Текст книги "Отступления и наказания (СИ)"
Автор книги: Алиса Джемм
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)
Так начался первый круг ада.
***
Выползти из воспоминаний Сонечку заставил прозвучавший рядом такой родной и не стёршийся из памяти с годами голос Родиона:
– Как ты живёшь, Мармеладова, расскажешь? Ты так бесследно исчезла тогда… А я искал тебя. Твои родители не дали мне адреса. Подруги не знали. А я ведь не волшебник. – сквозь фальшивую улыбку просочились отголоски старой обиды. Родион помолчал. Потянулся рукой к коротким тёмным волосам Софьи и взъерошил их на макушке, – я долго искал, думал, может, сделал что-то не так… Но потом понял, что просто началась новая, взрослая жизнь, и ты ушла в неё одна. Без меня.
Соня, закрыв глаза, позволила себе на минутку, только лишь на одну минуточку представить, что этих долгих лет не было, и эта рука в её волосах что-то значит, что она имеет на неё право.
Минута быстро прошла. Соня вздохнула и стряхнула ладонь Михайлова со своего затылка.
– А что ты-то здесь делаешь, Родик?
– Жить я здесь теперь буду, Мармеладова. В этом подъезде.
Соня вздрогнула. Неприятно засосало под ложечкой.
– Вот значит как. Неожиданно… Знаешь, не зови меня больше так. Напрягает.
Родик засмеялся.
– Ты изменилась, Сонь. Сильно.
– Столько лет прошло. Было бы странно, если бы нет.
– Да не внешне. Взрослее выглядишь, да, конечно. Но я о другом. Ты стала земной. Обыкновенной земной женщиной, а не той снежной королевой, какой была в школе.
«Жизнь и не таких королев обламывала», – подумалось Сонечке. Она поднялась со скамейки, одёрнула помявшуюся юбку.
– Мне пора, Родик. Да и устала я, если честно.
– Евсеева, а пригласи меня на чашку чая, а?
– Ну и беспардонный же ты тип, Михайлов! – откровенно возмутилась Сонечка.
– Ну пожалуйста! Всегда мечтал к соседям в гости на чай ходить. А я всё-таки новосел. Правила хорошего тона и всё такое. Сумки вот тебе донесу.
– Ну что ж, если только сумки. Пойдём уж, ночной гость.
Войдя в квартиру, Соня услышала звуки телевизора из гостиной. Раскладушка в коридоре пустовала.
Михайлов, внеся следом пакеты, поставил их на пол и с интересом огляделся. Соня, метнувшись в ванную за тряпкой, принесла заодно и розовый пластиковый тазик. Поставив пакет с разбившимся вином в таз, быстро протёрла ламинат, боясь, что останутся пятна.
– Неси на кухню таз, Михайлов. Я второй пакет возьму.
Войдя в маленькую, светленькую кухню и сгрузив тазик с покупками на стол, Родик сел и кивнул в сторону коридора.
– Это кто у тебя в прихожей обретается?
– Мальчик с работы. У него с семьёй проблемы, вот и живёт пока.
– А. Ясно.
Соня достала чашки, поставила чайник.
– Посиди немного. Я схожу с сыном поздороваюсь, если не спит.
– А сколько ему?
– Двадцать…один на днях, – споткнувшись слегка ответила Софья.
– Ого! Ну ты, Евсеева, ранняя, однако! А чего такой взрослый парень дома в это время сидит, а не по клубам тусуется?
Из рук Сони вырвалась чашка и, стукнувшись, позвякивая покатилась по полу.
– И даже посуда у меня не бьётся. Не видать мне счастья… – прошептала она себе под нос, и вышла из кухни.
В коридоре Сонечка смогла выдохнуть свободно и уткнулась лбом в холодную стену, чтобы успокоиться.
А в голову тем временем снова вползали так долго вытравливаемые всеми силами воспоминания.
Вот он, самый красивый парень в школе, ожидаемо и предсказуемо приглашает её в кино.
Вот она, местная звезда, отличница, активистка и самая недоступная красавица, Снежная Королева, соглашается.
Вот они уже вдвоём, неразлучны весь последний выпускной год. Родион и Сонечка. Раскольников и Мармеладова.
А вот и сам выпускной. И ночь после…
Сонечка, послушная дочь своих родителей и примерная ученица, отступает от правил, и наказание не заставляет себя ждать.
Первая в её жизни ночь любви и сразу банальный залёт.
Ломать жизнь Родику, который распланировал её на годы вперёд, она не захотела. Вуз. Армия. Карьера. Никаких семей и детей, пока крепко не станет на ноги. Да и вообще, пелёнки-распашонки не для него, Родиона Михайлова. В жизни есть более важные вещи.
Самым сложным для Сони на тот момент оказалось сохранить ребёнка. Ни о каком аборте она даже не задумывалась. Но если бы узнали родители… Авторитарный отец и истеричная мать – это ещё та преграда. Соня поступила в престижный вуз, предоставила там купленные медицинские документы и, чтобы съехать подальше от предков, уговорила отца снять ей квартиру рядом с институтом. Сразу же устроилась на работу вечерней сиделкой. А как только ей исполнилось восемнадцать, уже на сроке пяти месяцев, благо, по худющей Евсеевой этого было ещё почти не видно, она перевелась на заочное и сменила место жительства, не сообщив адреса семье.
Ну не могла она допустить, чтобы отец узнал о ребёнке раньше времени. У него было слишком много денег и связей, чтобы смочь помешать Сонечке в её планах.
Стала на учёт в консультацию очень поздно, потому что ждала совершеннолетия. Чтобы иметь все права распоряжаться жизнью по своему усмотрению.
Каждую заработанную копейку Сонечка складывала, добавляя к деньгам, которые давал ранее отец. Нужен был запас на первое время, пока она не смогла бы вновь выйти на работу и нанять няньку ребёнку.
В итоге у неё всё получилось.
Вот только родители её так и не простили. И холод в отношениях с опозорившей их заблудшей дочерью с годами превратился в бездонную пропасть. Назад не вернёшься. Разве что издалека посмотреть. И внука Евсеевы не приняли, но от этого Сонечка не стала любить сына меньше. Так же, как и его отца.
Вырвать Родиона из сердца Соне не удалось, несмотря на время. И это убедительно подтверждалось в этот самый момент учащённым пульсом и дрожащими пальцами только от одного его появления.
Ничего! Она справится.
Сонечка распрямила спину и, произнеся в уме привычное «Соберись, тряпка!», пошла поцеловать Макса на ночь.
========== Часть 4 ==========
Долго ждать Михайлов не любил. Когда Сонечка вышла, он немного поозирался по сторонам, рассматривая обстановку: дешёвая, но симпатичная мебель, яркая посуда и пёстрые занавески на окнах, горшки с цветами на подоконнике, аккуратно сложенные стопочкой полотенчики на полочке и расставленные по цветам тарелки в сушилке. Заметил отломанную ручку балконной двери и скрученный скотчем из двух половинок деревянный держатель для ножей.
– Нда-а, Евсеева, мужика тут у тебя не хватает, факт. А сын-то что ж безрукий такой? Вроде взрослый уже.
Сидеть одному Михайлову надоело и, встав, Родик направился на поиски.
Заглянув в открытую настежь дверь рядом с кухней, Родик увидел, что в большом кресле, свернувшись в немыслимой позе под звуки телевизора, дрыхнет рыжий мальчишка.
Сони тут не было. Пройдя дальше по коридору, Михайлов не стесняясь просунул любопытную голову в следующую приоткрытую дверь.
Сонечка находилась именно там. В полумраке было видно, что, присев у кровати со спящим на ней белобрысым пареньком, она медленно и нежно водила ладонью ему по растрепанным волосам.
А рядом с кроватью стояло инвалидное кресло.
«Блядь, блядь, блядь! Охуеть просто!»
Слов культурнее Михайлову в голову почему-то не пришло. Высунувшись из спальни обратно в прихожую, стараясь не шуметь, Родик замер. Увиденное его потрясло. Да, жизнь непредсказуемая штука. Кто ж мог предположить что Соне достанется такое… Да ещё, похоже, с деньгами у неё звездец полный.
Родик вернулся на кухню, сел и закурил.
Вскоре пришла Софья и засуетилась, наводя чай и строгая бутерброды. Делала она это молча, думая о чём-то своём, по ходу автоматически раскладывая продукты по местам, моя фрукты, поправляя всё, что неровно стоит, протирая от капель мойку и от крошек столешницу. Когда всё, что можно было сделать, чтобы оттянуть разговор, было уже переделано, она замерла в нерешительности.
– Можешь ещё пол вымыть. Ничего, я подожду, – Родик отхлебнул чай и приступил к бутербродам с колбасой.
Евсеевой ничего не оставалось, как, вздохнув, присесть к столу и она, обняв ладонями свою чашку, уставилась в неё не мигая.
– Да рассказывай уже, Сонь.
– Что рассказывать-то, Михайлов?
– Да всё. Всё, Сонь. О себе, о жизни своей. Про сына тоже.
Софья дёрнулась, расплескав чай по столу.
– А что сын? Сын как сын.
– Да видел я его только что, Сонь. Что с ним случилось?
Софья помолчала, подумала. Потом решилась и тихо произнесла:
– Его избили полгода назад. Была травма позвоночника. Операция. Реабилитация ему не помогает. Врачи говорят, что физически он смог бы… но он просто не хочет бороться. Он опустил руки, Родь.
– А за что его так? – Родион внимательно разглядывал Софью, сидящую перед ним с опущенными плечами и обхватившую чашку длинными тонкими пальцами, давно не знающими маникюра. У неё было уставшее лицо замученной жизнью женщины и еле заметная, раньше времени проявившаяся сеточка мелких морщинок в уголках глаз…
– Я не знаю. Он молчит. Совсем. Полгода уже. Недавно первый раз со мной заговорил, когда я Олега, ну, мальчика с работы, ночевать оставила. Макс не хочет помощи, не хочет ни с кем общаться, не хочет, чтобы его кто-нибудь видел таким. Мой мальчик, он… он гей, – ложка в чашке Михайлова неожиданно звякнула, и Соня подняла на него глаза.
– Да, так уж случилось. Он никогда мне не говорил, но я знала. Просто знала и всё. Видела, как он смотрел на парней, как смущался, когда я задавала вдруг какой-нибудь наводящий вопрос. Он с самого детства был нежным и ласковым ребёнком. Не дрался с мальчишками, любил рисовать, читать, сам пробовал писáть. Знаешь, для него всегда очень много значила внешность. Он занимался спортом, увлекался модой. Макс закончил колледж по профессии модельер-конструктор с красным дипломом, его взяли работать на испытательный срок в известный дом моды. Он собирался поступать в институт. Потом планировал открыть маленькую фешн-студию. У него было столько планов. Макс был таким счастливым некоторое время перед нападением, мне даже казалось, что он влюбился. А потом случилось это. Полиция никого не нашла по горячим следам. Давать показания и писать заявление Макс отказался. Я порой думаю… Это так страшно, но мне кажется, что он больше не хочет жить. И что он знает тех, кто сделал это с ним.
Слёзы всё-таки потекли из глаз Софьи. Крупные капли падали в её чашку с чаем, но она не замечала этого.
– А лечение? Он ведь должен заниматься постоянно, да?
– Должен. Но не хочет. Я заставляла его, нанимала приходящего специалиста, но врачи говорят, что всё зависит только от пациента. Они не могут сделать всё за него, они могут только научить, как. А Макс не хочет. Ничего не хочет.
– Н-да… Что тут скажешь. А ты сама, Сонь? Как ты жила? Где отец Макса?
– Мы расстались давным давно, Родион… И женаты мы не были. Всё? Вопросы закончились? Тебе домой не пора?
– Последний вопрос, Евсеева. Почему ты бросила меня?
Сонечка нервно засмеялась, отведя в сторону глаза и встала, убирая со стола пустую чашку Родиона и свою, с так и не выпитым чаем.
– Ты правильно догадался, Михайлов. Я просто пошла в новую жизнь налегке. Ничего не взяв с собой. Да мы вроде и не обещали ничего друг другу, разве нет?
– Да, наверное ты права. Но всё же это был больной удар по самолюбию, – пришлось и Михайлову подниматься, раз его так мягко, но настойчиво выпроваживали.
– Ну ничего.Ты же пережил, не так ли? И всё у тебя сложилось хорошо, правда? – в голосе Софьи проскользнула лёгкая тень надежды, что это действительно так, и она не нанесла своим поступком Родику слишком большого разочарования.
– Ну конечно сложилось, Сонечка. Только вот матушка уж больно внуков хочет, а я невесту себе никак не найду. У тебя нет на примете подходящей, а?
– Ну, это дело наживное. Думаю, ты справишься сам. А сейчас, Родь, шёл бы ты уже к себе. Очень спать хочется, и я даже поесть мальчикам не приготовила, с тобой проболтала. Придётся рано утром вставать.
– Да я ещё не переехал, Сонь, на днях собираюсь. Моя квартира этажом ниже, как раз под вами. Увидимся. Спасибо за бутерброды с чаем.
– Да пожалуйста. Спокойной ночи, Михайлов.
– Спокойной ночи, Мармеладова.
– Тьфу на тебя, засранец. Просила же!
***
Максим лежал в темноте спальни укрывшись прохладной льняной простынёй и прислушивался. Мать разбудила его не нарочно, когда заходила несколько минут назад. И теперь он слышал лёгкий звон посуды и тихо бубнящие голоса, доносящиеся с кухни.
Это было так дико, что к матери пришёл мужчина. На его памяти такого не было никогда. Нет, он знал, конечно, что у неё иногда были встречи или свидания, но никогда дома. Макс не ревновал, нет, но в такие моменты материнской влюблённости его всегда одолевал некий иррациональный страх, как маленького, что вдруг она перестанет любить его, если встретит кого-то другого. А уж теперь-то, когда у него кроме неё вообще никого нет и уже, скорее всего, не будет, этот страх приобретал вполне конкретные очертания. Мать ведь ещё молода и даже красива. И ей, вполне возможно, захочется иметь рядом крепкое плечо. Что ему делать со своей грёбаной жизнью, если у матушки появится кто-то значимый для неё, близкий и нужный? Останется ли место для него? И зачем ему вообще жить, в очередной раз пришла в голову отчаянная мысль. Если даже здоровым и сильным он оказался не нужен любимому человеку, то теперь, недвижимый инвалид, он не имел даже малейшего шанса даже на мимолётную встречу, даже на случайное слово… Это было больно. Даже больнее, чем тогда, полгода назад.
***
Дом моды, в который Макса после защиты диплома в колледже взяли стажёром, был один из ведущих в стране. Его владелец, Андрей Покровский, очень умный мужик, подбирал себе кадры лично. Постоянно заставлял сотрудников повышать свою квалификацию, переманивал уже опытных специалистов у конкурентов и не гнушался брать в штат креативный молодняк сразу после выпуска. Его, Макса, Покровский присмотрел на показе мод, где выпускники творческих городских учебных заведений и просто талантливая молодёжь соревновались в конкурсе коллекций верхней одежды.
Работа Макса впечатлила Покровского, и он предложил ему место после первого же этапа конкурса, с условием обязательного дальнейшего обучения в ВУЗе по своей специальности.
Макс был счастлив и горд этим, буквально взорваться был готов от переполняющих его чувств. И в тот же день, полный надежд и планов, с горящими от радости глазами он столкнулся лицом к лицу с НИМ. За кулисами, помогая переодеваться своим девочкам-моделькам, расправляя складки в нужных местах, проверяя причёски и грим перед финальным выходом на сцену уже в качестве победителей, обернулся повинуясь неясному внутреннему позыву и влип глазами в ЕГО взгляд. Влип и пропал.
***
Стефан Розен был спонсором данного конкурса. Он часто помогал устраивать различные мероприятия для молодых талантов, делая и доброе дело, и рекламу своего имени одновременно.
Имея собственный дом моды и несколько швейных предприятий в Болгарии и модельное агенство и несколько бутиков в Питере, Розен постоянно жил на две страны. Мать его была москвичкой, и навсегда уезжать с мужем из страны категорически не захотела. Они промаялись десяток лет, живя наездами то там, то тут, и в итоге Розен-старший решил осесть в Болгарии окончательно. Маленькому Стефану пришлось с детства кочевать от одного родителя к другому, которые, к счастью, сына обожали, и не старались очернить друг друга в его глазах.
Сейчас Стефану было тридцать четыре. Он был успешным бизнесменом и любимым мужем и отцом. Женат Розен был давно и довольно выгодно – на дочери партнёра отца по бизнесу.
С Ингой он познакомился ещё учась в институте по настойчивому совету Розена-старшего. Отец давно догадался, что его сын играет не за ту команду, и внуков им с матерью Стефана не видать, как своих ушей. Поэтому и решил поспособствовать женитьбе сына. Тем более, приличия, бизнес, партнёры, известность. Надо было держать лицо.
Отношения между Ингой и Стефаном, слава Богу, сложились хорошие, и свадьба ни для кого не стала новостью, как и родившаяся у них вскорости дочь, любимица всей родни – Мелисса.
Инга мужа боготворила и охраняла от многочисленных поклонниц как тигрица своего детёныша.
А охранять было что. Стефан был красив, как бог. Высок, строен, наделён от рождения выразительными чертами лица, чёрными вьющимися волосами и такими глазами, что, казалось, они подведены умышленно. От его тихого, грудного голоса женщины на посещаемых Розенами приёмах обмирали, теряли дар речи и всякое соображение.
Никогда в жизни Инга и подумать не могла, что её тщательно хранимое ото всех любыми доступными средствами семейное счастье сможет кто-то украсть. И кто? Не какая-то светская львица, не красотка-модель с длинными ногами и упругой, молодой грудью, а какой-то пацан, мелкий блондинистый нищеброд без роду и племени. Конечно, в начале семейной жизни Инга слышала слухи о том, что Стефан – гей, но он ни разу за эти годы не дал ей повода усомниться в его мужественности.
И вот теперь… Он изменился. Он стал совсем другим человеком, когда встретился с этим мальчишкой. Стефан всегда был сдержанным, не любил выражать свои чувства. В его взгляде постоянно сквозили спокойствие и уверенность. А после той случайной встречи, которую Инга видела своими собственными глазами за кулисами второсортного фешн-конкурса, спонсируемого её мужем, Стефан стал просто светиться изнутри от незнакомых и никогда не принадлежавших Инге по-настоящему чувств.
В его взгляде теперь можно было сгореть без остатка. Он прожигал насквозь негасимым внутренним огнём но, увы, был адресован не ей.
***
Приставучий рыжий постоялец каждый день после работы, да и просто в выходной, нагулявшись где-то в своё удовольствие, приняв душ и переодевшись в максовы шмотки, стал наведываться к Максу в комнату поздороваться. Эти визиты Макс не приветствовал, поэтому мальчишка обычно, потоптавшись пару минут, уходил в гостиную смотреть телевизор. После него в комнате всегда оставался шлейф сладкого запаха шоколадных конфет. В карманах они у него что ли напиханы, недоумевал Макс.
А самому на память приходил другой запах. Насыщенный цветочный запах дорогих женских духов. Так всегда пах ОН. Это были любимые духи его жены. Максу всегда казалось, что этот цветочный аромат въелся ЕМУ под кожу, так сильно было желание его жены пометить его, застолбить, отпугнуть конкурентов раз и навсегда. Возможность и право этой женщины обнимать и целовать ЕГО так долго и крепко, чтобы гарантированно оплести и опутать терпкими удушающими цветочными нотами убивала Макса, рвала его сердце на части и душила непроходящей тоской.
А ОН даже не пытался перебить цветочный запах мужским парфюмом, и Макс уже и не представлял, что любимый человек может пахнуть иначе, с первого взгляда и навсегда врос в него такого, каким встретил, включая и абсолютно неподходящий такому мужчине женский аромат.
Макс скучал по НЕМУ. Так скучал. По его пронзительным чёрным глазам, по крепкому, горячему телу, по жаркому шёпоту, который щекотал сзади ушную раковину, когда любимый человек сжимал его в объятиях, стараясь насытиться, выпить до донышка в ту единственную ночь, которая им досталась неожиданно, как выпавший в лотерею немыслимо ценный приз. Те несколько недель, что они вместе к этому шли, были полны надежд и сомнений. Надежд Макса и сомнений взрослого, состоявшегося мужчины в правильности своего поступка. Сложно разрушать всю свою жизнь в одночасье, но стихийное бедствие, каким оказалась их встреча, невозможно было спрогнозировать. Это была случайность, судьба, рок, да что угодно, но единственным спасением от этого было вовремя унести ноги. Они не успели. И влипли по полной.
***
Живя в чужой квартире с абсолютно чужими ему людьми, Олег понемногу привыкал к своей новой жизни. Учился обходиться без семьи, приспосабливался к работе в магазине, к новым людям взамен оставшимся в прошлом друзьям и родным, к Сонечке, которая нянчилась с ним, как со своим.
А ещё больше он привыкал к Максу. Симпатичный парень притягивал его магнитом. Олегу очень хотелось смочь разгадать, что кроется за болью в его глазах, за ненавистью к себе и к своему телу, за нежеланием бороться с болезнью.
Олегу этого было не понять. Он не умел долго злиться, никогда не таил в себе обиды и тяжёлых мыслей. Ему нравилась музыка, нравились танцы, нравилось заниматься хип-хопом самому и показывать движения малышам в своём танц-классе, заменяя иногда отошедшего выпить кофе тренера, нравилось гулять по городу просто так, без цели, разглядывая людей и пытаясь угадать, чем живёт каждый из них, нравился гель для душа с запахом шоколада, от которого Макс так смешно морщил нос, нравился сам Макс.
Олег очень хотел помочь ему чем-нибудь, ну хоть какой-то мелочью, хоть словом, но Макс не подпускал его к себе. Да и никого, походу, не подпускал.
Олег упорно заходил к Максу каждый вечер перекинуться парой слов, иногда вместо Сонечки приносил ему ужин, но обычно Макс просил его свалить по-хорошему.
После того, как пару дней назад у Софьи Игоревны был в гостях мужчина, Макс совсем впал в ступор. Он даже есть, кажется, перестал. Вчера вечером, когда он в очередной раз послал Олега в далёкое пешее эротическое путешествие, его глаза подозрительно блестели, а руки сжимали поручни коляски до побелевших костяшек. А ночью Макс плакал. Взахлёб, задыхаясь от отчаяния и давясь слезами, глухо, будто стараясь приглушить звуки, уткнувшись в подушку. Но Олег, спящий в коридоре, всё слышал и еле сдержался, чтобы не кинуться к нему, не прижать к себе, и гладя по голове не начать уговаривать, утешая: «Всё будет хорошо, Макс, слышишь! Всё будет хорошо.»
Сдержался, перетерпел, искусал себе всю руку от бессилия помочь. Хотел бы, но чем? Как?
На следующий день у Олега был выходной и, вернувшись с занятий по хип-хопу, он, намыв большую миску крупного белого винограда, заботливо купленного для них Сонечкой, слегка волнуясь после ночной максовой истерики, как обычно пошёл к нему поздороваться.
Сегодня что-то было не так. Макс не валялся в кровати, и даже не сидел воткнув в уши наушники. Он явно ждал Олега и даже поздоровался первым.
– Привет.
Ого, это был настоящий прорыв в их общении. Олег улыбнулся и поставив Максу на колени виноград, позволил себе усесться на кровать, как в самый первый день их знакомства.
– Привет, как прошёл день?
– Ты, наверное, смеёшься? Как может пройти мой день… Как обычно. Позанимался волейболом, поплавал в бассейне, потрахался с парой прекрасных парней. Теперь вот решил слегка передохнуть.
– Смешно, – Олег улыбнулся неожиданной шутке от молчавшего обычно Макса и подумав добавил:
– А ведь ты и правда мог бы.
– Мог бы что?
– Позаниматься немного. Это ведь не сложно. Твоя мама говорила, что тебя учили. А ещё я мог бы делать тебе массаж. Я умею, правда. Я заканчивал курсы.
– Ты? – Макс был явно удивлен, так что даже не обратил внимания на первую часть предложения, – зачем тебе это?
– Я всегда хотел заниматься с детьми. Хотел учить их танцевать. А танцы ведь тот же спорт. Там часто бывают травмы, растяжения, вывихи. И учиться я хотел пойти на физрука. Чтобы к детям поближе. А массаж всегда пригодится. Мышцы разогреть, снять напряжение после сильной нагрузки.
– А почему же не учишься?
– Да как-то вышло всё по дурацки. Из дома выперли, сессию завалил, взял академ, жил у друга. Теперь уже бывшего… Год потерял, короче.
Олег вздохнул, думая о похеренном образовании.
Неожиданно Макс, сидя вполоборота к Олегу, тихо и даже как-то смущаясь произнёс, стараясь не смотреть тому в глаза:
– Ты не мог бы купить мне кое-что?
– Ну если недорого, то легко. Просто у меня денег маловато совсем.
– Флакончик женских духов с запахом пиона. Можно подделку. Пофиг, – произнося свою просьбу, Макс начал наливаться краской и, когда закончил, даже кончики его ушей были пунцового цвета.
Олег удивлённо наклонил голову, но вопросов задавать не стал.
– Хорошо, Макс. Я поищу.
– И ещё, пожалуйста, если не трудно… достань мне из-под кровати гантели.
========== Часть 5 ==========
В последнее время в состоянии Макса Софья заметила явные улучшения. То ли на него повлияло присутствие в доме ровесника, а может что-то иное, но Соня очень радовалась изменениям. Заметив однажды, что Олег помогал Максу выполнять простенькие упражнения, она, улучив момент и застав мальчика одного, дала ему полные и подробные инструкции, чем и как надо заниматься Максу по предписаниям его физиотерапевта. Олег понял её с полуслова, и с этого дня они стали тайными союзниками.
Заставить сына правильно питаться и выполнять необходимые во время реабилитации упражнения не смог никто, пока он сам не решил, что ему это необходимо.
Но, конечно же, Сонечке и в голову не могло прийти, что именно сподвигло Макса начать что-то делать.
А был это всего лишь тот самый ночной визит Родика Михайлова, после которого Макс решился попробовать. Очень не хотелось парню вечно висеть на шее матери бесполезным ярмом.
А ещё этот настырный рыжий пацан, так действовавший на нервы первое время, неунывающий после всех перипетий, выпавших на его голову, заражал Макса своим неизлечимым оптимизмом и подстёгивал к решительным действиям.
Они проводили вместе всё свободное от работы Олега время. После упорных занятий Олег помогал Максу принять душ в специально оборудованной под коляску ванной комнате, совмещенной с уборной. Эта перестройка вылилась Софье в копеечку, но зато Макс мог въезжать в душевую и обходиться при купании и справлении необходимых нужд своими силами, без чьей либо помощи, но с Олегом было веселее. И не так стрёмно, как с матерью.
А после душа, уже в кровати Олег делал Максу массаж ног, и хоть они и были нечувствительны к прикосновениям, сам процесс стал приятным ритуалом перед сном.
Чем больше выползал из своей скорлупы Максим, тем сложнее и сложнее становилось Олегу скрывать от него усиливавшееся влечение. Его тянуло к Максу, и уже не как к симпатичному парню, которому просто очень хотелось помочь, а как к мужчине. Приходилось стоически бороться с регулярно возникающим стояком, чтобы позорно не спалиться во время массажа или вечернего душа. Олег боялся, что Макс снова закроется на все замки и выкинет его из своей жизни, поскольку то, что испытывал к Олегу максимум – это чувство благодарности и зачатки зарождающейся дружбы.
А вот сердце Макса совершенно точно принадлежало другому. Это Олег узнал абсолютно случайно.
Однажды он подобрал возле мусорной корзины в комнате Макса измятый тетрадный листок, и, машинально взглянув на него, был поражён и ужасно смущён одновременно. Просто он сунул свой дурацкий рыжий нос в слишком интимное, слишком личное… Это было обидно, больно и страшно… Это было… как оторванная часть тела, которую нельзя пачкать грязными руками, но абсолютно необходимо сохранить.
Нервно-размашистый почерк с уходящими кверху, исчёрканными шариковой ручкой строчками. Короткие и рваные фразы. Обрывки мыслей, чувств…
Это была частичка души Макса.
мимо – тысячи комет,
ты – нет.
и в бессоннице ночей —
не ты.
я – вопросы, ты всегда —
ответ.
и вопросы на ответ
просты.
слёзы тоннами дождей.
ничей…
кто-то сможет без тебя.
не я.
отпусти за край морей,
убей…
ты вселенная.
ничья…
моя!
И почему-то Олег сразу понял, что это не художественный вымысел, не проба пера начинающего поэта, а это и есть та самая причина, по которой Макс так долго не хотел делать даже попыток начать жить заново.
Олег аккуратно разровнял листок и унёс его с собой.
***
В свой очередной выходной Софья уже с самого утра начала заводиться. Ей не дали выспаться! Ну что за жесть. В открытое окно было прекрасно слышно, что под подъезд подрулил грузовик. Шумные грузчики начали разгружать какую-то мебель, переругиваясь между собой. Накрыв голову подушкой и пытаясь снова заснуть, Софья услышала сигнал ещё одной машины. Грёбаный третий этаж! Слышимость стопроцентная.
Выбравшись из кровати, Соня подошла к окну и увидела, что сигналит газелька службы доставки из магазина техники, пытаясь подъехать поближе к подъездной двери. Тоже сюда, что ли? Какой-то мелкий мужичок, руководя процессом, начал громко объяснять, что, куда и в какой последовательности нужно заносить. Потом какофония звуков и хлопанье дверей раздалось в квартире снизу.
– Ёжкин кот! Неужто Родик прибыл? Не дал поспать, гад! Вот и ещё одно преступление в твою копилку, Раскольников!
Упомянутый Родик звонил в её дверь уже буквально через пару часов.
– Впускайте новосёла, хозяева! Я не с пустыми руками. Будем мой переезд отмечать. Давай, Мармеладова, тащи посуду! – шумел Михайлов, не обращая внимания на то, что рыжик на раскладушке еле-еле продрал один сонный глаз и таращится на него, как на снежного человека, Сонечка открывшая дверь, почти неглиже, а её сын вообще, может, ещё и спит. Дверь в его комнату была плотно закрыта.
– Ты спятил, Михайлов! Девять утра. Какая посуда? Люди спят ещё.
– Люди работают давно, это вы, сони, бока плющите. Ну не дуйся, Мармеладова, я тебе должок привёз. Вот, – он вытащил из пакета бутылку явно не дешевого вина, – и ещё много чего. Ну давай, Сонь, посидим, отметим. Положено так. И сына тащи, хорош спать уже.
– Ещё чего! Не буду я Макса дёргать ради твоей прихоти.
Неожиданно дверь из комнаты сына открылась и Макс, полностью одетый и ни разу не сонный, выехал на коляске в коридор.
– Слава Богу, в этом доме есть хоть один жаворонок! – обрадовался Михайлов. – Ты ведь Максим, верно? Родион. Очень приятно познакомиться.
– Ну, пока того же вам сказать не могу, – внимательно разглядывая незваного гостя заявил Макс и двинулся в сторону кухни.
– Язва у тебя сынок, Мармеладова, – хмыкнул ему вслед Родик, но настроение у него от прохладного приёма отнюдь не испортилось.
– Ладно, идёмте все на кухню, – смирилась Сонечка, – И я тебя последний раз культурно предупреждаю: не зови меня так!
Услышав окончание фразы матери, Макс удивился. Родион и Сонечка Мармеладова? Забавно. У этих двоих есть общее прошлое? Ещё интереснее. Допроса с пристрастием теперь матери не избежать. Факт!
***
Новоселье, организованное незваным татарином в чужой квартире, прошло неожиданно весело. Все вместе накромсали салатик и бутерброды из продуктов, принесённых Родионом с собой, разложили готовые нарезки и свежевымытые фрукты по тарелкам, расставили всё на небольшом кухонном столике, предназначенном, в принципе, на двоих и с трудом разместились вокруг. Михайлов открыл бутылку вина и разлил его по обычным стаканам, заменившим отсутствующие в доме винные бокалы. Все дружно выпили. Потом с неприкрытым удовольствием приступили к необычному праздничному завтраку.
Некоторое время все болтали ни о чём, задавали вопросы, рассказывали о себе и смеялись над анекдотами Родиона, который знал их несметное количество.
