Текст книги "Итерации Иерихона"
Автор книги: Аллен Стил
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ПРИРОДА КОГЕРЕНТНОГО СВЕТА (18 АПРЕЛЯ 2013 ГОДА)
5. ЧЕТВЕРГ, 9:35
Как я заснул – не помню: настолько был пьян.
Где-то ночью, очевидно, перелез от письменного стола в неприбранную постель. Неосознанно, это было рефлекторное действие, а ни в коей мере не волевое решение пойти дрыхнуть. В какой-то момент я просто вырубился, и следующее, что я помню, – как в мою дверь колотят тяжелым кулаком.
– Розен! Эй, Розен! – Длинные яркие лучи солнца били в окна моего чердака. Глаза болели, во рту было, как на дне кошачьего ящика с песком, а в голове искрили сотни коротких замыканий. Где-то в мире пели птицы, жужжали пчелы, добрые коровки давали молочко благословенным фермерским дочкам, и счастливые маленькие гномы пели бодрую песенку, весело шагая на работу.
Но все это было очень уж далеко, поскольку в моем чердачном бардаке этим ясным апрельским утром я себя чувствовал просто ста девяностами фунтами мышиного дерьма.
– Розен, так тебя перетак! Вылазь из койки, падла!
Я откинул одеяло и спустил ноги на пол. Правая наткнулась на полупустую бутылку пива; я тупо смотрел, как она катится по деревянному полу, отскакивает от кухонного стола и останавливается, покачиваясь, возле входной двери, оставив за собой легкий след пивных опивков. Почему-то это показалось мне захватывающим зрелищем: наглядная демонстрация ньютоновской физики.
– Розен!
– Слышу, слышу, – пробормотал я. – Глаза не проплачь по моей погибшей душе.
Ноги еще, оказывается, работали – по крайней мере настолько, что я мог дойти до двери без костылей. Подобрав с пола какую-то футболку, я сунул в нее голову, побрел через всю комнату к двери, вытащил засов и распахнул дверь.
Эрл Бейли, двести шестьдесят фунтов злобы, упакованные в шесть футов два дюйма безобразия, был последним, кого я хотел бы видеть с похмелья. Он смотрел на меня, как на крысу, которую забыли прикончить дератизаторы. Хотя с тех пор, как он стал владельцем здания, дератизаторы здесь не были ни разу.
– Ты чего это? – рявкнул он. – Я уже пять минут в дверь стучу.
– Прости, у меня был междугородный разговор с президентом. Он спрашивал, могу ли заехать к нему сегодня и помочь бороться за всеобщий мир, но я ответил, что сначала должен разобраться с тобой.
Перл переступил порог и с отвращением сморщил нос.
– Ну и разит от тебя. Ты что, уже сегодня с утра?
– Нет, я вчера с вечера. – Я потянулся и достал бутылку, которую до того отфутболил под стол.
– Тут еще осталось. Хочешь глотнуть? – спросил я, встряхивая бутылку и запуская винтом полудюймовый слой теплого пива.
– Дай войти. – Он оттолкнул мою руку.
Он прошел твердыми шагами на середину комнаты, упер кулаки в широкие бока и оглядел кучи шмоток и пустых коробок от пиццы на полу, засохшие стебли, свесившиеся со стропил, полупустой остывший кофейник на электрической плитке, беспорядочно набросанные книги и бумаги возле компьютера на столе.
– Парень, тут у тебя смердит, как на помойке.
– Да брось ты, Перл, – вяло буркнул я. – Ты что, думал, что пускаешь сюда жить Папу Римского?
– Нет, я думал, что здесь будет жить нормальный взрослый человек. – Он глянул на меня через плечо. – Ты мне сказал, что собираешься в Форест-парк за материалом для статьи.
– Там я и был. И даже нашел материал.
– Ха! – Он прошел к моему столу и глянул на книги и газеты. – В утренних газетах сказано, что вчера вечером в парке был рейд ВЧР. – Он наклонился, пытаясь выбросить какой-то мусор в переполненную корзину. «Пост» заявляет, что в амфитеатре Муни арестовали несколько нарушителей.
– Если что-то заслуживает слова «преуменьшением, то это оно и есть, ответил я. – О стрельбе ничего не сказано?
Он внимательно посмотрел на меня, чуть приподняв в удивлении бровь:
– О стрельбе ничего. А ты видел?
Я помотал головой:
– Нет, но слышал выстрелы. Извини, я там не лез под пули…
– И не остановился посмотреть, да? – Он поставил банку вертикально и отряхнул руки о джинсы. – Почему?
Я осторожно потрогал руками болевшую шею:
– Ну, босс, ты же знаешь, что они говорят, когда в тебя стреляют. Дескать, тебе естественным языком объясняют, что пора домой.
– Херня. Ты репортер. И первым делом ты собираешь материал для статьи, а потом уже думаешь, как уносить ноги.
– Тебе легко гово…
– Но ты же не видел раненых, верно?
Я мотнул головой. Бейли закрыл глаза, сделал глубокий вдох и сказал спокойным голосом:
– Значит, стрельбы не было. Только если мы можем предъявить тела погибших.
– Да иди ты, Перл! – заорал я. – Я там был! Я слышал выстрелы и слышал крики…
– Но ты же не видел пострадавших? – Перл смотрел на меня в упор. – Да я-то тебе верю. Я даже думаю, что ты на самом деле там был, а не забился в эту дыру накачаться до одури. – Он подошел к кровати, подобрал скинутые мной с вечера ботинки с коркой грязи и бросил их опять на пол. По крайней мере одно вещественное доказательство, что я не наплевал на задание. – Но если ты мне не найдешь трупа с пулей ВЧР в груди, то ты отлично знаешь, что скажет стадион.
Я кивнул. Это уж точно. Заранее известно, что заявит официальный представитель Войск Чрезвычайного Реагирования, когда (и если) его спросят о стрельбе во время вчерашнего рейда. Войска были вынуждены открыть огонь по вооруженным сквоттерам в порядке необходимой самообороны. Либо такой ответ, либо вообще полное отрицание.
Не в первый уже раз молодчики из ВЧР открывали огонь по невооруженным гражданским лицам в Сент-Луисе, но еще ни разу никто, от прессы до Союза Гражданских Свобод США не возбудил успешного дела против ВЧР по обвинению в неоправданном применении вооруженной силы. Жизнь в моем родном городе стала как в банановой республике третьего мира: обвинения выдвигались часто, но вещественные доказательства имели привычку таинственным образом исчезать. Как и свидетели.
Местная пресса ходила по тонкой ниточке. Особенно «Биг мадди», которая имела привычку подробно освещать истории, в «Пост» едва упоминавшиеся. Федералы не могли отменить Первую Поправку, но насолить Перлу – вполне. Налоговые проверки, судебные иски… Бейли знал, каково приходится тем, кто будоражит общественность, и умел соблюдать осторожность.
Доказательств нет – значит, нет и статьи. Бездоказательные заявления ему были по фигу, и мне следовало бы уже это знать.
– Черт, Перл, ты уж прости. Я не думал…
– Не зови меня Перл, – сказал он. Свое прозвище он ненавидел, хотя так называл его каждый. Он глянул на часы: – Ты уже должен быть на заседании редакции.
– А… да. Заседание. А когда оно должно было начаться?
– Полчаса назад. Ты его пропустил. Потому я и здесь. – Он направился было в ванную, но оттуда из-за двери потянуло воздухом, и он решил, что лучше не надо. Ткнув большим пальцем в сторону уборной, спросил: – Там кто-нибудь есть?
– Никого, кого ты раньше не видел. – Я встал из-за стола. – Извини, что опоздал на заседание. Я прямо сейчас спускаюсь…
– Ни в коем случае. В таком виде от тебя всех стошнит. – Он с омерзением мотнул головой, затем одарил меня ехидной улыбочкой: – Ты вчера вечером тяжело работал. Прими душ и переоденься в чистое.
– Спасибо. Я через полчаса…
– У тебя пятнадцать минут. А президенту скажи, что он ублюдок и что в мир во всем мире я не верю. – Улыбка исчезла. – А если через пятнадцать минут я тебя не увижу, можешь начинать читать объявления о работе. Уловил?
– Уловил.
Мне не понравилось, как он это сказал.
– Встретимся внизу. – Он повернулся и, шагнув обратно в комнату, добавил: – И разберись в этом гадюшнике. Жить невозможно. Я бы точно не смог.
Дверь за ним захлопнулась.
Офисы «Биг мадди инкуайрер» расположились в большой комнате второго этажа, перегороженной дешевым пластиком на отсеки. Все это напоминало лабиринт, в который запускают мышь-неудачницу: компьютерные терминалы на потрепанных столах серого металла, флюоресцентные лампы среди трубок и проводов затянутого паутиной потолка, шахматно-кирпичные стены, завешанные старыми афишами рок-концертов. Возле лестничной клетки, ведущей к входной двери, стоял личный стол, куда нескончаемый поток одиноких приносил свои объявления для таких же одиноких; в другом конце комнаты находился отдел макетирования, где группа богемных художников лепила страницы в клубах марихуанового дыма, вытягивавшегося только в полуоткрытое окно. Радикальный шик, опоздавший к временам, когда быть радикалом было шикарно, а Том Вульф ушел на небеса к Великому Текст-Процессору.
Где-то в середине комнаты находился редакторский отдел: четыре сдвинутых вместе стола, и Гораций – неофициальный герб газеты, висящая на стене здоровенная голова северного оленя в огромных солнечных очках и бейсбольной кепке «Кардиналов», – надзирал за работой. Два других штатных корреспондента куда-то выехали на задание, дав нам с Джоном Тьернаном возможность провести наше собственное редакционное совещание по поводу вчерашних событий.
Джон – самый странный человек в штате «Биг мадди», поскольку он единственный, кто с виду похож на нормального человека. В газете, где каждый пьет, или покуривает травку, или экспериментирует в ванной с галлюциногенами, за Джоном из пороков можно приметить лишь пристрастие к жевательной резинке. Большая часть народу приходит на работу в джинсах, футболках или тренировочных костюмах, а наш редактор отдела искусства нередко щеголяет в пенсне и оперной шапке. Джон приходит в деловом костюме, застегнутой на все пуговицы рубашке с Оксфорд-стрит и в однотонном галстуке. Иногда он надевал кроссовки, но это было его единственное отступление от официального костюма. Волосы он стриг не слишком коротко и не слишком длинно, брился каждый день, а слово на букву «х» не смог бы произнести, даже если бы его стукнули этим предметом по голове. У него была жена, двое детей и две кошки, он жил в небольшом доме в западном пригороде, каждое воскресное утро ходил к католической мессе, и, как я подозреваю, священник никогда не слышал ничего скучнее его исповеди.
Но в «Биг мадди» его никто никогда не попрекал за нестандартное поведение. Он не только был терпим ко всем причудливым персоналиям редакции, но еще был лучшим в городе репортером-ищейкой. Эрл предпочел бы продать в рабство собственного сына, чем отпустить Джона Тьернана в другую газету.
– Ты узнал ее имя? – спросил он, когда я рассказал ему, что случилось во время рейда в Муни.
– Как же! – ответил я. – Мне даже не удалось с ней толком поговорить, как я тебе и сказал. Но она не оттуда. Она не сквоттер.
– Понял, о'кей. – Джон говорил, как бы рассуждая вслух. Ноги он положил на соседний стол. Вытащив ящик стола, он достал оттуда пачку жвачки. – Но если она меня знает…
– По имени, но не в лицо. Иначе как она могла принять меня за тебя?
Джон предложил мне палочку «Дентайна», я отказался, и он стал разворачивать палочку для себя.
– Соображаешь, кто это? – спросил я.
– Да нет. Это может быть кто угодно. – Он пожал плечами, запихнул палочку в рот и стал задумчиво жевать, в то же время вертя трекбол компьютера, запоминая статью, над которой в тот момент работал. – И она сказала, что хочет видеть меня в восемь вечера сегодня у Клэнси?
– Именно так. И не верить никаким сообщениям, которые передаст тебе Дингбэт…
Джон усмехнулся уголком губ:
– Да, верно. И не верить ничему, сказанному по телефону. Странно.
Он покачал головой, сбросил ноги со стола и крутанулся на кресле, поворачиваясь лицом к компьютеру:
– Ладно, мне все равно сейчас надо закончить эту штуку, потом в полдень пресс-конференция…
Тут я щелкнул пальцами, потому что внезапно вспомнил одну штуку. Прошу заметить, только сейчас вспомнил, наверно, все дело в похмелье.
– Ах, да, кстати, самого-то главного я не рассказал. Когда я спросил ее, из-за чего, собственно, весь шум, она сказала всего два слова. Э-э, гм… «Рубиновая Ось».
Руки Джона замерли над клавиатурой. От экрана он не отвернулся, но выражение лица вдруг стало совсем другим, и я понял, что он уже не думает о мелких злободневных делах.
– Как, еще раз? – спросил он, не повышая голоса.
– «Рубиновая Ось», – повторил я. – Я попросил Джокера поискать, но он мне ничего не смог сказать. А что, тебе это что-то говорит?
– Расскажи мне все это еще раз, – сказал он, снял руки с клавиатуры и повернулся вместе с креслом лицом ко мне. – Медленно.
Позвольте мне чуть подробнее рассказать про Джона Тьернана.
Мы с Джоном старые друзья еще с девяностых, мы встретились на первом курсе Миссурийского университета в Колумбии. Мы оба уроженцы Сент-Луиса, а это ведь что-то да значило в аудитории, где полно ребят не из нашего штата, и потому мы каждый день вместе работали в отделе городских новостей, гоняясь за пожарными и описывая всякие мелочи. Когда нам выдали корочки, я поехал на север штатным сотрудником оппозиционной газеты в Массачусетсе, а Джон остался в Миссури на должности штатного корреспондента «Пост-диспэтч», но связь мы поддерживали. Каждый из нас женился на своей университетской подруге примерно в одно и то же время – я связал свою судьбу с Марианной через два месяца после свадьбы Джона и Сэнди. Даже дети, Джейми и Чарльз, родились у нас в один год. Такие вещи иногда случаются.
Примерно тогда, когда я расстался с журналистикой, Джон уже вел в «Пост-диспэтч» журналистские расследования. Когда я начал серьезно подумывать увезти Марианну и Джейми с северо-востока, Джон уговорил меня вернуться в Сент-Луис, обещая замолвить за меня словечко в «Пост-диспэтч». Я согласился наполовину: моя семья переехала в Миссури, но я решил, что журналистики с меня хватит. Один нью-йоркский издатель заинтересовался моим недописанным романом, а Марианна согласилась содержать семью на то время, которое мне понадобится для окончания книги. Джон повторил свое предложение, когда переходил из «Пост» к Перлу, но мне было по-прежнему не интересно. Роман резво подвигался к концу, и становиться репортером у меня не было никакого желания.
А потом было землетрясение, и смерть Джейми, и разъезд с Марианной, и вдруг я обнаружил, что живу в дешевом мотеле возле аэропорта с парой долларов в бумажнике. Какое-то время я перебивался случайными заработками по нищенским расценкам, однажды вдруг оказалось, что я стою в телефоне-автомате, звоню Джону на работу и спрашиваю, остается ли в силе его предложение и, кстати, не знает ли он, где можно снять дешевую комнатку? Джон сумел ответить положительно на оба вопроса и, возможно, спас меня от дурдома.
Это все к тому, что Джон Тьернан – мой лучший друг, и секретов у нас почти не было.
Именно почти: Джон был заядлым профессионалом и классным специалистом по журналистским расследованиям, а хороший репортер-ищейка даже с приятелями не обсуждает свою работу. Я знал, что Джон не привык открывать свои карты, и воспринимал это как данность, потому я и сейчас не слишком рассчитывал, что он выложит все как на духу.
– Это что, правда серьезно – насчет рубиновой оси?
Джон утвердительно наклонил голову – очень медленно – и потер пальцами подбородок.
– Да, это кое-что значит. – Он рассеянно смотрел за окно на шпиль церкви Сен-Винсент де Поль в нескольких кварталах от нас. – Это часть материала, над которым я сейчас работаю, и… ты знаешь, я думаю, что знаю, кто встречался с тобой вчера вечером.
– Источник? – спросил я, протягивая руку к его пачке и вытягивая палочку резинки. – Я так понял, что ты с ней не знаком.
Джон покачал головой:
– Мне пришла пара анонимных е-мейлов с месяц назад. Я понимаю, как ты растерялся, ведь ты думал, что у ворот ждут тебя, а тут…
Он передернул плечами:
– Черт меня побери, если я понимаю, как СИ на мой ПТ попало к тебе. Даже префиксы у них разные. Такого просто не бывает.
– Какой-то глюк в сети. Не знаю. Но случайно я получил направленное тебе сообщение…
Тут мы посмотрели друг на друга и оба покачали головой. Уж скорее добрая фея оказалась бы моей тещей. Шансов на такое совпадение не больше, чем позвонить больной бабушке и по ошибке выйти на горячую линию между Белым домом и Кремлем. Конечно, может случиться и это, но и вы можете стать миллионером, выиграв в лотерее штата Иллинойс по случайно подобранному на улице трамвайному билету.
Совпадение, хрена с два. Никто из нас в добрую фею не верил.
– Позволь мне тебя спросить, – сказал Джон чуть погодя. – Если бы ты ее снова увидел, ты бы ее узнал? Ведь было темно и дождь, но…
– Нас так притиснули друг к другу, что еще чуток поближе, и я должен был бы, как честный человек, жениться. Узнал бы. – Я развернул жвачку и засунул ее в рот. – А как ты думаешь ее искать? Позвонить на стадион и спросить, не случилось ли им вчера вечером пристрелить пожилую чернокожую даму?
Джон усмехнулся, потянулся к ящику стола и достал блокнот с кожаной обложкой. Открыв его, он вытянул белую карточку с гравировкой из внутреннего отделения и дал мне.
– Забавно, можно сказать…
Я взял карточку и стал ее рассматривать. Это было приглашение для прессы на прием для узкого круга, имеющий быть сегодня в полдень, от компании под названием «Типтри корпорейшн». Я повертел карточку в пальцах:
– Там?
– Там, – ответил он. – Она у них работает.
Город совпадений.
– Но ведь ты не знаешь, как ее зовут…
Он помотал головой. Я перевернул карточку и увидел, что она адресована ему персонально.
– Странно, что она не просила передать тебе, что встретится с тобой на этом приеме.
– Есть причины, – ответил он. – Да и к тому же она может не знать, что я там буду. Компания разослала такие приглашения десяткам репортеров по всему городу…
– А мне не прислали? – Я почувствовал себя обойденным, хотя и понимал, что на такие вещи приглашают только репортеров высшего ранга.
– Так там, знаешь, только сыр бри и вино…
– А я люблю сыр и вино.
– Ну, никто не будет становиться между тобой и сыром.
Я взглянул на него сурово, и он ответил широкой улыбкой. Дружба – это когда прощаешь человеку подобные идиотские замечания. Он продолжал:
– Как бы там ни было, но Джаху тоже послали приглашение. Они, очевидно, хотят, чтобы был фотограф. Если ты сможешь выдурить у него приглашение…
– Сейчас этим займусь. – Я встал, направляясь к черной лестнице в подвал. – Ты когда выезжаешь?
Джон посмотрел на часы:
– Как только ты вернешься. Это где-то в западном округе, так что надо ехать. Не задерживайся там на кофе.
– Даже на чай не задержусь. Через пятнадцать минут у выхода.
Когда я проходил мимо закутка Перла, он сделал мне вслед ободряющий жест – большой палец вверх. Я даже почувствовал себя виноватым, поскольку должен был бы зайти и сказать, куда иду. Но тогда он бы стал настаивать, чтобы я остался, пока не закончу свою колонку, хотя до крайнего срока еще больше суток. И эта мысль, вместе с чувством вины, немедленно испарилась. Колонка может подождать, и вообще впервые за этот месяц мне попался настоящий сюжет, даже если в конце концов окажется, что он для статьи Джона.
А мне хотелось чего-нибудь горяченького.
И за мои грехи, прошлые и будущие, я его получил. Теперь, когда все позади, я бы ни за что не захотел вляпаться в такое еще раз.
6. ЧЕТВЕРГ, 10:17
Темная комната Крейга Бейли находилась в подвале – там, где оказалась бы мини-пивоварня, кабы его отцу удалось открыть на первом этаже салун. Джах, как всегда, скорчился над редактором ВР, нацепив на голову шлем наголовного монитора на два размера больше, и шарил руками по клавиатуре, монтируя куски видеолент и компьютерных картинок в свой последний шедевр интерактивного кино.
Работа на папеньку в качестве главного фотографа «Биг мадди» была для Джаха повседневной рутиной и к тому же временной. Настоящей целью было податься в Калифорнию и поступить на работу к Диснею или в «Лукас-Ворк», и каждый заработанный у прижимистого папаши цент он вляпывал в новую аппаратуру и в новые программы, питая свою мономанию. От этого тренер баскетбольной команды университета Миссури обливался горючими слезами Джах в полный рост был шесть футов семь дюймов, плюс-минус несколько дюймов на кудрявые косички по всей голове. Он был потрясающим полусредним – однажды после работы я сдуру сыграл с ним один на один и вылетел в половину платы за доставку домой, – но он предпочитал околачиваться в виртуальной реальности, врубив регтайм через саундбластер или техно с компакт-диска на оглушающую громкость.
Получить у Джаха второе приглашение оказалось без проблем: он был увлечен своим последним проектом и меньше всего на свете хотел ехать на западную окраину щелкать бизнесменов, сосущих мартини. Он мне одолжил «Никон», зарядил диск в камеру и перепрограммировал эту штуку на полную автоматику, чтобы мне не путаться с меню видоискателя. Еще он дал мне запасной галстук из стопки рядом с проигрывателем компакт-дисков, и маскировка стала полной. Галстук с застиранной джинсовой рубашкой мог бы показаться странным там, куда я собрался, но все знают, что для газетных фотографов «официальный костюма – это просто надеть чистые джинсы.
– У тебя есть минута глянуть? – спросил он, протягивая мне шлем ВР. Что-то типа документального – тебе понравится.
Я помотал головой и закинул ремень камеры на плечо.
– В следующий раз, ладно? Мне надо слинять, пока твой папочка не засек.
Он кивнул:
– Ты бы с ним сейчас не залупался. Он и так последние дни на тебя бочку катит. – Джах метнул взгляд на лестницу, видно, из опасения, что там затаилась тень отца Бейли. – Честно, Джерри. Он все бурчит, что пора бы кое-какие перемены устроить. Ты меня понял?
Мне это не понравилось, но все равно у меня не было времени вникать, что еще обсуждают за обедом Бейли и сын.
– Видит Бог, парень, я и не думаю залупаться. Я просто пытался…
– Ладно, проехали. – Джах выставил вперед руки, как бы отодвигая от себя наши с его отцом дрязги. – Если ты притащишь несколько снимков, все будет нормально.
– Заметано.
Мы стукнулись локтями, и он пошел к своему станку, а я – через подвал. Чтобы не подниматься по лестнице опять в редакцию.
Джон стоял напротив офиса, облокотившись на кузов своего «деймоса».
– Я не думаю, что Перл тебя хватится, – сказал он в ответ на мой незаданный вопрос, вытаскивая из кармана пульт ДУ. Передняя дверца «понтиака» щелкнула замком и повернулась. – Он закопался в раздел искусства.
– Другой бы спорил. – Я обошел машину и сел на пассажирское сиденье. Я тут говорил с Джахом, и он мне сказал, что Перл планирует кадровые изменения.
– Я бы на твоем месте не волновался.
Дверцы закрылись. Джон прижал палец к плате зажигания, машина тронулась, и сразу же нас обхватили ремни безопасности.
– Перл всегда так говорит, – продолжал Джон, открывая клавиатуру рулевой колонки и вводя адрес «Типтри корпорейшн». – Когда он держал ансамбль, он то же самое повторял каждый свободный вечер. Что-то вроде «ударник-поддает, перед следующим выступлением нового найду». И тому подобное.
– Угу. Понял. – На экране приборной доски появилась карта Сент-Луиса и красной линией пролег кратчайший путь. – А сколько ударников прошло через ансамбль «Приколы»?
– Н-ну… я точно не помню. Но это ведь не значит, что так же будет и…
– Да, это точно.
Джон старался в одно и то же время и быть честным, и меня успокоить, но я не смог удержаться и все-таки бросил взгляд на второй этаж, когда мы выезжали с Гэйер-стрит на Бродвей. Перла я не увидел, но его разгневанное присутствие ощутил.
Либо из этой поездки я что-то привезу, либо меня поставят раком.
Главный офис «Типтри корпорейшн» был на западной окраине Сент-Луиса в Боллвине, недалеко от Миссури. По шоссе 40/И-64 мы выехали из деловой части города, перешли на кольцо И-270 и добрались по нему до Клейтон-роуд. Теперь мы ехали по пригороду, где в конце прошлого столетия жилые кварталы и шопинг-центры заменили фермы. Большую часть хлипких придорожных домишек и коробочных торговых линий, оставшихся от строительного бума восьмидесятых, снесло землетрясением; с дороги были видны бульдозеры и экскаваторы, довершающие начатое Нью-Мадридом дело. Архитектурный дарвинизм: землетрясение убивает дома, но лишь слабые и больные.
Пока мы ехали, Джон мне кратко описал «Типтри корпорейшн». В компьютерной отрасли эта компания сравнительно новая, одна из тех, что появились в результате седьмого поколения кибернетической революции девяностых. Но она в отличие от других не исчезла после насыщения потребительского рынка нейронно-сетевыми карманными компьютерами и игрушками виртуальной реальности. Вместо этого она стала игроком первой лиги в военно-космической промышленности, хотя и не ведущим.
– Назови крупную программу Пентагона, – говорил Джон, когда мы ехали по Клейтон, – и где-нибудь среди исполнителей найдешь «Типтри». Например, она главный субподрядчик ВВС по проекту «Аврора». Сейчас…
«Вы прибыли на место назначения, – произнес женский голос с приборной доски. – Повторяю, вы прибыли на место назначения…»
Джон хлопнул по кнопке «сброс» навигатора, и голос стих. Мы уже видели знак компании – полированная алюминиевая плита с логотипом «Типтри» буква «Т», стилизованная под дубовое дерево.
– Сегодня они получили свой самый большой контракт, – говорил Джон, поворачивая на подъездную аллею, уходившую под знак. – Угадаешь, какой?
Я тем временем смотрел на сам завод, скрытый за десятифутовой плетеной оградой. Это было вроде постмодернистского университетского кампуса: длинный трехэтажный корпус, кругом прячутся в тени деревьев автостоянки и здания поменьше; у архитектора явно было хобби – коллекционирование ручных калькуляторов. Если здания «Типтри» и пострадали от землетрясения, то их быстро отстроили; возле главного здания еще виднелись остатки лесов, но это, пожалуй, единственный признак, что компанию как-то задел Нью-Мадрид.
– Сейчас. Автоматическое пианино для академии ВВС?
Джон улыбнулся, но ничего не сказал и подрулил к стоянке у проходной. К автомобилю подошел охранник в униформе и низко наклонился, разглядывая приглашение, которое показал ему Джон. Потом он посмотрел на меня и смотрел до тех пор, пока я не сделал то же самое, затем он кивнул и указал на гостевую автостоянку с восточной стороны главного здания.
– Тебе слова «Проект «Сентинел»[6]6
«Часовой» (англ.).
[Закрыть] что-нибудь говорят? – спросил он, выруливая на показанную стоянку.
Я присвистнул. Он взглянул на меня и медленно наклонил голову:
– В этом-то все и дело. Они сделали для этого спутника «три К» имеется в виду «Команда, Контроль, Коммуникации». Птичка взлетает с мыса Канаверал в полдень, так что сегодня у них день показа и рассказа.
– Больше, небось, показа, чем рассказа. И ты думаешь, что эта история с «рубиновой осью» имеет что-то общее с…
– Ш-ш-ш! – зашипел он и кинул на меня такой взгляд, что я умолк. – Что бы ты ни делал, – сказал он очень мягко, – никогда не повторяй этих слов. Даже наедине со мной в машине.
Он постучал себе пальцем по левому уху и показал из машины наружу. Понять было нетрудно. Мы, конечно, были гостями, приглашенными на открытый прием, но, как только мы проехали через ворота, мы оказались в охраняемой зоне. А любая компания с высокими технологиями, занятая в таком проекте, как «Сентинел», может при желании подслушать, как воробышек пукнет за милю от офиса.
Джон зарулил на свободное место.
– Вытаскивай камеру и будь готов, – бросил он мне. – Представление начинается.
Что верно, то верно. Представление.
Мы прошли в главное здание через парадный вход и сквозь клубящийся в фойе народ протолкались к столу регистрации. Симпатичная девушка проверила наши приглашения по распечатке, улыбнулась и пригласила нас поименно меня, естественно, по имени Джаха – и прицепила нам на одежду значки со словом «ПРЕССА», обозначенным крупными красными литерами, и мы сразу же стали почетными гостями. Джону она протянула набор для прессы – блокнот, авторучка и прочее, а подозрительного битника с фотокамерой проигнорировала. Потом вежливый молодой человек, явно из того же клона, но с игрек-хромосомой, провел нас сквозь толпу по проходу с высоким сводом к величавому атриуму в центре здания.
Мне пришлось пересмотреть свой взгляд на архитектурный стиль. Кто бы ни строил этот дом, он умел не только щелкать на калькуляторах. Атриум был три этажа в высоту, в потолке большой стеклянный фонарь, а из него свешивался миниатюрный дождевой лес тропических папоротников. Пол из черного кафеля украшали маленькие деревья в кадках, но, безусловно, самое главное в интерьере – это огромная видеостенка напротив входа. Она показывала в живом эфире мыс Канаверал, и казалось, что шаттл стоит рядом с домом снаружи.
Но мое внимание привлекло не это. Замаскированные комнатными деревьями голографические проекторы подвесили в центре зала в шести метрах от пола спутник «Сентинел-1». Из цилиндрического фюзеляжа выходили длинные тонкие солнечные батареи, над сегментами корпуса расположились сферические баки для горючего из золотистого майлара – совсем рядом с жерлом пушки. Изображение было, конечно, уменьшено – настоящий «Сентинел» был размером с футбольное поле, – но эффект все равно был впечатляющим: гигантский пистолет в небе, и помоги Бог тому, кто заглянет в его дуло.
В атриуме тусовалась толпа бизнесменов, они то собирались в кружок поболтать, то задерживались у бара или подхватывали выпивку с подносов робокельнеров, лениво наблюдая на видеостенке обратный отсчет. Разумеется, здесь был буфет, а запах закусок – неодолимый соблазн для человека, не евшего с утра. И потому я извинился перед Джоном и пошел пожевать чего-нибудь за бесплатно.
Проглотив залпом тарелку креветок, тушеных грибов и жареных пирожков, я вновь обрел возможность мыслить как профессиональный журналист. Джона не было видно, и потому я занял свободный угол, пару раз щелкнул голограмму и начал через телескопический видоискатель «Никона» озирать зал, притворяясь, что ловлю кадр. Преимущество газетного фотографа в таких ситуациях в том, что просто сливаешься с мебелью. Никому до тебя нет дела, и никто не смотрит на фотографа, чтобы, не дай Бог, не подумали, что он позирует для снимка.
На первый взгляд ничего достойного внимания. Если вы видели один такой прием, то вы видели и все остальные. Вот только юная леди-фотограф в джинсах и свитере в другом углу зала, так же небрежно одетая, как и я. Она одарила меня недовольным взглядом и растаяла в толпе. Профессиональная зависть – она, наверно, фотограф из «Пост-диспэтч». Интересно, не помогла ли бы она мне с работой в темной комнате…
Ладно, хватит. Хочешь не хочешь, а я все еще женат, пусть даже Марианна выставила меня в чулан. Поехали дальше осматривать атриум.
Сначала я никого знакомых не увидел, но через несколько секунд набрел на Стива Эстеса. Представитель крайне правого крыла в городском совете стоял в центре зала и пакостил вид за компанию с парой еще таких же молодчиков – ну прямо воспитанники одного отряда гитлерюгенда. Этот надутый индюк хвастался, небось, как заставил ВЧР вычистить из парка вчера вечером кодлу подонков.