Текст книги "Ship's Life, или «Океаны нам по щиколотку!» (СИ)"
Автор книги: Алина Пуаро
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 33 страниц)
Что делать будешь? – поинтересовалась Наташа в лифте. – Понятия не имею. Спать вроде не хочется. Даже странно как-то иметь свободное время, тебе не кажется? Привыкаешь как-то жить всегда бегом, и всюду опаздывая.
Это нормальное явление.
Алине пришла в голову неожиданная идея:
– А пошли в джим?
Подруга недоверчиво покосилась на нее:
– После работы в джим? А потом совсем пластом лежать? Не хочу!
Алине эта мысль все больше нравилась:
– Пойдем, все равно ведь не выспишься за полтора часа. И потом мы не сонные, сегодня встали поздно. Ты же говорила, что худеть надо, вот и вперед! А то одни разговоры получаются.
– Можно конечно. Сегодня даже в гестовый можно. Но ведь устанем как черти…
– Не устанем. Мы понемножку. Тем более в гестовом. Я его даже не видела еще!
Двери лифта разъехались в разные стороны и девчонки вышли на знакомую белую лестницу.
– И на что я подписываюсь? Кошмар. – Наташа махнула рукой и сдалась, – Ладно, зайду за тобой через десять минут. И не забудь нейм-таг прицепить.
– На футболку или спортивный костюм?
– Куда угодно, только чтоб его видно было.
Спортзал, находящийся на двенадцатой палубе, превзошел все Алинины ожидания. Она уже понемногу стала привыкать к роскошеству для пассажиров, но новейшие тренажеры, беговые дорожки и огромные, как в столовой, окна от пола до потолка с видом на океан, привели бы в восторг любого спортсмена.
– Вот это да. – выдохнула она. – Я, пожалуй, здесь жить останусь.
Наташка хмыкнула и бросила ключи на ближайший экран дорожки:
– Уборщики по ночам выгонять будут. Полотенце возьми, вон ящик слева.
Алина вытащила два благоухающих лавандой полотенца с надписью Сенчюри и повесила одно себе на шею. Из дверей на шум вышли девушка и молодой человек в спортивных костюмах:
– Привет девчонки.
– Привет Веро. – поздоровалась Наташа, – Что, совсем сегодня народу нет?
Девушка подошла к беговой дорожке и облокотилась со скучающим видом. Тело у нее было настолько плотно сбитым и мускулистым, что казалось, ткань при любом неосторожном движении затрещит по швам. А лицо, обрамленное, короткими каштановыми прямыми волосами, оставалось очень женственным и миловидным.
– А, сегодня же эмбаркейшен, если кто и появится, так попозже к вечеру, а то бы лучше и совсем не приходили.
Алина посмотрела на молодого человека, который с безразличной улыбкой махнул им рукой и скрылся за дверью. Сложен он был просто великолепно, и Алина по привычке стала раздумывать, каким видом спортом он мог бы заниматься. Плаванье? Нет, бедра у него не узкие. Бег? Тоже нет, ноги недостаточно накаченные. Возможно что-то из зимних видов, лыжи, к примеру?
– Он голубой, можешь даже не смотреть так. – по-русски заметила подруга, не прерывая дискуссии с Вероникой. Алина машинально прочла ее нейм – таг: инструктор по фитнесу, Канада.
– Я чисто с профессиональной точки зрения! – возмутилась девушка и взошла на черную упругую поверхность соседней беговой дорожки.
– И с профессиональной он голубой. – Рыжеволосая дива завязала волосы в хвост и нажала кнопку старта. – Давай-ка лучше начинать, времени у нас не так много. Я еще потянуться хочу, и в душ надо успеть. Кстати тут еще сауна есть.
– Сауна! – Алина мечтательно закатила глаза, переходя на бег трусцой. На экране замигали зеленые цифры. – Не жизнь, а сказка. Чего тебе еще для счастья не хватает? Слушай, а это что? Пульс?
– Я на тебя посмотрю через пару месяцев, – с паузами выдохнула Наташа. – Ага, пульс, давление и ритм. Можешь поставить километры в час, а можешь мили. Если хочешь тут еще телевизор есть. Каналы переключать кнопка плюс и минус. И наушники где-то сбоку должны болтаться.
– Телевизор на беговой дорожке, это, пожалуй, чересчур. Все, я умолкаю, побежала по-настоящему.
Девушка выставила на экране пять минут километр, с такой скоростью они всегда бегали на летних сборах. Правда, бег по резиновому покрытию и асфальту различался так же, как лежание на полу или на диване, но все равно не бегала она достаточно давно, и этой нагрузки сейчас ей вполне хватало. Через десять минут Наташкин тренажер запикал и она снова перешла на ходьбу.
– С меня хватит, пойду пресс покачаю.
Алина молча кивнула головой, ей оставалось еще пять минут, которые после долгого перерыва, девушка не была уверена, что выдержит. Смена ритма была равносильна манне небесной, и бегунья не стала дожидаться положенных несколько минут расслабления, а просто спрыгнула на пол и вытерла лоб полотенцем.
– У-ф-ф.
– Ты на какой скорости бежала? Я на девятке. – Наташа не выпуская из рук гантелек подошла к подруге.
– Четырнадцатая. Я последний раз бегала полгода назад. Ох. – дышала она тяжело, но выглядела весьма довольной собой.
– Откуда в тебе столько энергии? – поразилась подруга.
– Не знаю. Ой, смотри, корабль!
Они подошли вплотную к окну. Дистанцию на глаз было определить трудно, но просматривался их сосед отлично. По размеру было заметно, что он чуть больше Сенчюри, на трубе красовалась большая буква С, а палубы, каюты и балконы были сплошь расцвечены желтыми огнями.
– А почему он горит, а мы нет?
– Кто тебе сказал, что мы нет? Посмотри на опен дек.
Окна спортивного зала выходили на открытую палубу для персонала потому, как и зал и опен дек находились на самом носу корабля. Такие же желтые огни подсвечивали корабль по периметру, а по краям в некоторых местах сиял таинственным светом синий и белый неон.
– Карнивальский корабль. Ой, нет, вру. Коста. Итальянский. Такое ощущение, что он на месте стоит.
– Тогда может и мы стоим? А море плывет.
– Все так нереально красиво. Смотри, вон первая звезда.
– Положено загадывать желание. – Но делать этого Алине почему-то совсем не хотелось, вместо этого она уселась на тренажер для пресса.
– А вообще, смахивает на картинку для рабочего стола на компьютере.
– Вот-вот, все так думают. Нереально. А как на самом деле выглядит красота уже никто и не помнит. Какой смысл ехать на море, когда можно купить календарь с видом? Грибы никто не собирает, потому что они есть в магазине, цветы, так покупные розы, собаки – йоркширские терьеры, а на лыжном склоне люди пьют кофе, а еще лучше пиво.
Наташа улеглась на синий мат и тоже начала качать пресс:
– Ну, ездят же пассажиры на Сенчюри, например.
– Еще бы! Купить алкоголь в дюти фри и майку с надписью Барселона. Но эти еще куда ни шло, хоть какое-то продвижение, хоть и пенсионного возраста. Но в большинстве своем, людей просто перестало хоть что-либо интересовать! У скольких твоих друзей есть загран паспорт? Хотя тебя нельзя брать в пример, ты нетипичный человек. Но если посчитать какое количество человек ездило из России, Белоруссии или Украины куда-нибудь кроме Египта или Турции, можно за голову схватиться. А в Штатах только пятнадцать процентов населения имеет загран паспорт, мне друг рассказывал. Я еще могу понять позицию русского человека: пока у нас соберешь все бумажки на визу, состариться можно! У моей знакомой в английском консульстве спросили девичью фамилию бабушки, ты считаешь это нормальным? – Алинино возмущение только помогало ей в упражнениях, со злости девушка сделала вдвое больше, чем собиралась.
Наташа с кряхтением приподнялась и села по-турецки:
– Так ведь не у всех же есть возможность ездить, у кого-то банально не хватает денег.
– И что? Пусть учатся и меняют работу! Я во Франции официанткой зарабатывала больше, чем в России личным помощником директора. Заодно и язык выучила. Так что не надо мне объяснять, что это невозможно! Между прочим, когда я приехала в Париж, у меня в кармане было двадцать пять евро и ни единого знакомого, ни разрешения на работу, ни даже места, где остаться на ночь! И почему-то я не пошла на панель или не взяла пистолет, чтобы подстеречь богача в темном углу!
– Да ладно?! – Наташа недоверчиво нахмурилась, – это похоже на сказку. И что же ты сделала, как тебя вообще на работу взяли без документов, и ночевала ты, видимо, не на улице?
Девушка плюхнулась на пол вместе с подругой и недовольно уставилась в зеркало на свою красную физиономию:
– Мир не без добрых людей, но речь не об этом. – но увидев в зеркале, как коллега скептически закивала с выражением на лице «Так я и думала», передумала и решила все же поведать свою историю, – ладно расскажу, но быстренько.
Алина попыталась сесть в позу лотоса, но отвыкшие ноги не очень-то хотели слушаться. Совладав с непослушными конечностями через какое-то время, девушка заговорила:
– Сначала я приехала в Ниццу работать няней, и виза у меня была студенческая на год. Все было не так уж и плохо, мальчику был год и два, шкодный, но забавный. Днем мы с ним ходили на пляж и катались на карусели, а ночью гуляла с молоденьким испанцем. Дом стоял через дорогу от пляжа, и все выглядело просто замечательно, потом оказалось, что хозяйке не очень-то нравятся мои похождения, хотя правил я не нарушала, а мне тоже не пришлась по вкусу зима в окрестностях Монпелье, где до ближайшего населенного пункта, не считая булочной, двадцать километров. Вот я и стала думать, чем бы таким заняться. В Россию возвращаться мне совсем не хотелось, но чтобы остаться, нужно было где-то работать, а с языком на тот момент, документами и всем остальным у меня возникал большой знак вопроса.
– И? Как ты его разрешала– то?! – Наташа, выгнутая в мостик, повернула голову так, чтобы разглядеть лицо подруги, которая в свою очередь замолчала, в восхищении разглядывая чудо акробатики.
– Ах, ну да. – девушка поменяла ноги и снова уселась в лотос, – Во-первых, выбрала город. В списке у меня фигурировали Париж, конечно, Ницца и Монпелье, который маловат, но зато я там хоть кого-то знала. Только этот кто-то тут же перестал со мной общаться потому, как ее парень чересчур явно начал за мной ухлестывать. Короче говоря, я выбрала Париж. По интернету нашла комнату, хотя платить мне особо было нечем, я пообещала, что с первой зарплаты отдам, и мальчик араб поверил красивым глазам. Рядом с новым местом жительства увидела объявление о работе, хотя понятия не имела, как носят тарелки, или открывают бутылки, но научиться всему оказалось не так уж сложно, это тебе не ядерная физика. Даже сейчас могу в одну руку пять тарелок взять, а уж штопором орудую не хуже любого мужчины. А взять меня на работу им в итоге было выгодно, так я работала по-черному, то и налог за меня платить не надо было. Вот и вся история.
Наташа, уже стоя на ногах, покачала головой:
– Ты точно сумасшедшая. И, по-твоему, так должны жить все нормальные люди?
– Через полгода я снимала свою двушку, у меня появился маленький мотоцикл, и я поступила в Сорбону, на бесплатное обучение, которое не только является лучшим университетом во Франции, но и известно во всем мире. Да, так должны жить нормальные люди, у которых хватает сил и смелости изменить хоть немного свою жизнь!
На этот раз покачивание было, явно, восхищенным:
– Вот я и говорю: сумасшедшая! На такое нормальный человек не способен. Только такие, как ты. – она немного подумала, – ну и может самую малость, но и я тоже.
– Это только к вопросу о том, что делать, если нет денег. Одна из опций, а придумать можно миллион! Но я не об этом говорила, даже не знаю, как бы поточнее объяснить. Общая человеческая культура катится в тар-тарары! Мы читаем женские детективы без единой умной мысли, слушаем безголосых и бездарных певцов, дрыгаемся под музыку, которую и музыкой то назвать сложно. Сложил пару звуков на компьютере и вот, пожалуйста, новый хит. А мультики? Ты помнишь, что смотрели мы, и что сейчас показывают современным детям? У нас были ежики в тумане, русалочки и Винни-пухи с голосом Леонова, а сегодня телевизор страшно включить! Какие-то квадратные уродцы опять же только что сошедшие с экрана ноут-бука. Нет, я не против прогресса, но как с такими сказками у детей будет хоть малейшее чувство прекрасного? Плавать и то разучились! Выйдешь на пляж и дальше десяти метров от берега не видно ни одной головы! Залезут в воду и стоят, общаются все о той же популярной музыке.
– Так ведь это не только у нас.
– Не только, но вот посмотри на тех же пассажиров. Ведь эти америкосы и действительно хоть что-то увидят. Наши же пенсионеры дальше продуктового магазина не ходят, и не только потому, что банально денег не хватает или здоровья. Моя двоюродная бабка мотается по всему свету и работает в семьдесят три. Все можно, если захотеть. Проблема в том, что лениво что-то делать, да и не принято. «Что скажет княгиня Марья Алексевна?». Вот так и живем. Точнее проживает, потому что слово «живем уже не уместно».
– Пойдем. Поздно уже. На работу еще, – Наташа убрала выбившиеся из хвоста волосы и печально вздохнула, – все равно с этим ничего не сделаешь.
– Вот и будут твои дети есть гамбургеры и не иметь понятия, кто такой Хемингуэй, Моне и Эдит Пиаф. Скоро «Унесенные ветром» будут считаться только старым фильмом, в котором снималась Вивьен Ли, а кто такая Маргарет Митчел, уже никто и не вспомнит, раз ты так думаешь.
– И что ты предлагаешь? – Наташа встала на весы на выходе из спортзала и вздохнув еще печальнее, освободила место.
– Не знаю, но что-то делать надо. Надо что-то менять, учить! Хотя бы с семьей, где возможно, с друзьями, молодыми людьми и детьми. Вообще, там куда руки дотягивается. Иначе, можно и на себе крест ставить, а я не желаю!
В этом ее подруга и не сомневалась, еще раз удивившись внутри себя той бьющей фонтаном энергии, которая нашла отклик и в ее душе. Но легко сказать, что надо что-то делать, гораздо сложнее было сделать, а не сказать. Все о чем говорилось сегодня в спортзале, несомненно, требовало гораздо больше раздумий, чем эти полтора часа, которые к тому же нужно было еще совместить и с тем, для чего этот зал был изначально предназначен. Сейчас же на повестке дня стоял душ и каждодневное собрание в магазине, и хотя идти туда совершенно не хотелось ни одной, ни второй, но жизнь требовала свое и девчонки отдались более приземленным мыслям.
– Мне кажется, у нее совести нет, как таковой. – в половине первого, когда двери магазина закрыли с другой стороны, Ленкино негодование дало, наконец, выход, – Вот, когда Майк был менеджером, весь гифт-шоп уже был в крю баре поголовно пьяный. А с этой, – она даже задумалась как бы поточнее ее назвать, – чувырлой, мы вообще туда не доберемся!
– Ты туда и так не ходишь никогда, – машинально возразила Алина, еле стоявшая на ногах после джима, – но это издевательство.
– И нечего мне туда ходить, когда мой парень на каникулах!
Алина пожала плечами, поморщившись, все тело ныло.
– Не фиг было в спортзал в перерыв ходить! Я теперь пошевелиться не могу! – простонала Наташа уже на их этаже.
– Не умерли же? У меня тоже все болит, но и фиг с ним. Главное, перетерпеть первые три дня и не прекращать, потом уже все окей будет!
– Вы обе не в себе, в перерыв нормальные люди спят. Пойдем к грекам, – завела свою волынку Эстель.
– У нее свое представление о нормальности, – фыркнула Наташа и попробовала руками размять шею. – я лично спать. С меня хватит на сегодня!
За девчонками хлопнула дверь каюты, а Алина скривилась, идя дальше по коридору:
– Опять пить?
– Можно и не пить, если не хочешь. Ну, пойдем, пожалуйста, если ты не пойдешь, они опять будут полночи трепаться на своем, а мне так скучно слушать не пойми что.
– А почему они по-английски не говорят? – удивилась Алина, подавляя зевок и засовывая карточку в щель двери.
– А зачем? Когда я одна, им со мной и не о чем разговаривать. А так с нами двумя, по-крайней мере, они будут вести себя прилично, ну или мне не будет одиноко.
Последнее прозвучало почти трогательно, и хотя девушке не очень хотелось тупо идти и опять напиваться или слушать клише о русских, но пришлось пообещать. Девушка снова заскучала по своему четвероногому другу, шершавому языку в комплекте с бешено виляющим хвостом, его непосредственной бесцеремонности, которая всегда вызывала смех у окружающих. Ноги побаливали от растяжки, руки тоже отказывались слушаться, очень хотелось в горячую ванную, а потом завалиться в большую мягкую кровать вместе с Уриком, слушать его блаженное сопение и ничего не делать. Вместо этого она стянула с себя жесткую синюю форму и натянула джинсы с майкой, меньше всего ей хотелось сегодня выглядеть привлекательной для кого бы то ни было. Эстель, напротив, нарядилась как на парад: туфли на каблуках, черное платье без бретелек, которое непонятно как держалось.
– А у меня падает всегда, хотя вроде и грудь не нулевого размера. – позавидовала девушка, уже готовая, сидя на своей второй полке и болтая ногами.
– Они не настоящие! Неужели незаметно. – Эстель повернулась в профиль и подняла руки, а положение грудей не изменилось ни на сантиметр, – Мне операцию делали года полтора назад. Теперь все держаться, только шрамы небольшие остались.
– Где?! – Алина во все глаза разглядывала свою руммейт, словно в первый раз ее увидела.
– Вот подмышками, чуть видно. – Эстель продемонстрировала чуть видные, но все же присутствующие следы пластической хирургии.
– С ума сойти. А зачем?
– Ну как зачем, – Эстель удивленно подняла глаза и взялась за пудру. – за красотой.
Алина еще раз недоверчиво оглядела неподвижную и надутую, словно воздушные шарики грудь и подумала, что представления о красоте у них, наверное, разные:
– А-а. Ясно.
Еще поскучав какое-то время, пока Эстель старательно наносила макияж, Алина перебрала в голове весь сегодняшний день. Самым ярким воспоминанием стала радуга в море, и девушка еще раз пожалела, что не смогла запечатлеть такой кадр. Хотя стоп, хорошо, не было у нее с собой фотоаппарата, но кто мешает описать такое красочное событие на бумаге, а точнее на компьютере?
Так и получилось, что в этот раз к грекам Алина отправилась с ноутбуком подмышкой. Это никого особо не удивило, в комнате было, как обычно, накурено, играла музыка, из-за приоткрытой двери слышался громкий смех.
– Здравствуйте, девушки, – Адонис приподнял несуществующую шляпу. Димитрий полулежал на кровати с бокалом виски в одной руке, подпирая голову другой. При их появлении он даже не пошевелился, только махнув рукой с напитком, Эстель сразу пристроилась около него. Незамедлительно получив свои дринки, девушки только сейчас заметили в комнате незнакомца. Никто и не потрудился им представить молодого человека, Эстель он не слишком заинтересовал, и Алина решила заняться этим сама:
– Ты, естественно, тоже грек?
Он улыбнулся в ответ мягкой, но широкой белозубой улыбкой:
– Почему естественно?
Алина нахмурилась:
– Что за дурацкая привычка отвечать вопросом на вопрос?
– Это не привычка, а политика.
– Как это?
– Просто жизненная политика. Зачем давать человеку лишнюю информацию о себе?
– Ты же не в разведке работаешь и не в полиции!
– У нас в инжин почти тоже самое.
– Так я и поверила.
– А зря.
Алина позабыла про свое первоначальное намерение и заинтересовалась, как каждый раз, когда перед девушкой на горизонте появлялось что-то новое и неизведанное:
– А на что похож инжин?
– Контроль или само машинное отделение?
– А какая между ними разница? – у девушки вся жизнь протекала под гуманитарным знаком, и любое физико-химическо-машинное понятие оставалось для нее тайной за семью печатями.
Безымянный молодой человек слегка усмехнулся:
– Примерно такая же, как между человеком и его мозгом.
– Хм, – Алина вдруг заметила, как напряженно Адонис следит за их разговором, и машинально удивилась, уже как-то позабыв, что хозяин каюты явно питает к ней неоднозначные чувства, – То есть в контроль-руме находится мозг всего корабля.
– Не совсем, но похоже.
– Почему не совсем? Тебя, вообще, как зовут? – спохватилась девушка.
– Джордж.
– Чего? Ни за что не поверю, чтобы грека звали Джорджем.
– А почему тебе обязательно хочется услышать греческую версию?
Алина быстро уловила интонацию и решила немного поддразнить его:
– А почему мне нельзя ее знать? Это что, военная тайна? И потом, наверняка, тебе нравится слышать собственное имя на родном языке, а не на английском.
– Откуда ты знаешь? – на этот раз голос стал слегка удивленным.
– Не скажу. – девушка хитро прищурила один глаз и заглянула в уже пустой стакан. Такие выводы напрашивались сами собой и не являлись, на ее взгляд, чем-то сверхъестественным, если брать в расчет их генетический патриотизм и беспредельную гордость. – Догадалась. Так что там про имя и про контроль? Почему он не совсем мозг?
– Потому что у человека он в одном месте, а у корабля в двух. А контроль-рум просто отвечает за всю компьютерную часть машинного отделения. Для твоей информации.
Алина пропустила мимо ушей последнее учительское изречение:
– А вторая часть – это бридж? – вопросительно-утвердительным тоном уточнила она.
– Слушай, а зачем тебе вообще все это знать?
– Так бридж или нет? – она подумала, что если еще раз услышит что-нибудь на подобие того, что для русской она слишком много вопросов задает, то запустит в говорящего стаканом, пусть даже и пластиковым.
– Бридж.
– А что важнее? Без чего корабль не будет работать?
– Что в твоем понимании работать? Двигаться вперед или, например, чтобы у тебя вода в каюте была?
– То есть бридж двигает корабль, а вы смотрите, чтобы все внутренности работали? Вода, там, воздух, электричество?
Грек рассмеялся и покачал головой:
– И как тебя любопытную зовут? Бридж, корабль не двигает, а отвечает за навигацию и связь с кораблем и вообще является точкой связи для всех присутствующих. Никто же не может знать все номера телефона, к примеру, если что-то случается, пожар, скажем, то сначала сообщают на бридж, а потом там решают какие действия и кому предпринять, и оттуда же дают знать о произошедшем нужным людям.
– Алина. Меня зовут Алина. Теперь понятно, значит корабль двигается с вашей помощью?
– Можно сказать с нашей. Йоргес. – видимо, молодой человек решил, что особа, интересующаяся машинным отделением, может быть достойна его настоящего имени. – Ты мне тоже английскую версию сообщила?
– Вовсе нет. Меня бабушка так назвала. Папа хотел Галиной.
– Это больше похоже на русский вариант.
Алине очень хотелось спросить, откуда такие большие познания русского, но лишь продолжила:
– А мама не захотела, что, впрочем, понятно, потому что такое же имя было у первой папиной любви. В итоге назвали, как в стихотворении Пушкина, если слышал о таком.
– Что-то читал. Хотя на художественную литературу времени у меня нет.
Знания русского поэта на девушку не произвело должного впечатления, в конце концов, Аристотель и Платон тоже известен всему миру, о чем она не преминула сообщить собеседнику.
Зато Йоргес как-то по-другому посмотрел на Алину, ему такое знание, похоже, очень импонировало. Из угла, где сидел Адонис, чувствовались уже электрические удары тока, тот что-то зло сказал по-гречески, но девушке удалось разобрать только одно слово «малака».
– Что значит «малака»? – она тут же пристала к Димитрию, которого оторвала на секунду от Эстель.
– Не смей это повторять, – хором завопили греки.
– Малака, малака, малака, – с ангельской улыбочкой, уже уразумев, что это ругательство, затараторила Алина, чем вызвала просто бешеный смех у ее руммейт. – Пока не узнаю, что это значит, буду повторять.
– Хочешь потерять работу, можешь поинтересоваться у капитана или у шефа инжинеров, – процедил Адонис сквозь зубы, а на лице у Йоргеса появилось непроницаемое выражение лица.
– Я даже не знаю, как они выглядят, – пробурчала девушка и успокоилась.
В принципе, то, что сказал Адонис, было ей понятно и без перевода, она решила не нагнетать обстановку, но молодой человек с обширными познаниями в таких разных областях ее заинтриговал, и при случае она твердо решила продолжить знакомство. Пока что девушка пересела в другой угол комнаты и открыла, наконец, компьютер, чтобы заняться своей радугой. Бросая украдкой взгляд на ее нового знакомого, она постаралась изучить его. В целом Алина почувствовала к нему странную безосновательную симпатию.
Короткие черные вьющиеся волосы, с едва заметным хохолком, широкие, но редкие брови и немного курносый нос не давали ей никакой пищи для размышлений. Чисто выбритый подбородок с ямочкой, несколько седых волос на висках и чуть более пухлые губы, чем положено иметь мужчине. Она пришла к выводу, что выглядит он совсем уж обычно, разве что выражение карих глаз было настороженно-удивленным, но не по злому, а скорее, как у ребенка, который старается что-то узнать. Одет Йоргес был в синие джинсы и черную толстовку на молнии, но весь его вид, и одежда, и ровно подстриженные ногти, и гладкие щеки говорили о аккуратности и любви владельца к порядку, чему впрочем не мешала зажатая между пальцев сигарета.
Девушка задумалась и перевела взгляд на экран, на котором, словно по волшебству, стали появляться буквы. Не писав несколько месяцев, она бы могла сравнить творческий процесс со спортом, форма теряется почти мгновенно, а возвращаться к норме очень и очень нелегко. Но, не считая себя профессионалом стихоплетства, Алина могла облекать слова в рифму либо когда ей было очень плохо, либо очень хорошо, третьего не дано. Иначе стихи получались пресными и безынтересными, исключая те случаи, когда, как сегодня ей попадалось на глаза что-то совершенно исключительное, и требующее особого внимания.
Отец Алины любил упоминать об исключительных способностях дочери к языкам, и к поэзии, и к спорту, и ко многому другому, не переставая одновременно сокрушаться об отсутствии у нее желания заняться чем-либо серьезно. Слишком многие вещи давались ей легко, тогда как другие люди жертвовали на то же самое года жизни. Сознавая это, Алина, тем не менее, не считала нужным посвящать себя чему-то одному, когда узнать и увидеть хотелось так много. Все за что она не бралась, получалось у нее если не с первого раза, то со второго. Первый сборник стихов издался в одном из отечественных журналов, что потом не помешало затем ей бросить писание на несколько лет, потому что она увлеклась прозой.
Сейчас девушка сидела на полу каюты грека в сотнях километров от дома и семьи и не думала ни о чем, кроме своего нового творения. Как всегда, не замечая ничего вокруг, она пыталась словами воссоздать увиденное днем чудо. Подбирая слова и оттенки, она раскрашивала цветами нужные рифмы, порой даже меняя смысл знакомых слов. По опыту зная, что сегодня закончить ей не удастся, она просто пыталась передать то, что почувствовала при виде бультерьера, который удивительным образом появился в новой поэме о радуге. Вихрь слов еще предстояло увязать в нужный размер, и на это уйдет не один день, но и сегодня уже страница пестрела счастьем и болью, цветом и тенью молодого сердца.
Когда поток эмоции поиссяк, девушка подняла голову и поняла, что прошел почти час, и с неудовольствием перехватила взгляд хозяина комнаты, который словно пытался пронзить ее глазами. Он словно ждал, пока девушка оторвется, наконец, от компьютера, и тут же из колонок полилась греческая музыка. Алина фыркнула, Эстель зевнула, а все греки начали петь. И моментально с Алины слетело все ее пренебрежение, все презрительное легкомыслие, ее словно унесло вдаль от реальности страстными руладами певца. Девушка пригляделась к Адонису и, ей показалось, что таким она видит его впервые. Такая тоска и восторг слышались в его голосе, что вторил греческой песне. Светлая и легкая грусть переплеталась с тяжелой тоской по дому, тяжелая страстность и безудержное стремление, любовь и огромная жажда жизни слышалась в его голосе. Гордость и боль маленькой страны, столько лет находящейся под гнетом Турции, так воинственно и отважно отстаивающей свою независимость. Бархатные ночи, желтые песок и оливковые деревья, сплетались в песне, словно тела Афродиты и ее несчастного возлюбленного. Древние мореплаватели, желанный берег и долгое ожидание мужей и сыновей, мужественные атлеты и герои взиравшие теперь с глиняных амфор и вино, льющееся рекой. Все это вместе взятое, не нуждаясь в переводе, поведали девушке певец и Адонис.
Не только в голосе, но и во всех его движениях, что казалось бы вторили древнему греческому танцу, рассказывали Алине о исступленном желании любви, о родине, образы дома и семьи, друзья и вся его жизнь на берегу вдруг открылись ее глазам так, что ее и ужаснула и восхитила его внутренняя сила. Сила вулкана, скрытая до сей поры и вырвавшаяся наружу только на мгновение да и то по воле случая. Именно этой ночью Алина словно увидела настоящую греческую натуру, а увидев, замерла от восторга. Песня закончилась, а грек, от которого Алина даже против воли все еще не могла оторвать глаз, вдруг со всего размаху швырнул стакан с остатками виски об пол. Виденья моментально улетучились, оставив место грубой реальности. Эстель и Алина застыли на месте, совсем растерявшись и не зная, как реагировать.
– Кто-то перепил. – прошептала перепугавшееся африканка, – надо по быстрому валить. Совсем страх потерял.
Алина даже не нашлась, что ответить, настолько ее потряс беспричинный поступок грека. В эту секунду она поклялась сама себе никогда не иметь с ним ничего серьезного. Однако остальные греки, да и сам Адонис не проявляли никакого беспокойства или удивления, словно этот жест был чем-то, само собой разумеющимся. Йоргес встал и поднял стакан, и как будто ничего не произошло, протер его салфеткой. Тот, упав на ковер, мало того не разбился, так даже не треснул. Девушка все еще в шоке, молча наблюдала за ним. Эстель уже стояла на ногах, готовая к бегству, и тут до ее нового знакомого кажется, что-то стало доходить:
– Да вы не волнуйтесь так, – ухмыльнулся он, заметив таки выражение лиц обеих присутствующих дам, – Это просто старый греческий обычай, бить стаканы и тарелки под ноги танцующим. Сейчас, конечно, никто не танцевал, но просто песня напомнила… Ничего страшного в этом нет, и бокал целый. А иногда мы посыпаем лепестками цветов, тоже обычай, но тут цветов нет, – он извиняюще развел руками.
Девушки переглянулись, и Эстель медленно села на свое место, хотя Алина была готова поклясться, что ее просто не держали ноги. Она почувствовала, что с нее хватит.
– Да-да. – выдавила она из себя, – Ничего страшного, мы понимаем – обычай! Мне только надо ненадолго выйти.
Обычай! Сумасшедший дом, а не каюта! Предупреждать же надо. В следующий раз он запустит в них тарелкой и тоже окажется обычай. Попытавшись припомнить хоть какой-нибудь русский аналог, девушка почувствовала, что ей нужно что-нибудь покрепче. Пока она спускалась в крю-бар, в голове понемногу прояснилось, но возмущение осталось. Так ведь и сердечный приступ схватить можно. Если в следующий раз обычаем окажется неожиданно выдергивание стула из-под сидящего, разбивание люстры или еще что-нибудь такое же веселое в том же роде, то она пожалуй, совсем перестанет общаться с иностранцами.
