Текст книги "Лисёнок для депутата (СИ)"
Автор книги: Аля Морейно
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)
Глава 7
Из ресторана мы уезжаем, не дожидаясь окончания торжества. Я немного волнуюсь за Веру, не хочется оставлять её здесь. Слишком уж горячим и настырным выглядит Мансур. А она, похоже, совсем растерялась.
– Погоди, Витя, нужно Веру домой отвезти, – прошу жениха, когда он тащит меня из зала к выходу. – Не доверяю я твоему другу.
– Та ну, Мансур – нормальный парень, он за ней присмотрит.
– Такой же нормальный, как ты?
– А я чем плох?
– Наглый слишком! И слова «нет» не понимаешь!
– А ты мне хоть раз говорила «нет»? – на лице – искреннее удивление, даже брови вверх поползли.
– Да ты даже шанса не давал хоть слово произнести! И этот туда же. Ты только посмотри на них!
– Лисичка, не загоняйся. Всё хорошо с твоей подругой будет. От него ещё ни одна женщина недовольной не уходила.
– Какие ж вы все мужики – кобели!
– Козлы ты хотела сказать?
– Кто-то, может, и козёл, а этот, – киваю в сторону Мансура, зажимающего Веру на танцполе, – точно кобель.
– Ладно, подожди здесь.
Виктор оставляет меня и, к великому удивлению, идёт к танцующим. Окликает друга, шепчет что-то ему на ухо и, довольный, уходит. И что это было?
– Что ты ему сказал? – спрашиваю, садясь в машину.
– Чтобы был поделикатнее. Говорю же, не бойся, он её не обидит. Или ты мне не доверяешь?
Сложный вопрос. Я прекрасно помню наш первый раз и его «деликатность». Привёз меня в номер, уложил на кровать, слова сказать не дал и без всякой прелюдии навалился. А потом ещё удивлялся, почему не предупредила, что он у меня первый. Можно подумать, его это остановило бы! Да даже зная об этом, он в тот же вечер потребовал продолжения! И потом наутро – опять.
– Просто вспоминаю наше знакомство и наш первый раз.
– Лисичка, ну откуда ж мне было знать, что ты ещё ни с кем? Дразнила меня бессовестно своими веснушками сколько времени. Никакой выдержки не оставила.
– Вот-вот, выдержка у вас, как у младенцев, то есть никакой. Поэтому я за Веру и переживаю.
– Всё, расслабься, уже уехали. Они – взрослые люди, сами разберутся.
Тянет меня к себе, дышит в макушку. Чувствую потоки тёплого воздуха даже сквозь причёску.
– Лисичка, у меня выдержки ни фига уже нет. Я бы тебя прямо тут…
Наш побег и волнения за Веру немного остудили меня, вернулась способность соображать.
– Витя, ничем не могу помочь. Напоминаю: никакого интима!
– Нет, ты не обломаешь меня так! Ты же не жестокая стерва, а моя ласковая и добрая девочка.
Понимаю, что всё это говорится с одной целью – затащить меня в постель. Но почему-то сердце и внутренности предательски отзываются на его низкий шёпот. Во избежание соблазна раз за разом прокручиваю в памяти подслушанный вчера разговор Виктора с отцом:
– Ладно, может, ты и прав. От такой будет потом легче избавиться. Только смотри, будь осторожен, ребёнка ей не сделай, а то проблем не оберёшься.
– Ну я ж не дурак, всё понимаю.
Он мной попользуется, а потом выбросит, как сделал это в прошлый раз. Поэтому я не должна идти у него на поводу. У нас фиктивный брак, я предупреждала, что никакого интима… Но кожа горит от его прикосновений, губы распухли от поцелуев, а внизу живота сладко и требовательно ноет. В голову закрадывается крамольная мысль: а что если на сей раз у нас всё получится? Ведь такое возможно? Должна же быть какая-то причина, по которой он выбрал именно меня!
Входим в дом, отпускаем няню.
– Нужно было всё-таки снять номер для новобрачных в гостинице, чтобы нас никто и ничто не отвлекало, – горячо шепчет на ухо муж.
Муж! Не верится… Сколько я выплакала слёз, когда он уехал и так жестоко бросил меня…
– Витя!
Разум требует осадить его, поставить на место, напомнить, что у нас ничего не может быть, потому что наш брак – лишь фикция. Но язык отказывается это произносить и мечтает снова соприкоснуться в бешеном танце с языком этого нахала.
– Мне нужно в душ, – выторговываю у неизбежности ещё немного времени, чтобы собраться с мыслями и договориться с собой. – Не представляю, как эту конструкцию положить на подушку, – показываю на голову.
Причёску портить жаль. Стилист расстаралась и щедро полила её лаком, за весь день ни одна прядь не выбилась, укладка прекрасно держит форму. Но сомневаюсь, что спать с ней будет удобно.
Виктор нехотя отпускает меня.
– Давай я помогу тебе раздеться.
– Спасибо, я сама, – бросаю ему, скрываясь за дверьми ванной.
Но через несколько минут безуспешных попыток справиться самостоятельно с застёжкой на спине сдаюсь и зову его.
Витя возится с платьем нарочито медленно. Его губы оставляют влажные следы на шее и плечах.
– Лисичка, твои веснушки сводят меня с ума…
– Платье! – напоминаю, а у самой в животе гуляет торнадо, который ускоряется и закручивается всё сильнее.
Боже, как противостоять этому соблазнительному ловеласу? Слишком остры в памяти воспоминания о наших ночах, слишком хорошо помню, каким он может быть горячим и нежным. Хочется зажмуриться и позволить ему делать со мной всё что угодно. Потому что заранее знаю, какой кайф меня ждёт.
Каким-то чудом удаётся собрать волю в кулак и вытолкать его из ванной, провернув защёлку. Мне нужно хоть немного времени на принятие решения!
Тёплые струи слегка снимают скопившееся напряжение. Голову приходится мыть дважды, чтобы избавить волосы от сковывающего их великолепия. Ещё некоторое время нежусь под душем, пытаясь усмирить сердцебиение и раздрай в душе.
Наспех подсушиваю шевелюру и выхожу, закутавшись в махровый халат. Вити в комнате не обнаруживаю. Неужели смирился с отказом и не стал меня дожидаться? Волна разочарования прокатывается по телу…
Долго размышлять об отсутствии мужа не приходится. Из детской доносятся странные звуки, они совсем мне не нравятся. Иришка обычно спит спокойно, ночью не просыпается. Бегу на источник шума. Что там могло случиться?
В дверном проёме застываю как вкопанная. Увиденное слабо укладывается в моей голове, и мне требуется время, чтобы мозг сгенерировал адекватную реакцию. Делаю несколько торопливых шагов вперёд.
Витя в расстёгнутой рубашке стоит возле детской кроватки и держит на руках всхлипывающую Иришку. Выглядит это не просто трогательно, а запредельно… Неоднократно замечала, что сильные мужчины очень умилительно смотрятся с детьми на руках. А при взгляде на эту пару к глазам подбираются слёзы. Это точно не галлюцинация?
Дочка замечает меня и тянется, будто папа ей уже не нужен.
– Мамочка!
Забираю у мужа заплаканную малышку. В комнате царит полумрак, лёгкий свет падает из коридора и от небольшого ночника. Глаза быстро привыкают, и я могу разглядеть Витино лицо. Он растерян, таким я его ещё никогда не видела. Шепчет:
– Она плакала…
Подумать только! Он взял её на руки не для позирования фотографам, а просто так, чтобы успокоить? Ущипните меня кто-нибудь! Иначе не поверю, что это не сон.
Касаюсь губами лба дочери – раскалённый!
– Кажется, у неё температура.
Отправляю мужа за градусником, который привезла с собой при переезде. Иришка плачет, будто у неё что-то болит, но сформулировать не может. Она температурила всего несколько раз в жизни, и у меня почти нет опыта реагирования на такие ситуации! Да и непонятно, что это может быть такое – ни насморка, ни кашля нет, зубы все давно вылезли. Я и сама в полной растерянности.
– Тридцать девять!
Меня охватывает паника. Витя бледный, кажется, сейчас свалится в обморок. Это точно тот бескомпромиссный, уверенный в себе мужчина, который знает, где выход из любой ситуации? И этот человек собирается в депутаты? Смех, да и только.
Он крутится вокруг нас, но больше раздражает и мешает своими нервными движениями, чем помогает. Пытаюсь взять ситуацию в свои руки.
– Иди завари чёрный чай, только некрепкий. И сахар положи. Остуди, чтобы был тёплый, но не горячий.
Виктор смотрит на меня с ужасом. Неужели я прошу о чём-то нереальном? Ох, уж эти неприспособленные к жизни мужчины!
Ставлю дочке жаропонижающую свечку, она пьёт чай, который мужу всё-таки удаётся приготовить самостоятельно. Что там ещё советуют при температуре?
– Может, врача вызвать? – неуверенно и даже испуганно спрашивает Виктор. – Или в больницу её отвезём.
– Давай пока понаблюдаем немного. Я не могу понять, что у неё болит и какие у нас жалобы, кроме температуры.
Словно в ответ на мой вопрос Иришка заходится новой волной плача и начинает рвать. Всё, что я успеваю сделать, – это переместить её так, чтобы пострадал только пол.
Я в ужасе – такого у дочери никогда ещё не было!
– Что ты смотришь? Неси ведро с водой и тряпку.
Он не двигается, будто процессор в его голове завис и не способен обработать мой запрос.
– А где их взять? – наконец отмирает.
Как может взрослый мужчина быть настолько бестолковым, беспомощным и не знать, что и где находится в его доме? Я всей душой готова его убить. Вместо того, чтобы броситься и быстро исполнить мою просьбу, он словно в уме решает сложную математическую задачу. Если сразу не убрать, то вся моя комната быстро пропитается неприятным запахом, а на улице заморозки – окна нараспашку не откроешь, чтобы избавиться от него.
– Витя, это твой дом, или ты тут в гостях?
– Мой, но я не знаю! Не я же тут убираю!
– О боже…
Кое-как удаётся найти всё необходимое и устранить последствия неприятного инцидента. Пока вожусь с дочерью, Виктор умудряется сделать это самостоятельно, хотя и ворчит при этом, как старый дед.
Иришка продолжает плакать, температура не падает.
– Вызывай скорую!
Хоть это он понимает и сразу хватается за телефон. И даже каким-то чудом правильно называет имя и возраст ребёнка. Более того, чётко описывает симптомы и жалобы, чем почти реабилитируется в моих глазах. Может же, когда хочет!
Ночь мы проводим в инфекционной больнице. Благо, Виктор тут же организует нам с дочкой хорошую палату и стимулирует медиков наличными. Вспоминается глупая поговорка: «Счастье не в деньгах, а в их количестве».
Врач предполагает, что Иришка съела в ресторане что-то, не предназначенное для ребёнка её возраста, и отравилась. С няней мы об этом ещё поговорим… Я на свадьбе обратила внимание, что она недооценивает шустрость и хитрость моей дочери.
Малышке ставят капельницу и назначают анализы и лечение. Домой нас в ближайшие дни вряд ли отпустят.
Виктор всё время с нами: подгоняет врачей, благодарит медсестричку, помогает держать и успокаивать Иришку. Смотрю на него другими глазами. Оказывается, мой муж может быть заботливым, внимательным и надёжным. И как в такого не влюбиться? Обо мне никто никогда не заботился, даже в детстве. Это так необычно и приятно…
Он уезжает от нас под утро. Прощаясь, ворчит:
– Ничего себе брачная ночь… Кому рассказать – засмеют.
– Очень смешно, обхохочешься…
– Ну так они не над ситуацией смеяться будут, а надо мной, что мне повезло, как утопленнику.
– Так, всё, иди спать со своими аналогиями. Можно подумать, ни у кого никогда дети не болеют.
– Вот потому я и не собирался заводить детей! От них сплошной облом и проблемы.
– Какой же ты…
Слов не нахожу от возмущения. Я только что говорила, что в такого невозможно не влюбиться? Дура! Он просто умеет красиво пускать пыль в глаза, а внутри – насквозь гнилой, как и его папаша…
Впрочем, пока нахожусь в больнице, мнение о нём меняю по несколько раз в день. Он то поражает меня своей заботой, то убивает брошенными на лету гадкими фразами.
Глава 8
Виктор
Настойчивое требование Олеси, что наш брак должен остаться сугубо фиктивным, меня откровенно позабавило. Во-первых, это совершенно нелепо. Почему я должен отказываться от интима с женщиной, которая мне нравится, тем более если она – моя жена? Во-вторых, раз уж я согласился на эту авантюру, то должен же иметь какой-то приятный бонус? И, в-третьих, нам банально легче будет изображать из себя семейную пару, если мы будем парой и за закрытыми дверями.
Поначалу я лишь посмеивался, ведь в прошлом эта девочка плавилась в моих руках и ни в чём мне не отказывала. Был уверен, что и теперь всё будет точно так же, стоит мне поманить её пальцем – прибежит. Но потом почувствовал, что за три прошедших года Лисичка сильно изменилась. И если она решит меня динамить, то скажет «нет», – и с этим я ничего не сделаю. Я, конечно, по-прежнему не сомневаюсь в умении покорять женские сердца, оно меня почти никогда не подводило. Но это пресловутое «почти» не даёт покоя. Кто знает, какие тараканы расплодились в обиженной голове этой малышки?
Пускаю в ход всё своё обольстительное обаяние и в какой-то момент понимаю: я близок к победе. Чувствую её желание, она снова плавится от моих прикосновений, но… Не учёл, что, женившись на Лисице, я приобретаю в комплекте и Лисёнка. А эта мелкая терминаторша, оказывается, способна не только разгромить мой дом, но и устроить мне «вырванные годы» в брачную ночь. Она будто категорически не хочет делиться своей мамой со мной!
И как результат – вот уже который день они вдвоём в больнице, а я разрываюсь между Штейнбергом, отцом и моим лисьим семейством. В связи с этим в распорядок избирательной кампании приходится вносить коррективы, что вызывает у Михаила острое недовольство. Впрочем, идея с ребёнком принадлежит ему, так что пусть пожинает плоды своих чудесных решений.
Из сложившейся ситуации мне удаётся извлечь неплохие политические дивиденды. Нахожу общий язык с главврачом, прощупываю проблемные места больницы и заказываю за свой счёт суперсовременный аппарат УЗИ.
Зову прикормленных журналистов, они снимают репортаж о передаче в дар больнице столь необходимого дорогостоящего оборудования. Главврач поёт на камеру песни и делает мне отличную рекламу. В итоге расходимся, удовлетворённые взаимовыгодным сотрудничеством. Так что поговорка: «Нет худа без добра» вполне себя оправдывает.
Покончив с представлением для пиара, отправляюсь в палату за моими лисичками. Девочка уже вполне оправилась, встречает меня радостным возгласом «Папа!» и карабкается на руки. Просто удивительно, ещё неделю назад я с трудом заманивал её к себе, чтобы сделать постановочное фото. А теперь она готова висеть на мне чуть ли не целый час.
Вот бы её мама, наконец, проявила ко мне такую же благосклонность…
Слово «шилопоп» раньше резало слух, вызывало странные ассоциации и казалось полной глупостью. Как можно так называть детей? Но глядя на эту непоседливую малявку, понимаю, что оно чётко подходит к её характеру. Порой мне кажется, что в Лисёнке спрятан вечный двигатель. Пожалуй, единственное, что может удержать эту юлу на месте относительно длительное время, – чтение книг. Причём память у девочки отличная, она всё запоминает на лету.
Когда Олеся впервые усадила меня читать ей «Доктора Айболита» – не в стихах, а толстенную книжищу в прозе[2]2
Чуковский К. «Доктор Айболит».
[Закрыть], то Иришка постоянно поправляла меня, если я неправильно выговаривал имена персонажей. Мне даже стыдно стало, пришлось экстренно искать аудиокнигу и по дороге в машине слушать её, чтобы вспомнить, как правильно ставить ударения в чудных именах.
Штейнберг смеётся, а я начинаю подозревать, что главным в нашей семье буду вовсе не я, а Лисёнок. Интересно, в кого она такая командирша? Самое любопытное, что верёвки Иришка вьёт только из меня – маму она слушается. Как Олесе удаётся на неё влиять – ума не приложу. То ли гипноз, то ли магия. Говорят, что все рыжие – немного ведьмы…
Жена уходит к врачу за выпиской и рекомендациями, а мне поручает одеть дочку и с вещами выходить во двор. С готовностью соглашаюсь. Что может быть сложного в том, чтобы натянуть на ребёнка шапку с курточкой и сапоги? Но это если одевать обычного ребёнка.
Я успеваю вспотеть и потерять с десяток нервных клеток. Потом принцесса снисходит и соглашается одеться, но при условии, если я ей расскажу про Бармалея[3]3
Чуковский К. «Бармалей».
[Закрыть]. А я ещё от Айболита не совсем отошёл. Ребёнком я был когда-то давно. И этой сказки, естественно, не помню. Как и несколько других, которые требовательно называет мне Иришка. И это катастрофа!
Когда Олеся заходит в палату, я всё так же сижу на кровати, а дочь, устроившись у меня на коленях, эмоционально рассказывает про Бармалея.
– А я вас во дворе обыскалась, – заявляет жена строгим тоном.
Чувствую себя идиотом – не меньше. Но ничего поделать не могу…
– Витя, скажи мне, как ты собираешься быть депутатом, если не в состоянии справиться с одной маленькой девочкой? Тебя же там съедят, – с ехидной ухмылкой выдаёт жена.
– Меня? – захлёбываюсь от возмущения и наглости этой самоуверенной малолетки.
И уже открываю рот, чтобы выдать гневную тираду и поставить её на место, но шокированно смотрю на полностью одетую дочь, и слова застревают в горле. Когда и как Лисица успела? И почему терминаторша слова при этом не сказала, а мигом дала себя одеть?
Начитаю подозревать, что Штейнберг намеренно подсунул мне эту лисью пару, чтобы сбить спесь и сделать более покладистым и управляемым – марионеточным депутатом… Это точно заговор!
* * *
Лисица колдует на кухне. Дочка крутится возле неё, гремя кастрюлями. Кажется, она вытащила всё содержимое шкафа на пол. Первая реакция – возмущение. Как можно вывалить на пол чистую посуду? Почему мать ей это позволяет и не ругает?
Некоторое время наблюдаю за ними, стоя в дверях. Но Лисёнок быстро замечает меня и тут же атакует своей активностью, будто электровеник. Её так много! Она везде. А ведь только что сидела, как мышка, лишь кастрюлями постукивала. Недаром говорят: «Чем бы дитя ни тешилось – лишь бы не плакало».
– Иришка, мой руки, сейчас будем ужинать, – Лисица говорит совсем не строго, но девочка её слушается. Она слезает с моих рук и отправляется в ванную.
– Помоги ей, пожалуйста, она не дотягивается до мыла.
Плетусь за Лисёнком. Сегодня целый день не покидает ощущение, что меня упорно превращают в подкаблучника. Даже Лисица умудряется раздавать мне указания. И как сопротивляться этим двоим в моём доме – я пока не могу придумать.
Меня затапливает злостью на Штейнберга, который навязал мне эту липовую семью. Чем дальше, тем сильнее убеждаюсь, что и без них я бы вполне победил. Но только обратной дороги нет… Чувствую себя тигром в клетке. А ведь всё только начинается…
– Мама, пусть папа мне почитает, – капризничает Иришка, когда Лисица укладывает её в кровать.
Голос малышки долетает до меня через стену. Закатываю глаза. Быть отцом – то ещё наказание. Никакого покоя. Спустя всего несколько мгновений ко мне заглядывает Олеся.
– Иришка хочет, чтобы ты ей на ночь почитал. Я ей в больнице, видимо, надоела.
– Что ты за мать такая, что твоя дочь предпочитает тебе чужого мужика? – зло шучу, и она ожидаемо принимает мои слова за чистую монету, моментально краснеет и вспыхивает.
– Ну, знаешь ли! Ты сам захотел назваться её папой! Если бы не ты со своей свахой, мы бы жили себе, как жили, и в ус не дули! Сдался ты нам сильно. Не хочешь – не читай. Только потом не жалуйся, что она отказывается фотографироваться у тебя на руках!
– Ладно, давай книгу, – произношу примирительно.
В конце концов, она права – это было моё предложение, Лисица в этой игре такой же заложник, как и я, или даже больше. Но она уже обиделась, уходит и то ли не слышит, то ли игнорирует мои слова. Зашибись…
Спустя час застаю её на кухне.
– Олеся, я не хотел тебя обидеть.
– Всё в порядке. Только когда твоя долбанная избирательная кампания провалится из-за того, что тебе никто не станет верить, пеняй сам на себя! Придурок…
Последнее слово она произносит едва слышно, но я его улавливаю. О том, чтобы попробовать затянуть её в спальню, и речи быть не может. И правда – придурок…
Утром уезжаю рано, даже кофе выпить не успеваю. На сегодня назначено три важные встречи и первое общение с избирателями в качестве официального кандидата. Программу мне разработали, но я никак не могу до конца вникнуть во все нюансы. Меня слишком долго не было в стране, да и точечные проблемы моего округа мне чужды и неинтересны.
В голове крутится поговорка: «Спасение утопающих – дело рук самих утопающих». Смешно надеяться, что кто-то решит за людей их проблемы. Наше население слишком инертно, люди привыкли, что барин или секретарь парткома за них всё порешает, отдаст указания, кому-то прикажет, кому-то запретит, кому-то погрозит пальчиком – и наступит всеобщая справедливость. Но в современном мире нужно уметь воевать за свои интересы. Хочешь чего-то добиться – действуй, а не жди манны небесной или волшебника.
Все эти новомодные лозунги о полной смене власти до икоты забавны. Как ни крути, а поменять можно только шило на мыло. Потому что всё зависит не от отдельных лиц, а от общего менталитета. Какая разница, какой условный Вася Пупкин занимает кресло в правительстве? Даже самого честного и неподкупного депутата рано или поздно купят. А если не сложит себе цены, то его нагнут и заставят каким-то другим способом. Народ же как бросал мусор мимо урн, так и будет бросать, а потом возмущаться, что Вася Пупкин плохо следит за дворниками. Народ как плевал на законы, так и будет плевать, а виноватым обязательно назначат того же Васю Пупкина. По их мнению, это из-за него у нас в подъездах грязь и лампочки выкручены. Потому что люди считают, что им все всё должны, а они – ничего и никому. Какая ерунда!
Я могу им обещать что угодно. Они поверят любой лапше на ушах – и будут счастливы. С одной стороны, этот факт придаёт мне уверенности в победе, а с другой, делает эту победу особенно мерзкой и грязной. Раздражает необходимость участвовать в этом фарсе.
Нет, конечно, я не собираюсь забивать на свои предвыборные обещания и депутатские обязанности. Возможно, часть проблем округа мне удастся решить. Но точно так же люди могут это сделать и сами. Достаточно лишь приложить немного усилий и проявить инициативу. Другие же обещания так и останутся на бумаге. Потому что проблема не в них, а в соломе в головах у жителей. Пока люди не поменяют её на мозги, пока не научатся быть взаимно ответственными, ничего не изменится. «А вы, друзья, как ни садитесь, всё в музыканты не годитесь»[4]4
Цитата из басни И.А. Крылова «Квартет».
[Закрыть]. Занавес.
На этой философской ноте я вхожу в офис Штейнберга. Михаил уже на работе, в его муравейнике, как обычно, все при деле и снуют туда-сюда.
– Что-то ты сегодня похож на Бармалея, – многозначительно подмигивает пиарщик.
А мне неожиданно хочется ему врезать посильнее, потому я уже тихо ненавижу Чуковского и всех его героев оптом. И виной всему – этот самодовольный индюк.
– Н-да, – тянет Михаил. – Вижу, что дома тебя уже построили и достали по полной программе.
– Слушай, а прекратить этот балаган никак нельзя? – заранее зная ответ, всё-таки задаю вопрос, который не даёт мне покоя.
– Охрана, отмена! – задорно выкрикивает Штейнберг.
На его крик в кабинет заглядывает секретарша и смотрит вопросительным взглядом. Он ничего не отвечает ей, только машет рукой, и она исчезает за дверью.
– Не-а, так не получится. Назвался груздем – полезай в кузов, – хохочет.
А мне совсем не до смеха!
– Признавайся, ты намеренно мне их подсунул? Чтобы они меня свели с ума?
– Что, не даёт? – его голос весь пропитан деланным сочувствием, из-за которого кулаки чешутся ещё сильнее. – Плохи твои дела. Теряешь квалификацию.
Дразнит меня специально! И я не выдерживаю, кидаюсь на него и хватаю за грудки.
– А не много ли ты себе позволяешь? – бросаю ему в лицо.
Штейнберг становится серьёзным, стряхивает мои кулаки и поправляет воротник.
– Ладно, пошутили и хватит. Давай обсудим сегодняшние планы и твою речь.
Мне удаётся быстро взять себя в руки. Хотя следует признать – нервы расшатаны. Нужно и вправду начать принимать успокоительное. Потому что я волнуюсь перед встречей с избирателями. Во-первых, я не умею проигрывать. Не скажу, что за тридцать лет у меня были одни победы, но поражения я всегда переживал очень тяжело. И сейчас проиграть выборы для меня – это даже не удар ниже пояса, а катастрофа для моего самолюбия. Проиграть – означает расписаться в своём ничтожестве. Смогу ли я это пережить? Не уверен.
Во-вторых, моя победа нужна отцу и нашему бизнесу. Ни разу его не подводил, и папа знает, что всегда и во всём может на меня положиться. Ради него я готов на многое, в том числе выиграть эту гонку и просидеть пять лет в депутатском кресле вместо того, чтобы заниматься любимым делом. Впрочем, мандат откроет передо мной многие двери, я создам себе надёжный задел на будущее, и бизнес никуда от меня не денется, особенно, когда отец отойдёт от дел.
Минутная слабость из-за обстановки дома быстро забывается. Ничего, потерплю как-нибудь – цель оправдывает средства. Нужно серьёзно поговорить с Лисицей, напомнить о наших общих задачах и штрафах, которые ждут её за нарушение договора. Мерзкий червячок из темноты моей души напоминает, что мне невыгодно угрожать ей. И я обещаю ему вести себя благоразумно.
Встречаться с избирателями побаиваюсь. Да-да, я – не железный, а вполне обычный человек, которому не чужды страхи, волнения и прочие эмоции. Надеюсь, со временем мне удастся научиться не реагировать столь остро на подобные мероприятия, но сегодня мне не по себе. Потому что объективно хорошо понимаю, что далёк от проблем своего округа. И что мой конкурент гораздо ближе этим людям, гораздо больше знает и делает для них. По логике и справедливости, именно он должен стать победителем. Но он уже был у власти, а значит, независимо от заслуг, получил от толпы волчий билет и теперь вряд ли сможет составить мне достойную конкуренцию. Люди неблагодарны, им несвойственно замечать и запоминать добрые дела. Сколько волка ни корми, всё в лес смотрит – это о нашем населении. Даже не знаю, как должен вывернуться депутат, чтобы они были реально благодарны ему за работу. Мода и человеческая глупость творят историю. Не зря говорят, что каждый народ имеет то правительство, которое заслуживает.
Встреча проходит успешно. Заготовленную речь произношу без запинки, люди воспринимают её как надо. Присутствующие задают вопросы. На некоторые отвечаю, от других ухожу – манипулятор Штейнберг научил меня для этого нескольким приёмам, и я успешно обкатываю их. Поражаюсь своему цинизму. Сам себе противен. Но… Цель оправдывает средства. Я должен получить мандат!
Домой возвращаюсь уставший, но довольный собой. Лиха беда начало. Надеюсь, дальше пойдёт как по маслу. Правда, на завтра назначена встреча, на которую я должен взять жену. Мне очень не нравится, что от неё зависит моя победа. Один её неверный шаг, необдуманно сказанное слово – и все усилия могут пойти прахом. В который раз сомневаюсь в целесообразности привлечения посторонней женщины и в правильности выбора кандидатуры. Когда я одобрял её, то явно думал не головой, а тем, что ниже пояса.
Могу ли я Лисице доверять? Что я знаю о ней, кроме того, что она умопомрачительно сексуальна и печёт фантастически вкусные торты? А вдруг она не справится?
За время, прошедшее с нашей свадьбы, я испытал к ней массу самых разнообразных эмоций от восхищения и вожделения до раздражения и злости. Смогу ли я завтра изображать любовь к женщине, которую хочу до одури, но никак не могу заполучить? Которая беззастенчиво дразнит, понимая, как действует на меня… Выводит из равновесия вместо того, чтобы помогать собраться. В конце концов, мы должны быть с ней по одну сторону баррикад, а не по разные. Противостояние между нами недопустимо. А я вчера облажался…
К вечеру начинает сыпать снег, напоминая, что зима совсем близко. Когда она закончится, я уже буду депутатом. Вариант, что я могу стать лузером, даже не рассматриваю.
Лисица стоит возле большого окна в гостиной и наблюдает, как крупные снежинки неспешно кружат в воздухе, не торопясь оказаться на земле. В комнате полумрак – происходящее на улице так лучше видно.
– Олеся, – она вздрагивает от неожиданности.
– Ты меня напугал.
Нужно поговорить и подготовиться к завтрашней встрече.
– Я вчера вспылил… Мне непросто. Я по натуре одиночка, мне трудно привыкнуть к тому, что у меня теперь есть семья.
– Понимаю.
– Ты ведь поможешь мне?
– Я пытаюсь, но ты не очень-то принимаешь мою помощь.
Стою позади неё, раздумывая, как отреагирует, если я её сейчас обниму. Сердце колотится. Эта рыжая малолетка странно действует на меня. Сам себя не узнаю.
Делаю шаг вперёд и всё-таки обхватываю её сзади. Она не отталкивает и не вырывается. Нежная и покладистая Лисичка, как раньше. Будто и не было этих лет. Хочу вернуть её эмоции и наши умопомрачительные ночи. Тогда всё было легко и просто, но вместе с тем горячо и эмоционально. Почему сейчас так трудно?
– Ты помнишь, что завтра должна быть со мной?
– Да.
– Боишься?
– Немного. Я ведь… Мне кажется, что это всё не моё. Какой-то не мой мир. Я ему не подхожу или он мне. Как попаданка из фэнтезийного романа.
– Всё будет хорошо, ты справишься. Ничего не бойся.
Чёрт! Я и сам не уверен в том, что говорю. Но если посеять в ней неуверенность, то будет только хуже.
– Легко сказать. Но куда я теперь денусь с подводной лодки? Буду стараться.
Так и стоим. Глажу её живот сквозь одежду. Интуитивно понимаю, что не стоит сейчас давить на неё. Нам нужен контакт, иначе завтра не сыграем. Запихиваю свои желания поглубже… И неожиданно для себя спрашиваю:
– Ты его любила?
– Кого?
– Отца Иришки.
Молчит, а потом как-то не очень уверенно произносит:
– Да.
Значит, всё-таки это была не случайная связь? Не знаю, почему мне неприятно об этом думать.
– Он тебя бросил, когда узнал о беременности?
– Нет, он не знал. Просто бросил.
– И ты ему не говорила о ребёнке?
– Нет. Зачем?
Странный вопрос. Мне казалось, что женщины, забеременев, склонны шантажировать мужчин ребёнком. И требуют если не свадьбы, то хотя бы материальной поддержки. Наверное, только конченых уродов не ставят в известность и ни о чём не просят.
– Уверена, что он не появится теперь и не заявит своих прав на отцовство?
Это волнует меня больше всего.
– Не беспокойся, не появится.
Нужно спросить, откуда такая уверенность, но вместо этого почему-то произношу:
– Ты его ещё любишь?
– Странный вопрос. Слишком много времени прошло. Ни любовь, ни ненависть не живут так долго.
– Ну да. Меня ты мигом забыла, стоило мне уехать.
Не комментирует. Не отрицает! Тем самым распаляя что-то тёмное, что поднимается из глубины моей прожжённой цинизмом души.
Затея с семьёй кажется дикостью. Сможем ли мы прожить пять лет вместе и разыгрывать любящую пару? Не понимаю, как нам выстроить отношения, а она мне ни черта не помогает… Одно ясно – фиктивный брак для меня неприемлем. Она меня слишком привлекает, чтобы позволить ей удерживать меня на расстоянии. А способен ли я в принципе на столь длительные отношения с одной женщиной?
– Лисичка, ты вообще понимаешь, что нам предстоит пять лет прожить вместе? – озвучиваю свои сомнения.
– С трудом…
