Текст книги "Сон длиной в зиму (СИ)"

Автор книги: Альма Либрем

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)

Глава девятнадцатая

29 февраля, 2020 год

Богдан должен был позвонить ей, когда придёт – они договорились так, чтобы не заставлять никого мерзнуть под подъездом, – но Зоя выбежала на улицу сама, кутаясь в тёплое пальто. Минус семь, кажется, рекордные для этой зимы, такой себе последний её аккорд… Если посмотреть, можно и не поверить, что именно в этот день пора прерывать зимнюю сказку и вступать в март совершенно свободной. Даже если эта свобода и даром-то не нужна.

Удивительно, вроде и спешить-то не было смысла, а Зоя на улицу выбежала ещё без пятнадцати час. За те десять минут, что ждала Богдана, она успела изучить абсолютно все рекламные объявления на висевшей у подъезде доске, а теперь отвернулась от неё и спокойно рассматривала снег под ногами, стоптанный, сбитый, грязный оттого, что по нему постоянно кто-то ходит.

Зима больше не казалась радостно-парадной, и ни сугробы, ни заснеженные дорожки, ни сверкающие белым деревья не могли вернуть Зое то ощущение чистоты, которое не отпускало её с середины января. Мир разбился на сотни маленьких кусочков, и самое противное, что она сама отчасти была в этом виноватой.

– Сойка? – знакомый, родной голос заставил её содрогнуться. – Ты чего мерзнешь? И так рано?

Она подняла на Богдана взгляд и выдавила из себя слабую улыбку. Орловский стоял так близко, нисколечко не изменившийся за те полторы недели, что она сбегала от него, как будто ничего и не происходило. Возможно, ещё можно ничего не рушить, просто притвориться, будто она собиралась только погулять, держась с ним за руки…

Но что тогда? Чтобы он завтра сказал ей "прощай", потому что нет больше смысла никого разыгрывать?

– Да вот, – прошептала печально Зоя. – Проснулась.

Она терпеть не могла целоваться на улице, но на сей раз сама потянулась к Богдану, с печальным удовольствием ощущая, как он прижимает её к себе. Сквозь толщину его зимней куртки и её собственного пальто вряд ли можно было что-то почувствовать, разве что холод чужих губ, касающихся её кожи, и Зоя внезапно очень остро ощутила, насколько глупым было то, что она собиралась сделать.

Но стоило зажмуриться, как перед глазами вспыхнула всё та же мерзкая, надоедливая Леся, которая повторяла одно и то же слово. Временная.

Временная.

Такая же, как и все предыдущие.

На языке крутился вопрос, а какие они, эти её предшественницы, были? Тоже понарошку? Но это было бы очень жестоко. Ей не хотелось обижать Богдана. Он ведь, наверное, пока что не собирался прощаться. Соберется потом.

Первая любовь, говорила мама, очень редко бывает удачной. Если б Зоя не влюбилась, как бы она себя вела? Что бы она сказала?

– Завтра зима заканчивается, – ни с того ни с сего произнесла Зоя, нарушая воцарившееся между ними молчание. – Помнишь?

– Ну, да. Первое марта завтра, – пожал плечами Орловский. – Весна начинается.

– Да, – в унисон повторила за ним Зоя. – Весна… начинается. Помнишь, как ты пришёл ко мне на репетицию, когда согласился быть аккомпаниатором? Помнишь, что ты мне тогда предлагал?

Богдан хмуро взглянул на неё, кажется, до конца не понимая, к чему Зоя клонит.

– Это должен быть сон длиной в зиму, – печально отозвалась она.

– Зоя, я…

– Подожди, – она прижала палец к его губам, обнаруживая вдруг, что рукава её пальто были до нелепости короткими, если не носить перчатки. – Подожди, Богдан. Это неважно, что ты сейчас скажешь. Я ведь тогда понимала, что зима рано или поздно закончится. Пора будет прощаться. Это логично. Я не хочу нарушать договор.

Она осторожно отступила назад, высвобождаясь из кольца его рук, и печально улыбнулась.

– Это всё, Богдан.

– Подожди, – он сделал шаг ей навстречу, но Зоя вскинула руки в попытке защититься и всё ещё держать дистанцию. – Зоя, ты неправильно…

– Я всё понимаю, – покачала головой она. – Это были прекрасные три месяца. Ты правда очень хороший, Богдан. Я оттаяла немного, наверное, и, возможно, не всё намерзнет обратно. Но зима закончилась. Я пойду, наверное. Не надо меня провожать. И звонить не надо, правда. Просто… Скажем в университете, если спросят, что расстались мирно. Просто поняли, что… Ну, не знаю. Только никто никого не бросил, просто поговорили и поняли, что это конец, ладно? Не хочу скандалов.

Богдан пытался что-нибудь ответить, но Зоя не хотела ничего слушать. Неживыми, замерзшими пальцами она ввела код, открывая дверь, и скрылась в подъезде. Сползла по той, обратной стороне двери, закрыла глаза и считала до десяти, думая, что он сейчас ударит кулаком железную поверхность, позовет её, сделает что-нибудь…

Но ответом была тишина.

Зоя поступила, наверное, правильно. Она не позволила растоптать себя кому-то, нет, она сделала это сама. Да и плевать! Мир остановился, зима закончилась, пора, Горовая, просыпаться и идти вперёд. Разве она не знала, что так будет? Разве не этого она ждала, когда вступала в эти отношения? Просто небольшое развлечение, от которого им двоим надо будет просто получить удовольствие. Она его получила. А что сейчас так больно, так ведь когда-нибудь станет легче?

Она медленно поднялась на свой второй этаж, зашла в квартиру, закрыла за собой дверь на ключ. Мама выглянула из кухни, тихо спросила:

– Что он?

– Всё хорошо, мама. Я ж тебе говорила, – печально улыбнулась Зоя, – Богдан – хороший парень. Он бы никогда не сделал мне ничего плохого.

Она сама сделала всё, что смогла. А он, наверное, и рад этому. Не придётся бегать за сумасшедшей истеричкой, рассказывать ей о том, что у него, возможно, были какие-нибудь чувства. Какие чувства? Всё закончилось, Земля не остановилась, солнце не погасло.

– Мне работать надо, времени нет, – тихо ответила Зоя. – А то я спала слишком долго.

– Всего до восьми, Зоечка.

– Всю зиму, мама, – покачала головой она. – Всю зиму…

Глава двадцатая

2 марта, 2020 год

Зоя думала, что тяжелее всего ей будет именно первого марта, когда начнётся весна, закончится её странная и смешная история любви, и придётся вновь просыпаться в реальном мире, где на кухне завтрак готовит всё ещё обиженная и не понимающая, как её дочь повелась на такого парня, мама.

Вообще-то, предполагалось первого же марта маму утешить. Порадовать её новостью, что они с Богданом просто притворялись целых три месяца и морочили людям головы. Зачем? Да вот хотя бы просто так. Орловский-то не смог назвать ей толковую причину собственного поведения, каждый раз придумывал всё новые и новые отговорки, а потом и вовсе забросил это глупое дело и отвечал загадочными улыбками и подмигиваниями. Что ж, Зоя к этому практически привыкла.

Но радостную весть она так и не сообщила, первое марта провела дома в окружении учебных заданий, и когда вечером вспомнила о том, что надо бы тосковать, только радостно улыбнулась. Она поверила было, наивная, что её отпустило.

Потом пришло второе марта, понедельник, всё ещё заснеженный и холодный, ознаменовавшийся очередным "минусом", и Зоя, проснувшись, долгое время не могла понять, в каком она сезоне оказалась. Погода издевалась, подсказывая, что зима ещё не закончилась, но календарь был неумолим, а Богдан вчера не звонил и не говорил со своими привычными вредными интонациями, что, возможно, они продлят розыгрыш, пока не пойдут первые цветы, не сойдёт снег, не зацветут яблони, не будут падать вновь осенние листья…

В общем-то, Зоя умом понимала, что так будет. Но сердце её осознало, что сон длиной в зиму закончился, каким бы он ни был приятным, именно второго марта, когда пришлось выходить в университет и тайком ждать сто и один вопрос от полных любопытства сокурсников.

Она не заморачивалась, выбирая одежду, схватила джинсы, первый попавшийся под руку свитер, замотала горло, кажется, и вовсе маминым шарфом и только на секунду задержалась у зеркала, чтобы поправить пальто и не выглядеть совсем уж потерянной и разбитой. Профессиональная улыбка, о существовании которой Зоя забыла на три месяца, выглядела теперь несколько неестественно в сочетании с погасшим, грустным взглядом, но Зоя убедила себя в том, что её это вполне устраивает. А кому не нравится, пусть отворачиваются.

Дорога в университет, привычно короткая и по-зимнему холодная, не принесла привычного удовольствия. Зоя вдыхала морозный воздух и какого-то чёрта в очередной раз вспоминала Орловского. Не звонившего, молчавшего после этого штрафного, лишнего зимнего дня, подаренного им капризным февральским календарём.

Первая пара была у глухаря. Зоя предполагала, что её сокурсники и не в курсе в большей своей части, что преподавателя зовут Альберт Семёнович, настолько к нему прицепилось название глуховатой птицы – между прочим, весьма по адресу прицепилось. Глухарь никогда не слушал вопросы, ничегошеньки не понимал в людях и мог ползанятия рассказывать четвёртому курсу материал, который приготовил для завтрашней пары у первокурсников.

Зоя спокойно поднялась на своё привычное место, сняла надоедливый берет, шарф и собиралась, как ни в чём ни бывало, слушать лекцию, когда её за полу пальто дёрнула подружка.

– А вы что, расстались? – не стесняясь свидетелей, громко спросила она.

– С чего ты взяла? – удивилась Зоя.

Конечно же, они узнают. Зоя больше не станет ходить с Орловским под ручку, переглядываться с ним в коридорах, когда они будут случайно проходить друг мимо друга, и, разумеется, устраивать публичные выступления в виде бурного проявления своих чувств тоже, но не с первого же дня?

– А с того, – заявила, гордо задирая нос, вечная активистка Олька, сидевшая прямо у Зои за спиной, – что он позвал меня на свиданку!

Зоя медленно повернулась к Оле и смерила её таким взглядом, что любая другая поняла бы – пора б и замолчать.

– Позвонил мне вчера вечером! И расспрашивал, где у нас первая пара, во сколько времени, какая аудитория! Он наверняка за мной зайдёт… И все, все кто здесь присутствует, увидят, что теперь Орловский – мой парень!

– Ну, а свидетелей ты собрала, чтобы он потом не сказал, что ничего не было? – ухмыльнулась Зоя. – А то мало ли. Вдруг кто-то не посчитает, что один звонок часов в восемь вечера – это признак того, что тебя уже позвали замуж.

– Стал бы он мне звонить, если б вы всё ещё были вместе! Набрал бы тебя, – фыркнула Олька.

– Логично, – согласилась Зоя. – В следующий раз, когда надо будет сделать какой-нибудь дикий вывод из совершенно невинных фактов, я свяжусь с тобой, Оля.

– Да тут все уже знают, что Богдаша тебя бросил!

Зоя скривилась. Называть Орловского Богдашей могла только девушка, которая вообще не была с ним знакома. Богдан кривился от каждого изменения, которое кто-либо пытался внести в его имя, а за такие уменьшительно-ласкательные варианты вообще, кажется, был готов убить.

– Спасибо, что проинформировала всех. Когда нам придётся объявлять о чём-нибудь важном, мы обязательно обратимся к тебе, как к глашатаю, – ответила Зоя, удивляясь собственной невозмутимости.

Оля не ответила. Вместо этого, закрутившись на своём месте, как юла, она вдруг принялась тыкать пальцем в дверь.

Зоя медленно повернулась и застыла.

Орловский.

Неужели и вправду к Ольке? И смотрел в их сторону. Стоял в дверном проёме, даже рукой помахал, будто подзывал кого-то к себе. Оля подскочила было, готовясь мчаться к нему на крыльях любви, но, натолкнувшись на ставший вмиг холодным взгляд, притормозила.

– Горовая, подойдёшь? – позвал он Зою по фамилии.

– А ты сам не можешь? – скривилась девушка. – Это мне за тобой бегать надо?

– Ну просто спустись, – Орловский сделал шаг вглубь аудитории. – Я на минуточку, честно.

Оля что-то зашипела за спиной, кажется, придумывала новую версию их с Богданом ссоры, представляла, что это Зоя, узнав о его чувствах к ней, к Ольге, послала Орловского ко всем чертям и отказалась продолжать весь этот фарс…

Зоя решительно направилась вниз. Надо было немедленно выставить парня прочь из аудитории, чтобы он не поднял на уши тех несчастных студентов, которые ещё не в курсе о том, что он "позвал на свидание Олю".

Или Оля сама позвалась, кто её знает.

– Сойка-Зойка, – Богдан опёрся плечом о штукатуренную стену аудитории, не задумываясь о том, что его куртка будет вся белая, как от мела. – Я это… Без костюма, ты ж знаешь, у меня нет. И цветочков подходящих не нашлось, восьмое марта на носу, разбирают…

– Орловский, – тяжело вздохнула Зоя, – что тебе надо? Зима уже закончилась. Тебя там ждёт Оля, кажется. Она уже разве что профессору нашему, глухарю бескрылому, не рассказала, что идёт с тобой на свиданку. Вот, смотри, машет.

Богдан проследил за её взглядом и усмехнулся, увидев Олю, буквально подпрыгивающую на своём месте от нетерпения. Да и вообще, всё женское представительство потока четвёртого курса, кажется, собравшегося в основном благодаря Ольке, желающей максимальному количеству людей показать, как она покорила их местного красавчика, сейчас жадными глазами смотрело на Богдана, явно дожидаясь, когда он, перескакивая через три ступеньки, бросится к их горе-активистке признаваться в любви.

У Зои вдруг появилось чёткое ощущение, что Орловский понятия не имел, кто такая Олька.

– Надо же, – усмехнулся Богдан. – Я спросил у неё, где аудитория у вас будет. Про свиданку – я не виновен, честно.

Девушка вздохнула.

– Что надо, Орловский?

– Ну… – его щёки ни с того ни с сего порозовели. – Я, Сойка-Зойка, это…

Зоя впервые видела Богдана смущённым. Ни вальяжная поза, ни вредная улыбка, застывшая на губах, ситуацию не исправили. То, как он смотрел на неё, уже вызывало определённые ассоциации.

– Я думаю, – протянул он, – это ж некультурно будет, просить тебя стать моей девушкой, правда?

– Ну, немного, – согласилась она. – Мы ж вроде как три месяца притворялись парой, и при свидетелях, и без. Дальше только расстаться.

– Не, ну как вариант, – кивнул Богдан. – Развитие. Но так себе, мне не очень. Я тут подумал… Если ты больше не можешь быть моей девушкой, может, Сойка, станешь моей невестой?

Зоя, честное слово, хотела отказаться. Она почти ждала, что Богдан придёт к ней с каким-нибудь глупым предложением. Пойти, потанцевать на скользкой крыше. Целоваться перед всем потоком. Или, может быть, вылезти из окна второго этажа, сбежать от родителей, а потом сидеть, обнявшись, у него на диване, и отогревать ледяные руки.

В духе Орловского было бы предложить ей притворяться ещё целую весну. Или лето. А потом, может быть, немного притвориться в постели, ещё так разок, и…

Но предложить стать невестой?

– Понарошку? – шепотом уточнила она, боясь оглядываться на одногруппников, особенно на Ольку, уже сверлившую её пылающим взглядом.

– Понарошку мы уже проходили. Ты, Горовая, границ не чувствуешь, – махнул рукой Богдан. – С такой, как ты, притворяться неинтересно. Нет, взаправду. Настоящей невестой.

– Орловский, – вздохнула Зоя, – настоящие невесты становятся настоящими жёнами месяца эдак через полтора. Ты в курсе вообще, да?

– Я в курсе, – серьёзно кивнул Богдан.

– И что не вовремя это, да? И что вот это всё так не работает… Я тебя совсем не…

Зоя хотела сказать, что они практически не знают друг друга, что это не опыт отношений – три месяца притворства, но почему-то не решилась, только подняла на него слегка растерянный взгляд.

– Ты серьёзно, что ли?

– Так ты согласна?

– Дурак ты, Орловский, – выдохнула Зоя. – Дурак… Иди, сейчас глухарь вернётся. Мне на пару надо. И не шути так больше, понял?

Она отвернулась гораздо быстрее, чем следовало, всё для того, чтобы не успеть передумать, и уверенно направилась вверх, к своему месту. Уже когда поднялась наверх, к подружкам, как-то странно на неё смотревшим, и к Ольке со сверкающими, злыми глазами, оглянулась, но Богдана уже не было, только глухарь привычно медленно заходил в аудиторию, готовясь читать очередную нудную лекцию.

Как же это глупо, наверное, прозвучало. Кто б услышал: идиотка, отказывается выйти замуж, чтобы не пропустить пару? Но Богдан же шутит, шутит, правда?

– Ну что? – влезла Оля. – О чём разговаривали? Мой Богдаша сказал тебе, что ты ему не нужна, правда? Правда? Это он ко мне пришёл! А ты зря к нему полезла!

Зоя вздрогнула. Неужели Орловский действительно будет с такой, как Оля? С девочкой "попроще", которая и в огонь, и в воду, и в постель на третий день, или даже на первый? Богдаша?! Да ведь он ненавидит, когда его так называют, а Ольку не переучишь…

Преподаватель наконец-то устроился на своём стуле и открыл рот, чтобы начинать читать лекцию, но Зое было наплевать. Она схватила вещи, беспорядочно затолкала тетрадки в сумку и, не прощаясь, бросилась к выходу. Глухарь проводил её странным, мутным взглядом, но так ничего и не сказал, только едва заметно, слабенько так улыбнулся. Словно понял, хотя что он там может понять?

Зоя выскочила из аудитории, пробежала несколько шагов и только тогда поняла, что коридор был пуст. Ушёл? Неужели просто так взял и ушёл, пока она думала про Ольку и про пропущенную пару?

Сзади раздался знакомый до боли свист.

Девушка обернулась так стремительно, что тетрадка, торчавшая из сумки, полетела на пол, но она на неё даже не посмотрела. Да какая разница, что случится с конспектом без единой толковой фразы?

– Я знал, что ты выйдешь, – улыбнулся Богдан. – Моя Сойка всё-таки куда более дикая, чем они все думают.

Он стоял, прислонившись спиной к стене, с белым от штукатурки рукавом, и довольно, словно кот, объевшийся сметаны, улыбался.

– Ты придурок, Орловский, – выдохнула Зоя. – Какой же ты придурок…

Сумка с шумом упала на пол следом за тетрадью, следующим из пальцев выскользнул берет с шарфиком, которые она так и не успела надеть. Пальто сползало с плеч, но Зоя не обратила на это внимания. Она приблизилась к Богдану, чувствуя себя будто полупьяной, и протянула руку, чтобы отряхнуть его одежду, вытереть это мерзкое белое, но Орловский перехватил её руку и вложил в её какую-то коробочку.

Не красную.

Не бархатную.

С кольцом.

– Я совсем не романтик, если что, – усмехнулся Богдан. – И я не умею правильно признаваться в любви. Так что, если ты согласишься, тебе придётся жить с последним чурбаном, который как максимум может сыграть тебе на фортепьяно. Но у нас фортепьяно, наверное, не…

– Я согласна, – выпалила Зоя прежде, чем успела передумать.

Она честно собиралась поцеловать его первой. Но Богдан успел сгрести её в охапку раньше.

И плевать было на пальто, которое будет всё белое, на то, что Орловский прижимал её в университетской стене, стремящейся оставить свой отпечаток на любой одежде. Плевать на то, что загремела дверь – из аудитории выглянул ошалелый глухарь, а за ним и Оля, раскрасневшаяся и, кажется, понявшая, что когда спрашивают аудиторию – это не зовут на свидание.

Зое было всё равно. Она видела только Богдана, смотрела в его знакомые, тёплого оттенка карие глаза, чувствовала тепло поцелуя на губах…

– Они хотят, – прошептал Орловский, – чтобы ты им что-нибудь объяснила.

Надо было и вправду объяснить. Показать кольцо, каким бы оно ни было, хоть скрученным из травинки или нет.

Но, разумеется, Зоя этого не сделала. Её теперь не волновала толпа, пытающаяся выбраться из аудитории. Кто любил хоть раз, и сам поймёт, как глухарь, этот чёрствый, странный преподаватель, сейчас загонявший всех студентов в аудиторию, чтобы не мешали – но так и не потребовавший, чтобы вернулась Зоя. И даже Оля, вечно разочарованная и, кажется, продумывающая ужасную месть, сейчас медленно плелась к своему месту.

Имело ли это для Зои какие-то значение?

Нет. Она впервые в жизни чувствовала себя такой свободной… И такой настоящей. Впервые ей было так уютно – посреди университетского коридора, в тёплых, родных объятиях Богдана.

И, что самое главное, впервые она была на своём месте.

Девушка, невеста, жена… Какая разница, какой статус у их отношений?

Зоя вдруг поняла: она не одна бесповоротно, по уши влюбилась…

Это было взаимно.

– Орловский, – прошептала она, на секунду отпрянув от него, чтобы посмотреть в глаза. – Скажи мне…

Она задержала дыхание, не в силах вытолкнуть из себя конец фразы. Мало ли, что он может ответить… Мало ли, насколько больно ее обожжет правда.

– Это с самого начала было по-настоящему.

– Но зачем тогда… – Зоя провела ладонью по его щеке, пытаясь убедиться в том, что Богдан не растворится в воздухе, не исчезнет никуда, не превратится в фантом, а она не проснётся от этого сладкого кошмара в своей постели очередного одинокого второго марта…

Он никуда не пропал. Все так же стоял рядом. Вот только Зоя все никак не могла понять, зачем столько времени было играть, если можно было с самого начала быть вместе по-настоящему.

– Потому что ты – Снежная Королева, – пожал плечами Орловский. – Ты бы никогда не согласилась, предложи я тебе отношения.

Зоя закрыла глаза. Ей вдруг стало так смешно – надо же! Её даже нельзя нормально пригласить на свидание, предложить отношения, не придумывая миллион уловок. И если б Орловский был неправ! Так нет же, то, что он сказал – чистая правда. Она б его послала, услышав только первые несколько слов. Зачем слушать? Отношения – не для таких, как она.

По крайней мере, ей так казалось.

Богдан не ошибался. Она действительно была из тех, кто не смог бы нормально начать отношения. Нашла бы сто поводов для отказа, придумала бы что-то и просто убежала от него. Если б тогда, в начале декабря, Богдан предложил ей встречаться, откуда у нее вообще появились бы мысли относительно его надежности? Она просто не поверила б его словам. Или, возможно, не поверила бы своим чувствам?

Теперь-то, когда все уже произошло, Зоя понимала, сколько могла наделать ошибок! Удивительно, но ее идеальный путь был именно таким: тернистым, полным ошибок и глупостей, неожиданных поворотов, теперь искренне смешивших ее.

– Спасибо, – поблагодарила девушка, хотя прозвучало как-то странно.

– За что? – удивился Богдан.

– За то, что растопил моё холодное сердце, – прошептала Зоя прямо ему в губы. – А я уж боялась, что сон длиной в зиму закончился…

– Ну, он и закончился, – с усмешкой отозвался Богдан. – Пора жить наяву, Сойка.

И опять поцеловал её, будто доказывая, что наяву – оно интереснее всё же…