Текст книги "Голем 100"
Автор книги: Альфред Бестер
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)
– Благодарю вас, субадар.
– Хотя я и не обладаю вашими дарованиями, мадам, у меня есть некоторые возможности. Предупреждаю, что если это страшно секретное оружие существует, то я его найду.
– Если'? Вы сомневаетесь в моих словах, капитан?
– Я не приношу извинений. Неверие искони присуще бомбейцам, но дело сейчас вовсе не в этом. Вы, как ни жаль, оказались связаны с одним из преступлений в целой серии очень и крайне отвратительных зверств, о которых, надеюсь, вам ничего не известно.
– Это и в самом деле что-то новенькое. Каких зверств, капитан Индъдни? Я ничего такого не слышала.
– О них еще нет сообщений.
– Почему же?
– Потому что они слишком невероятно outre.
– Понимаю. Вернее, мне кажется, что я понимаю. Что ж, благодарю за любезность, субадар. Я постараюсь
вам помочь всеми доступными мне способами. Чертовски неприятно, не так ли?
– Соглашаюсь при всем огорчении, мадам. Боюсь, что огорчение наше будет еще глубже, когда я, наконец получу ясные ответы на все вопросы.
– Когда это случится, надеюсь, что вы мне расскажете.
Гретхен жарко молилась. Все навыки психотеха в построении и проектировании временно покинули ее. С этим животным – человеком – такое иногда творит любовь.
Глава 7
Сдав заключительный отчет (который, безусловно, не был правдой, всей правдой и ничем, кроме правды) председателю правления Миллсу Коупленду, госпожа Нунн приняла его благодарность, подкрепленную чеком, и отправилась прямо в лабораторию новых ароматов, в которую и вошла, не объявив о своем приходе. Доктор Шима творил что-то несусветное с колбами, пипетками и бутылками с реагентами.
Не поворачивая головы, он приказал:
– Вон!Вон!Вон!
– Доброе утро, Блэз.
Он резко обернулся – лицо его носило следы схватки.
– Так-так-так, прославленная Гретхен Нунн, я полагаю?[10]10
Парафраз знаменитых слов, которыми журналист Стэнли приветствовал доктора Ливингстона в Центральной Африке: «Доктор Ли– вингстон, я полагаю?
[Закрыть] Та самая, которую три раза подряд избирают «Личностью года»?.
У нее радостно дрогнуло сердце; в его голосе не было ни малейшего оттенка неприязни.
– Нет, сударь. Людей моего положения не зовут по фамилии.
– Обойдемся без «сударя», ладно?
– Благодарю вас, су... господин Хоч.
Блэз мучительно скривился.
– Не напоминай мне об этом непостижимом безумии, Гретхен. Я... Как все прошло с Убийственниками?
– Я им всем забила баки.
– А с председателем?
– Я и ему забила баки. С тебя все снято.
– Для «ФФФ», возможно, и снято, но не для меня самого. Ты знаешь, я серьезно подумывал лечь в психушку, еще этим утром.
– Что же тебя остановило?
– Ну, отчасти ты.
– Только отчасти? Я возмущена. Ты заставил меня поверить, что рабски предан мне!
– А потом я так увлекся синтезом аромата пачулей[11]11
Эфирное масло цветочного растения в Индокитае, широко используемое в парфюмерии.
[Закрыть] и... и как-то обо всем позабыл.
Гретхен рассмеялась:
– Можешь не волноваться. Ты спасен.
– Но не вылечен.
– Не более, чем я, от своей странной слепоты. Мы – пара уродцев, но мы спаслись, потому что все о себе знаем. Теперь мы с этим справимся.
Доктор Шима грустно кивнул в ответ.
– Ну и какие у тебя планы на сегодня? – бодро спросила она. – Грандиозная битва с пачулями?
– Нет. По правде сказать, я механически перекладываю все с места на место. Я ведь все еще по уши в неприятностях. Знаешь, Гретхен, наверное, мне стоит отпроситься сегодня.
– Лучше не придумаешь. Прими заказ на два обеда. Никаких шалостей: нужно держать военный совет. Мы оба по уши в неприятностях.
* * *
– Ты мне все рассказала?
– Да, Блэз, полностью.
– Ничего не упущено по недосмотру или пересмотру?
– И даже посредством ясновидения. Я оперирую фактами, парень.
– И я тоже, госпожа, но я химичу, а ты интуичишь; стало быть, я мозгую, а ты нутром чуешь.
– Хочешь сказать, что я мыслю кишечником?
– Именно. Ты же не можешь не сознавать, что сначала ты чувствуешь решение своей проблемы. Лишь потом твой могучий ум возводит строение из доказательств.
– А ты работаешь иначе?
– Прямо противоположным образом. Обнаружив факт, я стараюсь перевести его в ощущение – так я создаю духи.
– Тогда разъясни мне, могутный созидатель, что такое Летальный-Один – факт или ощущение?
– Может быть и любовной горячкой в чистом виде. Послушай-ка, если мы открываем военный совет, то, будь добра, слезь с меня.
– Да, ты лучше соображаешь в вертикальном положении.
– Как ты до этого додумалась? Психодинамика помогла?
– Я знаю, как ты занимаешься любовью.
– Это оставляет мне почву для сомнений. Но кроме шуток, Гретхен. Я хочу поразмыслить всерьез.
– Продвигайся с осторожностью.
– Мы должны бы ненавидеть друг дружку.
– Да? Почему же?
– Потому что мы совершенно по-разному мыслим. Ты ориентирована на психику, а я на химию. Мы на разных полюсах. Это же помогает нам идеально работать в одной упряжке. Я назвал бы нас « психемо»... Чему ты смеешься?
– Я только что надумала несколько оскорбительных терминов из двадцатого века, которые могут быть приложены к нам.
– Попрошу меня не шокировать.
– Никогда в жизни, Блэз!
– Постоянно, Гретхен!
– Только в профессиональном смысле.
– Да? А кто еще этим утром сказал насчет никаких шалостей? Так говорить о любви!
– А кто забыл доставить два обеда?
Шима помедлил, после чего буркнул:
– Мой закадычный друг, господин Хоч.
Гретхен стала серьезной:
– Так его, молодец. Слава Богу, что ты можешь об этом шутить.
– Юмор висельника. – В ответе Шимы и этот юмор отсутствовал.
Они опять помолчали. Наконец Шима встретил грудью шквал смертельного свинца.
– Думаешь, вся эта заваруха связана с господином Хочем?
– Думаю? Знаю наверняка. Иначе и быть не может.
– Нутро чует?
– Да.
– Значит, мы не в силах отринуть эту заморочку со скелетами как еще один изврат Гили и на этом успокоиться?
– Ну подумай сам! Присмотри, что на нас висит. Я – главный подозреваемый по делу Летального-Один. Более того, уж по делу – не подкопаешься.
– Не Летальный-Один. Летальный-Законный.
– Ну какая разница? Обе наши карьеры повисли на волоске. – Гретхен тяжело вздохнула. – Даже если я оправдаюсь за этих Летальных перед Индъдни, события станут достоянием общественности, и я потеряю доверие – я же гарантировала конфиденциальность, это немалая доля моей репутации. Индъдни придется вынести на люди и участие господина Хоча, и где окажется тогда твоя карьера?
Шима задумался.
– Ты права. Куда ни кинь, всюду клин. Но поверь мне, Гретхен: я готов предстать как господин Хоч, если без этого тебе не выкрутиться.
Гретхен поцеловала его в затылок.
– Что я в тебе люблю, Блэз, так это •– как ты мне нравишься! Такой славный парень... Благодарю за предложение, однако правда о Хоче не даст ответа на все вопросы Индъдни. Не забывай об этих треклятых скелетах.
– Я бы забыл, если б смог. Но разве теперь это не забота субадара? При чем здесь мы?
– Неверно. Они – все еще наша забота. Кто сделал это с громилами? Как? Почему? Повторится ли такое? Все это – проблемы Индъдни, да, но ответь мне на такой вопрос: кому предназначалось стать этой жертвой, тебе или мне?
У Шимы отвисла челюсть.
– Ты хочешь сказать, что быдлонов разделали по недосмотру?
– Ну. Целиться могли в нас. А если это так, повторится ли попытка и как нам отбиться? – Гретхен перекосилась. – Нужно придумать, как нам обороняться, только не спрашивай меня, от чего.
Шима нахмурился.
– Тогда отводим войска и перестраиваем ряды. Индъдни упомянул о других злостных зверствах?
– Да.
– Не уточнял?
– Он сказал, что сообщений не делалось, потому что они были неправдоподобно outre.
– Должна быть небывалая чертовщина, – покачал головой Шима, – чтобы в нынешней жизни Гили это сочли outre.
– Он дал мне понять, что это было хуже, чем случившееся здесь.
– И ты не представляешь, что же здесь случилось?
– Ни малейшей зацепки.
– Ты надежно заперла дверь после моего ухода?
– Да.
– Так как же, помилуй Бог, он попал внутрь? Иисус-Мария и святой Иосиф! Непостижимо! Ты ничего не видела?
– Ничего.
– Значит, ты не могла видеть его глазами. Значит, он слеп. Невероятно!
– Он или она... – Гретхен осеклась. – Слепой? Не знаю, но чувствую я что-то другое.
– Чувствуешь... Ты ничего не почувствовала, когда ждала Убийственников?
– Ничего. Я... постой, на мгновение потянуло холодом, но я была почти раздета, да и все мы привыкли к
ознобу и сквознякам. «Как Ему пчела предстанет, коли Божий Хлад нагрянет?»
– Холод, говоришь. Прошел сквозь запертую дверь, и потянуло холодом. Ты что-нибудь слышала?
– Ни шороха.
– Другие ощущения были?
– Нет. Хотя погоди. Помнится, повеяло странным запахом.
– Вот это по моей части. Какого рода запах? Сладкий, резкий, тяжелый, приятный, скверный?
– Чужой и тошнотворный.
– Проникновение. Холод. Молчание. Тошнотворный запах. А потом потребил плоть и кровь мертвых громил?
– Все подчистую. Кости были обглоданы добела.
– И ушел сквозь надежно запертую дверь, оставив ее запертой. Не мог, но ушел. Точка. Ну, как наши дела? Я доложу, куда добралась моя половина психимика... Никуда! Вот вам и могучая сила фактов. Какие ты оскорбления имела в виду?
– Как тебя кидает, Блэз, – смех Гретхен показал, что напряжение ее отпустило. – Нигра и япошка.
– Ясно.
– Тебе не смешно?
– А должно быть? Я не знаю, что такое нигра. Япошка – это вроде меня, да? А ты – нигра?
– Ага.
– Что такое нигра?
– Чернокожая.
– Почему это должно быть смешно?
– Потому что было совсем не смешно.
– Когда?
– Лет двести тому назад.
– С возрастом шутка лучше не стала. Хорошо. Госпожа Нигра, твоя очередь.
– Милый япошка, ты не сможешь систематизировать эти факты, их нужно прочувствовать.
– Я привык начинать с эмпирического уравнения.
– Иногда это упрощает дело, но в нашем случае где будет знак равенства? Нет, здесь надо ощущать.
– Не знаю, что и почувствовать.
– Но ты чувствуешь что-то?
– Бог мой, конечно!
– Только не знаешь, что именно.
– Не знаю.
– Благодарю вас, сударь. К этому я и веду.
Недоумение Шимы было таким явным, что Гретхен
пояснила:
– Твое нутро откликается на происходящее?
Он кивнул.
– Я хочу сказать, что может произойти что-то неизведанное, неожиданное, внезапное, но внутри себя ты способен это принять, прийти к новому знакомыми путями, потому что ты чувствуешь, что можешь осознать любую неожиданность.
– Помилуй, Гретх, на таких высотах у меня в ушах звенит. Но я, кажется, понял. Ты говоришь, что мы реагируем на происходящее, только если чувствуем, что оно вписывается в картину жизни, как мы ее понимаем или в состоянии понять.
– Да, в этом вся суть дела.
– Продвигайся с осторожностью.
– Что мы получаем, если мы не знакомы с нашими реакциями и не понимаем их?
Шима разглядывал ее лицо, словно это был какой-то новый осадок, неожиданно выпавший на дно колбы.
– Тогда, – с расстановкой заговорил он, – Данное. Событие. Является. Непознаваемым. – Внезапно его осенило. – Бог мой, ты это сделала, Гретхен! Ура псиметрике! Мы не имеем дела ни с животным, ни с растением, ни с минералом... ни с чем известным, ни с чем постижимым... Мы столкнулись с чем-то совершенно чуждым; не поддающимся описанию никакими параметрами.
– Да. К этому я и шла.
– И с блеском достигла цели.
– Спасибо. Можно перерыв для вопроса?
– Давай.
– Чуждое из глубокого космоса?
– Ерунда! Нет ничего жизнеспособного во всей Галактике, что могло бы прибыть в гости в Солнечную систему. Все наши зонды это подтвердили. Нет, мы имеем дело с местной, жизнеспособной, доморощен-
ной разновидностью чего-то полностью чуждого... Вроде Голема.
– КакураббиЛьва[12]12
Лев бен Бецалель, средневековый пражский алхимик и талмудист, вошел в легенды как чернокнижник, создатель Голема – одухотворенного глиняного существа.
[Закрыть]?
– Нет. Это была просто еврейская версия классического сюжета об искусственно сотворенном слуге.
– Тогда о чем ты?
– Я возвращаюсь к исходной легенде о Големе. Согласно талмудической традиции изначальным Голе– мом был Адам во втором часу творения, когда он уже жил, но представлял собой бесформенную массу, лишенную души.
– Бесформенный и лишенный души. Н-да, – Гретхен поразмыслила и кивнула. – Поэтому мы не можем постичь, что такое этот Голем, чего он хочет, почему он чего-то хочет.
– Мы даже не знаем, как он хочет и достигает желаемого. Этим объясняется непостижимый вход, выход и все, что произошло в промежутке. Господи, да мы не знаем, хочет ли он чего-то.
– Чего-то он хочет, Блэз. Как насчет людоедства и всего другого – на что намекал Индъдни?
– Думаешь, это все на счету нашего Голема?
– Так думает мое нутро. Кишками чувствую.
– Тогда возражения снимаются. – Шима ощущал небывалый подъем. – Потрясающе, Гретхен! Что-то небывалое! Мы не знаем, есть ли у него чувства и желания, доступные нашему описанию. Его органы чувств могут функционировать на ангстремных волнах – выше или ниже границ нашего спектра восприятия.
– Покупаю, но, Блэз, независимо от того, живой ли он или псевдоживой, у него должны быть потребности. Это – синоним слова «жизнь».
– Как ты думаешь, Гретхен, он живет в нашем смысле слова?
– Скажите мне, доктор, что есть жизнь, и я отвечу на ваш вопрос.
– Я и сам бы не прочь узнать. Хоть бы кто-то дал определение жизни. Какой это потрясающий вызов разуму! Я... – Внезапно Шима содрогнулся и поник. – Я почти забыл о нашем реальном положении. По правде сказать, Гретх, где-то глубоко внутри я очень напуган, очень, словно меня мучает кошмар, а я не в состоянии проснуться... Этот паршивый Голем...
– Легче-легче, парень. Я чувствую то же самое: интеллекту брошен увлекательный вызов, но эмоционально это кошмар.
– Ну и как нам проснуться? Твоими же словами: некуда поставить знак равенства, потому что не к чему что-либо приравнять – сплошные неизвестные.
– Кроме случаев зверства, – напомнила Гретхен.
– И кроме опасности. Этот чужак, этот Голем, «оно», может быть где угодно и делать Бог знает что и – меня это просто убивает – в любой момент способен пройти через эту наглухо запертую дверь... хоть сейчас.
Гретхен кивнула.
– Да. Если один раз он уже здесь побывал, то может прийти и снова... за тобой, за мной, за нами обоими или за господином Хочем.
– Ты хочешь сказать, что чужак мог идти по следу господина Хоча?
– Возможно. Все возможно. Мы не знаем. Мы в нулевой точке отсчета посреди кошмара.
– Так что нам делать?
– Найти Голема да прихлопнуть.
– Ты и в самом деле считаешь, что опасность так близка?
Гретхен пристально поглядела на Шиму.
– Блэз, у меня каждая жилочка в теле дрожит – не только из-за нас, но и за других тоже. Субадар Индъдни все время упирал на опасность. Что-то совершенно новое, сатанинское выпущено на волю в Гили.
Шима затряс головой:
– Словно чума, которую надо изничтожить... Только мы не знаем, что она такое, почему она случилась, где она и чего хочет.
– Черная Смерть ничего не знала и не хотела – она просто случилась.
– Согласен, Гретхен. Кстати, чертовски хорошая аналогия. Раз мы ничего о Големе не знаем, то и вести себя надо так, словно боремся с занесенной извне эпидемией. То есть надо определить вектор, который приведет нас к своему источнику – рассаднику чумы. Тут мы и сможем его прихлопнуть.
– Да-да, это твердая научная линия.
– Рассмотрим возможное направление векторов. Чудище преследует меня.
– Или тебя в облике господина Хоча.
– Возможно, он охотится на тебя.
– Или на нас обоих.
– Он как-то связан с громилами.
– Не исключено, – на мгновение задумалась Гретхен. – И наиболее вероятно.
■– В его действиях может отсутствовать система,
– Тогда мы бессильны. Как ни проектируй, ни конструируй, до него не добраться.
– Неверно, милая дама. Если говорить о жизни, то и в бессистемности есть своя система.
– Это же противоречие в терминах.
– А разве то, с чем мы собираемся сцепитьс, – не противоречие?
– Черт бы тебя побрал, Блэз, ты опять прав,
– Странные задачи требуют странных решений. Как ты заметила, наиболее вероятный кандидат из всех векторов – возможные связи в прошлом с громилами. Значит, нам нужна информация субадара Индъдни о других злодействах.
– Придется идти к нему, – насупилась Гретхен. – Не по душе мне это, Блэз. Он проницателен, у него большой опыт и развита интуиция. Он может быть опасен.
– Выходит, ты боишься, не свяжет ли он меня с господином Хочем. Благодарю вас, моя дама, но я должен рискнуть. Мы объединяем усилия с Индъдни. Есть у нас повод?
– Без проблем. Я предлагаю добровольное сотрудничество, потому что Гиль-арест вредит моему бизнесу. Я хочу помочь ему расколоть это дело как можно скорее.
– Он пойдет на это?
– Только если мы будем с ним честны до конца, Блэз.
– Включая господина Хоча?
– Нет, это пока придержим.
– Тогда твоя побасенка об оружии остается в силе?
– Да.
– Так в чем же мы будем честны?
– Во всем, что он может проверить. И не промахнись, детка, он проверит все, что касается нас.
– Это опасно.
– Да, но не для меня, а для господина Хоча. Ты еще в игре?
– Богом клянусь, да, моя госпожа. Да. А в чем, считается, я тебе помогаю? В психодинамике?
– Мне? Просить у тебя помощи в моей области? Неправдоподобно. Нет, как химик.
– Зачем?
– Попытаться идентифицировать громил путем химического анализа останков.
Шима подумал, потом кивнул.
– Да, это может пройти.
– Учтивость не позволит Индъдни сказать тебе прямо, что ты впустую потратишь время. У него в штате участка есть свои судмедэксперты. Но он не заподозрит обмана. Просто еще один честный гражданин, пытающийся примериться к роли Шерлока Холмса.
Шима снова кивнул.
– А покуда ты возишься со своим фуфловым химическим анализом, я буду просеивать косвенную информацию – все, что может пригодиться нам, чтобы получить...
– Эмпирическое уравнение?
– Я хотела сказать, «знак равенства», но какая разница?
– А ну ложись, и я тебе это покажу.
–
– Что это, Нелл?
– Последнее грандиозное волшебство от моего Нудника, Реджина.
– ПОЧЕМУ? Он пытается влезть в НАШЕ ДЕЛО?
– Он просто старается услужить Царице пчел и ее приближенным, Сара.
– Извини, Нелл, но мы – пас. – В голосах близнецов звучало отвращение. – Его двоичный фокус-покус лопнул. Мы отклоняем.
– Никаких двоичностей. Это, сестры по улью, цена!
– Какая цена? – Определенно, Енту это заинтересовало.
Глава 8 |
– Цена, которую мы должны заплатить Дьяволу.
–
– Нет-нет, только не Господин с Испорченным Телефоном!
– Да погодите вы, – Мери Наобум была озадачена. – Цена, Нелл? Эти черточки?
– Ну да, разве ты не знаешь? У тебя в маркетоне на каждой покупке будут такие черточки.
– МЫ, мадам, НИКОГДА не ходим сами за покупками!
– Тогда, если разворачиваешь их при доставке.
– Я, мадам, НИЧЕГО не разворачиваю Л*И*Ч*Н*0. Я предоставляю это (ПФУИ!) Пи-девкам (брр-р!).
– Тогда, Сара, тебе придется поверить Нуднику на слово. Компьютер в магазине считывает этот штриховой код и переводит его в цифры – получается цена товара. Потом все цены суммируются и вносятся в счет, который пересылается на твой банковский компьютер.
– Да-да, а тот вопит и брыкается, но платит, – проворчала Ента. – С этой частью процесса мы все знакомы лично.
– Нудник сказал, что Люцифер мог и не показаться, потому что мы не назвали ему цену, которую готовы заплатить за личное выступление.
– Так это и есть цена, Нелл? – Реджину это позабавило.
– Да. Правда, fabelhaft[13]13
Сказочно (нем.).
[Закрыть]?
– Как решит мой банк. – Енту это не позабавило.
– Нет-нет. Платит не банк. Платим мы.
Мери снова не поняла:
– Платим? Мы?
– Да, лично.
– Сколько? – осведомилась Ента.
– Нудник мне не захотел говорить. Сказал только, что Сатана берет плату не в деньгах.
Барышня Гули надулась:
– Как ему не стыдно!
– Ну, Реджина? Стоит попробовать?
– Честно говоря, Нелл, я не знаю, – засмеялась Реджина. – Мы что, должны пропустить этот код через
домашний компьютер? Не думаю, что он может прочесть такое сообщение.
– Нудник сказал, чтобы мы просто поместили это внутрь пентакля и сожгли.
– Хорошо. Попытка – не пытка, а мы еще дополним ее нашей симфонией зла, чтобы привлечь зловредное внимание Люцифера... Пи-девка! Свечи и вонизмы, будь любезна. Ведьмы, станьте в кружок, и прошу вас – от всей души!
– Это как? – опасливо спросила Ента. – Нам что, распевать: «Толстый штрих, тонкий штрих, пробел, тонкий штрих, тонкий штрих?..» Это будет похуже древнееврейского.
■– Нет, душечка, никакого обряда. Только свечи, вонизмы и наше усердие. Мы должны очень захотеть. Изо всех сил. Захотеть появления Сатаны. Захотеть заплатить его цену, в чем бы мы каждая ее не считали.
* * *
– Где ты пропадала, Гретхен?
– Я потеряла субадара.
– Как потеряла?
– Уточнение. Он потерял меня.
– Но он был здесь с нами в полный рост, когда давал разрешение на проведение анализа. Он прогнулся для нас – дальше некуда...
– А потом исчез.
– Он просек твою уловку?
– Нет, вызвали на новое злодеяние.
– Ох! Наш Голем?
– Вероятно.
– Не рассказывай.
– А нечего рассказывать. Освежеванный человек, только и всего.
– Освежеванный?
– С него живьем содрали кожу. Причем в накрепко запертой комнате.
– Боже милостивый!
– Индъдни сказал, что, когда они сломали дверь, человек еще был в сознании.
– Я больше не могу.
– Индъдни тоже. Он весь трясся, когда вернулся в участок. У него нежная душа, Блэз. Он мне нравится.
– Он, по-моему, занялся не своим делом.
– Все в Гили заняты не своим делом.
– Ты что-то получила от него?
– Ничего. <)
– И магия психодинамики не помогла?
– Совершенно ничего – наверное, он испытал слишком большое потрясение.
– Да уж, все понятно. Освежеванный живьем! О Господи!
– Его при мне кинуло в мистику. Стал говорить о Сатурне, младшем из титанов (а ты еще тяготишься своим избыточным образованием!). Похоже на то, что Сатурн поразил насмерть Урана (Небо), а из капель небесной крови, упавших на землю, проросли фурии и гиганты.
– Это говорит полицейский?
– Да вот, такой уж это полицейский, наш субадар. На чем я остановилась? Ах, да. Сатурна его мать Рея (Земля) предупредила, что один из его детей свергнет его, и он начал их глотать – целиком, – как только они появлялись на свет.
– А вот это я знаю. Гойя потрясающе написал эту сцену. У него Сатурн выглядит, как один из наших психов в Гили, когда он в бреду.
– Индъдни сказал, что Зевс был младшим из детей Сатурна. Мать спасла его, и он одолел Большого Папашу, изгнал его, а стеречь поверженного поручил Гека– тонхейрам.
– Кому?
– Сторуким. Торчок, да? Стремно. Индъдни сказал, что не может описать этих мифических чудиков. Сказал, что у них не было ни формы, ни обличья.
– Ни формы, ни обличья. Смахивает на нашего Голема.
– Индъдни прямо одержим своим Сторуким.
– Вот это ты у него и выудила? Причудливые перлы из мифологического словаря?
– Все, что мне удалось.
– Мне страшно, Гретхен. По-настоящему страшно.
– Почему?
– Мне начинает казаться, что Индъдни – ясновидящий.
– Ты надо мной издеваешься!
– Нет. Его греческие приколы стыкуются с одной моей находкой в костях громилы.
– Нет, ты шутишь. Как из твоего фуфла могло что– то получиться?
– Я не мог жульничать – возможности не было. По мне ползали все субадаровы кудесники из судебной экспертизы, а эти пижоны – настоящие профи. Я не посмел филонить; пришлось делать все по-честному.
– И?
– И меня теперь вконец подкосило.
– Поняла. Но почему?
– Потому что я выудил еще одну мифологическую жемчужину для Индъдни.
– Да не тяни же, Блэз! Что ты раскопал?
– Я нашел в костях прометий.
– Прометий?
– На все сто.
– Как Прометей? Тот крутой мужик, который стибрил солнечный огонь и дал его людям, а его за это сцапал Зевс?
– Ага, его-то и имели в виду те хохмачи, которые открыли этот элемент где-то в девятнадцатом веке и дали ему такое название.
– А что это?
– Редкоземельный элемент. Символ прометия – большое латинское «Р» и маленькое «т», Рт. Атомный вес – 61. Продукт распада урана. Я обнаружил розовую соль – хлорид прометия.
– В костях.
– В тех самых костях.
– Это нам что-нибудь дает?
– Еще как! Подумай только, в обычных человеческих костях нет никаких – повторяю, нет никаких солей редкоземельных элементов.
– Никогда не бывает?
– Никогда.
– Никогда-никогда?
– Никогда.
– Тогда такого не может быть?
– Определенно не может. Похоже, что это наша подсказка – искомый вектор. Никак только не пойму, что это значит и на что нам указывает.
– Так, я думаю... Нет, отменяется. Я на минутку попробую почувствовать.
– Чувствуй себе на здоровье.
Минутка тянулась невероятно долго. Наконец Гретхен спросила:
– Может быть, этот Рт стал попадаться из-за такого загрязнения в нашем Коридоре?
Шима отрицательно помотал головой.
– Значит, наши громилы никак не могли его ненароком подцепить?
– Никак.
– Так, может быть, они им специально обзавелись? Сознательно?
– Возможно.
– Его можно получить из еды или питья?
– Никоим образом.
– Ну разве он не содержится в консервантах, укрепляющих средствах, разбавителях, афродизиаках, во всякой оздоровительной рекламируемой дряни?
– Никогда, Гретхен. Слишком редкий элемент и чертовски дорогой, чтобы пользоваться им в промышленности.
– Дорогой... – Гретхен задумалась. – Это важная зацепка. Подумай, чем может пользоваться таким дорогим обычный здоровущий американский хулиган?
– Тоже мне загадка – наркотой.
– Q.E.D. Вот и твой вектор.
Шима неуверенно кивнул.
– Все может быть, да вот беда – никогда в жизни не слышал, чтобы прометий входил в состав тинка, хрома, морда, щекотуна, вообще хоть какой-то дури, а ведь я – по работе с запахами – знаю все эти приколы.
– Тогда наш след еще надежнее, Блэз. Значит, на рынке появилось что-то новенькое, и нам не нужно вязаться со всякой мелюзгой, отслеживать связи – мы выходим прямо на самую верхушку.
Шима снова кивнул, встал и начал слоняться по ее лаборатории. Гретхен его, разумеется, не видела, пото-
му что с ними больше никого не было, но следила за ним по звуку шагов. Наконец он заговорил:
– Это ты будешь копать под саму верхушку, любимая. Я попробую несколько другой путь.
– Какой же?
– Потолкую с оптовыми поставщиками химикали– ев. Они меня знают и скажут мне то, что нам нужно.
– Но они же не торгуют наркотой? Я, конечно, понимаю, что это все сейчас законно, но заниматься этим, если у кого высокий класс, – нет, полный облом!
– Безусловно, однако у толкачей на углу ты не найдейшь прометия. Значит, его добавляют, чтобы как– то по-новому улететь, в какую-нибудь дурь; а купить его они могут только у крупных поставщиков, все по– честному. Ну, а у тех учет всех сделок ведется как надо.
Гретхен кивнула.
– Выглядит заманчиво. – Внезапно она хихикнула: – А у тебя в лаборатории не найдется щепотки Рт, глупыш? Может, нам самим полетать?
– Ты знаешь, совершенно случайно у меня есть сто гран гидрида прометия. Но как нас это приведет к Сторукому Голему?
– Да никак, просто мы возьмемся друг с дружкой за сто рук и полетим в психоделическое будущее, забыв обо всем...
– И нас изберут «Торчками года». Прекрати, Гретхен. Мне вовсе не смешно. Этот Сторукий может сию минуту нас разыскать и содрать с нас кожу!
Гретхен помрачнела.
Шима потрепал ее по плечу.
– Будь осторожнее, dozo[14]14
Пожалуйста (ял.).
[Закрыть], ладно? Мы наконец получили наше эмпирическое уравнение! Рт плюс дурь плюс два неизвестных хулигана равняется Сторукому– Голему-Что-Бы-Там-Ни-Было! Нужно пошевеливаться, а ты, Бога ради, не заводи разговоров с грубиянами на углах.
– Хорошо, но и ты побереги себя. Тебя тоже подстерегают неприятности.
– Меня? Какие еще неприятности?
– Индъдни.
– Субадар опасен для меня? Но почему?
– Индъдни подозревает, что ты как-то связан со Сторуким. Потому он так охотно и пошел на сотрудничество. Он сам не прочь втихомолку подманить рыбку.
– Какую рыбку?!
– Твое участие в том, как угробили громил.
– Что за черт, ну я участвовал!
– Не так, как это ему представляется.
– И что же надумал этот индус?
– Что как гениальный химик ты приложил руку к сотворению Голема.
– Что? Франкенштейнов мешок с фокусами? – расхохотался Шима. – Что за дичь! – Внезапно смех оборвался. Его поразила новая мысль: – Неужели это может быть делом рук господина Хоча?
– Все что угодно может случиться в Гили.
Глава 9
Гретхен, конечно, видела Оазис ООП. Всем, кто жил в Гили, он был знаком, хотя попасть внутрь удавалось немногим. Одно из местных «Чудес»: перед глазами вставала пирамида, окруженная синтетическими пальмами на газонах, посыпанных блестящим слюдяным песком; по углам взметали ввысь струи четыре фонтана – нет, это была не драгоценная вода, а хлорбензол, в чем уже со скрежетом зубовным убедились незадачливые водяные воры: одним словом, это был настоящий Оазис.
«Только верблюдов не хватает», – подумала Гретхен, проходя между лап сфинкса (уменьшенной копии Фиванского) к воротам. На страже стоял взвод боевиков ООП в традиционном хаки бойцов пустыни с древними автоматами наперевес. Ее остановили, направив на нее автомат.
– Ты что? – потребовали охранники.
– Шолом алейхем, – ответила она.
– Ты что? – деловито щелкнул досылаемый патрон.
– Гретхен Нунн. Шолом алейхем.
– Говоришь на еврейском. Еврейка ты?
– Vudden? Frig mir nicht kein narrische fragen[15]15
q T0 хакое ? He задавай глупых вопросов (идиш).
[Закрыть].
– He еврейка когда смотреть.
– Nudnick! Ich bin Falasha Yid[16]16
Зануда ты! Я фалашка (иди ш). Фалаши Эфиопии.
[Закрыть].
Воцарилось молчание, и внезапно лицо часового расцвело улыбкой:
– Так? А! Черные евреи! Я слышать. Не видеть. Ты очень черный еврейка. Зайти, – и, обращаясь к подчиненным: – Она в порядке есть еврейка. Пустить.
Первая уловка Гретхен сработала. Ее пропустили в громадный холл, невыразимо грязный и вонючий. Там перекатывалось гулкое эхо – у двадцати привязанных верблюдов бурчало в животах, и они мощно рыгали. Там же были разбиты шатры. Там же играли в слюдяном песке голые ребятишки, прервавшие свои занятия, чтобы поглазеть на вошедшую незнакомку. Там же были женщины с закрытыми лицами, во всем черном – они поддерживали сушеными кизяками огонь небольших костерков и тоже глазели на нее, впрочем, не отрываясь от дел. Соборные своды купола скрывались в клубах едкого дыма.
К ней двинулся с приветствием бородатый шейх в роскошных одеждах.
– Шолом алейхем.
– Алейхем шолом.
– Доброе утро, милостивая госпожа Нунн. Как мило с вашей стороны посетить нас.
– Доброе утро, сударь. Простите, но, в отличие от вас, я не знаю, с кем говорю.
– Шейх Омар бен Омар. Нет-нет, не вспоминайте, мы никогда не встречались, но ведь вы одна из знаменитостей у нас в Гили! Вы оказали нам честь, милостивая госпожа Нунн.
– Честь – говорить с вами, шейх Омар.
– Я вижу, вы используете наши формы вежливости, и я вам благодарен за это. Выпьете кофе?
– чернокожие евреи из |
Последовали ритуальные чашечки кофе, который пили в шатре, сидя по-турецки, наедине, если не считать сонма непрерывно заглядывавших внутрь сорванцов. После бесконечного обмена любезностями Гретхен начала подбираться к интересующему ее вопросу,
начав с признания в обмане стражи. Шейх Омар расхохотался.
– Нашу стражу набирают и обучают, руководствуясь силой, а не высоким интеллектом. Я потрясен, что хоть один из них слыхал о фалашах. Наша стража в конце концов – то же, чем в старину были «бойцы» мафии.
– Ну, а вы точно так же представляете собой мощь современной мафии.
Омар с небрежным изяществом отмахнулся от комплимента и продолжал оттягивать переход к неотложным делам – свернул на ученую беседу.