Текст книги "Ship's Life, или «Океаны нам по щиколотку!» (СИ)"

Автор книги: Алина Пуаро

– Тебе всю папку качать? – поинтересовался Рам, вырывая музыканта из оцепенения.

– Рам?

– Все фотки нужны или отберешь, спрашиваю.

– Рамиру, а что значит палома?

– Вообще голубь, ну а еще иногда так зовут перелетных птиц.

Она стояла напротив дисплея с янтарем, каждый за несколько тысяч долларов, и рассеянно слушала рассказы Зары о Майями. Она пыталась записывать номера, но то и дело ошибалась, путалась и начинала опять сначала. В голове роились целые стаи вариантов, один не лучше другого. Она почти была готова уже впасть в отчаяние, но тут ее словно что-то толкнуло, и она оглянулась, почувствовав чей-то взгляд. Резко обернувшись, девушку бросило в жар. Еще за сотую долю секунды до поворота головы, она уже знала, он здесь, и все же увидев барабанщика, сидящим на стуле, Алина все равно удивилась. Девушка сглотнула, а он просто сидел и, не отрываясь, глядел на нее.

– Привет. – нерешительно сказала она, так и не двинувшись с места.

– Привет.

Ей пришло в голову, что прощаний на этом корабле едва ли не больше, чем встреч, но иные даются слишком дорого. У Алины все сжалось внутри, когда она увидела его взгляд.

– Как дела?

– А у тебя?

– Ну, если часа должно хватать на нормальный здоровый сон, и говорить прощай дорогим тебе людям должно быть легко и приятно, то все отлично.

Он усмехнулся, но вышло это как-то невесело.

– Я тоже всего полтора часа спала. – а про себя добавила «И мне, может, еще тяжелее, чем тебе!». А вслух сказала:

– В самолете отоспишься.

Он сжал зубы, и Алина готова была оторвать себе слишком длинный язык. Можно подумать, он и сам не знает, что совсем скоро он будет уже так далеко от нее.

– Отосплюсь.

– Извини. – едва слышно пробормотала она.

– Так что вы тут считаете? – словно и не заметив ее слов, поинтересовался Джош.

– Янтарь. – скривила физиономию Зара. – причем примерзкий.

Джош подошел взглянуть, как будто его и на самом деле это интересовало.

– Какой тебе больше нравится?

Губы против воли расползлись в улыбке, и она с теплотой посмотрела на него:

– Ни-ка-кой. Они все – сплошное уродство. Ты только посмотри. – и девушка указала шариковой ручкой на открытую витрину. Этот экспонат представлял собой ярко желтый квадрат на кожаном ремешке, что, по-видимому, надлежало носить на запястье.

– Хм. И правда. Слушай, а что это?

– Браслет. – пожала плечами Зара.

– Хочешь я его тебе куплю? – вдруг прошептал он Алине прямо в ухо и подхватил ее на руки.

– Ты что? Хочешь, чтоб и меня уволили за компанию? – закричала она тоже шепотом. – Поставь меня сейчас же. – хотя на самом деле ей хотелось только одного, чтобы он никогда больше ее не отпускал.

Зара была уже взрослой женщиной, хоть и не менее способной на всякие безумства, но тут она заметила:

– Если Иен сейчас придет, тебя точно отсюда выкинут.

Джош медленно разжал руки и бережно опустил ее на пол:

– Поехали со мной?

Все ее существо кричало, хоть на край света, но реальность была иной.

– В следующей жизни. – и она улыбнулась.

Он молча кивнул.

– Я все равно буду ждать. В конце концов, это не так долго.

Ей вдруг захотелось бросить весь этот дорогой янтарь за борт и снова бросится к нему в объятия, так чтобы никто и ничто не могло их разъединить.

– Мне пора. Ты придешь меня проводить?

– Я…. – она заметалась, глядя на стеклянный шкаф и скептические глаза коллеги. – я постараюсь, хорошо?

Он снова кивнул, потом открыл рот, чтобы что-то сказать, передумал, круто развернулся и вышел. Прошли невыносимо долгие десять минут.

– Я сейчас приду, ладно?

– Аккуратней. Правда, ведь, проблем, не оберешься.

– Я быстренько. – и буквально через мгновение ее уже не было.

Она выбежала на палубу и посмотрела вниз. Ей не впервой было смотреть за уезжающими, но машины уже не было. Это значило, что барабанщик уже где-то на подъезде к аэропорту. Девушка даже не стала об этом думать, просто уголком сознания констатировала факт и все. Ни моральных, ни физических сил у нее больше не было. Он уехал окончательно и бесповоротно. Шипс лайф снова вступала в свои права, словно ночь, наступление которой, как бы ты не желал, отсрочить было не под силу никому из живущих.

Часть 4. Конец

Глава 13, последняя. То, что осталось важным…

 
Одно объятие на прощанье
И несколько безумных дней
Легко забыть, но беспрестанно
Скребутся в памяти моей
Глаза, как раненого зверя
Огонь бунтующей души
Отчаянье и боль потери
Все, что так сложно разрешить
Все, что так долго я искала
Взгляни, ведь мы как близнецы
Нас просто жизнью разметало
Мы крепостной стены зубцы
Ты с запада, а я с востока
Нас океан укрыл в волнах
И породнил, но волей рока
На разных бросил берегах
И мир оставил тоже разный:
Мне солнце, а тебе луна
Лицо разлуки безобразно!
Мне нужно знать, что я нужна
Тебе. Так сильно не хватает
Прикосновений, нот и слов
Скажи, что грусть твоя иная.
Скажи, что это не любовь.
Скажи. И я тебе поверю
И впредь уж больше никогда
Побеспокоить не посмею
Мне гордость зверя не чужда.
 

Именно сейчас она вдруг поняла, как же сложно отыскать того самого своего человека. И для нормальных-то людей это казалось сложным, а уж для таких как она и Джош? Кому рассказать, что ты слышишь песни моря даже сквозь закрытые двери, что пальмы танцуют на берегу, что по ночам не хочется спать, а глядеть до рези в глазах в пугающую и тем чарующую пустоту ночи, ожидая или надеясь, на что? Именно сейчас она ощутила, как же сильно она скучала по этому сумасшедшему, по детски пухлому барабанщику. По тому, кто смотрел на нее взглядом, в котором всполохи огня сменялись прибрежными волнами, тот который мог слушать ее всю ночь напролет, а потом, когда она вдруг замолкнет, устав, продолжить ее же мысль. Но быть может, именно поэтому, им никогда и не быть вместе, потому что они так похожи, потому что их мысли как одна река, текущая в одну сторону. В эту секунду она была согласна на целый гарем его девушек, на простую дружбу, да на все, что угодно, только бы снова видеть его глаза, говорить с ним, слушать его безумные для любого постороннего человека идеи. Для любого, но не для нее. Они оба были творцами и не могли жить по правилам, оба искали в жизни что-то искреннее, по-настоящему важное, настоящее! Спорить, ругаться, и слушать, слушать, слушать… Вот, чего ей так недоставало в последние дни: его голоса, его слов, его мыслей.

Она так устала от обыденности, от нормальностей людей, от того, что все должно быть по правилам, подчиняться каким-то условностям. Прошла уже неделя с того момента, как он уехал, а вестей от него все не было. Она часто думала, что же его останавливало, и почему он молчал? Ее сердце было разбито не единожды, но каждый раз находились силы, находилась надежда, находилась новая любовь…. Неужели его драма была настолько больше ее? В это она не могла поверить. До сих пор с дрожью она вспоминала, как страшно ей было попросту оставаться одной в комнате, как она прятала лицо в собачьей шкуре и как мечтала просто уснуть или просто спокойно поесть, без того чтобы просыпаться в холодном поту через пять минут или ощущать каждый раз рвотные позывы. До такого Джош, наверное, не доходил. И хотя она абсолютно четко сейчас понимала, что по большей части это была ее собственная ошибка, но ведь она выжила и даже теперь уже пережила окончательно свою драму. Каждому, так или иначе, когда то разбивали сердце, каждый когда то был неудачно или безответно влюблен, каждого когда то предавали. И что ж теперь, ходить и разбивать чужие сердца только потому, что когда то сделали больно тебе?

Бен писал дружеские письма, и она отвечала ему в том же духе. Алина так и продолжала жить с греком, превратившись, наконец, в то, что он так старательно и так долго пытался из нее изваять. Она больше не ходила на вечеринки в бар, не бегала по ночам на опендек, не ходила играть в баскетбол. Девушка проводила с Йорго почти все свое свободное время, и хотя спала она теперь практически нормально, но выглядела все равно смертельно усталой. Казалось, в ней погас какой-то внутренний огонь. Она сняла и спрятала далеко в сумку все вещи, которые когда-то связывали ее с мужем: фотографию со стенки, кулон, кольцо и серьги. Больше она в них не нуждалась. Неизвестно, что таило ее будущее, но с прошлым Алина окончательно попрощалась. Как ни странно складывалась жизнь, но произошло это именно тогда, когда до трансатлантика оставалось не более десяти дней. Собственно, начинался последний круиз перед Штатами.

Инвентаризация закончилась успешно, Иен уехал и гифт-шоп обрел нового менеджера. Точнее менеджершу, ту самую, которую им предсказала Тамара, Вовочкину девушку. Алинина руммейт, как всегда ошиблась в расчетах и приехала она на неделю раньше, что дало им все-таки возможность познакомиться. Правда Дженни, а именно так звали их нового руководителя, ни о чем не подозревала. Но характер у нее и без того оказался ужасным. Она откровенно грубила всем подчиненным и всем своим видом давала понять, какие они для нее незначительные людишки. К тому же то ли из-за патологической ревности, то ли по каким-то своим неизвестным остальным причинам, ее начинало трясти при виде любой симпатичной особы женского пола. Первым делом она запретила открытые платья на формуле найт и всех девчонок одела в уродливые черные пашмины. Стоит ли говорить, какое отношение к себе заработала новоприбывшая. Ее полюбили почти так же, как и Кимберли, за тем исключением, что страха она ни у кого не вызывала.

Тамара же готовилась к отъезду и, хотя до него оставалось еще дней восемь, ее чемодан был практически собран. Алинина руммейт уезжала с корабля до перехода через океан, что радовало саму Тамару и безумно огорчало Наташку с Алиной. Кроме этих изменений, им прислали замену Никки, – толстую добродушную блондинку по имени Барбара.

Наступил декабрь и вовсю близился новый год, хотя в Европе это было совсем не заметно. Зима здесь была такой, каким в Питере порой бывало лето. В Барселоне, последний круиз остававшейся домашним портом для Сенчюри, светило солнце. Девчонки вытащили Алину развеяться, а она естественно потащила всех смотреть знаменитый собор Гауди. Без этого посещение города не имело никакого смысла. Этот архитектор нарядил Барселону в платья с цветами и животными, с незабываемыми узорами и неповторимыми ярчайшими красками, поставил здания, формы которых напоминали сказочные замки или домики фей. А собор Саграда Фамилия, хоть и недостроенный, но выполненный все в том же уникальном стиле, был единственным в своем роде. Алина много раз видела фотографии и изображения фрагментов творчества знаменитого испанца и всегда удивлялась, как ему разрешили построить дом Господа, всегда и везде подчиняющийся строгим канонам, в таком необычайном виде.

Из судьбы архитектора Алина знала совсем немного. Только то, что эксцентричный человек почти жил в соборе, а умер тоже неподалеку, по-дурацки попав под трамвай. Вообще-то собором Саграда Фамилия официально нельзя было называть, по статусу он был только церковью, но и назвать церковью такое внушительное и единственное в своем роде произведение искусства у девушки никак не выходило. Его можно было рассматривать часами, так не похож он был ни на что вообще. Внутри колонны напоминали деревья, снаружи башни выглядели, как скалы. В вышине на кресте сидели голуби, всюду.

Если смотреть издалека, то Саграда Фамилия не выглядела даже как человеческое творение, скорее как скала выточенная водопадом со сталактитами и сталагмитами, как муравеник, если вы в состоянии увидеть совершенство его линий. Собор казался сделанным из песка, что тоже приближало его к природе, а уж лестницы, как улитки и витражи, словно цветы все больше выбивали его из ряда обычных строений.

Еще издалека Алина, Наташка, Ленка и Тамара рассматривали удивительное сооружение среди подъемных кранов и строительных лесов. Алина выдавала те факты, которые помнила о соборе. То, что строили его на пожертвования прихожан и только сейчас стали вкладываться инвесторы, поэтому строительство длится уже больше века. Потом то, что долго спорили после смерти архитектора, стоит ли вообще его достраивать, потому что чертежи сгорели во время испанской гражданской войны. Последнее, что пришло ей на ум, было то, что все в соборе что-то означает: двенадцать башен – апостолов, высота ниже на один метр самого высокого холма Барселоны, чтобы подчеркнуть преклонение человека перед творением Создателя и все в том же духе.

Когда девчонки преодолели километровую очередь за билетами, которая, однако, двигалась достаточно быстро, они застыли минут на десять все, как одна, задрав головы перед главным входом. Тут было на что посмотреть, – помимо оживших в камне иллюстраций к Библии, каждая мельчайшая деталь притягивала взгляд. Колонны опирались на черепах, всюду ползали ящерки, летали гуси, высовывались чьи-то головы со странными украшениями, цвели цветы, плавали рыбы и ползли змеи. Алина долго рассматривала голову коровы с длинными изогнутыми рогами. Она вспомнила, что после смерти архитектора в городе велась бурная дискуссия, стоит ли продолжать строительство? Так как планы архитектора были никому неизвестны, то люди сомневались, сможет ли кто-нибудь повторить его стиль. В итоге, как они прочитали на табличке, строительство намеревались закончить к двадцать шестому году, так что идея, оставить храм незавершенным, канула в небытие.

Девчонки посмотрели и первый этаж с огромными тенистыми сводами, поднялись по винтовым лестницам на башни, окна которых выходили прямо на зеленое возвышение с красным крестом и голубями. Внизу тень от собора лежала на огромном куске земли, дорогах со снующими машинами и людьми, небольшом пруду и казалось, что она живет своей собственной жизнью, паря в воздухе, не касаясь земли. Тут и там можно было увидеть вазы с цветами, башенки с фруктами, витражи и изречения из Библии. Когда девчонки вышли наружу, почти полностью забив фотоаппараты снимками, у них осталось странное ощущение, что они побывали в замке спящей красавицы, а не строгом церковном учреждении. Гауди, по слухам, был глубоко религиозным человеком, но так как он был еще и талантливейшим и неповторимым архитектором, то собор получился единственным в своем роде и сказочно-волшебным.

Даже Ленка, меряя улицы Барселоны своим широким шагом, настроилась на романтический лад. Гифт-шоп притих, и каждый думал о чем-то хорошем, так что с полной уверенностью можно было сказать, что архитектор достиг своей цели. Правда, такое настроение у них продлилось не долго. Как только вся компания вышла на улицу, в простонародье носящей название «Проспект живых статуй», они только и тыкали с хохотом пальцами то в один, то в другой персонаж. Мимы или, как их еще называли немые артисты, стояли здесь на каждом шагу. Непомерно толстая тетка, не поместившаяся бы ни в один грузовой лифт, то и дело приседала в реверансе на умильно коротеньких ножках. Ангел, устроивший себе перерыв, опустив белоснежные крылья и сдвинув нимб на бок, мирно курил в уголочке. Зомби с кровавой пастью и стекающими по подбородку чьими-то внутренностями показывал дорогу по карте заблудившимся китаянкам-туристкам. Эльф пил пиво, немало не стесняясь проходящих мимо людей. У каждого рядом стояла тарелочка для так называемых подношений, что и составляло их дневную зарплату. В конце улицы им встретился Милан с Раджем, уморительные и пошлые замечания коих только добавили развлечений в программу.

Время, отведенное на прогулку, медленно подходило к концу. И лотки с самыми разными сластями и небольшой птичий рынок пришлось оставить на следующий раз, равно как и парк… В порту Алина немного отстала под предлогом звонка папе. Собственно говоря, это так и было, но ей не хотелось, чтобы кто-нибудь слышал, о чем они будут говорить. Точнее о ком.

– И никаких признаков жизни он не подает, но мне кажется, что это именно тот человек, которого всю жизнь ждала! Ты даже представить себе не можешь, насколько мы похожи. Но почему он не отвечает, я никак не могу понять? – речь шла естественно о барабанщике.

Папа на этот счет был очень реалистичен, особенно потому, что слишком хорошо знал свою непутевую дочь.

– Если он на тебя похож, сгорите оба. Неужели тебе не хватило опыта с бывшим мужем? Может, все-таки пора признать, что имея такую сумасшедшую голову на плечах, в супруги тебе можно брать только рационального и практичного человека. Такого, который будет о тебе заботиться. Того, кого должен тебя уравновешивать, а не тянуть за собой в бездну. Мало того, что он пьет, так он еще и психически не уравновешен. Спасти ты его не спасешь, пропадете оба.

Алина шокировано молчала. Она ждала от единственного родителя понимания и поддержки, а услышала полностью тому противоположное.

– Судя по всему, твой грек именно тот человек, который тебе нужен, а совсем не барабанщик. И потом. Если он тебе не отвечает, сам первый не написал и не позвонил…

– Да куда он мне позвонит? – с негодованием перебила девушка.

– Алина. – наставительно сказал папа на том конце провода. Девушка прямо воочию увидела, как он поднял палец. – Когда мужчине надо, он тебя найдет на луне, не то, что на корабле. А когда не надо, то найдется тысяч причин, почему нет. И не надо искать белый гриб посреди Невского проспекта. Его там просто нет. И в психологии ты тоже ничего нового все равно не изобретешь, уже все написано до тебя. Так что если от него ни слуха не духа, значит так ты ему и нужна. Да и вообще, мне кажется, ты его просто придумала. Никакой он не удивительный замечательный, а просто алкоголик с проблемным характером.

– Неправда! – злые слезы набежали на глаза. Ей хотелось затопать ногами, как в детстве.

– Ну, тебе виднее, я сказал свое мнение. Ты бы лучше получше узнала своего Георгия, или как его там. Может быть, он вовсе не такой зануда. Я не верю, чтобы у него совсем не было никаких интересных черт. Но опять же. Решать тебе.

– Да уж не сомневайся. Решу как-нибудь без сопливых. – девушка швырнула трубку на рычаг, даже попрощавшись.

Она шла и против воли думала, что может быть, отец был прав, они вместе взорвали бы корабль и погибли бы оба? Ну, так что же, – злобно подумалось ей, почему нет? Чем хуже такой конец, чем существование во имя того, чтобы с утра думать, что бы такого приготовить на обед и ругаться из-за канала в телевизоре. Девушка не считала себя или Джоша кем-то исключительным, ей нравилось думать, что они не такие как остальные. По большей части это так и было, но она не обольщалась, думая, что они одни такие в целом свете, подобно четырнадцатилетним подросткам, стоящим на пороге первого любовного переживания, и думающим, что до них никто и никогда так не любил. Тут даже она путалась, то думая, что только он один может ее понять, то обижалась на его затянувшееся молчание… и все же. Все же сейчас ей сильно его не хватало. И как мужчины, но прежде всего, как собеседника. Думать о том, что есть шанс, никогда больше его не увидеть, она просто не желала.

Потом естественным путем мысли у девушки закрутились вокруг грека. Он был положительный, правильный и тем самым скучный. Куда более захватывающими были переживания и тернии вокруг барабанщика. Грек ей нравился, но как можно было полюбить такого педанта. Ведь кроме своей работы ничего в своей жизни больше не видел. Именно так думала девушка, делая выбор не в пользу второго.

Вечером они отправились в Мурано, но почти никакого удовольствия девушка от похода в знаменитый ресторан не получила. Там всего было слишком много: людей, золотого цвета, разговоров. Стоя перед стойкой метроди напротив огромных стеклянных дверей, пока готовили их столик, девушка чувствовала себя неуютно от фальшивой учтивости и наигранной вежливости. Единственное, что в этой демонстрации было настоящим, так это уважение к погонам Йорго. Офицеры имели власть повсюду на корабле, и девушке не могло это не льстить. В остальном же радости Алина не видела. Каждому официанту было что-то от нее надо. То узнать, как прошел сегодня день, то хочет ли она хлеба, вина, воды, и если да, то, какого именно. Разговаривать было практически невозможно, но девушка была даже этому рада. Накануне ночью Йорго признался девушке в любви, что не стало для нее откровенностью, но тем не менее, как на это реагировать Алина до сих пор не знала. Он просил ее поехать с ним после окончания контракта в Германию, где Селебрити строила корабль нового класса. Что ему ответить, девушка не знала. Она рассеянно вертела в руках длинную и тяжелую сверкающую вилку, в пол-уха слушая, о чем говорит молодой человек. Они уже заказали еду, выбрали вино, и им принесли воду, когда какое-то слово заставило девушку оторваться от мыслей о барабанщике.

– Боксер? Да ладно!

– А что? – настала его пора удивляться.

– Да так.

– Ничего. Точнее ничего себе!

– Что тебя так удивляет?

– Это!

– Что именно? Что я был боксером? Что в этом такого?

– Для меня это важно. – Алина машинально теребила в руках край бело-кремовой скатерти.

– Почему?

– Потому что для меня важен спорт. Почему ты никогда мне этого не рассказывал?

– Между прочим, в своем весе я был одним из лучших.

Алина недоверчиво смотрела на него. Она всегда считала его дохляком. Он весил, наверное, столько же, сколько и она, будучи выше ее всего на несколько сантиметров, и казался как бы физически не дотягивающим до ее уровня. А тут бокс. Такой истинно мужской спорт, да еще и один из лучших. Сомнения с новой силой заскреблись у нее в душе. Да что же это такое!

– Что именно?

– А?

– Ты сказала: да что же это такое?

– Я подумала. – И тут она поняла, что произнесла на самом деле последние слова вслух, да еще и на английском. Вот дурацкая привычка! – хорошо еще имя Джоша не всплыло.

Пламя свечей играло на блестящих тяжелых столовых приборах, на золотых обивочных гвоздях, утопленных в бархате стульев и пуфов, и на лицах сидящих. В другой ситуации все вокруг показалось бы девушке непередаваемо романтичным, но сейчас она ни на что не обращала внимания.

– Просто я подумала, что почти ничего не знаю о тебе. А впрочем, наверное, до конца узнать человека невозможно. Я вот с бывшим мужем жила, а потом оказалось, что он мне вообще чужой, да и незнакомый. Вот так и теперь. Только мне покажется, что я уже составила о тебе свое мнение, как ты говоришь или делаешь что-то, что все переворачивает с ног на голову.

– Это плохо?

– Это странно. – ответила она и в очередной раз вспомнила папины слова о том, что Джоша она на самом деле придумала. Боже как же мне принять верное решение? Что еще она еще не знала о Йоргесе?

– Нас японец тренировал, как ни странно, и было по две тренировки в день. У меня тогда была совсем другая жизнь. Меня очень многие знают именно по этому периоду. Знаешь, я же упрямый очень и если что захочу, то все сделаю, но добьюсь! Я один раз увидел парня, который к нам в спортзал пришел в спортивном костюме с надписью «Эллада», это значило, что он из национальной сборной, и меня встряхнуло. Почему я такой не могу иметь?! Потом пришел один раз в таком. Добился. – он помолчал, а Алина с трудом верила своим ушам. – тут, как у Коэльо, хотя ты его и не любишь, если ты чего-то хочешь, то все вокруг будет с тобой в твоем стремлении. Но это давно было, как в другой жизни. У меня и мечты были иные и друзья, все. Костас вот недавно звонил мне, а я как раз сидел кофе пил с одним из тех, с кем раньше тренировался. Так они друг другу за три часа сидения не сказала ни слова, а Костас, только тот ушел, спрашивает, кто это еще такой? Откуда, мол, ты его выкопал?! – он усмехнулся и бросил взгляд в боковое зеркало. – что за малака? Что, дальний свет руки отвалятся выключить?! Совсем уже! А недавно он бомбу подложил. Да.

– Как бомбу? – растерялась Алина.

– А вот так. Бомбу. Ты себя считаешь сумасшедшей, а думаешь, у нормального человека могут быть такие друзья?

Алина задумалась. Своим друзьям она могла простить и понять очень многое, если не все, предательство тут в виду не имелось. Но бомба… и… Коэльо?

– Знаешь, почему я этого писателя не люблю?

– Почему?

– Потому, что он глупый. Если уж ты пишешь такие коротенькие вещи, так тем более будь точен в своих высказываниях. Если ты чего-нибудь хочешь… А если я хочу убить вот того человека. – девушка мотнула головой в сторону пожилого, если не сказать старого грека, одетого в светло-голубой пиджак и судя по всему работающего зазывалой в ресторане. – Что же все на свете мне помогать будет? Чушь собачья. Просто есть истинные мечты, а есть так желания, заботы, цели, это же все разное. И нельзя так писать, как он. А все читают, потому что это модно. На мой взгляд, это отвратительно, уж лучше Гарри Поттера тогда взять…

– Это уже просто потеря времени.

– Коэльо тоже.

– Ты, наверное, думаешь, что это плохо, что я не читаю художественную литературу, как ты.

– Если б ты совсем ничего не читал, это было бы не просто плохо, а вообще ужас. А ты же читаешь, просто другое, чем я. Мой бывший муж за всю жизнь прочитал всего одну книгу, что-то там про побег из тюрьмы с главным героем, у которого имя было как-то связанно с бабочкой. О, до сих пор помню, представляешь? А для меня литература – это огромная часть моей жизни, моего мира, и с ним мне этого безумно не хватало. Кстати, это одна из причин, по которой все развалилось, ну или по-крайней мере, по которой, начало разваливаться. И я вовсе не хочу повторения, понимаешь? В отношениях мне это нужно, а если мы такие разные, то мне придется это искать на стороне…Звучит, правда, как гулять на стороне. Но вот кому-то секса не хватает, а кому-то разговоров о книгах. Да и не только в книгах дело, я хочу быть уверена, что со мной человек, который не только понимает, что мне нужно, по-настоящему, но и как бы может вести меня за собой, учить чему-то, и чтобы мы по духу были близки. Понимаешь, что я имею в виду? В общем, разговоры с кем-то другим ни к чему хорошему это не приводит. Я же не говорю о том, что мы обязательно должны увлекаться одним и тем же, и быть одинаковыми. Но понимать, что важно друг для друга, мне кажется, мы обязаны, иначе отношения будут постельно-домашними, ни о чем. Я уж лучше одна буду, чем так. Большинство ведь так живут. – она возбужденно взмахнула руками, высказывая, наконец, что у нее накипело на сердце. – я вообще смотрю на людей и не понимаю, для чего живут восемьдесят, а то и даже девяносто процентов. Каждый божий день одно и то же. Ужины, кастрюли, гараж, пиво, работа и все. Для чего? Для детей? Прости, но я не хочу так… Лучше найди себе греческую домохозяйку…

– Я понимаю. Но попробуй и ты меня понять. Я люблю тебя. Я даже не боюсь говорить тебе это, зная, что ты меня не любишь. Я всегда был самым гордым, а с тобой?! С тобой я слаб. Я как слепой. Мой друг, даже мой лучший друг сказал, что ты не серьезная. Как это по-английски? Не стабильная. Не логичная. Я даже про корабль не говорю, я пытался понять, что на корабле все другие, хорошо. Я даже на это согласен! Я люблю тебя. Такая, какая ты есть.

Пламя свечи осветило на миг его лицо и дрогнуло так, словно он собирался заплакать. Ничего такого не произошло, но словно по иронии судьбы, именно об этом он и заговорил в следующий миг:

– Я не плакал с четырнадцати лет, понимаешь. Последний человек, который видел меня плачущим, была моя мать. Это было шестнадцать лет назад. Шестнадцать, понимаешь? И ты, а не кто-нибудь, заставила меня снова вспомнить, что это такое. Смейся. Я слаб. Я у твоих ног.

Алина не смеялась, но не могла сдержать улыбки горькой нежности. Как же сильно он ее любил. И все же, ей все время казалось, что он любит не ее, а какую-то картинку, которую он сам себе придумал. Но Боже, насколько бы мир стал проще, если б она просто потянулась сейчас и поцеловала его. Этот мужчина отдавал себя ей на растерзание и ни секунды не сожалел об этом.

– Если б несколько лет назад кто-нибудь сказал мне, что так будет, я бы рассмеялся ему в лицо. Может это мое наказание. Кто знает? Наказание за Ванессу, она сказала на прощание – когда-нибудь ты поймешь. – грек сжал губы и безнадежно покачал головой. – вот и понял.

– Йорго…

– Что Йорго? Мне тридцать лет, малышка. Ты просишь у меня время, и не чувствуешь, что у меня внутри все горит, что ты делаешь? Я взрослый состоявшийся мужчина, а люблю пигалицу, которая сама понять не может, что хочет. Ты просто подумай, мне какого? Ты думаешь, что ты центр вселенной?

Девушка отдернула протянутую руку, и это не укрылось от его взгляда. Злые огоньки засветились у нее в глазах.

– Так что же ты во мне любишь? Что? Куклу Барби? Каждый раз, когда я тебя слушаю, я чувствую себя монстром. – бросила она ему, вставая, а про себя подумала, – так может, так оно и есть? – я развратная, я эгоистка, я думаю, что я центр вселенной, я холодная, к тому же. Так что же, черт возьми, ты во мне любишь? Знаешь, что странно, я ведь всегда судила людей по поступкам, а не по словам, ты столько делаешь для меня, что я чувствую, что ты действительно любишь меня, но когда ты открываешь рот, то будто змея, постоянно пытаешься меня ужалить, сделать больно.

– Сядь и не кричи, не забывай где мы, и кто я.

Алину от этих слов аж затрясло, но все же она села на место, еле сдерживая льющийся наружу гнев.

– Я тебя пытаюсь пробудить от того сна или кошмара, в котором ты находишься. Ты вообще помнишь, как ты себя вела? А-капелла, драммер… Половина бриджа думает, что ты появилась то ли с кабаре, то ли со стриптиз-бара. И между прочим, я тебе должен кое-что сказать. Мне Костас сообщил, что с гифт-шопа должны уволить в этот круиз двух человек. Подумай, кто это может быть, и что мы можем сделать?

– Да плевать мне, что кто думает. Мне вообще фиолетово, что обо мне говорят, пойми ты это!

– Мне не плевать! Даже капитан корабля говорит со мной с уважением, называя на вы. Селебрити вызвала в Германию только лучших из лучших, и я среди из них. И ты думаешь, я заслуживаю, чтобы о моей девушке сплетничал весь корабль? Ты вообще слышала, что я сказал про увольнение.

Алина словно очнулась:

– Слышала. Я такая, какая есть. Я говорила тебе, что не горжусь своей жизнью, но и не жалею. – глухо сказала она. – Наверное, меня уволят. Кого еще-то? Ничего я делать не собираюсь. Может, пронесет.

– Прости, ты сама заговорила. Я не хочу, чтобы ты уезжала. Я не хочу тебя терять. Но вот опять… Я гордый, малышка, а из-за тебя я ломаю свою гордость. Столько раз, сколько вообще даже не позволено думать нормальному рациональному мужчине. Я уверен, люди не меняются, но и в другом я уверен тоже. Ты не такая. Сначала ты была нормальная, а потом что-то снова случилось…