Текст книги "Посланец Небес, или Заберите его обратно! (СИ)"
Автор книги: Алиса Чернышова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)
Но теперь всё слегка изменилось. У меня накопились вопросы, довольно серьёзные притом. И...
– У меня предостаточно сторонников, – сказал рабопринц. – Я отлично разбираюсь в местной политике. Вместе мы сможем добиться небывалых высот!
Угу. Вот спать не могу, только мечтаю о небывалых высотах!
– Высоты мы обсудим после, – сказала я сухо. – Пока что уложите Джоджи поудобнее и проследите, чтобы он пришёл в себя. А заодно обдумайте: можете ли вы предоставить какие-то доказательства своего происхождения. Я люблю легенды о потерянных королях, но в реальной жизни они поразительно часто оказываются ложью.
– Значит, таково ваше решение? – вздёрнул бровь принц.
– Я ещё ничего не решила. Мне надо это обдумать. Во избежание недоразумений: если вы попытаетесь навредить Джоджи или сбежать – умрёте. И... господин ветер?
– А? – Шам всё ещё делал вид, что его тут нет.
– Почему бы нам не отыскать вместе Овиту? Думаю, она как раз немного успокоилась.
Шам посмотрел на меня, прочёл в моих глазах решимость и только закатил глаза.
– Хорошо, – сказал он. – Если ты этого так хочешь.
*
– Ну и? – спросила я, когда мы отошли от нашего рабопринца на достаточное расстояние. – Когда ты собирался мне рассказать?
– Что рассказать? – на меня смотрели ярко-голубые глаза настоящего ангелочка.
Ну-ну.
– Что цена нашей с тобой сделки – жизнь. Что меня принесли тебе в жертву. Или я не права?
Ветер пару мгновений смотрел на меня, а потом неуловимо преобразился. Вся дурашливость словно бы сошла на нет, и юным он больше не казался.
– Права, конечно, – признал он спокойно. – Твоя жизнь действительно принадлежит мне, если тебе так уж хочется знать. Ты – моё подношение, жертва, принесённая, чтобы впустить меня в этот мир. Стало легче?
– Стало понятнее, – я отвернулась.
Этого следовало ожидать. Правда. Я бы догадалась раньше – если бы потрудилась сопоставить некоторые простейшие вещи. Банальные ведь вопросы! Например: почему меня не учили вызывать демо... кхм... посланников? Почему не объясняли про сделки, не провели банальный вводный инструктаж, отправляя – ни много ни мало – совершать сложнейший ритуал?
Я бы нашла ответ сразу, если бы не была настолько высокомерна.
Он лежал на поверхности.
26. О неприятных ответах, розовых единорогах и любви
*
– Может, объяснишь? – уточнила я, когда молчание между нами стало вязким, как клей, и тяжёлым, как рюкзак после суточного похода.
– А зачем? – Шам поднял голову, и небо отразилось в его глазах.
Как будто он сам был небом, недосягаемым и высоким.
– Я понимаю, что принадлежу тебе, – сказала я зло. – Понимаю, что ты имеешь право ничего не говорить. Но...
– Пытаешься мной манипулировать? – он насмешливо приподнял бровь. – Это ты зря. Я от такого обращения только становлюсь ещё более вредным.
– Ты думаешь, это легко – вот так вот жить и ничего о своей жизни не понимать? Быть просто осенним листом, летящим по ветру? – мой голос зазвенел от слёз. Это даже не было притворством, собственно – больно и страшно действительно было.
– А кто тебе лекарь-то? – уточнил Шам сухо. – Брось, Ки, не разыгрывай драм – при всём уважении, это не твоё амплуа. Ты мне нравишься? Да. Но это не значит, что я расплачусь и брошусь тебя утешать. Уж прости, но ты – колдунья. И должна понимать: всё, что происходит с тобой сейчас – твоя собственная ответственность. Говоришь, не понимаешь, что творится с твоей жизнью? А как ты могла бы понимать, если сама всё время позволяешь другим решать за себя? Кстати, мне вот интересно: чего ради ты заключила ту, первую сделку? Богатство? Слава? Хотя нет...
Он как-то зло усмехнулся.
– Нет, ты не из таких. Позволь мне угадать: талант или чужая жизнь?
Я хотела разозлиться, но вместо этого только улыбнулась – и покачала головой.
– Угадал. Чужая жизнь... или рассудок, что точнее.
– Ну да, ну да, – фыркнул ветер. – Мне следовало догадаться ещё тогда, когда ты сунулась в драку с жителем колодца. Ты же хорошая девочка! Всё ещё – вот ведь потеха!
– Ты говоришь так, как будто это плохо, – отметила я. – И вообще, во мне не слишком много хорошего...
– Но ты ещё хочешь казаться хорошей, – оскалился ветер. – А это даже хуже, чем просто быть хорошей. Знаешь, в чём вечная проблема со словом «казаться»? В том, что приходится ориентироваться на общественное представление о явлениях – которое, увы, всегда лжёт. Что уж там, я даже знаю, как выглядит портрет «хорошей девочки» в примитивном человеческом сознании. Вариаций много, суть одна: она всегда – жертва.
– Что?..
– Скажи мне честно одну вещь, – сказал ветер. – Тот человек, ради которого ты якобы заключила свою первую сделку. Как думаешь, ему от этого стало легче?
– Во-первых, стало, – ответила я быстро (быть может, чуть-чуть быстрее, чем обычно звучат вполне честные ответы). – Наверняка.
Наверняка... я не хочу спрашивать себя, как отнеслась мать к моему исчезновению. Легион оставил её в покое. Не это ли – главное?
– Во-вторых – почему "якобы"? – продолжила я. – Я действительно сделала это ради своей матери.
– Чушь, – фыркнул Шам. – Люди никогда и ничего не делают ради кого-то. В конечном, сухом итоге все порывы на свете эгоистичны, потому что у нас нет ничего, кроме нас самих. Другой вопрос, что «я сделал это ради вон того бедняги» – отличное оправдание на все века. Гнилое оправдание, будем честны. Потому что потом, повесив на шею табличку «я делаю это ради», люди начинают думать, что им все должны. И тот, ради кого якобы принесены жертвы, и те, кто вокруг... Это же замечательно – быть хорошим! Отличное оправдание, как ни странно. Но только вот всё, что мы делаем, мы в конечном итоге делаем ради себя: собственного спокойствия, счастья, самоутверждения, продолжения, идеи. Мы спасаем других, потому что видим в них себя – отражение, часть, будущее или прошлое... Если же человек думает, что жертвует ради кого-то, то тут варианта два: либо он обманывает сам себя, либо кто-то обманывает его. Зачастую же и то, и другое справедливо.
Я отвернулась.
Мне, может, и хотелось бы поспорить с Шамом, но... спорить с тем, с чем сам внутренне в чём-то согласен – ну не глупо ли? Знаю, многим людям нравится такое, конечно. Сильнее и отчаянней всего они цепляются за ложь – особенно в тех случаях, когда правду признавать не хочется.
– Хочешь сказать, что я не имею права на жалобы?
– Нет, не имеешь, – в небесных глазах весело мерцали солнечные лучи. – То есть... жалуйся, конечно, манипулируй, пытайся показать, что вся в белом и тебе должны... так все люди поступают. И я допускаю, что ты тоже – в минуты слабости – вполне себе человек. Но Ки, мне всегда нравилась твоя честность. Так будь же честна и теперь, хорошо? То, что ты сейчас стоишь здесь, среди тайн и лжи, между землёй и небом, ничего не понимая, никак не управляя своей жизнью – это всего лишь последствия твоих собственных решений. Не так ли?
Он взял меня за подбородок.
– Так, – признала я. – Прости.
– Ты заключила эту сделку. Ты призвала меня. Почему люди считают, что мистическая помощь им достанется даром? Почему думают, что у нас нет никаких дел, кроме как нянчиться с людьми? Мы вам ничего не должны. Никто никому ничего не должен. Есть решения – и есть их цена. Есть сделки – и есть обязательства. И ты действительно принадлежишь мне. Потому что сама призвала неведомо кого, даже не разобравшись в происходящем.
– Это правда.
– Вот и хорошо, – он тряхнул головой, снова становясь беззаботным. – Так что ты хотела узнать-то?
Я замерла.
– Ты расскажешь?..
– То, что сочту нужным, – усмехнулся ветер. – Не больше. Итак?..
– Почему ты не убил меня? – выпалила быстро, пока он не передумал.
– Тебе правду? Из чувства противоречия.
– А?..
– Да, догадываюсь, ты ожидала другого ответа. Но тут уж ничего не поделаешь: в первую нашу встречу ты ничего для меня не значила. Очередной колдунишка, возомнивший о себе невесть что и угодивший в ловушку более хитрого наставника – ничего нового. Классика. Вопрос в другом: призыв был предназначен ближайшему Высшему демону, который сожрал бы твою сущность без соли и после оказался связан незримой нитью с Настоятелем. Я же – Древний, и мне показалось унизительным действовать так, как от меня ждут. Понимаешь?
– Понимаю, – и да, тут и думать не о чем. Что для Шама может быть природней?
– И я позволил тебе жить. И быть моим контрагентом. Утешал себя тем, что могу уничтожить тебя в любой момент. Скучно, не так ли? А вот поиграть, изучить, приручить будет интересно. Так я и сделал... но правда в том, что с каждым новым днём мне всё меньше хотелось тебя убивать.
Я замерла.
Он сказал это буднично, легко и просто, как рассказывают о погоде на позавчера. И мне в глубине души хотелось спросить – очень по-женски – почему он передумал.
Но я не стала, потому что это уж слишком.
Да и не были мы оба готовы к таким вопросам... точнее, к ответам на них.
– Так значит, ты теперь ничего не должен Настоятелю? – уточнила я. – И вовсе не обязан вести пророка в Заарду – раз оставил меня в живых?
Честно говоря, эта мысль принесла мне даже некоторое облегчение. Только сейчас, с большим опозданием, я вдруг поняла для себя, что Шам, собственно, тоже попал не в самую лучшую ситуацию. Его выдернуло в неизвестность, как морковку из грядки. Иди мол, парень, пророка провожай, мир спасай – ты же посланец, нет? Да? Не хочешь быть посланцем? Неважно – иди и исполняй человечьи хотелки. И плевать, чем ты там был занят и как жил. Красотища!
И ведь он на фоне всего этого не сделал мне ничего плохого! Разыгрывал придурка, не без того, но по большему счёту всегда приходил на помощь.
И я просто принимала это как должное.
Потрясающе, что уж там. Так почему же я не подумала об этом раньше? Почему не давала себе труда озаботиться о том, каково ему, не проводила между нами никакой параллели... а ведь она есть.
Мы оба чужаки в этом мире. Оба стали частью чужой, непонятной игры. Мы по одну сторону, как минимум, в этом.
Но я... я предпочитала видеть пропасть. Возможно, так многие люди делают – так уж устроены. Что бы мы о себе ни думали, нам проще строить свои колокольни, чем общие мосты.
Нам проще придумывать пропасти. И их героически преодолевать.
А вот теперь... я просто была рада, что Шам никому ничего не должен.
Даже если лично мне это гипотетически сулило неприятности.
Впрочем, радовалась этой мысли я недолго: ветер, как и всегда, удивил.
– Расстрою тебя – пророка я всё же должен отвести, – пожал плечами он. – Как же иначе?
– Но ты ведь отказался от подношения! – что за ерунда?
– Кто тебе сказал такие глупости?
Примерно тут я поняла, что уже ничего не понимаю.
– Ты сам сказал, что не хочешь меня убивать!
– Не хочу, – он стремительно сократил расстояние между нами. – Но с чего же ты взяла, что я от тебя отказался?
Я замерла. Он был так близко, что я ощущала его запах, прикосновение его дыхания к своим губам... неужели он поцелует меня? Сердце неслось вскачь.
Он придвинулся ближе. Я прикрыла глаза...
– Нет уж, – горячий шёпот обжёг уши. – Ход за тобой, помнишь?
Я распахнула глаза – и обнаружила, что Шам стоит в нескольких шагах с совершенно невинным видом.
– Так что, мы идём искать Овиту?
– Идём, – буркнула я и стремительно пошла вперёд, стараясь не встречаться взглядом с этим... обломщиком.
Скотина пернатая!
Тихий смех за спиной я гордо проигнорировала.
27
*
Даже самое приятное и интересное путешествие можно легко испортить разладом в коллективе.
Какие бы красивые виды ни проносились мимо, как бы ни был хорош воздух, интересен мир – всё это неважно, если вокруг витает атмосфера раздражения, недоверия и недосказанности.
Так стоит ли удивляться, что последние несколько дней прошли отвратно?
Наш фургон всё так же бодро подпрыгивал на местных дорогах, мы всё так же мчались в будущее, но то чувство задора и сказки, что возникло между нами четырьмя где-то между плахой и одуванчиковым полем, пропало без следа. Наливным яблочком раздора, что очевидно, был наш принцераб. Проведя в библиотеке ближайшего города несколько длинных и утомительных часов в компании геральдических книг, я пришла к выводу, что это может быть правдой. Возрастом, внешностью и расположением с гордостью продемонстрированного родимого пятна наше приобретение совпадало с описанием принца Зайрана Солнценосного.
Но легче от этого лично мне не стало. Во-первых, это всё ещё могло оказаться аферой или провокацией. Во-вторых... для нас предполагаемый Зайран стал пинком реальности, разбившим маленький и уютный мирок.
Нет, я отдавала себе отчёт, что виноват в этом не рабопринц как таковой, а скорее то дыхание сомнений, противоречий и проблем, которое он привнёс с собой.
Как-то так вдруг внезапно выяснилось, что там, за пределами вагончика и дороги, есть и другой, большой мир. Мир, где мы не должны вести себя так, как ведём.
Потому что это не вписывается в наши роли.
И вот, как итог, мы едем по дороге в молчании. Овита забилась в угол и не разговаривает ни с кем; Джоджи в бешенстве, потому что мы, несмотря ни на что, таки оставили раба; Шам всё больше времени проводит в небе, а если и возвращается на бренную землю, то чтобы меня подразнить.
И вот это стоит отдельного упоминания. Потому что... ну нельзя же так с моей психикой обращаться, правда! Я ж не железная... И самое обидное, что ничего плохого он не делает. Обвинить не в чем! Не зажимает в уголке (да вообще не прикасается, собственно!), почти не нарушает личного пространства, не расхаживает голышом. Кажется, он не делает ничего, но... взгляды, буквально обжигающие кожу, мимолётные движения, за которыми наблюдаешь почти что против воли, глубокие нотки бархатистого голоса...
Какое-то "возбудим и не дадим" по-демонически, серьёзно!! Он сказал "следующий шаг за тобой", но делает всё, чтобы к этому самому шагу подтолкнуть. Ну разве это честно?!
Думаю, вы можете вообразить масштаб моих проблем: я всерьёз возмущаюсь, что демон, с которым я заключила сделку, нечестно себя ведёт. Разве можно придумать нечто более глупое?
И не то чтобы я сама при этом вела себя честно.
Заарда приближалась с неотвратимостью любого неизбежного финала, а я так не открыла Джоджи правды о том, что его там ждёт. И не приняла никакого решения насчёт раба. Такое вот трусливое малодушие. Каждый раз, когда я мысленно касалась этой темы, говорила себе – "Позже". И прекрасно понимала, что это "позже" из тех самых, что, как яд, отравляют человеческую жизнь и очень часто перерастают в роковое "слишком поздно". Такой себе страус, что прячет голову в песок... но, разумеется, в реальной жизни страусы не прячут голову в песок. Идиоты они, что ли?
То ли дело – люди. С нами всегда сложнее.
*
Я рассказываю это, чтобы стало понятно: климат у нас в коллективе – и в моей отдельно взятой голове – сильно испортился. Мы были похожи на природу, застывшую в вязкой неподвижности перед грозой: неловкое движение, слово, взгляд – и гром грянет.
И именно тогда, посреди предгрозового молчания, я увидела их.
Ничего не предвещало. Мы с Шамом, в кои-то веки оставшимся на бренной земле, лениво валялись рядом на крыше вагончика. Степь вокруг постепенно сменялась на субтропики, и пейзажи действительно радовали глаз многообразием красок. Чикира, парившая в небе над нами, время от времени показывала особенно яркие и интересные виды. Заметив нечто непонятное на одной из показанных картинок, я посмотрела в ту сторону и только чудом не свалилась вниз.
Это было ужасно.
– Шам! – позвала я слабым голосом. – У меня галлюцинации.
Ветер перевёл на меня удивлённый взгляд.
– Что?
– Галлюцинации, – повторила я отстранённо. – Видимо, голову напекло. Ты ведь их не видишь, так?!
Он повернулся и застыл в нелепой позе, широко распахнув рот.
– Шам?
– М-м?
– Ты тоже видишь розовых единорогов с радужными гривами?
– Да, – голос его звучал тихо и как-то безжизненно.
Совсем уж приплыли, да-да.
– У нас обоих галлюцинации?
– Если бы.
Единороги, которым не было никакого дела до невменяемых двуногих, флегматично паслись.
– Оранжевые киты, – сказал Шам с каким-то непонятным выражением. – Розовые радужные единороги.... Нет. Они не могли этого сделать!
– Может, их кто-то магически вывел?..
Он медленно покачал головой.
– Проблема не в этом. Не в этом...
А дальше Шам спятил! Он вдруг повернулся ко мне, вцепился в плечи и встряхнул.
– Ты родилась в этом мире?! Да или нет?
– Что...
– Потом задашь все глупые вопросы! Ну же, отвечай!!
Его руки стали вдруг раскалёнными, почти обжигающими.
– Нет! – вскрикнула я. – Не в этом! На Земле! Выпусти, мне больно!
Но отпускать внезапно спятивший ветер не собирался. Наоборот, он обнял меня с каким-то непонятным отчаяньем и пробормотал:
– Слава Бездне...
Я же сидела, прижатая к его груди, слушала заполошенное биение его сердца – и ничегошеньки не понимала. Не то чтобы мне было плохо, но сама ситуация озадачивала. Мы что, надышались чего-то? Сначала единороги, теперь странное поведение Шама...
– Знаешь, у меня в детстве была книга с картинками, – сказал он вдруг. – Мой дядя любил читать мне её. Там были оранжевые киты. И розовые единороги с радужными гривами.
– Наверное, художник был родом отсюда?
– Надеюсь, – ответил Шам, помедлив. – Очень надеюсь, что ты права. Но есть и другой вариант, который многое объяснил бы.
– Какой?
– Расскажу тебе позже, – ветер отвернулся. – Мне надо выполнить этот идиотский контракт как можно быстрее, чтобы увидеться с семьёй. Я хочу спросить кое о чём...
Он перестал меня замечать, углубившись в свои мысли. Я дождалась, пока радужные единороги скроются (слишком уж вид этих чудесных зверей настраивал меня на мысли о нейролептиках и психических расстройствах), а после рискнула прервать задумчивость ветра.
– Шам, как ты считаешь, что нам делать с пророком и принцем?
– Сама реши, – отмахнулся он. – По большому счёту, это не имеет никакого значения.
Я чуть поморщилась. Ну разумеется! Шаму, живущему в своём высоком-высоком небесном дворце, наплевать на копошение маленьких глупеньких человечков.
– Понимаю. Но скажи – принц-то настоящий?
– Интересная формулировка, – как-то очень невесело хмыкнул Шам. – Смотря что считать настоящим...
Вот же не вовремя кого-то на философствования потянуло!
– Ну да, как же, помню... Ненастоящие пророк, посланец, жена и монах. Почему бы к этой блистательной компании не добавиться ещё и ненастоящему принцу – просто так, для симметрии? Но, Шам... имеет ли он право претендовать на трон Заарды? Я имею в виду, действительно ли он родился принцем – или просто морочит нам голову?
– Да, – сказал ветер. – Он определённо морочит нам голову. Но это не отменяет того факта, что этот придурок и в самом деле принц.
Так...
– Мы ведь сделаем это? – уточнила я нерешительно. – Посадим его на трон Заарды?
– Если ты хочешь, чтобы эта игра закончилась именно так, – как-то устало сказал посланник. – Хочешь посадить его на трон? Сделаю.
Что-то мне всё меньше это нравится.
– Шам... – я осторожно прикоснулась к его плечу. – Что случилось? Тебя так расстроил этот единорог?
– Ничего страшного, – ветер положил свою руку поверх моей. – Просто окажись настоящей, Ки. Хорошо?
С чего это его на нежность потянуло? Да и запросики у него, прямо сказать... Настоящей – кем? Большинство людей живёт себе свои смехотворно короткие жизни, не заморачиваясь о степени достоверности того или этого. Настоящие или нет, мы просто – есть. Так уж это работает.
– Не думаю, что быть настоящей так уж просто. Но я постараюсь.
– Хорошо.
На этом тема радужных единорогов была исчерпана – как минимум, до поры.
28
*
Розовые единороги приносят удачу.
Наверное.
Или, как вариант, наш пророк решил ради разнообразия вытащить голову из задницы.
В чём бы ни была причина, но довольно скоро мы стали свидетелями, так сказать, эпического примирения. Джоджи подошёл к Овите, нацепив на лицо умеренно виноватый вид, и отозвал её в сторонку. Самого разговора я не слышала, но могла наблюдать, как радость и надежда проступают на её лице. Не надо быть пророком, чтобы догадаться: он всё же додумался извиниться.
Прогресс налицо, как говорится.
Правда, понравилось семейное примирение не всем – наш видимо-всё-же-принц-Зайран так сверкнул своими выразительными глазищами, что мне аж страшно стало. Я припомнила, как последние несколько дней он старался ненавязчиво держаться к нашей "жене пророка" поближе. И знаете, на попытку манипуляции это было не совсем похоже... скажем так – даже если это и начиналось, как соблазнение ради дела, то теперь приняло несколько иной окрас. Так что, кажется, наша Овита, не особенно красивая по общепринятым меркам, уверенно становится самой настоящей роковой женщиной. И, что парадоксально, сама же этого не осознаёт – такая уж она.
Хотя... я могу понять, почему всё так.
Да, в первый момент Овита не производит сногсшибательного впечатления. Многое бы мог поправить умелый макияж и правильно подобранный стиль, но красотки из неё не получится, таковы исходные данные. Но тут и кроется некоторый забавный парадокс: внешность, которая так важна при первой встрече, в дальнейшем неизбежно отходит на второй, а то и пятый, план. Правда, которую никак не могут осознать жительницы всех миров, помешанные на лоске: даже к самому красивому лицу привыкаешь, после чего начинают играть совершенно другие факторы. И вот тут я могу дать Овите множество очков вперёд, потому что она прекрасна. Правда. Как та самая девушка из классических книг – женственная, скромная, юная, наивная, глупая и умная одновременно.
В ней есть чистота, и она не раздражает, как это бывает в случае с любительницами размахивать своей девственностью направо и налево, будто флагом. В ней есть доброта, и она не кажется демонстративным жестом или лицемерной маской. В ней есть желание быть женой и матерью, и в её случае это не только навязанные обществом шаблоны, но и настоящая суть.
Я никогда не была такой, как Овита – и не буду. Слишком рано повзрослела, слишком цинично смотрю на отношения, слишком к другим вещам стремлюсь, наконец... Я никогда не буду такой – но уважаю её и прекрасно понимаю, что в такой женщине может найти умный, сильный мужчина с определёнными жизненными ценностями. Конечно, в своей деревне Овите было нечего ловить – это тот редкий случай, когда высказывание про бисер и свиней кажется более чем уместным. Но здесь, под куполом большого мира, она раскрылась, превратившись в прекрасный цветок.
*
– Мы помирились с мужем, господин монах! – разумеется, она тут же пришла поговорить со мной об этом. Знать бы ещё, что ответить?
– Мгм, – пробормотала я, понадеявшись, что этого будет достаточно.
Увы мне.
– Джоджи объяснил, почему поступил именно так! – сказала она. – Он говорил грубо, но не по своей вине. Просто у него в прошлом было много чего, разного. Женщины обижали его, понимаете? Вот он и вспылил. Но больше он так не будет!
У, какой тяжёлый случай...
– Овита, – позвала я. – Не пойми меня сейчас неправильно, но – будет.
– Нет, он ведь пообещал!
Я постаралась не отвлекаться на тихое фырканье Шама на грани слышимости. Правда, сколько уже можно подслушивать женские разговоры? Вот ведь... ветер...
– Да, пообещал, – подтвердила я терпеливо. – Точно так же, как маленькие дети обещают не воровать сладости. Часто ли им удаётся сдержать обещание?
Овита поджала губы.
– Джоджи хороший, господин монах. Вы просто не понимаете...
– О нет, я понимаю. И, кстати, согласен.
– А? – кажется, такого ответа Овита не ожидала.
– Я считаю Джоджи хорошим человеком, – продолжила я спокойно. – И своим другом. Да и вина твоя в той ситуации тоже была, уж прости.
Она рассеянно кивнула.
– Но вы не думаете, что нам с ним стоит быть вместе?
Ох, как всё сложно-то...
– Я думаю, что быть вместе или не быть – только ваше решение. И что в этом вы как-нибудь без меня разберётесь. Я всего лишь говорю, что он не изменится.
Она упрямо вздёрнула подбородок.
– Но те женщины плохо себя с ним вели! Если я буду его любить, то, возможно...
– Нет, Овита, – прервала я терпеливо. – Извини, но любовь не лечит и не меняет. Это просто опасный миф. Иногда – очень редко – люди исцеляются и меняются ради любви, но это совершенно другой коленкор. Поверь несостоявшемуся психотерапевту, лечение психологических травм – сложный и опасный путь, на который человека нельзя сподвигнуть извне. Можно слегка подтолкнуть, но в остальном – сам, всё сам... так уж это работает.
Она растерянно моргнула. Я и сама поняла, что многие слова ей незнакомы, и приготовилась объяснять, но нет – мы снова вернулись в старую колею.
– Считаете, нам будет вместе плохо?
Тень, дай мне сил.
– Понятия не имею. Да и это не мне решать, верно? Все мы – живые люди, у каждого из нас есть тёмные пятна на биографии и злобные скелеты в шкафах. С любым человеком неизбежны ссоры, проблемы и недопонимания. Опять же, у каждого из нас есть триггеры, кнопки, на которые лучше не жать, моменты слабости и прочее. Всё так. Только пойми, пожалуйста, одну простую истину: твоя любовь не изменит его. Это не хорошо или плохо, это просто – факт. Не нужно рассчитывать, что он "больше так не будет", что он изменится, если ты будешь хорошей, если ты будешь его любить, готовить правильные обеды или вести себя определённым образом. Нельзя на это полагаться. Большинство людей не меняются, понимаешь? Ты или принимаешь его таким, каков он есть – или не принимаешь. Третьего не дано.
– А я верю, что Джоджи не нарушит слова, – она упрямо посмотрела на меня.
– Сейчас он тоже в это верит, мне кажется, – я грустно улыбнулась. – Но это всё не так просто. Ты должна понимать: пройдёт время, и он снова взорвётся из-за какой-нибудь мелочи. И запоёт ту же самую песню.
– Я уважаю вас, господин монах, но тут сердцем чую: вы не правы. Простите, – с этими словами она отошла, оставив меня в одиночестве.
Я вздохнула. Чуешь сердцем? Ну-ну... кто бы там что ни думал насчёт сердец, из них получаются плохие провидцы.
К сожалению.
29. Об ужасных заговорщиках, относительности свободы и застольных спорах
*
– Я хочу сегодня отпустить Зайрана, – сказала Овита. – Мы же сможем это сделать здесь, правда? Каджу – последний город перед Заардой. Когда ещё, если не сейчас?
Когда ещё, если не сейчас... хороший вопрос.
Его парадокс в том, что он всегда актуален.
– Хорошо, – сказала я. – Сегодня же сходим в ближайшее Магическое Управление. А потом соберёмся все вместе – и поговорим о будущем...
... да-да. О политических заговорах, например. Потому что то, что мы собираемся сделать – самая что ни на есть смена правящего режима. И как я в такое ввязалась вообще?
Овита, впрочем, явно ни о чём таком не задумывалась. Живёт себе и идёт вперёд, просто не замечая таких вещей. Вот ведь везёт!
Хотя... Тут как посмотреть.
– Правильно, – сказала она, отвернувшись. – Будущее – это важно. Мы обсудим, как устроить будущее Зайрана, да? Думаю, ему понравится здесь жить. Это красивый город, правда? Зайрану тут будет хорошо.
Город-то красивый, кто бы спорил. Но меня больше занимало огорчение, очень неумело скрытое в её голосе. Так и подмывало спросить: "Что, не хочется отдавать ни того, ни другого?" Но я очень мужественно прикусила язык. Предыдущий разговор и так оставил в наших отношениях неприятный осадок, усугублять который не хотелось. Право, пусть сами разбираются в своих сложных геометрических фигурах! В такие штуки лучше не вмешиваться постороннему.
Особенно когда у треугольника, вопреки всем законам геометрии, все углы немножечко тупые.
Да и вообще, мне вот только советы такого рода давать! Сама никак не могу с одним-единственным вольным ветром разобраться... так что, не стоит о грустном.
– А мы освободим Зайрана – и спросим, – сказала я спокойно. – Пусть сам решает, где ему лучше – здесь или где-то ещё. В этом и есть смысл свободы, правда? Решать, кем хочешь быть.
– Не знаю, господин монах, – сказала Овита. – Для меня свобода – это совсем другое.
– И что же?
– Идти с вами всеми по дороге. Просто идти.
Однако...
– Неожиданный ответ.
– Я не такая... сложная, как вы, господин монах, – продолжила удивлять меня эта чудесная девушка. – Меня заботят более простые вещи, и я часто не понимаю ваших слов. Это неудивительно, что вы с господином ветром стали... близки, знаете? Вы как будто бы тоже совсем не ходите по земле. Вас не волнует то, что заботит нормальных людей.
Ну да, конечно. Куда без этого?! Миры меняются, но некоторые вещи остаются неизменны.
– Ох уж эти "нормальные", – сказала я с неожиданной даже для самой себя злостью. – Все на них равняются, но никто не видел. О чём же думают нормальные люди – по твоей версии?
Она посмотрела на меня – и внезапно улыбнулась, извиняюще и беспомощно.
– Я думаю, господин монах, что для каждого человека нормально – то, что он чаще всего видит и слышит вокруг себя, – сказала Овита. – Как иначе-то? Так что не нужно так злиться: вряд ли вам хотелось бы равняться на тех, среди кого выросла я.
Н-да... шах и мат, Кира. И ведь не поспоришь!
– Так вот, о чём я... – она тихонько вздохнула. – Вы как будто летаете, но не ветер. Чем-то вы с моим мужем иногда очень похожи, знаете?
Час от часу не легче.
– И чем же?
– Недоверием, – сказала Овита легко. – Вы во всём сомневаетесь, всегда. И в жизни, и в любви.
Не в бровь, а в глаз, как говорится. Вот тебе и наивная Овита, доверчивая и глупенькая. Но каков потенциал!
"... ты зависла между землёй и небом..." – Шам сказал мне то же самое, пусть и другими словами. Досадно. Но – не оказывается ли в том же точно положении любой смертный человек, стоящий на пороге непознанного?
– Ладно, – сказала я. – Сдаюсь. "Свобода в том, чтобы просто идти вперёд" – достойная позиция.
– А как ещё может быть – для меня? – спросила Овита. – Я не выбирала для себя ничего, господин монах. Всё, что сейчас есть, дала мне доля. Вы, кажется, ругаете Небо, но я... я благодарна Ему, если честно. Всё дурное, что случилось со мной, было для того, чтобы я пришла сюда. Так что да, мне не нужна свобода, чтобы что-то решать про свою жизнь. Моя свобода – это дорога, чтобы идти.
Я обдумала эту мысль так и эдак.
– Удобная жизненная стратегия, – признала я в итоге. – И мудрая. Но я так не умею.
– Это и понятно, – пожала Овита плечами. – Вы живёте в странном и очень сложном мире, господин монах. Это делает вас умным человеком, но мне бы давно стало страшно, окажись я на вашем месте. Слишком много думать – это не так весело и хорошо, как кажется.
– Мне бы тоже страшно стало, – сказала я. – На своём-то месте... Но хватит этого разговора – он касается того, о чём я не особенно и люблю думать. Так что предлагаю пойти и подарить свободу одному отдельно взятому при... кхм... рабу. А уж как он ею распорядится – не нашего ума дело.
