Текст книги "Голем 100"

Автор книги: Альфред Бестер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)

В Центральном парке доктор Шима с помощью змея-убийцы пытался уничтожить других змеев, которых пускали там дети и взрослые. По счастью, хвост его

змея был оснащен не опасными лезвиями, как бывает в таких случаях, но механической электробритвой. Далее он появился на острове Бедлоу, полный решимости забраться на макушку несуществующей статуи Свободы и возжечь заново ее факел. Вам известно, полагаю, что остров был продан Лиге защиты животных, и на нем содержат приют для бездомных кошек и собак. Лига дурно восприняла пылающие горючие материалы в руках доктора. Животные отнеслись к этому не лучше.

Затем вы под ручку ввалились в салон модного татуировщика и потребовали, чтобы он сочетал вас браком, утатуировав вас в одно целое. Когда бедняга попытался объяснить, что не имеет права никого и никаким образом поженить, вы свалили его на пол, где пытались нататуировать на его и так полностью покрытом рисунками теле буквы Б-Ы-Д-Л-О, одновременно распевая песенку: «Отведи меня, Уолтер, к алтарю, покажу тату– ировочку свою!»

Доктор Шима далее был замечен в центральном морге Гили, где он вступил в ожесточенную перепалку из-за девичьего трупа с известным некрофилом. Доктор Шима, кажется, желал произвести вскрытие и осмотр ее внутренних органов: он сокрушался, что никогда не занимался патологоанатомией – ни в Принстоне, ни в МТИ, ни в «Дхоу Кемикл». У другого господина, уже уплатившего за труп, были иные виды. Чрезвычайно неприятная стычка.

Мои сотрудники далее сообщили, что вы, мадам, самым непотребным образом терлись пахом о трехмерный плакат на трех щитах. Плакат рекламировал средство от бессилия «Подъем!», изображая нагого мужчину в состоянии «до» и «после». Ваши ухаживания были направлены целиком на господина в стадии явно «после», с привлекающим внимание живой окраской и заметно больше натурального размера органом.

Доктор Шима тоже в это время поддался любовному пылу. Он носился туда-сюда, срывая одежду с проходящих дам, обрызгивая их черной краской и распевая: «Черных трахать хорошо! Черных трахать хорошо!» Весьма удивительно, поскольку все дамы были черными от природы.

Мне не доложили, как вы, госпожа Нунн, обзавелись гримом, но в помещении «ВГА», принадлежащей Армии Оледенения, вы появились в полной клоунской раскраске и нагло пытались пролезть в их постановку оперы «Паяцы» в обработке Скрябина-Финкеля, утверждающей, что ревность нарушает предопределение Господне. Вы все время рассыпались верхним «до» в подтверждение вашего дарования, что побудило множество бродячих собак поднять вой.

После нового хода коня оперативники разыскали вас обоих в комплексе «ФФФ». Вы подвергли разгрому лабораторию доктора Шимы – целью было смешать все химикаты и реагенты в гигантском цилиндре, похищенном с рекламы земляных орешков. Произведен был крайне дурной запах. На одной стене пальцем в перман– ганате калия (КМ_п⁴) было написано: «УБИВОНЬ – ДУХОВИЛОВКА ВОНЮЧЕЛОВЕКА!»[57]57
   Пародия на поведение банды убийц Мэнсона в доме Шэрон Тэйт.


[Закрыть]

На Стэйтен-Айленде доктор Шима привязал себя к ракете-носителю на Сатурн и упрашивал госпожу Нунн чиркнуть спичкой, поджечь ракету и запустить его в открытый космос. Мадам, однако, была слишком занята – из распылителя украшала бетон стартовой площадки рождественскими призывами в красной и зеленой красках, вслух рассуждая о том, что чуждым обитателям далеких звезд легче будет понять послание, содержащееся у Луки, гл. II, ст. 14, чем Е = Мс[58]58
   Опера Д. Гершвина, содержащая откровенные любовные сцены.


[Закрыть] или даже 1 + 1=2.

Поисковый патруль далее обнаружил, по их словам, заговорщиков, явившихся непрошенными на официально разрешенное сборище Черного Ку-Клукс-Клана, где вы загасили их священную пылающую мандалу, причем на крайне скатологический манер; далее вы пустились в импровизированное представление классической оперы «Порги и Бесс»². Непредубежденные свидетели охарактеризовали выступление как попросту жалкое.

Все еще вдвоем, в нечестивом единении (моими словами) вы были замечены в маркетоне, где доктор

Шима гонялся с явно плотскими намерениями за визжащей и хохочущей госпожой Нунн. Вы забрасывали даму, доктор, фаллическими символами: спаржей, сельдереем, бананами, шампиньонами и сосисками. Для того чтобы окружающие не обманулись насчет ваших намерений, вы сопровождали метательные снаряды непристойными яркими описаниями.

Здесь наблюдается некий пробел в ходах коней, но вы, похоже, снова расстались. За мадам гонялись по всему Пассажу, где она громила витрины со звездными сапфирами и обличала мерзость общества потребления, возглашая: «Суета сует и все – суета». Доктор Шима вторгся в родильный дом Равных Прав, где воспрепятствовал приему нескольких родов, чем угрожал жизням рожениц. Он вопил, что его обрюхатил слон и ему срочно необходим аборт.

Вы, госпожа Нунн, укрылись в церкви Всех Атеистов, где вам удалось шокировать тех немногих неверных, которые понимают латынь, громогласно распевая следующие стихи: «Otualingula, usque perniciter vibrans et vipera. О tuae mammulae, mammae molliculae, dulciter turgidae, gemina poma»[59]59
   «О язычок твой проникает, дрожа, как змеиный. О грудки твои, груди маленькие, сладостно упругие, драгоценные яблоки». Катулл, «К Лесбии».


[Закрыть]. Постыдились бы, мадам!

А вы, доктор Шима, вскарабкались на крышу Оазиса по соседству с правлением ООП и пытались голыми руками опрокинуть двухтонный дождевой бак на вершину пирамиды ООП. Слышали, как вы завывали: «Она может войти к вам, но не наоборот!» Ну что же это, доктор!

И завершающий акт безумия: вы двое ворвались в наше управление, вытащили меня из кабинета и пытались побить камнями за то – вашими словами, – что я гнусный колдун, своими чарами вызвавший Голема-100. К счастью, на вооружении у вас были только магические жабьи камни, по верованиям древних чародеев, находимые в мозгу у жаб и разрушительные для всякого зла. Убить ими нельзя. Очень неприятно, правда, что вы позабыли добыть камни из жаб.

Субадар Индъдни остановился, улыбнулся, перевел дух и подошел к стволу, где остановился, рассеянно поглаживая его. Воцарилось молчание.

Затем Шима хрипло осведомился:

– Мы творили все это безумие?

– Возможно, и не только это, – тихо подтвердил Индъдни.

– Все двенадцать часов?

– Очень странно действует ваш прометий, доктор. Кстати говоря, могу ли я предложить, чтобы вы и госпожа Нунн согласились в самом ближайшем будущем на медосмотр. Прометий все-таки радиоактивен, хотя в отчете не сообщали, чтобы вы светились в темноте.

– Я знаю, – буркнул Шима. – Это был осознанный риск.

Гретхен сказала:

– Ну что делать? Плакать или смеяться?

– Ни то, ни другое не поможет, мадам. Гораздо важнее узнать, как и почему вы делали то, что делали.

– Так вы верите нам, что мы ничего этого не знали и не помним, господин Индъдни?

– Я следил за выражениями ваших лиц во время своего повествования. Да, я верю. А теперь, согласитесь ли вы вместе со мной поискать выход из тупика? – Индъдни вернулся к жаровне с углями и уселся на краешке. – Прежде чем ответить, позвольте мне заверить вас, что официально я вам ничем не угрожаю. Ваши нелепые поступки были не более чем мелким хулиганством, последствия которого легко устранить, честно заплатив потерпевшим, в чем, я уверен, вы не откажете. Участок не будет рекомендовать Законникам возбудить дело. Все равно вас сейчас не наказать, потому что завтра первый Опсдень недели Опс. Нет, меня волнует только Сторукое чудовище, а я убежден, что вы глубоко и тайно с ним связаны. Вы по-прежнему стоите на том, чтобы хранить свой секрет? У вас есть такое право, но в этом случае мы и заходим в тупик.

Гретхен наконец промолвила:

– Думаю, что пора открыть карты, Блэз.

– Я и раньше хотел, но ты меня остановила.

– Время было неподходящее. А теперь настал момент истины.

– О чем умолчим?

– Ни о чем.

– Твое «секретное оружие»? Господин Хоч?

– Ни о чем.

– Тогда пропали наши карьеры.

– Нет, если можно доверять субадару.

Индъдни тихо осведомился, идет ли запись.

Бесплотный голос ответил утвердительно.

– Прекратите, пожалуйста. Дальнейшее собеседование только для моих ушей – под мою личную ответственность. На этих словах вы прерываете запись.

– Да, хозяин. Десять-четыре[60]60
   Вас понял – армейский жаргон.


[Закрыть].

Гретхен поблагодарила Индъдни взглядом.

– Вы так милостивы, субадар!

– Это вы, мадам, оказали мне честь. Итак...

И тут они рассказали ему все, как на духу. Индъдни проявил высшую любезность, отказавшись на это время от своей бесстрастной маски и позволив изумлению, безнадежности, негодованию, сомнению, иногда даже насмешке отражаться на своем лице; единственно сочувствие не промелькнуло ни разу. Напротив того, дождавшись конца затянувшегося пересказа, он обратился к обоим с отеческой суровостью:

– Вы, люди с вашим положением, образованные, высоко профессиональные, принадлежащие к сливкам общества Гили, вели себя как неразумные дети, затеявшие – как это называлось в старину – игру «Сыщик, лови вора».

– Мы всего лишь пытались подобрать нестандартное решение к нестандартной задаче, – пробормотал Шима.

– Нет, не так, – жестко произнес Индъдни. – Вы пытались отразить сильного противника из слабой позиции. Если верить вашему анализу ситуации, мадам, то я...

– Так вы поверили? – перебила его вопросом Гретхен.

– Меня сильно искушает возможность поверить по причине, которую вы непроизвольно мне подсказа-

ли. Я, быть может, оглашу ее далее. Согласно вашему анализу, это чудовищное порождение – Голем – не знает логики поведения человека. Им руководят только страсти. Он будто дикарь. Так как можно применить к нему рациональный подход? Возможно ли очеловечивать циклон? А ведь эта эманация зла сокрушает Гиль, подобно циклону. Вы упомянули, что видели это в своем Подмире?

– Да, кажется.

– Опишите виденное. Нет, не сразу. Опишите сначала подспудный материк – как вы увидели его.

– Сначала мы не видели ничего, – пояснил Шима. – Наши чувства только регистрировали эхо.

– Тогда опишите эхо.

– Но это чушь какая-то, это ничего не стоит.

– Вы так полагаете? Но у меня есть причина спрашивать. Вы недооцениваете мои мыслительные возможности, а зря. Прошу вас ответить.

Индъдни внимательно вслушался в описание фантастических чувственных образов, мелькавших перед Гретхен и Блэзом во время действия прометия. Когда рассказ закончился, Индъдни удовлетворенно кивнул.

– Теперь мне понятны все безумства ваших двенадцатичасовых блужданий. Разве вам не очевидны параллели, связывающие реальный мир – Надмир, как говорит доктор Шима, – и ваши Фазма-странствия?

Шиму, казалось раздосадовала проницательность субадара, уловившего нечто, ускользнувшее от него самого.

– Вот вы нас и просветите, – буркнул он.

На лице Индъдни промелькнуло понимание – он заметил раздражение Шимы.

– Не буду останавливаться на всех подробностях, – мягко начал субадар. – Я уверен, что вы сами все потом свяжете для себя, получив от меня небольшую подсказку... указатели в нужных местах. Не представали вы разве, доктор, перед госпожой Нунн в образе ацтекского божества? Тогда вспомните ваши поиски девственницы в ИНКА.

Или вот еще: когда вы пытались увидеть госпожу Нунн, то вам представилась нагая женщина с обозначенными внутренними органами. Разве это не увязыва-

ется с эпизодом в городском морге? Мадам же, стараясь разглядеть вас, видела татуированного японского самурая. Вспомните салон татуировщика в нашем мире.

Потом вы представили себя, доктор, в виде монстра со слоновьей головой. Нет ли тут связи с вашим набегом на родильный дом РП, где bJJ заявляли, что вас оплодотворил слон?

Вы же, мадам, видели себя как елочное украшение – в то время, как в своем телесном облике вы покрывали красно-зеленым рождественским орнаментом стартовую площадку на Стэйтен-Дйленде, заявляя, что чужому разуму с далеких звезд будет доступно откровение от Луки, II: «На земле мир, в человецех благоволение». Ну как, достаточно или продолжать?

Шима присвистнул.

– Бог мой! Да он праЫ Все связывается! Когда я увидел тебя в образе прекрасной голой негритянки... как раз тогда я, должно быть, и перекрашивал женщин в черный цвет.

– Нуда. А когда мне представилось, что мы с тобой танцуем, тогда я, наверное, как раз пыталась совратить плакат.

– Но почему мы сами не догадались?

– У вас не было времени подумать, – объяснил Индъдни. – Не огорчайтесь. После вашей финальной выходки уже здесь, в Управлении, вас сразу же подвергли допросу под наркотиками.

– И что мы вам поведали?

– Ничего, доктор, Вы ничего не помните из этих двенадцати часов. Вы полностью выпали из пространства и времени – похоже, что действовала исключительно ваша телесная сущность-■■ вы были как зверьки, расшалившиеся без меры, шкодливые, но не... Да, мадам?

– Я хочу принести свои извинения, субадар. Я и вправду вас недооценивала – не ваш ум, но вашу интуицию. Я пренебрегла вами после того, как вы, казалось, легкомысленно отмахнулись от моего анализа Голема– 100. Теперь я поняла. Я упустила из рассмотрения фактор телесности, а вы его учли – чисто инстинктивно. Мои же инстинкты не сработали. Мне очень жаль. Я прошу прощения.

– Вы так любезны и великодушны, мадам, хотя, признаюсь, что сейчас уже я не понимаю.

– Я тоже, – проворчал Шима.

– Я поняла это изнутри. Дело в том, что наши тела могут общаться с нашим рассудком, но не наоборот. Как улица с односторонним движением.

– О чем это ты, Гретхен?

– О своей ошибке, которую почувствовал субадар. Я была настолько одержима идеей исследования Фаз– ма-мира, что забыла о реальности вещественного мира людей. Я предала психодинамику... Давайте оставим весь этот психотехный жаргон и поговорим, как на кухне, ладно?

– С удовольствием, госпожа.

– У нас есть разум и есть тело – они существуют раздельно?

– Нет, они едины.

– Кто главнее?

– Оба.

– Жизнеспособно ли тело без разума?

– Да, как растение.

– А бестелесный рассудок?

– Нет, если только не верить в духов.

– Поэтому разум нуждается в приюте, и сома – физическая оболочка – служит домом рассудку. Тело – меблирашки, а разум – там жилец. Согласны?

– Согласен.

– Что бы ни порождал разум: искусство, музыка, науки, логика, идеи, любовь, ненависть – все равно, в производство этого был вовлечен весь дом.

– Допустим.

– Да уж, пожалуйста. Голем – это псевдожизнь. Стало быть, должен быть дом, породивший его.

– Ты же говорила, что его породили дамы-пчелки.

– Вот именно. Их улей и есть тот дом – родной очаг и пристанище Голема. – Гретхен обернулась к Индъдни. – Я внятно рассуждаю, субадар?

Индъдни с улыбкой ответил:

– Вы опускаете душу, мадам.

– Нет, я опускаю только упоминание о ней. Душа – это живительная сила для сомы. Ее метаболическая музыка.

– Черта с два! – вмешался Шима. – Я не подписываюсь под идеей души, но если таковая существует, то сродство у нее к разуму... к психике. Это наша мыслящая составляющая.

– Для меня, Блэз, это не так. Мне она представляется резонансным всплеском сомы, тем цветком, который породили миллионы лет эволюции, неосознанное окультуривающее воздействие для любого животного.

– Животного! Да еще любого Животного?

– Да, любого, – твердо стояла на своем Гретхен. – Разве, по-твоему, у тигра нет души?

– Многие религии утверждают, что нет.

– А святой Франциск Ассизский думал иначе: что у тигра есть душа. Он не знает математики, не может молиться; тебе не доведется услышать, чтобы тигр шутил. Его сома и психика подчинены только рефлексам, нацелены на выживание и получение удовольствия, но я все равно утверждаю, что у тигра есть душа. Я закончила, господа судьи.

– Разумеется, госпожа советник юстиции, но в чем суть вашего дела? – совершенно серьезно домогался Шима.

– В том, что улей моих дам – это тело и душа Голема, его пристанище. Вы согласны, субадар?

– Весьма необычное построение, госпожа Нунн, вполне в вашем духе. Однако разве не имеет Голем собственного тела... сотни тел? К величайшему несчастью, я не знаком с местопребыванием его души, если таковая имеется. Может быть, мне отдать приказ к розыску и задержанию?

Гретхен рассмеялась.

– Опять код НЕМО?

– Думаю, что код «Кредо» будет здесь более уместен.

– Черт бы вас обоих забрал с вашими шуточками...,– вспылил Шима.

– Остынь, малыш. Мы просто немного расслабились, – ласково сказала Гретхен и добавила, отвечая на вопрос Индъдни: – У него псевдотело, субадар. И оно, и его первобытные побуждения – всего лишь проекция, исходящая из улья. Поэтому он полиморфен. Представьте себе воду в свободном падении – без воз-

действия тяготения ей можно придать любую форму. У Голема нет подлинного облика – его порождает и произвольно формируют в улье.

– Так что же, – вопросил Шима, – нужно угробить всех дам-пчелок, чтобы прихлопнуть Голема? Ну прямо так и вижу, как наш здесь присутствующий друг отходит в сторонку, чтобы нам не помешать.

– Это вряд ли, – проворчал Индъдни. – Я позволяю вовсе никакого уничтожения.

– Я совсем не имела в виду физическое уничтожение моих дам, – пояснила Гретхен. – Вы поняли, что происходящее – результат их совместных усилий? Разрушьте их кружок, и Голем лишается пристанища.

– Разрушить улей?

– Нуда.

– А как?

– Еще не знаю.

– Почему это?

– Потому что я не уверена, что сходство с ульем заходит так далеко.

– Но допустим, что это так и есть.

– Тогда все равно остается знак вопроса. Жизнь колонии насекомых продолжается и без царицы – матки. Только рой пчел обязательно должен иметь матку.

– Ты об этой... как ее... Уинифрид Эшли?

– Вот тут-то и встает большой вопрос. Действительно ли она царица в пчелином смысле и без нее рой рассыплется? Она ли играет основную роль в сотворении Голема? Черт меня побери, я не знаю и не представляю, как узнать.

– Есть очевидный способ – еще одна «поездка» на Рт.

– Но я боюсь этого, Блэз. Мы не можем доверять нашим чувствам, потому что они начинают бесноваться – в них происходит короткое замыкание. И мы, безусловно не вправе полагаться на нашу сому, когда одушевляющее начало улетучивается.

– Позвольте внести предложение? – подал голос Индъдни от кедрового ствола.

– Просим.

– Следующий прометиевый «полет» можно проводить под жестким контролем. Тела следует удерживать.

– Верно, субадар, но проблему ненадежности наших ощущений это не решает.

– Яне говорю о чувствах доктора Шимы, и, может, ненадежны только ваши, мадам?

– Мои? Только мои?

– Я уже просил оценивать меня по достоинству. Да, мне было известно, что ваше зрение – из вторых рук, еще до вашего признания. Вы – lusus naturae[61]61
   Игра природы, чудо (лат.).


[Закрыть]. Вы почувствовали Голема?

– Кажется, да.

– Внешность, попрошу.

– Бесформие.

– Действия?

– Никаких.

– Вы ощущали чудовище самостоятельно или посредством органов чувств доктора Шимы?

Гретхен словно громом поразило.

– ОмойБог! Мне и в голову не... Честное слово, не знаю.

– А не знаете ли вы, может ли поведение Голема в вашем Фазма-мире указать на источник его зарождения?

– Может. Похоже, вы мне наконец поверили?

– А вы не догадываетесь, что именно опосредо– ванность ваших чувств позволяет вам явиться в Фазма– мир с девственно нетронутым восприятием и понять, что происходит на самом деле?

– Господи! – воскликнул Шима.

– Эта отправка может состояться лишь после составления плана и тщательной подготовки. Теперь вы идите отдыхать. Вы оба в этом нуждаетесь. – Индъдни решительно взял дело в свои руки. – Затем, доктор, вы проверите восприятие мадам. Мы знаем относительно зрения, но следует испытать и слух. Это также может оказаться решающим.

– А остальные как? Вкус, обоняние, осязание?

– Но я все уже знаю по вашему признанию о происходивших событиях. Именно это было причиной, ма-

дам, хотя вы и не сознавали, почему я вам поверил. Ее я и обещал поведать вам позднее.

– В чем же она призналась, что вы так хорошо все поняли?

– Осязание, доктор? Разве не почувствовала она холод, когда чудовище забралось к ней?

– Черт возьми, верно!

– Постойте, – вмешалась Гретхен, – а разве я не могла это ощущение получить через чувства Голема?

– Как так, мадам? Разве есть у существа чувства, как мы их понимаем? И разве ощутило бы оно испускаемый им самим холод? Нет, это целиком ваше ощущение.

– Он прав, Гретх. Но, Индъдни, как насчет обоняния и вкуса? Правда, они взаимосвязаны...

– А вот это было связующим звеном, как сказал бы Законник. Госпожа Нунн сама, собственными чувствами восприняла особый запах, исходящий от Сторукого, – bouquet de malades, запах безумия. Я обонял его лично, и это подкрепило мое доверие. Ум человека в синей форме часто обостряется от мелочей.

– Этот долбаный умник меня доконает, Гретхен, – буркнул Шима, снова разъярившись.

На лице Индъдни снова что-то промелькнуло – он принял к сведению оскорбление.

– Прошу не задержаться с обследованием, доктор. Время очень напирает. «Ассириец свирепствует, как волк в овчарне». Вместо «ассириец» подставьте «Сторукий Голем». И разумеется, вы предоставите возмещение жертвам ваших похождений. Мои сотрудники помогут.

– Каким образом? – осведомился Шима. – Деньгами?

– Знаниями. – Индъдни поднялся, чтобы проводить их. – Что такое, доктор? Вы не слышали про скандал с подвесной дорогой на горе Эверест?

– Слышал, конечно. Она обрушилась.

– И пятьдесят несчастных обрели увечья и смерть. Но это – не скандал, о котором я говорю. Когда спасатели прибыли на место катастрофы, то на снегу корчились, взывая о медицинской и юридической помощи, не

пятьдесят, а сто пять «жертв». В этом и состоял скандал, какого я вам не желаю.

Индъдни распахнул дверь и выпроводил их с улыбкой и тихим «Благослови вас Опс!», Потом закрыл дверь, нажал на кнопку и распорядился в пустоту:

– Прошу возобновить запись и пришлите господина Нудника Лафферти.

Глава 15

Первый шальной Опсдень недели Опс – традиционного празднества Опалий (женское движение в пику устроителям Сатурналий), призывавшего к бездумным увеселениям... Можно подумать, что в Гили требовался какой-то повод для безумств. Опс, супруга Сатурна, богиня Земного Изобилия (возможно, само слово «обильный» восходит к ее имени); в ее честь дотрагиваются на счастье не до дерева, а до земли, дарят сувениры из глины и предаются поголовному братанию, забыв о различиях в социальном положении.

Никаких учений, никаких обрядов, никакой кары, никаких особых одежд, речей и приветствий: веселись кто хочет, хоть до упаду! Лучший способ почтить Опс – побаловаться с бабенкой, плотно впечатав ее зад в землю, – что и проделал только что Блэз Шима.

– Опс благослови! – выдохнула Гретхен.

– Опс благослови, любимая.

– Этот щебень терзает мне спину.

– Щебень! Как не стыдно, Гретхен. Это земля, проделавшая к нам долгий путь из прекрасной Франции. Мы не стоим за затратами.

– Тогда любовь у французов – сильно каменистое занятие. Ты бы раньше ее просеял, что ли.

– А я так и сделал – сквозь дуршлаг. Мы так любили друг друга, что земля сбилась в комья.

– За что и выношу тебе благодарность. Опс благослови. А теперь – устрой мне подстилку;

– Забирайся сверху.

– Ага, так уже лучше. Снова благодарю вас, су– дарь.

Прошло минуты две или, возможно, двадцать, пока они млели и шептались на террасе.

– У тебя чудные выпуклости, любовь моя...

– А у тебя величайший...

– Уже нет.

– Он придет в себя... У этого парня хватает силенок.

– Этим он и отличается от всего меня.

– Не принижай себя.

– Просто помню о le pauvre petit. Мне бы твою силу,Гретхен.

– Я не сильнее тебя.

– В десять раз сильнее.

– Нисколько.

– В пять?

– Ничуть.

– В два с половиной?

– У тебя есть своя сила, Блэз.

– У меня-то? Да я мягкотелый, как Индъдни.

– Опять ты его недооцениваешь. В этом человеке чувствуется сталь.

– Ну если ты не возьмешься ее нащупывать...

– Блэз! Ты ревнуешь?!

– Да так... просто иногда ты на него как-то странно поглядываешь.

– Стараюсь оценить его... Определить его склад. Он держит свою яростную натуру под спудом, Блэз. Если он утратит контроль над собой – берегись!

– Этого бородатого индусского хмыря? Да ни за

что!

– Забавно, что ты так к нему относишься, потому что вы похожи.

– С Индъдни?!

– Ну да. В тебе тоже скрыта тяга к насилию, только твой образ действий – нападение и отход.

– Ты меня разыгрываешь.

– Ни-ни. Ты или как le pauvre petit скрываешься от сложностей в своей лаборатории, или убегаешь от кризиса – бросаясь на него в атаку. В этом случае – остерегайтесь господина Хоча!

– Ни за что не соглашусь. Я никогда и никому не хотел причинять боль. Должно быть какое-то другое объяснение этой дикости с Хочем.

– Ладно, возможно, ты и прав – мне слишком хорошо, чтобы спорить. Давай еще понежимся...

– Слишком уютно, хочешь сказать...

– Да, и сон навевает. Что мы сегодня должны сделать, кроме того, чтобы радоваться Опс?

– Рассчитаться за наши выходки. Субадар дал мне перечень законных претензий.

– А... ну да... поделим поровну. – Зевок Гретхен защекотал ему ухо. – Это не займет много времени, и мы поедем ко мне.

– Только если ненадолго. А я – у меня есть, чем заняться еще.

– Ах, как мы заняты, заняты, заняты...

– Нужно найти место, где я мог бы проверить твои органы чувств.

– Вот что... А нельзя в лаборатории?

– Нет. Нужно найти помещение, полностью изолированное от внешних помех.

– Вроде космического вакуума?

– В космосе вовсе не вакуум, но смысл как раз такой. Где-то глубоко, наглухо изолированное, и чтобы была силовая линия... Не так-то просто будет это найти...

– Для такого-то гения? Не смеши!

– Опсблагодарность, сударыня. Не возражали бы вы с-над-меня слезть?

– Но мне так уютно...

– Брысь... брысь...

Гретхен, недовольно ворча, встала и осмотрелась глазами Шимы.

– Я подмету террасу.

– Оставь до конца недели Опс. У нас слишком много дел сегодня. Что ты наденешь?

– Простой белый комбинезон – ничего лишнего. А ты?

– Тоже, только рабочий джинсовый.

– Хорошо... удачи тебе. Опс благослови тебя, парень.

– Удачи, сударыня, и Опс благослови тебя.

* * *

Неимоверная зала для заседаний в «ффф» была битком забита халявщиками – обтрепанными, орущими, распевающими, пьющими, лакающими. На козлах вдоль всей пятнаддатиметровой стены были устроены столы, заставленные едой, питьем и всяким балдежом, а обслуживали всех желающих одиннадцать достопочтенных директоров «ФФФ», в покрытых пятнами поварских фартуках и колпаках, сияющих улыбками. Опсдень!

Шима с трудом протиснулся через толпу к самому столу.

– Опс благослови, сенатор, я...

– Сегодня я Джимми-Джей, Блэз. Опс благослови. Что тебе подать?

– Я ищу председателя, Джимми-Джей.

– Миллса? Он, кажись, обслуживает охотников до сэндвичей с дурью. Там, через один стол.

Шима протолкался вдоль столов.

– Опс благослови, генерал.

– Сегодня я Джорджи, Блэз, мой мальчик. Опс благослови. У меня тут всякие примочки главного калибра – так и валят! На белом? Ржаном? С волоконцем? Покруче?

– Я думал, что этот прилавок за председателем.

– Уже нет, малыш. Он перебрался на раздачу самогона.

Шима еще потолкался.

– Опс благослови, губернатор.

– Сегодня просто Нелли, Блэз. Добрый, надежный старина Нелли. Глянь, у меня тут есть кое-что для тебя, сынок. То, что доктор прописал! Шутка, сынок. Смотри, мое изобретение. Называется «Боль в ухе». Ну и затаривает, кореш! Все шары зальет.

– Как так, губе... Нелли?

Губернатор кивнул на кучку вповалку сбившихся в уголке клиентов, сияющих улыбками.

– Всех скосил эликсир Нелли. «Боль в ухе», вот

как.

– А что в нем такого особенного?

– Его не пьют, сынок, а закапывают. Прямо в ухо, и у тебя – взрыв. Вот тебе полная пипеточка...

– Попозже, губер... то есть Нелли. Я ищу Председателя. Сказали, что он здесь.

– Миллс? А! Нет, Милли-Пух разливает суп.

Председатель, одетый в растерзанную поварскую

спецодежду, вопил как ярмарочный зазывала:

– СПЕШИТЕ! СПЕШИТЕ! СПЕШИТЕ! – В одной руке у него была супница, в другой – здоровенная клизма. – СПЕШИТЕ! СПЕШИТЕ! СПЕШИТЕ! СЮДА! ВСЕ КО МНЕ! ПО ОДНОМУ И ВМЕСТЕ! ВДАРЬТЕ ПО ЖЕЛУДКАМ! НАЖМИТЕ С ДВУХ СТОРОН! ТОЛЬКО У НАС – СУПЧИК, ВКУСНЫЙ, КОГДА ВХОДИТ И ВЫХОДИТ! Привет, Блэз. Опс благослови.

– Опс благослови, господин председ... Миллс. Хозяин, я... извините. Милли, я хочу оплатить разгром в лаборатории.

– Да брось ты, Блэз. ВДАРЬ! ВДАРЬ ПО ЖЕЛУДКУ! Сегодня – начало недели Опс. Все прощено, забыто, и мы устроим тебе новую лабораторию. ПОЗНАКОМЬТЕСЬ С БОМБОЙ В БРЮХЕ! ЗАЛЕЙТЕСЬ С ОБОИХ КОНЦОВ! Мы себе это можем позволить, видит Бог – уйму денежек сделала на тебе «ФФФ».

– Огромное спасибо, Милли.

– Опс благослови, Блэз.

– Предсе... Милли, я хочу еще об одном попросить: нужно особое место для особого опыта – и нужно поскорее. Есть ли у «ФФФ» глубокая шахта с подачей энергии? Мне нужно место, где подопытный был бы в полной изоляции.

– Шахта? Да, Господи, у нас десяток заброшенных шахт по всему свету, но ни одну так быстро не устроить, Блэз.

– Почему?

– Во-первых, всю проводку и канализацию дав– ным-давно ободрали и сдали в утиль. Во-вторых, там поселились бомжи. Их там тысячи. Год, не меньше, придется потратить, чтобы их оттуда вышвырнуть, а они будут вопить и брыкаться. СПЕШИТЕ! СПЕШИТЕ! СПЕШИТЕ! ВДАРЬТЕ ПО ЖЕЛУДКАМ!

* * *

Гретхен не удавалось пробраться сквозь толпу вокруг Музея Художеств, потому что всякие подобия приличий отбрасывались на неделю Опс по всему Коридору. Те, кто всегда одевался прилично, симулировал оборванцев. Те, кто говорил и вел себя как культурные люди, подделывались под простонародье. Единственно, в чем она могла быть уверена, – все, кто собрались здесь, это ценители искусства.

Музей придерживался заимствованного из Неаполя освященного веками новогоднего обычая. Неаполитанцы весь год копят надоевшую или вышедшую из употребления мебель и утварь, а в Новый год, бурно веселясь, выбрасывают рухлядь из окон, так что, проходя по улице, лучше поостеречься падающей из окон мебели.

Вечно терзаемый проблемой хранилищ, музей прибегал к вышеописанному обычаю в первый день Опс. Всякий хлам, занимавший высокоценное место, сочтенный недостойным или оказавшийся непродажным (за пристойную цену), выбрасывался из окон верхнего этажа.

Вниз летели картины, эстампы, гравюры, плакаты, статуи, безделушки и редкости, пустые рамы, части доспехов, старинные костюмы, папирусы, причудливые музыкальные инструменты, мумии кошек, обшарпанные пистоли, прохудившаяся оловянная посуда.

В окнах веселились до упаду, глядя на осатаневшую толпу, где каждый задарма пытался ухватить все подряд, что падало из окон, и Гретхен понимала, что удовольствие сотрудников музея только частично объяснялось радостью освобождения музея от завалов хламья. Она все еще околачивалась по краю толпы, когда в нее неожиданно врезался мощный человеческий снаряд.

– Извините. Опс благослови, – пробормотала она, отодвигаясь.

– Опс благослови, – отозвался чистый воспитанный голос без малейшего следа принятой в неделю Опс вульгарности.

Гретхен с любопытством обернулась – перед ней была Царица Пчел, Уинифрид Эшли.

– Реджина!

– Как, ЧК? Неужели это в самом деле вы, душенька? Как неожиданно и как мило! Что вы здесь делаете? Держитесь за землю, чтобы повезло?