355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Аллен Стил » Итерации Иерихона » Текст книги (страница 12)
Итерации Иерихона
  • Текст добавлен: 22 сентября 2016, 04:02

Текст книги "Итерации Иерихона"


Автор книги: Аллен Стил



сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)

16. ПЯТНИЦА, 12:06

Когда я вылез из рикши, пойманной около станции Метролинка, и расплатился, в Клейтоне уже началось полуденное оживление – народ спешил на ленч. Парнишка в седле, ни слова не сказав, сунул бумажку куда-то за пазуху, круто рванул с места и всунулся в четырехрядное движение на Сентрал-авеню, подрезая носы автобусам на повороте к Форсайт-стрит.

Еще задолго до того, как окружное и городское управления Сент-Луиса объединились, Клейтон был небольшой метрополией, обладающей собственными правами, – процветающий «окраинный городок» рядом с Форест-парком. Теперь это был один из деловых районов Аптауна, и линия небоскребов отбила новый горизонт в нескольких милях от берега Миссисипи. В отличие от Даунтауна Клейтон оправился от землетрясения полгода назад – не без помощи жирного ломтя от пирога федеральной помощи. Кое-какие домишки еще были в развалинах, пара переулков по-прежнему непроходима, а в целом – не скажешь, что это место зацепило Нью-Мадридом.

И неудивительно. Клейтон всегда был похож на кусочек Лос-Анджелеса, снятый с Беверли-Хиллз и перенесенный воздухом, по кирпичику розового гранита один за другим, для возвеличения Сент-Луиса. Однако я никогда не был в особом восторге от этой части города. Несмотря на свой прилизанный постмодерновый внешний лоск, Клейтон оставался все тем же гетто: десять богатых кварталов, населенных бухгалтерами-консультантами по налогам, юристами корпораций, главными вице-президентами – надменный Диснейленд для взрослеющих яппи и молодых наследников, попирающих его тротуары по дороге к своему шансу сшибить большие баксы. Днем здесь патрулей ВЧР видно, не было, но они внимательно следили ночью, чтобы беженцы из Сквот-сити не заняли места на подъездных аллеях и проходах аристократии, называющей Клейтон своим домом. Однако с высоты куда больнее падать: среди этих беженцев могли быть и те, кто жил здесь когда-то.

Погода стала портиться, на голубое с утра небо полезли бледно-серые тучки – с запада надвигался поздний холодный фронт. Из офисов народ повалил на ленч, и я пошел вместе с толпой по тротуару Сентрал-авеню в Le Cafe Francois в полуквартале от окружного суда.

Это было типичное в бизнес-районах бистро, забитое торговыми агентами и секретаршами, и я несколько замешкался, разыскивая глазами Хинкли. Она сидела в отгороженном отсеке в глубине зала с чашкой «капуччино» в руках и украдкой поглядывала на дверь. Увидев меня, она никак этого не показала, только слегка наклонила голову. Я прошагал к ней через заполненный зал и сел напротив.

– Привет, – сказал я. – Давненько не виделись.

– Вы опоздали, – холодно ответила она. – Еще немного, и я бы ушла.

Я пожал плечами:

– Если вам был нужен репортер, выбрали бы такого, у которого есть машина.

«Или такого, который успел бы за последние двадцать четыре часа принять душ и переодеться», – мог бы добавить я: она сморщила нос на мой неопрятный вид. Однако я был не виноват: она мне оставила времени в обрез, чтобы вскочить на поезд Зеленой линии, даже не успев почиститься.

– Не важно. – Она говорила спокойно. – Это будет быстро. Когда мы закончим разговор, вы проводите меня к зданию суда в этом же квартале, где я попрошу судью поместить меня в тюрьму с целью защиты.

– Как?

Скажи она, что собирается броситься с моста Мартина Лютера Кинга, я бы удивился меньше.

– Я бы предпочла сдаться федеральному судье, – продолжала она, – но федеральный суд всего в трех кварталах от стадиона. Поскольку все это делается, чтобы ускользнуть от ВЧР, придется пойти в суд штата.

– Эй, леди, погодите-ка минутку. Отчего вы…

Меня прервала молоденькая официантка, подавшая мне меню. Я был голоден и вполне бы справился с гамбургером и жареной картошкой, но отказался от них и попросил кофе. Девушка очаровательно улыбнулась и растаяла в толпе.

– Вы принесли ПТ? – спросила моя визави, когда официантка уже не могла нас слышать. Я полез в карман и вынул Джокера.

– Отлично, – продолжала она. – Я выбрала людное место, поскольку тут безопаснее всего, но все равно у нас мало времени.

Я положил Джокера на стол, но звукозапись не включил.

– Ничего подобного, – ответил я. – По-моему, у нас целая вечность. Или по крайней мере у нас есть время попить кофе и познакомиться получше…

– Мистер Розен… – нетерпеливо перебила она.

– Самые обычные вопросы. В какой вы школе учились? Как вам понравилось представление в Муни в тот вечер? Что это вы сказали моему лучшему другу, что его за это убили? И все такое прочее.

У нее заиграли желваки на скулах; она, казалось, готова была взорваться, но ей поневоле пришлось сдержаться, поскольку официантка как раз принесла и поставила передо мной кружку черного кофе.

– Я тут навел о вас справки после нашей встречи, – продолжал я, когда девушка исчезла снова. – Обнаружил кое-что интересное. Например, что вы старший научный сотрудник в «Типтри», работали над проектом «Рубиновая Ось» в программе «Сентинел» и что ваш босс, Ричард Пейсон-Смит, сейчас разыскивается федералами в связи с двумя убийствами.

Я взял молочник и чуть забелил кофе в кружке.

– А вы тоже скрываетесь, начиная со вчерашнего вечера, – добавил я, размешивая молоко ложечкой. – Судя по тому, где мы находимся, вы, должно быть, удирали по Зеленой линии, потом пошли в «Рэдиссон» или в «Холидей Инн», зарегистрировались под вымышленным именем и заплатили за номер наличными, разумеется, – поскольку сообразили снять с кредитных карт разрешенный максимум.

У нее от гнева глаза стали шире, и еще немного – из ушей засвистел бы пар. Кроме операций с банкоматом, все остальное было чистой догадкой, но ей об этом знать было не обязательно. Я ее достал до печенок, что и было, надо сказать, моей целью.

– Разумеется, – продолжал я, не давая ей перебить, – я мог бы встать и уйти прямо сейчас. Это, конечно, значило бы заставить вас платить по счету, но я думаю, что это была бы самая маленькая из ваших теперешних бед.

Тут я сделал паузу и отпил из кружки.

– А кофе у них хороший, – заметил я. – Так как, будем говорить по делу или ну его?

Это был блеф. Была бы у меня пара медных наручников, я бы ее приковал за ногу к столу, а ключ пригрозил бы выбросить в мужской туалет, если она немедленно не выложит все начистоту. Эта баба меньше чем за двое суток после нашей встречи устроила мне веселую жизнь, и заставить ее покорчиться было некоторым реваншем. И я не собирался отпустить ее к какому-то судье в камеру, пока она мне не выложит все свои мерзкие секреты.

Хинкли смотрела на меня в упор, и темные глаза горели сдерживаемой злостью.

– Да, и еще одно, – сказал я, на этот раз не блефуя. – Я считаю, что за смерть Джона Тьернана отвечаете вы. Не пойди он в тот вечер к Клэнси, был бы до сих пор жив. Но ему досталась пуля – или там лазерный луч, или что, – предназначенная вам, и это, знаете ли, мне очень не нравится. И потому не надо мне этого «у вас есть несколько минут, а потом я должна идти». Вы у меня в долгу, лапонька.

Она несколько раз моргнула, набрала полную грудь воздуха и медленно выдохнула.

– Мистер Розен, – сказала она менее повелительным тоном, – человек – и это не Ричард, – убивший вашего друга, не промахнулся. Сейчас он ищет меня, но тогда он хотел убить Тьернана. Мишенью был он, а не я.

– Врете.

– Не вру. – Она качнула головой. – За всем этим стоит заговор, и меньше всего этим людям нужно внимание общественности. Как бы много вы об этом ни знали, поверьте мне, – вы не знаете ничего.

С этим я не собирался спорить. Я и в самом деле ничего не знал и собирался получить от нее ответы, но раньше, чем я успел задать вопрос, она сцепила руки над столом и выставила в мою сторону указательный палец:

– Еще одно, – сказала она, – и в этом причина моей спешки. Есть четыре человека, которых они не хотят видеть в живых. И один из них – вы.

Мое сердце пропустило один удар.

– И единственный наш шанс выйти отсюда живыми, – продолжала она, – это если вы заткнетесь и выслушаете, что я вам должна сказать. Вы поняли?

Я ей поверил. Вдруг это благопристойное и респектабельное Le Cafe Francois перестало быть надежным и безопасным, и я почувствовал, что сижу в перекрестье оптического прицела и, пока я пью кофе, чей-то палец ложится на спусковой крючок.

Медленно наклонив голову в знак согласия, я потянулся к Джокеру.

Она сказала:

– Вот и хорошо. Я вам много должна рассказать.

Все же сначала я рассказал ей то немногое, что уже знал.

Это был сокращенный вариант моего рассказа Перлу, но я упомянул, что Баррис и Мак-Лафлин заставили меня обещать им помощь в охоте на нее, а также на Моргана и Пейсон-Смита. Я только успел сообщить о том, как дал подписку о неразглашении относительно «Рубиновой Оси», как она замотала головой.

– Название верно, – сказала Хинкли, – но все остальное – вранье. «Рубиновая Ось» существует – и это я вам сказала при первой встрече, – но она совсем не то, что они вам сказали.

Четверо ученых, задействованных в этом проекте, как следовало из ее объяснений, были специалистами по искусственному интеллекту, или, более специфично, по той отрасли ИИ, которую специалисты называют «Искусственная жизнь», или и-жизнь – на профессиональном жаргоне. Так называются программы, моделирующие все виды деятельности органических форм жизни, в том числе умение обучаться.

Как сказал мне Кейл Мак-Лафлин, первичной целью проекта «Рубиновая Ось» было построение системы «три К» для «Сентинела-1». Это должна была быть передовая программа – поскольку она строилась на базе нейронной сети, даже само название «программа» было архаично. С тем же успехом можно было бы назвать автомобиль «безлошадным экипажем». Эта система, установленная на бортовом компьютере спутника, должна была сама научиться отличать баллистические ракеты от ложных целей. Но в более дальней перспективе должна была появиться самовоспроизводящаяся форма и-жизни. Подобного рода научно-исследовательские работы велись в лабораториях университетов и корпораций с восьмидесятых годов, но такой большой проект, финансируемый Министерством обороны, делался впервые.

– Первая часть проекта была простой – относительно, конечно, – говорила Хинкли. – Ричард и По должны были создать систему и-жизни для «Сентинела», а соответствующие исследования были ими выполнены еще давно, и потому они уже год назад смогли закончить большую часть своей работы…

– А Пейсон-Смит не был против? – перебил я. – Я имею в виду, против военного применения?

– Они вам так сказали? – Хинкли возмущенно выдохнула. – Ага, Дик – тот еще голубь. У него в офисе в рамочке висят медали его отца – летчика Королевских ВВС, как будто он им приносит присягу. Уж если на то пошло, из всей команды он был самым большим ястребом, хотя и считал, что сама концепция орбитальной противоракетной системы несколько идиотская.

– Это почему?

Она отпила из чашки, облизнув губы от сливок:

– Потому, что такие вещи имели мало смысла даже лет двадцать назад, когда СССР еще существовал и накапливал стратегическое ядерное оружие. Но теперь единственная страна с большим ракетно-ядерным арсеналом – это США. Страна третьего мира, которая захотела бы сбросить на нас ядерную бомбу, не станет покупать подержанные русские ракеты. Они просто сунут бомбу на сухогруз и пошлют его в американский порт. А насчет случайного запуска вам любой специалист по контролю над вооружениями скажет, что это куда сложнее, чем бывает в кино. Так что «Сентинел» устарел еще раньше, чем сошел с чертежной доски.

– Ага, – сказал я. – Вообще я слыхал подобные вещи. Так почему же вы над ним работали?

– Потому что это – наша работа. – Она пожала плечами. – Можете считать, что это безответственно, но мы же не конгрессмены, голосовавшие за финансирование программы. Мы просто были наняты для выполнения своей части работы. Мы знали, что это туфта, но это заказал дядя Сэм, и если «Типтри» выписывала нам чеки за счет налогоплательщиков, зачем нам было спорить?

– Помните Альфреда Нобеля? – вставил я. – Тот, который изобрел динамит. Боюсь, он бы с вами не согласился.

– Может быть. – Она подняла руку ладонью вперед. – Это уже политика, а мне до нее дела нет. По крайней мере сейчас. Давайте я вам расскажу, что было дальше, а потом вернемся к «Сентинелу».

Пока Пейсон-Смит и По работали над «три К» для «Сентинела», Хинкли и Морган разрабатывали куда более высокоорганизованную форму и-жизни. Это был основной исследовательский аспект проекта, который должен был стать результатом программы «Рубиновая Ось» для мирных целей. После того, как система «три К» для «Сентинела» была сдана и принята Министерством обороны, Пейсон-Смит и Ким присоединились к двум остальным в этом дочернем проекте.

Идея создать «доброкачественный вирус» пришла в голову Моргану во время мозгового штурма. Идея была в том, чтобы дать возможность разнотипным компьютерным сетям общаться между собой без соблюдения многочисленных громоздких протоколов и большого объема телекоммуникационных программ, эти протоколы обслуживающих. Частично эта мысль родилась из воспоминаний о недоброй памяти «Интернетовском черве» – вирусе, которого в конце восьмидесятых запустил юный хакер в компьютерную сеть правительства США. Но Джефф предлагал реализовать более сложную и куда более «благонамеренную» версию той же идеи. Такая развитая и-жизнь была бы гибридом нейронной сети и обычной программы и могла бы общаться с компьютерами любых типов – что-то вроде «философского камня» кибернетики. Поэтому сотворенную сначала версию они назвали «Алхимиком», а потом переименовали в «Руби» – сокращение от прежнего названия большого проекта.

– Как и все организмы и-жизни, – продолжала Хинкли, – «Руби» подчиняется правилам, определяющим ее поведение, и эти правила организуют итерации…

– Итерации?

– Вроде циклов, – объяснила она, – но разница между итерациями «Руби» и итерациями других программ в том, что у тех итерации определены с начала и до конца. А у «Руби» они открытые. Она повторяет себя бесконечно – если говорить упрощенно.

Она отогнула палец:

– Во-первых, как только «Руби» попадает в компьютер, она просматривает все существующие в нем программы и все, что с этими программами взаимодействует. Ей даже не надо попадать на жесткий диск – достаточно передать зараженную программу по модему в сеть или сунуть в дисковод зараженную дискету.

Она отогнула еще один палец:

– Во-вторых, она пробует все возможные вариации стандартного алгоритма, пока не найдет подходящий и не вскроет исходный код намеченной программы. Сделав это, она этот код расшифровывает и получает к нему доступ. Как если бы кто-то заставил работать плату зажигания в автомобиле, подделав отпечаток пальца владельца.

Третий палец отошел от ладони.

– В-третьих, она абсорбирует все такие программы в собственную базу данных, но при этом не перекрывает доступ к программе других пользователей и не блокирует выполнение программой ее функций. Потом она ищет следующую программу, и так далее.

Она замолчала, поскольку подошла официантка подогреть мой кофе и спросить Берил, хочет ли она еще чашку «капуччино». Та покачала головой, и официантка снова растаяла в толпе.

– Это и случилось, когда мой приятель Джах загрузил копию из ПТ Джона на свой компьютер, – сказал я. – Она заграбастала все программы, но доступ не перекрыла.

Хинкли удовлетворенно кивнула, как мамаша, гордая успехом своего дитяти.

– Именно так и должно было быть. Вот почему я дала Тьернану диск – путь посмотрит, что может делать «Руби». Единственная разница – что ваш друг Джах, да? – попал в эту историю случайно.

– Убедительная демонстрация, – хмыкнул я. – И вы говорите, что эта штука может ускользнуть в сеть и скопировать себя на другой компьютер?

– Да, но не скопировать. Она не копирует себя, а размножается. Это и было целью: создать вирус, расходящийся по национальным сетям данных и по коммерческим сетям, проникающий в любой встреченный компьютер и уходящий из него в киберкосмос в поисках следующего. Теория домино – помните?

Я добавил себе молока:

– Я вот чего не понял. Для хранения стольких данных понадобится чертова уйма памяти, где ее взять? И потом, ведь такая штука будет убиваться антивирусными программами.

– Да нет, – замотала головой Хинкли, – это ведь не вирус, это сложнее. Это вроде… – Она глянула на потолок, будто рассчитывая найти слова там. – «Руби» – усовершенствованный сотовый автомат. Каждый встреченный ею компьютер, будь он большой или малый, включается в больший организм, и каждая программа такого компьютера тоже попадает под контроль «Руби». Потом она, «Руби», делится и ищет следующий компьютер, с которым может наладить связь. А тем временем последний компьютер становится узлом, или клеткой некоторой большей системы…

– И она продолжает расти.

– Верно. Все время чуть-чуть вырастает, с каждой новой программой, с каждым новым компьютером – она как ваше тело, состоящее из многих самостоятельных клеток, каждая из которых имеет свои функции. Выключение компьютера ее не убьет, как уничтожение одной клетки не убивает весь организм.

Она подняла палец:

– И потому антивирусные программы против нее бессильны, поскольку «Руби» их находит и разрушает исходные коды этих программ, как раковая клетка разрушает окружившие ее антитела.

– Господи ты мой Боже, – вырвалось у меня.

– Это еще не самое страшное, – сказала Хинкли, видя мою реакцию. – Вы вот о чем подумайте: при каждой новой итерации «Руби» не только добавляет себе памяти. Она еще и развивается. Она обучается.

Хинкли сцепила руки над столом и глядела на меня.

– Вы понимаете, что я говорю? – Она понизила голос тише шума в зале, но можно было различить и слова, и крайне тревожный тон. – Теория предсказывает, что после определенного числа итераций она достигнет критической массы… это еще на жаргоне специалистов называется фазовый переход. И тогда «Руби» из бессмысленной формы и-жизни станет чем-то совсем другим.

Поначалу до меня не дошло, а потом стукнуло.

– Разумной? – У меня голос сорвался на шепот.

Она медленно кивнула:

– Искусственный интеллект в форме искусственной жизни – практически бессмертен.

Я тихо присвистнул. Теперь я понял, что означали слова Берил Хинкли, что «Руби» – не просто электронная таблица или компьютерная игра. Это имитация самой жизни…

Нет, больше. Это не имитация жизни. Это форма жизни. Рожденная не от женщины, а от пальцев и клавиатуры, и все-таки – жизнь.

А как только я это понял, как только полная несуразность нашей темы поразила меня, как удар в челюсть, так сразу мне стало заползать в душу страшное подозрение.

– Эта программа, – сказал я медленно, обдумывая вслух, – этот клеточный автомат, как вы его называете… Джах, когда понял, что это похоже на вирус, быстро отсоединил машину от телефонной сети…

Хинкли смотрела на меня, но ничего не говорила. Я замялся:

– Но это в любом случае было правильно?

– Нет, – спокойно сказала она, чуть качнув головой. – Даже если бы он этого не сделал, хуже бы не было, и я именно это сказала Джону вчера вечером. «Руби» уже на свободе, около одиннадцати месяцев.

В младенчестве колыбелью «Руби» был настольный компьютер ИБМ в лаборатории и-жизни «Типтри корпорейшн». Команда соблюдала все предосторожности: модемный провод компьютера был отсоединен от телефона, а над дисководом смонтировали решетку с замком, ключ от которого был только у членов команды.

Они ведали, что творят. Они знали, что это дитя – Франкенштейново чудовище и его надо держать в тюрьме, пока не удастся его научить держать себя в обществе. Они же, будучи родителями потенциально деструктивного создания, считали себя ответственными за его воспитание. Они скармливали ему отобранные биты данных, тщательно следили за его поведением, гордились каждым его новым достижением, но следили, чтобы дитя не выбралось на улицу, пока не научится проситься на горшок.

Но, несмотря на все предосторожности, неизбежное несчастье произошло. Случилось это 17 мая 2012 года – как и многие другие несчастья в графстве Сент-Луис.

– Землетрясение было сильным ударом для компании, – говорила Хинкли. Теперь это не заметно, но тогда рухнула крионовая лаборатория и погибли четыре сотрудника. Уже и этого хватило бы, но от падения потолков и полок еще многие пострадали. Из нашей команды никто, слава Богу, не пострадал мы в этот день поздно вышли на ленч. Мне только повредило плечо растяжение связок. Зато наша лаборатория разрушилась полностью.

Она нервно оглянулась через плечо, я последовал за ней взглядом. Толпа пришедших на ленч редела, время перерыва подходило к концу. Официантка поглядывала в нашу сторону, и на ее лице читался вопрос: догадаются ли дать приличные чаевые эти двое, что заняли целый отсек, а ничего, кроме кофе, не заказали. Но ничего необычного, однако, не было: ни солдат ВЧР, ни полицейских машин, ни таинственных незнакомцев в широких плащах и надвинутых на лоб шляпах.

– Говорите дальше, – подбодрил я ее. – Лаборатория…

– Лаборатории практически не было, – продолжала она, – и компания не хотела, чтобы в развалины заходил кто-либо из ценных работников, пока там все не расчистят – оголенные провода, обваливающиеся стены или потолки и прочее в этом роде. Так что несколько дней мы просидели по домам, а тем временем «Типтри» нашла генерального подрядчика из Чикаго – «Сайенс Сервис». Как нам сказали, эта фирма специализировалась по восстановлению лабораторных помещений. Так что, сказали нам, не волнуйтесь. Приходите в понедельник, и все будет о'кей. А нам это тоже было на руку – у каждого было полно своих дел. По остался без дома, у Дика погибли кошки, у меня машину деревом раздавило…

Она откинулась на стуле и потерла пальцами веки.

– Ну, короче говоря, какой-то мальчик-студент отвечал за восстановление лаборатории и-жизни. Я его не обвиняю, потому что в лаборатории был хаос, все разбросано и никто понятия не имел, что откуда… В общем, мальчик нашел компьютер с «Руби», увидел свисающий модемный провод и воткнул его в телефонную сеть.

– Ах ты, блин…

Хинкли улыбнулась:

– Можно сказать и так. Он проверил, что линия работает, включил компьютер, прогнал коротенький тест, ну и, конечно, будучи добросовестным служащим «Сайенс Сервис», проверил модем звонком на какую-то доску объявлений.

Вот так, без ведома своих родителей, «Руби» перелезла через загородку манежа. Франкенштейново чудовище выпустили на улицы мировой деревни.

– Мы понятия не имели, «что стряслось, пока не пришли в понедельник на работу. Конечно, Дик сразу заметил и прежде всего захотел понять, как и куда «Руби» смогла выскользнуть из наших рук. Для этого ему пришлось выйти на главный компьютер компании и отследить все телефонные звонки, входящие и исходящие, в том числе факсовые и е-мейловые.

Она посмотрела мне прямо в глаза.

– И тогда, – сказала она очень спокойно, – он проник в те файлы компании, которые никто из нас никогда не видел и которые ни для кого из нас не предназначались.

В этот момент с треском распахнулась дверь. Мы оба повернулись на звук, но это была лишь пара торговых агентов, зашедших на ленч с таким видом, будто они хозяева кафе. Один из них крикнул официантке, чтобы она их посадила, другой попытался на ходу потрепать ее по заднице. Пара слизняков, только и всего, но моя собеседница занервничала из-за их хамского появления, вспомнив, где мы находимся.

– Нам пора уходить, мне здесь не нравится.

– Да ладно, – возразил я. – Всего-то пара яппи зашла за гамбургером.

Она продолжала настороженно смотреть на дверь.

– Здесь могут быть люди ВЧР, – сказала она. – Они не всегда в униформе и с автоматами.

Она боялась и, честно говоря, имела право, но не это было важно. Я должен был узнать конец истории, пока она не скроется в суде.

– Про ВЧР не думайте, – быстро сказал я. – Помните, я вам говорил про Барриса, бонзу местного ВЧР? Так он мне дал карту для прохода через все их посты.

– Да? – Она по-прежнему настороженно смотрела на дверь. – А что за карта?

– М-м… вот она. – Я полез в карман куртки за ламинированной карточкой, которую дал мне полковник. Я не смотрел на нее с тех пор, как Баррис мне ее дал. Честно говоря, за весь сегодняшний день я впервые о ней вспомнил.

– Вот, видите? – Я показал ей карточку. – Она решает все проблемы с…

– Черт побери, – шепнула она. – Дайте-ка ее сюда.

Я не успел слова сказать, как она выхватила у меня из рук карту и внимательно ее осмотрела. Чуть перегнула в руках, глянула ее на свет… и вдруг вытащила из кармана своего жакета перочинный ножик, открыла в нем ножницы и сделала в середине карты глубокую прорезь.

– Эй! – вскрикнул я. – Да вы что…

Она чуть сильнее растянула карту, протянула ее мне, и я заткнулся. Под слоем пластика и картона, тонкие, как кошачьи усы, вились проводки, соединяющие мельчайшие микросхемы и миниатюрные соленоиды.

– «Умная карточка», – выдохнула она. – Как те таблички, которые носят сотрудники нашей фирмы. Только эта издает сигнал, который можно проследить по сотовой сети.

– Ах ты, мать твою… – Я не мог поверить, что свалял такого дурака. Эти гады меня использовали, и я пошел за ними, как корова на веревке. Она нас подслушивала?

Хинкли прищурилась, глядя на карту:

– Н-не думаю. Тогда она была бы побольше. Но эта могла сообщить наше местонахождение любому, кто обратит внимание. Это уже плохо.

У меня по спине пробежал холодок.

– А это значит…

– Что это значит, я не знаю, – ответила она резко. – Вы ее сюда принесли, вы и скажите, что это значит.

Она мягким жестом положила карту на стол и отодвинула ее к стенке, поставив сверху держатель с салфетками.

– Единственное, что я знаю – что мы здесь уже слишком долго сидим.

– Послушайте, я же не знал…

– Знаю, что вы не знали, иначе надо быть круглым идиотом, чтобы мне ее показывать.

Она выскользнула из-за стола, достала из кармана несколько долларов и положила их на стол.

– Когда мы доберемся до суда, я вам расскажу остальное, – сказала она, – но отсюда надо убираться быстро.

Я тоже начал выбираться из-за стола:

– Но я клянусь, что…

– Да черт вас побери, потом! – Хинкли решительно направилась к двери, пока я еще только вылезал из отсека. Я бросил на стол горсть мелочи, извиняясь, улыбнулся официантке и поспешил следом, чтобы не отстать.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю