Текст книги "Самый мрачный рассвет (СИ)"
Автор книги: Али Мартинес
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 12 страниц)
Я застыла, не в силах пошевелиться, челюсть отвисла:
– Они называют меня Снежной королевой?
Он перекатился с носков на пятки, почесав затылок:
– На самом деле, хуже, но прозвище Снежная королева было единственным, которое не я тебе дал.
– Что за чёрт, Грег!
– Расслабься. Это всего лишь дружеские подколки внутри коллектива.
Я уставилась на него:
– Я их босс.
– Точно. Поэтому тебе и нужно быть на Флинг. – Высокомерная улыбка растянулась от одного уголка губ к другому. – Слушай, приди ненадолго. Подумай над костюмом. Побудь милой с пациентами и персоналом. И, если так случится, что твоё не ледяное, а горячее и любящее сердце растопится, я буду очень признателен, если ты поговоришь с Ритой, чтобы она позволила мне вернуться обратно.
Мои глаза расширились:
– Ты шутишь? Я отправила ей письмо с пошаговой инструкцией, как кастрировать тебя прошлой ночью.
Он усмехнулся:
– Ты забыла, что я присутствовал и засвидетельствовал твое хирургическое вмешательство. С той инструкцией, что ты прислала, самое плохое, что она могла сделать – это чисто меня выбрить, – говорил он, не отрывая взгляда от застежки-молнии.
Я подняла руку, чтобы прервать его:
– Знаешь что? Я сыта по горло беседами о твоих гениталиях. И хочу убраться отсюда куда-нибудь подальше.
Он скептически выгнул бровь:
– Куда, чёрт возьми, ты направляешься? Я не думал, что у тебя есть пациенты по средам.
– Ты знаешь, у меня есть жизнь и за пределами работы.
– Пф… уверена? – оскалился он, засунув руки в карманы пальто. – Ты, правда, серьёзно. Куда направляешься?
Даже если я и была зла на Грега за то, что он похотливый кусок дерьма, который причинил боль моей подруге и стоил мне хорошей медсестры с немного сомнительными ценностями, он всё ещё оставался моим другом. И будучи Снежной королевой из Северного отделения Пульмонологии у меня их было немного.
Поэтому я решила ответить честно.
– Седьмое марта, – прошептала я.
– Седьмое мар… – он резко остановился, прежде чем в его глазах блеснуло понимание. – О, Боже, Шарлотта. Извини меня. – Его лицо смягчилось, и он сделал шаг ко мне навстречу, сочувствие исходило от каждой части его тела. – Мне действительно ж…
– Всё в порядке, – прервала я его. Но, похоже, что это была очередная ложь. Ничего не было в порядке седьмого марта. – Мне нужно идти, иначе я опоздаю.
Сконфузившись, он кивнул:
– Хорошо. Да. Иди. Убирайся отсюда.
Я застыла, слушая удары своего сердца и ожидая скорейшего землетрясения, чтобы провалиться сквозь землю. Или может обрушение грунта, которое поглотит гараж. Но когда ничего из этого не произошло, я заставила себя пройти к машине.
А затем, с неумолкающей болью в груди, я отправилась в свой персональный ад.
Глава третья.
Портер
– Нет. Подождите… я просто… – с всё ещё прижатым к уху телефоном, я наклонил голову. – Да, я буду держаться.
Боже… когда-нибудь этот день закончится?
После того как я провёл бессонную ночь с Трэвисом в больнице, я вышел на улицу и обнаружил проколотую шину, из-за чего я и обратился в такое позднее время к городскому инспектору. А потом он обнаружил четыре нарушения, но мой заказчик заявил, что в этом нет его вины. Это займёт, по меньшей мере, неделю, чтобы всё восстановить, включая замену одного, если не обоих, кондиционеров.
Больше времени. Больше денег. С такой-то скоростью – будет чудо, если мы вовремя откроемся.
Прошло уже три года с тех пор, как мы вместе с братом организовали бизнес, но за это время я абсолютно забыл, какой это кошмар – открытие нового ресторана. Хотя, возможно, так было из-за охватившего меня в то время отчаяния, от которого я старался отвлечься. Тогда я старался окунуться практически во все аспекты жизни. Я ушёл от того, чтобы быть инвестиционным банкиром-трудоголиком, и стал отцом-одиночкой буквально за две ночи. Ханне в то время было всего лишь шесть месяцев, а Трэвису восемь лет. Наблюдать за тем, как рушится от горя мир моего сына, было выше моих сил. В последующие недели он становился злее и набрасывался на всех и все, до чего мог дотянуться. Первым и единственным – я. Я не мог винить его за это; я также чертовски злился на вселенную, как и он.
Но он заставил меня признать, что что-то может измениться. Я не мог больше работать, наматывая шестьдесят часов в неделю и используя нянь и сиделок, чтобы справиться с теми последствиями, которые навлекла после себя Кэтрин.
Чтобы мы исцелились, мы должны сделать это вместе.
Я был всем, что у них осталось.
Они были всем, что осталось у меня.
Итак, они и их гнев, разъедающий как кислота и заставляющий держаться меня подальше.
Я стал оболочкой от того улыбающегося мужчины, умеющего естественно смеяться, потому что всё, что было смешно, имело для него значение.
Это всё умерло вместе с Кэтрин.
Она разрушила меня.
И хуже того – она также разрушила и наших детей.
Боль, которую я ощутил в тот день, когда мой сын смотрел на меня во время похорон матери и его вопрос: «кто теперь будет заботиться обо мне?» – расколол меня на части.
Ненависть и отчаяние слились в одно целое, погружая меня в темноту. Я потерял работу после того как устроил драку со своим боссом, когда он осмелился заикнуться, что мне нужно отдохнуть пару дней. А что касается меня вместе с детьми, то здесь мои чувства отключались.
После Кэтрин мир перестал быть прекрасным местом. Он был больным и испорченным, с каждым днём высасывающий из меня жизнь.
Несмотря на то, как я чувствовал себя первые несколько месяцев, я не боролся в одиночку. У меня удивительная семья, которая окружила меня и детей.
В Таннере было много всего намешено: надменность, неприятие, безответственность.
Но он всё также оставался моим младшим братом.
Как всемирно-известный шеф-повар со своим собственным тв-шоу «The Food Channel», он был таким занятым, что я даже себе и не представлял этого. Но когда я сдался на милость Вселенной, он прошёл этот тяжелый путь вместе со мной.
Он предположил мне сотрудничать с ним в открытии нового ресторана. Будучи главным в коммерческой стороне в его бизнесе, я мог позволить себе гибкий график работы и, при необходимости, разрешалось брать детей с собой на работу.
Так как это предложение было очень заманчивым, то я рассмеялся над ним. Я едва мог приготовить яичницу. Что, чёрт возьми, я знаю об открытии ресторана? Но он заверил меня, что знает, что делать.
Это была огромная грёбаная ложь.
Он сильно недооценил все то, что могло бы произойти вне кухни.
Платёжная ведомость? Персонал? Маркетинг? Обслуживание клиентов?
Мы прыгнули выше головы, но все-таки мы из семьи Риз, поэтому решительно взялись и вышли вперёд, сражаясь друг с другом на каждом шагу.
Крист, Таннер и я никогда не могли договориться. Так было всегда в течение нашей жизни, и я понятия не имел, почему наша совместная работа будет чем-то другим.
И, поверьте мне, не была.
Во время одного из наших ранних разговоров он специально сказал мне, что хотел бы чего-нибудь повседневного. Для меня это означало бургеры и картошку фри, которыми он мог приправить своё адское меню. Итак, однажды, в выходные, в то время как он шатался по Нью-Йорку, потирая локти с такими личностями, как Бобби Флай и Вольфганг Пак, я проделал предварительное планирование. Положа руку на Библию, я предполагал, что его хватит удар, когда я покажу ему свою папку (единственный возможный способ организовать все). Он отказался от того месторасположения, которое я предложил, рассмеявшись над предлагаемой атмосферой и выглядел совершенно оскорблённым ценой, которую я ему предоставил.
Итак, мы сделали то, что сделали бы оба мужчины, достигших своего тридцатилетия, чтобы прийти к всеобщему согласию. Мы построили площадку Ninja Warrior на заднем дворе и соревновались друг с другом, победитель имел право принимать окончательные решения на всё, включая меню и дизайн стола. Хотелось бы отметить, что это было намного безопаснее, чем бои без правил, которые он предложил ранее.
Улыбаясь, я потерялся в приятных воспоминаниях о своей победе в тот день, когда мы дали имя нашему ресторану. Зазвонил мой телефон. Водрузив рабочий телефон между плечом и ухом, я кинулся разгребать гору бумаг, беспорядочно разбросанных по моему столу. Органайзер с ручками, покатившимися по полу, упал по другую сторону стола, пока я искал… но, наконец, я обнаружил свой сотовый, спрятавшийся между одноразовым контейнером и одной из кукол Барби Ханны.
– Алло.
– Мистер Риз?
– Это он.
– Это Харви из Total Electric…
В ту же минуту я услышал тот же самый вопрос только с другой стороны:
– Мистер Риз?
Я убрал телефон подальше ото рта и обратился к девушке со стойки регистрации:
– Да! Я здесь.
– Извините за ожидание. Придется подождать ещё немного, – сказала она.
Мои плечи опустились. За последнюю неделю я так часто звонил на стойку регистрации, что запомнил большинство из их умиротворяющих мелодий. Поверьте мне, никому даже в голову не приходило запастись парой-тройкой джазовых мелодий группы Jackson Five. Но если бы я смог записать Трэвиса к доктору Миллсу, этот саундтрек стал бы моей жизнью, потому что это всё, о чём я заботился.
– Нет проблем, – с неохотой ответил я.
– Фантастика! – ответил Харви. – Мы внесём это в расписание на следующей неделе.
Я снова приложил трубку к уху.
– Подождите. О чём вы, чёрт возьми, говорите? – рявкнул я Харви.
– Извините? – снова раздался женский голос в другом ухе.
– Не вы, – огрызнувшись, я вспомнил, что в данной ситуации нужно быть более заискивающим. – Я имею в виду… Извините. Я кое с кем разговариваю.
– Хорошо, – протянула она, но через секунду снова заиграла мелодия, включая во мне режим ожидания.
Я переключился с одного телефона на другой, так чтобы только Харви мог меня слышать (надеюсь).
– Что ты, чёрт возьми, имеешь в виду, говоря о следующей недели?
– Как я уже сказал… у нас небольшая задержка…
Ясно, день не мог стать еще более хреновым.
– Слушай, парень, мне всё равно, нужно ли ехать на склад и собирать всё вручную. Мы приняли ваше предложение, хотя ваши цены и были астрономическими, потому что вы заверили нас, что сможете доставить товар по графику.
– Да. Но все изменилось.
–Тогда, чёрт возьми, не меняй всё!
В его голосе слышалась осторожность. Очень разумно.
– Я смогу доставить вам первую партию завтра в шесть, а оставшуюся – в начале следующей недели.
– Открытие на следующей неделе. – Я откинулся на спинку кресла, не становясь от этого ничуть спокойнее. Ожидая, мы прогорим. – Слушай, Харви, – я сделал акцент на его имени, становясь ещё большей сволочью. – Всё это притянуто за уши, но я думаю, что людям очень захочется посмотреть на еду, прежде чем её съесть, а моя работа в том, чтобы убедиться, что это произойдёт. Так что услышь меня, когда я скажу это: я хочу всё это сегодня или пеняй на себя. У компании Central Electric есть всё, что нам нужно. – На самом деле, нет. – На складе. – Серьёзно, я был переполнен дерьмом. – Я устал ждать.
– Но…
– Никаких но! Ты зря тратишь моё чёртово время. Либо скажи мне что-то хорошее, либо прекрати тратить моё время и положи трубку, чтобы я смог позвонить Central Electric.
Боже, пожалуйста, не клади трубку. Он молчал, и я с тревогой ждал.
– Как насчёт завтра? – спросил он.
Я вскочил на ноги, отвечая так тихо, как мог, с двумя телефонами, приложенными к ушам. Когда я снова собрался, то прочистил горло и произнёс:
– Я не слишком доволен таким развитием событий. Но вы можете приехать завтра, и мы не будем до конца разрывать наш бизнес-договор с вами.
– Мы будем признательны вам за это, – спокойно ответил он, возможно, радуясь про себя, как до этого делал я. (Наверное, я притворялся слишком явно).
– Привет, мистер Риз. Это Рита Лафлин, – послышался женский голос в другой трубке.
Не прощаясь с Харви, я положил трубку.
– Риииииита, – промурлыкал я. – Ты очень занятая женщина. Пожалуйста, зови меня Портер.
– Извини. Я была сильно занята на этой недели. Планировала «Весенний праздник» и… – она замолкла. – Извини. Несу всякую чепуху. Чем я могу тебе помочь, Портер?
Имя. Я был близко.
– Мне нужно встретиться с доктором Миллс.
– О, – сказала она, удивлённо. – Наш администратор должна была помочь тебе.
Я глубоко вздохнул и закончил:
– Для моего сына.
– Оу, – протянула она, понимая. – Извини. Доктор Миллс не…
– Занимается детьми. Да. Мне сказали. Но я прошу тебя. Попросить его…
– Её, – исправила она.
– Правильно. Её. Извини. Я прошу тебя, чтобы ты попросила её сделать исключение. Только раз.
Она втянула в себя воздух резко и прерывисто.
– Извини. Она не делает исключений. Хотя у меня есть знакомый фантастический педиатор-пульмонолог…
– Мартин, Крейг, Лоренц, Роджерс, Маклэссэн, Голдмэн, – перечислил я. – Мы встретились с каждым из них. И каждый заверил меня, что доктор Миллс – лучшая.
– Извините, мистер Риз.
Дерьмо, она вернулась к моей фамилии. Я терял связь.
Смягчив голос, я включил своё обаяние.
– Может, ты внесёшь меня в её график, чтобы я лично спросил у неё об этом? Не могла бы ты быть любезной и сделать это для меня?
– Нет. Я не смогу быть любезной и сделать это для вас, – отрезала она.
Хорошо. Слишком много обаяния. Время сбавить обороты.
– Возможно, я смог бы внести денежное пожертвование. – У меня было достаточно денег. Я имею в виду, что мог бы позволить себе частных преподавателей, приятное времяпрепровождение и незапланированные семейные поездки. Хотя спонсирование крыла в честь доктора Миллс было довольно-таки затратным. Если они не примут кассовый чек, я привезу им кирпичи.
– Мы не принимаем взятки, – сухо сказала она. – Послушайте, доктор Лафлин – партнер доктора Миллс. У него есть несколько открытий. Вероятно, я могла бы внести вашего сына в его расписание.
– Агх, – простонал я. – Я слышал о нём ужасные вещи.
Она не сразу ответила, и мне потребовалось несколько секунд, чтобы вспомнить её фамилию.
Я зажал кончик носа и, матерясь про себя, сказал:
– Я имею в виду… Я уверен, что он потрясающий…
– Нет, вы были точны в прошлый раз. Он мой в ближайшее время экс-муж.
Вздох облегчения прошел сквозь меня.
– Мне жаль это слышать.
– Слушайте, я действительно хочу лучшего для вашего сына. Но я знаю доктора Миллс в течение нескольких лет. И она не занимается детьми. Никаких исключений. Сейчас извините меня. Мне нужно…
Мой живот скрутило.
– Пожалуйста, не вешай трубку, – резко сказал я, тревога росла. – Мы провели все дыхательные процедуры и ингаляции. Но ничего, кажется, не помогает ему выздороветь и выписаться. Он становится слабее, и другие пульмонологи полагают, что мы согласимся с подобным расположением вещей. Но я собираюсь бороться за своего сына. Мне нужна доктор Миллс. Пожалуйста. Ему одиннадцать, но он никогда не знал, что значит быть ребёнком. Помогите ему обрести детство.
– Портер, – вздохнула она.
Она снова назвала меня по имени.
– Рита, всё, о чём я прошу, это позволить мне поговорить с ней. Я сделаю всё остальное.
– Всё остальное. Правильно.
Но я никогда не был так серьёзен в своей жизни. Мне надоело смотреть, как из моего сына уходит жизнь. Мне нужна была эта встреча.
– Тебе нравится стейк, Рита?
– Мм…
Я тяжело выдохнул и схватился за последний козырь, спрятанный в рукаве – убить двух зайцев одновременно.
– Я владелец ресторана. Ты организуешь мне встречу с доктором Миллс, а я обеспечу тебя бесплатными стейками на всю твою жизнь.
Я ожидал, что она засмеётся. Возможно, даже повесит трубку и заблокирует мой номер.
Но я ни в коем случае не ожидал заинтересованности в её голосе, когда она ответила:
– Вы владелец ресторана?
Глава четвёртая.
Шарлотта
– С днём рождения, Лукас, – прошептала я, глядя на его фотографию, стоящую на каминной полке Бреди.
Боль в сердце не стала меньше с той самой первой минуты, когда я поняла, что его больше нет. Каждый из трёх тысяч четырёхсот шестидесяти семи дней боли становилось всё больше и больше. Прошло уже почти десяь лет, с тех пор как я последний раз видела своего сына, а раны так и не затянулись. Время вовсе не стало тем чудесным спасением, о котором многие говорили мне. Для меня оно даже не принесло временного облегчения.
Реальность обрушивалась на меня каждое утро, когда я открывала глаза. Хотя, спустя годы, я стала более грубой, а внутри от постоянной агонии, которая стала образом моей жизни, всё застыло.
Я старалась занять себя, держать в руках и изменить жизни других людей, будто наказывая себя за то, что не смогла спасти того, кто действительно полагался на меня.
Таким же актом добровольного самобичевания стал тот факт, что я раз в год приезжала в дом Бреди. С исчезновения Лукаса не было больше ничего, что связывало бы нас вместе. Бог – очевидец, никто из нас не хотел поддерживать навязанные когда-либо отношения. Тем не менее, стоя здесь и уставившись на фото, обрамлённое в рамке, моего новорожденного мальчика, я могла думать только о том, что это мог бы быть его десятый день рождения.
– Ты только что зашла? – нежно спросил Том.
Напялив едва заметную улыбку, я повернулась к нему.
Как и все мы, он постарел. Но старина только шла ему. Как будто песчинки посеребрили его волосы, а маленькие морщинки, который раз собравшись в уголках его глаз из-за улыбки, теперь стали чем-то постоянным, независимо от выражения его лица. Он был далёк от того человека, который опустился передо мной на колени в тот день в парке, который клялся мне, что никогда не сдастся и найдёт моего сына.
Забавно. Оглядываясь назад, я поняла, что ни один раз он говорил, что найдёт его. Просто потому, что он никогда не останавливался.
Как бы странно это ни было.
– Лучше бы меня расстреляли, – тихо ответила я.
После того как он снял свою куртку, то засунул руки в карманы брюк цвета хаки.
– Тогда нас обоих.
Я снова посмотрела на фотографию. Она была такой же, как и на моей прикроватной тумбочке. Долгое время я смотрела на неё и запоминала каждую морщинку на ангельском личике. Тем не менее, увидев её сейчас здесь, в доме Бреди, незапятнанную моими слезами, мне показалась, что она новая.
– Твоя мама только что приехала. У тебя около девяноста секунд, пока она не начала тебя искать.
Мои глаза прищурились, и я вздохнула.
– Боже. Почему они настаивают на том, чтобы проводить этот день каждый год?
Он подошёл ближе, а его ладонь опустилась на моё плечо.
– Время лечит, Шарлотта.
Я покачала головой, скрестив руки на груди.
– Нет. Это пытка. И честно говоря, немного расстраивает.
– Да, понимаю. Есть немного. – Его рука мягко сжимает плечо. – Но это даёт твоей маме возможность улыбнуться, а Бреди, пусть и ненадолго, вытащить голову из песка, по крайней мере, в течение тридцати секунд.
Мои плечи вздрогнули, а сквозь губы вылетел грустный смешок.
Том Стэффорд был тем отцом, которого я бы никогда не хотела для своего ребёнка. Он был удивительным человеком, но я всем сердцем мечтала о том, чтобы мы никогда не встречались. Но я догадывалась, что если бы в этом драматичном случае можно бы было обнаружить луч надежды, то именно он бы его и нашёл.
Он оставался детективом, который с первого дня исчезновения Лукаса, разыскивал его. Сначала мы говорили каждый день – обычно по нескольку раз. Но, по стечению времени, встречи стали мимолетными, надежда утекала, а наши отношения становились всё более личными. Когда бы я ему не позвонила, чтобы поплакаться: в субботу вечером, случайно, в три часа ночи, он всегда был здесь, поддерживая меня своим молчанием.
Хотя я никогда особо не спрашивала, почему он был так добр по отношению ко мне, он сказал мне много лет назад, что когда-то, в возрасте трёх лет, потерял свою дочь – она утонула. Я думаю, что возможно чем-то напоминаю ему её. Не знаю, как бы я смогла без него пройти через всю эту кромешную тьму.
– Сегодня ты обратишь на неё своё внимание? – спросила я.
Его рука сжалась.
– Забудь об этом.
– Прошло уже пять лет с тех пор, как умер отец, – заявила я, поглядывая на него через плечо.
Его карие глаза потемнели ещё больше, когда он посмотрел на меня.
– Знаю. Я был на похоронах, Шарлотта.
– Тогда ты знаешь, что уже наступило время для неё двигаться дальше. Она одинока, Том.
– Да. И это я тоже знаю. На самом деле, время пришло для вас обоих – упрямых женщин из семьи Миллс – двигаться дальше, – с нажимом ответил он.
Я закатила глаза и отошла. Я не была монашкой или кем-то вроде неё, но когда самыми главными моментами в твоей жизни являются ужин и выпивка с пятидесяти шестилетними мужчиной, который неровно дышит к твоей матери, могло показаться, что на самом деле я не так уж и была далека от их образа жизни.
– Билли снова спрашивал о тебе сегодня. Я мог бы…
– Ни за что, – прервала я Тома. – Мы не будем снова обсуждать тему по имени Билли Вейнер.
Его губы дрогнули от сдерживаемой улыбки.
– Да ладно. Он хороший парень. Я бы женил его на тебе, если мог.
– Его фамилия Вейнер.
Улыбка расползлась по всему его лицу.
– Дай ему шанс, милая. Даже если у вас всё сложится, то на свадьбе ты сможешь заставить его принять свою фамилию.
Я почти улыбнулась. В течение каких-то нано-секунд вина, которую я носила в своей груди как огромный валун, воспарила, бросив вызов гравитации.
Почти.
Пока она не обрушила на меня снова от звука его голоса.
– Мы собираемся резать торт, – объявил Бреди с порога. – Вы собираетесь остаться там?
Том пришёл в состоянии полной боевой готовности, когда мы оба повернулись лицами к отцу Лукаса.
Я знала, что это будет самый сложный день для меня. Каждый год я сходила с ума от страха перед этим праздником. Но в этом году все было по-другому, и я подготавливала себя к этому больше, чем обычно. Его звали Уильям Лукас Бойд. Моя мама сообщила мне дату его рождения. Но когда я посмотрела на него, то почувствовала, будто меня переехал грузовой поезд.
Моё сердце кровоточило.
Мои руки дрожали.
Мою голову заполнил крик.
Моё сознание плакало.
Один взгляд на Бреди с шестимесячным маленьким мальчиком с чёрными волосиками и карими глазками на руках был намного хуже, чем любой удар судьбы. Он был направлен прямо в сердце своим ржавым, иззубренным лезвием прошлого.
Моя спина ударилась о твёрдую грудь Тома, пока я, отчаянно моргая, пыталась оставаться в настоящем. Воспоминания о том, как Бреди держал Лукаса, заполнили разум, грозясь задушить меня. Озноб от взгляда Бреди прошёл сквозь моё тело, когда он переместил малыша в своих руках.
– Боже, Шарлотта. Ты не могла взять выходной?
– Я… – Я провела рукой по своему медицинскому халату, разглаживая его, и сделала всё возможное, чтобы сохранить твёрдость в своём голосе. – У меня был пациент. Я только что приехала из больницы.
– Ну, я рад, что ты нашла время в своём загруженном графике, чтобы присоединиться к нам.
Это могло быть невинным предложением, исходящим от кого-либо. Но только не от Бреди.
Это всё ещё убивало меня, так же как и его обвинения во всём. Прошло уже почти десять лет, а нескончаемое презрение продолжало лучиться из его глаз, когда мы видели друг друга. Я часто думала, что могла бы прождать сотни лет, а он так бы и продолжал косо смотреть на меня.
Время абсолютно не залечило его раны.
Он ненавидел меня. Я могу с этим жить, если бы он не был единственной частью Лукаса, которую мне тоже пришлось оставить.
Его я тоже потеряла.
Ни для кого не было секретом, что я не справилась с эмоциональным потрясением, обрушившимся на меня с исчезновением Лукаса. Бреди сошёл с ума, когда я вернулась в школу спустя пять дней после этого несчастья. Но у каждого свои собственные методы борьбы с трудностями или – в нашем случае – с разрушениями собственной жизни. Для меня же это был первый шаг к моей карьере.
Я не могла сидеть дома, ожидая телефонного звонка или постукивания в дверь от кого-то, кто сообщил бы мне новость – я нашёл его. Что если и сожаления того дня сделали из меня почти калеку, вынуждая переживать этот ад часами. Да, с замиранием сердца я ждала того момента, когда мне принесут сына назад. Молясь всем и каждому богу по отдельности, которые когда-либо существовали. Изливая океаны слёз. Потеряв часть себя в глубине отчаяния. Но независимо от того сколько раз я торговалась с Вселенной ничего не менялось. Я хотела, чтобы мой сын вернулся больше чем увидеть очередной рассвет, но никаких зацепок, ничего, что я могла бы сделать.
Бреди обратился к телевидению и тесно сотрудничал со Службой по розыску детей, в то время как я отчаянно хотела укрыться за тенями. Нашу историю вкратце показали в национальных новостях. И всю вину переложили на меня, что было очень сложно принять.
Какая мать способна оставить своего ребенка одного в коляске?
Она заслуживает гнить в тюрьме.
Вероятно, она убила его и устроила это похищение, чтобы скрыть преступление.
Это были одни из самых популярных комментариев, которые прозвучали в СМИ.
По мнению общества именно я была во всём виновата.
Я почти вынесла себе приговор, а весь мир продолжал кидать в меня камни.
Поэтому я вернулась к работе, делая всё возможное, чтобы не допустить саморазрушения. А люди не понимали этого, почему я не реагирую. Я пожертвовала всем ради своей карьеры. Любовью. Друзьями. Временем, которое я могла бы провести со своей семьёй. Но не заблуждайтесь. Не колеблясь, я бы отдала всё это в ту же секунду, как ко мне бы вернули Лукаса.
Распрямив позвоночник, я отказалась показывать Бреди слабость. Моё сердце сломано, но я не позволю ему сделать этот день ещё тяжелее, чем он есть.
– Я здесь, хорошо? Давайте обойдёмся без всей этой чепухи. Разрежем торт. А потом разойдёмся, притворившись, что всего этого никогда и не было.
Его челюсть сжалась, когда он уставился на меня.
– Правильно. Конечно. Притворимся. Способ Шарлотты Миллс.
Мой смех прозвучал невесело.
– Да, Бреди. Я единственная, кто притворяется, в то время как ты поёшь «С днём рождения» нашему десятилетнему потерянному сыну.
Слова выскользнули наружу прежде, чем я успела о них пожалеть. Это был глупый удар, вызванный гневом. Я должна быть лучше его провокаций. На протяжении многих лет я стала настолько искусной в том, чтобы уклоняться от его оскорблений, но именно эти слова заставили меня ответить Бреди. В мире было недостаточно оружия, которое защитило бы меня от его нападок.
Я подобралась.
Его лицо ожесточилось, а ноздри раздулись от гнева.
Это произойдёт.
Воздух вокруг нас накалился.
– Бреди, – предупреждающе сказал Том за моей спиной.
Но было слишком поздно…
– И чья же это вина, Шарлотта?
Слова пронзили меня. Это была правда, и этот факт я не смела отрицать.
Моя.
Это была моя вина.
Всегда и навсегда.
– Достаточно! – её голос взорвал тишину комнаты, как предупреждающий свист стрелы.
Я представила её, шагающей к нам как супергероиня, её рука взлетела бы вверх и мебель скользнула бы обратно к стенам по её желанию. По правде говоря, она вошла на цыпочках на своих тонких каблуках, одетая в чистые, белые льняные брюки и светло-коралловую шелковую блузку, которая резко контрастировала с её коротко подстриженными темными волосами. В свои пятьдесят восемь она оставалась такой же прекрасной, как и тогда когда была ребёнком. Но, несмотря на её миниатюрность и правильность снаружи, она была воином внутри. Когда пропал Лукас, она боролась со всем миром от моего имени.
– Сьюзен… – начал Бреди, но резко прервался. Он не был достойным противником Сьюзен Миллс. Не так много людей могли справиться с ней.
– Сегодня не твой день, Бреди, – отрезала она. – Ты стоишь здесь, держа на руках своего сына, и продолжаешь оскорблять и обвинять? Никогда не поздно научить своих детей о понимании и прощении. Будь примером для него. – Она обхватила маленькую головку Уильяма, закрыв ему уши, и прошипела: – И прекрати быть мудаком в день рождения моего внука.
Боже, я люблю свою маму.
Бреди переложил малыша и не смотря на меня и не проронив ни слова в мой адрес, развернулся и, поджав хвост, бросился по направлению к комнате.
Мои плечи развернулись, когда облегчение накрыло меня.
Со своими метр пятьдесят шесть я была лишь на четыре дюйма выше мамы, но когда она обняла меня, я снова почувствовала себя ребёнком.
– Привет, любимая, – проворчала она, все признаки её грубости исчезли.
– Привет, мама, – пробормотала я.
Том медленно прошел мимо, оставляя нас одних.
– Ты в порядке? – спросила она, разрывая наши объятия.
– Да.
Она сжала мои руки и пристально уставилась в моё лицо, чтобы найти хоть малейшие признаки лжи.
Если она их найдёт, то своей добротой постарается их прогнать.
Я была не в порядке. Уже долгое время. Она ненавидела это, но проходили годы, и лучшее что она могла сделать, это просто принять это. Счастливая и беззаботная Шарлотта Миллс, которую она вырастила, умерла в то суровое сентябрьское утро.
Она посмотрела мимо меня.
– Знаете, Том. У вас должно быть оружие. Оно бы не убило тебя, но помогло бы несколькими минутами назад, пока меня здесь не было.
Он поднял голову от телефона и небольшая, но совершенно неподражаемая улыбка растянула его губы.
– Не хочу потратить мои зрелые годы в тюряге, Сьюзен.
Она усмехнулась и захлопала ресницами (как умеет делать только та куколка Бетти Буп).
– Нет. Наверное, не хотим, не так ли?
Я перевела взгляд с одного на другого, пока они стояли, уставившись друг на друга, их чертова химия просто душила меня.
Боже. Я тоже этого хотела. С кем-нибудь. С кем угодно. Хотя это произошло бы только если бы я позволила человеку приблизиться ко мне, узнать меня. Во многих отношениях это казалось непреодолимой задачей, почти такой же сложной, как и узнать, кто забрал моего сына.
– В любом случае, – протянула я, чтобы оборвать их незримую связь.
Мама покачала головой, вероятно для того, чтобы прийти в себя.
– Я слышала пирог готов.
Мои плечи напряглись. Когда это перестанет причинять мне такую сильную боль? Однажды я прочитала в книге о скорби, что все это связано с первыми шажками ребенка, который сосредотачивает вас на каждом дне. Прошло уже десять лет, а я всё ещё чувствую, что будто заморожена во времени, не ожидая его возвращения домой, но и не зная, каким образом двигаться дальше.
Возможно, пришло время для более решительных шагов. Даже гигантских. Я больше не могла топтаться на одном месте. Однажды я проснусь и пойму, что в своём отчаянном бегстве от боли в настоящем, я позволила своему будущему пройти мимо меня.
Дерьмо, я уже позволила десятилетию моей жизни скользнуть в небытие.
Что если я никогда не встречу того, кто будет также любить меня, как мой отец любил маму?
Или даже почувствовать тот взгляд, которым Том смотрит на неё, как на единственную женщину, когда-либо увиденную им?
Если я продолжу идти по той же тропинке, совершая детские шажки один за другим, работая до изнеможения, чтобы избежать реальности, то возможно я умру на этой же самой тропинке – одинокая и несчастная.
