Текст книги "Снегурочка на заказ (СИ)"
Автор книги: Альма Либрем
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)
– Давно пора было это сделать, – произнес Даниил, как будто не поняв, почему я так на него смотрю. – Ну что? Прогуляемся?
– Да, – кивнула я, выдавив из себя улыбку.
– Что-то не так?
– Нет, – я улыбнулась. – Спасибо, что наконец-то поставил её на место.
Вот только это заставило меня вспомнить, кто я на самом деле и почему здесь нахожусь.
Глава двадцать вторая
Я так и не смогла избавиться от ощущения сильного напряжения. Весь вчерашний день прошел как-то очень странно, как будто в тумане, и я до сих пор проматывала в голове фразы, сказанные Даниилом Виталине. Он не грубил, был предельно культурен и толерантен, насколько такое вообще возможно в случае с Витасей, но я упорно не могла избавиться от ощущения, что из-за меня в этом доме что-то поломалось, что-то испортилось…
На самом деле, все шло своим чередом. За завтраком, когда все жители дома вновь собрались за одним столом, Вита была крайне приветлива, весела и все пыталась уложить Даниилу на колени салфетку, но была уверенно отсажена от него Еленой Владимировной. Теперь, когда Виталина каким-то чудом оказалась между единственными свободными мужчинами – десятилетним Андреем и семилетним Алешей, – она наконец-то сумела успокоиться и вела себя более-менее прилично. Правда, пару раз попыталась хотя бы под столом, хоть ногой, но дотянуться-таки до Котовского, но промахнулась, задела Дану и, опасаясь лишней ревности в контексте сидевшего не так далеко Василия, присмирела.
Дана была чернее тучи. То, с каким видом она насыпала в тарелки детям еду, вряд ли было нормальным поведением любящей матери. Василий наблюдал за своей супругой молча, кажется, с трудом сдерживаясь, чтобы часом не прийти ей на помощь – но всё равно не давал себе воли, например, подать что-нибудь Богдане или сказать, что сделает столь неприятную для неё работу сам. Их отношения, как мне показалось, стали ещё более натянутыми, но, вполне возможно, Богдана просто сегодня была не в самом хорошем настроении.
Котовский же, игнорируя своих родственников, упрямо бросал на меня косые взгляды и как будто порывался что-то спросить. Может быть, все ещё интересовался относительно моей мрачности, не понимал, почему я стала реагировать сдержаннее…
Не говорить же ему, что влюбилась сдуру, а теперь поняла, чем на самом деле это всё может для меня обернуться!
Елена Владимировна, чувствуя дурное настроение своих детей, тоже была отнюдь не радостна. Периодически переводя взгляд с Даниила на Богдану и обратно, она цокала языком и качала головой, но не комментировала, опасаясь негативной реакции или просто не желая провоцировать своих детей.
Даже Яночка и Анечка присмирели, сидя рядом с мамой.
И только Сергей Петрович, судя по всему, не видел ни единого повода смущаться и сдерживать бьющие ключом положительные эмоции. Обычно молчаливый, на сей раз он обвел взглядом всех присутствующих и ни с того ни с сего заявил:
– А чего это вы такие тихие? Впервые вижу, чтобы за семейным столом Котовских так молчали!
– Ну, – усмехнулась Виталина, – наверное, это потому, что тут не все Котовские…
– Да, – не удержалась я, – особенно те, у кого нет шанса ими стать.
Витася поджала губы, но решила, что ей выгоднее оставить эту маленькую победу за мной, а не влезать в очередной скандал.
– Не верю я в такие причины, – отмахнулся Сергей Петрович. – Ну вот ты, Даня, чего сидишь такой спокойный и сердитый?
– Просчитываю в голове проект, – покачал головой Даниил.
На самом деле, мы вчера закончили практически все, оставалось только удалить детали, и я очень сомневалась, что Даниила в самом деле волновал проект. По крайней мере, то, как он под столом поймал меня за руку и осторожно сжал ладонь, будто пытаясь придать уверенности в будущем, убедило меня совершенно в противоположном.
– Всё о работе и о работе, – вздохнул Котовский-старший, впрочем, безо всякого осуждения; он явно радовался карьерным перспективам сына. – А ты, Богдана?
Женщина закусила губу, подняла на отца злой взгляд, как будто тот только что заставил её подумать о чем-нибудь плохом, но так и не проронила ни единого слова. Особенного спокойствия она тоже не излучала, была напряженной, нервной и будто готовой броситься на кого-нибудь сию же секунду, причем просто для того, чтобы удовлетворить свои порывы.
– Все в порядке, – промолвила она наконец-то. – Просто не о чем разговаривать.
Сергей Петрович пожал плечами. Выглядел он несколько разочарованным, очевидно, впервые за долгое время попытавшись кого-то разговорить, не ожидал, что не получит ни малейшего результата. Не думал, наверное, что это может быть настолько сложной задачей.
– Сережа, – не удержалась Елена Владимировна, – ты бы лучше поел, а потом детей дергал. Ну молчат и молчат… Может, магнитные бури!
– Да, кстати, – влезла Виталина, – магнитные бури сегодня очень сильные! Я смотрела в интернете, больше четырех баллов. Голова будет просто раскалываться…
– Нам есть о чем разговаривать.
Виталина так и запнулась ровно на середине предложения и медленно повернулась к Василию. Я в принципе едва ли не впервые слышала, чтобы мужчина заговорил, он казался мне каким-то замкнутым, недовольным жизнью и будто не желающим привлекать к себе лишнее внимание. Но сегодня, очевидно, причина была действительно очень серьёзной.
– Мы с Богданой, – решившись, продолжил мужчина, – хотим вам кое о чем рассказать.
Судя по тому, как на него взглянула сама Дана, она особенного желания разговаривать уж точно не испытывала. Василий же, повернувшись к жене, тихо спросил:
– Ты или я?
– Давай уж ты, если решил, что уже пора, – ответила она таким тоном, что как раз впору было бы стушеваться и не знать, что делать дальше. По крайней мере, на месте Василия любой бы понял, что сама Богдана в этот момент информацией делиться точно не хотела.
И злилась, что он поднял эту тему.
– Значит, я, – кивнул Василий, явно не собирающийся отступать от своей цели. – Что ж… Елена Владимировна, Сергей Петрович, вас это, наверное, коснется в первую очередь… – мужчина выдержал короткую паузу, словно ему понадобилось время, чтобы просто набраться смелости. – В общем… Мы с Даной решили переехать и жить отдельно.
– Что? – ошеломленно спросила Елена Владимировна.
Её как будто приковало к стулу. Женщина побледнела, потом покраснела, потом – вновь побледнела, и всё это за считанные секунды. И нельзя сказать, что перспектива расставания с дочерью её так сильно обрадовала, как некоторых родителей, желавших, чтобы дети жили от них отдельно.
– Но как же… – подал голос Сергей Петрович, не менее удивленный. – У Василия же всего лишь однушка. Куда там детей? Вы же не станете снимать квартиру!
Мужчина повернулся было к Даниилу, но так и не решился сказать, что тот мог бы и оказать сестре посильную помощь. Котовский и так, насколько я понимала, довольно серьёзно помогал и Дане, и родителям, потому не испытывал ни малейшего желания покупать ей какую-нибудь большую квартиру.
– У меня есть кое-какие запасы, – промолвил Василий. – Мы решили приобрести квартиру в новостройке. Конечно, сначала придется потратить время на ремонт, и, возможно, мы не сразу сможем переехать прямо с детьми, будем просить вас посмотреть за ними, но… – он взглянул на Аню и Яну, притихших и смотревших на родителей большими, широко распахнутыми от удивления глазами. – Это вынужденная мера. Мы надеемся, что, когда вся ответственность ляжет на нас, целиком и полностью, будет гораздо легче наладить отношения.
– Я полноценно выйду на работу, – подтвердила Богдана, – а не буду на полставки. Всё равно, пока ремонт, девочки будут больше с бабушкой и дедушкой…
Я поразилась тому, с какой легкостью Богдана и Василий были готовы перекинуть ответственность за своих детей на двух пенсионеров, которые и так помогали им, чем могли.
– Но зачем же так радикально, – попыталась возразить Елена Владимировна. – Всегда можно подождать, возможно, подзаработать ещё денег, немного устроиться в жизни, а тогда уже и вылетать из семейного гнезда…
– Нет уж, – довольно грубо возразила Богдана. – Спасибо, я в твоем гнезде уже вдоволь насиделась. Вон, Данька выпорхнул, когда ему едва восемнадцать исполнилось, и ничего, сколько денег заработал! И от невесты его ты просто в восторге. А ко мне вечно одни претензии.
Нельзя сказать, что те претензии такие уж и беспочвенные, конечно, но я себе тоже не представляла, как можно до сорока лет жить с родителями под одной крышей и не стыдиться того, что пользуешься их деньгами, их помощью, даже не оставляя им альтернативы. Впрочем, если Богдана в самом деле собиралась оставить на пожилых родителей своих троих детей, то чему я удивляюсь?
– Мы уже спрашивали детей, – на всякий случай решила отсечь все возможные аргументы противников Богдана. – И они совершенно не против пожить с бабушкой и дедушкой. Правда, дети?
– Конечно, мама, – ответил сразу за всех троих Андрей, как самый старший, и мне почему-то стало не по себе от мысли, что детям не особенно и хочется жить со своей родной матерью.
Елена Владимировна не проронила больше ни слова. Она явно была сильно расстроена, даже глаз на дочь не поднимала, только хмуро покачала головой. Наверняка в этот момент женщина с трудом сдерживала слезы, настолько диким казалось ей решение Богданы.
Никто не рисковал заговорить. Даже Виталина, обычно не отличавшаяся ни толерантностью, ни умением вовремя закрыть рот, кусала губы, сдерживая желание что-нибудь ляпнуть, справлялась со сверхзадачей не произнести ни одной глупости пока что довольно успешно.
– Может, чаю? – нарушил воцарившуюся за столом тишину Сергей Петрович, надеясь вновь как-нибудь разбавить атмосферу.
– Тут не чай, – вздохнула Елена Владимировна. – Тут успокоительного бы, – она покачала головой. – Это же надо… И не придумать, и… – она махнула рукой.
– Так есть же успокаивающие чаи, – обратилась к женщине я, пытаясь хоть как-нибудь её отвлечь. – Меня вот Виталина угощала… Карпатским, – я застыла, осознав вдруг, что такое действительно имело место быть. Только вот подробностей я совершенно не помню. Но угощала же?
Я будто почувствовала на языке вкус того карпатского чая, странный такой, как будто у какого-нибудь лекарства. Но…
– Да? – удивился Даниил. – Угощала карпатским чаем… Надо же. Я что-то не заметил, чтобы вы в самом деле чаевничали… А не тогда ли ты его выпила, когда мы работали над проектом и ты вышла за кофе, чтобы не уснуть?
Я повернулась к нему, почувствовав себя в эту секунду самой последней идиоткой.
– Тогда, – прошептала я, и Котовский, кажется, с трудом сдержался, чтобы не рассмеяться вслух.
– Какой карпатский чай? – удивилась Елена Владимировна. – Витася, ты с собой привезла? Так почему ж ты не сказала? Я так люблю чаи на травах!
Судя по тому, какими тусклыми, безжизненными в этот момент были глаза Елены Владимировны, плевать она хотела и на карпатский чай, и на Витасю, просто пыталась каким-то образом заполнить звонкую, почему-то вызывающую ужас тишину.
– О да, – подтвердила я, не удержавшись. – Ещё и такой вкусный чай! Я вот только каким-то удивительным образом совсем про него забыла.
– Мама, – оживилась Анечка, – а можно мне тоже вкусного чаю?
– Тебе нельзя, дорогая, – ответил вместо Богданы Даниил, – это специальный чай, для взрослых. Таким маленьким детям его не дают.
– Для взрослых? – ошеломленно произнесла Елена Владимировна. – Это ж на каких таких травах этот чай?
Хотя на самом деле детям можно далеко не все лекарственные травы, да и вообще это все сугубо индивидуально, женщина, кажется, правильно истолковала слова своего сына. По крайней мере, удивление, отпечатавшееся у неё на лице, говорило само за себя.
Елена Владимировна посмотрела сначала на меня, потом на Виталину, после воззрилась на своего сына, явно подумывая, не спросить ли у него в первую очередь, что происходит, но Даниил только поднял руки, будто сдаваясь.
– Я тут ни при чем! Карпатский чай не пил. Только наблюдал последствия. И вот мне очень интересно, Вита, на каких таких травах был этот чай… Или, например, знала ли Оля о том, какими будут последствия?
Конечно же, не знала! Если б я могла предположить, что невинная чашка чая…
Господи помилуй!
У меня складывалось такое впечатление, будто упоминание о чае сработало как самый настоящий триггер. Перед глазами моментально запрыгали не слишком приличные, хотя довольно приятные воспоминания о позавчерашнем вечере, когда я, кажется, была готова одним махом позабыть обо всех своих принципах и натворить такого, о чем, может быть, потом ещё очень и очень долго сожалела бы.
А потом я вспомнила, что все это началось после чая. И дернул же меня черт чаевничать с Витасей! Знала же, что от этой женщины не следует ждать ничего особенно хорошего, но, тем не менее, всё равно согласилась посидеть с нею, сделала несколько глотков… Хорошо, что не выпила больше. А то что тогда бы произошло!
– Да там ничего такого… – запнулась Виталина, очевидно, чувствуя себя не слишком комфортно под пристальным взглядом Даниила. – Просто… Просто мне хотелось, – она наконец-то придумала отговорку, которая показалась ей достойным, – чтобы Ольга больше раскрылась, вела себя естественно. А то она пришла такая зажатая, такая уставшая. Вот я и решила помочь!
Почему-то я не верила в искренность ни единого произнесенного слова. Судя по тому, как хмуро смотрел на Виталину сам Даня, он тоже не проникся этим заявлением.
– Дети, – напряженно произнесла Елена Владимировна, вовремя осознав, что за столом присутствовало как минимум четыре лишних свидетеля, – а не хотите пойти поиграть? Вы же уже доели?
Я только сейчас обнаружила, что и вправду, тарелки детей уже почти опустели. Вероятно, паузы длились всё-таки дольше, чем мне казалось, и разговор получался куда более неловким, чем можно подумать.
– Да, ба, – Андрей, как самый старший, сориентировался первым. – Леха, пошли, мы ж должны были пересобрать мою железную дорогу! Девочки, хотите с нами?
Не то чтобы девочки очень хотели, но, сопровождаемые мрачным, злым взглядом собственной матери, всё-таки выбрались из-за стола и схватились за руки старшего брата. Тот, поймав бабушкину улыбку, с серьёзностью взрослого человека зашагал прочь.
– Эта информация не для детских ушей! – заявил он с порога, прежде чем окончательно удалиться из комнаты.
Даниил, казалось, только этого и ждал.
– И что ты там хотела раскрывать в Оле? – повернулся он к Виталине.
– Ну понимаешь, – женщина покраснела. – Понимаешь… – она закусила губу. – Ведь люди же часто говорят неправду! А иногда это очень важно, быть предельно искренним! Я всего лишь хотела, чтобы Оля расслабилась, больше о себе рассказала. Чтобы ты до конца смог понять, что она за человек такой, какие у неё взгляды на жизнь.
– То есть, – Даниил угрожающе поднялся на ноги, – ты хочешь сказать, что подлила моей невесте какую-то гадость в чай только для того, чтобы она, опьянев, ляпнула что-то лишнее и опозорилась передо мной!
– Да я же из добрых побуждений!
Получилось неубедительно. Когда люди что-то делают из добрых побуждений, они потом с таким провинившимся видом не вжимаются в стул. А Виталина, кажется, места себе не находила.
– Виточка, – покачала головой Богдана, – какой кошмар! И что ж ты ей подлила такого… бездейственного? Потому что я не вижу, чтобы мой брат спешил бросать свою невесту!
Ни родители, ни муж не успели одернуть Богдану, и она довольно усмехнулась, торжествуя, что хотя бы Вите смогла сказать какую-нибудь гадость.
Вот только Виталина, кажется, была готова и на большие откровения.
– Да чья б мычала! – возмутилась она. – Это ж ты мне тот препарат дала, говорила, что её развезет уже через пару минут и она на людей бросаться начнет! А она как была тихая так и осталась!
Я в этот момент почему-то могла смотреть только на Елену Владимировну. Женщина сидела красная, как вареный рак, всё ещё не в силах отойти от шока и принять мысль о том, что её дочь дала своей подруге какой-то препарат, причем совершенно не имеет значения, какой именно. И чего ради? Чтобы позволить ей навредить другому человеку! Хороша помощница!
– Всё в порядке? – не выдержала я. – Может быть, вам давление померить или…
– Всё в порядке, – медленно, но уверенно выдавила из себя Елена Владимировна. – Но я просто… Я просто… Нам, – женщина решительно встала со своего места, – надо немедленно прекратить этот разговор.
– Ну уж нет, – покачал головой Даниил. – Прекратить? Чтобы в следующий раз в чашке Оли оказалось что-нибудь посерьезнее? Какой-то тяжелый наркотик? Яд? И всё это для нашего общего блага? Или ты не понимаешь, мама, что означает в чашку постороннему человеку подсыпать препарат? Любой! Да и речь же идёт, – он стремительно повернулся к Богдане, – не о случайном противовирусном. Вита?
– Я не знаю! – замотала головой Виталина. – Я понятия не имею, что это было! Я просто… Да это вообще была идея Богданы!
– Да?! Да я только препарат подобрала! – взорвалась Дана. – Да ты вообще чокнутая! Решила, что сможешь захомутать моего братика, и на всё ради этого была готова! Ты вообще у меня просила отраву, скажи спасибо мне, братец, что я её отговорила и дала безобидное средство! Ну что твоя Оля могла на нем сделать? Стриптиз публичный бы устроила, как максимум! А эта хотела, чтобы она в больницу слегла!
– Неправда! – возмутилась Витася. – Ничего такого я не хотела. Даже в голове не было! Я просто была уверена, что… Что… Да не думала я её травить!
– Не думала? А я…
– Замолчали! Обе!
Гневное восклицание Даниила и вправду заставило женщин умолкнуть. Они переглянулись и, кажется, только сейчас осознали, что в пылу ссоры выболтали Даниилу все подробности, даже те, которые он совсем не рассчитывал услышать.
Котовский же был сердит донельзя. Прежде я видела Даниила таким лишь однажды, когда он со скандалом выгонял с работы какого-то сотрудника по подозрению в шпионстве. Что ж, то, что наделали Богдана и Виталина, тоже смело можно было называть диверсией. И я б не сказала, что вреда от их поступка было гораздо меньше.
– Я не представляю, как вам могло вообще в головы ваши пустые прийти, – прошипел Котовский, – подсыпать препарат незнакомому человеку. Не знаю, чего вы там думали добиться! Я уже молчу о побочных эффектах, об аллергии и всему остальному. Но вы знаете, вы, две идиотки, что это – уголовное дело?
Судя по тому, как закатила глаза Дана, в уголовное дело она не видела.
Котовский обошел свой стол по кругу, встал у меня за спиной и, судя по всему, оперся руками о спинку моего стула. Я могла чувствовать жар его тела – и волнение вперемешку с раздражением, что буквально излучал Даниил.
– Я говорил о том, что не потерплю больше такого отношения ни к себе, ни к своей невесте, – холодно промолвил он. – Я уже предупреждал об этом…
– И что? – вскинулась Богдана. – Выгонишь меня с детьми на улицу?
– А я? В чужом городе, одинокая женщина, с ребенком…
– Да ты такая же одинокая, как и я! – вспылила Дана в ответ на Витасино нытье. – У тебя дома муж твой ждет! Даже не догадывается, что ты от него в гречку прыгнуть решила! А гречка ершистая оказалась, не оценила бабу на семь лет старше!
– Да я…
– Рты закройте, – оборвал их Котовский, очевидно, не имевший больше терпения выслушивать все ссоры. – Да, у вас дети. И они не виноваты в том, что их матери немного больны на голову. Или не немного. Они себе родителей, к сожалению, не выбирали. Потому что, я уверен, выбрали бы кого-нибудь получше. И выставить вас на улицу я, к сожалению, тоже не могу. С тобой, Виталина, и с твоим мужем, одинокая ты наша, думаю, мы больше не увидимся. Ты уедешь из этого дома раз и навсегда, и что-то я сомневаюсь в том, что мы будем пересекаться.
Витася сидела, тише воды, ниже травы. Кажется, никаких планов по соблазнению Котовского у неё уже не было и близко, единственным желанием Виталины теперь оказалось покончить со всем этим без особенно негативных последствий.
– С тобой, Дана, будет сложнее, – промолвил Котовский. – Очень мило, что ты решила больше не жить в родительском доме – и, надеюсь, ни на какую поддержку с моей стороны ты не надеешься, потому что её не будет. Я согласен помогать племянникам, конечно же, я буду поддерживать родителей. Но ты со своим муженьком теперь в свободном плаванье. И я очень надеюсь, что в один прекрасный день не окажется, что вы разбежались в разные стороны, а дети, как всегда у тебя, Дана, бывает, остались не у дел.
Богдана выслушивала это с гордо поднятой головой, а потом проронила:
– Ну раз я тебе настолько неприятна, то как же ты собираешься праздновать Рождество со мной за одним столом? Отвернешься в противоположную сторону и будешь смотреть только на свою распрекрасную невесту?
– Нет, – возразил Котовский. – Мы решим эту проблему проще. Мы с Олей уедем сегодня же. Надеюсь, Оля, ты не будешь против?
Глава двадцать третья
Я очень сомневалась, что в такой ситуации вообще можно было спорить с Котовским. Впрочем, ответила всё равно искренне:
– С удовольствием вернулась бы домой.
Я сама не знала, когда успело зародиться такое дикое желание поскорее сбежать от семьи Даниила, но только что впервые пришла к осознанию, что очень сильно от всего этого устала. Притворяться его невестой, но на самом деле быть непонятно кем, общаться с Богданой и улыбаться ей, с трудом сдерживая желание послать куда подальше, терпеть Витасю и её попытки соблазнить мужчину, который от неё нос воротит… Повышенное внимание со стороны Елены Владимировны тоже поначалу казалось не слишком приятным, но к ней я каким-то чудесным образом привыкла.
Но если смотреть правде в глаза, в этой семье разве что Сергей Петрович не был причинял ни малейшего дискомфорта. Ну и дети, хотя с детьми, конечно, тоже можно очень сильно устать.
– Но как же! – воскликнула Елена Владимировна. – Даня, а как же Рождество? Это ведь семейный праздник…
– Я бы с удовольствием провел его с тобой и с папой, – покачал головой Котовский. – И с Олей. Но это ведь не весь перечень гостей, которых ты позовешь за стол, правда?
– Но Данечка…
– Данюша, – вскинулась Виталина, – обижать маму нехо…
– Я не нуждаюсь в советах посторонних замужних женщин, – холодно произнес Даниил. – А моя мама – понимающая женщина. Уверен, для неё не являются секретом, почему я так поступаю. Оля?
Я встала из-за стола, правильно истолковав его вопросительную интонацию, и с удивлением осознала, что теперь, когда почти всё, за исключением нашего с Даней обмана, раскрылось, мне стало намного проще. Теперь не надо оглядываться, опасаться, что кто-то нас раскроет, переживать по тому поводу, что подумают окружающие. Что ж, я б не отказалась наконец-то почувствовать себя хоть немного более свободной.
Как минимум свободной от постоянно нависающей над душой Виталины, искренне полагающей, что она имеет право вмешиваться в чужую жизнь и отбирать мужчину, который никогда даже не взглянет на неё добровольно.
Я взлетела по ступенькам на третий этаж, окрыленная внезапным чувством свободы, и только тогда повернулась к Даниилу, пытаясь понять, что означало его спокойное выражение лица.
– Переживаешь из-за них? – спросила я, на самом деле полагая, что слишком далека с этой мыслью от истины.
– Нет, – покачал головой Котовский, подтверждая мою правоту. – Даже не знаю, я как будто ожидал чего-то подобного. Примерно с того момента, как ты пришла словно пьяная в спальню, хотя явно не успела бы ничего выпить. И ты совсем не похожа на человека, который в чужом доме рыскал бы по полкам в поиске лишней бутылки коньяка, чтобы немного развеять скуку.
– Приятно слышать, – как-то не особенно весело улыбнулась я. – Но твоя мама сильно обидится, если мы просто так возьмем и уедем.
Котовский взял меня за руку, крепко сжал пальцы, словно пытался таким жестом придать мне… Уверенности в себе, что ли. Или уверенности в том, что мое счастье для меня самой должно быть куда более значимым, чем, например, счастье его матери?
– Не обижайся на этих дур, – ни с того ни с сего попросил он. – Они неисправимы. Но я не позволю нашим отношениям просто так поломаться из-за чужих длинных языков и подмешанных в еду таблеток.
Нашим отношениям? А они у нас есть?
Судя по тому, как Котовский на меня сейчас смотрел, какие-то определенно были. Нельзя сказать, что эталонные и свойственные жениху и невесте, но равнодушным чужим человеком назвать Даниила у меня сегодня почему-то не поворачивался язык.
Котовский сгреб меня в охапку, как будто почувствовал что-то неладное, прижал к стене и буквально навис надо мною. Его горячее дыхание обжигало кожу, и я чувствовала, кажется, излучаемую им силу и уверенность в происходящем.
– И только попробуй мне сказать, – проронил Котовский, – что мы с тобой просто начальник и подчиненная, которые разыгрывают мою родню.
– А если скажу? – хитро поинтересовалась я, не удержавшись всё-таки. – Если скажу, то что будет?
– Увидишь, – коварно улыбнулся он. – Возможно, тебе даже понравится наказание, которое я тебе придумаю.
– Котовский!
– Что, моя дорогая?
В эту секунду мне искренне хотелось приложить его чем-нибудь тяжелым… И поцеловать. Я вспомнила ни с того ни с сего, как мы впервые столкнулись нос к носу на корпоративе, где он был гостем, а я по какому-то удивительному стечению обстоятельств оказалась в роли снегурочки, и к этому примитивному набору желаний прибавилось ещё одно: рассмеяться, прямо сейчас, забыв о том, что ситуация крайне далека от положительной.
Вряд ли, конечно, Котовский поймет, что со мной случилось.
Но чем черт не шутит?
– Собирай вещи, – выдохнул он мне прямо в губы, должно быть, верно истолковав сияние моих глаз и рвущуюся на волю улыбку. – И поедем.
Я кивнула, стараясь выглядеть как можно более сосредоточенно, и поймала ещё одну улыбку Котовского. Он вновь куда-то подевал ту домашнюю мягкость, к которой я привыкла за проведенную в гостях неделю, и больше напоминал мне того самого начальника, что его многие побаивались и точно не хотели злить.
Но вот что удивительно: даже таким Даниил продолжал мне нравиться. Я упорно не понимала, что же именно в этом мужчине было такого притягательного, что от одного взгляда, брошенного на него украдкой, я была готова сойти с ума, но не могла избавиться от ощущения, что привязана к Котовскому уже слишком тщательно, чтобы так просто потом избавиться от него.
Тем не менее, я так и не сдвинулась с места, хотя после предложения собрать вещи прошло уже минуты три. Мы даже в комнату не зашли, так и стояли посреди коридора, пялясь друг на друга.
Даниил одумался первым.
– Ольга, – напомнил он мне официальным, деловым и пуще прежнего вызывающим желание расхохотаться тоном, – мне кажется, мы должны были собираться.
– Ага, – подтвердила я, приподнимаясь на цыпочки и быстрым, игривым поцелуем касаясь его губ, – сейчас.
Ответить на поцелуй Котовский не успел. Я всё-таки вывернулась из его рук и поспешила скрыться в комнате – должна же наконец-то выполнить приказ большого начальства и всё-таки собрать вещи!
В коридоре минуту или две царила тишина, потом раздались шаги – Котовский, очевидно, вспомнил, что у него тоже есть что собирать, и уверенно направился к нам в комнату.
Я же открыла шкаф и, признаться, застыла от растерянности. Все эти вещи, купленные Даниилом… И большинство из них я даже не надела ни разу. Всё думала: вот это будет на Рождество, а вот это – если нам вдруг придется куда-нибудь выбраться, всё это не бесполезное, купленное мне в подарок, оно для дела.
Особенно вон тот пеньюар. Я даже в страшном сне представить себе не могу, чтобы я такое на себя натянула! В таком же показываться можно разве что собственному мужу.
А мужа у меня нет.
И жениха нет.
Последнее, правда, не точно.
– Четырнадцать дней ведь ещё не прошло? – неуверенно протянула я, прекрасно зная, что Котовский стоит в дверном проёме и смотрит на меня своим привычным кошачьим, вредным взглядом. – Так может, мы вернем всё это? Ну… Хотя бы часть? То, что ни разу не было надето?
– Зачем? – удивился Даниил. – У тебя настолько ломятся от одежды шкафы, что ты не найдешь, куда пристроить эту?
– Да найду, конечно же! – покраснела я. – Просто оно всё такое дорогое. Я всё ещё чувствую себя твоей должницей. И это не особенно приятные ощущения.
– Забудь. Моя невеста может позволить себе всё, что угодно.
Да, но только я не его невеста.
Кажется.
Тем не менее, я так и не стала ничего говорить по этому поводу. Почему-то у меня возникло стойкое впечатление, что Котовский и слушать-то не будет, просто сделает так, как ему угодно, да и только. Интересно, с чего б это я так думала? Не с того ли, что меня даже привезли сюда обманом, не поинтересовавшись, между прочим, моим мнением?
– Спасибо, – тем не менее, терпеливо произнесла я, понимая, что это была бы жуткая глупость – оскорблять человека, желающего сделать мне приятное, своим упорным желанием всё ему вернуть. – Прости, что из-за меня тебе приходится срываться. Даже не отпразднуешь с родителями Рождество.
– Ну, я уже мальчик взрослый, тридцать скоро, – закатил глаза Котовский. – Так что, думаю, ничего аж такого страшного не случится, если я всё-таки не буду праздновать Рождество с родителями и старшей сестрой. И даже колядовать не пойду.
Я хихикнула, представляя себе Даниила в каком-нибудь вертепе.
– А что, ходил когда-то?
– Мама говорит, что да, когда совсем маленький был. С Даной вместе, – тон Котовского стал резко холодным, когда речь зашла о Богдане. – Но я не думаю, что это нужная тема для разговора.
– Прости, – ещё раз извинилась я, кажется, вызвав этим у Котовского очередной смешок. – Я больше не буду говорить об этом. Постоянно забываю о том, как это неприятно.
– Пустяки. К тому же, тебе не за что извиняться. Я срываюсь не из-за тебя, а из-за того, что моя сестра – не слишком одаренный мозгом и мудростью человек. И подружку себе выбрала под стать. Так что не вздумай корить себя в том, что стала жертвой её изысканий.
Я улыбнулась. Всё же, наверное, меня очень легко прочитать, если Котовский вот так просто, слету озвучивает большинство мыслей, которые уже успели прийти мне в голову за последние несколько минут.
Что ж, не зря говорили, что лучше всего всякие глупости выбивает из головы именно работа: собирая вещи и укладывая их во все те же магазинные пакеты, я каким-то чудом умудрилась на полчаса забыть и о Витасе, и о Богдане, и обо всем на свете. Вспомнила лишь тогда, когда мы с Даниилом вышли из комнаты и даже преодолели коридор и один лестничный пролет – и столкнулись с Аней и Яной, одинаково расстроенными и смотревшими на Даниила так, как будто он только что совершил предательство.
