Текст книги "Его маленькая слабость (СИ)"
Автор книги: Алиса Лиман
Соавторы: Саша Ким
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц)
Вытаскиваю из потрёпанной сумки стопку хлопковых трусиков. Аккуратно складываю в ящик. Последние задерживаю в руке.
Упираюсь головой в торец шкафа. Ну, точно. Изврат. Чувствую, что возбуждаюсь, непроизвольно гоняя в голове воспоминания о той ночи.
Слышу возню за спиной. Как преступник сжимаю кулак, пряча улику. Поворачиваюсь. И прижимаюсь к шкафу, потому что Аня неторопливо ко мне приближается. Сжимает на груди полотенце. Свободной рукой перед собой ведёт.
Пальчики утыкаются мне в грудь. Невесомая ладошка всего секунду движется по моей майке. Аня вдруг вздрагивает, хочет отстраниться. Ловлю ее запястье.
– Вы не ушли ещё? – почти шепчет. – Я не хотела…
Подтягиваю ее к шкафу. Сам за ее спиной становлюсь. Беру ладонь в свою.
– Вот, – подвожу ее пальцы к одной из полок, – здесь кофты. Тут джинсы.
Прикрываю глаза, чувствуя, что она пахнет мной. Все ее тело – моим шампунем. Дергаю ящик:
– Тут белье.
Вкладываю в ее ладонь припрятанные трусики:
– Одевайся пока. Я разложу остальное. И пойдём завтракать.
Глава 3
АНЯ
Зажимаю подмышками полотенце и быстро натягиваю трусы. Судя по звукам, он все ещё в комнате. Раскладывает мои вещи. Я слышу, как время от времени шуршит моя дорожная сумка.
Даже не знаю, рада ли я тому, что этот грозный мужчина принял меня или страх все же преобладает.
Конечно, я боюсь его. Признаться, я вообще всех людей теперь боюсь. Не зная, каким человеком я была до аварии, ориентируясь только на звук и осязание, сложно понять насколько я могу кому-то довериться.
Лариса взрывная. Я чувствую ее энергию, даже не прикасаясь. Она вечно суетится. Что-то тараторит. И всегда поторапливает меня.
Тетя Надя напротив двигается очень размеренно. По моим ощущениям она весьма грузная женщина. Или же у неё какие-то проблемы с ногами. Говорит она отстранённо-холодно. В ее присутствии я чувствую себя так же неловко, как и в обществе Лары.
Но с этим мужчиной все иначе…
Он странный. Ночью был таким заботливым и нежным, что я даже умудрилась уснуть в его кровати, пока пела ему песни.
Тот факт, что между нами что-то было, выбил меня из колеи. Ещё бы, первый мужчина в моей новой жизни, – если не считать врачей, – и тут же такое открытие.
Сложно было обойти стороной предположение, что я была не самой примерной девочкой. Хотя все во мне и противилось этой версии моей прошлой жизни. Я бы вообще подумала, что он соврал. Но мое тело весьма однозначно отвечает на его прикосновения. Я памяти лишилась и зрения. Но рассудок вроде в порядке. Его большие руки действительно кажутся знакомыми. И почему-то действуют на меня успокаивающе. Будто помогают обрести равновесие.
Могу ли я и правда остаться рядом с ним? Хотя какие у меня варианты? Куда я такая могу пойти? Разве что в интернат? Но и до него чтобы добраться, мне потребуется помощь. А этот мужчина ясно дал понять, что отпускать меня не намерен. Что странно, после того, что я услышала сегодня утром.
Интересно, почему он вдруг передумал выгонять меня? Он явно не рад непрошеной, да ещё и беспомощной гостье в его доме. Я слышала, как он ругался с Ларисой. И как отчитывал тетю Надю.
Первым порывом, конечно, было немедленно убраться из его дома. Не хочу быть обузой. Сама понимаю насколько я тут не к месту. Осознаю, насколько обременительна для этих едва знакомых людей. Ведь я даже элементарных вещей без помощи сделать не могу.
Но пришлось проглотить свою гордость, после всего услышанного.
Я нуждаюсь в нем. И судя по его словам ночью – мы не совсем чужие люди. Даже если этого недостаточно, чтобы брать на себя ответственность за беспомощную инвалидку, я сделаю все возможное, чтобы меня не прогнали.
Ненавижу это все! Чувствую, как к горлу слёзы подкатили. Психую, не в силах одновременно удержать полотенце и при этом застегнуть лифчик.
– Серьезно? – слышу скептический выдох за спиной. – После всего, будешь продолжать прикрываться от меня?
Голос приблизился. Тёплые пальцы касаются спины, которая невольно выпрямляется от этих прикосновений. По тому, как стянуло грудь, понимаю, что непослушные крючки наконец попали в петельки. Глеб Витальевич, как куклу поворачивает меня к себе лицом и довольно грубо выдёргивает из-под бюстгальтера полотенце.
– Так и будешь до ужина возиться, – бросает зло.
Я ёжусь от холода в его голосе. Вчера он казался совсем другим. Я догадывалась, что он попросту пьян. Но не думала, что перемены окажутся столь кардинальными.
Замираю, когда мне на голову натягивают легкую ткань. На секунду теряюсь.
– Руку просовывай, – велит строгий голос, которому я тут же хочу подчиниться.
Еще не понимаю, куда что просовывать, но поднимаю перед собой предательски дрожащую ладонь.
Я буквально кожей ощущаю его раздражение. И мне неловко от этого. Словно я снова теряю зыбкий баланс. Голова начинает кружиться…
Однако стоит ему взять мою ладонь в свою, как я тут же заземляюсь.
Спасительная рука увлекает меня за собой. И я следую уверенно. Только на ходу ощупывая платье, что оказалось на мне.
По резкому запаху кофе понимаю, что мы вошли в кухню.
– Твою мать, – устало выдыхает обладатель спасительной руки.
– Тут наверно бардак? – бормочу я, ощущая жар от его плеча на своей щеке.
Поднимаю глаза чуть выше этого тепла. Туда, где предположительно должны быть недовольно нахмуренные брови. Я даже вполне ярко могу представить, какие эмоции сейчас читаются на его лице. Губы сжаты в жесткую линию, между бровей пролегла складка, а глаза в ярости мечутся по кухне, оценивая масштабы организованной мной кофейной катастрофы. Интересно, какого цвета эти глаза…
Из моих рук вдруг ускользает тёплая ладонь. Я приоткрываю рот в немом протесте, но тут же закрываю его, когда эта ладонь ложится на мое плечо и заставляет пятиться.
Упираюсь спиной в прохладную стену и так и остаюсь стоять, пока мужчина, матерясь себе под нос, суетится в просторной кухне, наводя порядок. И благодаря этим ругательствам, я словно могу наблюдать за его перемещениями.
Мне стыдно. Чувствую, как щеки жаром обдаёт. Но сделать ничего не могу. Сейчас влезть ему помочь – только ещё хуже сделать. Вот и стою послушно у стены.
– Иди ко мне, – неожиданно велит строгий голос.
Не задумываясь, подчиняюсь. Отлипаю от стены и двигаюсь в ту сторону, откуда донесся голос.
Знаю, что он смотрит. Прямо чувствую. Поэтому стараюсь ступать осторожно, не выглядя при этом слишком неуклюжей.
Ничего не выходит. Босые ноги как назло скользят по влажному полу. Выставляю перед собой руку, пытаясь поймать равновесие.
Но оно само меня ловит.
Сильная заземляющая ладонь смыкается на моем запястье. Мужчина нетерпеливо подтягивает меня к себе.
Невыносимо хочу коснуться его лица, чтобы понять, что он сейчас чувствует. Должно быть снова злится…
– Кашу знаешь, как готовить? – задаёт он вдруг вопрос, которого я явно никак не могла ожидать.
– Что? – удивленно выдавливаю.
– Не все ж яичницу есть, говорю, – ворчит он. – На случай, если снова придётся остаться одной, лучше приноровиться готовить что-то более полезное.
Опускаю голову, осознавая, к чему он ведёт. Видимо рука не поднимается меня такую беспомощную выгнать. А если я буду в силах хоть немного сама о себе позаботиться, то будет не так неловко меня выставить.
Глеб Витальевич поворачивает меня к себе спиной. Большая ладонь ловит мою руку и тянется вверх. Касаюсь пальцами чего-то гладкого, но чувствую только его пальцы на своей коже. Дышу глубоко, стараясь сосредоточиться на том, что он от меня хочет. Но все отвлекаюсь на жар чужого тела, согревающий спину.
– Здесь любую найдешь, – начинает голос за спиной.
А я пытаюсь вспомнить, о чем он говорит. Каша! Точно.
– Хмм, – замялся, видимо о чём-то задумавшись. – Придётся запоминать порядок. При чем, похоже, нам обоим…
Устало выдыхает мне в затылок:
– Первая – рис, вторая – гречка…
Начав перечислять бакалею, сосредоточенную на полке, он будто бы случайно подходит ближе, невольно припирая меня своим телом к нижним шкафчикам.
Я чувствую его дыхание за ухом.
Тянемся мы достаточно высоко, но голос путается в моих волосах.
Похоже, он вовсе не на каши смотрит…
Кладёт ладонь на мой живот. Притягивает к себе ещё теснее. Замолкает.
Тянет носом запах моих волос. И я начинаю дышать чаще.
Он хочет меня. Я чувствую. Этот факт сбивает с толку.
Непроизвольно стискиваю бедра. И покрываюсь мурашками, когда в мои волосы врывается сдавленный стон.
Похоже, с кашами меня ждёт беспощадный рандом. Я ничегошеньки не запомнила. Мозг напрочь отключается и отказывается включаться.
Кончиками пальцев продолжаю бездумно скользить по картонным коробочкам. Невольно раздумывая о том, почему Глеб все ещё не отпускает мою руку.
Мерещится, будто шершавые пальцы поглаживают мое запястье. Едва ощутимо скользят дальше по руке. Проходятся по плечу, оставляя за собой обжигающий след.
Осторожно собирают волосы с шеи…
– Лучше, – говорит хрипло, и продолжает, прочистив горло, – собирай повыше. Когда готовить собираешься. Чтобы не опалить.
Говорит как-то прерывисто, не прекращая мягко скручивать мои волосы в жгут.
Киваю, шумно сглатывая.
Мужчина отстраняется, оставляя мое тело без своего тепла. А я пытаюсь понять, сколько из того, что сейчас было, приукрашивает мое воображение.
– Доставай, какую сейчас хочешь, – велит голос из-за спины. Теперь он снова кажется раздражённым. – Где сковородки ты видимо уже знаешь. Там же ищи молочник.
Опускаюсь на корточки и нащупываю ручку глубокого ящика, в котором мне пару дней назад посчастливилось отыскать сковороду. Открываю. Шарю рукой по посуде. Нахожу небольшую кастрюльку и поднимаюсь на ноги.
– Хорошо, – наставительно диктует мужчина. – Теперь вода.
Я послушно направляюсь к крану. Берусь за вентиль.
– Подожди, – останавливает меня наставник.
Берет мою свободную руку и прижимает большой палец к внутренней стенке кастрюльки, тогда как остальные пальцы остаются снаружи.
– Лей воду, пока она не коснётся кончика твоего пальца.
Пока я выполняю указания, на мое запястье ложится прохладный материал.
– Что это?
– Часы.
Я невесело усмехаюсь:
– Шутите?
– Похоже, что мне до шуток? Это умные часы. Тут сбоку круглая кнопка. Зажимаешь и говоришь: поставь таймер на тридцать минут.
Электронный голос отвечает ему.
– Для гречки это слишком много, – пытаюсь возразить я.
– Нет, если учесть, что вода сначала должна закипеть.
Он снова берет мою руку и подводит к глянцевой коробочке:
– Всегда клади пакетик в холодную воду. Чтобы не обжечься. Когда таймер сработает, просто выключаешь плиту и ждёшь, пока молочник немного остынет. Не спеши.
– Спасибо, – бормочу себе под нос, наощупь включая плиту под кастрюлькой.
– Это не для тебя. Я себе пытаюсь жизнь облегчить, пока ты будешь находиться в моем доме.
Съёживаюсь от неприязни в его голосе.
Я понимаю. Понимаю, что не имею права здесь находиться. Но…
– Я не хотела, чтобы так вышло, – шепчу, не давая воли слезам.
Ещё не хватало бесить хозяина дома вечным нытьем. Опускаю голову, и отшатываюсь от плиты, с намерением отойти. Вот только упираюсь спиной в широкую мужскую грудь.
Слыша тяжелый вздох, поворачиваюсь и тут же отскакиваю обратно к плите:
– Простите, я не хотела…
Не успеваю договорить, как сильные руки отрывают меня от сырого пола и усаживают на разделочный стол.
Похоже, меня сейчас прямо тут и разделают. Судя по тяжелому дыханию, которое касается моего лица, Глеб готов меня линчевать.
– А чего, – рычит он, – ты хотела?
– Самостоятельно готовить вам завтраки, – почему-то выпаливаю я, вместо того, чтобы подумать прежде, чем озвучить мысль.
Меня начинает потряхивать из-за напряженного молчания, воцарившегося в кухне. Бесконечная секунда раз… Бесконечная секунда два…
До боли сжимаю пальцами край столешницы, борясь с желанием коснуться мужского лица, чтобы понять его эмоции.
Он близко. Я чувствую. Его дыхание касается кончика языка. Невольно облизываю губы, желая попробовать его на вкус…
– А ещё, – хриплым полушепотом спрашивает он, – чего хочешь?
– Потрогать вас, – выдаю я, и закусываю губу, осознавая, как глупо это звучит. – Чтобы понять, что вы чувствуете, – пытаюсь объясниться, но выходит ещё глупее.
Мужчина обнимает пальцами мои запястья и буквально отдирает вцепившиеся руки от столешницы. Кладёт мои ладони на свою грудь:
– Трогай.
Правда, можно? Или он намерен выгнать меня сразу после того, как я совершу такую наглость?
Однако пальцы нерешительно поползли по тонкой ткани его майки. Она буквально как вторая кожа обтягивает его мощное тело. Я чувствую, как под ладонями бугрятся мышцы, и не могу оторваться.
Разве я не эмоции его оценить собиралась? Вот же…
Он огромный. Такие широкие плечи. Я чувствую, как под моими пальцами напрягаются мускулы. Будто он сдерживает себя.
Остановись, Аня. Ты переходишь черту.
Силой воли вынуждаю пальцы двинуться к мощной шее. Она напряжена. Выступающий кадык нервно дергается под моими прикосновениями. Веду пальцами выше и зарываюсь в густой щетине, ощущая, как ходят желваки. Все же злится…
На переносице глубокая складка словно разглаживается от моих касаний. Ресницы опущены.
Даже глаза закрыл, чтобы справиться с гневом за мою бесцеремонность. Но раз уж я уже все равно перешла черту, то дойду до конца.
Веду указательными пальцами по носу с небольшой горбинкой. И наконец добираюсь до своей конечной цели.
Губы. Довольно пухлые с четко очерченными краями. Слегка обветренные. Но вопреки моим ожиданиям, вовсе не сжаты в сдерживаемой ярости.
Нет. Они расслаблены. И под мягким натиском моих пальцев они размыкаются.
– Натрогалась? – хрипит мужчина.
Киваю. Однако пальцы от его лица не отнимаю. Мне нравится это ощущение, как его губы трутся о мою кожу. Вибрация его голоса щекочет подушечки пальцев.
– Ну и что же я, по-твоему, чувствую? – продолжает он.
Неуверенно пожимаю плечами:
– Вроде злитесь, но… – осекаюсь, когда по кончику пальца скользит горячий язык.
От неожиданности одергиваю руку.
– Боишься? – чувствую, как теперь его хриплый голос отдаётся вибрацией не только на подушечках пальцев, но и во всем теле.
Похоже, я наконец догадываюсь, что это за чувства…
– Н-нет, – выдыхаю прерывисто, и чувствую, как меня трясёт в противовес ответу.
Его дыхание совсем близко. Вкус этого мужчины воспоминаниями собирается на языке. Рот наполняется слюной, словно в сознании всплыло нечто очень вкусное.
– А зря, – выдыхает он, касаясь моих губ своими, и продолжает говорить в мой приоткрытый рот: – Это нечто животное, невеличка. Хочу тебя до одури.
Из моего горла вырывается невольный стон, скорее похожий на нервный выдох. Будто весь воздух из легких выкачали одним словом.
Хочет. И ведь сейчас он абсолютно трезв.
Как же я хочу его сейчас видеть. Хочу видеть, что говорят его глаза. И помнить, какого они цвета.
Но все это растворяется, когда мой рот оказываются в плену жадных губ. На затылок ложится тяжёлая ладонь. До боли сжимает мои волосы, вынуждая сдавленно пищать.
Свободной рукой Глеб подтягивает мои бёдра, прижимая меня к себе. Он меня действительно хочет. Значит, весь этот двойной подтекст в каждом его действии мне не мерещился? И это не было просто пьяным бредом?
Нерешительно касаюсь кончиками пальцев мощной шеи. В мой рот врывается удовлетворённый рык.
Но я тут же вздрагиваю, слыша, как за стеной щёлкает замок входной двери.
Глеб немного отстраняется, продолжая сжимать мои волосы в кулаке:
– Но связываться с инвалидкой – это слишком даже для меня…
Глава 4
ГЛЕБ
Еще секунду гляжу в огромные невидящие глаза, наполняющиеся слезами. Отшатываюсь.
Я же только хотел держаться подальше! Зачем гадостей-то наговорил? На кой хер поцеловал?! Дьявол!
Что ж, во всяком случае, я оттолкнул ее достаточно. Даже перегнул. Но раз у меня нет сил устоять перед ней, то может у неё хватит. Я только что дал ей эту силу.
Тяжело дыша, исподлобья наблюдаю, как девчонка торопливо пытается сбежать из кухни. Дрожащими пальчиками по стене скользит.
Вынуждая меня податься вперёд, налетает на домработницу, что явилась в самый неподходящий момент, резко отрезвив меня. Или подходящий. Останавливаю себя. Я ж вроде решил, что не нянька.
Хмурюсь, чувствуя неприятный осадок в душе. Будто я совершил сейчас что-то непоправимое. То, о чем потом могу крепко пожалеть.
– Что ты творишь? – ворчит Надежда. – Слепая ведь, а не полоумная! Куда так несёшься?
– Простите, – слышу слёзы в голосе Ани, хоть она и пытается не всхлипывать.
Запускаю пятерню в волосы. Так стиснул зубы, что кажется сейчас потрескаются. Воротит от самого себя! И от неё, жалкой такой!!!
Что за урод?!
Забей! Займись своим делом!
– Доброе утро, Глеб Виталич! – завидев меня, домработница резко меняет интонацию. – А я чуть пораньше решила прийти! Вы ж поговорить хотели.
Принесла нелегкая…
Проводив девчонку взглядом, переключаю внимание на домработницу:
– Я вроде уже по телефону все сказал. Ещё раз подобное повторится – уволю!
– Так, а с девчонкой, что прикажете делать? – вкрадчиво интересуется женщина.
Хлопает дверь, вынуждая домработницу подскочить на месте и покоситься в коридор.
Закатываю глаза:
– Накормить. И оставить в покое, – велю я, немного подумав.
– Как оставить? Тут?
– Хочешь к себе забрать? – я скептически приподнимаю бровь.
– Вот ещё! Только мне и не хватало обузы! В малюсенькой квартирке! Где мы с дочками ютимся! Ой, скажете, – усмехается Надежда.
А я щурюсь недобро. Значит я не один такой недовольный подобным сюрпризом в своём доме?
– Сдали бы ее в приют. Есть же какие-то интернаты для калек, – советует добродетельница.
На секунду представляется, как я высаживаю ее беспомощную у пошарпанных деревянных дверей интерната, и уезжаю.
До боли сжимаю кулаки.
– Сначала надо узнать, что к чему, – шиплю сквозь сжатые зубы. – А потом решу, как поступить.
Домработница неопределенно пожимает плечами:
– Хозяин-барин, – и удаляется из кухни.
Перевожу взгляд на край двери, что виднеется из кухни. Девчонка так ею шарахнула, что первым порывом было ворваться в комнату и напомнить, что она здесь тихая неприметная, – и к тому же незваная, – гостья. Но чувство, что я уже и без того совершил непоправимую ошибку не позволяет мне сделать и шагу. Все что остаётся, продолжать стоять среди кухни, зло сжимая кулаки.
Сам не пойму, чего так вскипятился. Обычно я на самообладание не жалуюсь. А сегодня просто крыша едет.
Долго так стою, продолжая пялиться на запертую дверь. В коридоре мелькнула Надежда, и скрылась в дальнем углу коридора. Должно быть, отправилась стирку запускать.
Едва не вздрагиваю, когда телефон на столе неожиданно начинает вибрировать. Привык, что часы о разного рода звонках заранее оповещают. Тянусь за телефоном.
Боковым зрением замечаю, что гипнотизируемая мною ранее дверь открывается. Аня неторопливо крадётся по коридору, будто прислушиваясь. Заплаканные блуждающие глаза вызывают во мне новый приступ отвращения. Девочка останавливается на входе в кухню и начинает щупать часы на запястье.
Сбрасываю звонок на телефоне, даже не глянув на экран. Аня что-то облегченно бормочет себе под нос. Всхлипывает, трёт раскрасневшийся нос тыльной стороной ладони и продолжает красться в кухню.
А я почему-то в стену вжался. Стою неподвижно. Боюсь даже дышать.
Не хочу ее сейчас видеть. Хотя почему «сейчас»? Вообще не хотел бы знать ее. Не желаю сталкиваться с ней. Ни в своём доме, ни где бы то ни было еще. Однако продолжаю стоять и следить за ее неловкими манипуляциями.
Скользя тонкими пальчиками по изумрудно-зелёной стенке, осторожно добирается до плиты. Ловит пальцами край столешницы. Нащупывает второй справа регулятор и выключает огонь под молочником.
Точно. Она приняла вибрацию часов за таймер. Надо бы отключить синхронизацию с телефоном, чтобы всякие звонки не сбивали ее с толку.
Водит рукой над конфорками, явно желая убедиться, что газ выключен. Разворачивается, норовя убраться из кухни так же тихо, как пришла. Но почему-то замирает, остановившись спиной ко мне.
Вполоборота поворачивает голову в мою сторону и прикрывает невидящие глаза. Будто прислушивается. Прерывисто вздыхает и обречённо роняет голову на грудь.
– Простите меня, – вдруг бормочет еле слышно.
А у меня мороз по коже. Опять это ощущение, словно я вор в собственном доме. Меня поймали?
– Я… – выдавливает несмело, и я уже чувствую, что мне будет не по себе от того, что она собирается сказать. – Я буду осторожней. Чтобы не мешать вам. Вы простите, пожалуйста. Только не выгоняйте. Я просто боюсь. Поэтому наверно и веду себя так… бессовестно. Но такого больше не повторится.
Я же так и знал. Чувствую как липкий стыд пробираясь по жилам, становится комом в горле. Вместо того чтобы возненавидеть меня, она взяла на себя всю вину.
Но разве кролик виноват, что какой-то ублюдок захотел его съесть?
Прикрываю глаза, откидывая голову на прохладную стену. Тяжело вздыхаю, слушая шуршание неуверенных шагов.
Нет. Нет! Я не поведусь на эту игру! Она специально разыгрывает этот спектакль! На жалость давит! Чтобы впиться в меня как пиявка! Мало мне в жизни приживал?!
Довольно! Надо решать, что с ней делать!
Открываю глаза, когда слышу, как к кухне приближаются грузные, но куда более бодрые шаги домработницы.
Анина дверь вновь заперта.
– О, Глеб Виталич, а вы чего здесь? Я стирку загрузила. Вы уже завтракали?
– Какой тут завтрак? – бросаю я, стискивая зубы. – Я тебе сказал девчонку покормить. А ты чем занимаешься?
– Да уже-уже! – Надежда расторопно подлетает к холодильнику и принимается выгружать продукты на стол. – О, а это тут чего? Кашу сварили уже?
– Она недоваренная. Минут на десять ещё включи, – предупреждаю, направляясь к выходу.
– Так тут два пакетика. Вы же гречку не едите. Зачем на двоих варили?
Игнорируя вопрос, выхожу из кухни.
Войдя в свою комнату, смотрю на экран телефона. Пропущенный от Валерки.
Вот черт. Я ж ему ночью звонил. Сейчас вопросов не оберусь. Но лучше побыстрей с этим разобраться. Может он посоветует чего.
Перезваниваю:
– Предвещая твои расспросы: вечером, – сразу отсекаю я.
Друг смеётся:
– Да я ведь ещё даже ничего не сказал.
– Тебе и не надо. Сам понимаю, как это выглядело. И нет, я никуда не влип. Так что расслабь булки. Вечером мне надо в «Gold» заскочить. Там и поговорим.
Закончив разговор, какое-то время продолжаю залипать в экран телефона.
Не влип ли? Тут смотря как посмотреть. Кажется эта девчонка ещё то болото. Со своими кроличьими глазами. Темно-золотыми волосами. Тихим голоском, который на вопрос, чего бы хотелось ей самой, на удивление уверенно отвечает: «Готовить вам завтраки».
И рот сразу слюной наполняется. Когда представляю, что она мой завтрак, обед и ужин. Кружит такая нежная в моей рубашке, что едва попу прикрывает, по моей кухне. Босыми ногами пританцовывает по тёплому мрамору. И…
Черт! На кой хер я об этом думаю?
Хмурюсь, чувствуя, что не в силах остановить навязчивые видения. Пыхчу, как пылесос. Кулаки сжимаю. Да только это не тот вопрос, который можно решить силой. От своих мыслей не отмахнешься.
Резко выдыхаю. Потираю переносицу. Как отключить чёртову фантазию?
На деле ведь все совсем плохо обстоит. Неполноценная. С такой каши не сваришь, не то, чтобы детей делать. Ей от меня только опека и нужна. Наверно рассчитывает присосаться покрепче, – в голове тут же воспоминание, как ещё ночью она мой палец своими губками розовыми обхватила, – чтобы попку в тепле держать, – надо сказать весьма привлекательную по…
Да, сука! Я элементарно не могу выстроить негативную цепочку мыслей!
Хорошо, зайдём с другой стороны. Это ведь всего лишь похоть. И все. Физиологическая реакция на сексуальное молодое тело. Вполне естественно для здорового мужика.
Подумаешь, слишком молодая? Подумаешь, слепая? Подумаешь, приживала и обуза на мою голову?
Все это не отменяет того, что у неё шикарное тело. Миниатюрная такая. На фоне меня будто дюймовочка. И голос. Невольно закрываю глаза, пытаясь воссоздать в голове хрустальные нотки ее стонов. А ещё я стал ее первым…
Фу, я же всегда чурался девственниц! На кой тогда это сюда приплел?!
Отчаявшись справиться с собственными мыслями самостоятельно, дергаю ручку двери и направляюсь в просторный зал, смежный с кухней. Включаю телевизор, в надежде создать фоновый шум.
Опускаюсь на диван. Устало откидываю голову на спинку, прикрывая глаза. Но тут же их распахиваю. Слух безошибочно улавливает тихий голосок, льющийся из кухни:
– Я, похоже, не доварила, – лепечет неуверенно.
– Ешь давай! – ворчит Надежда. – Ещё я из-за тебя выслуживать должна от хозяина.
– Простите. Я же не знала…
Хмурюсь, силясь сделать вид, что ничего не слышу.
Телевизор! Упираю взгляд в экран. И набалтываю громкость. Деньги. Деньги. Кругом сплошные деньги. Вечный предмет проблем и обсуждений. Люди на что угодно ради них готовы. Предавать, убивать, из шкуры вон лезть, разыгрывая из себя тех, кем на самом деле не являются. Мерзости.
А сам-то далеко ушёл?
Уже и забыл наверно. Когда сбежал пацаном из дома и даже на автобус денег не хватало. Разве не готов был глотки грызть, просто за кусок хлеба? И делал вещи, которыми теперь не горжусь.
Это сейчас, имея все, легко рассуждать. Судить. И мерзостью называть. Ты сам когда-то таким же был. И притворялся тем, кем не был, чтобы элементарно выжить.
Вот и она…
Челюсть сводит от непроизвольного возвращения к нежелательным мыслям. Палец сам нащупывает на пульте кнопку. И по мере того, как звук из колонок убавляется, становится различим разговор из кухни.
– Как там ваша дочка? – вежливо любопытствует Аня.
– Нормально, – небрежно бросает Надежда. – Как ей ещё быть?
– Вы просто в пятницу говорили, что она приболела.
– Приболела, – довольно резко отзывается домработница. – Потому и не смогла я прийти в выходные. Что ж я кровиночку свою больную брошу, ради чужого дитя?
– Да нет, конечно, – будто оправдываясь, отвечает Аня. – Я просто узнать хотела о ее самочувствии. И все.
– Ты давай доедай быстрее. Мне ещё полы тут мыть. Развезла тут грязюку… Тьфу, кофе что ли?
– Я наелась, – бормочет Аня. – Спасибо.
Слышу, как ножки стула по полу скрипнули. Поворачиваю голову, ожидая увидеть крадущуюся девушку в просторном коридоре.
Вот и она. Останавливается. Поворачивается к кухне:
– Теть Надь, – вкрадчиво зовёт.
– Ну чего ещё?
– Вы случайно не знаете, где можно алфавит Брайля раздобыть?
– Так ясно где, в книжном магазине, – недобро усмехается женщина. – А ты неужто читать собралась?
– Хотелось бы, – разочаровано бормочет Аня.
– Ты ерундой не занимайся. Вон телевизор пойди с Глебом Виталием посмотри. Тебе повезло, что такой человек тебя приютил. Вежливой будь, услужливой. Да не наглей.
Почему-то каждый ответ моей обычно приветливой домработницы режет слух. Словно железо по стеклу скрипит. Какой же интересно она услужливости от слепой девчонки ждет?
Когда Анюта скрывается за дверью в свою комнату, в раздражении поднимаюсь с дивана. И направляюсь в кухню.
Вижу почти полную тарелку сухой гречки оставленной Аней на столе.
– Мне тоже положи, – велю я женщине, что принялась перемывать пол после меня.
– Кого? Гречку? Вы же ее на дух не переносите. Я вам сейчас чего получше сварганю.
– Я хочу гречку, – настаиваю я.
– Как скажете. Тогда хоть свежую сварю. Эта остыла совсем.
– Надежда, ты меня не расслышала? Положи мне эту чёртову гречку, – ровным тоном говорю я, однако чувствую, как во мне с каждой секундой нашего невысказанного противостояния нарастает раздражение.
Домработница что-то ворчит под нос, но все же выполняет требование. Наложив гречку в тарелку, она открывает холодильник и достаёт сливочное масло. Ставит рядом с тарелкой сахарницу.
– Не надо всего этого, – предупреждаю я.
Надежда одаривает меня недобрым взглядом. Отворачивается.
Судя по действиям, подливает в тарелку воды из чайника и ставит в микроволновку. Нажимает на кнопку. И ещё. И ещё. Навскидку, минут на пять поставила. Поворачивается с недовольным лицом:
– Где это видано гречку всухомятку жевать?
Бросаю многозначительный взгляд на тарелку, оставленную Аней:
– Значит невиданно? – вновь сосредотачиваю внимание на скуксившейся женщине, которая явно подбирает слова, чтобы мне возразить. – Даже если она в моем доме гость непрошеный, – начинаю я угрожающе. – Она гость. В моем доме. Разве я не сказал доварить, прежде чем кормить?
– Да чтобы я ослушалась… – хватается за сердце Надя.
– Заканчивай этот цирк, – рявкаю я, поднимаясь со стула. – Немедленно все это выкинуть! Приготовь обед. Нормальный! Собралась мне в доме голодный труп организовать? Довольно с меня сюрпризов! Пока она живет под моей крышей, будь добра кормить ее полезно и своевременно!
– Да будет вам! – всплескивает руками женщина. – Вы что же ее тут держать собрались?
– Я жду свой обед! – рычу сквозь сжатые зубы.
Ещё стоило бы разобраться, так уж сильно была больна ее половозрелая дочь, что она бросила слепую девчонку в одиночестве. Что-то мне подсказывает, что не сидела Надя безвылазно у постели своей кровиночки.
Я и раньше за ней замечал привирание. Да и треплется слишком много. Но меня никогда ещё это так не выводило из себя.
Выхожу в коридор с намерением запереться в своей комнате, чтобы все происходящее в доме, – и абсолютно вышедшее у меня из под контроля, – меня больше не касалось. Однако на секунду останавливаюсь у соседней двери.
Интересно, чем можно занимать своё время, будучи незрячим?
Не. Мое. Дело! Уверенно шагаю в свою комнату и падаю на кровать.
Сегодня надо бы встретиться с бухгалтером. Давненько он не отчитывался. Ещё предупредить управляющего, что я вернулся…
А что бы делал я?
Сложив руки на груди, прикрываю глаза, пытаясь представить себя слепым.
Музыка? Да, должно быть я стал бы чаще слушать музыку.
Вообще я любитель. Наверно именно из этого пристрастия родилась идея клуба с живым звуком. Есть в моей сети и классические увеселительные заведения со стробоскопами, диджеями и электронной музыкой, кишащие обдолбанным молодняком. Но именно «Gold» должен был стать моей отдушиной.
Однако хороших исполнителей оказалось не так просто найти. Того, кто мог бы стать бриллиантом моего заведения.
Одни, при прочих внешних достоинствах – пели весьма посредственно. Другие – имея неплохой талант, пропивали его в моем же баре. Третьи… да этот список можно продолжать бесконечно. Суть в том, что текучка на место бриллианта в оправе «Gold» продолжалась бесконечно.
А ее услышал, и подумал, что нашёл.
Но опять ошибся.
Скептически усмехаюсь. Поворачиваюсь на бок и смотрю в огромное панорамное окно во всю стену.
