Текст книги "Меня не узнала Петровская"
Автор книги: Алла Драбкина
Жанр:
Детская проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц)
21 ноября
Ужасно я ждала этого дня, потому что сегодня опять был кружок. Читали пьесу Брехта. Брехт – это хороший писатель. Я вначале в этой пьесе ничего не поняла, но Игорь Александрович все объяснил, и мне тоже стало понятно. Интересно, какую мне дадут роль? Но Брехт – это не последний вариант. Просто Игорь Александрович сказал нам самим принести пьесы, которые нам нравятся, и Кашин принес Брехта. А я… Что же нравится мне? Я бы, пожалуй, поставила пьесу «Сережа Стрельцов». Там про нас, семиклассников, и про любовь. Я очень похожа на Сережу Стрельцова, только это мужская роль. После кружка шли вместе с Игорем Александровичем. Говорили.
Оказывается, он хорошо знает Крючка. Он ведь тоже до нас учился в нашей школе. Он тоже сказал Кашину, что нельзя быть к ней таким жестоким. Ещё он сказал, что беспощадность свойственна нашему поколению. Что их поколение, может, и было не таким развитым, но зато было добрее. Да, Игорь Александрович уже достаточно пожил на этом свете. Ему двадцать три года, а это, как известно, не первая молодость.
Может, Кашин послушается хоть Игоря Александровича? Раньше я думала, что Кашин никого на свете не уважает и не постесняется, что он даже с министром будет говорить оттопырив губу, но теперь вижу, что это не так. Он любит Игоря Александровича и так на него смотрит!
Я школе… В школе ничего нового. Разве что эти дуры лопаются от злости, что Милка опять со мной, со мной, а не с ними. Но теперь, когда у меня есть этот чудесный кружок, чихала я на них.
23 ноября
Сегодня Игорь Великорожин подставила мне ножку. Я упала, разорвала немецкие чулки и разбила коленки. А остальные мальчишки ржали. Я плакала не оттого, что мне было больно, а оттого, что они так ржали, и потом, когда я упала, это было вряд ли красиво. Недаром они ходили за мной и вопили:
– А у Суховой розовые штаны!
Ничтожества! Пошляки и ничтожества!
Кашина на этой переменке не было. Он был на четвертом этаже у десятиклассников. Они готовили отрывок ко дню рождения Лопе де Вега. Мы в кружке его празднуем.
Я одна бросилась на Великорожина и стала его царапать. Оказывая слабенькая, как сама думала о себе раньше. Я сильная. До лица он меня не допустил, но руки я ему изрядно исполосовала. Теперь я знаю, что я буду делать, – бить. Я буду бить.
На ботанике Варвара Романовна спросила Великорожина, что у него с рукой. Весь класс тут же уставился на меня. Кашин удивленно спросил, не моих ли рук это дело. Вместо ответа я поднялась и сказала:
– Варвара Романовна! Это я поцарапала Великорожина. Пусть сам скажет за что.
Класс загудел, а Дмитриев вдруг тоненьким голосом выкрикнул:
– А у Суховой штаны розовые!
Кашин поднялся, подошел к Дмитриеву, и никто не успел опомниться, как Кашин ударил Дмитриева по лицу! Ужас что было!
Варвара Романовна закричала, чтоб Кашин вышел из класса. И Кашин пошел. Но я не могла, чтобы он ушел! Я встала и пошла за ним.
– Ты куда? – крикнула Варвара Романовна.
– За ним, – сказала я.
Все засмеялись, а Великорожин выкрикнул, что у нас с Кашиным любовь.
– Какая ты дрянь, Великорожин, – сказала Варвара Романовна.
Тогда поднялся Ромка Хейфец и вдруг сказал, что все дураки и никакой любви у нас с Кашиным нет, а просто дружба, и что он уходит вместе с нами.
И мы ушли. А поскольку это был последний урок – мы пошли в кино.
А Милка осталась.
Только вот почему Ромка пошел с нами? Ведь он такой тихоня. Ничего не понимаю.
Хотя… Иногда мне кажется, что я ему нравлюсь. Он на меня часто смотрит. Я не хочу, чтобы это было так. Всегда очень тяжело, когда ты кому-то нравишься, а он тебе нет. И вообще, Ромка мне по плечо.
После кино мы сидели в садике и Ромка рассказывал «451° по Фаренгейту».
Он здорово рассказывает. И вообще он умный. Был бы чуть повыше ростом! А так… И зачем он поперся вместе с Кашиным провожать меня до дому?
30 ноября
Нам не разрешили ставить Брехта. Вместо этого подсунули новогоднюю интермедию. Дурацкую. С зайчиками и лисичками, а также с бабой-ягой. А я буду играть ёлку. Мне больше ничего не досталось, потому что я новенькая в кружке. Текст мне не дали. Просто буду стоять обвешанная игрушками посреди сцены. Это Игорь Александрович придумал, чтобы занять меня. Кашин будет играть Петю Неряшкина. Это лучшая мужская роль. Бабу-ягу дали Игошиной. Она сама выпросила. Я тоже хочу играть бабу-ягу, но стеснялась просить.
Димка Лукин будет дедом-морозом. Он уже взрослый и в нашей школе не учится, но в кружок ходит. Раньше он был самым главным хулиганом на нашей улице, а теперь все вечера торчит в актовом зале и делает декорации. Вдвоем с Игорем Александровичем. И совсем он никакой не хулиган.
После кружка шли с Кашиным, Игошиной и Игорем Александровичем домой. Обсуждали образ елки. Я думаю, эта роль мне удастся.
Игорь Александрович – дивный. Он умный, красивый и не зазнайка.
Алешенька… Сегодня на физике, когда я получила по контрольной тройку с минусом, он сказал, что я славная чудачка.
Он так и сказал:
– Славная ты чудачка!
У меня и после этого дрожали руки и вздымалась грудь. Слава богу, что он не заметил!
А-ле-ша!!!
2 декабря
Вот и зима пришла. Теперь уже по календарю. Встаешь – темно. Вот интересно, почему я наутро не думаю, что вечер, хоть утром так же темно, как вечером? Почему утром в тебе какое-то бодрое чувство?
После уроков собирали макулатуру. Я очень люблю это, как ни странно. Мы ходили вчетвером: я, Ромка, Зося и Милка. Крючок тоже весь день торчала в подвале. Там, где взвешивают бумагу. Она всегда вместе с нами теряет свое личное время. Кашина не было. Он с Игорем Александровичем делал избушку на курьих ножках.
Крючок спросила у меня, почему его нет. Я объяснила. Ей этого показалось мало. Она пошла намекать, что если человек не любит труд, то это уже нечеловек. Труд. Как будто он с Игорем Александровичем не трудится. Вообще странные у нее понятия о труде. Она, например, считает, что Лариска Гущина любит трудиться, ведь Лариска им притащила необходимые для каждого пять кило бумаги. Из дому. Аккуратненько веревочкой перевязано. Это ей папа собирает. А мне папа не собирает. И Ромке тоже. И Милке. Мы ходили в трест мороженого, потом на почту, потом в ресторан на Московском вокзале и набрали столько бумаги! Уж не по пять килограммов, а по двадцать. Я Крючку сказала, что я собрала и для Кашина. Чтоб она потом его не пекла, а то она выдумала ставить всем оценки по общественной работе, для стимула.
А мы очень здорово походили по дворам!
Правда, Зося ныла, что холодно. Но это она от лени. Вот Зося действительно ленивая. Вернее, она не ленивая, но она если старается, то только за что-то, для себя, а если просто так надо сделать – она не любит. Милка, правда, тоже не очень-то хотела собирать. Но у Милки чистоплюйство. И вообще у них домработница.
Но мы с Ромкой их пересилили. Мы их протаскали до шести вечера, пока не стало совсем темно. Кажется, наш класс выйдет на первое место. Кроме нашей четверки здорово потрудились Сережка Николаев, Юрка Андрущак и Нинка Дерябкина. Они хоть и двоечники, но когда дело касается работы – не подведут.
А Гущина и Великорожин сдали по пять кило и смылись. Гогочки чёртовы!
Пришла домой, сделала уроки и спать.
Завтра в кружок. Йо-хо-хо!
3 декабря
День начался приятно. Нашему классу дали переходящий вымпел по труду. Гущина получала так, будто это она лично заслужила. А потом я была в кружке. Игорь Александрович придумал делать парные музыкальные этюды.
У нас на рояле играет чудная женщина. Мать нашей математички, Иннушки. Очень маленькая и старая. С круглыми глазами, чем-то похожая на Петра I, только усов нему. Она вообще то пенсионерка, и за наш кружок ей не платят, но она не пропускает ни одного занятия, даже если рояль не нужен, просто так ходит. Зовут её очень смешно: Настасья Филипповна. Юмор такой!
Настасья Филипповна сыграла нам очень грустную музыку, которая потом сменилась очень бурной, но тоже грустной.
Мы с ним даже не успели сговориться, что же мы будем делать, как Игорь Александрович вытолкнул нас на площадку.
Я села на скамеечку и представила себе, что осень. Осень не только на улице, но и во мне. Старая я такая, что ли? Да, я представила, что я и старая и усталая. И мне грустно.
Мне даже показалось, что ко мне на колени упал кленовый лист. Его не было, но я его рассматривала, как будто он был.
Мне даже не хотелось поднимать глаз от этого листа.
Кашин шел мимо меня. Тоже медленно, в ритме музыки. И тоже будто бы он старый, будто бы уже прошло много лет и мы совсем не мы. Я посмотрела ему вслед, и он остановился. Потом медленно обернулся и посмотрел на меня.
И я представила, что мы обязательно расстанемся. Что кончим школу и расстанемся. Что пройдёт много лет и когда-нибудь мы встретимся осенью в садике. Оба будем старичками и не сразу узнаем друг друга. Мне стало так грустно, что в глазах все задрожало. Я смотрела вслед Кашину. Он опять обернулся. Я привстала и сделала шаг вслед за ним, а он сделал шаг ко мне. Потом началась бурная музыка, и мы, наверное, повинуясь ей, не сами от себя, а от музыки и еще почему-то кинулись друг к другу, потом остановились и стали просто смотреть друг на друга. Музыка была уже сумасшедшая, а мы не двигались и смотрели друг на друга, но все равно именно такая музыка и должна была быть.
А в перерыве я почему-то плакала. Я не хотела, чтобы это кто-то видел, но Игорь Александрович нашел меня и гладил по голове. Он стал говорить, что я очень хорошая и щедрая девочка, что он очень рад тому, что я у него и кружке.
Домой шли все вместе и пели песни. Прохожие на нас оборачивались, но не ругались, потому что сразу видно, что мы – коллектив. Отличные ребята. Я даже не знала, что в нашей школе есть такие чудесные ребята. И старшие совсем не зазнаются. Вот, к примеру, Димка Лукин. Пальто мне подал, шею шарфом завернул. Леночка Петрова из десятого класса мне свои стихи читала, а Алик Никифоров Кашину свою кожаную куртку подарил.
А об Игоре Александровиче и говорить нечего! Он такой рыжий, такой красивый, такой добрый! И чего он с нами возится?
Ещё мы посидели в садике и поговорили. Пришли к выводу, что все мы очень серые и надо читать о режиссерах. Чтобы каждый прочёл про одного и рассказал другим.
Мы с Кашиным и Нинкой Игошиной взяли на троих Вахтангова.
Неужели и правда я щедрая? Нет, Игорь Александрович сам щедрый, поэтому он о других так хорошо думает.
Ведь из-за каждой чепухи он готов любому наговорить столько хорошего!
Даже если он говорит неправду… Не знаю, не знаю.
6 декабря
Неожиданно для всех оказалось, что Гущина и Великорожин вступили в комсомол. Говорят, на совете отряда дали рекомендацию, и в классе никто не знал.
Я очень хочу в комсомол, но фиг они меня теперь пропустят, тем более что опять вышел скандал из-за Зоси. У нас в классе была традиция: всем собирать деньги на подарок ко дню рождения. У меня хоть и летом день рождения, но я всегда давала деньги. А Зося один раз не дала. По-моему, для Великорожина. Просто у нее не было. У нее ведь только мама работает, а у бабушки очень маленькая пенсия, поэтому у них просто не всегда есть деньги. И Нинка Дерябкина, которая ответственная за эти дни рождения, решила Зосю не поздравлять и не делать ей подарка. Утром Зося пришла в класс самая первая, и как только появилась Нинка Дерябкина, она сразу же спросила:
– А где мой подарок?
Нинка ей вместо подарка показала фигу. Зося так плакала! Я попросила у мамы три рубля и подарила ей авторучку, но ведь дело не в этом! Я высказала Дерябкиной свое мнение об их поступке. Она передала Гущиной, и опять они шушукались про меня. Просто тошно приходить в класс. А Гущина мне еще покажет.
Вот почему я такая растяпа! Почему я раньше не догадалась подать в комсомол заявление? Всегда так ушами прохлопаю. На комитете меня бы приняли, там Леночка Петрова за меня бы выступила. Да и Крючок спорить не стала бы. Все-таки она меня за что-то любит. За что? Вечно со мной разговаривает как со взрослой. И на уроках, когда что-нибудь рассказывает, то на меня смотрит. Она моей маме на родительском собрании сказала, что ей неинтересно вести уроки, когда меня нет а классе. И Кашина она любит. Только боится немножко. Наверное, так же, как и я. Я Кашина всегда немножечко побаиваюсь. Уж очень он умный.
Мне только не нравится, как Крючок об Игоре Александровиче говорит. Вроде и не ругает, а как-то нехорошо. Как будто она про него что-то плохое знает. Она считает, что с тех пор, как я стала ходить в кружок, я перестала заниматься общественной работой. Но это же неправда! Лом я собирала, макулатуру собирала, больных посещала. Выбирать меня никуда не выбирают? Так меня и раньше не выбирали, ведь не пользуюсь авторитетом товарищей… А так…
Ладно. Спать. Ничего сегодня не было, а я-то расписалась.
8 декабря
Воскресенье! Такого чудесного воскресенья ещё не было в моей жизни. Мы с Игорем Александровичем ездили за город. Снимать фильм. Мы все были лунатиками, а Володька Золотов – космонавт. Хо-хо, что мы вытворяли! Там среди леса стоял некой то сарай, и мы прыгали с него в снег. Игорь Александрович сказал, что он снимет это обратной съемкой. И на экране должно получиться, что мы метим не вниз, а вверх. Сам он ходил на руках, интиму что ведь на луне все возможно. Он здорово ходит на руках. А мы все были до чего смешные! Загримированные, в вывернутых пальто! Все, кроме Нинки Игошиной. Она, видите ли, обиделась, что ей не дали отдельной роли. А Игорь Александрович сказал, что и чёрт с ней, раз она такая. Он сказал, что любит только таких девчонок, которые похожи ни мальчишек и не требуют привилегий. Правильно. Потом мы обедали в лесу. Все вместе. Играли в снежки и кувыркались. Игорь Александрович кувыркается лучше всех. Мальчишки так не умеют. В электричке мы пели и сочиняли стихи. Хохмические. Только Кашин спал у меня на плече. Я боялась пошевельнуться. Я была счастлива!
10 декабря
Я прочитала свой дневник и заметила, что стала очень нерегулярно вести записи. Ничего не могу поделать. Просто нет настроения описывать каждый день. И вообще со мной происходит нечто странное, будто бы укрупнилась, что ли? Если раньше меня волновали все наши классные события вплоть до каждого взгляда в мою сторону, то теперь я стала вроде Кашина, совсем беззаботной в этом смысле. С Зосей и с Милкой общаюсь по-прежнему, но стала терпимее к их недостаткам. Что делать, им не повезло так, как мне.
Читала письма Вахтангова. Он пишет, что человек, который был одинок, должен быть приветливым! Как это точно! Почему так много больших людей говорят об одиночестве?
Сегодня был кружок. Репетировали новогоднюю интермедию. Странно, ни такого барахла Игорь Александрович устраивает веселое зрелище Даже нам самим приятно в нем участвовать. Жалко только, моя роль такая неподвижная. Но он обещал и для меня что-нибудь придумать.
А пока я сижу на репетициях рядом с ним и помогаю ему ставить.
Он ко всем прислушивается, даже ко мне.
Ладно, надо делить уроки, а то у меня что-то троек много набирается. Игорь Александрович сказал, что будет проверять наши отметки, Может получиться конфуз.
12 декабря
Было классное собрание. Обсуждали работу в четверти. Гущина отчитывалась. Вот почему: живем ужасно скучно, а как только дойдет до отчета, то получается, что мы наворотили бог знает сколько важных дел? Это и правда, и неправда. Скорее неправда, потому что не все дела надо читать. Есть такие дела, от которых пользы как от козла молока, но в каждом отчете их указывают. Больных посещали – герои! Пятерки получали – герои! Крючок предложила высказаться по докладу. И кто меня за язык тянул? Опять выскочила. Сказала, что все, может, и хорошо, но вот только неинтересно совсем, а надо, чтоб было интересно. По-моему, это элементарно. Но на меня так все накинулись! Сказали, что жизнь состоит не из интересного, а из полезного! Что меня с таким мировоззрением нельзя принимать в комсомол, потому что мало того, что я дезорганизатор, но к тому же еще и начиталась авантюрной литературы и черт знает чего хочу. Кашин и Ромка рассмеялись.
После собрания Крючок попросила меня подождать ее. Пришлось провожать до дома. По дороге заходили в магазины. Она купила себе одну сардельку, килограмм картошки и триста граммов сахара. Одну сардельку! Бр-р!
По дороге спорили. Я осталась при своем мнении: все должно быть интересно. Даже привела в пример Игоря Александровича. А она сказала, что я маленькая и ничего не понимаю, что я попадаюсь на внешние трюки, что она тоже могла бы придумать что угодно, но жизнь есть жизнь. А я не хочу такой жизни! Я хочу, чтоб было интересно. А иначе жить не стоит.
18 декабря
Мы гуляли с Нинкой Игошиной. Ходили по 4-й Советской. Мне-то это было выгодно, потому что с тех пор, как я люблю Кашина, я только и гуляю по его 4-й Советской. Зачем это делает Нинка, я сначала не поняла. Но потом…
Лучше б я этого и не узнала!
Она любит Кашина. Умоляла меня никому об этом не говорить. Она рассказала мне все малейшие оттенки движения своей души. Я не знала, как ее остановить. Что мне делать? Господи, и почему это я такая несчастная! Ведь он ее явно любит, судя по её словам. Она говорит, что он не спускает с нее глаз. Конечно, она красива. И потом… она горда и неприступна. Не то что я. Муки и волнения меня не покидают. Чувствую, что вся моя любовь с Кашиным кончится простой дружбой, а это оскорбительно.
Как бы мне хотелось возненавидеть Нинку. Но это мелко. Нельзя. А жаль. Если б она не была из нашего коллектива!
22 декабря
Сегодня нашу интермедию просматривал сам Семен. Вернее, не просматривал, а просто слушал Игоря Александровича, что да как.
– Вот здесь у нас будет елка, – говорил Игорь Александрович. Семен не давал ему договорить, тут же кивал:
– Понятно…
– Вот тут у нас будет баба-яга вылезать из-под пола, а Петя Неряшкин будет улетать под потолок, а Маша…
– Понятно, конкретнее…
– А вот здесь мы хотим поставить другую елку, только совсем необычную…
– Понятно, конкретнее…
Я думала, что Игорю Александровичу и правда наплевать, что Семён разговаривает а ним в таком тоне, но он вдруг совсем взорвался.
– Что вам понятно?
– Что елка.
– Какая елка?
– Что вы на меня кричите? – вдруг заорал Семен.
– Я на вас не кричу, – вежливо сказал Игорь Александрович, – просто я очень люблю людей, которым все сразу понятно. Ему еще ничего не скажешь, а уже все понятно…
– Вы смотрите, осторожнее, – продолжал орать Семен.
– Так вот, – очень спокойно продолжал Игорь Александрович, – это будет живая елка, живая девочка, наряженная елкой. И она будет…
– Понятно, – сказал Семен, – этого не будет…
– Почему не будет?
– Потому что это никому не нужно, – сказал Семен.
Потом он целый час говорил о том, что нужно выпустить монтаж из первоклассников, потому что это хорошо действует на родителей, которые придут на елку, что первоклассники вообще умиляют. Игорь Александрович стал говорить, что совсем не считает нужным мучить несчастных малышей для умиления бабушек и маменек.
Тогда Семен сказал, чтобы он всерьез задумался о своих словах, и ушёл, хлопнув дверью и крикнув напоследок, что все будет так, как сказал он.
Игорь Александрович всю репетицию был злой. Мы тоже. Еще бы! А мне хуже всех, потому что мою роль вообще упразднили.
Потом помнилась еще старшая вожатая и сказала, что она в своем лице не может согласиться с тем планом интермедии, который предложил Игорь Александрович, хотя она не видала никаких планов и никаких интермедий. Вот так! Не согласна, и все!
Володька Золотов сказал Игорю Александровичу, что если бы он не стал так грубить Семену, то все бы кончилось нормально.
Игорь Александрович поскучнел еще больше и сказал:
– Как грустно, что и вы такие разумные… Слишком рано знаете, как с кем надо говорить.
Володька по-взрослому пожал плечами и усмехнулся.
Домой разбежались поодиночке, потому что Игорь Александрович не захотел, чтоб мы его провожали.
24 декабря
Кашину исполнилось пятнадцать.
День рождения прошел очень здорово! Были у него всем кружком. Игорь Александрович тоже. Из класса был только Ромка. Играли в мнения. Я была лампой. Обо мне сказали, что я яркая лампа, что я светильник разума, что я не режу глаза и что от меня всем тепло и светло. Оказывается, это Кашин сказал, что от меня тепло и светло. Мне Леночка Петрова это сказала. Но моему, она одна догадывается о моих чувствах. Счастливые! У них взаимно. И как это получается, что люди любят друг друга взаимно?
Какой чудный у Кашина отец! Он мне сказал, что давно хотел со мной познакомиться, что слышал обо мне на собраниях и от Алешки. А сам подмигнул. Интересно, почему? И мама у Кашина хорошая. И вообще все было хорошо. Нам налили по рюмке вина. Я, оказывается, очень смелею, когда выпью. Я даже не стеснялась с папой Кашина танцевать вдвоем цыганочку.
Потом танцевали. Кашин танцевал со мной!
Падает снег…
Ты не придешь сегодня вечером.
Падает снег…
Мы не увидимся, я знаю…
И опять я слышу
Твой любимый голос
И чувствую, что я умираю…
Чудная пластинка. Нинка Игошина разревелась, и Володька Золотов сказал Кашину, чтоб он ее пригласил.
Вот так некоторые и добиваются того, чего хотят. А потом она уже отпускала его от себя. Когда кончалась пластинка, хватала его за палец и заговаривала зубы. Меня приглашали Ромка и Мишка Начинкин.
Этот Мишка Начинкин – ужасно смешной. Он у нас самый добрый и трудовой человек в кружке. Он учится в техническом училище, но кружок не бросает, хотя у него нет никаких способностей. Ему обычно поручают шумы за сценой, потому что он мет обращаться с магнитофоном. Однажды ему поручили дать за сценой звонок, а звонок не сработал, тогда он высунулся из-за кулис и сказал:
– Дзынь-ля-ля!!!
А потом исчез. Говорят, после этого было невозможно играть спектакль.
Вот с ним я и танцевала. Потом мне надоело, и я пошла на кухню.
Там папа Кашина и Игорь Александрович пили водку и спорили об искусстве, а мама мыла посуду. Я стала ей помогать, потому что не хотела больше смотреть, как Игошина обхаживает Кашина. Но Алёшка скоро пришел на кухню. Я ему сказала, что невежливо уходить от гостей, а он ответил, что пришел за мной, потому что со мной у него лучше получается танцевать.
И до конца вечера он танцевал со мной! Как я его люблю!