Текст книги "Голем 100"

Автор книги: Альфред Бестер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)

– А ты не знаешь – может быть, Индъдни просто не сообщили, или надругательство прошло незамеченным, как сотни других в нашей безумной Гили, где все уже притерпелись к ужасам.

– Но...

Гретхен, однако, было уже не остановить.

– Тебе известно, что такое id. Хранилище энергии либидо в человеке, адов котел примитивных страстей. Помнишь, наверное, строчку из «Гамлета»? «Блудливый шарлатан! Кровавый, лживый, злой, сластолюбивый!» Вот тебе id – это скрыто в глубине самой сущности человеческого скотства: у тебя, у меня, у всех нас.

– Но не все же мы – чудовища, – запротестовал Шима.

– Глубоко внутри, в нашем Подмире – все. Здесь, снаружи, на верхушке айсберга мы смягчаем и держим в узде эту суть, но что, если зверь вырвался из клетки,

порвал ошейник и разгуливает на свободе? Тогда и получается Голем-100.

– Как же он вырывается из оков?

– Раскинь мозгами, детка. Дамы-пчелки собираются у Реджины в улье и затевают колдовские игры. Конечно, они не могут вызвать Дьявола – его не существует, он всего лишь бабьи сказки.

Шима согласно кивнул.

– Но их личные id соединяются и образуют нового демона. Нет никакой преисподней, но есть Подмир, населенный всеми нашими кровавыми, лживыми, злыми, сластолюбивыми id. Либидо дам объединились глубоко в этом подполье, и так был рожден Голем. Он принимает облик какого-то или нескольких из обитающих в них зверей и является в наш реальный осознаваемый мир, чтобы насиловать и убивать – бессмысленно и беспричинно... просто ради скотского удовольствия. Эротическое либидо и смертельное либидо.

– Так, по-твоему, это дамы-пчелки докатились до Голема-100?

– Да, это глубинная истина. Энергетический взрыв.

– А почему именно твои пчелки? Почему мы все не вырабатываем Големов из нашего подсознания?

– Заветное словечко – катализатор!

– Бог мой! Прометий?

– Чертовски трудно нам будет, Блэз. Пока они не включили в свое представление радиоактивный Рт, миру никогда не представали глубинные восемь девятых айсберга.

Шима вздохнул.

– Какая гнусная концовка к чудному мифу! – печально сказал он. – Прометей, принесший огонь, учитель, друг и благодетель человечества. А теперь посмотри, какое гадостное пламя он возжег в этих мерзких бабах!

– Они все равно очень милые, Блэз.

– Как ты можешь так говорить!

– Они не ведают, что творят.

– Но что-то же они делают сознательно!

– Они даже не знают своих глубинных побуждений.

– В наше время все знают, что они есть.

– Сам факт, но не кошмарные подробности. Сознательно мы не можем заставить себя взглянуть на примитивного зверя, затаившегося внутри, поэтому люди годами мучаются у психоаналитиков, чтобы набраться сил посмотреть на свою суть.

– А ты свою видела?

– Вряд ли. А вот ты своей точно не видел.

– Я?

– Ну конечно. Разве ты знаешь, какие первобытные страсти заталкивают тебя в шкуру господина Хоча?

Шима лишился языка.

– Тебя что-то неодолимо толкает,' верно? А ведь ты такой славный парень... Такой же хороший, как и дамы-пчелки.

– Иисусе! Иисусе Христе! Значит, Индъдни прав – я й вправду Голем.

– Успокойся, малыш. Ты в этом не одинок. Большинство из нас – големы, тем или иным образом. Редчайшие исключения попадают в святые. Поэтому остынь немного, а я приготовлю тебе еще глоточек тайного пойла, прославленного у cognoscenti[53]53
   Знатоков, ценителей (шпал.).


[Закрыть] и воспетого в балладах и сказаниях.

Она отправилась на камбуз – им так редко пользовались, что все сверкало стерильной чистотой, словно в лаборатории Блэза в «ффф». Секретной смесью Гретхен был причудливый состав, заменявший две недели отдыха на курорте: кофе, масло, сахар, желтки, сливки, коньяк. Разогревая и взбивая адский декокт в пароварке, она вдруг почувствовала, что в глазах у нее все меркнет.

– Эй, открой глаза, – весело крикнула она, – а то я слепну!

Блэз не отвечал. Ее первичное глазное зрение полностью пропало, и остался только калейдоскоп вторичного восприятия. «Черт бы его побрал – он заснул!» Гретхен ощупью добралась из кухоньки в ванную.

– Блэз! Проснись!

Молчание. Она потыкала пальцем в ванну – пусто. Потрогала кафельный пол – мокрый. «Он одевается, наш господин Скромник!»

Она прошла в спальню.

– Блэз?

Молчание. В гостиной она позвала:

– Блэз Шима! Выходи, выходи, где бы ты ни был!

Ничего. Пошла на террасу – ничего, кроме отдаленного гула вечно шумной Гили.

– Черт его побери, он сдрейфил и пошел прятать задницу у себя в лаборатории! Спокойно, Гретхен, спокойно. – Она заставила себя потерпеть очень неспокойные полчаса – ему на дорогу – и позвонила в «ффф». Нет, лаборатория доктора Шимы не отвечала. Нет, доктора Шиму нигде на территории «ФФФ» не найти.

Она позвонила в «Натуральный Питомник». Нет, доктор Шима у них не обедает. Кроме того, доктор Шима всегда заказывал доставку на дом.

Она позвонила на биржу, в театертон, в церковь Св. Иуды, в ресторан «Франко-Порт», в «ВГА», на трек в Овечьем Логе, в термокупальню. Нигде не было никого, похожего на Блэза Шиму или откликнувшегося на это имя.

Она уже испугалась всерьез и хотела звонить Сале– му Жгуну или в ООП, но остановилась на полицейском участке Гили и попросила к телефону субадара Индъ– Дни.

– Вы звоните из своего таинственного Подмира, госпожа Нунн? Из того, что вы сказали, я никак не понял, что там есть связь с реальным миром.

– Господин Индъдни, я в беде.

– То, что уже было, мадам, или хуже еще?

– Хуже. Пропал доктор Шима.

– Да, вот так? Лучше опишите, как было.

Когда Гретхен закончила тщательно подредактированный отчет, Индъдни вздохнул.

– Так. Понятно есть. Вероятное самое, что доктор Шима, как ваш покорный, счел фантастические выводы о делах со Сторуким вовсе неудобоваримыми. Он спрятался от вас, и я ему полностью сочувствую. Он в бегст-

ве не должен покинуть Гиль. Придется нам вставить его в оперативную сводку на розыск.

– Нет, субадар, не надо!

– А что же, увы мне, еще? Я, однако, обещаю: все усилия положим, чтобы скандальные подробности не попали в СМИ. Код НЕМО будет пользован.

– Что за код НЕМО?

– Да. Вы даже не слышали о коде НЕМО. – Она почувствовала в голосе Индъдни сдерживаемую улыбку. – Я предупреждал о некоторых своих имеющихся возможностях, госпожа Нунн.

Связь закончилась. Гретхен буркнула:

– К чертям его оперативный розыск и код НЕМО. Мои служащие всегда заткнут за пояс полицейскую команду.

Она кое-как выбралась из пентхауза, поставила дверь на запоры и вышла на улицу. Здесь к ней вернулось полное зрение.

Дома она вновь появилась как раз вовремя, чтобы застать драматическую картину: вся ее гвардия была в сборе, сгрудившись вокруг Шимы, выпучив глаза и пытаясь его удержать. Шима был совершенно голый и вежливо вырывался.

– Блэз!

– Меня зовут Хоч, моя дорогая. Можете обращаться ко мне «господин Хоч». – Он обернулся к ней с застывшей улыбкой.

Гретхен замотала головой, как животное, отгоняющее назойливую муху.

– Он только что вломился, госпожа Нунн. Охрана внизу говорит, что он спросил вас по имени.

– По имени? Он спросил Гретхен Нунн?

– Нет, госпожа. Просто «Гретх». Он сказал, что здесь живет Гретх из Гили и она знает господина Хоча. Охрана решила, что это один из наших кодов, и разрешила ему пройти.

– Можете отпустить меня, – сказал господин Хоч с улыбкой. – Я ничего не могу сделать – никому из вас.

Она поняла.

– Да, никому. Отпустите его. Он безобидный.

– Госпожа Нунн, почему он называет себя Хочем? Мы знаем, что он...

– Вы никогда никого такого не видели и не слышали. Здесь не было никакого господина Хоча. Понятно? Слава Богу, что всем вам можно доверять. А теперь ушли, быстро!

Когда приемная опустела, Гретхен закрыла дверь и молча посмотрела на любезнейшего господина Хоча.

– Никому из нас... Бедняга, ты шел по следу собственной тяги к смерти. Здорово тебя шарахнуло, да? Сразу крыша напрочь съехала.

– Я тебя помню, Гретх, – улыбнулся ей господин Хоч. – Я как-то пытался тебе помочь. Ты помнишь меня?

– Это тебе надо помочь, Блэз. Там на тебя разослана оперативка, и если тебя задержат в этом образе – пиши пропало. «Летит колыбелька с ребеночком вниз![54]54
   Из детской английской песенки.


[Закрыть]» – Она достала огромную купальную простыню и кинула ему на колени. – Вот, завернись.

Гретхен села и перевела дух.

– Ну, и как, черт возьми, мне тебя из этого вытаскивать? Состряпать самоубийство господина Хоча? А что толку? Чем-нибудь уколоть? Я не знаю чем. Тебе нужен психошок, в гомеопатической дозе, но как, как, КАК это сделать!

Господин Хоч оправил складки своей тоги и произнес:

– Вообще-то я, наверное, и не смог бы помочь той особе, за которой я шел следом.

– Ну раз не догнал...

– Нет, не поэтому. Я не могу найти подсобные средства. Кажется, я не взял их с собой.

В улыбке Гретхен появился оттенок отчаяния.

– А в кармане не искал?

– Должно быть, где-то оставил. Разумеется, под замком. Следует быть весьма осторожными со смертельными орудиями. Хотелось бы вспомнить, где.

– К счастью, могу заметить, что не в состоянии помочь, господин Хоч.

– Несущественно, милочка. Сначала я должен найти ключ.

– Ну конечно. Сначала, разумеется, ключ, а потом смертельные орудия, которые...

Гретхен осеклась. Понадобилось целых пять секунд, чтобы осознать, какая чудовищная мысль пришла ей в голову. Она задрожала и покачнулась, встряхнула головой, отгоняя наваждение: «Нет, не могу. Не буду. Сил таких нет!» Но она ясно понимала, что станет, сможет и должна найти силы.

Потянулись долгие минуты, пока Гретхен старалась прийти в себя. Она прошла в спальню, достала что-то из ночного столика и зажала в кулаке. Потом, улыбаясь почти такой же стеклянной улыбкой, как у господина Хоча, набрала номер Ильдефонсы Лафферти.

– Нелли? Это ЧК. Нет, не из улья – от себя. Нелл, у меня crise psychologique[55]55
   Психологическая проблема (фр.).


[Закрыть], и я... Нет, душенька, это не умничанье, это неприятности, только по-французски. Моя проблема сейчас здесь сидит, совсем рядом, и я не хочу, чтобы он понимал мой разговор. Да, конечно, «он». Я не могу с ним управиться, а знаю, что ты сможешь, – это твой особый дар. Ты не приехала бы прямо сейчас? Нет, ни намека – увидишь все сама. Спасибо, Нелл. – Она закончила разговор. – Хорошо, Блэз, я открою тот ящик.

У Гретхен был заведен следующий порядок приема: самых почетных клиентов она встречала у входа в Оазис. Менее важных она встречала у внушительного входа в свои апартаменты, в окружении своего штата. Рядовых (т. е. большинство) клиентов проводили к ней в кабинет, где они заставали ее работающей за письменным столом. (Знай все это Миллс Коупленд из «ФФФ», он был бы крайне оскорблен!) Гретхен встретила Ильде– фонсу у дверей своей квартиры и провела ее в комнаты.

– Спасибо, что поспешила на помощь, Нелл. У меня полный завал.

Ильдефонса переливалась салатного цвета блестками.

– Кто может сопротивляться подначке, ЧК? Конечно, ты меня интриговала – я тебя вычислила. Во всех твоих поступках всегда что-то еще скрывается.

– Решительно возражаю, Нелл.

– Но почему? В этом твоя привлекательность – меня берет за живое, когда я начинаю гадать, что ты еще затеяла. Мне хочется это выяснить.

– Клянусь, что просто нуждаюсь в помощи.

– А я, значит, должна тебе поверить? Это вот и есть твоя crise psychologique? – Ильдефонса двинула бедром в сторону остекленевшего господина Хоча.

– Это оно.

– Ты говорила «он». Ты не сказала «нуль в тоге».

– Он в шоке, и его нужно силком из этого вывести... Привести в норму.

– Ну и чем так хороша норма? Почему не позволить ему радоваться тому, что он есть сейчас?

– Мне нужны его свидетельские показания по делу.

– А я тут при чем?

– Потому что тебе известно что-то, чего я не знаю,

– Что именно?

– Как устраивать встряску мужчинам.

– Что ж, мне еще не приходилось тыркаться с зомби, но всегда что-то бывает в первый раз.

Гретхен натянуто улыбнулась.

– Если нужно именно это, то у тебя полная свобода действий.

– А что, есть другой способ? •– Ильдефонса небрежной походкой приблизилась к господину Хочу, скользнула по нему равнодушным взглядом, внезапно наклонилась и посмотрела пристально. – Быть не может! Господи, да это Херой!

– Какой Херой? Это доктор Блэз Шима!

– Герой-херой, сокращенно от Хирошимы. Замани его в постель, ЧК, и узнаешь почему.

Гретхен плотнее сжала губы.

– Так вот какое твое скрытое намерение, – заметила Ильдефонса. – А что с ним произошло?

– Не знаю. Поэтому ничего не могу сделать.

Ильдефонса заскользила, примериваясь, вокруг

Шимы.

– Так-так, Херой. Давненько с тех пор... Соскучился, козлик?

– Меня зовут Хоч, дорогая. Можете обращаться ко мне «господин Хоч».

– Богу известно, что раньше любая девица завопила бы «Хочу!», козлик. Он что, не узнает меня? – бросила через плечо Ильдефонса.

– Он никого не узнает.

– И себя самого?

– Он думает, что он – какой-то придуманный им тип по имени Хоч.

– А ты желаешь избавиться от этого типа?

– Это было бы лучше всего – чтобы он пришел в себя.

– Есть идеи?

– Ты – моя единственная идея. Я подумала: «Только Нелл сможет привести его в сознание».

– Благодарю, но я обычно довожу их до полной потери сознания. Я не очень-то разбираюсь в обратном. Возможно, меня это позабавит. Хочешь, чтобы он вспомнил, что он – Шима?

– В том-то и загвоздка.

– М-м-м... – задумалась Ильдефонса. Г-н Хоч излучал на нее улыбки, напоминая симпатичного римского сенатора. – Погоди-ка. Херой, а это помнишь?

Она затянула своим пронзительно-высоким голоском:

Мамаша наказала мне: «Не прыгай с дядькой при луне! Неслух ты, – сказала мать, – Ты не смей нарушать! Нарушать, нарушать, Будет мужу не сказать!я

Ильдефонса хихикнула.

– Ты всегда от этого тащился, помнишь, Херой? Балдел, когда я пела и танцевала под эту песенку.

– Меня зовут Хоч, дорогая. Можете обращаться ко мне «господин Хоч».

– Слушай, ЧК, да он совсем съехал. Этим номером его всегда можно было довести до того, что он из штанов

выпрыгивал. Херой считал, что я – невинная крошка, распевающая похабщину, которую сама не понимаю.

– Ну и промазал!

– Это только для примера. Он и вообще не очень– то соображал. Может, мне станцевать? Танец с раздеванием.

– Можно, конечно. Погоди. Надень вот это.

Ильдефонса поглядела на кабошон в руке Гретхен.

– Что это?

Гретхен почувствовала некоторое облегчение.

– Неограненный алмаз.

– Ты хочешь, чтобы я его надела?

– Пожалуйста.

– Куда? На мне и нитки не останется.

– Вставь в пупок.

– Боже... Сюда? Но как?

– На гримерном клее.

– И зачем мне его надевать?

– Это ключ к запертому ящику.

– Чей ящик-то?

– Его.

– Похоже, что со времени нашего знакомства он обзавелся чудными замашками.

– Именно так. Нет, Нелл, он не должен видеть, как ты его нацепляешь; нужно, чтобы камень сверкнул для него неожиданно. Зайди ко мне в спальню.

Ильдефонса кивнула и прошла в дверь, которую Гретхен придержала для нее. Она вышла очень скоро, позаботившись, чтобы дверь осталась открытой.

– Крутая постелька, – одобрила она. – Вполне может сделать лечение захватывающим. Эти зеркала!.. Ну-с, начинайте отсчет!

– Мне оставить вас?

– Зачем? Вдруг узнаешь что-нибудь полезное.

– Всегда есть место для усовершенствования, – сквозь стиснутые зубы согласилась Гретхен.

Ильдефонса стала в позу перед господином Хочем и снова запела, довольно неуклюже подтанцовывая. («Паршивая координация в вертикальном положении».) Чешуйный доспех из салатных блесток мог сниматься по частям – в стратегическом порядке («Задумка была вовсе не для танцев».) Ильдефонса, не глядя, разбрасы-

вала куда попало клочья чешуи, пока не обнажилась до слепяще розовой наготы – для бравурного финала. Она томно извернулась, выставляя на обозрение все свои сочные выпуклости, и внезапно застыла в призывной позе – прямо перед господином Хочем. Гретхен подавила рычание.

Алмаз замер перед его глазами. Господин Хоч уставился на камень. Потом глаза его скользнули к венерину холмику, поднялись к грудям и остановились наконец на лице Ильдефонсы. Он позеленел.

– Но... но ты ведь Илди, – неуверенно начал он. Глаза его устремились к алмазу. – Как... Что.ты... Почему на тебе камень Гретхен? – Он встал, покачиваясь, озираясь в недоумении. – У меня ничего не связывается.

Ильдефонса протянула к нему пухлые ручки.

– Пошли, козлик. Свяжем все по новой.

– Но ведь... Я... Это же сейчас. Это не тогда. Сейчас. – Голос его окреп. – Боже милосердный, что у нас с тобой происходит, Илди? Почему ты здесь? В таком виде? С алмазом Гретхен. С этими твоими штучками времен Ипанемы. Господи, да я год назад от тебя отделался!

– Я вынула ее из ящика, Блэз, – тихо сказала Гретхен.

– Но... Но алмаз!

– Я попросила ее надеть алмаз.

– Почему?

– Потому что это ключ.

– Откуда ты меня вытащила?

– От господина Хоча.

– О Боже! Боже милостивый!

– Все в порядке, Херой, – мягко сказала Ильдефонса. Она запустила руки ему под тогу. – Уже все в порядке. Ты вернулся. Я вернулась. Мы оба снова в самом начале. Пошли, козлик. – Она подтолкнула его к спальне.

Шима вгляделся в ее лицо. Она ответила ему томным взглядом. Шима посмотрел на Гретхен. Ее взгляд был твердым. Он снова перевел взгляд с одной на другую, осторожно развернул Ильдефонсу и подтолкнул в сторону спальни. Казалось, он двинулся следом, но он просто сбросил тогу и окутал ею плечи Ильдефонсы.

– Прощаются навсегда, – сказал он.

Ильдефонса изумленно обернулась. Шима подошел к Гретхен.

– Что теперь?

– Благодарю за вручение короны.

– У тебя не было соперницы.

– По-моему, была.

– Что теперь? – повторил он.

– Что? Бегом к тебе в лабораторию – и полет на Рт. Нам нужно нанести визит в Фазма-мир. – И, через плечо, остолбеневшей Ильдефонсе: – Ты обсчиталась, Нелли. Со мной всегда нужно искать третий скрытый смысл. Алмаз можешь оставить себе.

Глава 13

Глава 14

Субадар Индъдни вошел в Первую комнату для допросов. Там было тепло и темно. Доктор Блэз Шима в уютной пластиковой утробе слабо светился в темноте, накачанный успокоительными, голый, свернувшийся в позе зародыша. Играла убаюкивающая музыка, в ритме которой слышалось спокойное биение сердца. Следователи не выкрикивали вопросы ему в уши; напротив того, голоса их, раздававшиеся из темноты, были по-мате– рински мягкими, вплетались в общую картину уюта и покоя.

– Мы любим тебя, малыш.

– Весь мир тебя любит.

– Так тебе хорошо, так тепло, так безопасно.

– Ты нам можешь все рассказать.

– Скажи мамочке.

– Что тебе сделала Интра-Национальная Картель– Ассоциация?

– Зачем ты искал девственницу?

– Разве какая-нибудь девица может в таком признаться?

– Скажи нам.

– Скажи мамочке.

– Откуда у тебя шутихи?

– Ты их сам сделал?

– Скажи нам, малыш.

– Схватка воздушных змеев – это, наверное, здорово!

– Ты говорил с этими людьми?

– Что ты им сказал?

– Расскажи все мамочке.

– Ты что, не знал, что статую Свободы давным– давно свезли в металлолом?

– И остров Бедлоу тоже продан.

– Что тебе было нужно?

– Скажи мамочке.

– Ты от кожи балдеешь?

– А при чем тут чернила?

– Чего ты добивался?

– Ты ведь знаешь, верно, как выглядит голая девушка?

– Все знают.

– Так чего тебе было нужно от той покойницы?

– Скажи нам.

– Ведь все потому, что ты любишь девушек?

– А зачем их красить в черный цвет?

– И почему ты так ненавидишь свою работу?

– Или ты ненавидишь «ФФФ»?

– А может, тебя воротит от науки? Скажи нам, малыш.

– Может быть, он ненавидит сам себя.

– Ты поэтому собрался в космос, а, малыш?

– Скажи мамочке. Ничего не бойся. Тебя ни за что не накажут.

– Очень занятное музыкальное представление ты устроил.

– Но у тебя не только с цветом не в порядке, тебе еще и медведь на ухо наступил.

– Все равно, мамочка тобой гордится.

– Только расскажи, зачем ты все это проделал.

– Малыш, ведь не положено трахать девок прямо в супермаркете.

– Тебя все любят, но это уже слишком.

– Или это было тайным посланием?

– Скажи нам.

– Ну как мог к тебе в Оазис попасть слон?

– Тем более ■– к тебе в кровать!

– Глупый малыш!

– Ты же не думал, что сумеешь сам опрокинуть ту цистерну для воды? А? Ведь не сам же по себе!

– Конечно же не думал.

– Тогда чего же ты на самом деле добивался? Может, это был сигнал для ООП?

– Скажи нам, малыш.

– Скажи мамочке.

– Скажи нам.

Шима не откликался. Он плавал в утробе, уткнув голову в колени, обхватив себя руками, совершенно неподвижный.

Субадар Индъдни вздохнул, повернулся и вышел так же тихо, как и вошел. Он отправился во Вторую комнату для допросов. Все в ней было точно таким же, как и в Первой комнате, за исключением того, что тихие голоса звучали по-отечески, а в пластиковой утробе был другой обитатель – Гретхен Нунн.

– Мы любим тебя, детка.

– Весь мир тебя любит.

– Как тебе хорошо, как тепло, как безопасно!

– Вот ты нам все и расскажешь.

– Можешь все рассказать папочке.

– Ты ведь знаешь, мы любим игрушки.

– И они нас любят.

– Так что ты пыталась сделать в той игрушечной лавке?

– Что, тащатся теперь от какой-то новой дури, а мы не знаем?

– Скажи нам, детка.

– Расскажи папочке.

– Ты себя дурно вела в музее.

– Папочка тебе тысячу раз наказывал не трогать то, что не твое.

– Так зачем ты это сделала?

– Малышка, ты знаешь, что у тебя расцветка, которая не годится для татуировки.

– Ну, так что тебе было нужно? Тот мужик – толкач?

– Ты же знаешь, что бесполезно пытаться завести плакат.

– Да ему это и не надо.

– Так зачем стараться?

– А может быть, ты подавала тайный знак неизвестному лицу... или лицам?

– Скажи папочке.

– С чего ты взяла, что способна спеть главную партию в той опере?

– Или у тебя зуб на Армию Оледенения?

– Ты же знаешь наверняка, что нам нужно чем больше духов – тем лучше?

– Так зачем перекрывать их источник?

– Или у тебя зуб на «ффф»? Скажи, почему?

– Какая у нас девочка славная, какая умница – разукрасила к Рождеству всю площадку для запуска ракет!

– Только вот рождественские цвета больше не красное с зеленым.

– Теперь принято черное с белым. Что ты имеешь против черного цвета?

– Ты сама черная? Ты этого стыдишься?

– Почему ты не дала этому чудику нагнать себя в супермаркете?

– Раньше-то ты ему все давала.

– А почему не в этот раз? Скажи нам.

– Скажи папочке.

– Скажи, что ты имеешь против звездных сапфиров?

– Ты что, вообще ненавидишь звезды?

– Или это тайный код?

– А где ты выучила эту похабель на латыни?

– Или это снова код?

– Скажи нам, детка.

– Скажи папочке.

– Скажи нам.

Никакого отклика от Гретхен Нунн.

Субадар Индъдни вздохнул опять, повернулся, вышел и направился в свой кабинет в здании участка.

Нельзя сказать, чтобы для высокопоставленного чиновника это был обычный кабинет. Индъдни удалялся от горячечного безумия Гили в чистоту Японии: натертые полы из тиковых досок, ничем не закрытые; неброские шторы; удобная, не бросающаяся в глаза мебель черного дерева. Никаких столов для заседаний – в центре комнаты выложенное черепицей углубление для жаровни. По краям и рассаживались приглашенные

Индъдни на совещания и он сам – свесив ноги навстречу приветливому теплу. Ничего удивительного, что сотрудники субадара обожали даже разносы в кабинете начальника.

Самым, наверное, примечательным объектом во всей этой японской фиговине был тот, что возвышался на фоне задрапированных окон: полутораметровый ствол кедра, обветренный, сучковатый и узловатый. Его поверхность, гладкая, как слоновая кость, так и притягивала к себе. Даже Индъдни не мог удержаться, чтобы не гладить его, чем он сейчас и занимался.

Наконец он заговорил:

– Итак, будьте любезны? Отзываются или?

В кабинете никого не было, но бесплотный голос ответил:

– Никакого отклика, хозяин.

– Даже обычных отрицаний?

– Нет, хозяин.

– А что есть и есть ли что-то?

– Ничего, хозяин. Полнейший вакуум. Оба, похоже, в отключке.

– Весьма удивительно. Вы придерживались стандартной процедуры при допросе?

– Мы не ограничились только этим, субадар. Мы опробовали все новшества, какие смогли придумать.

– И все тот же провал, отрицательное ничто?

– Мне очень жаль, хозяин.

– Нет, не сожалейте, нет. Весьма интересно, весьма привлекательно – это дополнит головоломную загадку чудовищного Сторукого. Любезно оденьте... Что это? Смех?

– Извините, хозяин. Я просто вспомнил, в каком виде они объявились здесь, в участке.

– А, да. Согласен. Весьма неожиданное и занимательное пришествие. Для некоторых. Так. Любезно оденьте их, приведите в сознание происходящего и доставьте ко мне.

Блэз и Гретхен довольно твердо держались на ногах, входя в кабинет Индъдни, но бодренькими их никто бы не назвал. В них проглядывало смятение людей, при-

шедших в себя в чужой обстановке без малейшего представления о том, кто, что, когда, где, почему.

– Мои приветствия, – встретил их Индъдни. – Хорошую вы задали гонку злому шерифу по лесам господина Шервуда[56]56
   Намек на Шервудский лес, где скрывался от Ноттингемского шерифа Робин Гуд-


[Закрыть]. Очень мило от вас набраться времени заглянуть ко мне в крайнем конце.

Они тупо уставились на него.

Индъдни указал на углубление с жаровней.

– Не присесть ли нам и пообщаться согретым?

– Послушайте... – начал было Шима.

– Или предпочитаете подкрепиться прежде? У вас был такой вечер, полный хлопот.

– Послушайте... – снова начал Шима, но тут вмешалась Гретхен.

– Хлопотный вечер, субадар? Но ведь еще не вечер? Сейчас не позднее пяти-шести часов, верно?

– Вы так полагаете, мадам?

– Не сомневаюсь.

– Вы так представляете себе положение дел?

– Разумеется.

– Послушайте, – в третий раз начал Шима. – Я хочу знать, какого дьявола мы делаем в участке и как мы сюда угодили из моей лаборатории. Это что, очередные ваши штучки?

– Или зверства полиции, да? – улыбнулся Индъдни. – Весьма любопытное состояние недоумения. Идите сюда, погрейтесь и расскажите мне, почему сейчас не может быть позднее, чем пять или шесть часов пополудни.

– Потому что мы не больше часа, как пришли в лабораторию Блэза.

– О да. В комплексе «ФФФ». Позволяется ли уяснить, где вы обнаружили доктора Шиму, мадам? Вы можете припомнить, что сообщили мне о его исчезновении.

– Ну да. Несколько часов назад. И вы по вашему «секретному» коду НЕМО передали приказ о немедленном задержании – хотя я протестовала.

– А что можно мне было сделать? Однако вы нашли его раньше моих патрульных. Где?

– В моей квартире.

– Невредимого и в здравом рассудке?

– К чему этот вопрос? – Голос Гретхен стал напряженным.

– А разве не таково обычное состояние, в котором мы все надеемся застать разыскиваемых особ? – Медовый голос Индъдни опять источал опасность. – Здравыми и невредимыми, не так ли?

– Здравым и невредимым, именно так.

– Но мне вы не сообщили о своей находке, невзирая на сильное волнение/ прежде. Почему, мадам?

– Потому что... Потому что у нас оказались более срочные дела.

– Уточните природу таковых.

– Полетать с прометием.

– Ах вот. В надежде навестить тот Инфра-мир, который вы так красочно напридумывали.

– Я тоже не поверил ей, – вмешался Шима. – Я соглашался из вежливости. Но это вовсе не выдумка, Индъдни. Его существование – это факт, холодный неприкрытый факт. Или мне стоит сказать, что это – жареный факт, потому что это нечто запредельное! Бред собачий!

– И все это когда?

– Не больше часа назад. – Шиму бросило в жар от возбуждения. – Это открытие станет новой вехой в истории, дайте мне только записать его и опубликовать. Его назовут синдромом Шимы или эффектом Нунн, не знаю. Мы вкатили себе внутривенно по миллиграмму Рт у меня в лаборатории. Выбрали одни и те же вены, чтобы совпал временной интервал погружения, и прометий свалил нас за считанные секунды. Действие потрясающее, субадар! Небывалое! Этот треклятый Фаз– ма-мир — существует! Не знаю, может быть, глубоко под всем внешним живет целая, мать ее, Фазма-цивили– зация. Мы были там (где бы это ни было) слишком недолго, чтобы проводить исследования.

– Вы и вправду так полагаете, доктор Шима?

– Полагаю? Черт возьми, субадар, я это знаю

– Вы были вместе в этом Подмире, о котором говорила мадам?

– Вместе, но не так, как это понимают в нашем Надмире.

– И сколько продолжалось?

– Трудно сказать. У нас исчезло всякое чувство времени и пространства. Но миллиграмм прометия не мог долго нас держать. Я бы сказал, минут двадцать, а, Гретхен?

– Ближе к получасу.

– И все это время, где находились вы... как вы говорили, доктор?., если в нашем Надмире?

– В моей лаборатории в «ФФФ».

– То есть, – пояснила Гретхен, – там находились наши тела, субадар. Я же говорила вам, что мы уйдем из Гили, не уходя, – так и было.

– Нет, так не было, – отчетливо произнес Индъдни.

Гретхен затаила дыхание, потом выпалила:

– По-вашему, мы лжем?

– Нет, – тихо и определенно ответил Индъдни. – Нет. Я думаю, что вы обезумели, оба... Прометий свел вас с ума. Очевидно, это вещество безмерно опасно.

– Что? Как? Почему вы...

– Любезно послушайте. Пять часов пополудни было вчера. Сейчас уже сегодня – седьмой час утра. Ваши полчаса продолжались двенадцать часов.

– Но... нет, это невозможно!

– И я могу представить отчет о том, как вы провели большую часть этого времени. Были разосланы патрули, была тревога по коду НЕМО. Были постовые, и отовсюду поступали рапорты о ваших безумных выходках по всей Гили.

– Но мы же никуда не выходили, – запротестовала Гретхен. – Наши тела не покидали лаборатории Блэза!

– Нет, оба вы выходили.

– Это и в самом деле ваши штучки, Индъдни.

– Честью своей заверяю, доктор, это не так.

Оба они знали, что Индъдни – человек чести. Они ошарашенно замолчали, уставившись на него с немым вопросом в глазах.

– Угодно ли выслушать рассказ о том, как вы провели эти выпавшие двенадцать часов?

Оба не смогли сказать ни слова в ответ.

Тогда Индъдни продолжил. В рассказе его, предупредил он, может нарушаться последовательность времени и места. Возможно, какие-то события оказались вне поля зрения его сотрудников, которые с огромным трудом могли угнаться за непредсказуемыми похождениями двух безумцев.

– Один из сотрудников, шахматный чемпион по участку, сообщил, что ваши перемещения напоминали ходы коня в тороидальных шахматах.

Начинаем в пять часов пополудни вчера. Имело место следующее: мадам ворвалась в помещение игрушечной лавки и попыталась подбить игрушки на бунт против детишек. Слышали, как она уговаривала плюшевого страуса: «Убей же, малыш, убей! Пристукни этих ребятишек!»

В это же время доктор занимался поисками девственницы в комплексе помещений Интра-Национальной Картель-Ассоциации. Сильно озадачившись, я наконец понял, что первые буквы названия компании образуют существительное ИНКА. Доктор Шима, очевидно, намерен был принести жертву ацтекским богам, вырезав сердце у невинной девы. Вместо ритуального ножа он размахивал линейкой с метрическими делениями.

Засим: доктора Шиму обнаруживают в недрах плотины Гудзон-Адовы Врата, провозглашающего свое намерение взорвать всю махину, которая, цитирую, «есть алчное надругательство над экологией побережья». В качестве взрывного устройства он поджег трехметровую змею из китайских шутих и в последовавшем смятении скрылся.

Госпожа Нунн далее объявилась в Художественном музее Гили, где она вызвала потрясение у множества серьезных студентов и ученых, перебегая от статуи к статуе, хватая мужские фигуры за гениталии и жалуясь, что они такие холодные. Она избегла задержания, швырнув фиговый листок в лицо охраннику.