Текст книги "Пара для дракона, или игра в летнюю ночь (СИ)"

Автор книги: Алиса Чернышова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 19 страниц)

12

Первым делом Раока деловито осмотрелась по сторонам на предмет своих соперников; таковых не наблюдалось. Как она и надеялась, в Игре все были одиноки.

Разумеется, многие строили дичайшие теории насчет того, что именно происходит в Лабиринте, ибо поведать об этом было особенно некому: победителей было мало, и болтливым никого из них назвать было было нельзя. Однако, она начала понемногу понимать Короля-Под-Горой – насколько это вообще возможно – и ничуть не удивлялась тому, что банальными боями дело не ограничится. Право, для него это было бы излишне банально!

– Что же, давай играть, – сказала она сочащимся кровью стенам и двинулась вперёд, получая даже некоторое удовольствие от происходящего, потому что можно было действовать, а не бояться неизбежного.

– Точно… кто же играть не любит, – прозвучал знакомый голос над ухом, – Вот объясни мне, как мы вообще оказались в этом дерьме?

Она дёрнулась, обернулась и замерла, уставившись на Иса во все глаза.

– Да, да, меня снова сюда притянуло, – не без раздражения сообщил дракон, – Так что у меня теперь так и чешутся руки хорошенечко настучать тебе, дуре, по шее. Жаль, что у нас есть проблемы поважнее – сбежать из этого кошмарного местечка, например.

– Не получится, – отозвалась Раока, – Отсюда невозможно выбраться, Ис.

– Джейс нашёл способ, – отрезал Ледяной, – Нужно уходить прямо сейчас.

Фейри вздохнула и, остановившись, посмотрела ему в глаза.

– Я не могу, – сказала она, – Это единственный способ спасти Гора.

– Его невозможно спасти, пора это признать. Погоня за иллюзией, вот чем ты занимаешься. Но я не позволю тебе умереть ради этого, ясно?

Ис схватил её за руку, удерживая на месте, и прикоснулся к стене. Мгновение – и сквозь переплетения корней проступили очертания двери.

– Я не пойду, – отрезала фейри, на что он только рыкнул и стиснул ей запястье так, что, кажется, лишь чудом не сломал кости.

– Хватит этого цирка, – его голос звучал с той самой ядовитой, тёмной злобой, что порой проглядывала сквозь равнодушную маску Главы Безопасности в самые худшие дни, – Мы оба знаем, как это делается, нас учили одинаково, мы умеем играть в эти игры, потому просто – хватит. Будем считать, что партия за тобой, я поверил в добрые намеренья и проникся преданностью. А теперь – пойдём отсюда!

Раока ощутила горечь во рту.

– Я не… – начала она, чтобы беспомощно умолкнуть, потому что любые слова, сказанные после, были бы ложью по умолчанию, все равно, что кричать "Я не такая!", когда тебя застали с пятью мужчинами, голой и с чьим-то членом во рту. Нет смысла отрицать очевидное, верно? Её действительно создали, чтобы лгать. Она примерила за свою весьма разнообразную жизнь столько личин, что впору было бы открывать магазин подержанных масок. Можно ли после такого с точностью сказать, где заканчивается лицемерие и начинается личность? Можно ли рассчитывать, что в глубине покорёженного разума все ещё осталось что-то настоящее?

– Ты же знаешь, я действительно люблю вас, – сказала она Ису просто для того, чтобы заполнить ставшую удушающе-вязкой тишину Лабиринта.

– О да, – фыркнул дракон, – Ещё бы ты нас не любила! Хотя бы потому, что тебя так научили. Как там: "Если зависим от кого-то и не можешь противиться этой власти – позволь ей все, прими её правила и прорасти сквозь неё, как сорняк, размножься, как паразит, уничтожь изнутри. Будь очарователен, будь полезен, искренне верь в свою лояльность – ведь если ты веришь себе, поверят и другие. Будь самым преданным, самым громким – до тех пор, пока не отыщешь верного способа ударить в спину." Кажется, очередное высказывание вашей нынешней королевы? Примерно так очаровательная Мирана расправилась с великой Маб, своей наставницей и дальней родственницей. Роскошная в своей красоте была интрига, но меня все равно раздражают слишком уж сложные слова, в которые вы обличаете простые и честные вещи. Я предпочитаю говорить то же самое проще: иногда надо позволить себя поиметь. Мы оба знаем это, верно?

Раока чуть нервно усмехнулась, поймав ответную – такую же – зеркальную усмешку. Да, это было про них обоих – разрешить монстрам покорёжить себя, стать игрушкой в чужих руках, чтобы исподволь руководить кукловодом. Ведь, пусть и мало кто осознает это, но за нитки всегда можно дёргать с обеих сторон…

– Уйдём отсюда, – сказал дракон, – Я не могу рисковать тобой. Я люблю тебя!

Раока понимающе улыбнулась. Ис, между тем, шагнул вперёд, вовлекая её в поцелуй.

Она мечтала об этом – так долго, так неистово, при этом будучи совершенно уверенной, что эти губы – та самая божественная запретная чаша, полная ядовито-сладкого греха, которую ей никогда не получить. И теперь, здесь – почему бы и нет? Фейри прижалась ближе, отчаянней, потому что это иронично, и забавно, и до смешного приятно – воплотить перед вполне вероятной смертью собственную мечту, пусть и не до конца.

"В конечном итоге, есть иллюзии, которыми стоит насладиться" – подумала Раока, углубляя поцелуй. Отстранившись на пару сантиметров так, что его дыхание грело её губы, она ласково улыбнулась, вонзая кинжал в спину Ису по рукоять – так, как её учили, а после сразу же побежала вперёд, не сомневаясь и не оглядываясь.

– Ну вот, – полетело ей в спину притворно-расстроенное, – А если бы я был настоящим?

Меж сочащихся кровью стен забилось эхо переливающегося, пугающего смеха. Она стиснула зубы и побежала ещё быстрее. Слова "Я бы узнала его везде, отличила бы от любой проклятой подделки, потому что его образ отпечатан глубже обратной стороны зрачка" – застряли в глотке и не могли вырваться на свободу. Говорить такие штуки вслух – это в вообще редкостная пошлость, особенно если они – чистая правда.

Правду вообще говорить сложнее.

***

– Ис, ты должен успокоиться, – сказала Шу серьёзно, – Я тебя прекрасно понимаю, и да, у вас по резиденции бегает метаморф, но заморозить этого иномирного беднягу вместе с самим зданием и парочкой международных делегаций – не тот выход, которого все ждут от Главы Безопасности. Потому… успокойся, хорошо?

Ледяной оскалился, Ар ощерил зубы в ответ, прикрывая свою драгоценную лисицу крылом. В наступившей тишине было крайне отчётливо слышно, как завывает откуда-то из развалин лаборатории оскорбленный в лучших чувствах Джейс.

– Драконы, – стенал он, – Почему я связался с драконами?! Тут были уникальные образцы! Работа всей моей жизни!..

Князь, также сменивший обличье во время всеобщей паники, виновато поджал крылья и постарался притвориться маленьким и незаметным. Для представителя Бирюзового рода, славившегося поистине гигантскими драконами, такая мимикрия была задачкой не то чтобы непростой, а попросту невыполнимой.

– Кажется, нам придётся отстраивать два этажа, – отметил Ос флегматично, небрежным движением смахивая с киото несуществующую пылинку, – Мальчики, я все понимаю, но времени на успокаивающий лепет у меня нет: не маленькие, сами понимаете, какая у нас тут нынче выдалась ситуация.

Ис осмотрелся, выдувая из ноздрей ледяное крошево. Успокоиться не получалось; хотелось кого-то убить, да интересненько-как нибудь, с подвывертом и фантазией. На худой конец, подошла бы и банальная драка, но смачная, чтобы кровь на клыках да броня в крошево – и своя, и чужая, чтобы азарта побольше… чтобы не думать и не помнить.

Реалии, однако, были таковы, что ни на какие срывы Ледяной права не имел и, что хуже того, сам прекрасно это понимал. Прикрыв глаза, он призвал на помощь весь самоконтроль, которым мог похвастаться, и принял-таки человеческое обличье. Друзья последовали его примеру с совершенно очевидным облегчением: сражаться со слетевшим с катушек Исом ни у кого из них не было желания, да и последствия такой разминки были бы, мягко говоря, неприятными, ибо противником Глава Безопасности был крайне опасным.

Переглянувшись, драконы сошлись в центре разгромленного помещения, прислушиваясь к возне снаружи: стражники, молодцы, не позволили никому из праздных зевак попасть на этаж, но скрыть очередную порцию разрушений не представлялось возможным.

– Ис, полагаю, в сложившихся обстоятельствах я должен отправиться к Ми и вместе с ней сформулировать нашу официальную позицию касаемо ситуации в княжеской резиденции, – отметил Ос деловито, – Метаморфа надо поймать как можно скорее: и Совет Старейшин, и Союз Купцов, и послы потребуют объяснений, что в переводе с политического на человеческий всегда значит нечто вроде: "Предоставьте нам удобную жертву, будьте добры". И будет лучше, если на эту роль будет избран иномирный демон или предатель, впустивший его в резиденцию, а не произвольный невезучий придворный. Это ясно?

– Как день, – бросил Ледяной, чувствуя нарастающую боль в груди – в душе дракона развернулись немалые баталии, каким позавидовали бы даже поросшие вереском поля Звериных Войн.

Ис знал, что должен остаться в резиденции и сделать свою работу. Разумеется, его сущность противилась подобному решению; дракон запутался, жизнь двух его пар висела на волоске, порванные в схватке с Белым Старейшиной, да будет ему в земле душно и тесно, крылья чесались от желания тут же сорваться в волшебную страну фей, морозным вихрем разорвав тёмное, низкое небо, и вырвать Раоку из проклятого Лабиринта.

– Боюсь, нет ничего, что мы можем сделать для неё сейчас, – отметил Ос негромко, прочтя в глазах ученика все его страхи и сомнения, – Игра завершится за три часа до конца Темнейшей Ночи, и есть лишь один шанс выбраться из неё – победить. Лабиринт… скажем так, это не обычное место – если предположить, что он вообще существует объективно… Неважно, не время рассуждать о материях, которые все равно нам недоступны. Строго говоря, факт один: сейчас все зависит от госпожи Раоки, и помочь ей мы не сможем. Боюсь, у нас даже нет возможности встретить её на выходе из Игры – Священные Холмы закрываются на это время и впускают только знатных фейри.

– Но не только чистокровных? – уточнил Ледяной, – Полукровкам они тоже открываются, я правильно понимаю? И Бран – его ведь притянуло туда…

Ос нахмурился.

– Да, но это была магия печати и я сильно сомневаюсь, что лис ещё жив; это налагает на меня весьма прискорбную необходимость – сообщить госпоже Мике о гибели её лучшего друга. Как вы понимаете, сие не добавляет мне удовольствия.

Драконы мрачно переглянулись.

– Возможно, не стоит говорить ей об этом сразу после покушения? – уточнил Тир мягко. Ос поморщился:

– Возможно, но меня потом всего лишь попытаются убить за то, что я это скрыл.

Шу фыркнула, явно проглотив хихиканье. Ису осталось только мысленно посочувствовать Советнику: характер у его пары действительно был тот ещё.

– Придержите информацию до конца затмения, – предложил Ледяной, – Не стоит сообщать госпоже, в её-то положении, о смерти, пока парень может быть ещё жив. Я все равно отправлюсь туда к концу Ночи – заодно поищу его. Возможно, удастся вернуть этого Брана живым.

– Ис, холмы закрыты, – мягко, будто ребёнку, напомнил Ос.

– Не для полукровок из знатных семейств, – так же мягко отозвался Ледяной. Советник прищурился:

– То есть, слухи о связи твоего рода с фейри…

– Обоснованны, – отрезал Ис, облачаясь в холодное, деятельное спокойствие, – Я буду в Холмах за три часа до рассвета, и пусть только попробуют не впустить. Наш договор ещё в силе, мой князь? Я получу соответствующее сопровождение?

– Разумеется, – отрезал Тир, – Я распоряжусь насчет этого прямо сейчас.

– Ладно, – кивнул Ледяной, – Значит, я должен все уладить до отбытия. Джейс!

Печальный дворф, попивавший что-то подозрительно-зелёное из чудом уцелевшей пробирки, кинул на непосредственное начальство полный всех мук разнообразнейших народов взгляд.

– Я мёртв, – сообщил он патетично, – Без своей лаборатории я – бесплотный и бесполезный дух!

– Если я скажу, что отведу под новую лабораторию целый этаж и лично оплачу все материалы и книги, какие только пожелаешь – ты воскреснешь?

Дворф деловито кашлянул и отставил свое пойло в сторону.

– Вам стоило бы попробовать себя на ниве некромантии, шеф, – сообщил Джейс радостно, – Я сразу почувствовал себя живым и материальным!

– Вот и замечательно, потому что у тебя нынче много работы…

Амо был раздражен – его миссия затягивалась. Последняя цель упорно не желала оставаться в одиночестве, из-за чего несчастному приходилось прятаться от местного населения и мимикрировать под него же, оставаясь при этом в мерзком, уродливом двуногом облике.

Это было отвратительно. Одно то, как были устроены эти твари, могло вызвать у высшего метаморфа лишь омерзение: они были плотными, нелепо-вытянутыми (что делало их бесконечно далекими от идеальной формы круга, которая так ценилась у многоликих), прекрасные удобные щупальца заменяли неудобные, уродливые конечности (всего четыре; как они вообще живут?!), а уж всякая органическая мерзость, которой был под завязку набит благодаря превращению его организм, и вовсе вызывала стойкое желание сбежать отсюда и искупаться в чудесной, уютной магме, смывая само воспоминание о том, что во вселенной водятся такие нелепые твари.

К сожалению, выбора у него было немного: их союзник предлагал многое из того, что многоликим было жизненно необходимо, а просил малого. И именно колония Амо была избранна Средоточием Разума в качестве исполнителей. Это была честь.

Нужно было просто напоминать себе об этом почаще.

Метаморф поглядел на свое отражение, едва сдержав гримасу отвращения – у этих уродцев ещё и все органы чувств были выпячены самым диким образом, не говоря уж о растительности на голове (какая гадость). На тот момент Амо изображал существо по имени Миоза; это была молодая самка (вы не ослышались, эти примитивные действительно делились по половому признаку), и из того, что Амо почерпнул из её памяти, следовало, что местная колония точно немногое потеряет от её смерти – она была глупа и ставила свои личные интересы превыше блага общины. Собственно, именно она впустила метаморфов – рассчитывала на вознаграждение и повышение от будущего начальства.

Ну-ну.

Амо съел её с удовольствием – пусть хоть после смерти узнает, каково это: быть частью Единого Организма. Её сознание должно было продержаться до того времени, как они присоединятся к Колонии – метаморф хотел, чтобы собратья увидели воспоминания этой Миозы и порадовались её смерти вместе с ним.

Важнее, однако, было принести колонии – и их союзнику – воспоминания существа по имени Джейс. Съесть его – таков был последний этап задания, которое Амо не мог провалить. Именно потому все, что ему оставалось – быть терпеливым и ждать.

На самом деле, эта работа метаморфу не нравилась: ему пришлось убить несколько многоликих существ, важных для местных колоний. Это угнетало. Нет, он знал, что эти так называемые "оборотни" могут принимать только две формы, что ужасно примитивно, но магология этих превращений столь явно перекликалась с природой метаморфов, что, в некоторой извращенной парадигме, эти смешные твари с красной жидкостью в каналах все же были схожи с ними.

Амо не нравилась мысль об убийстве себе подобных. Его не вдохновляла идея уничтожения важных для колонии особей, пусть даже речь идёт о смешных двуногих ксеноморфах. Даже в самые голодные времена, когда сердцевина их умирающей планеты остыла окончательно и им пришлось пожирать своих, чтобы выжить, они всегда съедали самых слабых и бесполезных. Кем надо быть, чтобы покушаться на жизненно важных особей, вроде той матки, что управляла растениями? Что это вообще за мир такой? Неудивительно, что тут соглашались работать только безумные отщепенцы, слабые настолько, что любая колония использовала бы их разве что ради корма. Только им могло быть настолько наплевать, и Амо был искренне рад, когда матка вместе с своим осеменителем разорвали глупых соотечественников в клочья – поделом.

Единственной истинной религией метаморфов была результативность. Потому что твоя ценность равна полезности твоих навыков для колонии, и это разумный взгляд на вещи, свойственный всем. Просто красножидкостные, в силу своей дремучей примитивности, не умели сливаться в единый организм, потому придумали логичному порядку вещей какие-то украшения и оправдания. Амо мог это понять. Сложно быть честным с собой и остальными, если ты одинок и никогда, ни за что не станешь по-настоящему частью чего-то. Ужасная участь.

Амо ждал, прислушиваясь к разговору. Его, способного сливаться метаморфа, местные "оборотни" почувствовать не могли, но в их присутствии съесть Джейса не представлялось возможным.

Однако, ради горячих, плещущих магмой недр этой планеты Амо был готов ждать хоть целую вечность и сделать даже то, что не нравится. Это был ещё один плюс Колонии: не надо думать, если ты всего лишь часть чего-то.

Можно просто подчиняться.

13

***

Раока шла меж костяных стен, по ощущениям, целую вечность. Умом она понимала, что едва ли прошло много времени, но так ли просто противопоставить логику ощущениям, когда ноги ноют от усталости, желудок сводит от голода, а во рту, кажется, рассыпалась песками пустыня Хо? Фейри очень остро чувствовала себя заложницей своего же тела – слабого, тяжёлого и уязвимого, диктующего мятежному духу свои законы и правила.

– Мешок с костями, – прозвучал знакомый голос у неё за спиной. Фейри не стала оборачиваться – слишком устала для бессмысленных усилий, благо, этот голос не могла не узнать. Лже-Ис, впрочем, повёл себя весьма покладисто и сам нагнал Раоку, подстраиваясь под её шаг. Нож не причинил порожденной Лабиринтом твари ни малейшего вреда – фальшивое киото сияло идеальной белизной и кристалликами драгоценных камней, на губах, недавно её целовавших, играла знакомая-чужая улыбка, а в сверкающих глазах пряталась зубастая Бездна.

– Предполагается, что я поняла, о чем речь? – уточнила Раока, – Если так, то прости, но тебя ждет разочарование.

– Ах, брось, – фыркнул Ледяной, – Я – это ты, ну, в некотором смысле. Ты понимаешь – никого, кроме тебя, тут нет и быть не может… Никого настоящего, знаешь ли. Хотя… Удивлю тебя – вообще нигде нет никого настоящего, объективно существующего, что бы там тебе подобные мартышки ни думали в своих влажных мечтаниях. Смертным кажется, что они воспринимают вокруг себя каких-то других существ, другие предметы и вещи, они прячутся за маской объективности, но это ложь. На деле они способны видеть лишь самих себя, лишь реальность, порожденную их собственным мозгом. Понимаешь? Мешок с костями, оболочка, которую можно разрушить одним движением кисти – ты умеешь, я знаю – но при этом сколько важности… Вы не верите в то, что станете однажды просто кусочком стены в моём Лабиринте. Как же… ведь весь мир вращается лишь вокруг вас одних. Когда тут хоть на что-то смотреть?

Раока закашлялась и рухнула на колени, невольно тут и там натыкаясь взглядом на кости и черепа. Тело предавало её, и никакие тренировки Цветения, никакие попытки самоконтроля уже не спасали.

– Тело сильнее, верно? – сказал лже-Ис насмешливо, присаживаясь рядом и с нежной лаской стирая текущую по её подбородку пенящуюся кровь, – Оно всегда побеждает, так или иначе.

Раока улыбнулась ему.

– Ты прав и не прав, – сказала она мягко, – И это нормально. Мы можем умереть, но наше дело – брыкаться до последнего.

Ис вернул ей удивительно ласковую усмешку.

– Мне нравится, как ты держишься, – отметил он, – И нравится, что я не чувствую ненависти. И это не притворство – вот что самое поразительное. Почему?

Фейри фыркнула и закашлялась.

– Я выросла из возраста, когда ненависть к себе – единственный ответ на все вопросы, мой Король. Злиться на тебя – все равно что ругать саму себя. Бессмысленно…

– Да, – пальцы лже-Иса нежно огладили её лицо, – Именно потому я так люблю тех, кто приходит сюда добровольно и во имя чего-то хоть немного стоящего. С вами играть куда интересней, чем с трясущимся, покорно принимающим свою участь желе или доморощенными детками-реформаторами, которые на деле понятия не имеют, что же такое настоящая борьба.

Раока улыбнулась.

– Я всегда любила легенды о тебе больше других, – сказала она зачем-то, чувствуя, как слабеет тело, – Без тебя не было бы искусства и порока, радости и боли, разума и безумия. Как можно ненавидеть тебя?

Лже-Ис склонил голову набок – и боль прошла.

– Принято, – сказал он и начал растворяться в окутавшем Лабиринт тумане. Когда его фигура уже была едва видна, голос зазвучал снова, словно бы отовсюду:

– Тело слабо, и все вы – его заложники. И есть лишь один выход из этой темницы…

– Ты, – прошептала Раока.

И рассмеялась.

Когда туман развеялся, она без особого удивления обнаружила себя в покоях леди Крылья Ночи – было бы даже странно, не покажи Лабиринт ей эти роскошные апартаменты, и без того постоянно являвшиеся в кошмарах. Впрочем, интерьер был не совсем таким, как она помнила: многие детали выглядели иначе. Но ядовитые лианы, оплетающие балкон, вид из окна и зеркало во всю стенку она ни с чем бы не смогла перепутать.

Был ещё один чужеродный элемент, вызывающий немалое недоумение. В вычурном кресле у окна восседал человек, возмутительно чистокровный и совершенно точно мёртвый, потому что с такими ранами на шее люди не живут. Вёл себя мужчина поразительно активно для восставшего мертвеца: радостно и немного глупо заулыбался, завидев Раоку, и радостно подскочил ей навстречу.

– Ника?.. Ты все же пришла. Такая красавица!

Раоке почему-то стало очень не по себе, как будто ледяная рука сжала её горло так сильно, что не выдохнуть.

– Я не знаю вас; вы ошиблись, – прохрипела она, и будь оно все проклято, но в её голосе плескалось слишком много страха. Она не понимала, что такого жуткого, знакомого было в имени и голосе, но в глубинах памяти что-то ворочалось – ужасное, гноящееся, пугающее до боли.

Она не хотела понимать.

Мертвец, однако, замолкать не желал.

– Вероника? – звал он упорно, – Ты совсем не помнишь меня, да?

– Я вас не знаю, – она предпочитала думать, что этот ломающийся, звонкий голос – от злости, не иначе, – И меня зовут иначе.

Человек нахмурился.

– Значит, она все же сменила тебе имя. Хотя, о чём я вообще говорю? Глупо было рассчитывать, что твоя мать хоть раз сдержит слово. Скорее гребанные раки на горе засвистят!

У фейри задрожали руки, она отступила на несколько шагов, неотрывно глядя в лицо мертвеца, который…

Ей не хотелось даже допускать такой мысли.

– Это несмешная шутка, – сказала она вслух, – Но я знаю, что ты ненастоящий, так что все в порядке.

Он криво улыбнулся, грустно глядя на неё знакомыми – много раз виденными в зеркале – глазами.

– Ты права, я ненастоящий. Просто твоё воспоминание, оттиск в твоей голове, ментальная тень. Я оставил её, когда понял, что скоро это шоу будет продолжаться, но уже без меня. Вот на сто процентов уверен, кстати, что фейри сделали бы шедевр старичка Меркьюри своим официальным гимном – вот уж где песенка точно про них…

Раока стиснула кулаки в тщетной попытке утихомирить предательскую дрожь.

– Я не знаю тебя, – сказала она, и голос стал чуть спокойней, – И не понимаю, о чём ты говоришь. Воспоминание или след, не важно: ты все равно чужое мне существо.

– Знаю, – снова кривоватая улыбка, и помимо воли Раока отметила, что её губы изгибаются порой точно так же, как его, – Думаю, мало кто из моих соотечественников может себе представить, как на самом деле выглядит интрижка с прекрасной эльфийкой, а уж местная волшебная страна заставила бы нервно прикурить в сторонке даже придворных, заставших Тюдоров или династию Мин. Про эльфийскую Королеву я вообще молчу… Даже интересно, сколько бы прожил Толкиен после знакомства с местной Галадриэль? Ставлю на то, что это были бы три часа, притом худшие в его жизни. В любом случае, прости, что не смог защитить тебя. Знаешь, твоя мать…

– Леди Крылья Ночи, – поправила Раока, чувствуя снова мерзкую дрожь в голосе, – Не называй её… так, как назвал. И вообще! Плевать на неё, и на тебя, и на все остальное впридачу. Я не хочу этого знать!

Он вздохнул.

– Прости, – повторил он снова, – Догадываюсь, что твоя жизнь после всего была несладкой. Но Альен… леди Крылья Ночи… Она не так ужасна, просто была вынуждена подчиняться приказам Королевы.

Раока вздрогнула.

– Приказы Королевы?..

– У этой психопатки Мираны были какие-то особые планы на тебя, – сказал мертвец устало, – Ты должна была попасть в это ваше Цветение, а потом – в Игру… Меня убили, когда я попытался помешать. Все, что я успел – оставить тебе это воспоминание. Стать хорошим, умелым менталистом я так и не успел… Прости. Сделал, что мог.

Раока подумала, что, если выживет, то напьется в хлам, оттаскает снова за патлы Миозу, а после закроется в комнате и будет там истерить пару недель, наплевав на все и всех. А ещё лучше – возьмёт какую-нибудь самоубийственную миссию, чтобы сдохнуть наверняка.

Потому что в этом случае Ис и Гор будут заняты друг другом, а она…

– Да как мне с этим всем жить, мать вашу? – попыталась Раока рявкнуть, но получилось едва слышное бормотание, отвратительно беспомощное и жалкое.

Окружающий мир, между тем, начал таять. Стены Лабиринта выросли вновь, а мертвый человек, исчезая, сказал:

– Прости, Ника. Мы с мамой, какой бы она ни была и что бы между нами ни было, очень тебя…

Раока зажала уши ладонями и закричала, чтобы ничего не слышать.

***

Что делать, если гигантская уродливая статуя сожрала твою начальницу? Точного ответа на этот дурацкий вопрос Бран не знал, ибо не родился ещё укурок, прописавший бы такое в должностных инструкциях. Полулис с уверенностью смог резюмировать одно: в дерьмо такого масштаба он, пожалуй, в последний раз вляпывался разве что в тот приснопамятный день, когда была арестована его семья. И то, несмотря на все ужасы клеветнических обвинений и пыток, по крайней мере, там не было мёртвых собак и призрачных коней, уносящих всадников куда-то в туман, а ещё – жуткого вида толпы в масках, хохочущей, и кружащей, и вопящей. Бран, повидавший на своем веку предостаточно всякой жути, и то чувствовал почти осязаемую необходимость упасть в обморок, например. Удерживало от такого финта ушами только понимание абсолютной бессмысленности этой затеи; вместо этого он сделал попытку забиться за колонну ещё дальше и зажать уши руками.

Говоря об этом, музыка заслуживала отдельного упоминания. По мнению лиса, местные исполнители были несомненно талантливыми, но все же больными на всю голову ублюдками, жизненной целью которых было довести до нервного приступа и перманентного энуреза как можно больше народу. Брану же, в полной мере унаследовавшему чувствительный оборотнический слух, от этой какофонии хотелось буквально лезть на стену.

– Позволь помочь твоим ушам, – переливающийся голосок прозвучал у него за спиной, – Эти звуки, должно быть, невыносимы для тебя, о прекрасный незнакомец?

Бран дёрнулся и, обернувшись, уставился на худенькую невысокую эльфийку в простом белом платье, так непохожем на вычурные наряды остальных. Она казалась юной, совсем ребёнком, и было в её громадных синих глазах, темнеющих к зрачку, что-то знакомое и зовущее, отчего хотелось её обнять.

– Здравствуй, незнакомка, – зачем-то сказал лис.

– Здравствуй, смертный, – ответила она, – Рада встретить тебя снова.

С этими словами красавица медленно моргнула и небрежным жестом отбросила назад прядь синих густых волос. В тот же миг воздух вокруг них, на миг замерцав, стал непроницаем для окружающих звуков.

Бран мысленно присвистнул. Он сам учился на мага и прекрасно знал, как молодёжь любит красивые жесты, пафосные речи и дурацкую мишуру. К сожалению, не сразу – и не ко всем – доходит, что настоящий высокий класс не имеет ничего общего со зрелищностью и пафосом. Колдовать походя, естественно, как дыхание, легко и небрежно, без жестов и слов – вот где пряталось настоящее мастерство, и юная босоногая девица с большущими сияющими глазищами была в крайне небольшой группе существ, им владеющих. И так ли она молода? Фейри, чтоб их… Бран помнил наставление Раоки и теперь отчаянно пытался решить, стоит ли попытаться сбежать от сей девицы (вот уж был бы побег века, всем местным на смех).

– Эти думы тебе не к лицу, мой господин, – улыбнулась она, показывая очаровательные ямочки на щеках, – Не стоит пытаться сбежать от меня, на этот раз все равно не получится. Но поверь, нигде на подлунном свете тебе не будет безопаснее, чем здесь и сейчас, со мной.

Полулис уже открыл рот для язвительного ответа, но все же сподобился его проглотить, заменив галантным:

– Боюсь, вы путаете меня с кем-то. Встреть я вас хоть раз, вовек бы не забыл!

И он не лгал, хотя это была вовсе не ода неземной красе незнакомки – разных видали, как-никак, лиги дорог за спиной. Однако же было в эльфийке что-то пряное, манящее, отталкивающее, она была как война: кажется, век бы не видал, а все равно рвёшься назад. Так что да, он бы не забыл такую – да ни за что, жизнь ему ещё дорога.

– Мужчины, – сказала фейри с не то напускной, не то настоящей печалью, – Всегда так говорите, но все равно – забываете… Ты пришёл сюда с юной Раокой?

– Да, – врать полулис не видел смысла.

– Кто она для тебя? – вопрос был задан нейтральным тоном, но нечто странное, ревнивое сквозило в нём.

– Начальница, – он снова ответил правду. Его собеседница покачала головой:

– Дивно же ты сплетаешь наши дороги, Пряха… сколько разных нитей – здесь и сейчас. С другой стороны, такая уж это ночь. Пить будешь?

"Ничего не ешь и не пей…"

– Нет, спасибо. Трезвость – наше все, да-да!

Она скептически улыбнулась, но язвить не стала, вместо этого повернулась, наблюдая за устроенной соотечественниками вакханалией.

– Ты не пойдёшь к ним? – спросил Бран, – Без тебя ведь танцуют.

Не то чтобы он всерьёз надеялся отослать её, но мало ли…

– О, нет, – она звонко рассмеялась, и звук был, словно разом зазвенели серебристые колокольчики, – Это больше не мой долг. Я однажды победила в Игре и с тех пор не должна танцевать.

– В Игре?…

– Той, где сейчас юная Раока.

– Тебя тоже когда-то сожрала та статуя?! – Бран сам не мог бы объяснить, почему, но это ему жутко не нравилось – мысль о том, что синеволосой красавице причиняли боль, угнетала. Умом полукровка понимал, что стоящее перед ним существо, мягко говоря, не беспомощно – но так ли легко порой примирить ум и сердце?

– Можно и так выразиться, – фыркнула фейри, – Но да, я вошла в статую и вернулась. По крайней мере… надеюсь, что вышла оттуда именно я.

По спине полулиса пробежал холодок.

– Значит, и Раока вернётся?

– Не обязательно, но шанс есть, – отозвалась красавица лениво, – Впрочем, это уже не так важно, потому что главную из своих задач девочка таки выполнила.