Текст книги "Голем 100"

Автор книги: Альфред Бестер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)

– Эта Ильдефонса, по всем отзывам, просто вампир, но и она его настолько не задержала. Может быть, отправить парня отдохнуть?

– Он только в прошлом квартале брал две недели отпуска.

– И на что их потратил?

– Сказал, что неделю гулял напропалую —■ ел и пил, что ни попадя.

– Может быть, в этом все дело? Объелся?

– Нет-нет, вторую неделю он вычищал организм перед возвращением на работу. Честно.

Здесь вмешался председатель правления, крупный, с барскими повадками и кожей старого крокодила:

– А здесь, в «ФФФ», у него все в порядке? Возможно, какие-то трения в среднем звене?

– Невозможно, господин председатель. Они не посмеют мешать ему.

– Он не обижен в зарплате? Дайте ему прибавку.

– Говорит, что и того, что получает сейчас, не может потратить.

– Погодите, а не добрались ли до него конкуренты?

– Они ищут к нему подходы постоянно. Он просто смеется над ними – ему хорошо у нас.

Председатель задумался.

– Значит, что-то личное?

– Да, сэр, скорее всего.

– Неприятности с женщинами?

– Дай нам, Боже, всем таких неприятностей! В личной жизни это не Нос, а Жеребец!

– Семейные?

– Он круглый сирота.

– Жаждет продвижения, власти? Может быть, ввести его в состав правления? Кажется, у нас сейчас свободно одно кресло вице-президента.

– Я ему предложил это в начале года, но Шима рассмеялся в ответ – ему бы только возиться со своими химикатами.

– Ну так что же он не возится?

– Что, черт побери, с ним происходит?

– С этого ты и начал совещание.

– Ничего подобного!

– Именно с этого.

– Вот и нет!

Председатель снова вмешался; в его низком голосе слышался сдерживаемый рык:

– Ну же! Прошу вас! Похоже, что у господина Шимы личные проблемы, которые приглушают и/или препятствуют проявлению его гениальности. Мы должны помочь ему справиться с трудностями. Как это срочно?

– Очень срочно, господин председатель. У нас уже заказов на миллион флаконов «Мудской волны», и срыв поставок катастрофически отразится на доверии к нам в будущем. Ну а какой будет урон репутации Шимы, и подумать страшно!

– Ясно. Ваши предложения?

– Психиатр?

– Это сработает только на добровольных началах, а я сомневаюсь, что он пойдет на такое добровольно. Жутко упрямый чувак.

– Сенатор, – пожурил его председатель, – я бы попросил! Неуместно пользоваться такими выражениями применительно к самой ценной нашей собственности.

– Господин председатель, вы сказали, что наши трудности – это помочь ему с его трудностями?

– Ну да, губернатор.

– Так, может быть, сначала выясним, что там с ним?

– Ценное замечание, губернатор. Ваши предложения, господа?

– Для начала предлагаю установить круглосуточное скрытое наблюдение за всем, что касается нашего чувака – ах, извините! – нашего ученого доктора: за всеми его делами, связями и контактами.

– Очень хорошо, сенатор. Наблюдение службой безопасности «ФФФ»?

– Пожалуй, нет, сэр. Утечки неизбежны, а если что, то мы просто восстановим против себя нашего славного чувака, то есть, что это я, — доктора!

– Слежка, значит, со стороны?

– Да, сэр.

– Предложения?

– Мы раньше прибегали к услугам объединения «Беги-Лови». Они ловкие и честные ребята.

Председатель задумался, потом встал и двинул к двери походкой ленивого крокодила. По пути следования он бросил через плечо:

– Прекрасно. Согласен. Собрание закрыто.

* * *

– Что за гадость, милые дамы, – журчал изящно раздосадованный голосок Пчелки-Царицы. – Учили– учили все эти мерзкие заклинания, жгли одну скверно пахнущую дрянь за другой и ровно ничего не дождались. Ни Люцифера, ни хоть какого-нибудь подручного демона. Голосую за новую программу.

– Полностью поддерживаю, Реджина, – сказала Откатай, – но с условием – никакой больше латыни.

– И никакого древнееврейского. У меня еще челюсти на место не встали.

– Дамы, послушайте распорядителя вашего круиза!

– Мы дрожим от предвкушения, Реджина.

– Я дрожу скорее от холода, – молочная кожа Нелл Гвин покрылась пупырышками. – Во мне кровь стынет, Реджина.

– Пи, подбрось торфа в камин. Пошевелись. И подвесь чайник над огнем. Мы выпьем кофе.

– Осталась только оборотная вода после ванны, хозяйка.

– Пойдет. Дамы, послушайте мое предложение. Что бы вы сказали насчет старинных стегальных посиделок?

– Кого стегать?

– Да посиделки же. Людские женщины в старину собирались время от времени, в точности как мы, и вместе делали стеганые лоскутные одеяла.

Это потрясло Сару Душерыжку:

– Ты хочешь сказать, что все эти ИЗУМИтельные штуки действительно!!! делались!!! В-Р-У-Чную? Я всегда считала, что музеи их изготавливают сами – направленным взрывом, что ли...

– А я-то думала, что «заправленным».

– Да ну тебя, Мери, – рассмеялась Реджина. – Конечно же их делали руками, и я предлагаю нам этим заняться, если хотите.

– Я-то хочу, – Ента Калента состроила хитрую рожицу, – но кому из нас одеяло достанется, когда будет готово?

– Никому. Мы его продадим в музей, а на эти деньги будем просто купаться в самых шикарных духах.

– Боже мой, я – за! Бр-р-р! – вздрогнула Нелл Гвин. – Кто еще голосует «за», поднимите руки. Да не ты, Пи, у тебя нет голоса. Считаю: один, два, три, четыре... шесть из восьми. Угадай и Откатай, как всегда, вносят разлад.

– Нет, не разлад, а раскол.

– А что это? Опять неприличность?

– Потом объясню, Гули. Ну, что теперь, Реджина?

– Трудно будет достать лоскутки, Нелл. Нужны разноцветные лоскутки, причем настоящая ткань, а не что-то, переработанное из чего-то.

– Легче легкого, Реджина. У моего Нудника потрясная коллекция древних шелковых галстуков. Там множество дубликатов – он и не заметит, если я их стяну.

– Великолепно, Нелл. В одной моей нехорошей книге есть дивный рисунок одеяла, так что в следующий раз и начнем. Пи! Где кофе! Могу заметить, что стегальные посиделки – просто прелесть! Это вам не Сатану выкликать; дурак он старый, вот и все!

* * *

Объединение «Беги-Лови» пришло в ярость. Его сотрудники впервые провалили задание ценного клиента, и возникло к тому же смутное чувство, что их надули. Через две недели глава объединения отфутболил папку с делом обратно «ФФФ», потребовав возместить расходы.

– Почему это, господин "председатель, нам никто не удосужился сказать, что наш объект – профессионал? Наши ищейки с таким не справляются; их работа – обычные фраера.

– Что значит «профессионал»?

– То и значит, что не лох какой, а темнила, ловкач, кидала. В законе, одним словом.

– Наш доктор Шима – профессиональный преступник? Невозможно!

– Послушайте, босс, господин председатель. Я вам срисую картинку, а вы уж сами решайте. Пойдет?

– Безусловно.

– В отчете и так все расписано. Мы приставили к Шиме двойное наблюдение – двоих ищеек, оперативников, сыщиков – на весь день, снаружи вашей конторы. Внутри-то мы вам не нужны, верно? Когда он выходил, его пасли. Он всегда шел прямо домой, никаких контактов, кроме девок. Нигде ничего, ясно?

– Продолжайте.

– У его Оазиса мы выставили двойную смену. Там отменная охрана, так что это было нетрудно. Ему каждый день присылают ужин на дом из «Натурального Питомника» – это чисто, там готовят для тех, у кого пунктик: «вся еда натуральная, никаких добавок». Наши шпики проверили ребят на доставке: полный ажур. Проверили саму доставленную еду: то на одного, а то и на двоих – порядок. Ни тебе тинка, ни хрома, ни морда, ни щекотуна – ничегошеньки.

– Простите, не понимаю, о чем вы?

– Да ладно, мистер, это все уличный жаргон. Так в Гили называют разную дурь – ну наркоту, от которой сейчас там тащатся.

– Благодарю вас.

– Наши ребята проверили всех девок, которые побывали у него в пентхаузе[1]1
   Роскошное изолированное жилье на последнем этаже с выходом в садик на крыше.


[Закрыть], – все чисто. Пока все чисто. Ясно?

– И?

– А вот и закавыка: вечерок-другой в неделю он выходит из дому и отправляется в Гиль. Уходит в полночь, а возвращается в четыре утра плюс-минус полчаса.

– И куда же он ходит?

– Вот тут-то и закавыка из закавык: мы не знаем! А не знаем потому, что он уходит от слежки: только настоящий профи так сечет хвосты. Он шнырит по Гили, точно шлюха или пидор в поисках клиента, и всегда уходит от моих ребят. А о них я слова худого не скажу, свое дело знают. Но он круче. Он хитрый, смышленый, шустрый, настоящий деловой, так что «Беги» его не словит.

– Значит, вы не представляете, чем занимается и с кем встречается Шима с полуночи до четырех утра раза два в неделю?

– Выходит, так, хозяин. У нас пустые руки, а у вас хлопот полон рот. Теперь уже не наши хлопоты. Извините, что подвели вас, – мы и просим только издержки.

– Благодарю. Замечу, что не все корпорации так бездушны, как принято считать. Мы в «ффф» понимаем, что отсутствие результата – тоже результат. Кстати, нас этому научил сам доктор Шима. Так что вы добились удовлетворяющего нас результата и получите ваши издержки и оговоренный гонорар.

– Господин председатель, что вы, как можно...

– Нет-нет, не спорьте, это вами заработано. Вы свели для нас задачу к этим выпадающим четырем часам. Теперь, разумеется, это и вправду наша проблема, и нам придется привлечь крайне необычного эксперта. Но доктор Шима также научил нас тому, что для решения необычной задачи требуются необычные средства.

Глава 4

«ффф» пригласила СалемаЖгуна, профессионального Ведуна (колдуна высшего разбора). Господин Жгун решительно отрекался от званий как некроманта, так и психиатра: его искусство включало все это, и он величал себя психомантом. Салем Жгун очень тонко проводил глубинные исследования нарушений психики, используя свой удивительный дар: он воспринимал соматическую сигнальную систему и мог истолковать эту немую речь. Чары и колдовские ритуалы служили ему лишь средством поражать и раскрепощать пациентов.

Господин Жгун с приятной улыбкой вошел в безукоризненную лабораторию Блэза Шимы.

Доктор Шима возопил от ужаса:

– Я же велел вам простерилизоваться прежде, чем входить!

– Я так и сделал.

– Ничего подобного! От вас несет анисом, илан– иланом и метил-антранилатом. Вы загубили мне день работы. Зачем?

– Но, доктор Шима, уверяю вас... – господин Жгун вдруг осекся. – Боже мой! – простенал он. – Вы правы! Я нечист, нечист! Я утром вытерся полотенцем жены.

Шима рассмеялся и включил на полную мощность вытяжку.

– Все понятно. Обычное дело, и я не в обиде. Однако, давайте уберем отсюда вашу жену. Мой кабинет

почти в миле отсюда – для безопасности. Там и поговорим.

В кабинете они уселись и изучающе посмотрели друг на друга. Шима увидел собранного, сдержанного человека лет пятидесяти, деликатного сложения, без морщин; он двигался и говорил с заученной элегантностью, однако не без юмора.

Господин Жгун увидел приятного моложавого мужчину, подтянутого, мускулистого, двигающегося как боксер среднего веса или, скорее, мастер каратэ. Коротко остриженные черные волосы, маленькие аккуратные уши, высокие скулы, глаза-щелочки, за которыми нужно будет пристально наблюдать. Напротив того, крупный рот и изящные руки всегда выдадут своего хозяина.

– Итак, господин Жгун, чем могу быть полезен? Наш президент, Миллс Коупленд, сказал, что будет чрезвычайно мне обязан за любезность, которую мне приятно ему оказать, – произносил Шима, пока руки его вопрошали: «Ну какого рожна ты ко мне пристал, шарлатан проклятый?»

– Доктор Шима, мы с вами в некотором роде коллеги. Я, так сказать, некромант от психиатрии – психомант. При постановке диагноза я пользуюсь обрядом воскурения – это жизненно важный момент. Однако мои благовония самые банальные. Я надеюсь воспользоваться вашим опытом, чтобы получить что-то особенное для ритуальных курений – это ведь, по правде говоря, всего лишь декорация.

Откровенность Жгуна подкупила Шиму:

– Ну что ж, занятно. Вы что берете, стактэ[2]2
   Благовоние, входившее в состав курений в древнееврейском храме.


[Закрыть], ониху, смолу гальбанум... всякое такое?

– Возможно. Я не специалист и не знаю этих названий. Брал самые распространенные составы, и моим клиентам через несколько сеансов это надоедает.

– Очень интересно. Безусловно, я мог бы предложить что-то новое, даже необычное, например... —Шима неожиданно замолк и уставился в пространство.

Пауза затянулась, когда психомант нарушил молчание:

– Что-нибудь не так, доктор Шима?

– Послушайте же, – возбужденно заговорил Шима, – у вас совсем неверный подход.

– Неужели! И в чем же?

– Возжигание курений – вот что тривиально. Вам не помогут другие ароматы. Почему бы не испробовать что-то в корне новое!

– Что бы это?

– Принцип одорофона.

– Одорофона?

– Сам термин – урод греко-латинского происхождения (как мне иногда мешает образование!). Запахи, как и звуки музыки, располагаются по шкале. Более резким запахам соответствуют высокие ноты, а запахам тяжелым – низкие. К примеру, амбра соответствует дискантам, а фиалка расположится возле басов. Я мог бы нарисовать для вас шкалу запахов – октавы на две, а дальше уже вы сами сочиняйте ритуальную музыку и придумывайте, как ее исполнять.

– Доктор Шима, это гениально!

– Ничуть не меньше, верно, – лицо Шимы расплылось в улыбке. – Но если по-честному, то мы делим лавры поровну, потому что мне ничего подобного не пришло бы в голову, если бы вы не поставили передо мной такую оригинальную и заманчивую проблему.

На этой душевной ноте они и сошлись, радостно отдавшись профессиональной беседе. Вместе пообедали (сырые овощи и дистиллированная вода – для Шимы) , рассказывая понемногу о себе и о своих странных профессиях. Они даже условились об участии Шимы в эксперименте с благовониями, несмотря на то, что сатанизм и черная магия всегда служили Шиме объектом насмешек.

– В этом есть какая-то ирония, потому что сам он одержим сатаной, – докладывал СалемЖгун.

Председатель, ну в точности сонный ящер, впал в размышление, но ничего не надумал.

– Психиатрия и сатанизм описывают одни и те же явления в разных терминах, – начал Жгун, небрежной манерой изложения маскируя лекторский тон. – На-

верное, проще будет воспользоваться более общепринятыми названиями. Выпадающие четыре часа – это фуга.

Председатель опять ничего не понял:

– Фуга как в музыке?

Жгун затряс светлой гривой.

– Нет, мистер Коупленд. Фугой в психиатрии называют тяжелый случай лунатизма.

– Что такое? Блэз Шима ходит во сне?

– Дело сложнее, господин председатель. С лунатиком все относительно просто – он полностью выключен из окружения. Его можно окликать, звать, хоть из пушки стрелять – он ни на что не реагирует.

– Так. А человек в фуге?

– Полностью реагирует на окружающее, но только и исключительно на то, что находится в рамках фуги. Он слышит и может отвечать, пока он в фуге, он все понимает и помнит, что происходит с ним в фуге, но не знает ни о чем вовне. Если он вне фуги, то не сознает ничего, что было внутри.

– Кажется, что-то проясняется. Словно два разных человека?..

– Именно так, причем ни один не подозревает о существовании другого.

– Так что же, когда он приходит в себя, то ничего не может сказать о своей другой жизни?

– Ничего.

– А почему у него начались эти провалы?

– Он ответить не сможет.

– А вы сможете?

– Боюсь, что нет. Есть предел и моим возможностям. Могу лишь сказать, что его что-то гонит. Колдун сказал бы, что он одержим Сатаной, но это всего лишь ведовской жаргон. Психиатр скажет, что он страдает навязчивыми идеями или побуждениями, но это из жаргона психиатрии. Терминология не суть важна. Есть факт, что существует нечто, которое гонит доктора Ши– му по ночам в Гиль, чтобы – что? Не знаю. Знаю только, что это – неодолимая тяга, и именно она, скорее всего, причина затора в его работе.

– Что бы вы предложили для решения нашей проблемы, господин Жгун?

– Мистер Коупленд, поскольку вы посвятили меня в крайне деликатную ситуацию, мой единственный совет – молитесь!

– Молиться? Боже мой!

– Не обязательно «Боже», можете воззвать и к аду, к чему угодно. Лучше всего, наверное, молить о чуде. Без чуда вам не обойтись, уж больно необыкновенный у вас казус.

– Господин Жгун, вы шутите?

– Я совершенно серьезен. А что такое? Вы не верите в чудеса?

– Когда увижу чудо, тогда и поверю.

– Как странно, ведь совсем рядом, в Гили, практикует настоящая чудотворница, Гретхен Нунн.

– Гретхен Нунн? Никогда не слышал о ней.

– Высокочтимая коллега, мистер Коупленд, хотя я и не удостоился еще личного знакомства. Я называю себя психомантом, потому что моя сфера – подсознательное. Госпожа Нунн работает с психодинамикой на уровне архитектоники. Она прозревает внятную планировку и построение, глядя на полную неразбериху, и находит решение, сотворив чудо. Она – пситех. Очень рекомендую позвать Гретхен Нунн и взмолиться к ней.

* * *

– Реджина, какой дивный узор для покрывала!

– Но что это такое?

– Печать Соломона.

– Чья печать? Какая? Которая?

– Царь Соломон, Мери. Ты же помнишь такого?

– Ах да, конечно, у него еще что-то было с Девой.

– С Шебой[3]3
   Царица Савская.


[Закрыть], душечка. Мы еще пели о них похабные куплеты в школе.

– Это не Соломон-похабник, Нелл, а Соломон– мудрец из моих нехороших книг. Мы уйму времени потратили на заучивание его гадких заклинаний.

– На непристойных языках.

– А для чего нужна его печать, Реджина?

– Вроде бы она может заставить Сатану делать разные штуки – это очень сильное волшебство.

– Ой, Господи! Опять пустой номер!

– Ни синь пороху! Нет-нет, просто это кое-что совершенно другое, чем тот кич, который мы видели в музеях; всякие миленькие домики, сельские школы, коровники, птички-цветочки. Подобная муть пошла от голландцев из Пенсильвании. Мы повторим этот рисунок, но сильно увеличим. Пи, зажги все лампы. Ну же, дамы, за работу!

* * *

Не так-то просто взять и вызвать к себе Гретхен Нунн даже для председателя правления «ФФФ». Сначала надо пробиться через все уровни ее организации, и лишь после этого вам будет милостиво назначен прием. Процедура требует длительного лавирования между своим и ее персоналом и безмерно раздражает – в особенности тех просителей, у которых поджимает время. Как следствие, Миллс Коупленд начинал закипать, когда его наконец-то провели в загроможденный рабочий кабинет госпожи Нунн.

Гретхен Нунн занималось сотворением чудес. Не тех чудес, когда сверхъестественное вмешательство порождает невероятные, аномальные и невозможные явления, нет, она действовала на уровне сверхчувственного восприятия, пользуясь незаурядной проницательностью и даром преображать действительность. Нунн была магистром психодинамики. В большинстве случаев ей удавалось то невозможное, о котором просили заказчики, и гонорары ее были огромны.

Председатель, совершенно естественно, не сомневался, что загадочная пситехиня будет похожа или на эндорских ведьм из «Макбет» или на Мерлина в женском платье. Он остолбенел, увидев царевну племени Ватусси с орлиными чертами лица и бархатистой черной кожей. Ей было под тридцать – высокая, стройная и обворожительная в своем алом платье. Раздражение Миллса Коупленда мгновенно испарилось. Госпожа

Нунн одарила его слепящей улыбкой, предложила сесть, выбрала себе стул напротив и с певучим акцентом Ямайки сказала, что ее ставка – сто тысяч.

– Вы можете себе это позволить?

– Да, госпожа Нунн. Я согласен.

– Еще не все. Ваша проблема стоит этого?

– Да.

– Тогда мы пока что договорились. Я предпочитаю ясность... Что, Алекс?

Бочком проскользнувший в кабинет секретарь попросил прощения:

– Извините, но мистер Леклерк настойчиво интересуется, откуда вы могли точно знать, что его жена месяц как забеременела?

– Леклерк? Этот импотент?

– Да, хозяйка.

Госпожа Нунн раздраженно прищелкнула языком:

– Мы же условились с самого начала, что я ничего не объясняю – только сообщаю результат.

– Да, хозяйка, но он очень взволнован – по вполне понятной прйчине.

– Он оплатил счет?

– Да, чек инкассировали сегодня.

– Так и быть, в порядке исключения. Психометрия дала мне все доказательства. Поведение, характерное только для беременных. Резкая переоценка ценностей. Я проверила ее ультрасветом и обнаружила под кожей характерную маску беременности. Да еще она не принимает противозачаточных таблеток. Скажи все это Леклерку, Алекс, но никаких проявлений сочувствия. Говори ровно и по-деловому.

– Да, хозяйка. Спасибо, хозяйка.

Секретарь вышел, пятясь задом, а она повернулась к председателю:

– Не волнуйтесь, «Леклерк» – это шифр клиента, известный только мне и полностью доверенному персоналу. Я никогда не раскрываю подлинных имен.

– Понимаю.

– А вы поняли, что я сообщаю лишь конечный результат?

– Согласен, госпожа Нунн.

– Теперь – ваша проблема. И учтите, что я еще ни на что не соглашалась. Если вы это уяснили, то вперед. Все досконально – вплоть до потока сознания и свободных ассоциаций, если понадобится.

Полчаса спустя комнату вновь озарила ее сверкающая улыбка:

– Благодарю, ваша проблема действительно уникальна – весьма приятное разнообразие для меня. Если вы не передумали, то я согласна.

– Я не передумал, госпожа Нунн.

– Подумайте еще раз. Когда вы мне все это рассказывали, у вас, возможно, все выстроилось в уме, и я вам больше не нужна. Иногда так бывает.

– Не тот случай, госпожа Нунн, – с огромной убежденностью возразил Коупленд.

– Вы все еще полагаете, что без меня вам не обойтись?

– Со всей определенностью.

– Что ж, по рукам, мистер Стеклодув.

– Как? Стекло... А, понятной Благодарю вас, госпожа Нунн. Мне внести аванс или полную оплату?

– Для «ффф» это не обязательно.

– Но накладные расходы...

– Это – мои проблемы.

– Но если вам понадобится... если от вас потребуется...

Она рассмеялась:

– Мои проблемы. Я не обосновываю свои ответы и не раскрываю методы – как же я могу ставить что-то в счет? Вот поэтому моя твердая ставка так высока. И не забудьте, сударь, мне нужны отчеты «Беги-Лови» и Жгуна.

Неделей спустя последовал крайне необыкновенный личный визит Гретхен Нунн в рабочий кабинет председателя правления «ФФФ».

– Я пришла, сударь, чтобы дать вам возможность расторгнуть наше соглашение. Я не прошу никакой оплаты.

– Расторгнуть? Но почему?

– Потому что вы замешаны, как я полагаю, в чем– то гораздо более серьезном, чем мы думали вначале.

– Что же это?

– Вы не поверите мне на слово?

– Я не могу – мне необходимо это знать.

Госпожа Нунн задумчиво поджала губы, потом

вздохнула:

– Ну что ж, поскольку дело такое необычное, придется нарушить мои же правила. Будьте добры, посмотрите сюда.

Она развернула перед председателем на столе для переговоров большую карту района Гиль. В центре карты стояла звездочка.

– Это Оазис Шимы, а очерченный круг около звездочки – тот предел, куда можно добраться пешком за два часа, – пояснила госпожа Нунн. – Два часа туда, два обратно – всего четыре. Это крайний предел по времени, без скидок на какие-то остановки, возможные по дороге.

– Я понял.

От звездочки к окружности змеились во все стороны расходящиеся линии.

– Это маршруты, которые смогли проследить сы– скари из «Беги-Лови» – я взяла это из их отчета.

– Очень остроумно. Однако пока не вижу, в чем серьезность дела, госпожа Нунн.

– Посмотрите внимательно на карту, господин председатель. Что вы видите?

– Ну... в конце каждой дорожки стоит красный крестик.

– А что вы видите в конце дорожек перед самым крестиком?

– Да ничего особенного, кроме того, какие они извилистые... впрочем, погодите, от звездочки они отходят пунктиром, а потом проложены штрихами.

– Вот это и есть серьезно!

– Не понимаю, госпожа Нунн.

– Я поясню. Каждый крестик обозначает место, где найден Летальный-Один.

– Как! Убийство?

– Штриховые линии отмечают путь жертвы – то, что смогли проследить сотрудники отдела по расследо-

ванию убийств, где жертва шла и что делала перед смертью.

– Перед убийством!..

– Они смогли проследить путь жертвы обратным порядком только до какого-то момента, и не дальше. Это – штрихи. «Беги-Лови» вело доктора Шиму от его Оазиса только до определенного места, и не дальше. Это – пунктир. В этот момент и в этом месте линии встречаются. Даты сходятся. Что скажете?

– Совпадение! Безусловное совпадение! – сорвался в крик председатель. – Такой блестящий, обаятельный молодой человек, у которого есть все, что только можно пожелать! Летальное преступление? Убийство? Нет, не может быть!

– Вам нужны еще факты?

– Нет, мадам, мне нужна истина. Неопровержимые доказательства, а не зыбкие умозаключения на основе точек и черточек.

– Хорошо, господин Стеклодув, вы получите свои неопр. доки.

Глава 5

И Гретхен Нунн занялась сбором неопр. доков.

Она арендовала на неделю место профессиональной нищенки у входа в Оазис. Дважды в день Шима проходил мимо, но контакта установить не удалось. Она наняла оркестр Армии Оледенения и пела вместе с ними гимны перед Оазисом. Результата никакого, а в Армии жаловались на то, что ее исполнение гимна «Как Ему пчела предстанет, коли Божий Хлад нагрянет?» привело к падению пожертвований на треть.

Ей удалось наконец установить контакт лишь после того, как она подвизалась на роли рассыльной из «Натурального Питомника». Доставив первые три обеда, успеха она не добилась. У Шимы были разные девушки, все отмытые до блеска, светящиеся благодарностью и разомлевшие в непривычном тепле. Но в четвертый раз, когда она принесла обед, он был один и впервые обратил на нее внимание.

– Так-так, – улыбнулся он, – с каких же это пор?

– Что именно, сударь?

– С каких пор «Питомник» посылает девочек вместо мальчиков-рассыльных?

– Я работаю на доставке, сударь, – гордо сказала Гретхен, – с первого числа сего месяца.

– Да брось ты этого «сударя», ладно? Я же не чиновник.

– Благодарю вас, су... доктор Шима.

– Откуда ты знаешь про мою степень?

Это была ошибка: и в списках жильцов, и в «Питомнике» он был обозначен просто как «Б. Шима – Пент– хауз», ей бы следовало это помнить. А реакция у него молниеносная...

Она, как бывало и раньше, заставила свою обмолвку работать на себя:

– Я о вас все знаю, сударь доктор Блэз Шима: При– нстон, МТИ, «Дхоу Кэмикл». Главный химик-парфюмер в «ФФФ». Печатные работы: «Ароматические углеводороды», «Эфирные масла», «Химия краси...»

– Имей же совесть, – прервал декламацию Блэз, – это как страничка из «Кто есть кто».

– Оттуда и взяла, доктор Шима.

– Ты искала меня в этом дурацком справочнике? Помилуй Бог, зачем?

– Вы первая знаменитость в моей жизни.

– Кто тебе внушил эту дичь, что я – знаменитость?

Она указала рукой на его апартаменты:

– Так живут только знаменитости.

– Очень лестно, но знаменит лишь мой художник– декоратор. Ты умеешь читать?

– И писать, сударь.

– Нечасто встречается в Гили. Как тебя звать, детка?

– Гретхен,сударь.

– Опять «сударь», Гретхен! А как твоя фамилия, детка?

– У людей моего положения нет фамилий, су... доктор. Это несправедливо, по-моему.

– Ты еще и философ-социолог. Весьма необычно. Будешь завтра мальч... на доставке, Гретхен?

– Завтра – мой выходной, доктор.

– Прекрасно, принеси обед на двоих.

Так начался их роман, и Гретхен Нунн вдруг поняла, к своему крайнему изумлению, что ей все происходящее страшно нравится. Она не впервые использовала страсть в деловых целях, но впервые сама испытывала такое наслаждение. В уме она сделала зарубку на память – как-нибудь потом проанализировать психодинамику своих чувств.

Блэз и вправду оказался блестящим, обаятельным молодым человеком; с ним всегда было интересно, он был неизменно внимательным и щедрым. Из чувства привязанности и благодарности к ней за ту новизну, которую она внесла в его жизнь (вспомните, что он-то считал ее обитательницей самого дна Гили), он подарил ей одну из самых дорогих ему bijoux[4]4
  Безделушки (фр.).


[Закрыть] – бриллиант в пять карат, который он сам сотворил к защите докторской диссертации. Гретхен отблагодарила его должным образом: вставила кабошон себе в пупок и пообещала, что это зрелище – для него одного.

По привычке Блэз настаивал, чтобы цветочек из Гили отскребался у него в ванной каждый раз, что она приходила, и это ей досаждало. При ее доходах она могла позволить себе больше воды с черного рынка, чем даже он – при всей щедрости «ФФФ» к своему любимцу. С другой стороны, немалым удобством было то, что она смогла оставить работу в «Питомнике» и заниматься другими клиентами, не переставая работать над проблемой Шимы.

Обычно Гретхен расставалась с ним около полуночи и сидела в засаде через дорогу от его Оазиса до двух ночи. В эту ночь он вышел через полчаса после нее. Она пошла следом. Изучив отчет Салема Жгуна, она знала, чего ей ждать. Быстро забежав вперед и подражая самой простецкой для Гили непрерывной скороговорке, она загундосила:

– Эймужик амужик погодьдяденька!

Блэз остановился и добродушно взглянул на нее, явно не узнавая. Он и сам был почти неузнаваем: шустрый, игривый умница Шима исчез, а вместо него было остекленелое существо, двигавшееся и говорившее с темпераментом черепахи.

– Да, милочка?

– Мужик если тудавот ыдешь можнояпойду с тобой а мужик ябоюсь дяденька ужепозна дяденька.

– Ну конечно, милочка.

– Спасибо дяденька ядомой иты домой амужик?

– Не совсем.

– Куда пойдешь там впорядке амужик нехочу тебе дяденька плохого ейбо дяденька.

– Ничего и нет плохого, милочка. Не беспокойся.

– Тогдачеготы ваще дяденька делаешь?

Его губы тронула улыбка:

– Выслеживаю кое-что.

– Кого следишь акого?

– Нет, не кого, а что.

– Ну ачто зачто такоедяденька?

– А ты любопытная девочка. Как тебя зовут?

– Грех воткак этовместо Гретхен акак тебя мужик люди кличут?

– Меня что?

– Имя-то есть дяденька?

– Имя? Ну конечно. Можешь звать меня Хоч... да-да, господин Хоч. Так меня и зовут. – Он помолчал, заколебавшись, потом сказал, что ему пора сворачивать налево.

– Тутавот влевато господин Хочхороший ия иду мужик.

Она видела, что за внешним оцепенением все его чувства напряжены до предела, и продолжала молоть языком гораздо тише – только как фон. Не отставала от него, пока он крутил и петлял по улицам, тупичкам и переулкам, и все время бубнила, что этим вот путем она как раз идет домой. У нее были сомнения, замечает ли он вообще ее присутствие, поэтому у какой-то жуткого вида помойки Гретхен была поражена, когда он отечески придержал ее за плечо и велел подождать, пока он сходит и посмотрит, не опасно ли там. Господин Хоч скрылся – и не появился вновь.

– Семь раз я повторяла такие прогулки с доктором Шимой, – докладывала госпожа Нунн правлению «ффф». – Все были по-своему очень важны, потому что каждый раз он невольно чем-нибудь способствовал диагнозу. Жгун совершенно прав – это действительно фуга, просто классический случай.

– И причина?..

– Следы, оставленные феромонами.

– Чем-чем? Феромонами? А что это, будьте любезны?

– Я полагала, что, занимаясь, среди прочего, и химией, вы, господа, знакомы с этим термином.

– Мы не ученые, госпожа Нунн.

– Разумеется. Вижу, что придется объяснять. Это займет некоторое время, поэтому прошу вас, не требуйте от меня изложить вам ход мысли, дедукцию и индукцию, которыми я пришла к своим выводам.

– Хорошо.

– Спасибо, мистер Коупленд. Вы все слышали о гормонах, внутренних выделениях желез, которые побуждают к действию разные части организма. Феромоны – это внешние выделения, побуждающие к действию другие организмы; немая речь химических соединений.