Текст книги "Гений Одного Дня (СИ)"

Автор книги: Алиса Плис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 35 страниц)

                  Всё это время Витус поглядывал искоса на Николаса, ожидая прекрасного случая отомстить за все свои унижения, претерпленные совсем недавно. А потом взгляд всех троих уткнулся на человека, которого Авас назвал, как Бари. Последний был невысокого роста, со смышлёным лицом младенца, в глазах застыла печаль прожитых дней. Человек ссутулился, похрамывал на правую ногу. Авас, поняв, что это как-то странно смотрится в глазах того, с кем он общается, вставил своё слово. Звали этого кроткого человека Бариджальд, раньше работал в Голландии, на довольно тяжёлых работах, то грузчиком, то строителем, в конце концов, когда он нёс тяжёлый груз, неудачно поскользнулся и отдавил себе грузом правую ногу. Хорошо хоть, нога осталась. Работать было негде – никому хромающий работник не нужен. Но это же Вингерфельдт! Вот он-то как раз и разглядел в бедном «инвалиде» (как ему подписали приговор) довольно работоспособную личность и взял к себе в команду. У Николаса за всё это время давно назрел вопрос, и он решился задать его смотрящему сверху вниз  Авасу Бекингу:

 – Вроде такое грозное название для компании, а в ней в основном работают 10 человек. Причём не таких уж и высококвалифицированных. Не понимаю.

 – Конечно, если ты хочешь, можешь учить имена и фамилии всех  работников всех предприятий Вингерфельдта. Мы только за, – вставил своё слово Витус. – Но у нас-то здесь что-то типа конторы. Это как в Америке: самые большие города Нью-Йорк и Чикаго, а столица Вашингтон. Вот мы и есть та самая столица.

 – Дело-то вот в чём, – начал Авас, – Мы – наиболее приближённые к Вингерфельдту – и как работники, и как по месту положения. Помимо всего прочего, маленький коллектив содержать легче, чем кишащую и бунтующую толпу. Так и тут. Все друг друга знают. К друг другу привыкли. Так легче контролировать всю индустрию. А вернее несколько, как это в случае с дядей Алексом.

 – Ну, может, этот модой человек считает иначе? – усмехнулся презрительно Витус. – Может, я покажу ему наше место работы?

 – Мы работаем везде, – мягко сказал Бариджальд. – Кажется, время подходит к концу, а нам надо многое успеть. Ждём тебя, как самого трудолюбивого среди нас, в том самом помещении, в котором мы были пять минут назад.

                И они ушли – высокий мужчина с крепким телосложением и небольшой, похрамывающий на правую ногу человек. Николас остался один на один со своим врагом. Тот обрадовался случаю, так неожиданно представившемуся ему. Естественно, он поспешил его применить. Мгновенно Николас был прижат к стене дома компании, причём зловещая улыбка мелькнула на губах Витуса:

 – Ты думаешь, тебе сойдёт с рук та наша последняя встреча? Ну, это напрасные надежды, мила-ай. Я доберусь до тебя, и погоди, ты ещё взвоешь у меня в ногах. Я сделаю всё, чтобы работёнка в нашей компании показалась тебе самой наиприятнейшей и ты здесь как можно дольше бы оставался. Это моя работа – а раз взяли тебя, значит, есть угроза моей карьере. А я не хочу терять деньги  из-за какого-то сопляка, который и два слова связать-то не может. Поэтому за свою работу я буду цепляться намертво. Ты это учти, приятель, до своих денег чужого я не допущу.

                  В это время кто-то подбегал к зданию, и Витус вынужден был отойти, бросив на прощание классическую фразу, как это было принято во всем литературных и не литературных произведениях:

 – Будь ты проклят, Николас! И почаще оглядывайся. Я доберусь до тебя.

              Он ушёл, хотел было хлопнуть дверью, но из-за её тяжести пришлось отложить эту идею в долгий ящик. К месту событий подбежал взмыленный Феликс, в своём деловом костюме и с чемоданом в руках, чем-то напоминая дипломата. Заметив стоящего Николаса он ему приветливо кивнул, и, заметив удивление на его лице, поспешил добавить несколько фраз:

 – Что на меня так смотришь? Я тоже работаю. Пусть и в нескольких местах одновременно. Уж да, да, мы непостоянны, в отличие от таких, как вы и вся ваша компания. Что поделаешь. Уж мы всё хотим исправиться, да ничего не поделаешь… Не поделаешь, – эти фразы он сказал как-то скороговоркой, затем открыл дверь. – Николас, а разве тебе не к дяде Алексу?

Глава девятая

 – Итак, господа, позвольте представить вам мой новый усовершенствованный вид электродвигателя. Электромотор – только двигатель для ведущей машины, точно так же как паровой двигатель, за исключением того, что в нём используется электричество вместо пара. Электродвигатели настолько несовершенны теперь, когда паровые становятся более дешевыми. Человек, который узнает, как заставить электродвигатель сделать то, что теперь делает паровой двигатель, и сделает это наиболее дешево, наживет себе состояние, если у него будет своя голова на плечах. Моя нынешняя цель – как раз развить эту индустрию и сделать её максимально доступной для людей. Кое-каких успехов в этом деле я добился, – Александр Вингерфельдт довольно закрутил ус и отошёл назад. – Я ещё способен кое-чего вам продемонстрировать.

                     Вся толпа пошла вслед за единственным источником электричества, представленного никем иным, кроме как этого великого учёного, и он провёл их в маленькую комнатёнку, которая была вместо офиса. На директорскую она далеко не походила. Стол был весь завален, и видно было, что его лишь недавно оставили в покое, а сама комнатка создавала далеко не прекрасное впечатление. Выцветавшие обои, лёгкий полумрак в светлое время суток и маленькое пространство. Впрочем, сам хозяин не спешил расстраиваться. Глаза его горели, он готов был поделиться всеми идеями, настигшими его в пору вдохновения. Он был счастлив, когда знал, что нужен кому-то. Люди в интеллигентных костюмах вскоре заполнили всю комнату, и Вингерфельдт, дожидаясь, пока они войдут и всё осмотрят, закурил дорогую сигару. Взглянув на них из-под густых бровей, какое-то подобие улыбки мелькнуло на губах изобретателя, после чего он взял в руки свою трость и застучал по полу.

 – Господа! Я попросил бы вас разойтись, а то вы заслоняйте мне то, что я хочу вам показать. Всего-навсего, отойдите в сторону, и вы не пожалеете о своей потраченной сюда поездке, – дождавшись, пока люди отойдут к стенам, Вингерфельдт ещё раз многозначительно на них посмотрел и взял тросточку в руку. – Что ж, теперь я вам покажу это произведение, прославившее меня на весь свет. Посмотрите вниз, господа, не пожалеете.

                   Лёгкое удивление мелькнуло на лицах собеседников великого учёного, когда они увидели под своими ногами… карту Европы. Она была искусно нанесена на пол, мало того, на ней самолично основателем компании были подписаны и подчёркнуты какие-то города. Карта была изрисована чем-то красным, не оттирающимся, как казалось на первый взгляд. Города и границы стран были подписаны на немецком языке, но нормальным, не готическим шрифтом. Дождавшись, пока все осмотрят это произведение искусства, Вингерфельдт, стоя на Дунае, начал говорить тихим, но полным удовольствия, голосом:

  – Посмотрите сюда, господа, – трость гулко ударилась о пол, и коснулась корявой надписи «Будапешт». – Здесь у нас недавно открылось новое предприятие. Вы думаете, чему оно посвящено? Да, электромоторам. Я пару недель провозился с ними, упорно совершенствуя их, и добился того, что теперь мой бизнес идёт вверх. Здесь же, в Будапеште,  и располагается то самое место, в которое я не жалея вложил большую часть своих средств, с надеждой, что это новая индустрия позволит мне продолжать своё великое кредо изобретателя. Я считаю, что в дальнейшем можно смело расширять просторы моих занятий. Было бы только финансирование, – он с укором взглянул на стоящих в плащах господ. – Вон там дальше (он указал на Швейцарию) располагается главная контора моей новой, очередной компании – «Wingerfeldt Electromotor Company», на которую  я и возлагаю большие надежды. Все мы знаем и помним Генри О`Читтера, я прав, господа? Я думаю, помимо прибыли, развитие новой индустрии принесёт мне помимо прочего полную победу в нашей затянувшейся борьбе друг с другом. Я могу показать и на деле свои моторы. Нам всего-навсего надо выйти на улицу, где у меня уже стоит автомобиль. Как вы помните, электромобили – лишь недавно развивающаяся индустрия, и такому политику в предпринимательском деле, как мне, было бы просто стыдно отстать от века и не понять этой простой истины. Бесспорно, сейчас уже начинается массовое производство других автомобилей, с двигателем внутреннего сгорания, но пока этот вид транспорта из-за своего шума и визга не приживается в нашем мире. Генри Форд, работавший в своё время на моё предприятие, и знавший мои первые шаги, организовал свою компанию по производству автомобилей с бензиновым ДВС.  Пожелаем ему удачи, господа. Я намерен дальше идти по своей, заранее просчитанной траектории. Уже скоро будет пятнадцать лет, как я работаю изобретателем, за это время у меня ещё не было ни одного провала. Те достижения, к которым я иду сейчас, превосходят все ожидания даже видавших виды людей. К чему я это говорю? Я с уверенностью могу сказать, стоя одной ногой в Германии, а другой на Австро-Венгрии…

 – И долго ты так будешь раскорякой стоять?

            По комнате пробежался громкий смех, который растворил грубый голос Вингерфельдта, рассмеявшегося громче всех.

 -… Что я нахожусь в апогее славы, а мир у меня практически лежит в кармане. Большая часть новых развивающихся направлений промышленности были запатентованы мною, на моих патентах вырастает индустрия и энергетика двадцатого века. Вы слышали только про электромоторы, господа. Вы думаете, это всё, чем я страдал в последнее время? Я работаю по девятнадцать часов в сутки. Я одержим идеями, идущими откуда-то сверху. Да, да, я найду им применение, и уже нахожу, сидя за своим столом и вытягиваю ноги на протяжении площади всей Турции. Я хожу уже по миру, а скоро я могу держать его уже в своих руках. Нет, я не преувеличиваю, господа. Дела мои развиваются, причём в верном направлении. На изобретения я пока не истощим, что я сейчас и поспешу вам разъяснить. Я не считаю, однако, что стою твёрдо на ногах – ибо ничего в жизни нельзя предугадать. Так и тут получилось. Итак, господа, готовы ли вы посмотреть на то, чему я хочу посвятить в ближайшее время все свои умения и знания?

                           Вингерфельдт гордо подошёл к своему столу, решительно сгрёб рукой в сторону все свои гайки, ржавые гвозди и другие принадлежности, без которых его стол был бы просто невозможен, а затем кивнул на развёрнутые чертежи на столе. Люди нависли над его столом, лишив учёного всякого пространства, дышали в затылок. Довольно посмотрев на них, дядя Алекс вновь обратился к чертежу:

  – Вот посмотрите, пред нами лежит попытка усовершенствования биржевого телеграфа. Да, да, того самого, с которого я и начал свою карьеру, как изобретателя. Если мне удастся воплотить в жизнь все свои идеи, мы получим незамедлительную прибыль. Сейчас я хочу смело вложить все свои капиталы в одно дельце – я хочу засветить весь мир. Нет, это не удачно подобранная метафора – я действительно хочу сделать так, чтобы тьме подвластна была лишь улица. Я хочу убрать в прошлое все нынешние разработки в виде керосиновых ламп и газового освещения и подарить миру новый вид освещения. Да, над лампой накаливания я трудился очень давно. Бесспорно, не я её создатель, как таковой, я уважаю деяния своих коллег, создавших её. Моя цель, как говорят американцы, довести её «до рыночных кондиций». Я начал давно проводить опыты с её усовершенствованием. Время покажет, напрасно или нет.

                         Вингерфельдт, явно нервничая после своего большого монолога, полного пустых обещаний, принялся накручивать свои усы и искоса поглядывать на ожидающих чудес слушателей. Среди публики стоял один щуплый журналист, делающий какие-то  заметки в своём блокноте, и следящим за каждым движением великого учёного. Вингерфельдт сбросил в пепельницу от сигары пепел, и вновь взглянул на людей. Взгляд их был прикован к бардаку, царившему прямо тут же, на столе изобретателя. Дядя Алекс поспешил дать пояснение:

  – Чтобы что-то сотворить, мне нужно богатое воображение и куча хлама. В конце-концов, вещи должны всегда лежать под рукою, как верно заметил один из моих ценнейших сотрудников компании, Гай Гезенфорд, имеющий дома в точности так же заваленный стол. По-моему, наше отличие с ним в бардаках заключается только в разных марках ржавых гвоздей и яркости этикеток электротоваров.

 – Кстати о вашем преемнике Гае, – вставил своё слово молчавший до сих пор журналист.  Это правда, что вы достали его из трущоб Уэльса, где он промышлял воровским делом?

  – Конечно же нет, как вы могли поверить в такую дурь? Он – один из ценнейших сотрудников нашей компании, и ни за какие гроши не повёлся бы на такую опасную и требующую ловкости работу. Личность он слишком благородная для этих целей. Опять же, мы берём человека, а не его прошлое.

 – Но ведь он не имеет образования. А как же вы объясните все эти слухи и его вечно проявляющуюся сноровку?

               Вингерфельдт сокрушенно покачал тяжёлой головой, словно бы она весила несколько тонн, и с усмешкой обратил свой взгляд вновь на чертежи своих гениальных идей, которые он намеривался воплотить в скорейшем итоге в жизнь. Ещё сбив пепла с сигары, он повернул свою голову в сторону журналиста и нетерпеливо произнёс, обижаясь, что его оторвали от настолько важного для его судьбы монолога:

 – С какой это стати вас интересуют простые работники моего предприятия? Вон их сколько у меня, волей-неволей собьёшься со счёта. Под моей властью уже 100 различных  компаний организовано, почему вы ими  не интересуетесь? Чем провинился мой служащий?

 – Если вы так говорите, значит, вы что-то скрываете, – невозмутимо ответил журналист. – Оттого интересна эта личность, что в его руках сосредоточились все нити управления компанией.

 – Что за вздор! Я – единственный руководитель всех своих предприятий, и больше никаких умников делить со мной славу мне не надо. Гезенфорд – рядовое лицо моей компании, осуществляющие с моего согласия всякие выгодные сделки и не больше. Если вы решили написать сенсационную статью о его воровской жизни, которой никогда и не было – то милости прошу, понимаю, вам деньги нужны больше, нежели знания. Только боюсь, это будут ваши последние деньги – потому как оскорбления своей сущности мой служащий не потерпит, и когда будете сидеть за печатной машинкой опять-таки моей компании прошу хорошенько подумать вас, прежде чем писать. Гай не сговорчив, груб, ля вас это очень плохо кончится. Вы потом пощады просить будете – но уже будет слишком поздно. Я тоже не имею образования. По вашей логике я жестокий мошенник и матёрый вор? Могли бы спросить и что-то более умное.

                 Вингерфельдт фыркнул от презрения, и принялся долго исследовать взглядом свои бумаги и хаос, царивший на столе. Журналист ещё что-то отметил на своём блокноте, чему завтра суждено было появиться во всех газетах. «Характер у него не привлекательный: он тщеславен и груб» – царила запись прямо в блокноте. Характеристика, которую писали на Вингерфельдта, была далеко не приятна, как ему самому, так, вероятнее всего, и читателям. С газетами бороться бессмысленно, легче их игнорировать, – тем более, что сам Вингерфельдт успел в своё время запустить когтистую лапу и в эту отрасль – в бытность разносчиком газет, он на вырученные деньги организовал свою, которая выходила во всех поездах. На те же вырученные деньги можно было закупать инструменты и материалы для химических опытов, и дядя Алекс тратил на них все свои последние сбережения.

 – Ах, мне не нужно кучи денег, дайте мне только хорошую лабораторию, – любил он говорить. Имея много денег от своих разработок, он применял их единственно в этом направлении, ведь на то и были все основания у него. Чтобы были изобретения, должны быть условия для их создания. Миллионы шли единственно лишь на изобретения. Он убегал роскоши и праздности – в этом величие его характера. Вингерфельдт никогда не жил в богатых роскошных домах или квартирах, был простым и не замысловатым. Всю свою жизнь он бы отдал, чтобы лишний раз посидеть в своей лаборатории. Второе, здоровое ухо, сильно болело от перенапряжений, в то время как в лаборатории кроме звуков, издаваемых при опытах, не было никаких других. Он работал сутками напролёт, буквально вырывая время для сна – такова особенность Вингерфельдта, злостного трудоголика, нещадно эксплуатировавшего свои возможности и всё, что он когда либо знал или умел.

                    Журналист взглянул на сидящую мощную фигуру великого учёного и поспешил поинтересоваться, хмуро окинув взглядом его при этом:

 – По неофициальным данным, говорят, в вашей компании появился новый человек, которого вы за копейки взяли и решили, что он будет работать за десятерых.

 – Откуда такие данные? – усмехнулся Вингерфельдт, дымя сигарой в сторону журналиста.

 – Я не буду их раскрывать, ибо тот человек пожелал остаться анонимным. Этого вашего  работника зовут Николас Фарейда. Примечательно, что вы сразу взяли его в основной костяк своей главной компании. Что вы можете сказать по этому поводу?

 – Фарейда? – глаза дяди Алекса поблёскивали от интереса. Он словно что-то бы припоминал. – Этот славный малый? Я уверен, что ему предназначается великое будущее в среде изобретателей, пусть и видел я его мельком лишь два раза. Внутренние дела компании не имеют к вам никакого отношения. Я не хотел бы, чтобы весь мир знал, какие сигары я курю, и какой пастой чищу зубы. Так что ограничивайтесь данными, которые вам по зубам. Что ещё о нём я могу сказать? Боюсь, как бы этот человек не затмил всю мою славу, которой я так успешно добивался в течении многого времени.

                           Вингерфельдт в задумчивости подложил руку под  нос, и долго сидел, размышляя о своём. Тишина образовалась в этом маленьком пространстве. Учёный слышал даже вдохи и выдохи присутствующих. Да, он чувствовал в Фарейде что-то опасное. Способное лишить его чего-то важного. Восхищение Гая по поводу талантов Николаса тоже сильно настораживало. Вингерфельдт ещё несколько секунд выстукивал победные марши пальцами по столу, и всё же, придя к какому-то единому выводу, встал со стула, озарённый славной идеей творения будущего. В руке у него опять задрожала трость.

 – Господа! Проследуйте за мной в лабораторию. Я ещё не договорил вам о своих лампах накаливания. Вы понимаете, как я нуждаюсь в финансировании. Иначе бы я вас сюда не звал. Да, на моём счету сотня компаний. Но расширение предприятий требует больших средств, вы знаете и прекрасно понимаете это, господа. Идёмте,  я покажу вам на делах свои изобретения, слов я использовал достаточно для их описания.

 – Вы уверены, что затмите Читтера?– спросил кто-то из толпы.

 – Затмить? Разве я собирался его затмевать? Я просто решил взять в руки свою заслуженную прибыль, которая до этого момента всё хранилась в его нефтяных источниках. Читтер – талантливый предприниматель, но в электричестве ничего не смыслит. Всё-таки он больше политик и нефтяной магнат, а для чего полез в это чуждое ему дело – я сам понятия не имею. Мало того, все свои средства он смело возложил в свои генераторы и другие машины постоянного тока, которыми угрожает моей репутации. Только боюсь, ни к чему это не приведёт.

 – Вы долгое время конкурировали с ним за право быть на большом рынке.

 – Что ни говори, а у Читтера имеется куча связей, недаром он – нефтяной король. Нажил себе хорошее состояние за счёт разворовывания нефтяных запасов Аляски, один из моих работников раньше работал на него. Это жестокий человек, ищущий выгоду лишь для себя. Сейчас наступило время денег – и он поплёлся на эту удочку в том числе, о чём вероятно никогда не жалел. Я сам толком не понимаю, зачем он полез в то дело, где всё уже до него расхватали, а кусочками маленькими он далеко не привык манипулировать. Может, это объясняется гораздо проще – попытка борьбы с моей империей. Александр Македонский, Ганнибал, Тамерлан, Чингисхан – все они пытались завоевать мир. Не удалось никому. Первым это удаётся мне, – сделал откровенное признание Вингерфельдт, задумчиво куря дорогую сигару.

 – Вы считаете, что он не справится со своим делом и заранее обречён на поражение от вас?

 – Я не считаю, я так и не познал высшей математики. Я только чувствую и излагаю свои мысли по тому или иному поводу, опираясь на свой опыт и знания. Так вот, Читтер – поступил очень недальновидно, вкладывая свои миллионы в это сомнительное для него дело. Он прогорит с  ним, как бы оно прекрасно у него не шло и не развивалось. В конце концов, доходов от нефти, я считаю, уже хватит на безбедное существование. Мы ещё не упоминаем, сколько он утащил золота во время Золотой лихорадки, или от испытания динамита Нобеля. Чего только стоит сказать о его способностях по поводу прекрасного уничтожения всех своих конкурентов, не смотря на довольно безобидный вид, который часто любят снимать журналисты. В душе это самый хитрейший лис всей Америки.

                   Больше Вингерфельдта не расспрашивали ни о сотрудниках его компании, ни о планах, ни о злостном конкуренте по ту сторону света, вынашивающего свои чёрные планы по свержению устанавливающейся монополии постоянного тока, единственным источником которого служил, естественно, сам учёный. Дядя Алекс дальше продолжал увлечено рассказывать о своих занятиях и делах, надеясь таким способом взбодрить этих каменных господ финансировать его дела. После отказа банкира из Госпича, требовалось вернуть себе расположение этих людей – без денег нет и изобретений. Люди слушали его с излишней придирчивостью, словно бы он сдавал экзамен в свой университет, где преподавал. Когда начали расходиться люди, обещая всё же помочь с деньгами,– всё-таки лекция Вингерфельдта произвела на кого-то впечатление, один финансист и поспешил задать ему один-единственный вопрос, удививший изобретателя:

  – Вы рассказывали о своей лампе накаливания. Сколько вами уже проведено опытов?

 – Более пяти тысяч.

 – И все не удачные? – удивился финансист, сняв с головы чёрный цилиндр.

 – Ну почему же? – разбушевался Вингерфельдт. – Я приобрёл сразу несколько преимуществ этим ударом. Во-первых, теперь я знаю 5 000 способов, как НЕ надо делать лампу накаливания. Во-вторых, я на 5 000 способов ближе к верному варианту.

 – А вы оптимист, – отметил, улыбнувшись, финансист. – Но это же и 5 000 поражений. Неужели вы считаете, чтобы подарить людям свет, надо пройти через 5 000 провалов?

 – Изобретая лампу, я не прошёл через столько поражений. Я открыл 5 000 способов не делать этого! – нахмурился Вингерфельдт, дав понять, что всякий другой разговор окончен.

                   Можно было отсчитывать деньги. И великий учёный задумчиво в своём кабинете отметил на карте Европы несколько новых ярких красных точек.  Там где заканчивалось вдохновение изобретателя, открывался талант бизнесмена. Прибыль – вот что стало главной целью всех людей мира. Но если кто-то жил не столько ради обогащения, сколько ради пользы человечеству, то большая часть всё равно отводила деньгам главную часть своей жизни. Такой манией, к примеру, дядя Алекс никогда не страдал.

                      Вингерфельдт опустился в своё кресло и прикрыл глаза – это был своеобразный вид отдыха от переутомлений и нагрузок, выпадавших то и дело на его долю. Так же от умственных перенапряжений спасал «Валлийский кролик» – гренки с сыром. Иногда дремота заменяла сон. Она позволяла все мысли привести в порядок, выбрать нужные и забыть бесполезное. Итак, чего он добился за несколько часов – получил финансирование от высших лиц. Это хорошо. Были бы деньги. Продолжаются искательства в пользу человечества – поиски лучшей лампы накаливания. Тоже хорошо – верный вариант он найдёт своим упорством и трудом. А чего же тогда плохо? Хм, нет ничего такого примечательного. Отсутствие плохих новостей –есть хорошая новость. Хотя да, Фарейда… Как он мог забыть этого нервного серба со смешной фамилией?  Недаром же напомнил журналист об этом человеке.

 – Могу ли я зайти к господину Вингерфельдту? – спросил Николас секретаря.

                        Из-под очков взглянул несколько раздражённый, нервный взгляд женщины. Она быстро окинула взглядом высокого и худого молодого человека, несколько смущённого и ожидающего ответа от неё.

 – Господин Вингерфельдт не имеет возможности принять всех желающих его видеть, – последовал механический отчеканенный ответ секретарши. – У него только что прошло важное совещание, ему нужен отдых.

 – Я работаю в его компании! Он сам меня звал к себе!

                      Секретарь подняла глаза на худощавого и начинающего раздражаться мужчину и без тени удивления заметила, записывая что-то в своих бумагах:

 – К Александру Вингерфельдту приезжают с других концов света, но это не увеличивает числа часов в сутках. Сначала запишитесь к нему на приём, а потом и будем разговаривать.

                      Николас потерял всякую надежду и стал дальше раздумывать о плане  действий в его ситуации. Словно пришло озарение, и он положил руки на стол, с жаром выпалив несколько фраз – его последнюю надежду заставить секретаря исполнить требование.

 – Профессор Драгнич, из маленького посёлка Слимян. Он преподавал вместе с Александром в Карловом университете. Они были коллегами. Он послал меня с заявкой сюда. И да, у меня есть очень, очень важные сведения от господина Драгнича.

 – О! Это другое дело. Я сейчас доложу о вас, господин…

 – Фарейда. Николас Фарейда.

                     Через несколько минут раздались громкие шаги человека и вразвалочку, словно морской волк, из кабинета вышел полноватый мужчина, хитрым взглядом зорких глаз окинувший Николаса. Он усмехнулся, поняв, как удачно вспомнил об этом человеке, после чего приказал секретарше запомнить нового работника. Через пару минут они вошли в кабинет того, кого во всех уголках мира именовали «чародей из Праги».

 – Так вы говорите – Драгнич? – спросил тихо Вингерфельдт вошедшего Николаса, смотрящего под ноги. – Вам он был знаком?

 – Да, – кротко сказал серб. – Он преподавал в нашей школе физику. Это он отослал меня к вам сюда. Учиться. Мои мысли были поехать в техническое училище в Граце.

 – Хм, и с какой же рекомендацией он отослал вас сюда?

 – «Я знаю в мире двух гениальных людей – один из них, человек, к которому вы едете, а второй из них – вы! И попробуйте мне на это возразить – даже слушать не буду».

 – Как это на него похоже. Я рад даже, что вы какое-то время учились у такого прекрасного физика, как он. Увы, сам-то я не имею и малейшего намёка на образование, естественно, приходится все свои незнания компенсировать множеством различных опытов и различных книг. Когда вы в последний раз видели профессора Драгнича, как он выглядел? Что говорил? Чем занят в настоящее время? Ну, не молчите же!

                   Такого града вопросов Николас меньше всего ожидал, и поэтому на какое-то время даже растерялся от неожиданности. А Вингерфельдт закрыл глаза, что на миг создалось впечатление, что он потерял всякий интерес к стоящему робко сербу. Николас же прекрасно понял, что на самом деле тот всё слышит и ждёт ответа на выше поставленные вопросы. Надо отвечать…

 – В последнее время он кроме книг и преподавания ничем не занимался. Я же просто оказался его способным учеником, и вот он решил всю свою энергию передать мне. С ним всё хорошо было на тот момент, когда я уезжал. Он верит, что мне суждено великое будущее. Осталось поверить самому.

 – Довольно пафоса, – оборвал его Вингерфельдт. – не для того я вас звал, чтобы вы мне тут расписывали свои планы на будущее.  Видите вон ту карту Европы? На полу которая? Красными точками отмечены все мои предприятия  и фабрики. Недавно появилась новая возможность развивать свой бизнес, и я не стал его упускать. Я первый, кто занимается продажей электросистем (генераторов), естественно, я рад, что у меня есть люди, разбирающиеся в этом. Вы толком пока ещё не знаете – что за работа вас ждёт, верно? А я могу открыть вам эту тайну…

             Сказав эти слова, Вингерфельдт сделал величественный жест рукой, а взгляд Николаса упал на маленькую брошюрку, лежащую на столе у великого учёного. На ней был изображён в точности с таким же жестом человек. Вероятно, Вингерфельдт тоже посмотрел в этом  направлении, потому что поспешил подметить сербу, буравившему взглядом эту бумажку:

 – Это так меня прославили в среде прессы… – он многозначительно посмотрел на Николаса и замолк, ожидая реакции серба, который поспешил взять в руки эту брошюрку.

                   На листочке, несколько потрёпанном, была нарисована небольшая юмористическая картинка, напомнившая Нииколасу о своём детстве, полном преданий и различных народных сказок, рассказанных матушкой. В центре красочной картинки был изображён волшебник с хмурым лицом и одержимыми идеями глазами Вингерфельдта в длинном, опускающимся до пола наряде, чем-то напоминающем звёздочёта. В руке у него, как и положено волшебнику, была зажата палочка, из которой падал сноп искр, другая рука показывала что-то величественным фирменным  жестом учёного, а сам он стоял на облаках. Вся картинка была наполнена светом и яркостью, а подпись внизу загадочно гласила: «Чародей из Харватова» -последнее слово означало улицу, на которой стояло главное здание компании Вингерфельдта, широко известное на всю Европу. Место пусть и не  совсем удачное для известной личности, однако тихое, и этим оно привлекало сюда людей. Улица находилась на исторической границе Старого Места и Нового Места и представляет собой практически прямой угол. Она c двух сторон огибала здание пражского магистрата.

 – Вас что-то смущает? – прервал тишину голос Вингерфельдта, эхом отразившийся от стен. – Ах да, как я мог забыть… Вы в Праге не как я, многого не знаете. Вас наверное смутила подпись – чародей из Харватова, я прав? Тогда позвольте окунуть вас в историю Праги вместо справочника. Названа улица в честь Якуба Харвата  члена магистрата Нового Места, жившего во второй половине 14 века. В свое время он был владельцем этой территории, здесь стоял его дом и прилегавший к нему сад. Позднее он велел сад застроить: здесь было возведено 18 домов, которые, собственно и образовали улочку, очертания которой сохранились и до нашего времени. Мне сразу понравилось это место, и я решил организовать здесь своё местопребывание. Мои товарищи, конечно особо не заценили моей идеи, однако позже вынуждены были смириться с ней, и позднее поняли мою правоту.