Текст книги "Самый мрачный рассвет (СИ)"
Автор книги: Али Мартинес
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)
Я не задавал ей никаких вопросов. Но мне нужны были ответы, почему она меня продинамила.
Хорошо, это была ложь.
Я, чёрт возьми, просто хотел видеть её.
Включив поворотник, я свернул на другую полосу и поехал к её офису, не имея ни малейшего представления, будет ли она там.
Или что ещё хуже, как она отреагирует на моё появление.
Не важно. Я побеспокоюсь об этом, когда буду уверен, что с ней всё в порядке – и, если у меня всё получится, то вызову ещё раз одну из её секретных улыбок, которые так согревают мою душу.
Двадцать минут спустя я открываю дверь больницу Норт Поинт.
Седовласая женщина на ресепшене приоткрыла дверцу в окошке, когда увидела, что я подхожу к ней.
– Распишитесь здесь, сладкий мой. – Она подтолкнула блокнот в мою сторону.
– Оу, я не пациент. Я здесь, чтобы поговорить с доктором Миллс.
Она усмехнулась и покачала головой.
– Извини, сынок. Доктор Миллс не занимается сделками с фармацевтическими представителями. Вы не могли бы присесть, я запишу вас в расписание Риты.
– Рита! – воскликнул я слишком громко, когда нужно было прочистить горло и оставаться невозмутимым. – Да. Я бы хотел поговорить с Ритой. Знаете… о фармацевтике.
Я наклеил на лицо улыбку и взмолился быть более красивым, чем сталкер, но, кажется, потерпел неудачу, так как её брови подозрительно приподнялись.
– Скажите Рите, что здесь Портер Риз. Она знает, кто я.
Когда она неохотно взялась за телефон, я быстро оглядел офис. Судя по моему опыту все кабинеты врачей выглядели одинаково. Разная мебель. Разные журналы. Но одинаковая стерильная чистота. Она кричала одновременно и что здесь всё хорошо и ново, и не располагайся. Ничего хорошего в этом месте нет. Хотя это предположение, может, и было основано на моем опыте с Трэвисом. Но за моим сыном всегда следовали плохие новости.
Осмотрев комнату ожидания, я бросил взгляд на таблички, висевшие на стене рядом с дверью. Имя Шарлотты было выгравировано на плакате рядом с её фото, в камеру, которая её сняла, она безучастно смотрела, улыбаясь самой фальшивой улыбкой, которую я когда-либо видел на её лице. На ней был надет тёмно-синий свитер со связкой жемчуга на груди, который, я уверен, она ненавидит. Не спрашивайте меня, откуда я это узнал, учитывая, что в те два раза, когда я её видел, на ней были надеты не по размеру толстовка и медицинский костюм, в которых она чувствовала себя так же комфортно, как в смирительной рубашке.
Я даже не пытался скрыть смешок.
– Не смей смеяться! – прошипела за мной женщина.
Развернувшись, я обнаружил, что Рита смотрит на меня.
– Привет. Извини, что без предупреждения, но… – я не смог закончить свое извинения, так как она схватила меня за руку и дёрнула к входной двери.
– Не могу поверить, что ты заявился сюда после того, что сделал.
Я затормозил.
– Я? Что я сделал?
– Хватит нести чушь и уйди, – прошипела она, осмотрев комнату ожидания и бросив умиротворяющую улыбку двум пациентам, смотрящим на нас.
Смущенно я вырвал руку из её хватки.
– Я понятия не имею, о какой чушь ты говоришь. Я здесь, чтобы увидеть Шарлотту, но в приёмной мне сказали, что сначала нужно поговорить с тобой.
Она рассмеялась, правда в её смехе отнюдь не было веселья.
– Ты здесь не из-за Шарлотты.
– Э… да. Именно так, – схитрил я.
Её челюсть сжалась, когда она посмотрела на меня, а затем взорвалась яростным шипением и злостью:
– Да что с тобой, чёрт побери, не так? Ты натворил достаточно, понял? Просто… уйди, – показывала она пальцем на дверь.
Мои глаза сузились, болезненное чувство беспокойства образовалось в животе.
– А как насчёт реальных фактов, Рита? Что именно я сделал Шарлотте?
Она еще раз зло фыркнула.
– Дерьмовый ужин? Боже, Портер. Я думаю, она действительно любит тебя.
Я снизил голос и ответил:
– Я рад это слышать, потому что я её тоже люблю.
Она злобно захихикала, как сучка:
– Правильно. Ты хочешь, чтобы я поверила, что всё это не имеет никакого отношения к врачебной помощи твоему сыну?
Волосы на затылке вздыбились, едва реальность происходящего дошла до меня. Положив ладони на бёдра, я зловеще прошептал:
– Ты рассказала ей об этом?
– Она моя лучшая подруга! Конечно же, да.
До боли знакомое чувство гнева заполнило меня, рикошетом отдаваясь по всему тела, не найдя выхода. Шарлотта думала, что всё это из-за Трэвиса… и это действительно было так.
Но не стоит списывать со счетов и её саму.
– Где она? – прорычал я, сокращая дистанцию между нами, угрожающе сделав шаг вперёд.
Крошечное тело Риты не дрогнуло, она лишь встала на цыпочки, чтобы прошипеть:
– Оставь её в покое. Она пережила достаточно, – она говорила тихо, но её тон оставался угрожающим, – такой мудак как ты, манипулировал ею. Не могу в это поверить…
Уверен, она бы продолжала и продолжала говорить, но я услышал достаточно. Шарлотта думала, что я играл с ней. Хуже всего в этом было признать правду. Изначально может и да. Но не тогда, когда я попросил её поужинать со мной. И определённо не тогда, когда попросил её поделиться со мной её темнотой. Я больше ни секунды не собирался выслушивать все это дерьмо, пока понимал, что она где-то здесь в офисе.
Развернувшись, я ринулся к двери, ведущая дальше в офис и дернул её, открывая.
– Ты не можешь здесь оставаться! – закричала Рита, но я даже не замедлился.
Тяжелыми шагами я ступал по коридору в поисках ее. Я без сомнения выглядел как сумасшедший. Но это именно то, что я сейчас чувствовал. Сумасшествие и гнев. Я не знаю, как она это сделала, но Шарлотта облегчила боль в моей груди. И будь я проклят, если позволю ей уйти, не дав мне шанса облегчить и её боль тоже.
Женщина за маленьким столом посередине коридора поднялась со своего стула, паника отразилась на её лице.
– Могу я…
– Доктор Миллс, – потребовал я.
– Ээ… – смутилась она, но её глаза посмотрели в сторону, дав мне ответ задолго до того, как она решилась продолжить.
Проследив за её взглядом, я лицом к лицу встретился с самыми печальными глазами, которые когда-либо видел. На лице ни одной эмоции, и это сказало мне всё, что нужно. Моё сердце остановилось, а из лёгких вышел весь воздух, когда реальность обрушилась на меня, как Маковский грузовик.
Я сделал это с ней.
– Шарлотта, – с извинениями в голосе прошептал я.
Она стояла в другом конце коридора, её пристальный взгляд не отрывался от меня, медицинские файлы прижаты к груди, а губы от удивления приоткрылись.
Прекрасная.
Уставшая.
И такая чертовски разбитая.
Я придвинулся ближе.
– Нам нужно поговорить.
Она подняла руку, останавливая моё приближение, но ничего не говоря. Её лишенные эмоций глаза смотрели на меня, а я не мог ничего прочитать в них. Она была той далёкой женщиной с Флинг, а не другой – яркой – с нашего свидания. Видеть её такой, черт возьми, убивало меня.
– Шарлотта, – прохрипел я, приближаясь.
– В мой офис, – ответила она. Это не был вопрос или приказ. Просто слова. Гулкие, пустые слоги.
Чёрт.
Она двинулась вниз по коридору в мою сторону, но она шла не ко мне. Осторожными и продуманными шагами она обошла меня.
Чёрт. Чёрт. Чёрт.
Я ожидал, что она будет злиться. Но это было ещё хуже. На самом деле она так ничего и не сказала, но я мог предположить, что последние два дня она потратила на возведении самой высокой стены отчуждения. Обескураженный, но полный решимости, я последовал за ней к двери в конце коридора, перебирая миллион извинений при каждом шаге.
Её офис был намного меньше, чем я себе представлял. На столе ничего лишнего, на глаза попались лишь блок для заметок. Три книжные полки заполняли пространство за её спиной, все заполненные аккуратными рядами книг, установленных по размеру, и никакой безделушки, способной разбавить эту монотонность.
Холодно и непривлекательно.
Как женщина, стоящая прямо передо мной.
Но она была не здесь. Так же как и я.
– Поговори со мной, – умолял её я, пока она садилась и предложила сделать мне тоже самое.
Когда я остался стоять, она устроилась за столом и вытащила блокнот из ящика и что-то начала в него записывать.
– Мистер Риз, Рита сказала мне, что ваш сын болен. Я взяла на себя смелость позвонить Пэтти Роуз, чтобы она вписала вас в свой график на этой неделе.
Мистер Риз. В желудке образовался ком.
– Я не просил тебя заниматься лечением моего ребенка.
Она кивнула, не поднимая глаз и продолжив писать.
– Думаю, вам понравится доктор Роуз. Она первоклассный специалист.
Встав напротив угла её стола, чтобы она не смогла сбежать от меня – или проигнорировать – я повторил:
– Я не просил тебя заниматься лечением моего ребенка.
– Он будет в хороших руках. – Шарлотта наконец-то посмотрела на меня и улыбнулась той самой чёртовой фальшивой улыбкой с фотографии, висящей в коридоре.
– Не делай этого, – выдохнул я.
Она переплела пальцы и как настоящий профессионал положила их на стол перед собой.
Холодно. Отстранённо. Бездушно.
Она почти ускользнула от меня. Я потерял её в темноте. И теперь мы делим её не вместе. Она не вернется оттуда – по крайней мере, не ради меня.
Взрыв адреналина накрыл меня.
– Я собирался рассказать тебе о Тревисе в «Энтожитос».
Она заморгала.
– Меня ждут пациенты. Я что-нибудь ещё могу сделать для вас, мистер Риз?
Опиревшись кулаками об её стол, я наклонился к ней.
– Да. Прекрати называть меня мистером Риз и поговори со мной.
– Извини. Я не лечу детей, – ответила она голосом, лишённым всяких эмоций. Даже её глаза не блестели.
Внезапно разочарование накатило на меня. Или это был тот самый рёв гнева, что кричал в моей голове с того самого дня, как я наблюдал за тем, как машина Кэтрин катится к реке. Оба моих ребёнка оказались заперты внутри.
Тот же рёв оглушал меня каждый день. Немного успокоившись, лишь когда я прижал Ханну к одной стороне, а Трэвиса к другой, в лёгкие которого беспрепятственно тёк воздух.
И несколько дней назад именно этот рёв, который она невольно заглушила не больше чем простым напоминанием, что люди вокруг тоже выживают.
Никаких вопросов.
Никакого осуждения.
Никакого притворства.
Чёрт возьми.
Я отказывался отпустить её.
Тело Шарлотты застыло, когда я придвинулся ближе, положив ладонь ей на шею и потянув её голову, чтобы заставить женщину взглянуть на меня.
– У меня, чёрт возьми, не ни малейшего понятия о том, что здесь происходит, но это не то, что ты думаешь. Не закрывайся от меня, – потребовал я.
Она не отводила свой взгляд от меня.
– Уходите, мистер Риз.
– Чёрт возьми, меня зовут Портер, – прорычал я, схватив её стул и повернув её лицом ко мне.
В её глазах вспыхнуло предупреждение, но она не ответила гневно, в чем я так отчаянно нуждался. Не было слов, за которые я мог зацепиться. Лишь холодность и подавленность – тут я был бессилен.
Опустив руки на её стул, я присел на корточки, балансируя перед ней на носках. Глаза в глаза, тело против друг друга, но целый мир недоразумений и предубеждений разделил нас.
– Я собираюсь быть предельно честным, Шарлотта.
– Честным? Ты? – рассмеялась она. – Будет интересно.
Я покачал головой.
– Тебе больно. Понимаю. Но это не меняет моих помыслов. Я здесь, прямо здесь и прямо сейчас из-за тебя. А не из-за Тревиса.
– Бред. – Она внезапно поднялась со стула, не оставив мне иного выбора, как отойти от неё. Длинными шагами она начала мерить длину своего кабинета, пола её белого халата болталась позади неё. – Ты меня не знаешь! Пару кликов в поисковике интернета, и думаешь уже меня подцепил, да? Поломанную бедняжку, на которую ты решил, что можно наброситься и ослепить своей красивой внешностью и забавными сообщениями. – Она закрыла глаза и рассмеялась. – Боже, должно быть, я действительно выгляжу такой дурой. Всё это дерьмо о темноте, на которую я купилась полностью и безоговорочно. Отличная игра, Портер. Браво. – Она развела руками в стороны, прежде чем хлопнуть ими себя по бёдрам. – Серьезно, я впечатлена.
Выпрямившись, я прогрохотал:
– Это не было чёртовой игрой! Чёрт тебя дери, Шарлотта, я не искал тебя в интернете. Ты просто чертовски мне понравилась, и я хотел поужинать с тобой. Посуди сама, мой сын болен и я не могу ничего сделать, только лишь привлекать к нему внимание лучших существующих врачей, чтобы, чёрт возьми, как-то это изменить. А тут как гром среди ясного неба: ты. И да, признаюсь, я приехал в больницу, чтобы пригласить тебя на обед с твердым намерением уговорить тебя лечить моего сына. Но как лучший отец года, я забыл об этом, потому что, чёрт возьми, так был поглощен тобой. – Теперь уже и я ходил по кабинету. – Тобой, Шарлотта. Не доктором Миллс. Тобой. Чтобы ты не говорила. Но я клянусь своей жизнью, что, чёрт возьми, понятия не имел, чем это все обернется. – Положив ладонь на тяжело вздымающуюся грудь, я сделал шаг к ней и понизил голос. – И мне не обязательно знать, чтобы понять твою темноту. Внутри меня живёт тот же ад.
Она усмехнулась и ткнула в меня пальцем.
– Ты понятия не имеешь, о чём говоришь. Мы не может разделить этот ад на двоих, Портер. Ты не продержался бы и дня в этом пекле.
Злобный рык сорвался с моих губ, когда вспышка гнева объяла меня. Она была права; я не знал, о чём говорил. Но и она была далека. Я обещал никаких вопросов. Но она получит чертову тучу моих ответов.
Я сократил расстояние между нами. Её глаза расширились и она начала пятиться от меня, но я не остановился, пока её спина не прижалась к стене.
Прижав локоть к стене рядом с её головой, я запер женщину своим телом.
А потом быстро и резко я излил на неё свой еженощный кошмар.
– Моя жена упала с моста в машине вместе с нашими двумя детьми.
Все её тело дернулось, но я продолжил.
– Я ехал в машине позади неё и стал свидетелем каждой ужасающей секунды. Поэтому поверь мне, Шарлотта. Я, чёрт возьми, просто эксперт по темноте.
– Это не то же самое, – дерзко прошептала она.
– Я этого и не говорил. Всё, что я пытаюсь сделать, это сказать, почему я здесь. И почему я не покидаю твой офис, пока ты мне не поверишь.
Отвернувшись, она уставилась в пустую стену и пробормотала:
– Боже мой, скажи, что тебе нужно и просто уйди.
Усмехнувшись, я провёл носом по её гладкой коже шеи. Остановившись у её уха, я прошептал:
– О, ты пойдёшь со мной, Шарлотта.
Её тело оставалось жёстким, даже когда озноб пробежал по нему, образуя пупырышки на её коже.
– Высокомерие тебе не идёт.
Я улыбнулся.
– И кто сейчас лжёт?
– Говори, – огрызнулась она.
Изо рта не вырвалось и слова. Очевидно, я не думал об этом. Когда она была отрешенной, правда, казалось, поможет добраться до неё, но сейчас касаясь её тела, видя её отношение, я уже не был в этом уверен.
Но если она думала, что я не понимал её, мне нужно, чтобы она поняла, насколько сильно она ошибается.
– Тревису было восемь, а моей малышке девочке пять месяцев в то время… а эта машина погружала всю мою жизнь в пучину. – Эмоции образовали в горле ком, от которого я замолк. – Когда я добрался до машины, она держала в руках Тревиса. – Волна тошноты грозила захлестнуть меня, но я продолжал: – Сначала я думала, что она защищает его, но нет – Кэтрин не отдала его мне. Он, как безумный, брыкался и крутился. И она просто не могла его отпустить.
Взгляд Шарлотты не отрывался от меня, понимание исказило её лицо.
– Я не хочу это слышать.
Я тоже не хотел переживать это вновь. Я уже рассказывал эту историю однажды: полиции в день аварии. Но по причинам, которые я не смогу себе объяснить, мне почему-то было важно, чтобы она это услышала.
Я так глубоко вдохнул, как будто, клянусь, в моих лёгких уже долгое время не было воздуха.
– Моё сознание переполненное адреналином никак не могло понять, что, чёрт возьми, происходит. Поэтому я схватил её за шиворот рубашки и вытащил Кэтрин вместе с Тревисом из окна, а потом бросился вытаскивать Ханну из её сиденья. К тому времени как я разбил стекло, губы моей девочки были уже синими. Я оглянулся на Кэтрин и Тревиса, но их не был рядом, поэтому у меня не оставалось другого выбора, как отдать Ханну незнакомцу, прыгнувшему за мной и вернуться к их поискам.
Рука Шарлотты скользнула по затылку, а тело оттолкнулось от стены, прижавшись ко мне.
– Остановись. Я верю тебе.
Я покачал головой и вгляделся в её темно-карие глаза, признаваясь:
– Я так и не смог вернуться, Шарлотта. По крайней мере, не тем мужчиной, каким я был. Это был тот самый момент, когда я в последний раз увидел луч дневного света. – Ногти впились в ладони, пока я прижимал их к стене, боясь снова и снова утонуть в глубинах той реки.
Её рука ласкала мою голову, пальцы погрузились в мои волосы, а наши тела слились в одно – с головы до пят.
– Держись подальше от темноты, Портер.
Но обратного пути не было. Правда грозилась вырваться наружу, заставляя мою грудную клетку тяжело вздыматься, и с каждым вздохом её тело прижималось ко мне всё крепче, дыша в унисон, будто пытаясь заполнить воздухом мои легкие. Может так и было, потому что во мне появилась нужда признать ей:
– Она боролась со мной.
Её руки сжались, и я прижался лицом к нежной коже женской шеи.
– Она вернулась с ним в машину. К тому времени как я добрался к ним, он отключился, а она едва оставалась в сознании, но продолжала, чёрт возьми, изо всех сил бороться со мной, когда я пытался вытащить его оттуда. Моя жена, женщина, которую я поклялся любить и защищать, хотела умереть, одержимая идеей забрать моего сына с собой. – В горле встал ком от воспоминаний, заполнивших меня, и моё тело прислонилось к Шарлотте. – Я никогда в своей жизни не бил женщин, Шарлотта. Но я ничего не мог сделать, чтобы оторвать его от неё.
Её пальцы впились мне в голову, но приступ физической боли не смог заглушить взрыв предательства Кэтрин.
– Она была моей женой, и я любил её. Но когда она оттолкнула и ударила меня, налегая на дверь, пока мой сын без сознания качался в её руках, весь этот грёбаный автомобиль со всеми нами внутри, идущий ко дну, ненависть, которую я никогда не испытывал, хлынула на меня. Три года спустя она всё ещё продолжает ворчать во мне. – Подняв голову, я обхватил её лицо ладонями и придался своим лбом к её. – Я не играл с тобой. Я знаю, что такое темнота, Шарлотта. Я не знаю лишь, почему она живёт в тебе, но теперь ты знаешь причину её обитания во мне.
Что-то вспыхнуло в её глазах, медленно проступало сквозь черты лица, а затем пронизало с ног до головы.
Кирпич за кирпичиком её стена разрушалась.
– Мне очень жаль, – выдохнула она.
Я прикоснулся своими губами к её, умоляя Шарлотту поверить мне.
– Я не просил тебя заниматься лечением моего ребёнка. Да, я надеялся на это, но не только по этой причине я хочу быть рядом, поняла?
Она кивнула, слёзы заполнили её глаза.
– Твой малыш выжил?
– Да. – Я провёл большим пальцем по её щекам.
Искаженный вздох облегчения вырвался из-под её полу приоткрытых губ.
– А твоя жена?
Я с трудом сглотнул и отвернулся.
– Нет.
После этого комнату заполнила тишина, но мы больше и не нуждались в словах. Мы стояли здесь, спина Шарлотты прижата к стене, грудь к груди, так близко, что даже воздух не мог просочиться между нами.
Двое людей в темноте.
Никаких вопросов.
Никакого осуждения.
Никакого притворства.
Пока она не решила обратиться к свету.
– Потеря жены не считается, – сказала она так тихо, что я едва расслышал.
– Что? – выдохнул я, прижав руку к её спине и подвинув к себе ближе.
– Ты выбрал любовь к ней. И ты можешь отпустить её.
Моя ладонь дрогнула на её пояснице, а голова закружилась.
Те слёзы, заполнившие её глаза, наконец заструились по её щекам.
– У меня никогда не было выбора, Портер. Его отобрали у меня.
Желудок скрутился.
– Я не побуждал тебя открыться мне также. Никаких вопросов, помнишь?
Она покачала головой.
– Это просто въелось мне в мозг – любовь к нему. Утром, днём и ночью. А потом… он исчез. – Отвратительный, душераздирающий звук вырвался из её горла, врезавшись в меня как силовой удар.
Я покачнулся на каблуках назад, успев до этого стать к ней ближе.
Я держал её так, будто мог вернуть обратно. Но, Боже, я пытался, пока она плакала в моих объятиях.
– Лукас, – задыхалась Шарлотта, её слезы впитались в мою рубашку. – Это была моя вина. Я оставила его одного в парке. Всего на секунду, но кто-то забрал его. Прошло уже десять лет, а я до сих пор не знаю, жив он или нет.
– О Боже, – выдохнул я, боль сжала мою грудь.
– Такая любовь не умирает, Портер. Она лишь растёт в темноте, и я не в силах остановить её.
– Хорошо. Хорошо. Шшш, – уговаривал её я, мой разум едва ли мог формулировать мысли за грохотом моего сердца. – Я тебя понял.
– Ты не понимаешь! – закричала она, пытаясь оттолкнуть меня, но я не отпустил её.
– Нет, понимаю, – заверил я.
Она продолжала корчиться в агонии в моих руках, но как только обхватила меня за спину, стало ясно, что она больше никуда не уйдёт.
– Никто, чёрт возьми, не понимает. Весь мир просто продолжает жить без него. А я больше не могу этого делать. Я не могу двигаться дальше. Я пытаюсь. И пытаюсь. Но больше не могу. Мне нужно что-то, чтобы остановиться, Портер.
Потянув её за шею, я прижал лицом к своему плечу и пробормотал:
– Я остановлю тебя. Клянусь Богом, Шарлотта. Я остановлю тебя.
Она прильнула ко мне, переполненная отчаянием.
– Я не могу вылечить твоего сына.
Я зажмурил глаза.
Чёрт. Она действительно не могла.
Стыд разъедал меня изнутри. Часть меня всё ещё надеялась, что она это сделает.
Но ведь были и другие врачи.
А еще её альтер эго.
– Всё хорошо, – пробормотал я ей в волосы.
– Я хочу этого. Я клянусь, что сделала бы это для тебя. Но дети и я… Мы не подходим друг другу. Они все напоминают о нём. Каждый ребенок. Мальчик или девочка – не имеет значения. Все они похожи на него.
Я потер её спину.
– Шшш… всё хорошо.
– Мне так жаль.
– Мне тоже. – Я откинул голову назад, уставившись в потолок. – Чёрт. Мне тоже, Шарлотта.
Она продолжила извиняться, а я позволил ей это сделать, видя, что она, таким образом, успокаивается. Она не должна была – не обязана.
Мы стояли так долго, наши колотящиеся сердца заполняли тишину. Не желая присесть – или вообще двигаться – наши тела покачивались, как будто мы пытались найти гармонию, чтобы стать одним целым.
Она в моих объятиях.
Я в её.
Никаких вопросов.
Никакого осуждения.
Никакого притворства.
Но чем дольше мы стояли, тем больше я осознавал три вещи, которые становились нашими самыми большими проблемами. Надежно укрывшись в моих объятиях и слушая её тихие признания, на меня обрушилась реальность как тонна кирпичей. Я отец-одиночка, преследующий женщину, которая не могла справиться с присутствием ребёнка рядом.
Она никогда не была моей, пока, наконец, не оказалась в моих руках, но я осознал, что все равно потерял её.
Глава тринадцатая.
Шарлотта
Я всю оставшуюся жизнь буду помнить те моменты, проведённые с Портером Ризом в моём кабинете.
Тот момент, когда мир, наконец-то, остановился, даже если на самом деле это было не так.
Пациенты ожидали моего внимания, но мне было всё равно. Я ждала более десятилетия, чтобы безболезненно сделать хоть один вдох. И как бы я не старалась отрицать это, ничто не причинит мне вред рядом с Портером, даже если нас окружала тьма.
Как Портер это сделал, я не знала. Он не до конца понимал мою ситуацию. Но и не притворялся. Он не забрасывал мудрыми словами или советами, или не пытался рассказать мне, как жить дальше. Он просто слушал и обнимал меня.
Он что-то говорил, я знаю. Но те моменты были переполнены эмоциями. Это было чем-то само разумеющимся рассказать ему о Лукасе. Наши ситуации были другими, но похожая тень прошлого отпечаталась на обеих наших душах.
Но когда я цеплялась за него, пытаясь выполнить непосильную задачу – собраться в одно целое, меня озарило, что тьма – это всё, что у нас было.
При свете мы жили в противоположных друг от друга полюсах.
У Портера были его дети. Его будущее заключалось в балетных спектаклях и бейсбольных матчах. А после того как я услышала его историю, я была рада за него. Правда. Но я не смогла стать частью этой жизни.
Это была его. А не моя жизнь.
А когда он послал мне грустную улыбку и большими пальцами потёр под моими глазами, я поняла, что он тоже это осознал.
Надо же было мне связаться с отцом-одиночкой. К тому же испытывать ещё такие чувства. У моей кармы явно садистские наклонности.
Взглянув наверх на него, я тихо спросила:
– Итак, что теперь? – тем не менее, я не хотела его ответа.
Он пожал плечами, но не безразлично. А разочарованно. Душераздирающе. Это было так правдоподобно, и не имеет значения, что я хотела обратного.
Я вздохнула.
– Даже если мои слова прозвучат как от влюблённой девочки-подростки, ты мне всё равно нравишься.
Его лицо просветлело.
– Мне нравятся девочки-подростки, – брови Портера нахмурились, когда он быстро поправился: – Неважно. Забудь об этом. В голове это прозвучало лучше.
Хихикая, я стиснула его.
Застонав, он ответил:
– Есть ли шанс вернуться в субботний вечер?
– Он что-нибудь бы изменил?
Портер наклонил голову, чтобы лучше видеть меня, его голубые глаза потемнели и посерьёзнели.
– Нет. Но это не значит, что я не повторю своего предложения.
В желудке что-то перевернулось. Боже, он был таким хорошим.
Это может сломать меня ещё больше, чем то, что я позволила ему уйти, но мне нужно покончить с этим прежде, чем у меня появится возможность умолять его остаться.
– Портер, я бы хотела. Я просто… – Я закрыла глаза и выскользнула из его объятий, признавшись самой себе, что одно слово, которого я боялась, начало диктовать, как мне жить. – Не могу.
– Знаю, – ответил он, позволив своим пальцам остаться на моём плече, пока я ещё была в пределах его досягаемости.
Обхватив талию рукой, я пыталась вытолкнуть холод, завладевший мной от потери его тепла, и выдохнула:
– Извини.
Его губы – красивые, пухлые, созданные для поцелуев – скривились.
– Не извиняйся. Всё в порядке. Серьёзно, не так уж я и хорош. Поверь мне. Ты заслуживаешь лучшего.
Я закашлялась одновременно и от смеха, и от слёз. Указав на глаза, я ответила:
– Это нелепо. Мы едва знаем друг друга. Ты, должно быть, думаешь, что я сумасшедшая.
Он усмехнулся, этот глубокий, мужественный звук, который я так сильно любила, лишь усилил боль внутри моей груди.
– Если ты сумасшедшая, Шарлотта, я – безумный. И это действительно хреново.
Боже! Тот факт, что он чувствовал то же самое, лишь делал ситуацию ещё хуже.
Портер убрал с плеча мои волосы, легко касаясь своими пальцами моей кожи.
– Как насчёт этого? Если ты когда-нибудь решишься, обещай мне, что я буду первым, кто об этом узнает. Думаю, я задолжал тебе поцелуй.
Я выдохнула в ответ и спросила:
– Сколько лет твоей дочери?
– Почти четыре.
Я проглотила смешок.
– Ты везунчик. Женщины Миллс в таком возрасте и правда хороши. Имею в виду, что из-за своего трудолюбия, я умру от сердечного приступа прямо на рабочем месте, когда мне исполнится сорок, но если я продержусь так долго, тебе действительно угрожает опасность.
Он улыбнулся, а мне снова захотелось заплакать. Боже. Что, чёрт возьми, со мной творится?
Ах, да. Первый мужчина, к которому я что-то почувствовала за такое долгое время, уходил из моей жизни. А я почти поспособствовала в этом, узнав о его детях.
Когда он поцеловал меня в лоб, я резко вдохнула и позволила миллиону воспоминаний пронестись перед своими закрытыми глазами.
Воспоминания, как я смеялась, как горели глаза Портера, когда он смотрел на меня, о широкой улыбке на его лице.
Воспоминания, как он целовал меня, дав обещание, сделать это.
Воспоминания о нас, свернувшихся на диване, вместе смотревших телевизор, в то время как позади, потрескивал огонь в камине, но это тепло, исходившего от его груди, мог дать мне только он.
Воспоминания о том, как он любил меня, медленно и отчаянно.
Воспоминания о том, как я возвращаюсь домой к нему после долгого рабочего дня и утопаю в его объятиях несколько секунд, перед тем как засну.
Воспоминания о том, как мы смотрим за ярким рассветом вместе.
Воспоминания, которые никогда не существовали.
А потом Портер ушёл.
Он ничего не сказал, просто попятился к двери моего кабинета, но слова прощания всё равно висели над нами. Сердце билось так, что, казалось, разорвёт грудную клетку, при каждом его шаге, приближающим к выходу.
Он так и не отвёл от меня взгляда. Это было одновременно и наказанием, и подарком, потому что впервые с нашей встречи, у меня появилась возможность увидеть ошеломляющую пустоту в глазах Портера.
Я ненавидела её почти так же, как и любила. Он живет в том же аду, но один обед, один ужин и почти полчаса в его объятиях привели его ко мне.
Достаточно.
И наблюдая, как дверь становится всё ближе к его спине, я смирилась с тем, что так должно быть.
Или нет.
После этого дня, рассвет станет ещё темнее.
Глава четырнадцатая.
Шарлотта.
– Итак…, – протянул Том.
Я положила палочки для еды на пустую тарелку и посмотрела на него, повторив как попугай, его фразу:
– Итак…
Он не сразу ответил.
Мы ели в тишине. Мы часто так делали. Не было неловкости. Только не с нами. У него всегда хорошо получалось молчать, находиться рядом и поддерживать, не произнося ни слова.
Положив салфетку на тарелку, он прищурил глаза.
– Как дела, Шарлотта?
Я пожала плечами.
– Так же, как и в любой другой день.
Одинокая. Озябшая. Пустая.
Он откинулся на стуле, но не сводил с меня взгляда.
– Ты кажешься… не в себе.
Согласна. Я уже недели как была не в себе.
Покачав головой, я солгала.
– Всё хорошо. Занята на работе.
Он переплёл пальцы, прежде чем положил их на живот.
– Твоя мама говорит, что ты встречаешься с кем-то.
Я проигнорировала острый укол совести в животе при упоминании Портера. За последние две недели я сделала всё, чтобы не думать о Портере Риз. У меня хорошо получалось раскладывать все по полочкам. Я делала это в течение многих лет, но сейчас, как бы я не старалась, этот человек, казалось, всегда будет маячить на горизонте моего подсознания.
Я была поражена количеством вещей, на которые я натыкался в течение дня и которые напоминали мне о нём.
Сначала это были собаки, бургеры и салфетки для коктейлей. Но все выходило из-под контроля. Теперь дошло до мужчин, руки и, чёрт возьми, даже до личности.
Хорошо – в буквальном смысле всё, включая темноту, когда я закрываю глаза, напоминало мне о Портере.
Я могу лишь представить себе надменную улыбку, которая растянула бы его сексуальные губы, если бы он узнал о том, как часто я думала о нём. Он засмеялся бы тем глубоким, идущим из самого горла хриплым смехом, который…
Да. Я не могла не думать о Портере.
Но он даже не был самой большой моей проблемой.
В день, после того как Портер покинул мой кабинет, я направилась в парк, в котором был похищен Лукас. Я не знала почему. Прошло много лет, с тех пор как я мучила себя этим местом. Сидя на этой скамейке, я выплакала все слёзы, накопившиеся в душе, наблюдая, как мамы толкают коляски с малышами.