Текст книги "Дорога пыльной смерти"

Автор книги: Алистер Маклин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)

Глава 5

Для гонщиков «Гран-при», как и для большинства туристов, гостиница – это просто место для сна, еды, отдыха. Был бы лишь минимальный комфорт. Но недавно отстроенная вилла-гостиница Чессни на окраине Монца предоставляла не просто минимальный комфорт. Превосходный замысел, превосходная постройка, великолепный ландшафт, огромные, с массой воздуха номера, со вкусом и удобно обставленные, прекрасные балконы, роскошная еда и отличное обслуживание – все заставляло думать, что эта гостиница предназначена для отдыха миллионеров.

Она и должна была стать такой в недалеком будущем. Пока же вилле-гостинице Чессни еще только предстояло обрести свою клиентуру, свой стиль, репутацию, традиции. Для достижения этих желанных целей и нужна была реклама, которая одинаково важна и для первоклассной гостиницы и для любого захудалого ларька.

Поскольку ни один спорт в мире не привлекает к себе столько внимания, сколько международные гонки, то владельцы гостиницы сочли разумным предоставить за очень малую плату виллу-дворец прославленным командам на все время итальянского «Гран-при».  Через год, вполне возможно, гонщикам не позволят переночевать здесь даже в подсобных помещениях, но это будет еще только через год.

Была пятница, последняя в августе, к вечеру жара спала, и необходимости включать кондиционеры не было, но они работали, добросовестно охлаждая воздух. Этим как бы лишний раз подчеркивалась престижность гостиницы. Чессни была местом отдыха высоких гостей.

Мак-Элпайн и Даннет сидели в фойе этой гостиницы. Сидели они рядом, но почти не видели друг друга из-за вычурной конструкции обитых бархатом кресел, они даже не сидели, а полулежали. Оба были заняты мыслями более серьезными, чем о погоде и температуре в помещении. Они почти не разговаривали, а если и обменивались репликами, то без всяких эмоций. Наконец Даннет решил поговорить о серьезном, его волнующем:

– Харлоу все еще не вернулся с трассы.

– У него есть оправдание, – ответил Мак-Элпайн. – По крайней мере, я очень на надеюсь, что он решил сделать еще несколько кругов на больших скоростях, чтобы отрегулировать подвеску и коробку передач на своей новой машине.

– А нельзя было отдать новую машину Траккиа?

– Нельзя, Алекс, и ты и я это знаем. Ведь. Джонни не только номер первый в команде «Коронадо», но вообще лучший на данный момент гонщик в мире. Наши спонсоры весьма чуткие к общественному мнению. Единственная причина, почему они пишут названия фирм на наших машинах и дают нам деньги, заключается в том, чтобы лучше продавалась повсюду их продукция. Без этих денег нашу команду вынужден был бы содержать я один, но выкладывать такие денежки я не готов. И если Харлоу не получит самую лучшую и новейшую машину, публика потеряет веру в Харлоу, в команду «Коронадо», и продажи машин фирмы «Коронадо» могут упасть, а мы потерять поддержку этой фирмы.

– Ну что ж, может быть произойдет чудо. Ведь никто не видел, чтобы он употреблял алкоголь в течение последних двенадцати дней. А до этапа гонок «Гран-при» Италии осталось всего два дня.

– Тогда зачем ему эти бутылки виски, которые мы совсем недавно унесли из его номера?

– Можно предположить, что он испытывал себя на моральную устойчивость, но в это трудно верится.

– Так ты в это не веришь?

– Откровенно, Джеймс, нет. – Даннетом опять овладела черная меланхолия. Он помолчал и спросил: – Какие новости от ваших агентов с юга, Джеймс?

– Никаких. Я конечно надежды не теряю, но ведь прошло четырнадцать недель со дня исчезновения Марии. Ужасный срок. О несчастном случае давно стало бы известно. Если бы она ушла к другому, слухи бы тоже просочились. Похищение ради выкупа – давно бы пришло требование выкупа. Она просто исчезла. Пропала. Утонула… предположить можно всякое.

– Мы с вами часто говорили об амнезии.

– Но я также часто говорил тебе без ложной скромности, что Мария Мак-Элпайн слишком известная личность, и даже если бы у нее и случилась потеря памяти, то ее все равно кто-нибудь да узнал, за такой срок.

– Мэри сильно переживает?

– Особенно последние двенадцать дней. Это и из-за Харлоу тоже. Алекс, мы разбили ей сердце… Прости, это я разбил ее сердце, еще в Австрии. Я не знал, что все так далеко зашло. Но у меня не было выбора.

– Она идет на прием сегодня вечером?

– Да. Я настаивал. Нужно отвлечь ее от мрачных мыслей – вот что я себе пытаюсь внушить, а может, просто стараюсь успокоить свою совесть? Все перепуталось. Возможно, я совершаю еще одну ошибку.

– Да, Харлоу и для вас, и для Мэри  немалая головная боль. Но это его последний шанс, Джеймс? Еще одна бешеная гонка, еще одно поражение, еще одна попойка… и на нем вы поставите точку. Не так ли?

– Именно так. – Мак-Элпайн кивнул в сторону входной двери. – Может нужно сказать ему об этом сейчас?

Даннет посмотрел туда же. Харлоу вошел внутрь и ступал по полу, выложенному плитками из каррарского мрамора. Он был, как обычно, в своем безукоризненно белом комбинезоне гонщика. Молодая и очаровательная именно этой своей свежестью девушка-дежурная улыбнулась ему, когда он проходил мимо. Но Харлоу бросил на нее спокойный взгляд ничего не выражающий взгляд. Он шел через вестибюль, и  присутствующие умолкали из-за уважения – живое божество приближалось к ним. Харлоу вроде бы ни на кого не глядел особо – ни направо, ни налево, но его проницательные глаза ничего не упускали, это можно было понять по тому, как он круто повернулся и направился к сидящим Мак-Элпайну и Даннету.

– Ни шотландского виски, ни ментола, все ясно. Иначе он избегал бы меня, как чумы, – проворчал Мак-Элпайн.

– Наслаждаетесь тихим вечером, джентльмены? – спросил Джонни без тени иронии или сарказма.

– Угадал, – ответил Мак-Элпайн. – И ты сделаешь его еще более приятным, если сообщишь, как ведет себя новый «коронадо» на треке.

– Да в общем нормально. Джекобсон, большая редкость, согласился со мной, что нужна лишь небольшая регулировка коробки передач и укрепление задней подвески, остальное в полном порядке. Все будет сделано к воскресенью.

– Никаких претензий с твоей стороны?

– Нет. Это прекрасная машина. Лучшая на сегодняшний день, и очень скоростная.

– Какова же скорость?

– Я до конца пока не выяснил. Но в двух последних заездах был побит  рекорд круга.

– Отлично, отлично. – Мак-Элпайн взглянул на часы. – Что же, пора идти. Нам остается всего полчаса на сборы.

– Я устал. Пойду приму душ, посплю часа два, затем пообедаю. Я сюда приехал ради «Гран-при», а не для того, чтобы вращаться в высшем обществе.

– Ты решительно не хочешь идти?

– Я ведь отказывался и раньше. Так что прецедент имеется, я надеюсь.

– Но это необходимо.

– Необходимо?

– Там будут три или четыре очень влиятельных человека, которые приехали специально с тобой повидаться.

– Знаю.

Мак-Элпайн помолчал перед тем, как задать следующий вопрос:

– Откуда тебе это известно? Об этом знали только Алекс и я.

– Мэри сказала мне. – Харлоу повернулся и пошел прочь.

– Ну и ну. – Даннет прикусил губу. – Ну и наглец. Подошел, лишь чтобы сообщить, что дважды на тренировке установил рекорд круга? И дело в том, что я ему верю. Только для этого он и подошел?

– Нет, не только. Еще он дал понять мне, что остается лучшим в своем деле. Но и это еще не все. Он сказал также, что его не интересует этот чертов прием. Что он будет говорить с Мэри, даже если это мне не нравится. И наконец, продемонстрировал, что у Мэри от него нет никаких секретов. Черт возьми, куда девалась моя непутевая дочь?

– Все-таки интересно.

– Что тебе интересно?

– Сможете ли вы окончательно разбить ее сердце.

Мак-Элпайн вздохнул и еще глубже погрузился в кресло:

– Тут ты прав, Алекс, да, прав. Нельзя этого делать. Но, знаешь, очень хочется  столкнуть лбами эту молодую парочку.

Харлоу принял душ, надел махровый белый банный халат, вышел из ванной, открыл дверцу платяного шкафа и пошарил на верхней полке. Не нашел того, что искал, и его брови поднялись вверх в удивлении. Заглянул в буфет, но с таким же результатом. Он постоял посреди комнаты, размышляя, затем широко улыбнулся:

– Так, так, так, вынесли вон. Умно поступили.

Улыбка на его лице говорила, что Харлоу не особенно расстроился. Приподняв матрац, он извлек оттуда плоскую бутылку виски, наполовину полную, осмотрел и сунул обратно. Потом пошел и снял крышку с бачка унитаза, вытащил бутылку виски другой марки, проверил уровень – полна на две трети. Сунул ее обратно и закрыл крышку бачка, сделав это так, чтобы было видно, что ее закрывали небрежно. Потом он вернулся в спальню, надел светло-серый костюм и принялся завязывать галстук, когда услышал снаружи мощный рев автомобиля. Тогда он выключил свет, раздвинул занавески, открыл окно и выглянул наружу.

У входа в отель стоял большой автобус, в который входили направлявшиеся на официальный прием гонщики, административный персонал, механики и журналисты.

 Харлоу убедился в том, что в автобус сели все те, чье присутствие в гостинице в этот вечер было ему крайне нежелательно: Даннет, Траккиа, Нойбауэр, Джекобсон и Мак-Элпайн, последний вел опирающуюся на его руку Мэри. Наконец все расселись и автобус, урча, покатил в ночь.

Через пять минут Харлоу был уже у стойки администратора, за которой сидела все та же хорошенькая девушка, на которую он совсем недавно, проходя мимо, не обратил никакого внимания. Он широко улыбнулся ей – его коллеги, увидев это, не поверили бы своим глазам, – а она, покраснев, но быстро преодолев смущение, так и засветилась радостью, увидев еще и такую сторону натуры Харлоу. Для всех, кто не имел непосредственного отношения к автогонкам, Харлоу оставался по-прежнему гонщиком номер один.

– Добрый вечер, – приветствовал ее Харлоу.

– Добрый вечер, мистер Харлоу, чего желаете, сэр? – Улыбка исчезла и на лице появилось огорчение. – К сожалению, ваш автобус только что ушел.

– Пустяки, у меня имеется личный транспорт.

Улыбка снова засияла на лице девушки.

– Мистер Харлоу, какая я глупая, ну конечно же, ваш красный «феррари». Вам что-нибудь…

– Знаете, я назову вам четыре фамилии – Мак-Элпайн, Нойбауэр, Траккиа и Джекобсон. Я хотел бы узнать, какие номера они занимают?

– Непременно, мистер Харлоу. Однако мне кажется, что все эти джентльмены сейчас в отъезде.

– Я знаю об этом. Я этого как раз и ждал.

– Не понимаю, сэр?

– Я просто хочу кое-что подсунуть им под двери. Старый обычай гонщиков перед соревнованиями.

– Ох уж эти гонщики и их вечные розыгрыши. – Бедняжка, несомненно, не видела гонщиков до нынешнего вечера, но это ей не помешало поглядеть на чемпиона со всепонимающим лукавством. – Их номера 202, 208, 204 и 206.

– Это в той последовательности, в какой я называл их?

– Да, сэр.

– Благодарю вас. – Харлоу приложил палец к губам. – Конечно, никому ни слова.

– О! Я ничего не знаю, мистер Харлоу. – Она улыбнулась ему с таинственным видом и проводила взглядом. Харлоу достаточно реалистично оценивал силу своей известности, чтобы понимать, что об этом разговоре она будет рассказывать не один месяц; но до их отъезда из гостиницы тайну будет хранить.

Он возвратился наверх в свой номер, вытащил кинокамеру из чемодана, отвинтил ее заднюю панель, осторожно поцарапал черную металлическую панель, вытащил ее и из открывшегося гнезда вынул маленькую миниатюрную фотокамеру, размером не больше пачки сигарет. Положив ее в карман, он собрал кинокамеру и сунул ее в чемодан. С сомнением поглядел на холщовую сумку с инструментами, лежащую в чемодане. Пожалуй, сегодня инструменты ему вряд ли понадобятся. Однако, подумав, он все же взял сумку с собой и вышел из номера.

Он прошел по коридору к двести второму номеру – апартаментам Мак-Элпайна. Харлоу не было нужды, в отличие от Джеймса Мак-Элпайна, прибегать к хитростям, чтобы получить ключ от номера, – он располагал отличным набором ключей. Попробовав один из них, другой, он наконец открыл дверь. Заперев дверь за собой, отложив в сторону свою сумку, Харлоу  принялся методично осматривать номер. Ничто не осталось без его внимания – ни одежда Мак-Элпайна, ни содержимое шкафов и чемоданов. Наконец он наткнулся на маленький чемоданчик, размером с кейс для бумаг, с очень крепкими, необычными по виду замками. Но Харлоу имел ключи и к самым маленьким и самым необычным замкам. Чемоданчик удалось открыть.

Содержимое являло собой дорожный офис с массой разнообразных бумаг, накладных, квитанций, чековых книжек и контрактов: владелец «Коронадо» вел сам всю свою документацию. Харлоу не стал смотреть бумаги, внимание свое он сосредоточил на перетянутой резинкой пачке чековых книжек. Он быстро просмотрел их и задержался на одной из них, где на первых четырех страницах  был перечень произведенных платежей. Он внимательно вчитался в эти четыре странички, сокрушенно покачал головой, словно не веря своим глазам, вытащил из кармана миниатюрный фотоаппарат и сделал восемь снимков, каждую страницу сняв дважды. После этого он тщательно навел в комнате порядок и покинул ее.

Коридор был пуст. Харлоу дошел до номера 204, занимаемого Траккиа, и открыл дверь тем же ключом, каким открывал дверь номера Мак-Элпайна: гостиничные замки имеют, как правило, самые незначительные отличия, для удобства все номера открываются одним служебным ключом, который фактически и был сейчас в распоряжении Харлоу.

В комнате Траккиа вещей было гораздо меньше, чем у Мак-Элпайна, поэтому осмотр занял немного времени. Харлоу здесь также особенно заинтересовал маленький кейс для бумаг. Открыть его ему стоило минимальных усилий. Деловые бумаги, обнаруженные в кейсе, почти не заинтересовали Харлоу, кроме небольшой красно-черной записной книжки, содержащей, похоже, зашифрованные адреса. Каждый адрес, если только это были адреса, начинался буквой, за которой следовал набор цифр. Это могло оказаться интересным, или, наоборот, не имеющим никакого значения. Харлоу поколебался, потом, недоуменно пожав плечами, все же извлек фотоаппарат и сфотографировал и эти страницы. Номер Траккиа он оставил в таком же идеальном порядке, как и номер Мак-Элпайна.

Через две минуты Харлоу уже сидел в 208-м номере на кровати Нойбауэра с его кейсом для бумаг на коленях. Миниатюрная фотокамера его неустанно щелкала: тоненькая красно-черная записная книжица в его руках была точной копией той, что он обнаружил у Траккиа в номере.

Наконец Харлоу добрался до последнего из намеченных им объектов – номера Джекобсона. Видимо, Джекобсон оказался не таким предусмотрительным и не таким хитроумным, как Траккиа или Нойбауэр. Он имел две чековые книжки, и когда Харлоу открыл их, то опешил от неожиданности. Из них следовало, что для доход Джекобсона по меньшей мере в двадцать раз превышал тот, что он мог иметь, работая главным механиком. В одной из книжек был листок бумаги со списком адресов на простом английском языке, адресов в разных странах Европы. Харлоу тщательно зафиксировал все это своим маленьким фотоаппаратом.

Он уже сложил бумаги в кейс и, поставив его на прежнее место, собирался уходить, когда вдруг услышал шаги в коридоре. Харлоу замер в нерешительности. Шаги приближались и стихли возле самой двери этого номера. Джонни выхватил из кармана косынку, собираясь завязать ей лицо, но в двери уже поворачивался ключ и ему пришлось, прервав этот процесс, быстро и бесшумно скользнуть к платяному шкафу, спрятаться в нем, прикрыв за собой дверцу. Он услышал как кто-то вошел в номер.

Харлоу стоял в полной темноте. Ему было слышно, как кто-то двигается по комнате, но не мог даже представить, кто бы это мог быть и что он делает в номере: судя по звукам, человек занимался тем же, чем занимался только что он сам. Когда платок занял свое место на лице, так что остались видны лишь одни глаза, и был завязал узел на затылке, дверь шкафа открылась. Как в сцене из какого-нибудь спектакля, наш герой оказался прямо перед горничной с наволочкой в руках, которую она, вероятно, только что сняла и собиралась достать из шкафа чистую. Столкнувшись с человеком в маске лицом к лицу, она так и окаменела от неожиданности. Взгляд неизвестного пронзил ее, и она, закатив глаза и не издав ни звука, стала медленно оседать. Харлоу подхватил ее и, аккуратно опустил на мраморный пол, не дав удариться. Бросился к коридорной двери. Закрыв ее, он сдернул с лица косынку и тщательно протер ею все предметы, к которым прикасался в номере, включая ручки и замки кейса для бумаг. Напоследок снял телефонную трубку и, положив ее на стол, ушел, оставив дверь полуоткрытой.

Пробежав коридор, он не спеша спустился по лестнице к бару и заказал выпивку. Бармен поглядел на него с нескрываемым удивлением.

– Вы что-то сказали, сэр?

– Двойной джин с тоником, вот что я сказал.

– Да, мистер Харлоу. Очень хорошо, мистер Харлоу.

Бармен с бесстрастным лицом приготовил выпивку. И Харлоу, взяв стакан, устроился за столиком между двумя пальмами в кадках. Он с интересом наблюдал за происходящим. Совсем скоро возле коммутатора поднялась суета, девушка-телефонистка проявляла заметное нетерпение. Сигнальные лампочки на табло непрерывно мигали, но ей, видимо, не удавалось соединиться с вызываемым номером. Наконец она потеряла терпение, вызвала мальчика-рассыльного и тихим голосом что-то сказала ему. Тот кивнул и не спеша, с самым торжественным видом, отличающим всех служащих виллы-гостиницы Чессни, направился через вестибюль выполнять ее поручение.

Но когда он вернулся, у него был совсем другой вид. Он пулей миновал вестибюль и стал что-то шептать телефонистке на ухо. От его известия она даже вскочила со своего места. Буквально через секунды появился собственной персоной управляющий и поспешил через холл на второй этаж. Харлоу терпеливо ждал, делая вид, что время от времени прикладывается к стакану. Он знал, что большинство находящихся в вестибюле исподтишка наблюдали за ним. По его поведению они со своих мест вполне могли предположить, что он пьет безобидный лимонад или же тоник. Но, Харлоу знал, что, вернувшись с приема, Мак-Элпайн первым делом попросит в баре счет, под тем достаточно убедительным предлогом, что не станет же чемпион расплачиваться за каждую мелочь наличными.

Вновь появился управляющий, двигаясь с совершенно не подобающей его высокому положению поспешностью, он направился к стойке администратора и принялся названивать по телефону. Харлоу воспользовался тем, что внимание всех присутствующих переключилось с него на управляющего, и вылил содержимое своего стакана в кадку с пальмой. Затем он не торопясь поднялся и направился через вестибюль к выходу. Проходя мимо управляющего, Харлоу задержался и сочувственно спросил:

– Какие-то затруднения?

– И очень серьезные, мистер Харлоу. – Управляющий в ожидании соединения держал телефонную трубку возле уха, но был явно польщен тем обстоятельством, что Джонни Харлоу нашел время поговорить с ним. – Взломщики! Убийцы! Одна из наших горничных подверглась жестокому нападению.

– Господи боже мой! Где?

– В номере мистера Джекобсона.

– В комнате Джекобсона? Но он всего лишь наш главный механик. У него и красть то нечего.

– Но взломщик мог и не знать об этом, не так ли, мистер Харлоу?

– Надеюсь, она сможет опознать нападающего, – спросил как бы между прочим Харлоу.

– Нет. Она видела только, как гигант в маске выскочил из гардероба и напал на нее. Она еще утверждает, что он был с дубинкой. – Управляющий прикрыл трубку рукой. – Извините меня. Полиция…

Харлоу с облегчением вздохнул и пошел прочь. Выйдя через парадный вход, он обогнул отель и вошел в него через одну из боковых дверей. Никем не замеченный, Харлоу поднялся в свой номер. Здесь он вытащил кассету из своего миниатюрного фотоаппарата, заменил ее новой и спрятал фотоаппарат в кинокамеру. Использованную кассету он положил в конверт, написал на нем свое имя, номер комнаты и отнес его вниз дежурному администратору, где к этому времени все уже успокоилось, и, попросив положить конверт в сейф, вернулся в номер.

Прошел час. Харлоу, сменивший свой парадный костюм на закрывающий шею темно-синий свитер и кожаную куртку, терпеливо ждал возвращения народа с приема у мэра. Вот, наконец, послышался внизу глухой рокот мощного мотора и  мелькнул за окном в ночной тьме свет фар. Харлоу выключил в номере свет, открыл окно и выглянул вниз. Все верно, это возвращались с приема гости. Тогда он задернул шторы, включил свет, вынул из-под матраца бутылку, прополоскал виски рот и вышел.

Он оказался внизу как раз тогда, когда первая группа вернувшихся входила в вестибюль. Мэри, опираясь одной рукой на трость, другой держала под руку отца, но как только Мак-Элпайн увидел Харлоу, то сразу передал ее руку Даннету. Мэри спокойно взглянула на Харлоу, выражение лица ее было безразличным.

Харлоу попытался пройти мимо, но Мак-Элпайн встал на его пути:

– Мэр был очень раздосадован твоим отсутствием.

– Он наверняка был единственным, кто заметил мое отсутствие.

– Ты не забыл, что у тебя с утра несколько тренировочных кругов?

– Разве я когда-либо нарушал график?

Харлоу сделал еще одну попытку пройти, но Мак-Элпайн снова заступил ему дорогу.

– Куда ты идешь? – требовательно спросил он.

– Так, пройдусь.

– Я запрещаю тебе…

– Прогулка перед сном контрактом не запрещена.

И с этими словами Харлоу спокойно вышел. Даннет взглянул на Мак-Элпайна и принюхался.

– Воздух стал ароматнее, не так ли?

– Что-то мы все-таки просмотрели, – сказал Мак-Элпайн. – Это надо уточнить.

Мэри взглянула на одного, потом на другого.

– Значит, вы обыскивали его комнату, пока он был на треке. И не успел он уйти, как вы опять беретесь за свое. – Она выдернула руку из руки Даннета. – Не дотрагивайтесь до меня. Я сама смогу подняться в свой номер.

Хромая, она пошла дальше без них.

– Учитывая, что речь идет собственно о жизни и смерти, ваша дочь ведет себя очень неразумно – обиженно заметил Даннет.

– Такова любовь, – вздохнул Мак-Элпайн.

По ступенькам парадной лестницы Харлоу сбежал мимо Нойбауэра и Траккиа. Как обычно, он не перебросился с ними ни одним словом, будто не заметил их. Те, повернувшись, с интересом посмотрели ему вслед. Харлоу шел напряженно, так обычно идут не вполне трезвые люди, которые стараются изо всех сил скрыть это. Все внимание Харлоу, казалось, было сосредоточено на его собственных ногах. Нойбауэр и Траккиа понимающе переглянулись и кивнули друг другу. Тогда Нойбауэр вошел в гостиницу-виллу, а Траккиа двинулся следом за Харлоу.

Теплый воздух к ночи стал холоднее, начал накрапывать дождик. Это устраивало Траккиа. При первых же каплях дождя на улицах народу стало меньше и, в результате этого, возможность потерять Харлоу в людской толпе исчезла. Дождь усиливался, и, в какой-то момент, по совсем безлюдным улицам шли лишь двое Харлоу и Траккиа. Это, конечно, увеличивало шансы на то, что Харлоу обнаружит за собой слежку. Но у Харлоу был вид человека решительного, который движется к конкретной цели и все помыслы которого устремлены только на это, его ноги заплетались и он выписывал такие зигзаги, что Траккиа смело сократил расстояние, разделявшее их, до десяти метров. Траккиа испытывал к Харлоу, состояние которого продолжало ухудшаться,  презрение и отвращение. Вот Харлоу, видимо окончательно потеряв ориентиры, запнулся, едва удержался на ногах и его занесло влево, за угол дома.

Оказавшись вне видимости Траккиа, за углом, Харлоу, однако, утратил все явные признаки опьянения и быстро юркнул в первую же подворотню. Из кармана он извлек вещь, которую обычно не носят с собой гонщики – плетеную кожаную дубинку с петлей для руки. Харлоу сунул руку в петлю и затаился.

Он ждал совсем недолго. Едва Траккиа свернул за угол, как его лицо утратило презрительное выражение, потому что он увидел пустынную слабоосвещенную улицу. В замешательстве он ускорил шаг и буквально через мгновение оказался возле подворотни, где поджидал его Харлоу.

Гонщику «Гран-при» нужно обладать чувством времени, хорошей координацией и глазомером. Все это у Харлоу было развито в высшей степени. К тому же он был в отличной форме. Поэтому Траккиа сразу потерял сознание. Даже не взглянув на него, Харлоу перешагнул через распростертое тело и бодро продолжил свой путь. Только теперь его маршрут изменился. Он прошел в обратном направлении с четверть мили, повернул влево и оказался на стоянке трейлеров. Так что, когда Траккиа придет в себя, он наверняка не будет иметь ни малейшего представления о том, куда направлялся Харлоу.

Джонни свернул к ближайшему трейлеру. Даже теперь, в дождь и темень, на нем без труда можно было прочитать надпись «Коронадо», сделанную огромными золотыми буквами. Он отомкнул дверь, вошел внутрь и включил сильный свет, которым пользовались механики при работе с точной техникой. Здесь не было необходимости использовать красный свет, осторожничать и опасаться: ведь никто не стал бы возражать против права Харлоу находиться в трейлере, его команды. Тем не менее он замкнул дверь и оставил ключ в замке повернутым на пол-оборота, чтобы никто не мог отомкнуть ее снаружи. Потом он прикрыл окна фанерой и, только проделав все это, подошел к полке с набором инструментов, чтобы выбрать нужные.

Мак-Элпайн и Даннет не впервые уже тайно осматривали номер Харлоу, и каждый раз их находки не доставляли им ни малейшей радости. Находка, сделанная на этот раз, была из того же числа. Пока Даннет держал в руке крышку бачка унитаза, Мак-Элпайн вытащил оттуда бутылку виски. Они какое-то время еще безмолвно глядели друг на друга, затем Даннет сказал:

– Находчивый парнишка наш Джонни. Может быть, он и под водительское сиденье своего «коронадо» сунул коробку с выпивкой. Я думаю, лучше оставить бутылку там, где мы ее нашли.

– Это для чего же? Какой в этом прок?

– Так мы узнаем его дневную норму. А если мы отсюда заберем бутылку, то он будет пить где-нибудь еще – ведь вы знаете, как он умеет исчезать на своем красном «феррари». И тогда мы вообще ничего не узнаем.

– Может быть, может быть. – Мак-Элпайн смотрел на бутылку почти со слезами. – Вот как поступает теперь лучший гонщик нашего времени, возможно, лучший гонщик всех времен. Вот к чему он пришел. Почему боги наказывают таких людей, как Джонни Харлоу, Алекс? Я думаю наверно потому, что боги боятся, что такие люди могут сравняться с ними.

– Поставьте бутылку на место, Джеймс.

Всего только через две двери от них, в другом номере, был еще один несчастный человек – недавно следивший за Харлоу Траккиа, который сейчас массировал с гримасой боли свой затылок. Нойбауэр наблюдал за ним со смешанным чувством сочувствия и возмущения.

– Ты считаешь, что это работа негодяя Харлоу? – спросил он.

– Уверен.  Мой бумажник при мне, следовательно не грабитель. Это была ошибка Харлоу, бумажник следовало забрать. Он ведет себя легкомысленно.

– Думаю, что мне надо потерять ключ от своего номера и попросить общий, рабочий. – Заявил Нойбауэр

Траккиа сразу забыл про свой больной затылок:

– Что ты задумал?

– Увидишь. Подожди здесь.

Нойбауэр вернулся через две минуты, вертя на пальце кольцо с ключом:

– Пригласил дежурившую внизу блондинку на свидание. Договорились на вечер воскресенья. Думаю потом попросить у нее ключ от сейфа, – сказал он.

– Вилли, сейчас я плохо воспринимаю твой юмор, – произнес Траккиа со страдальческим видом.

– Извини. – Нойбауэр открыл дверь, и они вышли в коридор. Кругом была тишина.

Десять секунд спустя они уже были в номере Харлоу.

– А если Харлоу неожиданно вернется? – спросил Траккиа, закрывая дверь.

– Неужели мы вдвоем с ним не справимся?

Несколько минут они все осматривали, вдруг Нойбауэр воскликнул:

– Ты был прав, Никки. Наш дорогой Джонни ведет себя очень легкомысленно.

Он показал Траккиа кинокамеру с поврежденным покрытием головок винтов, крепящих заднюю крышку, что свидетельствовало о их частом вывинчивании. Нойбауэр извлек из кармана маленькую отвертку и скоро минифотоаппарат был в его руках:

– Забираем это с собой?

Траккиа мотнул головой, и сразу его лицо скривилось от боли, причиненной резким движением:

– Нет. Он сразу поймет, что это мы.

– Ладно, тогда давай ее засветим.

Траккиа кивнул и опять сморщился от боли. Нойбауер вытащил из минифотоаппарата ролик пленки, размотал его и поднес к яркому свету настольной лампы. Потом не без труда вновь свернул пленку, и вот уже кинокамера, с вложенным в нее минифотоаппаратом, выглядит так, как-будто к ней никто не прикасался.

– Наличие этой аппаратуры ничего не доказывает. – С сомнением произнес Траккиа – Поставим в известность Марсель?

Нойбауэр кивнул, и они вышли из номера.

Харлоу отодвинул свой болид и внимательно осмотрел пол под ним, подсвечивая себе карманным фонариком и стоя на коленях. На одной из досок он обнаружил две поперечные линии на расстоянии около сорока сантиметров друг от друга. Харлоу провел по ним промасленной тряпкой и увидел, что это не лини, а щели. Этот кусок доски был прибит двумя гвоздями, шляпки которых блестели как новенькие. Харлоу с помощи стамески, вытащил его. Он сунул в углубление руку, и слегка приподнял брови, удивившись размерами тайника. Вынув руку, он поднес ее к носу и принюхался. А затем вернул крышку тайника на место, постучал стамеской по шляпкам гвоздей и грязной, промасленной тряпкой замазал все, ликвидировав следы своего проникновения.

Сорок пять минут прошло с того времени, как Харлоу вышел из виллы-гостиницы Чессни, до его возвращения. Просторное фойе теперь выглядело полупустым, в действительности же в нем все еще находилось около сотни человек, вернувшихся с официального приема и, вероятно, ожидающих обеда. Первыми, кого увидел Харлоу, были Мак-Элпайн и Даннет, сидевшие в стороне за отдельным маленьким столиком. Через два столика от них одиноко примостилась Мэри. Перед ней на столе стоял стакан с прохладительным напитком и лежал открытый журнал, судя по всему, она его не читала. А вид у нее был – застывшая отчужденность. Харлоу стало интересно, на кого же направлена эта враждебность, только на него, или на отца тоже? Рори нигде не было видно. «Наверное, опять шпионит за кем-нибудь», – решил Харлоу.

Эти трое тоже заметили Харлоу, как только он вошел. Мак-Элпайн сразу раздраженно поднялся.

– Я буду вам весьма благодарен, Алекс, если вы возьмете Мэри под свою опеку. Я пройду в ресторан. Опасаюсь, что если я останусь здесь…

– Все в порядке, Джеймс. Я понимаю…

Харлоу бесстрастно наблюдал за уходящим Мак-Элпайном, в походке которого читались злость и раздражение. Ясно было, что именно он, Харлоу, их причина. Выражение лица Харлоу не изменилось, но внутренне он почувствовал дискомфорт, увидев, что Мэри встала и идет к нему навстречу.  Милой улыбки, делавшей ее любимицей всех гонщиков, как не бывало, и Харлоу внутренне подобрался, потому что знал наперед все, что она скажет ему.