Текст книги "Лисёнок для депутата (СИ)"

Автор книги: Аля Морейно

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)

Глава 5

Виктор

Олеся выходит из подъезда и останавливается в нескольких метрах от меня, чтобы закончить телефонный разговор. Жадно разглядываю её. Всего полдня прошло с тех пор, как мы виделись, и я потрясён произошедшими с ней переменами. То, что я вижу, мне очень нравится. Всё-таки Штейнберг и его люди – профессионалы.

Джинсы, кроссовки и нелепая детская курточка сменились на юбку чуть выше колен, туфли на каблуках и элегантное полупальто. Ноги, утянутые почти прозрачным капроном, манят прикоснуться к изящным икрам, провести ладонью вверх в надежде нащупать кружево чулок и как бы невзначай дотронуться до горячей кожи. Я помню эти стройные ножки… И мечтаю поскорее забросить их себе на плечи.

Вытаскиваю из салона букет и делаю несколько шагов навстречу невесте.

– Привет! – улыбаюсь, протягивая цветы. – Потрясающе выглядишь! Тебе очень идёт этот стиль.

Хочу сказать, что без одежды она выглядит ещё лучше, но сдерживаюсь, вспоминая, как настойчиво Лисица требовала, чтобы наш брак был фиктивным. Ещё чего вздумала! Я, конечно, день-два готов подождать, но не более того.

– Привет, – здоровается сухо, будто сердито.

– Злишься за вчерашнее?

– Ну что ты? Как я могу? – кривляется. – Моя дочь практически дом тебе разгромила, уронив всего лишь несчастную подставку для ручек.

И когда она успела стать такой острой на язык? Согласен, перегнул вчера. Но нервы ни к чёрту со всеми этими событиями. Неугомонная малявка оказалась просто вишенкой на торте.

– Если я скажу, что последние дни были сплошным бегом с препятствиями, и я дико устал, это будет слабым оправданием?

– Ты всерьёз считаешь, что если устал, то имеешь право срывать своё настроение на моей дочери?

– Нашей дочери!

– Ой ли? – хитро прищуривается, вылитая лиса.

– По крайней мере, по документам, надо привыкать. Обычно я предпочитаю снимать напряжение другим способом. Но ты решила держать меня на голодном пайке!

Хмыкает. Вредина.

– Тебе что, женщины вдруг давать перестали? Или нянька Штейнберг не разрешает сливать налево биоматериал?

– Ладно, давай не будем собачиться. Поехали ужинать, а потом пройдёмся и поговорим. Помнишь, что мы с тобой по сценарию безумно влюблены друг в друга? Надеюсь, актриса из тебя не слишком плохая?

Олеся оставляет вопрос без ответа и забирается в салон. Сажусь вперёд рядом с водителем.

В ресторане беседуем на заранее оговоренные темы. Никак не могу расслабиться. Актёр из меня никудышный. Зато Лисица в ударе: болтает без остановки, вовсю строит мне глазки и флиртует. Чувствует, как действует на меня, и намеренно дразнит. Я как дурак ведусь, а она видит это – и распаляет ещё сильнее. Пялюсь на её декольте, усыпанное веснушками, вспоминаю… И кто из нас сейчас ведёт себя как малолетка?

У меня много вопросов к ней, но задавать их тут нельзя – Михаил подозревает, что за нами могут следить и подслушивать. Смахивает на паранойю, но приходится подчиняться – дал слово отцу полностью довериться Штейнбергу.

После ужина отправляемся на прогулку по центральной улице. Холодно, не очень многолюдно. Глупость несусветная. Где это видано, чтобы жених с невестой за день до свадьбы прогуливались под ручку по холоду вместо того, чтобы кувыркаться в тёплой постели?

– Лисичка, поехали ко мне, – шепчу на ухо, обхватив её за талию. – Я соскучился.

– Витя, у нас по сценарию сегодня только совместный променад. О поездке к тебе – ни слова.

– А давай добавим.

– Не-а, Штейнберг сказал: никакой самодеятельности.

Вредина. Сто процентов мстит. То ли за вчерашнее, то ли за то, что бросил её три года назад. Надо бы каких-то игрушек мелкой купить – может, попустит.

– Ничего, послезавтра у нас будет брачная ночь, никуда ты от меня не денешься, – грожусь с улыбкой, уверенный, что дожму Лисицу.

– Губу закатай! У нас фиктивный брак, никакого интима.

– Даже не мечтай, – шепчу в самое ухо.

Меня не на шутку штормит от этой девицы. Вынужден признать, что терял от неё голову даже когда она была совсем зелёной малолеткой. Теперь же Олеся очень повзрослела, стала другой, ещё более привлекательной и соблазнительной. И хотя разница в возрасте между нами не изменилась, ощущается она совсем иначе.

– Лисичка, а зачем ты номер телефона поменяла? Пряталась от кого-то? – задаю вопрос, который давно не даёт мне покоя. – Я приезжал, пытался с тобой связаться.

– Ни от кого не пряталась. Всё куда прозаичнее – у меня сумочку украли. В тот же день, когда ты уехал. А в ней было всё: документы, билет, деньги и телефон. Римма отдала мне свой старый смартфон, а симку другую покупать пришлось – без паспорта её не восстановить. Потом уже не стала заморачиваться.

– Так деньги с карты не ты снимала?

– Не я. Я даже посмотреть, сколько там было, не успела.

– Пин-код там же, в сумочке, был?

– Угу.

– Ох… А головой подумать? То-то я удивился, зачем ты сняла всю наличку перед самой посадкой в поезд. Слушай, получается, ты осталась и без денег, и без документов?

– Без всего вообще. Зато с полным чемоданом барахла, – смеётся. – Страшно было – жуть. На улице темнело, а я не имела ни малейшего представления, куда идти, у кого просить помощи и что делать.

– И как выкрутилась?

– Римму встретила. Может, помнишь, возле вокзала была пекарня «Ватрушка»? Это была её. Она меня взяла на работу, поселила в подсобке. А потом постепенно мы с тортами стали раскручиваться, доходы выросли, Римма открыла кафе, а мы с Иришкой, наконец, перебрались на съёмную квартиру.

– Что ж ты со мной не связалась, когда у тебя всё украли?

– С тобой? Даже мысли не возникло. Ты дал понять, чтобы я тебя больше не беспокоила. А я, может, и глупой была, но не настолько, чтобы не понимать, что напоминать о себе не стоит.

– Ну и зря.

Не знаю, как бы я отреагировал тогда. Но хочется верить, не как совсем бездушный эгоист.

Всё время на языке крутится вопрос об отце Иришки, но задать его не решаюсь. Я сам её бросил, и это не моё дело, с кем она была потом. Только мысль, что она так легко забыла меня, бьёт по самолюбию и почему-то очень неприятно царапает внутри.

На следующий день мой дом превращается в проходной двор: в срочном порядке одну из комнат переоборудуют под детскую. Поскольку всё делается в спешке, то планируется только переклеить обои, заменить занавески и, естественно, смонтировать детскую мебель. Туда-сюда бегает дизайнер, ругаются рабочие. Стук, вой дрели и электроотвёртки, мат. И это не говоря уже о грязи на полу через всю прихожую. Дурдом!

Сбегаю оттуда в офис Штейнберга в надежде сохранить нервы и провести время с пользой. Но и там покоя нет – офис похож на улей с броуновским движением. Все снуют туда-сюда, постоянно задают какие-то вопросы и требуют ответов. Очень тяжело сосредоточиться в такой обстановке.

Легенда наших отношений с Лисичкой готова, просматриваю, внося на ходу мелкие правки, и отправляю в обработку. После обеда нам предстоит выездная фотосессия. Пиарщикам показалось мало имеющихся в наличии реальных фотографий наших прошлых отношений, поэтому планируется сделать десяток постановочных кадров в разных местах, ракурсах и нарядах. Из этого потом смонтируют фильм, который покажут гостям на свадьбе, а отдельные фото уйдут в прессу.

Олеся во всём этом пока не участвует – выторговала себе возможность до обеда поработать над заказами. Я ей даже немного завидую. Очень скучаю по работе, своему кабинету и привычному ритму жизни. Если бы знал, что избирательная кампания – такой треш, то вряд ли согласился бы на эту роль.

В машине обнаруживаю детское кресло и узнаю, что фотографироваться мы будем не вдвоём, а втроём – Лисёнок по сценарию должна фигурировать на нескольких снимках. Если мысли о Лисице вызывают приятное волнение и предвкушение, то её дочку я откровенно побаиваюсь, не знаю, как с ней себя вести и чего от неё ожидать. А ведь завтра на свадьбе мы должны предстать уже дружной семьёй. И как достичь этого за оставшиеся часы – не представляю. Мозг готов взорваться!

Когда приезжаем на первую площадку, Иришка неожиданно начинает стесняться. То ли её смущает множество незнакомых людей, то ли ей не нравлюсь именно я.

– Доченька, познакомься, пожалуйста, – Олеся берёт девочку на руки и поворачивает так, чтобы я оказался прямо перед ней. – Это твой папа.

– Папа? – как-то неуверенно переспрашивает малышка.

Наверное, я должен сейчас что-то сказать. Но что говорят детям в такой ситуации? В сценарии на этот счёт никаких заготовок! Чувствую себя по меньшей мере идиотом. Или студентом за мгновение до того, как провалиться на экзамене.

– Привет! – выдаю, изо всех сил пытаясь состроить подобие улыбки.

– Ты – злой?

Чёрт! Угораздило же меня вчера сорваться. Смотрю на Олесю в поисках поддержки. В конце концов, мы с ней – в одной лодке! Это её работа!

– Нет, котёнок, папа просто вчера очень расстроился, что ты нашкодила. Он не будет тебя ругать, если ты не будешь трогать его вещи. Пойдёшь к нему на ручки?

Девочка отрицательно мотает головой. Лисица опускает её на пол, пожимает плечами и виновато произносит:

– Значит, в другой раз. Скорее всего, она напугана, не привыкла к крикам. И потом, я не уверена, что она в полной мере понимает слово «папа», ведь в сад мы не ходим, а на прогулках малыши чаще с мамами.

Я растерян. Штейнберг сказал, что за сегодня мне нужно наладить с дочерью контакт. Я думал, что в этом нет ничего сложного, но теперь кажется, что миссия невыполнима! Остаётся сделать ставку на игрушки, которые должны были уже доставить из детского магазина. В результате на всех снимках малышка сидит на руках у мамы. Это моё первое фиаско в нашем спектакле под названием «Выборы».

Впрочем, дома мне удаётся немного реабилитироваться. Игрушки, которые выбрала моя помощница, производят фурор. И Иришка, растерявшись от восторга, даже соглашается пойти ко мне на руки и позволяет сфотографировать нас. Естественно, вместе с ярко-розовой игрушечной плитой, которая очень гармонично вписалась в общую бело-розовую гамму интерьера.

А дальше начинается концерт, который мои нервы уже не выдерживают. Малышка скандалит и отказывается спать без мамы. Естественно, в её комнате стоит только детская кроватка, а для мамы спального места не предусмотрено. Правда, догадались поставить раскладное кресло. Но у меня на Лисицу – свои планы, и я тоже хотел бы заполучить её на ночь.

– Витя, у меня нескромный вопрос: где в этом доме моя комната?

– Там же, где и моя. Ты же моя жена.

– Стоп. Во-первых, ещё не жена. Во-вторых, мы так не договаривались!

Нет желания спорить с ней под аккомпанемент детского плача, и я уступаю. Олеся отправляется ночевать в гостевую спальню, взяв с собой дочь.

Негодую – разве можно так идти на поводу у ребёнка? Если девочке постоянно потакать, то она быстро решит, что плачем может добиться от матери чего угодно. Но вслух ничего не говорю. По большому счёту это Лисицын ребёнок и её проблемы. Вот пусть сама их и решает. Морально я выжат как лимон, а потому удаляюсь в свою комнату, мечтая лишь о крепком здоровом сне, раз другие мои мечты обломали.

Утром в день свадьбы дом снова напоминает вертеп. Люди везде: стилисты, советники, фотографы, видеооператор. Дочь, чувствуя всеобщее возбуждение, активно вносит свою лепту в происходящее безумие. Благо, за ней присматривает няня, а потому никаких разрушений не случается, что не может не радовать.

А потом… Олеся выходит из своей комнаты, и я забываю, как дышать, говорить. Спроси у меня кто-то имя – и то не вспомню. Я совершенно не сентиментален. По крайней мере, был уверен в этом до недавнего времени. Но, чёрт побери, Лисичка – фантастическая красавица!

Я на мгновение упускаю из виду, что всё не по-настоящему и это – лишь спектакль. Захлёбываюсь её красотой и своими эмоциями. На улице пасмурно и промозгло. Но Олеся, словно солнце, освещает и согревает всё вокруг. И я плавлюсь от этого тепла и её улыбки.

Возвращает меня к реальности голос помощника Штейнберга.

– Виктор Борисович, по сценарию вы с невестой спускаетесь с крыльца по отдельности и едете в ЗАГС на разных машинах.

Автоматически киваю и подхожу к Лисичке.

Глава 6

Олеся

Закончив со стилистом, бросаю на себя последний удовлетворённый взгляд в зеркало. Хороша! Даже не верится, что в отражении – я, а не какая-то дива с обложки модного журнала. Жаль, конечно, что всё это не по-настоящему. Как забавно шутит надо мной судьба: я фиктивно выхожу замуж за человека, в которого когда-то была безумно влюблена. И как бы я ни убеждала себя, что он мне совершенно безразличен, это не совсем правда. Мысли, что наш брак – фикция, болезненно царапают сердце. Но можно ведь постараться не думать об этом хотя бы сейчас и представить себе, что у меня сегодня самая настоящая свадьба?

Чувствую себя Золушкой. Вот она я – ослепительно красивая и почти счастливая. Но рано или поздно часы пробьют полночь, и мы с Иришкой снова отправимся в свой мир, где будем лишь вдвоём. Это обязательно случится, но когда-нибудь, потом. А сегодня у меня свадьба. И я должна разыгрывать счастье!

Направляюсь в гостиную, где меня уже ждут. Виктор делает несколько шагов навстречу и застывает. Мне нравится его реакция! Он явно приятно шокирован моим внешним видом. О да, я и сама не сразу поверила глазам, когда посмотрела в зеркало. Жених тоже выглядит роскошно. Надеюсь, Штейнберг останется доволен нашей парой.

– Лисичка, у меня нет слов! – Витя отмирает не сразу. – Ты великолепна!

Подходит почти вплотную и шепчет на ухо:

– Готов Михаила расцеловать за то, что выбрал мне тебя. Вряд ли кто-то мог бы составить тебе конкуренцию.

Я смущённо улыбаюсь. Мне очень приятны эти слова. Но не понимаю, это он тренируется играть свою роль на публике или действительно впечатлён моим внешним видом?

– Идём, я познакомлю тебя с родителями, чтобы на свадьбе ни у кого не возникло подозрений.

Витя за руку подводит меня к паре в возрасте. Я помню, что он – младший сын, его сестре Елизавете уже почти сорок, значит, родителям – под шестьдесят или даже больше. Одеты они шикарно, от них за версту разит деньгами и властью.

– Мама, папа, познакомьтесь с моей невестой. Это Олеся. Мой папа – Борис Григорьевич. И мама – Диана Александровна.

Отец окидывает меня строгим недовольным взглядом. Очевидно, я ему не нравлюсь. Он наверняка знает, что наш брак фиктивный, а потому такая реакция меня удивляет. У каждого из нас в этом спектакле – своя роль. И по сценарию он должен разыгрывать положительные эмоции к невестке. Я же не претендую на роль настоящей жены! Так почему он на меня так смотрит, будто я сделала что-то плохое?

Женщина, наоборот, приветливо улыбается мне.

– Очень приятно. А где твоя девочка?

– Сейчас придёт, её наряжают. Простите, я пойду потороплю их.

Выхожу из комнаты и прикрываю за собой дверь. Но, видимо, недостаточно плотно, потому что отчётливо слышу, что говорит Борис Григорьевич. Надо бы уйти, но любопытство оказывается сильнее здравого смысла, и я замираю под дверью, прислушиваясь к разговору.

– Виктор, вы со Штейнбергом совсем с ума сошли? Какого чёрта вы втянули в дело эту малолетку? Хотите всё угробить?

– Боря, успокойся, прошу тебя, – вмешивается Диана Александровна. – Не нервничай, у тебя опять разболится сердце.

– Ты хочешь обвинения в педофилии? Во сколько она родила ребёнка – в семнадцать или шестнадцать? Как ты журналистам объяснишь, что имел отношения с несовершеннолетней?

– Папа, что ты говоришь такое? Олесе – двадцать один, а её дочери – два года. Она родила её в девятнадцать. Кто и в чём может меня обвинить? Мы познакомились, когда ей уже было восемнадцать!

– Зачем нужен этот миллиметраж, который может вызвать ненужные вопросы? И потом, она слишком молода, и умом наверняка не блещет, может ляпнуть что угодно. Ты понимаешь, как много мы поставили на кон? Ты не имеешь права облажаться! А у неё даже образования никакого! Она хоть два слова связать в состоянии? Ей же придётся на людях бывать и раз-го-ва-ри-вать, а не только смазливой мордахой светить! Ну кто поверит, что ты выбрал себе в жёны такую…?

– Так мы ж вроде как по любви женимся, ради ребёнка и всё такое. А любовь – зла. Вон, в «Красотке» – вообще проститутка. А Олеся нормальным для женщины делом занимается. Я тебя прошу… Михаил заверил меня, что все это адекватно воспримут.

– Не знаю. По-моему, вы с ним совершаете несусветную глупость.

– Ты сам сказал довериться Штейнбергу. Раз он посчитал Олесю подходящей партией, значит, я согласился.

– Ладно, может, ты и прав. От такой будет потом легче избавиться. Только смотри, будь осторожен, ребёнка ей не сделай, а то проблем не оберёшься.

– Ну я ж не дурак, всё понимаю.

Очень обидно… Не знаю, почему. Они всего лишь называют вещи своими именами. Но Витя только что восхищался мной и говорил, как рад, что женится на мне. И сразу обсуждает, как будет от меня избавляться…

В коридоре появляется тайфун в белоснежном платье.

– Мама, я – принцесса! Смотри! Я – настоящая принцесса! – крутится, показывая наряд.

– Ух ты! Точно, принцесса!

С тяжёлым сердцем завожу дочь в гостиную. Улыбаюсь, будто всё в полном порядке. Я – хорошая актриса!

– А вот и наша Иришка!

– Я – принцесса!

– Лисёнок, иди-ка сюда. Пойдёшь к папе на ручки? – Виктор присаживается на корточки, протягивает руки, пытаясь взять дочь.

Иришка сначала теряется, но потом неожиданно соглашается. Диана Александровна улыбается, причём её улыбка искренняя и добрая, а отец смотрит с какой-то брезгливостью. Как бы он сам не запорол наш спектакль.

– Виктор Борисович, – в гостиную заглядывает один из организаторов, – пора ехать.

Возле ЗАГСа нас встречают моя сестра с мужем. Они приехали ещё вчера, но отказались останавливаться в доме Виктора – постеснялись. Зоя не знает, что я выхожу замуж по контракту, и не одобряет моего выбора. Хотя сестра всегда мечтала о принце на белом коне, она против настолько неравных браков. Разница в социальном статусе с женихом кажется ей космической и непреодолимой. Осознаю ли эту пропасть между нами я? Ещё как! Но стараюсь воспринимать происходящее как работу, за которую по окончании получу приличную оплату.

Из-за наряда не могу пообниматься с сестрой так, как нам хочется. Я безумно рада её видеть. Мы редко встречаемся – у меня обычно слишком много работы, да и желания ездить на родину не возникает. Зое сложно выбраться в столицу с годовалым сыном, а свекровь неохотно остаётся с внуком. Последний раз мы виделись чуть больше полугода назад, когда я приезжала на мамины похороны.

Виктор сухо здоровается с моей родственницей. Думаю, он не в восторге от того, что я пригласила сестру с мужем. Однако Штейнберг не имел ничего против, наоборот, заявил, что так свадьба будет выглядеть правдоподобнее.

После серии дежурных снимков заходим во Дворец бракосочетаний. Нас приглашают в специальную комнату для фотосессии. Свадьба ещё не началась, а я уже едва на ногах держусь. Но стараюсь играть свою роль на отлично. Виктор тоже оказывается прекрасным актёром. Если не знать, что это спектакль, можно подумать, что жених по уши в меня влюблён: постоянно норовит приобнять и смотрит таким горячим взглядом, будто ждёт не дождётся брачной ночи.

Впрочем, в последнее я и сама готова поверить. Ему вовсе не нужно любить женщину, чтобы тащить её в постель. Не сомневаюсь, что он перепробовал всех рыжеволосых, которых когда-либо встречал. И наверняка не только их.

Под звуки марша Мендельсона по роскошной мраморной лестнице поднимаемся на второй этаж в зал торжественной регистрации. Волнуюсь, будто по-настоящему выхожу замуж. Хотя сотрудница ЗАГСа предупредила нас о порядке церемонии, всё равно боязно. А вдруг я как-то не так посмотрю или что-то не так сделаю? Это же самый ответственный момент нашего фарса!

Действую как робот, вцепившись в Витину руку, чтобы ненароком не свалиться. Звуки доносятся до меня сквозь какую-то пелену. Даже не сразу реагирую на вопрос регистратора, согласна ли я выйти за Виктора замуж. Благо, быстро спохватываюсь, понимая, чего от меня все ждут.

– Объявляю вас мужем и женой! Поздравьте друг друга, – произносит ведущая певучим голосом.

Виктор разворачивает меня и, видя замешательство, шепчет:

– Лисичка, пожалуйста, давай без фокусов.

Едва произносит это, как притягивает меня к себе и касается рта губами. В первый момент напрягаюсь. Это ведь лишь один из элементов сценария? Стою, не проявляя никакой инициативы, потому что не уверена, что сейчас она уместна. И вообще не понимаю, как себя правильно вести. К счастью, Витя не настаивает на неприлично глубоком поцелуе. Скорее, ставит «галочку» для соблюдения формальности.

После чехарды поздравлений от незнакомых людей нас наконец-то отпускают из зала, и мы попадаем в лапы фотографа. Не быть мне фотомоделью, не моё это…

Зато Виктору, кажется, всё нипочём. Он искренне веселится. Мы едем по городу в огромном белом лимузине. С нами в машине свидетели – моя коллега и по совместительству подруга Вера и приятель жениха с необычным именем Мансур.

Свидетель – очень горячий парень, с самого начала свадьбы не даёт прохода Вере, шокируя напором мою подругу-скромницу. Смотрю на них и неожиданно для себя начинаю завидовать. Я бы тоже хотела, чтобы за мной ухаживали, добивались. Хочется романтики, цветов, красивых слов. А не так, как у нас с Витей получается: пришёл, увидел, победил.

– Лисичка, не кисни, – жених замечает перемену в моём настроении. – У нас по плану ещё одна локация для фотосъёмки, потом поедем в ресторан, а оттуда я тебя украду.

Выбираемся из машины и немного отстаём от фотографа и его свиты.

– Мне кажется, что ты не совсем понимаешь, что означает «украсть невесту», – решаюсь я на пояснения. – Обычно это делает не жених, а кто-то другой, а потом требует выкуп. Ты готов раскошелиться?

– А если я тебя украду и подошлю за выкупом подставного вора?

– Боже, тебе самому не смешно? На подставной свадьбе – подставной вор…

– Ш-ш-ш, не шуми. Я что-нибудь придумаю.

– На всякий случай напоминаю тебе, что брак у нас не предусматривает никакого интима.

– Не шути так. Ты меня полдня дразнишь, а потом собираешься продинамить? Ну уж нет!

– И вовсе я тебя не дразню!

– Лисичка… Я же помню, какая ты горячая девочка…

Его рука на моей талии. Она крепко прижимает меня к нему, не оставляя ни сантиметра на свободу манёвра. Платье топорщится вбок, и я даже думать боюсь, как это выглядит со стороны.

– А ты точно не путаешь меня ни с кем из твоих многочисленных лисичек? Не сомневаюсь, что все они у тебя горячие.

– Не понял, ты что, ревнуешь?

– Больно надо! – хмыкаю и прибавляю скорость в надежде догнать фотографа.

В ресторане очень быстро оказывается, что все эти чопорные денежные мешки в дорогущих костюмах и вечерних платьях сделаны из той же плоти и крови, что и обычные смертные. Первая стадия веселья выводит их на танцпол, вторая – превращает в певцов. Слушать завывание на трезвую голову мучительно сложно, но я держусь.

Виктор, кстати, тоже пьёт только минералку. Оно и понятно – нам обоим надо отыграть наши роли на пять с плюсом, мы не можем позволить себе расслабиться. От того, насколько сегодня окажемся убедительными, зависит, поверят ли нам репортёры и избиратели. Это всего лишь наша работа…

– Горько! – кричит каждый, кто толкает речь, поздравляя нас с Виктором.

Чем больше тостов, тем глубже и глубже наши поцелуи, балансируем на тонкой грани пристойности. Но жених вошёл во вкус и, кажется, совершенно не против своей роли в нашем спектакле. Меня же раз за разом поцелуй вгоняет в краску и лишает ориентации в пространстве. Тело реагирует на касание языками всё острее, но мозг ещё пытается функционировать и бомбит предостережениями.

Глядя на зажигательные движения изрядно повеселевших друзей, Витя вытаскивает меня танцевать. Традиционный вальс новобрачных мы благополучно пропустили, поскольку времени на репетиции у нас не было, а я, к своему великому стыду, не умею его танцевать. Но просто подвигаться под музыку я очень даже готова.

Включают медленную композицию. Жених не даёт мне уклониться и сильными лапищами притягивает к себе. Мы движемся неторопливо, но голова начинает кружиться гораздо быстрее музыки. Витина близость, горячее дыхание, пошлые фразы, которые он без остановки шепчет мне на ухо, качают опору и заставляют крепче цепляться за его шею. Теряю связь с реальностью…

Где-то на периферии мозг всё ещё подаёт сигналы, что наш брак фиктивный, и не стоит подпускать мужа так близко, нельзя идти у него на поводу, что я потом сто раз ещё пожалею… Но здесь и сейчас я не в состоянии прислушиваться к голосу разума. Этот мужчина на меня определённо плохо влияет. Так было всегда – и в первую нашу встречу, и сейчас.

– Витя, даже не надейся, – максимум, который мне удаётся выдать под слабым натиском разумных доводов.