпаю, точно зная, что все правильно.‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​

‌‌‍Глава 44

На работу идти не очень-то хочется. Придется объяснять Инне свое вчерашнее отсутствие и, хотя мы, вроде как, дружим, все равно разговор предстоит не из приятных. А ещё там будет Кононова, которая не упустит своего шанса уколоть побольнее.

Рус все утро ухаживает за мной. Галантно открывает дверь своей машины, заезжает по пути в кофейню и берет мне чай, целует в уголок рта, словно боясь спугнуть.

Это новые для меня чувства. Не дикая страсть, в которой мы тонули еще два дня назад, не слепая влюбленность, ведущая нас в подростковые времена. Что-то тонкое, свежее. Нежность. Трепет. Любовь. Настоящая и очень глубокая.

Мы не обсуждаем пока скользкие темы, вроде его желания продолжать рисовать унизительные комиксы или скажем ли мы всем о нас. Кажется, он уже все для себя решил. Внутри себя он тверд и целенаправлен, а я просто соглашаюсь идти за ним. Я безусловно верю ему. Доверяю. Он приведет нас к счастью.

Нейтральные темы о здоровье матери и что делать с отчимом нас только сближают. Я не знаю ответов на них, потому что абсолютно все будет зависеть от мамы и ее желания жить нормальной жизнью. Но я не страшусь ее выбора. Я готова его принять. И быть рядом, если выбор будет правильным.

Весь состав маркетингового отдела застывает, когда мы с Русланом входим. Блин, кажется, длинный стервозный язык уже все растрепал. Я мгновенно краснею от излишнего внимания. Не люблю я этого, а тут отмолчаться, видимо, не удастся. Че же ведет себя из ряда вон: он приобнимает меня за плечи и помогает снять пальто.

– Обалдеть, – доносится откуда-то из угла кабинета.

Стоит гробовая тишина.

– Да, мы вместе, – поставленным голосом объявляет Рус на весь офис. – А теперь можете снова работать.

Он подталкивает меня рукой в поясницу, продвигая к нашим рабочим местам.

– Че, дорогой, спасибо, что исполняешь мои обязанности, – материализуется возле нас Инна. – А теперь, Ромашкина, дуй за мной.

Сомнений нет, меня сейчас ждёт жёсткая порка. И это, если повезёт. Не припомню у Разумовской такого тона, разве что, когда она со своим женихом баталии устраивала. Но я же не он. Я не могу ее нежно потрепать за ушком и сгладить этим напряжение.

Злополучный кабинет начальника отдела пустует. Видимо Летунову всё-таки отправили в декрет. Инна проходит к столу, садится в большое черное кресло и скрещивает пальцы перед лицом.

– Ну, – нетерпеливо подталкивает меня.

– Маму в больницу забрали, а телефон разрядился, не смогла тебя вчера предупредить.

Я заламываю руки, не решаясь сесть напротив нее. Снесет нафиг ураганом ее энергетики.

– Да проехали, – машет она. – Ты мне про Че ничего объяснить не хочешь?

Все же решаюсь присесть. Разговор будет долгим. Мой рассказ укладывается в пятнадцать напряженных минут и парочку изогнутых бровей.

– Вот это поворот! Вот это я понимаю, история! – ярко жестикулирует Инна по окончанию. – А я же чувствовала, что между вами искры летают. Я же говорила тебе, помнишь? Не зря, не зря, все-таки, чем больше попец, тем лучше он чувствует! – она заливается хохотом. – Так и что, на свадьбу, я так понимаю, тебя плюс один теперь записывать?

Ох, ты ж, скоро же грандиозное событие – мандариновая свадьба.

– Я пока не знаю. Остаётся же еще один нерешенный вопрос. Мы не говорили с ним об этом, но у меня все еще есть подозрения…

– Ой, Ромашка, он не крот, успокойся. Сегодня уже все стало известно. Вчера я каждому утвердила именно его версию проекта для "Хюгге" и сказала, что сегодня выступим с коммерческим предложением по этому заданию. И с утра один из этих проектов уже всплыл у представителей конторы, прикинь? Быстро сработала…

– А как ты об этом узнала?

– Так в "Хюгге" директором мой будущий родственник. Им так-то реклама не нужна, но по доброте душевной и обещании посидеть в выходные с их близнецами, мне помогли. Так что расслабь булки, Че твой агнец божий, и имеет все шансы стать новым главным специалистом.

Инна откидывается в кресле, удовлетворенно улыбаясь.

– Так кто крот? – я ужасная женщина, но очень хочу услышать то самое имя…

– А, самое интересное и не сказала! Так Серебрякова наша. Прикинь, не такая уж и дурочка оказалась.

– Да ладно!

Я шокирована, если честно. Ирка она же нормальная вроде была. Более менее. Ну, слегка недалекая, все о шмотках и косметике болтала, с Кононовой дружила, и тут такой финт.

– Вот это поворот! – не выдерживаю я и возвращаю Инне ее же фразочку.

– А я о чем! Я вообще не на нее ставку делала. Сейчас буду ее увольнять, хочешь поприсутствовать?

– Я, пожалуй, пас. Там работы…

– Ага, ага, знаю я, – усмехается Разумовская. – Короче, записываю тебя плюс один на свадьбу. Не забудь, двенадцатого мая! Иди, Ромашкина, иди. И пригласи мне Серебрякову. Я готова к казни.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Эпилог

– Надеюсь, безумие – это не заразно, – шепчет Руслан, когда мы прибываем на выездную регистрацию Инны и Ильи.

Я легонько толкаю его локтем в живот.

– Не ляпни только ей сегодня что-нибудь! Она итак последние недели на взводе. Сначала крот, потом массовые увольнения, еще и новая должность…

Мы проходим к цветастой арке, украшенной мандаринами, и присаживаемся на свободные места.

– Боже, почему мандарины? Почему не сиреневая свадьба, или на худой конец клубничная? Май же на дворе! Где они вообще столько цитрусовых добыли в не сезон? – для Руса на этой свадьбе все странно, он так и не успел узнать Разумовскую во всех ее мандариновых оттенках.

– Это очень долгая история*, – шепчу я. – Но не удивляйся сегодня ничему. Свадьба будет такой же, как сама Инна – креативной и безумной.

Две тощие девочки-скрипачки начинают играть марш Мендельсона. Илья Геннадьевич, наш финансовый директор, занимает место возле арки. По проходу, выложенному камнем, медленно движется невеста.

– О, Господи, – шепчет Рус.

Да, согласна. Корона из мандарин слегка лишняя. Но какая же Инна эффектная, как светится изнутри! Она так расцвела, когда в ее жизни появился правильный мужчина. Может, и я тоже? Ненароком бросаю взгляд на свое платье, оценивая, достаточно ли оно праздничное для такого мероприятия.

Это платье мне тоже досталось по наследству от Юльки, которая пообижалась на меня ровно сутки после моего молчаливого ухода, а потом разрешила быть счастливой "с этим козлом", и привезти его на ужин. Надо сказать, что тот вечер Руслан пережил стойко, несмотря на все инсинуации со стороны моей подруги.

Инна останавливается возле арки, и жених берет ее за руку. От их улыбающихся лиц слезы на глазах наворачиваются. Рядом с невестой стоит глубоко беременная Летунова в ярко оранжевом платье, плотно обтягивающем ее круглый живот. Она ужасно похожа на большой апельсин, что даже умиляет. Боже, а ведь у меня тоже когда-нибудь будут дети! Эта мысль не посещала меня с подросткового возраста, когда я ещё смела мечтать о большем.

И вот сейчас, кто бы мог подумать, у меня отношения, и, возможно, когда-нибудь они перерастут вот в это все: Мендельсон, апельсинка, навечно.

– Ну, и как вы там справляетесь без меня теперь?

Руслан выдергивает меня из собственных счастливых дум по окончанию церемонии. Он улыбается, хочет услышать, что незаменим.

– Нормально, – но я в эти игры с его эго больше не играю. – Вот без Кононовой как-то странно. Тихо и умиротворенно, что ли. Я даже мечтать не смела, что она когда-нибудь уволится. А тут сама, добровольно, вслед за тобой. Чудеса, не иначе. Даже без Ирки как-то пусто, хоть она и наделала дел, конечно. Прикинь, оказывается, ее новый дружок в фирме-конкуренте работал, она ему и сливала все наши заказы. И даже не понимала, что делает что-то противозаконное!

– Думаешь, не понимала? – Рус закатывает глаза, как бы говоря, какая я наивная.

– Ну, может и понимала, я так до конца не поняла, она реально не очень сообразительная была или мастерски притворялась. Как твоя первая неделя на новом месте?

Этот вопрос я хотела задать всю неделю, каждый вечер, что мы проводили вместе, но каким-то неведомым образом мы с Русом пришли к соглашению не обсуждать среди недели рабочие дела. Чтобы вечер был только для нас двоих.

– Нормально, – Руслан в своей манере, отвечает сдержанно и лаконично.

– Это коммерческая тайна или тебе просто тупо нечего сказать? Хоть, какого цвета у вас там стены?

– Не обращал внимания. Я, знаешь ли, команду себе набираю, стратегию вывода продукта на рынок разрабатываю, а не в стены пялюсь, – ироничный взгляд должен меня пристыдить, но нет, я лишь улыбаюсь.

– И как команда, собирается?

– Собирается. Не хватает только одного очень талантливого художника, не порекомендуешь такого?

И опять мы возвращаемся к этой теме. Нет, не порекомендую. Мне нравится работать в DS Marketing, нравится работать с реактивной Разумовской и со своими постоянными клиентами. Даже моё рабочее место – идеально. Зачем мне все это менять?

– Я уже говорила тебе: нас и здесь неплохо кормят. И не надо снова переманивать меня твоими рациональными доводами и соблазнительными предложениями.

– Ммм, по соблазнительным предложениям я профессионал.

Че прижимается плотно ко мне, просовывает руки мне за спину и крепко сжимает. Я снова краснею, но не от неловкости, что гости на свадьбе больше смотрят на нас, чем на молодоженов, которые слились в первом танце, а потому что начинаю возбуждаться. Рус действительно специалист по соблазнительным предложениям! Сколько раз за последнюю неделю меня соблазнял…

– Серьезно, мелкая, давай ко мне. Будем двадцать четыре на семь вместе. И обеды станут куда продуктивнее.

– Вот это одна из причин, почему я никогда не соглашусь – с тобой не возможно будет работать! Давай не будем мешать личное с рабочим. И ты, кажется, разучился считать. Мы ни при каком раскладе не сможем быть вместе двадцать четыре часа, хотя бы потому, что наши квартиры чуть ли не в разных частях Москвы.

– Знаешь, мелкая, мне кажется, это пора исправлять.

Мое сердце гулко стучит, вкладывая в его слова смысл, которого там, очевидно нет. Ведущий вечера приглашает всех присоединиться к молодожёнам на танцполе и начинает играть танго. Музыка страсти, музыка чувств, и сейчас оно звучит как фон для очень важного разговора.

Рус, тем не менее, не говорит больше ни слова. Берет меня за руку и ведёт на танцпол. Мы что, будем сейчас танцевать? Вдвоем? Серьезно?

– Ты умеешь танцевать? – шепчу ему на ухо, когда он становится в позу партнера, крепко сжимая ладонью мою поясницу.

– Так, немного, – лукаво улыбается он.

Он ведёт меня умело и красиво. Я напрягаюсь в его руках как струна, но это лишь по началу. Он показывает, что знает, что делать, показывает, что ему можно довериться. Моя ладонь движется по его спине, впитывая мужскую силу и энергетику. Одна нога скользит по его бедру, а после поднимается высоко вверх. Он откидывает ее назад одним точным движением руки и ведёт меня в прогулку.

Медленно, вкусно. Быстро, страстно, властно. Мурашки покрывают все тело. Подумать только, Рус танцует со мной. Он делает это для меня, показывает, что хочет разделить со мной все важные для меня вещи.

Между нами кипят эндорфины. Они заползают в каждую клеточку и растворяются там в эйфории. Да, я хочу, хочу большего, просто спроси.

– У меня тут кое-что для тебя есть.

Мы сидим за отдаленным столиком и приходим в себя, после скачка адреналина на танцполе. Рус тянется в карман и достает несколько листов, сложенные пополам.

– О, нет, Че! Я тебя прошу, только не Конфетка на свадебном приеме! – укоризненно смотрю на него. – Я не буду делать это под столом!

– Какая ты… смешная, – улыбается Рус. – А ещё до невозможности милая, когда смотришь на меня, как озлобленный мышонок. Нет, это не тот выпуск. Это последний. Я тут набросал кое-что, не так, как сделала бы это ты, но очень хотел удивить тебя.

Он смущённо улыбается, но не выпускает листы из рук.

– Последний? Значит, Конфетке больше не быть?

– Последний, – пожимает он плечами. – С Конфеткой. Но у меня появилась новая идея, думаю, будет не менее успешной, чем эта, если ты, конечно, согласишься ее рисовать.

– Ка-кая? – подозрительно щурусь я.

– Офисная давала.

Я разражаюсь громким смехом.

– Серьезно? А главная героиня будет шикарная блондинка с острым язычком?

– Думаю, тебе доставит удовольствие рисовать хорошо знакомый тебе образ.

– О, в этом не сомневайся! Хотя над названием надо поработать. Значит, работа снова у меня в кармане?

– Ага.

– А это реально последний выпуск Конфетки?

– Ага.

– Ой, не тяни, дай посмотреть. Что, она там бросает Кави ради шикарных чернокожих братьев из 71 выпуска? – хитро улыбаюсь я.

Рус рычит на меня, недовольный, что порчу ему сюрприз.

– Ладно, давай уже сюда, посмотрю в последний раз, как ты портишь мой образ своими извращёнными фантазиями.

Рус протягивает мне листы и несколько мгновений не отпускает их. Словно боится их мне отдать. Но в этой схватке я побеждаю. Раскрываю листы и ахаю. Из окошек с фреймами на меня смотрит Кави: стоящий на одном колене, Кави, переносящий Конфетку через порог, Кави, клянущийся любить ее вечно.

Я поднимаю глаза на Руслана, а он садится в позу, точь-в-точь, как Кави на первом рисунке. Я задыхаюсь от лавины эмоций, она сносит меня, оставляя лишь горстку песка на берегу бушующего океана чувств.

– Я думала… ты попросишь меня переехать, – волнение не дает мне связно говорить.

– Мы потеряли так много времени. Давай не будем совершать ту же ошибку. Переезжай ко мне, выходи за меня замуж, будь моей навсегда?

Я киваю, не в силах вымолвить слов. Кажется, сердце сейчас прорвет грудную клетку и прыгнет в руки к этому мужчине, протягивающему мне кольцо. Поток совершенно лишних мыслей заполняет мою голову: как он узнал размер, когда его купил, лучше жениться летом или осенью? Но я гоню их, гоню, потому что хочу насладиться этим всепоглощающим моментом: теперь я никогда не буду одинока.

– Так теперь мне точно придется заново знакомиться с твоей семьей? – все же вырывается из моих уст.

– Придется, Мышка, придется, сколько можно откладывать?

– Ты же знаешь…

– Вы с Ленкой снова подружитесь. А родители мои тебя итак обожают. Может, отец и меня станет больше любить благодаря тебе, – грустно улыбается он.

– Он тебя любит, иначе бы так не давил, – я заключаю его лицо в ладони и крепко прижимаюсь губами к губам.

– Не отпущу тебя теперь, – шепчет он между поцелуями.

– Не отпускай, – молю я.

Бонус

Тогда

От него все время пахнет сигаретами.

Мой самый любимый запах на свете. Странно, я знаю, но так пах отец. Когда Руслан садится рядом, или просто проходит мимо, меня обволакивает этот горьковатый аромат, даря чудесные ощущения спокойствия. Если закрыть глаза, то на минуту можно представить, что я снова в папиной машине, жую свою любимую шоколадную жвачку, а он подпевает дурацким песням на радио.

Я была счастливым ребенком. Могу ли стать счастливой взрослой?

Наблюдаю из-под опущенных ресниц, как Руслан режется в какую-то игруху за компом. Дверь в его комнату всегда открыта, как и в Ленкину, это вроде как, их семейное правило. И вот, если сидеть за учебником на Ленкиной кровати, то как раз открывается обзор на компьютерный стол ее брата. Мне видно его руки по локти, а иногда, в особенно напряженные моменты игры, он наклоняется вперед, и я вижу его лицо.

Красивое, словно вылеплено по образу и подобию божества. У семейства Че вообще очень интересные гены: его отец имеет четкие азиатские корни, а мать – классической славянской внешности. И если в Ленке все это замешалось не очень пропорционально, то Руслан сорвал джекпот.

– А давай по мороженке? – отрывается от чтения подруга.

– Я не хочу, спасибо.

Ненавижу такие моменты. Ненавижу, что приходится говорить «не хочу», чтобы не унижаться, произнося «у меня нет на это денег».

– Ой, да я схожу, не ссы. Пойду только у Русика денежку возьму, – подмигивает мне Ленка.

Она вьет из него веревки. Он хороший брат, он позволяет. Подруга уходит, оставив меня в квартире наедине со своим братом. И хотя он определенно увлечен игрой, я чувствую ужасное стеснение. Как и всегда, когда он рядом.

Хочу взять телефон со стола, чтобы повтыкать в него до прихода Ленки и убить время, но с травмированной ногой даже расстояние в пару шагов – целая пропасть. Неуклюже скачу, ещё непривыкшая к своему стесненному состоянию и роняю чертова Бунина.

Тянусь под стол, но дурацкая нога ужасно мешает маневренности. Неожиданно книга взмывает вверх и оказывается у меня в руках. По телу пробегают мурашки от знакомого запаха табака, и я заливаюсь ярким румянцем. Дурацкая особенность организма – при любом выбросе адреналина, сразу в краску.

– Бунин? – он впервые заговаривает со мной сам.

– Угу, киваю я, собирая весь свой словарный запас, который обычно разбегается при его появлении. – «Лёгкое дыхание».

– Сочувствую, – хмыкает он.

– Да нет, мне нравится, – прыгаю обратно к кровати, чтобы увеличить расстояние между нами, чтобы он не заметил, как трясутся у меня губы, когда я говорю.

– И про что там? – он опирается на стол позади и смотрит на меня. Смотрит так, что мурашки по телу.

– Про девочку, которая примерила на себя роль женщины и не справилась с ней, – и я бы сделала это с тобой, не задумываясь. – Не читал?

– Я не так, чтобы хорошо учился в школе. Да и пять лет прошло уже. Профильные предметы вытеснили школьные, – он делает смешной жест, будто стреляет себе в голову. И я смеюсь. Он смеётся вместе со мной.

Он забавный. И добрый. Ужасно красивый.

Пожалуйста, спаси мою жизнь.

Конец

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍