Текст книги "Лисёнок для депутата (СИ)"

Автор книги: Аля Морейно

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)

– Я бы хотел посмотреть на те новые документы, о которых ты говорила. И подробности нужны по поводу суда. Ты ведь не бракоразводный процесс имела в виду? Ещё ты сказала, что Олег выставил вас из дома. Хотелось бы понять, что значит «выставил». После того как ты написала мне сообщение, что уходишь, я попытался связаться с тобой, но не смог. И тогда я, действительно, послал помощника к тебе, чтобы убедиться, что у тебя телефон работает нормально. Но ты уже уехала и потом лишь попросила его помочь с перевозкой вещей. Это не совсем вяжется со словом «выставил», не находишь? По крайней мере, твоя трактовка меня озадачила.

Что? Моё последнее сообщение Вите было утром – пожелание удачи на операции. И его никоим образом нельзя было понять никак иначе. Ни слова об уходе там не было!

– Я тебе написала сообщение, что ухожу? – сглатываю и с трудом подбираю слова, чтобы ответить на эту неслыханную наглость. – Что за чушь?

Закипаю, возмущённая нелепым обвинением.

– Это ты написал мне, чтобы я уходила! И что Олег отдаст мне документы. Он приехал с ними вскоре после твоего сообщения… Сказал, что через сутки пришлёт машину, которая перевезёт наши вещи.

– Ничего не понимаю… Олеся, я бы даже в бреду тебе такого не написал! Да у меня столько планов на наше будущее было! А потом это сообщение от тебя. Вот смотри… Сейчас…

Он переносит вес тела на один костыль, достаёт телефон и что-то там листает, а потом протягивает мне.

«Витя, надеюсь, что операция прошла успешно, и всё у тебя будет хорошо. В последнее время я много думала о нас. И пришла к выводу, что не смогу быть с тобой. Мне всего двадцать три. Прости, но мне нужен здоровый мужчина и полноценные отношения. Очень надеюсь, что ты меня поймёшь. Прощай».

Перечитываю дважды. Отправлено с моего номера. Но я не писала этого! Да я бы не выдала такое даже под дулом пистолета! Я же ради него на всё была готова…

Кручу в руках смартфон. Экран гаснет, а я всё ещё не могу подобрать слова… Не помню, в котором часу приехал Олег и забрал у меня телефон. А что, если это он и отправил? Точно он, больше некому! Но как быть с сообщением от Вити? Оно тоже было липовое?

– И ты… поверил, что это написала я? – в горле сухо-сухо, звуки скрипят, вырываясь изо рта. – Разве у нас не было полноценных отношений, когда ты уезжал?

– Это меня и удивило… Но я подумал, что ты хотела большего.

– То есть ты мне совсем не доверял? Раз решил, что я могла вот так тебя бросить… После всего… Ещё и в день операции! Да как ты вообще мог?

Изображать спокойствие и невозмутимость больше не получается. Тёплые капли струятся по щекам, будто зонтик неожиданно прохудился. Больно… От того, что кто-то решил разыграть нас таким жестоким образом… От того, что Витя так легко поверил в моё предательство. Судит по себе?

– Ты сказала, что получила от меня сообщение… Оно сохранилось?

– Нет, конечно, Олег забрал у меня телефон и всё почистил. Чтобы даже следа твоего в моей жизни не осталось. Ни одного сообщения, ни одной фотографии. И даже симку другую в трубку вставил. То ли переживал, что я тебя скомпрометировать могу, то ли пытался таким образом защитить от твоих поклонниц.

Дождь усиливается. Нервничаю, что маршрутки ходить не будут, и мне придётся добираться домой пешком. Всего три остановки – не слишком далеко, но время позднее – страшновато.

– Мне нужно идти, – порываюсь прекратить болезненный разговор.

– Поехали, я подвезу.

Согласиться очень соблазнительно. Но побаиваюсь, что Витя вычислит мой адрес. А я пока не знаю, безопасно ли подпускать его к Иришке.

– Лисица, происходит какая-то фигня. И я был бы очень благодарен, если бы ты не выпендривалась, а помогла мне в этом разобраться. Давай я отвезу тебя сейчас домой, а утром мы встретимся, и ты мне покажешь документы, о которых говорила.

– С чего ты решил, что я буду тебе помогать? Я вообще хочу забыть тебя, как страшный сон! От тебя в моей жизни сплошные неприятности и переживания!

– Сплошные? А как же Иришка? Или ты снова будешь отрицать, что она – от меня?

Боже, дай мне сил выдержать этого мужчину!

– Снова? Помнится, это ты даже мысли не допускал, что она может быть от тебя! Только и делал, что обвинял меня во всех смертных грехах!

– Лисичка, не кипятись. Признаю, мой косяк. Ну а ты? Ты сама знала?

– Естественно! Я, в отличие от некоторых, не имею привычки менять мужиков как перчатки!

– Знала и не сказала мне?

– А ты бы поверил?

Молчит. Вот именно!

– Ладно, давай в машину, – командует, будто имеет на это какое-то право.

По тону слышу, что злится. И мне бы послать его к чёрту, но… Подчиняюсь. Убеждаю себя, что уже слишком поздно, и это просто разумно – мне нужно как можно скорее оказаться дома.

Глава 21

Виктор

Ощущение, что во мне зреет вулкан, возникло ещё в ресторане, когда Лисица заявила, что я, оказывается, через суд отказался от дочери, подделав тест ДНК. Феерический бред! Я ведь не сумасшедший и точно знаю, что ничего не подделывал, и единственный иск, который подавал, был о расторжении брака. Я видел решение суда по нему, обсуждал его с Олесей. Там не было ни слова об Иришке.

Поначалу я даже подумал, что она выдумала про суд мне назло. Но затем нестыковки посыпались одна за другой. И самая главная – это сообщения, которые отправил с наших номеров кто-то другой. А поскольку мы в этот момент находились в разных странах, то наверняка всё это было заранее спланированной и скоординированной акцией.

И вот я сижу с Лисицей в кафе и рассматриваю документы. Если до этого у меня оставались какие-то сомнения и надежда, что она преувеличивает или неправильно понимает, то теперь всё рассеялось. Я не просто зол, я в ярости!

Судя по датам, иск о внесении изменений в свидетельство о рождении Лисёнка был подан одновременно с иском о расторжении брака. Значит, доверенность адвокату мне подсунули на подпись тогда же. Я плохо помню, как и что подписывал – слишком расшатанным и паническим было моё состояние в тот момент. Но уверен, что речь шла лишь о разводе.

Одно дело освободить молодую жену от калеки-мужа, чтобы она могла устроить свою жизнь с нормальным мужчиной, и совсем другое – лишить ребёнка отца. Я ни за что не поступил бы так с Иришкой!

Пазлы складываются в очень некрасивую картинку. Суд по Лисёнку состоялся ещё до моего отъезда на операцию, а мне ни слова о нём не сказали! Скрывали, выжидая, когда я уеду? А если бы не уехал?

Это настолько чудовищно, что в голове не укладывается… А организатором мог быть только один человек – мой отец. И если в случае с ненормальными пенсионерками я мог бы допустить, что Штейнберг проявил инициативу, не согласовав её с папой, то подделку ДНК-теста, суд и отправку сообщений провернуть без ведома отца было невозможно. В обоих случаях были вовлечены его карманные псы: адвокат отца и Олег, которого наверняка приставили ко мне, чтобы шпионить и проворачивать у меня за спиной грязные дела. Надо было мне настоять, чтобы вернули Макара!

Ярость и ненависть накатывают волнами. Как теперь поступить? Всё настолько закрутилось, что не понимаю, с какой стороны начать тянуть за верёвку, чтобы развязать этот узел.

– Олеся, у меня послезавтра утром самолёт, сегодня я вернусь в столицу – хочу успеть до отъезда хоть что-то выяснить. Может, всё-таки дашь мне повидаться с Лисёнком?

– Нет, и это не обсуждается. Моя дочь – не игрушка. Неважно, как так получилось, что она перестала быть твоей дочерью. Она слишком мала, чтобы понимать ваши взрослые игры с судами и документами. Иришка привыкла к тебе, скучала, часто спрашивала. Для неё отъезд из твоего дома был жутким стрессом. Она едва смирилась, что мы с ней снова вдвоём, только-только успокоилась. Я не стану подвергать её новой нервотрёпке!

Всё логично, не придерёшься. Но я ведь не собираюсь отказываться от дочери! Просто за день формальности не утрясти, на это понадобится время. Да и толкового адвоката сперва надо найти.

– Я всё исправлю, клянусь тебе!

– Когда исправишь, тогда и вернёмся к этому разговору, а пока – нет. Всё, мне нужно домой, через два часа на смену, а ещё куча дел.

– Скажи, что я могу сейчас для вас с Лисёнком сделать?

И ведь ни капли не удивлюсь, если ответит импульсивно: оставь нас в покое. Она мне уже раз двадцать это повторила со вчерашнего вечера. Но Лисица ненадолго задумывается и спрашивает:

– А ты всё можешь? Иришку в сад устроишь?

– Думаю, справлюсь.

Я пока не имею понятия, как это делается. Но, надеюсь, найти поблизости частный сад и позолотить ручку директору мне под силу. Особенно если это прибавит мне очков в глазах лисят.

Мансур отправился покорять свою Веру. Он не спал всю ночь, то ходил по номеру из стороны в сторону, то надолго зависал на балконе. О чём думал и что решил – не знаю. Но утром он был сам не свой. Как бы не натворил дел…

Беру такси и еду выполнять обещание. К счастью, с садиком всё складывается очень удачно. Нахожу неплохой вариант неподалёку от съёмной квартиры моих лисят. Директриса интересуется политикой, сразу узнаёт меня и встречает с распростёртыми объятиями. Благотворительный взнос в фонд сада помогает урегулировать все вопросы. Оплачиваю на всякий случай сразу за два месяца вперёд и с чувством выполненного долга отправляюсь в ресторан.

Чтобы не создавать Лисице лишних проблем, устраиваюсь возле служебного входа и пишу сообщение, чтобы вышла, как только появится возможность. Минут через двадцать она появляется: в куртке, наброшенной поверх униформы, и смешной шапочке мультяшного поварёнка.

Глядя на неё, не могу сдержать улыбку. Милая, родная, любимая. Как я мог допустить всё то, что с нами случилось? Вопрос риторический…

Она садится рядом на скамейку, и мне безумно хочется обнять её, как раньше. Вымолить прощение, стереть весь ужас, стоящий теперь между нами… Но боюсь, что оттолкнёт. Едва сдерживаюсь, чтобы не распустить руки.

– Олеся, я всё сделал, как обещал. Вот тут, – протягиваю лист, исписанный директрисой, – адрес садика, и что ты должна туда принести. Справку из детской поликлиники, тапочки и что-то ещё – посмотришь. За два месяца я заплатил. Питание, кружки – всё включено.

– О! Это тот самый сад с красивой территорией и шикарными детскими площадками? Иришка будет в восторге.

Она складывает лист и убирает его в карман.

– Спасибо. Ты просто спас меня.

– Лисичка… Я вернусь через месяц, – касаюсь её пальцев.

Молчит, но руку не убирает.

– Я всё исправлю, обещаю!

Пожимает плечами.

– Пожалуйста, верь мне!

Обхватываю её за плечо и тяну к себе. Не отталкивает… Прижимаюсь так сильно, как получается. Она дрожит. Замёрзла или волнуется, как я?

– Олеся, прости меня, пожалуйста, – шепчу, трусь носом о её смешную шапочку, вдыхая знакомый аромат. – Знаю, это я во всём виноват. Я должен был догадаться, что папа что-то задумал, должен был как-то ему противостоять. А я ему слепо верил…

Не смотрит на меня. Глаз опущены. Касаюсь губами её лба.

– Я люблю тебя… Лисичка, посмотри на меня…

Носом пытаюсь поднять её лицо. Она плачет! Ловлю тёплые слёзы губами… Мне так больно, будто кислоту плеснули в душу…

* * *

– Где ты был?

Как только я вхожу в кабинет, отец вскакивает с кресла и в несколько размашистых шагов оказывается передо мной.

– Виктор, где ты был? Я тебя обыскался. На телефон не отвечаешь, дома не ночевал. Ты… опять спутался с этой своей… рыжей?

Почти в точку. Видит меня насквозь. Интересно, мысли тоже читает? Перемещение отслеживает? Автоматическое определение геолокации я заблокировал, как только приехал домой из аэропорта. Но не удивлюсь, если окажется, что в моём смартфоне встроена ещё какая-то дрянь, которая позволяет папе следить за мной, как орнитологи – за подопытными птицами.

Интересно, он в курсе того, где я был и что делал, а спрашивает для проформы? Или и правда меня потерял?

– Поговорить надо, – игнорирую его вопрос.

Устраиваюсь на удобном диванчике. Кажется, я был тут совсем недавно, и мы с папой выбирали клинику. Он казался мне тогда таким родным и близким, самым надёжным человеком на свете. Думал, что бы ни случилось, у меня в его лице всегда есть мощная поддержка и защита.

Да уж… Поддержал и защитил.

Отец устраивается рядом и смотрит вопросительно. Уже знает, о чём пойдёт разговор? А я никак не могу решить, с чего начать – с его заказа Штейнбергу, который кажется мне теперь сущей ерундой по сравнению с общим ужасом срежиссированного им спектакля? Или с того, что волнует куда больше, потому что раздавило меня бетонной плитой?

– Скажи, папа, ты в своём стремлении удержать меня в депутатском кресле совсем берегов не видишь?

– Послушай, я в курсе, что Миша перестарался. Но ситуация вышла из-под контроля!

Значит, всё-таки в курсе моих передвижений?

– Всё должно было ограничиться одной демонстрацией. Бабы должны были покричать, привлечь к себе внимание и разойтись. Ничего бы твоей девке не сделали!

– Ничего? То есть ты считаешь, что такое публичное унижение – это «ничего»?

– Виктор, давай начистоту. Унизить можно того, кто стоит высоко. А эту твою унижать некуда. Тебе не хуже меня известно, на какой помойке ты её подобрал. Так что она счастлива должна быть и благодарна. И безропотно терпеть издержки нашего дела. За которые она, между прочим, получила неплохую сумму.

– С какой бы помойки я её ни подобрал, это не твоё дело. Она – живой человек. И заметь, в отличие от тебя, ну и от меня, конечно, она многого добилась, поднялась с нуля, с самого низа. Сама! А где бы ты был без денег твоего отца? Где был бы я без тебя? Так какое право ты имеешь так о ней отзываться?

Говорю грубо, откровенно атакую. Отец не спорит. Выжидает, что я выдам ему дальше, и просчитывает свою стратегию. Манипулятор чёртов!

– Что тебе было непонятно в моих просьбах оградить её от всего этого?

– Ты просил оградить её от журналистов – я передал Мише твои пожелания. И потом, бабки взбесились сами по себе. Стоило их один раз подтолкнуть, и они как с цепи сорвались. Кто же знал, что они на пустом месте так заведутся?

– А успокоить их твой знаток человеческой психологии не пробовал?

– Не, это испортило бы весь эффект.

– Да какой к чёрту эффект? Папа, нельзя так обращаться с живыми людьми! Даже если они стоят на ступень ниже по социальному статусу.

– На целый пролёт ниже, ты хотел сказать?

– Да какая разница – ступень, пролёт. Люди – не куклы! Ты не имеешь права использовать их в своих грязных целях!

– Почему это грязных? Я, между прочим, о твоём благополучии забочусь. Вернёшься ты через месяц из клиники, а местечко твоё будет ждать тебя тёпленьким. Будто и не отлучался никуда. Ты, кстати, продолжать лечение собираешься?

– Значит, так, мандат я сдаю. Это не обсуждается. Официальная причина: состояние здоровья.

– Да ты что! Да какое состояние? В инвалидном кресле приезжают и сидят на заседаниях! А ты уже ходишь. И перспективы очень оптимистичные, врач уверяет, что ты и от костылей со временем избавишься.

– Отец, я сказал: не обсуждается, – стараюсь говорить спокойно, без эмоций, но как можно твёрже.

– Это она тебя накрутила?

– Нет, это моё обдуманное решение. Мне с самого начала не хотелось в это ввязываться. Но я сделал это ради тебя и нашего бизнеса. А теперь… Слишком многое изменилось. Если кратко, то мотивации больше нет.

– Хочешь сказать, что ты выходишь из бизнеса и готов от него отказаться? Подумай хорошо. Я немолод. Скоро всё это может стать твоим.

– Если ради того, чтобы ты наконец-то увидел во мне человека, имеющего право на собственное мнение, собственные желания и решения, а не куклу-марионетку, мне придётся уйти от тебя голым и босым, то я это сделаю. Без капли сожаления! А ты останешься, как Кощей Бессмертный, над златом чахнуть.

Я понял, что поступлю именно так, ещё когда вышел от Риммы. А общение с Олесей только укрепило меня в этой уверенности.

– Сын, не кипятись. Сейчас тобой руководит не здравый смысл, а эмоции. Остынь – и мы поговорим об этом снова. Хочешь, я уже сейчас переоформлю компанию на тебя?

– И что от этого изменится? Ты перестанешь вмешиваться в мою жизнь и топтаться по ней грязной обувью? Ты понимаешь, что заигрался? Ты своими аферами жизнь мне испортил!

– Что ты несёшь? Я для тебя разве что наизнанку не вывернулся.

– А не надо выворачиваться! Вот, посмотри, – тычу ему в руки результаты теста ДНК.

– Что это?

– Смотри и читай!

Он пробегает по листу глазами, задерживается на последних строчках.

– Надо же! Серьёзно? Твоя дочь? А ты сам-то знал?

– Догадывался. Потому и тест сделал. Давно, ещё до операции.

Отец молчит. Не понимаю, то ли эта информация его огорошила, то ли думает, какую бы гадость мне выдать.

– А теперь ты мне скажи: ты знал об этом? – задаю вопрос, который не даёт мне покоя.

Мотает отрицательно головой. Только могу ли я ему верить? Чего стоят его слова?

– А что за тест вы предъявляли в суде, когда оспаривали моё отцовство?

– Что? В каком ещё суде?

– Папа, я всё знаю. Я был у Олеси, видел решение суда. И там чётко написано, что мой представитель – твой распрекрасный Марк – предъявил суду результаты теста ДНК, по которому я – не отец Иришки.

Молчит. И что-то в его взгляде мне совсем не нравится.

– Сын, я по-прежнему не понимаю, о чём ты говоришь.

– Папа, ты меня всегда учил: умей отвечать за свои поступки. Сейчас я хочу сказать тебе то же самое. Я спрашиваю: какого чёрта ты за моей спиной лишил мою родную дочь отца, подделав результаты теста? Какого чёрта твоя шестёрка Олег отправил мне в день операции сообщение о том, что моя жена меня бросает? И как посмел ты залезть в мой телефон и отправить гадкое сообщение ей? Не забыв удалить его, чтобы я ни о чём не догадался. Какого, я спрашиваю, чёрта ты полез своими грязными башмаками в мою жизнь?

– Стоп! – рявкает. – Ты забываешься!

Папа весь красный. Расслабляет галстук, расстёгивает верхнюю пуговицу. Панцирь трещит по швам? Вспоминаю, что у отца больное сердце, и ему нельзя волноваться. Но процесс запущен.

– Что ты несёшь? Я ни черта не понимаю! Внятно мне объясни. Мать сказала, что твоя девка бросила тебя, потому что ей захотелось здорового, а с больным возиться надоело. Это единственное, что я знаю о причине того, почему она ушла. И, разумеется, я никаких сообщений ей не слал. Как ты вообще это себе представляешь?

– Ты отличный актёр, папа. Но кроме тебя, эту аферу с судом и сообщениями никто организовать и провернуть не мог.

– Не скрою, я вздохнул с облегчением, когда узнал, что она бросила тебя. Но я к этому не причастен. Если бы я решил от неё избавиться, я бы действовал совершенно иначе.

Он озвучивает свои больные фантазии. А я прикрываю лицо руками, понимая, что для него не существует вообще никаких границ и запретов… Цежу сквозь стиснутые зубы:

– Как же я тебя ненавижу!

Отец кажется искренним. Но он – прекрасный актёр, и я больше ему не поверю.

Уже уходя, задаю последний вопрос, который тоже не даёт мне покоя:

– Я просил тебя организовать алименты моей дочери. И ты сказал, что всё сделал. Но только Олеся об этом почему-то ничего не знает. Хотя за два месяца хоть раз уже должна была получить деньги! Как так вышло?

Всё логично, если предположить, что именно папа был инициатором суда по аннулированию отцовства. Поскольку он знал, что Иришка больше не считается моей дочерью, то и алименты платить я не должен. Вот он их и не заплатил!

– Как это не получала, если я открыл ей счёт и уже дважды переводил достаточную сумму для содержания ребёнка?

– А она об этом знает? Ты ей сообщил о наличии счёта?

– Конечно, Олег отдал ей договор и карту.

– Не сходится, пап. Олеся эту карту в глаза не видела. И денег не получала. Всё – сплошная ложь. Тебе не кажется, что пора уже признаться?

Возле двери оборачиваюсь и медленно, почти по слогам произношу:

– Если с моей женой и дочерью что-то произойдёт, пока меня не будет в стране, если ты или твои шавки посмеете приблизиться к ним, я сразу же узнаю об этом. И тогда пеняй на себя.

– Угрожаешь?

– Предупреждаю.

– Да что ты можешь? Не смеши меня!

– Хочешь испытать свою удачу? Валяй!

Выхожу из кабинета не прощаясь. Надеялся, что всё проясню после разговора с отцом. Но мне ни черта не удаётся! То ли он умело обводит меня вокруг пальца, то ли и правда его люди действовали не по его приказу. Но это же нонсенс! Подчинённые и шагу ступить боятся без одобрения босса! А тут – целый заговор с многоходовкой против его сына. Нереально провернуть без его ведома.

За оставшееся до отъезда время буквально ношусь по городу, пытаясь хоть что-нибудь успеть. Борюсь с желанием отказаться от лечения и остаться тут. Но здравый смысл подсказывает, что ехать нужно. И я улетаю…

На сей раз отправляюсь в клинику один. Кажется, мама на меня за это обижается. Но у меня возникает какой-то внутренний ступор. Мне больше не нужны няньки, я со всем способен справиться самостоятельно. Сопровождающие будут только мешать.

«Привет», – решаюсь написать Олесе лишь через несколько дней после возвращения в клинику.

«Привет».

«В садик ходили?»

«Пока нет, проходим медосмотр».

«Пришли мне вашу фотографию с Лисёнком, пожалуйста. Безумно скучаю».

Не отвечает…

Но наутро прилетает сообщение, а там – мои милые рыжики во всей красе: Иришка с хвостиками в нарядном платье в обнимку с мамой.

«Люблю вас! Считаю дни…», – пишу в ответ, а вдогонку отправляю большой счастливый смайлик.

Хотя объективно Олеся не дала мне ни грамма надежды, я верю, что смогу её вернуть.

Новости от детектива, которого нанял по рекомендации, удивляют.

Оказывается, у Олега есть младший брат, который около года назад попал в неприятную историю и оказался должен крупную сумму криминальному авторитету. Олег потыкался, но собрать деньги поначалу не смог. Время шло, счётчик тикал. А потом вдруг средства откуда-то появились, и долг был погашен. Кто дал ему такую сумму, и за какие услуги?

У Марка, папиного адвоката, ситуация была иная, но тоже сводилась к деньгам. Его матери срочно понадобилось лечение за границей, средств не хватало. Благотворительные фонды людям в возрасте практически не помогают. Поэтому он с семьёй кинулся на поиски денег. И нашёл, причём в довольно сжатые сроки.

Конечно, всё это может оказаться совпадением, но очень уж не терпится узнать, кто именно дал им такие суммы. Был ли это один человек? И если да, то какую цель преследовал этот тайный меценат: благотворительность или помощь полезным людям с надеждой на то, что в нужный момент они не смогут отказать в ответной услуге?

А ещё, деньги с карты, на которую отец переводил алименты для Иришки, Олег снял в банкомате. Хоть в этом папа не обманул и выполнил мою просьбу. А помощник, ожидаемо, оказался подонком.

Месяц тянется мучительно медленно, но он не бесконечен…

Самолёт задерживают на сутки из-за погодных условий. Родина встречает меня холодным ветром и проливным дождём. Возле трапа – мама с Олегом. Хорошо хоть на сей раз без коляски. Видеть мерзавца не могу. До какой низости нужно дойти, чтобы отобрать деньги у ребёнка! И ведь наверняка планировал и дальше продолжать в том же духе!

Расстояние до машины я преодолеваю куда легче, чем в прошлый раз. Нет, я не избавился от костылей, но уже на пути к этому. И отступать не намерен ни на шаг. По крайней мере, двигаюсь ничуть не медленнее, чем здоровые люди. Олег с зонтом за мной едва поспевает.

– В офис к отцу, – командую, как только оказываюсь в машине.

– Вы уверены? Разве вам не нужно сначала переодеться, Виктор Борисович? – помощник пытается разыгрывать из себя заботливую няньку.

– С каких пор я должен перед тобой отчитываться? Поехали быстрее.

Отец не знает о моём приезде, но мы созванивались до вылета, и он сказал, что сегодня целый день пробудет в офисе.

Мы с детективами заходим в его кабинет одновременно. Папа наверняка удивлён, но, как обычно, на его лице эмоции не читаются. Он собран и готов отбивать наши нападки.

Я по-прежнему не могу быть абсолютно уверен, что он является организатором акции против меня и моей семьи, и иду ва-банк.

Детектив выкладывает отцу все факты, говорящие о том, что Олег и Марк получили огромные суммы денег, попав в полную зависимость, и были вынуждены участвовать в этой грязной постановке.

Слежу за папой. Лицо каменное – ничто не выдаёт его внутреннее состояние и эмоции. За тридцать лет я так и не научился заглядывать ему в душу, когда он натягивает на себя защитный панцирь.

– Виктор, – он перебивает детектива в самом конце доклада, – я тебе уже говорил, что не причастен к этому. Почему ты снова пришёл с этим ко мне?

– Потому что в твоём случае налицо – мотив и возможности. Ты хотел избавить меня от Олеси и имел достаточно средств, чтобы помочь своим пешкам уладить их проблемы. А они за это, естественно, готовы были прокрутить для тебя любую аферу.

– Я могу повторить только то, что уже сказал: я не в курсе всего этого. Не давал никаких денег ни Олегу, ни Марку, даже не знал, что они им были нужны. Не давал никаких распоряжений относительно того судебного дела и всего прочего. Оставь мне собранные документы и поезжай домой. Я постараюсь вычислить организатора.

Пристально смотрю на него. Не верю! Он, как обычно, считывает мои мысли без слов.

– Только у меня будет условие. Я нахожу ответ на твои вопросы, а ты не отказываешься от мандата и остаёшься в компании. Условия дальнейшего сотрудничества мы обсудим позже.

– Опять шантажируешь?

– Вовсе нет, предлагаю взаимовыгодную сделку.

– Я не уверен, что готов согласиться.

– Подумай, пока есть время.

Мне совершенно не улыбается идея снова оказаться у отца на крючке. Я возвращался на родину с твёрдым намерением отстаивать независимость. Но папа снова берёт меня за горло, чувствуя, как важно для меня отыскать виновного.

– Виктор Борисович, думаю, он уже знает ответ, – выдаёт мне один из детективов, когда мы спускаемся на лифте.

– Мне тоже так показалось, – отвечаю задумчиво. – Но я и сам его уже нашёл.

Озарение, которое меня посещает, не радует. Оно меня убивает. Мне нужно время, чтобы свыкнуться с находкой и переварить.

– Отец, я сам нашёл ответ на свой вопрос, – глухо говорю папе в трубку.

Я убит, уничтожен выстрелом в самое сердце… Растоптан, распят… Мир рушится, и я оказываюсь беззащитным перед навалившейся на меня катастрофой.

– Я не сомневался в твоих аналитических способностях, сын. И что ты будешь делать дальше?

– Папа, не знаю… Для начала просто попробую это пережить…