Текст книги "Голем 100"

Автор книги: Альфред Бестер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц)

ГОЛЕМ¹⁰⁰

Глава 1

Их было восемь – тех, кто каждую неделю собирались в улье, чтобы обогреться самим и согреть друг дружку. Премиленькие дамы-пчелки с привлекательной внешностью и славными характерами, несмотря на то – или благодаря тому, – что все они надежно устроились в жизни. (Менее привилегированные классы обзывали их «штучками высокого поебта».)

Сотворенные отнюдь не по одному образцу, как настоящие пчелки, все они были дамами с яркими индивидуальностями, очень похожими на нынешних женщин, хотя они и обитали в отдаленнейшем от нас будущем. Ведь, по правде говоря, наши потомки не так уж сильно изменятся. У каждой из них была присущая лишь ей и отличающая ее чудачинка, изюминка – то, что и составляет основу подлинного очарования.

Хотя самой подлинной данностью у каждой из дам – как и у любого из нас – было ее тайное имя. Я, быть может, совершаю страшное злодеяние, раскрывая это перед вами: Т. С. Элиот заявлял, что тайные имена всего сущего, «глубоко сокрытое Имя», не могут и не должны быть известны никому, но сами дамы-пчелки знали эти имена и называли ими друг дружку. Так что вот они:

– Регина, пчела-матка. Произносить следует, как в старину произносили британские законники – Ре– ДЖИН-а;

– Крошка Мери Наобум, у которой всегда и все (включая прическу) в беспорядке;

– Нелли Гвин, которая задала бы похотливому Карлу Второму еще больше жару, чем ее тезка;

– барышня Гули, все еще по-девичьи сюсюкавшая и лепетавшая; ребенком она так отозвалась о своем школьном увлечении: «Он настоящий рыцарь – когда мы переходим улицу, неизменно берет меня под руку и бережно ведет, чтобы я не наступила на говно»;

– Сара Душерыжка, имеет обыкновение, изящно заломив руку за голову, драматически восклицать: «Уйдите! Уйдите ЖЕ! Оставьте меня о-ДНУ! Я же-ЛАЮ общаться со своей ДУ-шой!»;

– Ента Калента; ей известно все, что,только есть у вас в бумажнике, у вас в сумке, у вас в шкафах, у вас в холодильнике. Ента все время пытается склонить вас на какой-то дикий обмен, например махнуться ее битыми песочными часами на ваше старинное китайское домино, из которого потерялась всего одна костяшка;

– и наконец двойняшки Угадай и Откатай, что ничего не значит по-английски, хотя Антон Чехов в одном из своих фарсов так называет двух гончих.

Вот и получилось восемь. Еще было что-то вроде девятой – прислуга у Реджины по прозванию Пи. «Пи» не потому, что она имела что-то общее с отношением длины окружности к диаметру таковой (3,1416), а из-за ее уксусной как пикули физиономии.

Вам, наверное, хочется знать, замужем эти дамы– пчелки или нет, живут во грехе или отличаются фригидностью, имеют подруг-лесбиянок, привычку качаться на люстре – ну, и вообще... Так вот, да – на все сразу, потому что живут они в широко– или дурнопрос– лавленном районе Гиль.

Ну, о районе Гиль мы вам еще порасскажем. Запомните, однако, что в жизни наши подруги устроены как за каменной стеной – все они учились в шикарной школе «Семь сестер», занимали высокое положение и прекрасно обеспечены. Поэтому, наблюдая за ними, когда они собрались, как говорится, «распустив шнуровку», помните, что вы будете наблюдать укромные закрома их личностей.

Общество могло увидеть лишь уверенных в себе привлекательных дам, защищенных от тех ужасов, что преследовали неявное большинство обитателей района

Гиль: от убийств, беспредела, надругательств, грабежей и еще самых разнообразных насилий, которые и перечислить-то недосуг. Достоинство и обаяние восьмерых дам было защищено надежнейшими стенами и запорами их жилищ, транспортными средствами со скрепленными печатями непреложными гарантиями, крепкими, как сталь сейфа, мышцами охранников, являвшихся по первому их зову. Единственной подлинной их бедой была хроническая скука – порождение уединенной жизни.

Вот потому-то они и развлекались (распустив шнуровку) , собираясь как можно чаще у Реджины, в ее большой модерновой квартире, которую лишь с натяжкой можно было назвать ульем, и однако же вели они себя как настоящие дамы-пчелки. Они жужжали, обмениваясь сплетнями, шутками, болтая, играли во всякую ерунду. По временам они танцевали – пчелиный танец. Если их одолевали беспокойство, уныние или ярость, они начинали жадно поглощать сласти. Случались и редкие неприятные моменты, когда приходилось сталкиваться лбами, чтобы установить негласный порядок подчинения. Человекоподобные, как и некоторые другие классы существ, этому привержены. Мы-то этим занимаемся с тех самых пор, когда одна первородная молекула ДНК сообщила остальным ДНКовинам, кто хозяйка в доме, и смогла-таки это подтвердить.

В последнее время дамы увлеклись дьяволизмом. Никто из них не принимал это занятие всерьез. Никто из них на самом деле не верил в общение с Дьяволом: в скачки на помеле, выворачивание чулок для вызывания бури и в другую подобную чепуху. Кстати сказать, Ре– джина вообще заинтересовалась этой забавой только потому, что она по прямой линии происходила от сэра Джона Хольта (1642 – 1710), занимавшего пост Верховного судьи Англии.

Хольт был изрядным повесой в студенческие годы в Оксфорде и, как водится, наделал долгов. Ему удалось отжулить себе неделю дарового постоя, вылечив якобы дочь своей хозяйки от лихорадки. Юный шарлатан накарябал несколько словечек по-гречески на клочке пергамента и предписал хозяйке подвязать этот клочок к поясу дочки и носить, не снимая, до полного выздоровления.

Прошли годы, и, когда Хольт был уже ВС, перед ним предстала старушка, которая обвинялась в ведовстве. Она заявляла, что излечивает лихоманку наложением клочка пергамента. Хольт взглянул на этот клочок, и – ну вы уже догадались, верно? – это был тот самый, сфабрикованный им когда-то «амулет». Хольт не выдержал, расхохотался и признался во всем. Старушенцию отпустили. Это был один из последних ведовских процессов в Англии.

Вот почему, очевидно, Реджину все это интересовало – не всерьез. Занятия эти были так или иначе любительским спектаклем, чем-то вроде домашнего концерта, салонными играми с волнующе темными обертонами. Но черт меня побери, если эти симпатичные добродушные дамочки не сотворяли самого что ни на есть демонического демона, причем они этого не понимали и не хотели – повторяю: не понимали и не хотели.

Никогда ранее, за всю историю ведовства и сношений с Дьяволом, никому и не снился такой чудовищный Голем – псевдоодушевленный полиморф. Нет-нет, не всем известный искусственно сотворенный раб из еврейской легенды, чудовищный сгусток зверской жестокости, которая глубоко в душе знакома каждому, даже самому лучшему из нас. Фрейд называл это «Id» – неосознанным источником инстинктивной энергии, требующей дикого животного выхода. Взятые поодиночке Ид каждой из дам содержались в узде, но собранные вместе и спаянные дьявольскими забавами они слились воедино:

8 * Id = Голем¹⁰⁰ .

А теперь посмотрим на их первое действо.

* * *

– Итак, милочки, генеральная репетиция по призыванию Дьявола. Роли у всех есть? Все готовы?

– Да-да, но это будет взаправду, Реджина?

– Еще нет. По-настоящему мы должны действовать все вместе и со сценическими эффектами. Сейчас мы только проверим нашу готовность, все по очереди. Призывай, душенька, ты первая.

– Ладно, сейчас. Но если хоть ОДНАхи!хи!к!нет!..

– Нет-нет, Сара. Смотри, все суровы как совы. Давай.

Сара Душерыжка возгласила заклинание-призыв:

– Чудно! Настоящая актриса, верно, милочки?

– Сколько души! Сколько души!

– Да Сара и из деревяшки что угодно сможет вызвать!

– Смейтесь-смейтесь, но по мне так и пошли МУ– Рашки, когда я это выпевала!

– Тебя что, Дьявол за коленку схватил?

– И вовсе НЕ за коленку, Нелли!

– Ой-ой, какая ты гадкая!

– Ну, что же вы, милочки! Давайте будем посерьезней.

– А у Сатаны разве нет чувства юмора, Реджина?

– Попробуй на нем приличный анекдот, Гули. Все, пошли дальше. Угадай, твоя очередь. Молитва.

Угадай прочла молитву по-латыни:

– Что за прелесть. Никогда не знала, что латынь звучит так красиво. Поздравляю, душечка.

– Спасибо, Реджина. Хотелось бы только, чтобы в этом был какой-то смысл.

– Я уверена, что он есть – для Дьявола. Ну, кто следующий? Мери Наобум с Договором?

– Нет, Реджина, моя очередь. Заклятье.

– Ах, конечно, Откатай. Ну, снова за английский, а там и до французского доберемся. Готова?

– Хочу и могу. Отойдите все. Когда я заклинаю, во мне просыпается настоящий демон.

– Вот и великолепно, От, только не сближайся чересчур с Сатаной. На него не очень-то можно положиться.

– Ты или над ней подтруниваешь, Реджина, или ты в аду еще не освоилась.

– И почему же, Нелли, душечка, ты так решила?

– Я знаю, что когда Дьявол является ведьмам, то на него прямо-таки ажиотажный спрос. У него причиндалы как у распаленного слона.

– Надеюсь, что ты познакомишься с этим поближе, Нелли. Хорошо, От, призови распаленного слона к распаленной Нелл Гвин.

Откатай прочла Заклятье:

– Просто сенсация, От. На тебя можно продавать билеты. Так, теперь Договор. Мери, душечка, ты упражнялась в средневековом французском?

– Изо всех сил, Реджина, но это просто сволоч– ность какая-то.

– А я тебе предлагала махнуться, Мери. Моя роль на твою. Все честно. Почему ты отказалась?

– Да ладно тебе, Ента, тоже мне по-честному! Французский на древнееврейский! Нет уж, я почти все смогла получить у специалистов по истории.

– Ага. «В каждой судьбе есть история», Шекспир. «Генрих IV». И что же, помилуй, тебе сказали мудрецы?

– Да они все больше мямлили, Сара. Никто не знает точно, как в те времена говорили.

– Мери, а средневековье – это когда? Тогда же, когда и Карл Второй?

– Не знаю, Нелли. Кажется, ближе к временам Наполеона или Жанны д'Арк. Правда, я их всегда путаю.

– Как ты можешь!

– Они же оба были полководцами.

– Ну и ну! Хотя в этом что-то есть, особенно для

нее.

– Ну вот, Реджина, если вам покажется страшно– смешно или страшно-занятно, то учтите, что я тут ни при чем.

– Хорошо, Мери, учтем. Давай. Мери Наобум прочла Договор:

– Чудненько! Ну просто чудненько, Мери. Сама Жанна д'Арк не управилась бы лучше.

– И Наполеон тоже.

– И даже главнокомандующий Армией Оледенения.

– Ну, его-то трудно переплюнуть.

– Почему это?

– А потому! Это не он, а она.

– Дамы, дамы! Давайте займемся делом всерьез, а то нам никогда не вызвать Дьявола. Теперь ты, Нелли. За тобой Обрядное Слово.

Нелл Гвин выдала Обрядное Слово:

– Чудесно, дорогая! Ты оттарабанила все эти тайные имена как распорядитель на балу.

– Ну так я, стало быть, заслужила право называться Царицей Ада.

– Да-да, так и вижу, как Сатана приглашает ее на пляску.

– Или на _ля_ку.

– Да Нелли же! Мы так не говорим вслух!

– Но говорим так про себя, Гули.

– Ты говоришь, Нелл.

– Нет, лапонька, я не говорю, я ДЕЛАЮ.

– Ну, дамы, перестаньте препираться. Моя очередь. Я прямо с ума схожу от Видения.

Реджина отчеканила Видение:

– Овацию Реджине! Овацию! Овацию!

– Спасибо, спасибо вам всем. Пришло время для моих воздыханий. Та, кому явилось это Видение, была...

– Да-да, В-Е-Д-Ь-М-О-Й!

– И одной из любимец слона, Сара.

– Я как раз собиралась сказать, что она была прежним воплощением меня. Ну и напоследок наши знатоки Каббалы. По очереди, прошу вас. Гули?

Барышня Гули произнесла первую Каббалу:

– Фейджин! Фейджин, как вылитый, Гули!

– Фейджин? А кто это, Реджина?

– Венецианский Купец. Я думала, все это знают.

– А я – нет. Хорошо это или плохо – быть, как этот тип из Венеции?

– Высочайшая похвала, душенька. Остается только надеяться, что наша вторая Каббалистка окажется на уровне. У нее из нас всех самое трудное задание.

– Уж мне-то как это известно! Слушайте, я хочу сменяться.

– Так, опять началось.

– Чем ты хочешь обменяться, Ента?

– Значит так. Я этот древнееврейский выучила назубок.

– Как тебе удалось?

– А у меня муж – раввин.

– Неужели? Настоящий еврейский еврей-раввин? Какой шик!

– И он меня натаскал. Но я посмотрела на себя в зеркало, пока меня натаскивали... Страхолюдство! Вот я и боюсь повторить это два раза подряд – а вдруг у меня так и останется эта рожа!

– Может быть, ей так больше понравится.

– Да замолчи же, Нелли. Я предлагаю сделку: вы мне поверите, что я все скажу правильно, когда мы все это будем проделывать вместе, а я буду держать Десницу Славы.

– Но мы собирались нанизать ее на подсвечник.

– Лучше я стану ее держать – так будет по-чест– ному.

– Ты не сможешь, Ента. Тебя стошнит.

– Пусть лучше стошнит, чем ходить страшилищем. Подержу. Договорились, Реджина?

– Но эта штука такая жуткая, душенька... Ладно, договорились. Пусть так и будет. Вот что, милочки, мы все заклинания выучили назубок, но не надо расслабляться. Просто с ума можно сойти, если одна малюсенькая запинка – и все пойдет насмарку.

– А что, Реджина, демоны такие зануды?

– Все мои учебники зла так утверждают. Это признак верности Сатане. Ну, все готовы?

– А сейчас все по-настоящему?

– Да, со всем освещением и инвентарем. Пи-рожа, зажги Десницу Славы и дай ее госпоже Енте. Подпали курения и все эти остальные мерзкие вонючки. Становимся все вокруг пентакля. Поем хором, как в симфонии. Смотрите на меня – я задаю ритм и подскажу, когда кому вступать.

Они образовали круг вокруг начерченного на полу пентакля: величавая, изящная Реджина, восседавшая подобно изысканной драгоценности в перстне; Нелл Гвин – сплошные рыжие кудри, молочная кожа, обильный бюст; Ента Калента, высокая, смуглая, красивая, рыжая; Сара Душерыжка – на подвижном лице застыли пронзительно синие глаза под густыми бровями; двойняшки Угадай и Откатай, выглядевшие парочкой сочных греческих рабынь; Мери Наобум с пышными светлыми волосами, причесанными как сидящий набекрень шлем; и барышня Гули – с нее Тениель мог рисовать свою Алису в Зазеркалье.

– Ну вот, дамы, – прозвучал мягко журчащий голос Реджины. – Вы больше не дамы. Вы злобные ведьмы. Прочувствуйте это. Пусть это звучит в ваших заклинаниях. Возжелайте явления Дьявола. Стремитесь к нему. Любите его... Начали!

Глава 2

Адида Индъдни служил субадаром в злопакостном районе Гиль; его полицейский участок занимался бывшим Большим Нью-Йорком – там, в Северо-восточном коридоре. Субадары были высокими чинами в индийской армии, а к году от Рождества Господня 2175 в полицию почти всего мира вошли офицеры из этих частей. Отличительные черты индусов высокой касты – тонкость, житейская мудрость, обширные культурные запасы и залежи эмоциональных ресурсов – делали их незаменимыми для тяжкой работы следователей в психопатической и психоделической преступной среде, т.е. в повседневной жизни Гили.

Звание субадара может означать что угодно: хоть вице-короля, губернатора, капитана, вождя – любое на выбор. Вот к Индъдни и обращались то «субадар», то «капитан», то «шеф», то «мистер». Он откликался на всякое приветствие: высота касты и звания позволяли не обращать внимания на признание его достоинства и положения. Был все же один ярлык, навешенный на субадара прессой двадцать второго века: «Знаток Убийств из Гили», раздражавший его настолько, что никто не осмеливался называть его «Знаток Индъдни».

Субадар полагал, что уже все видел по части разной жути да и новейших штучек (в сердце Северо-восточ– ного коридора, кое злонравные обитатели прозвали «Гилью», постоянно учинялись свеженькие прегрешения). Однако же теперь ему предстал совершенно новый кошмар, да такой, что тонкую индийскую душу выворачивало наизнанку.

Она билась в отбросах и мусоре. Сочившаяся какой– то гадостью веревка стягивала ее по рукам и ногам. Она была еще жива и исходила криком. Индъдни жаждал ее немедленной смерти^ потому что по всему ее телу копошились ковровые точильщики; этим жучкам биологи в музеях дают обгрызать дочиста плоть будущих экспонатов – остается готовый к экспозиции скелет.

Жучки деловито, алчно и целеустремленно пожирали трепетное тело женщины. Местами уже показались кости. Жертва лишилась глаз, носа, ушей, губ и языка. Она страшно кричала, и жуки жадно набрасывались на кровь, толчками хлеставшую из дыр на ее лице при каждом новом вопле. Субадар Индъдни, содрогаясь, поддался состраданию – если о таком служебном упущении донесут, то, без сомнения, его высокое положение в Гили претерпит урон. Выхватив лазер из форменной кобуры одного polizei, он аккуратно прострелил голову женщины.

Группа расследования испустила дружный вздох облегчения. Субадар понял, что доноса на его мягкосердечие не последует, но тут его помощник буркнул: «А как же показания, господин?»

– Устные показания? – певучим «шикарным» говорком переспросил Индъдни. – Каким это образом? Она ничего не могла сказать, не так ли?

– Да, господин, но изложить письменно...

– Ах, разумеется, письменно. Но как? Вы видите ее руки?

– Нет у нее никаких рук, господин.

– Вот именно. А ушей? Ушей, чтобы слышать вопросы? Тоже, как видите, нет. У нас, таким образом, лишь наблюдаемые факты...

Субадар Индъдни осекся в изумлении. Испытывать потрясение для него было внове, и он молча уставился перед собой. Туда же глазела и его группа. Жуки исчезли – как растворились. Так же молниеносно исчезли путы. Остался только один наблюдаемый факт: обглоданный женский труп.

– И как же, —поинтересовался Индъдни, – мы доложим это Законникам? Насекомые и узы присутствовали на ней, верно?

– Так точно, господин.

– Мы видели, как все они исчезли, верно?

– Так точно, господин.

– Каждый видел то же, что и остальные?

– Так точно, господин.

Индъдни тяжелым взглядом обвел свою группу. Все отвечали ему, по-видимому, искренне и убежденно. Он вздохнул.

– Значит, все мы разглядели и проглядели причину ужасно жестокой смерти?

– Так точно, господин.

– Именно так. А можем ли мы поверить в то, что видели и перестали видеть?

– Это нелегко, господин.

– Нелегко? Ну что вы – просто невозможно! И невозможно доложить Законникам. Уж лучше будет доложиться всем в психушку.

Ноздри субадара дрогнули. Он с любопытством принюхался – ему были знакомы тысячи миазмов, осквернявших воздух Гили, но эта вонь была внове. Это было что-то необыкновенное. Он еще раз испытал потрясение.

* * *

– Где же Сатана?

– Да уж не здесь.

– Было хоть шевеление в пентакле?

– Ни малейшего.

– Вы что-нибудь почувствовали? Ты, Сара? Дьявол тебя хватал за коленку?

– Даже не дотронулся, Реджина. Увы. Увы! УВЫ!!

– Разрази его! Как мы обломились!

– Мы его, верно, не застали дома.

– Ну кто-то же должен был нам ответить.

– Его номера, наверное, нет в справочнике.

– Да неважно это! Мы же заказали прямой разговор. Нет, мы так просто не сдадимся. На той неделе попробуем снова, хорошо?

* * *

Укрепленный полицейский участок Гили содрогался от истерических, но совершенно невразумительных телефонных звонков. Однако когда субадар Индъдни прибыл на вызов со своей группой, он с ужасом понял, в чем дело.

Вокруг торчащего обломка колонны полуразрушенного портика оперы ползал человек: оскальзываясь, вновь поднимаясь, спотыкаясь, жалобно подвывая, закатываясь криком, вопия ко Христу и проклиная своих богов. Живот его разверзался, сочась кровью и исторгая внутренности. Одна кишка была закреплена на огрызке колонны, и, в своем безостановочном кружении, несчастный по кусочку наматывал кишки вокруг колонны – связанный с ней гирляндой из кровавого сизого швартовного каната. Он потрошил себя, неумолимо гонимый...

– Чем, —• взорвался Индъдни, – ну чем же? Никогда в жизни... Ни разу... Вы это видите? Мы все видим?

Они увидели палача – вороненую нависающую глыбу, поблескивающую и отливающую сталью; был у нее облик или нет? Как амеба, аморфное создание меняло образ точно Протей: выдавливало из себя ноги, ступни, лапы, руки; десяток рук, сорок рук, тьму рук. Одни из них были накалены добела, да так, что их металлический запах смешивался с гарью – они палили спину жертвы, жарили, гнали его бегом вокруг колонны, выматывая кишки, покуда он не пронзил Гиль воплем смертной муки и не скукожился трупом. Спавшая человеческая оболочка вдруг рассеялась – остался только неповторимый запах, оскорблявший нюх субадара.

«Так, наконец-то я понял, —подумал он. Из-за подступавшей тошноты он не мог говорить. – Я узнал этот bouquet de malades – запах безумия».

Тут ему удалось обратиться к своим помощникам:

– Вы видели? Мы все видели? До одного?

Все, что им удалось, это кивнуть.

– Ну, и что же мы такое видели?

Они отрицательно замотали головами.

– Человека? Животное? Существо? Беспомощное пожатие плечами.

– Там было лицо? Что-то на лице? Я ничего не заметил.

– Мы тоже, субадар.

– А ноги у него были. Много ног – то появлявшиеся, то исчезавшие, как сама эта штука. И руки были. Вы сколько рук видели?

– Десять, господин.

– Нет, пятьдесят, господин.

– Гораздо больше, господин. Не меньше ста.

– Согласен. Итак, сторукое, а некоторые руки накалены добела. Вы это видели?

– Да, субадар, но...

– Ага! Вы говорите: «Да, но...» – и осекаетесь. Да. Но. Но как может быть плоть накалена добела, верно? Мы это видели. Плоть не может отблескивать металлом. Но. Мы видели, как сто рук терзали и убивали. Мы видели, как это создание исчезло, а живые существа не исчезают. Оно было живым, однако смогло. Но. Но. Но. Как объяснить эти «но» Законникам? Как уяснить их для самих себя?

* * *

– Опять, снова сорвалось. Будь все проклято, дамы! Не срабатывает.

– Не в этом ли наша беда, Реджина? Мы-то не прокляты – пока.

– А мы точно все заклятия пропели верно?

– Тютелька в тютельку.

– Ну а если это не те заклятия?

– Я их слово в слово взяла из моих скверных книг.

– А как насчет Десницы Славы, той, что я держала? Она взаправдашняя? Свечка действительно из сала девственницы?

– Мой Нудник ручается, Ента. Рука, держащая свечу, и в самом деле взята от казненного преступника. У моего Нудника мощный блат в морге.

– Как ему это удается, Нелл?

– Взятки, Сара.

– Взятки? Зачем?

– А я-то думала, все знают! Мой Нудник, благослови его Боже, ярый некрофил.

– Дамы, ну хватит щебетать, прошу вас. Думаю, в этом все и дело – мы слишком легкомысленны. Придется пробовать снова, и на этот раз будьте серьезны!

* * *

Они вытянулись ровным рядком. Их было десять: мальчик-девочка, мальчик-девочка, —навзничь лежавших на ржавой гнилой автомобильной свалке. Было бы совсем как в амурной карусели, если бы они прыгали друг на дружке, но они были мертвы.

– Крайне свежий Смертный случай, – заметил субадар Индъдни, тужась обрести равновесие. – Кровь у них еще идет, замечаете? – Он потянул носом, и его тонкое лицо свело в омерзении. Это снова был зловещий bouquet de malades. – Ну да. Безусловно. Разумеется, опять наш Сторукий. Только такое чудовище могло так все устроить.

Устроено было зверски незатейливо: у каждого юноши (пока он еще жил и чувствовал – об этом кричали застывшие в мучительной судороге лица) были вырваны гениталии и засунуты в рот девушки. У каждой девушки была оторвана грудь и засунута в рот юноше.

Субадар Индъдни с трудом перевел дыхание и тряхнул головой.

– Сознаюсь в некотором допущении, – обратился он к подчиненным. – Я, наверное, слишком долго прожил в Гили. Когда я только попал в Коридор, он так сильно напоминал мой нежно любимый Бомбей. Я был так счастлив – как у себя дома. Но потом все начало меняться, и еще меняться, и опять меняться. Не так ли, джентльмены?

– Да, господин. Коридор и взаправду изменился в наше время.

– Разумеется, перемены всегда должны происходить, и мы всегда, как культурные люди, должны к ним приноравливаться. Но к чему? Вот к этому? Или к другим Смертным, порожденным Сторуким? Что это за

сторукий ужас, воняющий безумием? Его Смертные воняют безумием! Живой ли он сам? И да, и нет. Не растение ли это? И да, и нет. Или оно – из горной породы? И да, и нет. Что-нибудь подобное встречалось раньше на нашем пути?

– Отвечаем «нет», субадар.

– Точно. Есть ли у этого хоть чем-то знакомый нам мотив?

– Нет, субадар.

– Есть ли на свете хоть что-нибудь, подобное этому порождению из рук, вони, безумия и зверства?

– Нет, господин.

– Может ли это быть пришелец из космоса, как в развлекательной страшилке?

– Нет, субадар. Наши специалисты по связи знают, что не существует ничего живого вокруг – на много световых лет от Солнечной системы.

– Они это точно знают или полагают?

– Они уверены, господин. Полукилометровый радиотелескоп два столетия шарит лучом по всей галактике – передает силуэт человека, двоичные числа, таблицу элементов, структуру ДНК, схему Солнечной системы... – все безрезультатно. Мы одиноки в нашем уголке Млечного Пути.

– Весьма любопытно. Тогда это не пришелец извне, а чужак из нашей собственной системы. Оно живое, но невероятное. Это непостижимый факт. Невозможный. Непроницаемый. Необъяснимый. И все же – факт. Это новое безумное порождение Гили.

– Да, субадар.

– Так, стало быть, наш долг – обуздать это новое безумие?

– Да, господин. Это наш долг.

– Ну да, наша совесть и закон этого требуют, но что нам делать? Нам что, самим сходить с ума каждый раз в ответ на новое безумие Гили? Неужели нам таким манером приступать к исполнению наших обязанностей – подладиться, чтобы нас считали нормальными, принимали за подобных себе окружающие нас сумасшедшие?

– Придется, субадар. Всем нам.

– А не придется ли нам втихомолку сохранять наши человеческие ценности, быть Тайными Здравыми? Что будет с нами? Что происходит с Гилью и с Коридором? Умоляю, джентльмены, если можете, подскажите мне. Что же это делается с Северо-восточным Коридором?

2 Миры Альфреда Бестера, т. 3

Глава 3

Разумеется, в наше время Северо-восточный Коридор – это северо-восточная трущоба, протянувшаяся от Канады до Южной Каролины, а к западу – аж до Питтсбурга. В безумии насилия там кишели толпы обитателей, которые непонятно чем были живы и где обретались. Хаос охватывал такую огромную территорию, что демографы и социальные работники давно уже полностью отчаялись. В строю держалась одна полиция.

Это была чудовищная ярмарка уродов, которую все яростно отвергали и обожали. Если ты жил в Коридоре, а тем более – в Гили, то тебя переполняла ненависть к этому месту, но бросить его ты не мог: чувство это было сродни неодолимой похоти к уродливой готтентотской Венере.

Даже те из привилегированных классов, кто, подобно царице Реджине и ее семи дамам-пчелкам, мог позволить себе роскошную жизнь в надежно защищенном Оазисе (а к тому же, черт бы их побрал, могли и дернуть оттуда куда глаза глядят), и не помышляли бросить Гиль. Эти джунгли околдовывали. Да Боже ж мой, это и была жизнь! Расстроенные мозги производили там на свет все новые извращения, пороки, преступления и возмутительные выходки. Кто знает, не окажешься ли ты вдруг в покойницкой, но тем временем как здорово было жить!

В Гили кризис выживания случался по сто раз на дню. Основным неудобством был холод. Страдали все, а зима, казалось, затягивалась на долгие полгода. Одна

популярная обновленческая секта в своих проповедях объявляла о наступлении нового ледникового периода, предтече Второго Пришествия. Мистическая дата – 2222 год – грозила окончательным оледенением, когда всех грешников призовут на Страшный Суд. Музыко– делы Скрябина Финкеля состроили гимн Армии Оледенения: «Как Ему пчела предстанет, коли Божий Хлад нагрянет?»

Еще более тяжким испытанием, чем постоянный холод, была нехватка пресной воды. Почти все природные источники питьевой воды уже прибрала к рукам КПССБ («Компания По Строительству Светлого Будущего»), так что на долю страждущего потребителя сегодня почти ничего не осталось. Конечно, ставили баки для дождевой воды на крышах (существовала даже категория «Аш-2-О воришек»). Пользовались оборотной или опресненной водой. Был и черный водяной рынок – вот, пожалуй, и все, так что лишь немногие могли толком искупаться или постирать. Ясно, что джунгли еще и воняли. Уже за десять миль при подходе с моря можно было учуять особый букет Северо-востока.

Не то чтобы все, кто вприпрыжку скакал по гнили на тротуарах, так уж сильно огорчались вонью, но многим это не нравилось – для них единственным выходом было поливаться духами. Сотни компаний соперничали на парфюмерном рынке, но далеко за флагом всех оставляла «ФФФ» (Фабриканты Фигурных Флаконов), где вовремя смекнули, что надо разворачиваться, когда начался парфюмерный бум.

На «ФФФ» честно, хотя и не для посторонних ушей, признавались, что они шли с конкурентами «ноздря в ноздрю», пока к ним не пришел Блэз Шима. На этом конкуренция и закончилась.

Блэз Шима. Происхождение: франко-японо-ирлан– дское. Семейное положение: близких нет. Образование: Принстон, первая ученая степень получена в Мас– сачусетском технологическом институте, а докторат написан в «Дхоу Кэмикл» (они-то и шепнули на ушко «ФФФ», что Шима – самое то! Теперь Комиссия по деловой этике должна была рассматривать иск, вчиненный возмущенными конкурентами). Возраст – тридцать один год, холост, не педик, гений.

Его гениальность заключалась в его обонянии, и у «ффф» Блэза обычно втихомолку величали «Нос». Он знал все о химии и индустрии запахов: животные компоненты духов – амбра, бобровая струя, циветта и мускус; эфирные масла, выделенные из цветов и трав; смолы, которыми сочатся раненые деревья и кусты – мирра, бензой, сторакс, перуанский и талуанский бальзамы; искусственные ароматы, полученные сочетанием натуральных веществ с эфирами и жирными кислотами.

Шима был создателем всех чемпионов продаж у «ффф»: «Вульвы», «Выпота», «Конских» (верно, лучше звучит, чем «Подмышо», как предлагал Корнблат из Отдела сбыта), «Пре-Траха» и «Ее Слюнок». «ФФФ» дорожили им и платили так много, что он роскошно жил в уютном и всегда теплом Оазисе. Кроме того, у «ффф» был такой мощный блат, что они смогли обеспечить Шиму неограниченным количеством чистой воды, «гор» и «хол» – ни одна девица из Гили не могла отказаться от приглашения поплескаться у него под горячим душем.

Однако и цена, которую платил Блэз Шима за все эти радости, была высока. Ему возбранялось пользоваться душистым мылом, кремом для бритья, помадой для волос, одеколоном. Он не мог есть пищу со специями, пить что-то, кроме специально дистиллированной воды. Ясное дело, Нос следовало содержать в первозданной нетронутости, чтобы в стерильно-чистой лаборатории он нанюхивал все новые шедевры. К данному моменту Блэз Шима бился над многообещающим новым ароматом (рабочее название «Мудская волна»), но ему никак не удавалось получить стойкий результат уже в течение двух месяцев, и Отдел сбыта «ффф» начал дергаться из-за такого срыва сроков.

Было созвано совещание правления.

– Что, черт побери, с ним происходит?

– Может, утратил нюх?

– Ни Боже мой.

– У него и раньше случались задержки, помните? Та девка из Ипанемы, она его просто высосала. Как бишь ее?..

– Ильдефонса Лафферти.