Текст книги "Посланец Небес, или Заберите его обратно! (СИ)"

Автор книги: Алиса Чернышова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)

*

– Что значит – вы не можете снять с него ошейник?! – я опешила настолько, что даже с положенного монахам высокопарного слога сбилась. – Как это возможно?

– Уж не вам нас спрашивать, господин монах, – всплеснул руками местный чиновник от мира магии. – Это ваши... коллеги вписали в его ошейник алгоритм, не позволяющий раба освободить! Кто-нибудь попытается – и этот молодой человек останется без головы. Вы не знали?

Откуда? И сам Зайран, судя по скрипу зубов, не знал тоже.

Такие вот они, внезапные сюрпризы.

Одному Шамочке весело: стоит, улыбается безмятежно – чуть ли не мелодию какую-то насвистывает. И ведь явно знал всё с самого начала – и не сказал ни слова, сволочь пернатая!

Я на пробу бросила на него умоляющий взгляд. Помоги мол. В ответ мне досталась насмешливо приподнятая бровь. Я уже успела в достаточной степени постичь демонический тайнояз, чтобы расшифровать нечто среднее между "Если я вмешаюсь, не будет никакого веселья" и "А что мне за это будет?"

– Извините, уважаемый господин, – подала голос Овита. – Скажите, пожалуйста: я не могу освободить раба, но в остальном могу приказать ему, что сама захочу?

Мы все отвлеклись от рефлексий да переглядываний и с подозрением уставились на нашу "Мисс Неожиданность". Что она задумала на этот раз?

– Приказывайте, что душе угодно! – чиновник явно обрадовался смене темы.

– И подарить могу?

Я начинала понимать, к чему это всё...

– Можете!

– Кому угодно?

– Ну разумеется!

– Вот и хорошо, – резюмировала Овита, и, просветив принца взглядом своих огромных глазищ, выдала. – Зайран, я дарю тебе тебя! Прими мой подарок, пожалуйста.

30

*

– Моя прекрасная леди, здесь и сейчас, при свидетелях, я, Зайран Солнценосный, подлинный наследный принц Заарды, прошу вас стать моей женой.

Мы с Шамом только переглянулись. Ну, принц хотя бы дождался, пока мы оформим дарственную по всем правилам, покинем Магическое Управление и углубимся в парк. Уже радость, да-да. С учётом того, как он на Овиту всё это время смотрел, это уже чудо.

А вот сама Овита не выглядит счастливой. Скорее уж смущённой – и немного грустной.

– Прости, – сказала она тихо. – Мне жаль, но... у меня уже есть муж.

– Да бросьте, – Зайран презрительно скривился. – Он стал вашим мужем случайно и собирается развестись с вами. Ваш брак фиктивен и даже не консумирован...

– Больше нет, – голос девушки стал ещё тише. – И то, и другое, и третье – больше нет. Мой муж пришёл ко мне и сказал, что мы можем остаться вместе. Стать настоящей семьёй. Это – всё, чего я желала.

Ого. Дважды ого. И когда они успели? Хотя – долго ли, желаючи? Джоджи мог, например, навестить её комнату в гостинице этой же ночью.

На красивом лице Зайрана отразилось множество разных чувств. Первым из которых, несомненно, была ярость. Неудивительно: как я понимаю, Заарда по менталитету более-менее напоминает восточные страны нашего мира, где так называемая "чистота" очень много значит.

– Он морочит вам голову, – сказал принц. – Он пользуется вашей юностью и зависимым положением.

– Он – мой муж. И так будет. Прости.

Зайран шагнул вперёд и внимательно заглянул ей в глаза. Я видела в нём внутреннюю борьбу, и немалую.

– Я всё ещё могу это исправить, – сказал он. – Добиться вашего развода, так или иначе. Вы станете королевой. Я приму вас и никогда не вспомню о том, что было.

У... Трижды ого. Даже огогонюшки. По меркам нашего мира – ерунда, но по меркам Заарды такие вот слова очень дорогого стоят.

– Я не хочу этого, – твёрдо ответила Овита, отведя глаза. – У меня есть муж, дарованный Небом. Это доля, с ней не спорят.

– Оно слепо, твоё проклятое Небо! – рыкнул Зайран, и отсветы магии засверкали в его глазах. – Оно лживо и прогнило насквозь!

– Но я верю в Него, – сказала Овита. – Я бы уже была мертва, если бы не Небо. И если Оно желает, чтобы я была женой пророка – так тому и быть. Я... надеюсь, что ты будешь счастлив, Зайран. Но не могу принять твоё предложение.

Даже не знаю, как ко всему этому относиться, вот честно. И что я могла бы сказать по этому поводу? Каждый портит свою жизнь по собственному усмотрению – одно из немногих утверждений, касающихся вообще всех людей.

Но цирк этот надо прекращать, факт.

– Уважаемые господа, – шагнула я вперёд. – Почему бы нам всем теперь не встретиться вместе и не обсудить сложившуюся ситуацию? Личные вопросы ещё будет время решить. Но, прежде чем обещать женщине титул королевы, надо завоевать корону, не так ли?

У, как глазищами сверкает... извини, господин прекрасный принц, к добру или худу я – не Овита. Со мной такое не работает.

– Вы правы, господин монах, – голос Зайрана стал слаще сдобренного ядом мёда. – С вашего позволения, сейчас я прогуляюсь в одиночестве, навещу несколько друзей. После вернусь к вам.

– Это друзья вроде тех, которые продали вас в рабство? – уточнила я, и мой тон был, пожалуй, ещё слаще. – Если так, то нам имеет смысл проститься навсегда.

Принц жёстко усмехнулся.

– О, не стоит волноваться, – отчеканил он. – Я выучил этот урок. И не повторю той же ошибки. А теперь, с вашего позволения...

– Разумеется, – это будет сложно.

Очень.

*

Распрощавшись с принцем освобождённым, мы неспешно двинулись по парковой аллее.

– Так ты знала, что он принц? – спросила я Овиту.

– Нет, – она чуть грустно улыбнулась и покачала головой. – Не знала.

Любопытно. Лжёт?

– Но ты не слишком удивилась его признанию.

Девушка вздохнула.

– Я не знала, что он принц, господин монах, – сказала она устало. – Но прекрасно понимала, что он очень высоко. Это же видно.

Ну резонно.

– Выше, чем может представить девушка вроде меня, – вдруг добавила Овита. – Это как пытаться достать до Неба – бессмысленно.

И сказала она это с такой горечью, что я опешила. И остановилась, посмотрев ей в глаза.

– До Неба можно дотянуться, Овита, – сказала я ей. – Достаточно захотеть этого достаточно сильно.

– Думаете? – её губы дрогнули, и в глазах впервые на моей памяти отразилось что-то вроде злости. – А мне кажется, вы это знаете, и не хуже меня – у каждого своя доля. Кому-то птицей лететь, кому-то висеть меж землёй и небом, кому-то – сидеть на троне, кому-то – играть с собой в прятки. А кому-то и по земле надо ходить, господин монах. Куда же без этого? Вот моя доля – ходить по земле.

– Эта твоя доля – не конечный приговор, – я тоже начала злиться, хотя и сама не знала, почему. – Мы всё ещё можем что-то решать...

– Мы можем только трепыхаться, господин монах, – отрезала Овита. – Или вы не видите сами? Бежим мы прочь или стоим на месте, доля догоняет нас. Мы всё равно станем тем, кем должны быть. Небу виднее.

Раздражённая, я повернулась к Шаму, ожидая, что скажет ветер. Но он молчал, а смотрел так, будто решал старинную загадку без ответа. Грустно смотрел, будто и сам не знал, какой же ответ правильный.

И мне перехотелось спорить.

– Может, ты и права, – сказала я. – Но мне кажется, до Неба не дотянуться – пока не поверишь, что до него возможно дотянуться.

– Отличные слова, – усмехнулся Шам. – Тебе стоило бы повторять их себе перед сном. И пытаться верить в невозможные вещи – просто ради разнообразия. Вдруг они окажутся не такими уж невозможными? Да, Ки? А теперь... пойдёмте-ка все обратно. Нам ещё нашему пророку его великую миссию предстоит объяснять. Вот уж где забавное зрелище!

И мы молча пошли, думая каждый о своём. Возможно, о том самом собственном недостижимом Небе. Оно-то каждому своё, понятное дело. Как же иначе?

31

*

– Что значит – он вернётся?! – вознегодовал Джоджи. – С какой радости? Если моя жена уже его отпустила, то я отказываюсь и дальше любоваться на его морду. Пусть катится! Я не хочу его и близко рядом с ней видеть!

Овита, которая тихой мышкой сидела рядом с ним, спрятала глаза.

Что же, рано или поздно этот разговор должен был состояться. Слегка поморщившись, я устроилась напротив него и жестом призвала полог молчания.

– Это всё хорошо, господин пророк, – сказала сухо. – Но, боюсь, от Зайрана не получится отделаться так уж легко. Видите ли, он – ваша работа.

Наш пророк подобрался, как огромный кот перед прыжком.

– В каком смысле – моя работа?

Ну, будь что будет.

– Ваша миссия, как пророка – отыскать потерянного наследника Заарды, – пояснила я спокойно. – И вы с ней практически справились, потому что это – бывший раб вашей жены.

– Что?! – Джоджи предсказуемо взбесился. – Я что, должен ему помогать? С чего бы?!

– С того, что такова была наша договорённость, – я говорила спокойно и равнодушно, в который раз отметив про себя, что маска монаха – штука очень полезная.

– Вот не надо! Мне ничего не объяснили! И использовали втёмную! Знаю я вас!

Ну-ну, не поспоришь. Только вот есть тут один малюсенький нюанс...

– Я снял вас с виселицы, притом дважды. Интересный способ использовать втёмную, разве нет? – я внимательно посмотрела ему в глаза, выражая взглядом, что шутки кончились. – И не заставляйте меня напоминать, из-за чего вы на плаху угодили.

Ноздри Джоджи раздулись, а взгляды наши столкнулись, как клинки. Глазами Чикиры, притаившейся наверху, среди балок, я видела знакомую тень, скользнувшую в нашу сторону. Его высочество пожаловал... Прямо ко времени.

– Вы пообещали мне шоколадную жизнь! – выдал Джоджи. – А ведёте на убой?

– Вы тоже много чего обещали тем, кого брались лечить. Я, в отличие от вас, хотя бы имею основание для таких обещаний. Пророк действительно имеет все шансы получить от жизни все блага...

– Да что вы делаете из меня идиота?! Думаете, я не понимаю, что будет с пророком, влезшим в политические разборки? Да я закончу жизнь в канаве!

– Никто не делает из тебя идиота, – подал-таки голос Зайран. – Ты и сам отлично справляешься.

Под тихое хмыканье Шама, наблюдавшего весь этот цирк с ленивым любопытством, Зайран возник на свободном стуле. Материализовался принц эффектно, ни отнять ни прибавить – не иначе как склонность к театральности помогла, которая у всех монарших особ должна передаваться по крови. Вместе с натёртой короной лысиной, да-да.

Видно было, что потратил свободное время наследничек Заарды с пользой: нормально побритый и постриженный, облачённый в добротную одежду, он смотрелся весьма достойно. И убедительно.

То-то Джоджи так скривился.

– Господа, я попрошу... – начала я, но мой глас не был услышан. Медленно, но верно над нашим столом разгорались поистине роковые страсти.

– Ты действительно считаешь, что я буду тебе помогать? – прошипел пророк. – После этих слов?

– Будешь, – хмыкнул принц. – Потому что ты не пророк, и сам это прекрасно знаешь. Ты – крыса с помойки. Всё, что тебя волнует – деньги. И – местами – сохранность собственной шкуры. И я могу дать тебе и первое, и второе. Во-первых, я могу гарантировать тебе жизнь, а вот от противников моих действительно не стоит ждать ничего хорошего. За одно то, что ты путешествовал с этим монахом и видел Древнего, за то, что тебе известно о моём существовании... за всё это мои оппоненты не оставят тебя в живых.

Что же, нужно отдать его принцу – он умеет манипулировать.

– Мне не нравится избранная его высочеством манера выражаться, но по сути он прав, – добавила я. – Как минимум, вероятность такого исхода есть.

Джоджи медленно искривил губы в презрительной улыбке.

– Что и следовало доказать. Или обманываешь ты, или лоха делают из тебя!

– Но, Джоджи, – начала Овита тихо. – Мы все вместе, и...

– Иди наверх, Овита, – бросил он, презрительно скривившись. – И хватит нести околесицу. Мы вместе? Ха. Это разговор не для женских ушей. И не для женских мозгов.

И вот тут честно скажу: у меня так и зачесались руки от желания приголубить нашего пророка чем-то тяжёлым по маковке.

Но Овита, помедлив секунду, встала и пошла.

Властные кавалеры, мерившиеся взглядами, восприняли её уход как должное. И я приказала самой себе сделать то же самое. В конечном итоге Овита действительно ничего не понимает в происходящем. И, возможно, послушать более умного человека без споров и возражений – верный подход.

В какой-то степени.

– А теперь, – сказал Джоджи. – Поговорим по-другому. И безо всякого там глупого вранья насчёт того, что мы якобы "вместе". Я – не с вами. И хочу знать, сколько получу за помощь.

– Деньги, – презрительно улыбнулся Зайран. – Ну разумеется.

Джоджи скривился.

– Вот ты мне ещё расскажи, что хочешь стать королём во имя каких-то там великих целей.

– Моя цель слишком сложна для понимания такого, как ты, – сказал Зайран высокомерно. – Она имеет Небесные масштабы.

– Эт понятное дело, – развязно ухмыльнулся Джоджи. – Но кого там твоя цель имеет – не моя половая проблема, уж извини. Это у вас, ребят с золотой ложкой во рту, есть такая привычка: придумывать всякую заумную хрень и швырять на её алтарь жизни, бабло и прочие прелести. Деньги – пыль, да? Оно понятное дело. Легко так думать, когда ты всю жизнь прожил, пережёвывая монеты задницей. А вот я тебе скажу такую штуку, господин прекрасный принц. Открою, так сказать, великий секрет. Когда у тебя дыра в животе, потому что тебе нечего жрать; когда у твоей семьи отбирают последнее в уплату огромных налогов; когда тебя хватают за шкирку и тащат разменным мясом на никому не нужную дурацкую войну, развязанную ради грёбаных небесных целей очередным корольком... вот тогда доходит, что деньги ни разу не пыль. Пыль – это все вот эти бредни о великих целях, которыми уроды вроде тебя прикрывают свои капризы!

В наступившей тишине принц неожиданно рассмеялся.

– Так ты себе представляешь, да? – поинтересовался он. – Ну разумеется, что же это я? Ты же типичный представитель падали. Знаешь, что такое падаль, господин пророк?

Тень, как их остановить?! Аргумент вытащить, что ли?!

– Просвети, – прошипел Джоджи сквозь зубы.

– Падаль –  это безвольная, вечно ноющая масса, которую я каждый день видел в окно дворца, – сказал Зайран сухо. – Те, ради кого мой отец приходил спать за полночь и вставал с рассветом; те, о чём благоденствии он пёкся денно и нощно; те, ради кого мы с братьями обучались множеству наук, переживали покушения и распутывали интриги. Те, кому действительно хотели помогать. Те, ради кого в первую очередь строили свои планы, касающиеся многих. Но настоящей падали ничто и никогда не бывает впрок! Вы всё равно будете рассказывать, что в ваших проблемах виновата власть, или погода за окном, или мировая несправедливость. Всегда, в любой момент вам виновны все, кроме вас самих! Вы хотите, чтобы блага положили вам в рот – но так не бывает. Вы хотите, чтобы мы в своих дворцах уважали вас – но ничего не делаете для этого. Мой отец открыл библиотеку для бедняков – лишь единицы пришли туда читать. Мой отец бросил вам под ноги монет – почти все вы пропили их. Вы закрылись в своих маленьких домах и просто не желаете знать, что происходит за их пределами. Просвещение, правда, перспективы – вы этого на словах требуете, но на деле предпочитаете валяться в грязи. Вот такая вот она – падаль. А потом эта падаль идёт грабить на большую дорогу. Или обманывать других – как ты, господин пророк. Свойство падали – пытаться всеми способами множить себе подобных. И рассказывать всем желающим слушать о том, как же тяжела их жизнь, и как страшная, ужасная власть угнетает их... совсем ничего не напоминает, нет?

– Ну понятное дело, – Джоджи со стуком поставил на стол кружку. – Мы же для вас быдло, да? Вон те маленькие тупенькие ребятки-муравьишки внизу. Быдло, которое ничего не хочет, ничего не знает, пьёт и обманывает, пока вы, такие прекрасные, пытаетесь нам помочь… Знаешь, принц, а не пошёл бы ты со всем этим враньём? Давай, расскажи мне, что всё честно! Скажи, что у всех с самого начала одинаковые условия! Ты же у нас тут такой сказочник – вот и убеди меня, что любая крыса из канавы, которая этих ваших умных книг не видела в жизни, не хочет читать, потому что от природы тупая. Нет, не из-за того, что просто не приучена к этому – просто из врождённой тупости, ага... Зато ты, которому с самого детства учителя всё жевали и в рот вкладывали – ты, конечно, знаешь цену учёбе. И жизни. И вообще всему.

Зайран раздражённо тряхнул головой, будто отгоняя надоедливую мошку.

– Совершенное равенство невозможно. Когда же уже до людей вроде тебя это дойдёт?

– Ага. Вы всегда так говорите! А ещё утверждаете, что делаете для нас всё. Но чухня это всё, братец! Вы якобы хотите сделать нас умными, ага. Но – вот ведь смех! – не слишком умными. Чтобы мы не задавали лишних вопросов, не открывали рта, когда не надо, и радостно хавали всякую пропагандистскую чушь.

– Только в тех случаях и вопросах, где иначе – никак, – сказал принц сухо. – Страшно и представлять, как нам пришлось бы объяснять личностям вроде тебя сложности настоящей геополитики или принципы экономики. Вы не понимаете той работы, которую мы делаем, тех крайностей, между которыми мы лавируем. Вы просто сидите в своих домах и поносите нас беспрестанно, добавляя: “Я бы им показал.” Но правда в том, что у вас бы не хватило ни смелости, ни мозгов, чтобы “показать”.

– Ну да, зато вы у нас жуть какие смелые, – скривился Джоджи. – Сидите в своих дворцах и прячетесь за чужими спинами! Жируете, пока мы пашем?

– Правда? – насмешливо спросил Зайран. – Конечно, жируем и горя не знаем. Мой отец обезглавлен, моих сестёр обесчестили у меня на глазах и выдали замуж за врагов семьи, моих братьев порвала на части обезумевшая толпа. Как тебе такое? Всякий, кто наделён властью, ходит по тонкому парапету, господин пророк. И рискует каждый день, уж поверь.

– Ну-ну, – буркнул Джоджи. – Нарываетесь – вот вас и убивают. Потому что нечего народ дурить! Я теперь жалеть тебя должен? Моя семья медленно загнулась от голода. И не только моя, знаешь ли. Но твоим потом поставят памятник и ещё какими-нибудь пророками или мучениками назовут. А вот моих ни одна собака не вспомнит, знаешь? Так что...

Я с размаху стукнула кулаком по столу. И даже слегка усилила звук магией – для надёжности.

Стало тихо.

– Господа, – сказала я резко. – Это всё интересно. Но задумайтесь: как же так выходит, что вы, такие разные и далёкие друг от друга, оказались на одной плахе?

32. О мостах и пропастях

*

Над нашим столиком на пару мгновений повисла тишина. После принц лениво усмехнулся и откинулся на спинку стула.

– Вам стоило бы пойти в политику, господин монах, – сказал он. – Вы умеете превращать слова в оружие.

– Даже не знаю, считать ли это комплиментом, – я передёрнула плечами. – В любом случае, при всём уважении – есть ли смысл в разговоре, где каждый из оппонентов желает слышать только себя самого? Таких вот бесконечных споров я ещё на своей родине наслушался, спасибо.

– А где она, ваша родина? – тут же переключился на меня Зайран. – Ох, интересное должно быть местечко!

– Я…

– Хватит, – Шам лениво улыбнулся и вернулся из мира неведомых грёз на грешную землю. – Вы – утомительные маленькие человечки. И расстраиваете господина монаха своей мышиной вознёй. А я вот не люблю, когда мои любимые игрушки расстраиваются... Вы и правда хотите, чтобы я разозлился?

Зайран сверкнул глазами, но елейным тоном проговорил:

– Я прошу прощения… у господина монаха.

– И шёл бы отсюда господин монах, чтобы не расстраиваться, – буркнул Джоджи. – Мы тут о серьёзных вещах говорим.

– Вы – два ребёнка, которые смотрят в разные стороны, – насмешливо бросил Шам. – Один кричит “Я вижу море”, второй – “Я вижу лес.” И каждый пытается доказать, что прав. И каждый прав – по-своему. Но при этом вы оба ошибаетесь, потому что не видите ничего, кроме того, что хотите видеть. Между тем… Мальчики, даже не знаю, как сказать об этом, но тут вот какое дело: вокруг вас есть и море, и лес, и птички, и домики, и ещё одна Предвечная знает, что ещё. Потому что Вселенная, слава всему сущему, не ограничена вашими убогими представлениями о ней. Жизнь – это не только ваш опыт, понимаете? Чем быстрее до вас дойдёт эта поразительная истина, тем лучше. Потому что… ладно, так и быть, открою вам большой секрет: ни одна ваша правда ничего не стоит без правды оппонента. А из тупика, в котором вы оказались, выход только один: смотреть шире. И вместо “я” говорить иногда “мир”. Или хотя бы “мы”, на худой конец. Потому что друг без друга вы, увы, никто.

Н-да… вот в такие секунды и понимаешь разницу между крылатым ветром, что смотрит на мир с высоты, и людьми, что ходят по земле.

– А теперь договаривайтесь о цене и проваливайте, – Шам величественно махнул рукой. – Нечего нам аппетит портить.

*

Надо отдать должное шамовому авторитету: дальнейшие переговоры между принцем без короны и пророком без благословения прошли очень оперативно. Джоджи выторговал себе немало, а принц, в общем-то, не сопротивлялся.

– Просто куклы, – сказал Шам, когда они ушли. – Маленькие недолговечные куклы, играющие в глупые игры.

Ох уж этот мне ветер…

– Мне всё же кажется, что их судьба и жизнь – не такая уж глупость, – отметила я.

– Глупость, – отозвался Шам, рассеянно глядя на плещущееся в его чаше вино. – Они ненастоящие, Ки. Просто иллюзии-однодневки. Понимаешь?

– Понимаю, почему ты так говоришь, – сказала я мягко. – Из-за разницы в сроке жизни, из-за того, что их проблемы кажутся тебе мелочью. Но, маленькие и глупые по твоим меркам, они всё равно чувствуют. Им бывает больно, страшно, они влюбляются и сомневаются… для них всё, что происходит – по-настоящему. Для них всё серьёзно.

– Да, – мрачно сказал Шам. – Они действительно чувствуют. Как настоящие. Им бывает больно. Именно это меня и пугает.

Если быть откровенной, я совершенно не понимала, что его так расстраивает. Это вообще было нечто иррациональное: видеть Шама, такого всемогущего, огорчённым и подавленным.

Это как разрыв шаблона, помноженный на многократный сложный перелом картины мира – не вяжется, как ни пытайся привязать. Мне хотелось его хорошенечко потрясти, чтобы перестал притворяться таким огорчённым. Существам вроде него слабость не положена!

Наверное. Это не точно.

Вообще есть нечто порочное в том, как мы думаем: “Успешные люди не позволяют себе слабости”. Или говорим: “Будь сильным!” Но это ведь ложь, верно? Невозможно быть сильным всегда, это просто так не работает. У любого мыслящего существа случаются моменты силы и моменты слабости, подъёмы и падения.

Я знала это всегда, разумеется. Но странно было увидеть это в Шаме. От существа такого масштаба не ждёшь человечности; хуже того, я понятия не имела, как ему помочь. Меня начали настораживать его слова о нереальности и иллюзиях. И некоторые догадки по поводу природы этого мира, вытекающие из его постоянных оговорок – не радовали.

Но это не значит, что можно позволить Шаму и дальше грызть себя.

– Шам. Этот мир – фальшивка? – спросила я прямо.

Идиотский вопрос, если честно. С другой стороны, если я ошибаюсь, то хоть повеселю...

Только вот смеяться ветер не стал.

– Да, – сказал он тихо, отведя глаза. – Я подозревал и раньше, было много дурацких мелочей. Просто единороги… они стали последней каплей. Тогда я сделал углублённую проверку, и… всё, что вокруг нас – просто иллюзия высшей степени достоверности.

Дерьмо.

– Ну, бывает, что уж, – сказала я. – Но надо признать: графика у этой игрушки просто обалденная.

Шам изумлённо моргнул.

– Ты что, не понимаешь? – в его голосе прозвучали резкие нотки. – Всего этого нет. В том числе и Овиты, Джоджи и Зайрана. Они все – долгосрочная иллюзия! Но сами не знают об этом. И я всё думаю – что будет, когда они исчезнут. Перед самым последним мгновением… осознают ли они, что их не существует?

Осознают ли они, что их не существует...

Пугающая мысль. Но не то чтобы новая. Я ещё поистерю на эту тему сама с собой, но пока...

– Не грусти, – я осторожно сжала его ладонь. – Теперь понимаю, что так тяготит тебя, но ты забываешь одну вещь, которую сам же и говорил мне.

– Это какую? – приподнял бровь ветер.

– Ты сказал мне: у нас нет ничего, кроме нас самих, – улыбнулась я. – И теперь вот моя очередь говорить тебе ровно то же самое. У нас нет ничего, кроме нас самих, Шам.

Он удивлённо уставился на меня, и это придало сил.

– Послушай, – продолжила я. – Реальность и нереальность мира вокруг, нас самих и прочего – это такая штука, в которой никогда нельзя быть уверенным до конца. Каждый из нас в конечном итоге видит мир по-своему, знаешь? И не только безумцы, но даже условно нормальные люди смотрят на всё сквозь призму собственного разума. Наши тела несовершенны; наши органы чувств ограничены; наш мозг обожает обманывать нас по поводу и без. Даже в моём родном мире, где наука достигла невиданных по местным меркам высот, вполне неглупые люди порой задаются вопросом: а не создана ли реальность вокруг нас искусственно? Не живём ли мы в своего рода виртуальной симуляции… то есть, прости, иллюзи? И ответить на этот вопрос со стопроцентной уверенностью не может никто. Но важно ли это? Мне кажется, что не очень.

Он наклонился ко мне и пытливо заглянул в глаза.

– И что же тогда важно, малышка Ки из – сюрприз – техногенного мира?

Я не стала акцентировать внимание на том, что проговорилась. После всех сегодняшних откровений не думаю, что моя родина – такой уж огромный секрет.

– Важно то, что мы чувствуем, – сказала я спокойно. – Если мы чувствуем и мыслим – значит, существуем. Вот что я думаю. У нас нет ничего, кроме нас самих: того, что видят наши глаза, того, что слышат наши уши, того, что мы осязаем. Мы стремимся к познанию мира, но даже самый умный человек может допускать, что в какой-то момент невидимый кукловод тем или иным способом дёрнет рубильник – и мы исчезнем. Больше скажу тебе, даже смерть примерно так работает. Мы обречены умереть – с самого рождения. И вот казалось бы, какой тогда смысл любить, жить, стремиться – если всё предрешено, если финал очевиден? Какой смысл в наших проблемах и горестях? Но всё, что у нас есть – это мы. И, какой бы быстротечной, ненастоящей ни была жизнь, она – наша.

– Как у тебя получается так спокойно говорить об этом? – спросил он тихо, помолчав.

– Я – человек. Осознавать свою смертность и зыбкость мира вокруг – вот что значит, в конечном итоге, быть человеком.

Шам криво усмехнулся.

– Я никогда раньше не задумывался о том, сколько вам нужно смелости, чтоб просто существовать.

 – Люди часто и сами не задумываются, – сказала я. – На то, чтобы задуматься, нужна отдельная порция смелости. Которой, смею заметить, и так – дефицит. Но… сколько осталось этому миру, Шам? Можно ли как-то продлить его жизнь?

– Не знаю, – ветер хмуро тряхнул головой. – И не узнаю, пока не завершу контракт. Всё решится в Заарде.

33

Всё решится в Заарде… ненастоящая страна ненастоящего мира, куда сходятся все дороги. Эдакий метафизический Рим на местный манер. Разные существа; разные уровни вопросов, которыми они задаются.

И одна финальная точка на карте.

Впечатляет. Интригует. И пугает. Но...

Честно говоря, по большому счёту я давно перестала бояться окончания своей великой монашеской миссии. Всё будет, как будет – единственное предсказание, которое сбывается с неизменной точностью. Браться просчитать что-то заранее? Теория вероятностей в этом смысле – штука интересная. И события, вероятность которых равнялась примерно один к миллиарду, просто берут – и каждый день происходят.

Такие дела.

С одной стороны, Шаму я начала доверять. Не слишком рациональное чувство, но он, при всех своих странностях, показал себя не худшим существом на свете. А недостатки… стоит ли упрекать ветер – за то, что он ветренный?

С другой стороны, моих несчастных человеческих мозгов хватило, чтобы понять одну очевидную вещь: Шам – не всесилен. И где-то там, по ту сторону, есть некий (и не факт что один) неведомый кукловод, что создаёт такие вот иллюзорные миры. Способные, на минуточку, обмануть даже кого-то вроде нашего посланника.

Возможно, этот неизвестный – Легион; возможно, есть кто-то ещё. Кто-то, кому может не понравиться наше вмешательство в местный, с позволения сказать, биоценоз. И я бы не стала тешить себя иллюзией, что Шам способен меня защитить вообще ото всех; на всякую силу найдётся другая сила.

Кто знает, что нас ждёт в Заарде? У нас нет ничего, кроме нас самих…

– А мы не могли бы ещё полетать? – я спросила это быстро, чтобы уж точно не передумать.

– Что? – удивился Шам.

– Полетать… как в тот раз, когда были на свидании. Покажешь мне этот мир с высоты?

Ветер скроил пренебрежительную гримассу.

– Что, решила использовать меня, великого и лучезарного, вместо ездовой птицы?

Что сказать? В самом начале нашего знакомства я бы ещё могла воспринять его претензии всерьёз.

– А что, ты отказываешься?

– Не дождёшься, – сверкнул белоснежными зубами Шам. – Просто не мог не повредничать. Я, между прочим, извёлся весь – всё ждал, когда ты догадаешься попросить!

Вот в кого же он такой гадёныш, а?

– Ждал, когда я догадаюсь? А самому предложить слабо?

– Ах, женщины и их противоречия, – хмыкнул Шам. – Не ты ли волновалась об утрате своей свободы, Ки? О том, что я могу использовать своё могущество и положение, чтобы давить на тебя? Тот факт, что ты мне принадлежишь, придаёт этой игре некоторую пикантность. Излишнюю на мой вкус, потому что ты не из тех, кто оценит клетку. Идеи вроде “хочу встретить того, кто, ни о чём не спрашивая, придёт и скажет, что я ему принадлежу” – они никогда не были тебе свойственны. Или я не прав?

– Прав, – вздохнула я.

И в который раз подумала, что в общем-то сильно недооцениваю деликатность ветра.

Как минимум в вопросах, которые действительно имеют значение.

– То-то и оно, – усмехнулся он. – Я не хочу, чтобы ты чувствовала давление, Ки. Не хочу, чтобы ощущала себя в ловушке. Ты важна для меня, как я уже говорил. И вся разница между нами, о которой ты так волновалась... Время на моей стороне – и я решил дать тебе его.

– Спасибо, – отозвалась я тихо. – Я действительно ценю твоё отношение.

И, подумав, добавила:

– Хотя и ловлю себя порой на желании ощипать тебя. И пару раз стукнуть.

– Ха! – Шам тут же снова напустил на себя дурашливый вид. – Я умею вызывать низменные желания! В этом суть моя! Ну что, пойдём летать?..

*

Из шумной таверны, забитой людьми, мы вышли в ночь.

И, скажу я вам, была то всем ночам ночь: тёмная, густая, беззвёздная и туманная, скрывающая от чужих глаз всю неправильность окружающего мира и баюкающая в ладонях редкие огни фонарей.

Когда выходишь в такую ночь, то сразу начинает казаться, что весь мир где-то там, далеко, обязанности и проблемы незначительны и мелки, и вообще – о них стоит подумать завтра. А здесь, сейчас есть только свобода – быть собой хотя бы мгновение.

– Ты колдовал? – уточнила я. Хотела показаться возмущённой, но вышло откровенно фальшиво – слишком уж мне нравился результат.