Текст книги "Сон длиной в зиму (СИ)"
Автор книги: Альма Либрем
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)
– Ну ладно. Если тебе надо отдохнуть от шума…
– Конечно!
Конечно, ей надо было отдыхать не от шума, а от одиночества, в условиях которого Зоя, оказывается, жила последние несколько лет, сама того не замечая. Но мама бы всё равно не поверила, она считала, что Зоя ведёт достаточно активный образ жизни, а выгорает от перегрузок в университете, а не от того, что она постоянно наедине с собой и со своими мыслями.
– Я тогда позвоню Лерке, ты не против? – спросила она. – Прямо сейчас! Пока она не придумала себе что-нибудь другое.
– Хорошо, – кивнула Елена Леонидовна. – Звони.
Она и не подумала сдвинуться с места, так и сидела, дожидаясь, пока дочь вытащит из сумки мобильный телефон, отыщет нужную позицию в списке контактов и нажмёт на кнопку вызова. В ухо били противные звуки гудков, и Зоя досчитала до четырёх, пока наконец-то трубку не подняли.
– Алло, – хрипло поприветствовали её. – Зоя?
– Привет, – бодро затарахтела она. – Мама в Карпаты на Новый год уезжает, боится, что я буду встречать одна. Может, придёшь ко мне? Отпразднуем вместе! Хорошо? Она, кстати, сидит тут рядом, привет тебе передаёт.
– Хорошо. Ты от меня тоже передавай, – с усмешкой ответил Богдан.
Глава десятая
31 декабря, 2019 год
Было ещё совсем рано, часов восемь вечера, но Зое нравилось накрывать на стол в такое время и потом спокойно слушать какой-нибудь концерт. С той поры, как они с мамой начали праздновать Новый год только вдвоём, перестали и накрывать пышный стол, но Зоя ещё вчера вспомнила все рецепты из детства, перебрала их, чтобы написать меню не на две, а на куда больше позиций. Ни на какой зачёт ей не было нужно идти, разумеется, это была просто отговорка, и с самого утра кухня наполнилась ароматами вкусных блюд.
Зоя любила готовить – только терпеть не могла, когда на небольшой кухоньке им приходилось тесниться вдвоём с мамой. Всё-таки, приятного было мало в том, чтобы постоянно сталкиваться, переругиваться, не разговаривать потом часами, а то и днями. Да и прошлая совместная готовка была в честь прихода тёти Светы и Петеньки, о котором теперь Зоя помнила только то, что его звали Петя, и ни слова больше.
Зато в одиночестве она наслаждалась крохотностью кухни, тем, что не приходится бегать из одного конца в другой, а все продукты можно достать, просто повернувшись вокруг своей оси и дотянувшись до шкафчика или до холодильника. И блюда, казалось, слушались её с необыкновенным рвением – никогда ещё Зоя с такой лёгкостью не делала сладкий пирог, не запекала мясо и не нарезала знакомые с детства или узнанные уже в бытность студенткой салаты.
Звонок в дверь, впрочем, всё равно застал её врасплох, когда Зоя как раз укладывала свёклу – последний слой шубы, – и была вся измазана красным соком, не успела переодеться в что-нибудь приличнее домашнего платья, да ещё и в грязном переднике и с растрёпанными волосами. Кое-как смыв сок водой, она быстро направилась к двери и, посмотрев в глазок, даже не стала задавать дурацкий вопрос "кто там" – и так знала, кто к ней должен прийти.
– С Наступающим! – гордо провозгласил Богдан, переступая порог и принося с собой запах свежего снега и хвои. – Ты как настоящая Золушка, Сойка. Вся в муке.
– Спасибо, что не в Золе, – фыркнула девушка, позволяя заключить себя в объятия и поцеловать – только не в щёку, а в подставленные губы. – Ты купил ёлку!
– Ну а как же, – небольшая ель источала такие ароматы, что хотелось обнять сначала её, а потом Богдана в благодарность за такой прекрасный кусочек новогодней атмосферы. – А то у тебя здесь совсем печально. Я так не могу!
– Спасибо, – расплылась в улыбке Зоя. – Установишь её? Где-нибудь в гостиной. Хотя, тогда стол придётся перенести…
– Я перенесу, – пообещал Богдан. – И установлю. Тут мне крепление тоже дали, только у тебя есть какая-нибудь отвёртка?
Отвёртка была, именно что "какая-нибудь" – крестовидная, крохотная, с помощью которой Зоя периодически снимала заднюю панель с маминого ноутбука, когда в очередной раз начинал шалить дисковод. Орловский только отмахнулся, сказал, что подойдёт, но на всякий случай вооружился ещё и ножом – и попросил не беспокоить.
Зоя воспользовалась короткой передышкой, чтобы закончить свои страдания над вкусной, но так легко загрязняющей всё вокруг шубой, вытащить мясо из духовки, освободить стол, подмести пол – а ещё забежать в ванную и сменить одежду на куда более подходящую празднику. Правда, с бардаком на голове до конца справиться не удалось, и она просто затянула волосы в высокий хвост, подумав, что и это выглядит достаточно по-праздничному. И без косметики…
Но в каком-то плане Зое нравилось встречать Новый год без пудры-помады-туши, в своём естественном состоянии, да и впервые за долгое время она была действительно довольна тем, что видела в зеркале. Наверное, не лгут, когда говорят, что счастье украшает людей – Зоя буквально светилась изнутри, глаза блестели, щёки порозовели почему-то, выдавая предновогоднее возбуждение, и она почувствовала себя на этом крохотном празднике для двоих действительно уместной.
И действительно заслуживающей такого парня, как Богдан.
Даже дурацкое "понарошку" вылетело из головы, особенно когда она, вернувшись, застала стол уже в гостиной, ковёр – скрученным и уложенным возле шкафа, а ёлку – установленную гордо в углу комнаты.
– Игрушки есть? – деловито поинтересовался Богдан.
Зоя только молча пододвинула к шкафу табурет и, не собираясь дожидаться помощи, сама на него полезла. Нужная коробка нашлась легко, и Зоя, сдвинув её к краю, потянула вниз – чтобы запоздало обнаружить, что стул шатается.
Новогодние игрушки она поставить на пол ещё успела, но когда сама выпрямлялась, чтобы потом спрыгнуть с табурета, зашаталась и почувствовала, что падает. Вот только вместо того, чтобы свалиться прямиком на стол или на пол даже, ушибить рёбра или даже сломать что-то, она каким-то удивительным образом оказалась в руках Богдана, ещё и уцепилась ему в плечи, опасаясь, что если отпустит, однозначно свалится вниз.
– Осторожнее, Сойка. Ты же не умеешь летать, – хмыкнул Орловский, ставя её на пол.
– Ну так, хотела научиться, – фыркнула девушка. – А ты не даёшь!
– Лучше живая нелетающая сойка, чем погибшая во время боевых учений.
– Я выбрала достаточно невысокий старт, – отметила Зоя. – Падать было не настолько далеко… И вообще, Орловский, ты против моего духовного полёта?
– Отнюдь, – рассмеялся он. – Но, повторюсь, лучше живая нелетающая сойка…
– Нелетающая птичка – это не про сойку, – закатила глаза Зоя. – Так бы и сказал, что видишь во мне пингвина.
– Я не вижу в тебе пингвина, – хмыкнул Богдан.
– Тогда это ещё хуже.
– Почему?
Зоя закатила глаза.
– Потому что я бы предпочла роль пингвина, а не роль страуса, – пожала плечами она, наконец-то оказавшись на земле. – Руки, руки, Орловский! Мне ещё надо принести сюда еду и не пасть смертью храбрых по пути!
Но, перенося одну за другой тарелки с приготовленными блюдами, Зоя осознала – а ведь дрожали всё ещё от неожиданного испуга ноги. Она вроде и уговаривала себя быть смелой, но всё равно не могла заставить организм отреагировать на такой неожиданный стресс положительно. К тому же, какая-то часть её всё ещё хотела вернуться обратно в объятия к Орловскому, прижаться к нему всем телом, закрыть глаза и просто мечтать о хорошем, даже не притрагиваясь ко всему тому, что она приготовила.
Тем не менее, грех – плясать на кухне с самого утра и даже ничего не взять в рот. К тому же, судя по тому, какими глазами Богдан смотрел на стол, он совершенно точно не отказался бы отведать чего-нибудь из этого. А ещё лучше – всего.
Зоя поручила ему наряжать ёлку, искренне надеясь на вкус Орловского. Ну, себя же он одевал прилично, так почему должен превратить новогоднее деревце в какой-то ужас? Тем более, аромат хвои создавал такое прекрасное новогоднее настроение, что никакой шарик, повешенный не там, где хотелось бы Зое, не испортил бы его.
К ёлке, которую нарядил Богдан, можно было придраться, конечно. Елена Леонидовна уже рассказывала бы ему, что нельзя в сектор, окружённый синей гирляндой, вешать такие яркие игрушки, сюда бы что-то белое, из того, что она купила в прошлом году, но так и не смогла повесить, потому что они давным-давно не ставили новогоднюю елку. Но мамы здесь не было, а Зое нравилась простота и то, что Богдан делал это быстро, а не задумывался над каждой игрушкой, не гипнотизировал очередную ветку, пытаясь предположить, что бы на неё повесить.
– О, а это что? – подал он голос минут через десять, когда дерево уже почти было украшено.
– Это? – Зоя заглянула через плечо. – А… Это рукодельные.
– Твои?
– Мои, – кивнула она, с ностальгией глядя на красивые пинкипы, уверенно забракованные мамой – негоже, говорила Елена Леонидовна, вешать поделки на серьёзную взрослую елку. Поделки, правда, были расшиты золотистыми нитками, сверкали ничуть не хуже, чем прочие игрушки, особенно те, "коллекционные белые", простые пластиковые шары, которые совершенно не нравились самой Зое.
Но Новым годом всегда заправляла мама, а значит, Зоя не решалась спорить. Вот только Богдан смотрел на игрушки с какой-то почти восторженной улыбке.
– Красивые же, – промолвил он. – Надо повесить на самое видное место!
– Уверен? – удивилась Зоя. – Но ведь…
– Уверен, – твёрдо произнёс Богдан. – И снять парочку этих попсовых шаров, которые на самом верху были.
Он с такой лёгкостью стянул именно те игрушки, которыми так гордилась мама, что Зоя только в очередной раз порадовалась: хорошо, что они сейчас вдвоём. Не надо оглядываться назад, не надо оправдываться за то, что сделали, можно просто наслаждаться праздником, таким, как он подходил именно им.
Тишина нисколечко не мешала, но девушка всё равно включила телевизор – почему-то музыкальное сопровождение показалось ей уместным. Осталась на первом попавшем концерте, и Богдан, судя по тому, как он бросил взгляд на телевизор и вновь вернулся к ёлке, был совершенно не против.
– Ну, всё, – гордо протянул он. – Принимай работу. Нормально?
Зоя подошла к ёлке – и со странным, сладким привкусом удивления покачала головой.
– Красота, – выдохнула она, заметив то, что мама называла детскими поделками*, на самых видных местах. А ведь и вправду выглядело дорого… Почему Елена Леонидовна так фыркала, называя рукоделие детской блажью?
Богдан отступил на шаг, окинул скептическим взглядом свою работу и хмыкнул:
– Раз тебе нравится, больше никаких совершенствований. Садимся?
– Подожди! – Зоя вдруг вспомнила о том, что в мамином баре была целая куча дорогого алкоголя, о существовании которого Елена Леонидовна практически забыла. – Давай выпьем что-нибудь. Ну хотя бы когда будет двенадцать! Шампанского, например. Откроешь?
– Открою, – кивнул Богдан, даже не думая спорить.
Зоя скрылась в маминой спальне на несколько секунд, чтобы вернуться оттуда с бутылкой самого лучшего шампанского, которое только смогла отыскать.
– Тебя потом не прибьют за распитие элитного алкоголя?
– Мама даже не в курсе, что оно дорого стоит, она никогда не прогугливает, что ей дарят. А я проверяю, – усмехнулась Зоя, вручая парню бутылку. – Открывай. У нас же праздник!
Шампанское открылось с тихим хлопком, Зоя даже не вздрогнула, хотя она обычно пугалась громких звуков. Богдан не разбил люстру, не оставил внушительную дыру в потолке, не произвёл столько шума, что хоть из дома потом беги, он вообще открыл бутылку образцово-показательно, словно пытался даже случайно не оставить напоминания о своём пребывании здесь, чтобы Елена Леонидовна не ходила с лупой и не выискивала следы присутствия посторонних.
Зоя знала главный рецепт сокрытия этой шалости от матери: не оставлять очень заметных следов. В голове у неё крутилось мамино "хулиган!" и "ты хотя бы можешь предположить, сколько у него было таких, как ты?", порождённые рассказами Лебедовой, любящей цитировать личные дела своих студентов, а ещё Иры с Аней. Нет, Елена Леонидовна даже предположить не могла, что её образцовая, послушная дочь приведёт в канун Нового года в дом не одобренного ею парня.
Пусть даже встречались они…
– Сойка, ты хоть есть что-нибудь будешь? Или тут яд, и ты пытаешься избавиться от мешающего тебе поклонника?
Бойкий, уверенный тон Богдана выдернул её из задумчивости, и Зоя широко улыбнулась, поднимая на него глаза.
– Буду. Здесь всё-всё съедобное! Клянусь! – пообещала она и тут же рассмеялась, чувствуя себя какой-то глупой дурочкой, тающей от глотка шампанского и взгляда привлекательного парня, невзначай брошенного на неё. Если она не перестанет сходить с ума, то, возможно, превратится в таких же несчастных девушек, как те, примерами которых сотрясала её мать, угрожая Зое потерей карьеры, потерей счастья…
Какого счастья? Оно было, это счастье?
Зоя поверить не могла, что так опьянела от глотка шампанского. Она смотрела на сидевшего напротив Богдана, и тот, как будто в странной дрёме, казался полуразмытым, нечётким, будто не отсюда. Пришлось несколько раз тряхнуть головой, и уже тогда картинка сформировалась, стала более резкой и понятной.
– У тебя точно всё в порядке? – уточнил опасливо Орловский. – Зоя, ты меряла температуру?
– С моей температурой всё замечательно, – кивнула Зоя, хотя это было вообще не точно. – Правда! Я в полном порядке. Просто… Никогда прежде не обманывала маму. Чувствую себя аферисткой века!
– Твоя мама не имеет права распоряжаться твоей жизнью.
Вместо того, чтобы ответить, Зоя предпочла заняться едой в своей тарелке. Вкус действительно был отличный, она могла гордиться собой как кулинаром, но эта небольшая месть матери отдавала не то горечью стыда, не то сладостью окончательной победы над чужой тиранией.
– Ты совершенно прав, – кивнула Зоя. – Но прежде я считала по-другому, и она имела право делать с моей жизнью всё, что угодно.
Богдан, правильно истолковав горькие нотки в её словах, подался вперёд и накрыл своей рукой ладонь Зои. Она улыбнулась в ответ, чувствуя мягкое тепло его поддержки, и подумала – неужели и вправду, чтобы стать счастливой, надо было просто начать жить?
…Время летело, как бешеное. Зоя чувствовала себя человеком, празднующим Новый год в последний раз в жизни – по крайней мере, она никогда прежде так не хохотала, столько не пила, хотя это ведь всего лишь шампанское, и раньше не чувствовала себя такой свободной.
Когда били куранты, и Богдан, смеясь, предложил загадать желание, Зоя со своим была искренней – мысленно попросила у неизвестного Деда Мороза, который уж точно никакие подарки ей дарить не будет, чтобы этот сон длиной в зиму не заканчивался настолько долго, насколько это вообще возможно. Она б весь календарь поместила в зиму, огласила бы даже июль и август временем самых суровых снегов, лишь бы только не терять ту странную связь, созданную "понарошку", не специально.
Стало вдруг интересно, а что загадал Орловский?
После обращения президента начался следующий концерт, но Зоя уже не концентрировала внимание на песнях.
– Потанцуем? – улыбаясь, предложил Богдан, и вспомнился почему-то вечер в ресторане, когда тот незнакомец, который всё не хотел оставить Зою в покое, приглашал её на танец.
– Потанцуем, – согласно кивнула она, вкладывая свою ладонь в Богданову и поднимаясь с дивана.
Танцевать в квартире было негде, всё место занимал стол, и музыка играла быстрая, как в каком-то клубе, возможно, сельском, как с усмешкой подумала Зоя. Но скакать до потолка Орловский не собирался, нет: он обнял Зою за талию, привлёк к себе и, казалось, почти не сходил с места.
– Боишься, что собьёшь что-нибудь? – хмыкнула Зоя, подумав, что это был самый медленный из всех медляков, которые она танцевала.
Ах да. Это был первый медляк, который она танцевала.
– Нет, – покачал головой Богдан. – Ты ведь не собираешься наследовать все эти дикие клубные движения? А тут не повальсируешь.
– Ты умеешь?
– Не-а. Когда-то танцевал школьный вальс, но это было почти пять лет назад. Ни одного движения не помню.
Зоя усмехнулась и уткнулась лбом Богдану в плечо, чувствуя себя защищённой, расслабленной и невероятно счастливой.
– Значит, как-нибудь вспомним, – прошептала она. – А то как это так, уметь играть на фортепьяно, а не танцевать вальс?
– А я ещё на машинке шить умею и крестиком вышивать могу, – хмыкнул Богдан, цитируя кота Матроскина из мультика. – И могу помыть после нас посуду и убраться на кухне.
– О да. Последний навык, – Зоя позволила себе закрыть глаза, – безумно полезный. Но давай ещё немного…
Она хотела сказать потанцуем, не решилась заявить "постоим в обнимку", но это было уже неважно – Орловский и так всё прекрасно понял.
Или просто сам не хотел уходить, как вариант.
Но всё же, в Новый год хотелось совершить какую-нибудь умопомрачительную, невероятную шалость. Сделать что-нибудь эдакое…
– А придёшь к нам праздновать Рождество? – выпалила Зоя прежде, чем подумала о последствиях.
*речь идёт о вышитых новогодних игрушках, например, фирмы Dimensions – это достаточно кропотливая и долгая работа для взрослых рукодельниц.
Глава одиннадцатая
7 января, 2020 год
Возможно, уже одно то, как на неё смотрела мать, услышав про то, что на Рождество Богдан придёт в гости, стоило всех рисков, на которые пришлось пойти Зое. Взгляд у Елены Леонидовны был по меньшей мере ошеломлённый. Она не ожидала от своей дочери такой наглости, а услышав по приезду её рассказ о том, что пригласила парня в гости, заставил женщину закашляться.
– Ты понимаешь, что я могу быть против? – это была её первая реакция.
Зоя сказала, что понимала. Даже предугадывала. И Богдан тоже прекрасно это осознавал. Потому предложил, если вдруг ему дадут от ворот поворот, просто пойти куда-нибудь погулять. Вдвоём с Зоей. А мама могла отдохнуть, встретить Рождество в спокойствии, на диване, у телевизора, как она и хотела, а не готовить что-то там и делить стол с практически посторонним человеком.
Елена Леонидовна попыталась опротестовать этот вариант тоже, но в конце концов поняла, что третьего ей никто не предложит. Либо праздновать с парнем дочери, либо – отпускать дочь неизвестно куда. По мнению Елены Леонидовны, рядом с нею Зоя могла натворить ошибок куда меньше, чем невесть где, ещё и вдвоём с подозрительной личностью, потому Богдан был официально приглашён на рождественский ужин, обязался купить по дороге бутылку минеральной воды, потому что у них дома закончилась, и должен был искренне притворяться, что в этом доме никогда не бывал дальше кухни, а Новый год с Зоей радостно праздновала Лера, согласившаяся подтвердить это, если вдруг Елена Леонидовна вздумает спрашивать.
Но мама решила, что иногда надо проявлять к дочери доверие, потому Лере не звонила и никаких подозрений Зое не высказывала. Она с мрачным, холодным выражением лица приготовила ужин, состоявший из стандартных, в большей мере совершенно не праздничных блюд. На стол поставили те две бутылки минералки, которые и принёс Богдан. Елена Леонидовна не стала просить отодвинуть стол, потому сидели у стены, напряжённо поглядывая друг на друга, и молча ели – к счастью, получившуюся достаточно вкусной еду.
Зоя в какой-то момент даже почувствовала себя редкостной злодейкой, заставившей ни в чём не виновного парня и крайне недовольную его кандидатурой мать сидеть за одним столом. От напряжённой атмосферы разве что воздух не искрился, и Зоя чувствовала, что должно было случиться что-то плохое.
– Так значит, – подала голос Елена Леонидовна, – вы живёте не с родителями?
– Нет, – покачал головой Богдан. – Они не из нашего города.
– О да. Зоя говорила.
Зоя ничего не говорила, в первую очередь потому, что сама не особенно много знала о родне Богдана, но Орловский только криво усмехнулся. Он прекрасно знал, что эта информация находилась, например, в его личном деле в университете, а Елене Леонидовне ничего не стоило попросить Лебедову показать ей нужные документы. Скорее всего, мать так и поступила, нисколечко не заботясь о том, как будет выглядеть в глазах замдекана и в каком свете выставит свою дочь. Лебедова, может, только и рада была предъявить эти бумажки, чтобы продемонстрировать, как она болеет за личное счастье Зои.
– Вы живёте в общежитии? – задала следующий, довольно логичный вопрос мама.
– Нет, – покачал Богдан, судя по виду, прекрасно понимавший, что Елена Леонидовна проверила и это. Тоже несложно, та же Лебедова… – Снимаю квартиру.
– А где, если не секрет?
– Рядом с университетом.
– О. Чтобы было удобнее ходить на пары? – ядовито улыбнулась мама.
Зоя почувствовала, что нож в её руке, которым она пилила лежавшую на тарелке отбивную с такой ненавистью, словно это была сама замдекана, начал мелко дрожать.
Конечно, Лебедова продемонстрировала маме и журналы посещаемости. Не просто так ведь Елена Леонидовна приходила в университет. И сидела рядом с этой… Излишне отзывчивой женщиной, желающей делиться информацией про своих студентов со всеми на свете. Богдан, конечно, был далеко не самым большим злодеем их университета, учился нормально, ходил – не хуже других, но всё же, при желании в дурном свете можно выставить кого угодно, и саму Зою, и тем более Орловского.
– Нет, но это было лучшее сочетание цены и качества, – пожал плечами Богдан. – Не думаю, что в магистратуре многие студенты готовы демонстрировать стопроцентную посещаемость занятий.
– Очень жаль, что современная молодёжь недооценивает влияние университета, а потом работает в каких-нибудь кафешках официантом. Или, чего хуже…
– Мне это не грозит, – оборвал её Богдан. – Я работаю по специальности. А Зое вы уж точно не позволите опуститься до уровня официантки, не так ли?
– Зоечку приглашали работать в хорошие фирмы, – нахохлившись, гордясь тем, что всё-таки это была её дочь, заявила мама. – Так что, ей точно не грозит прозябание в каком-нибудь кафе.
С каких это пор мама стала таким снобом? Это ей настолько не нравится Богдан?
– Возможно, мы больше не будем о работе? – нервно попросила Зоя. Тема была ей не слишком приятна, да и чувствовалось, что каким бы нейтральным ни казался разговор, Елена Леонидовна разве что проклятьями не обсыпала Богдана.
Елейная улыбка, которой мама ответила на это предложение, заставила Зою пожалеть о своём предложении. Женщина словно готовилась к очередному удару и уже подбирала верное оружие – правильные слова, которыми хотела воспользоваться.
– Что ж, – хмыкнула она, смерив Богдана внимательным взглядом. – И вправду, Зоя права. Не стоит о работе. А как вы познакомились? И почему решили встречаться с моей Зоечкой? Насколько я понимаю, она сильно отличается от ваших прошлых девушек, а мужчины редко отходят от своего типажа. И часто к нему возвращаются…
– Мама! – воскликнула Зоя. – Это…
– Всё хорошо, – Богдан осторожно взял её за руку, успокаивая, но тут же отпустил, вероятно, решив не будить в огнедышащем драконе ещё более страшного змея.
Елена Леонидовна и так, судя по всему, примерялась, как бы уколоть его побольнее, предъявив ещё одну несуразную претензию.
– К сожалению или к счастью, – таким же спокойным, вкрадчивым голосом протянул Богдан, отбивая выпад женщины, – девушек у меня было не так много, чтобы успеть сформировать типаж. А в Зою невозможно не влюбиться. Возможно, вы не замечаете этого, видя её слишком часто и оценивая строгим материнским взглядом, но вы воспитали идеальную дочь.
Мама улыбнулась так, что от притворной сладости у Зои едва не свело зубы.
– Лестно, что вы оцениваете мой вклад в судьбу Зои, – протянула она. – Главное, чтобы никто не попытался разрушить всё то, что я в неё вложила.
– Мама, хватит…
– Потому что это долгий и хлопотный труд, и не хотелось бы разрушить всё то, чего удалось достичь, несколькими неловкими фразами и одной юношеской любовью, – продолжила Елена Леонидовна. – Если она, конечно, есть, эта любовь. Молодые люди часто путают, подменяют понятия…
– Полагаю, мы с Зоей выросли из возраста, когда можно настолько грубо подменять понятия, – ответил, усмехаясь. Богдан.
Елена Леонидовна закатила глаза.
– О да. Двадцать лет – это уже такая старость!
– Возраст, мама, не главное, – не удержалась Зоя.
– Разумеется. Главное – это возможность и умение брать на себя ответственность, а ещё – в трудную минуту подставить плечо, – легко согласилась Елена Леонидовна. – И это проверяется временем! Сколько вы встречаетесь?
– Месяц, – тихо ответила Зоя.
– За месяц, – торжественно произнесла женщина, – узнать друг друга практически невозможно. Вы можете клясться друг другу в любви, но всё ещё совершенно чужие люди. Но, впрочем, мы ведь говорим не о серьёзных отношениях, а так… Это ведь временно.
Звучало жестоко. Если б Зоя не привыкла к резким маминым высказыванием, не научилась пропускать часть того, что говорила женщина, мимо ушей, она сейчас приняла бы это за личное оскорбление. Мама без зазрения совести называла её неспособной на нормальные отношения. "А так"!
Желание пролить на белую, накрахмаленную мамину блузку какой-нибудь соус стало просто невыносимым. Зоя напомнила себе, что она не маленький ребёнок и не будет поступать, как неуравновешенная дурочка, но сдержаться было очень трудно.
Богдан вновь нашёл её руку, крепко сжал, явно пытаясь придать Зое какую-то уверенность в себе, немного успокоить её, не дать взорваться на ровном месте. Горовая шумно втянула носом воздух, игнорируя мамин раздражённый взгляд, и благодарно взглянула на парня. Она всё ещё чувствовала себя как на войне, где вынуждена была сражаться за свободу и право голоса, и давление со стороны Елены Леонидовны всё усиливалось. Всё же, она долго запасалась колкими фразами.
– Я думаю, – проронил Богдан, – пока что давать нашим отношениям какой-либо статус рано. Нет ничего более постоянного, чем временное.
Елена Леонидовна бросила на него полный презрения взгляд.
– Это заблуждения молодости, – отметила она. – Зрелые люди полагают иначе.
– Да? – усмехнулся Богдан. – Я думаю, Альберту Семеновичу будет приятно узнать, что у него могут быть заблуждения молодости. Всё-таки, я сейчас цитирую и его мнение.
– И сколько же этому… Альберту лет?
– За шестьдесят, – вмешалась Зоя. – Это профессор с нашей кафедры, ты, возможно, когда-то с ним сталкивалась.
Если бы мама не питала невероятный пиетет по отношению к университету, возможно, она заявила бы, что Альберт Семенович вернулся в детство. К тому же, насколько Зоя знала глухаря – а именно так прозывали этого преподавателя студенты, – он никогда не говорил такую фразу. Но Богдан попал в точку, как будто предугадал слабые стороны её матери.
Разговор затих на несколько минут. Елена Леонидовна делала вид, что с удовольствием ест мясо, хотя оно было невыносимо жесткое и подгоревшее, Зоя тоже молча ковырялась вилкой в тарелке, хотя ни кусочка не положила в рот – просто не смогла себя заставить, и так стоял ком в горле. Богдан, словно издеваясь, отложил вилку в сторону и внимательно смотрел на Елену Леонидовну, словно прощупывал её взглядом. Женщина, не удержавшись, наконец-то перестала давиться пережаренным мясом и ответила таким же мрачным, злым взглядом.
Зоя почувствовала себя лишней. Её мать и Богдан как будто пытались поделить территорию, но никак не могла прийти к общему знаменателю. У них разве что искры из глаз не летели, и увлечённые своим конфликтом Орловский и Елена Леонидовна даже не замечали ничего вокруг. Зоя кашлянула, пытаясь привлечь к себе внимание, но бесполезно, даже не дёрнулись.
На самом деле, чтобы прекратить это, надо было смело вмешаться в их конфронтацию. Но Зоя боялась; ей не хотелось выглядеть совсем уж врагом в глазах матери, не хотелось делать замечание Богдану, что он тоже старательно портил это подобие праздника.
Она поднялась из-за стола, переложила свою тарелку в раковину, понимая, что всё равно ничего не сможет съесть, и, обернувшись, осознала: ничего не изменилось. Богдан и мама всё ещё сверлили друг друга взглядами, возможно, даже проклинали друг друга, кто знает, что у них в головах творилось…
Зоя не удержалась. Она набрала полную грудь воздуха и, решившись, выдохнула:
– Может быть, хватит?
– Что? – непонимающе переспросила мама, нехотя отворачиваясь от Богдана. – Что, Зоечка?
– Прекратите, – потребовала девушка. – Вы сейчас поубиваете друг друга.
– Прости, – спокойно ответил Богдан, откидываясь немного назад, словно он сидел не на табурете, а в каком-нибудь кресле, и сзади была мягкая спинка. – Я не подумал.
Елена Леонидовна так стремительно повернулась к нему, словно могла бы – пристрелила бы на месте. О да, Зоя знала этот мамин взгляд. Елена Леонидовна использовала его в редких ситуациях, когда пыталась подчеркнуть, что собеседник разочаровал её окончательно. Подумать только, даже извиняется за эту войну, за сражение, из которого она хотела бы выйти победительницей! Разумеется, женщине хотелось реванша. И уж точно она не желала давать дочери повод отчитать её.
– О чём ты, Зоя? – удивлённо изогнув брови, спросила мама. – Мне кажется, мы просто были увлечены едой…
– Которую ты так старалась приготовить, что её даже прожевать нельзя? – возмущённо воскликнула Зоя. – Можно подумать, ты действительно смогла прожевать хоть один кусочек этого мяса! Как же, мама. Ты его ешь исключительно из упрямства!
– Я у тебя всегда виновата, – закатила глаза Елена Леонидовна. – Каждый раз, когда что-то тебе не нравится, виновна в этом мама…
Богдан поднялся со своего места. Он протянул руку, осторожно касаясь плеча Зои, но она дёрнулась, разрывая любой физический контакт.
– Мне уйти? – шепотом, словно не желая оставлять Елене Леонидовне шанс вмешаться и ответить.
Но мама уже играла обиженную – она отвернулась и молча смотрела в окно, должно быть, в голове прокручивая, как ответит на любой выпад дочери.
Зоя знала, как это будет. Сейчас они начнут выяснять отношения, поссорятся, у неё будет истерика, и мама попытается утешить её. Заставит выпить какие-то таблетки, которые у неё припасены на этот случай. Потом придёт спокойствие, и сколько б Зоя себя ни накручивала, рано или поздно она обессилит. Пассивность в этом случае – злой враг. В голове будут прокручиваться фрагменты ссоры, и рано или поздно разум найдёт причины чувствовать себя виновной.
А мама проявит доброжелательность. Попытается быть ласковой и терпеливой. Вновь утянет дочь в свою паутину и убедит её в том, что это Зоя виновата, это её горячность привела к скандалу, к разбитым тарелкам, сорванному голосу…
– Да, наверное, из этого ужина ничего хорошего не получится, – Зоя нашла в себе силы ответить спокойно. – Увидимся позже, – она привстала на носочки и поцеловала Богдана в щёку. – Вы не слишком хорошо ладили, мне не следовало настаивать на этом ужине.