Текст книги "Голем 100"

Автор книги: Альфред Бестер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)

– Да, мне нравится, когда меня окутывают.

– Чем? Мужчиной? Женщиной? Бобами? Лозой?

– Мне никогда не удавалось словить кайф на хлорофилле. Только мужчины.

– Ну что ж, хорошо, что множественное число. Ты не безнадежна, госпожа Фунн.

– Нунн, Гретхен Нунн. Небезнадежна? По-твоему, я нуждаюсь в расширении кругозора?

– Твой кругозор необходимо разъянить[29]29
  От «янь» – мужское начало в восточной философии.


[Закрыть].

– А, так ты знакома с жаргоном Гили.

– Достаточно, чтобы понимать, что к чему.

«Эти сексуальные потягушки ничего мне не дадут; она в таких делах собаку съела. Попытаемся подласт итъся».

– Это так справедливо, госпожаЛафферти, что я...

– Зови меня по имени, детка.

– Благодарю вас, Ильдефонса. Я пришла, чтобы разъянить мой кругозор.

– Ко мне? Извини, детка, но я не кайфую от лесбийских штучек.

– Нет, не в этом смысле. Я пришла к Венере-Ловушке за советом.

– Ловушке? Ну и нахалка! Да ты знаешь, что у этой рыжей красотки есть настоящие МОЗГИ!

«Ох/ Да она и по темпераменту настоящая рыжая! Берегись!»

Гретхен улыбнулась.

– Рыжее – это действительно красиво. Мне-то, хочешь не хочешь, приходится ставить на черное.

– Да уж. – Ильдефонса механически улыбнулась и вдруг запела – пронзительным, как свистулька из стручка, голосом: – «Только длинная, стройная, черная красотка для проповедника с Библией верная заводка...»

Гретхен с жаром захлопала в ладоши.

– Боженьки! Где ты подцепила это сокровище?

– От длинного стройного черного жеребца.

– Как это подходит мне! Спасибо. Знаешь, сегодня и вправду мой счастливый день. Я почувствовала, что так и будет, когда прямо с утра подряд выиграла трижды по шесть, ставя на черное.

– Трижды шесть – восемнадцать. Неплохой счет.

– А если шесть сотен и шестьдесят шесть?

Ильдефонса помотала головой.

– И не мечтай. Не родился еще жеребец, который пройдет такую дистанцию.

– Если кто и сможет, то только с тобой.

– Не ревнуй к более опытным, детка.

«Проехало. Я у нее не связалась с домом 666 в Адовых Вратах. Я сдержала обещание прикрыть Жгуна. Ну за дело – получим от нее, что собирались!»

– Нет, Ильдефонса, я не ревную. Просто завидую.

– Имеешь право.

– Мне не везет с мужчинами так, как тебе.

Ильдефонса фыркнула:

– При чем тут везение!

– Вот я и пошла за своим заветным числом в Гнойный тупик, номер восемнадцать, в аптеку Рубора Тубора.

– Какую аптеку? Рубор Тумор? Никогда не слышала – что за шкодное имя!

– Как так Не слышала, Ильдефонса?

– Я что тебе, деточка, вру?

– Нет-нет, погоди. Я попросила средство для воспламенения мужчин.

– Ты не шутишь?

– Нисколько. Рубор Тумор сказал, что такое средство они готовили для тебя.

– А уж это вранье! Я в таком не нуждаюсь. – Ильдефонса наморщила белоснежный лоб. – Какая-то дурацкая ошибка. Или они тебя просто поддели. Я никогда там не была. Я и не знала об этой аптеке, пока ты мне вот сейчас о ней не сказала. Над тобой подшутили, точно.

– Рубор Тумор уверял, что они состряпали для тебя сексуальное курение, от которого мужчины возбуждаются.

– Что такое? Какое сексуальное курение?

– Так они сказали, и поэтому я к тебе пришла... спросить, что это и как этим пользоваться... Мне любая помощь пригодится.

– Никогда в жизни я... – Ильдефонса замолчала на полуслове, задумалась и вдруг расхохоталась. – Ну конечно. Наверняка так и было – он сказал им, что курения для меня. – Она тепло улыбнулась Гретхен. – Спасибо тебе, я тысячу лет так не смеялась.

– Он? Кто, Ильдефонса? Я ничего не понимаю!

Рыжая красавица смягчилась настолько, что в ее

чувствах произошел полный переворот и она сделалась почти ласковой:

– Не важно, кто, душка. Моя тайна. Но я могу сказать, что не собиралась приманивать этим курением мужчин. Требовалось средство для приманки... Нет, ты мне все равно так просто не поверишь. Я тебе лучше покажу. Сегодня слет в улье, и я тебя возьму с собой. Нас развлечет новое лицо, и, кто знает, ты, может быть, захочешь к нам присоединиться. У меня такое чувство, что ты как раз нам подходишь.

– Погоди, не так быстро. Что все это значит? Слет? Улей? Какое развлечение? Кому?

– Ты скоро все узнаешь, Гретхен, включая «сексуальные» в кавычках курения, – хихикнула Ильдефонса, – но пока никаких вопросов. Мы позавтракаем вместе и двинемся в улей.

* * *

Квартира была стильно и ностальгически обставлена в авангардистском коммунистическом духе, присущем Старому Нью-Йорку 1930-х годов. Целого состояния потребовала переделка под коммунальную квартиру с обшарпанным линолеумом на полу, фруктовыми ящиками и старыми бочонками вместо мебели – проект и исполнение фирмы «Антик-Пластик». Занавеси из дерюги на окнах, керосиновые лампы на подставках из стопок книг, дребезжащее пианино, старые кухонные столы из настоящего дерева, застеленные передовицами из «Дэйли Уоркер»[30]30
   Газета компартии Великобритании.


[Закрыть]. На стенах кнопками приколоты плакаты с Марксом, Лениным., Кремлем и Московским

университетом. Эта подделка под левацкий нищий быт стоила сумасшедших денег – не совсем улей, верно?

Дамы-пчелки уже собрались, когда Ильдефонса Лафферти провела Гретхен в гостиную. Их появление было встречено радостным изумлением.

– Нелли, душенька, ты привела новенькую! Просто чудно! Она будет с нами?

– Если захочет, Реджина. Это – Гретхен Нунн. Гретхен, это Реджина, наша Царица пчел (напротив номера квартиры внизу в холле значилось «Уинифрид Эш– ли»).

– Добрый день и прошу быть как дома, ЧК, – прозвучал дивный мелодичный голос Реджины. Это была крупная дама, аристократически изящная в своем просторном одеянии.

– ЧК? – удивилась Гретхен.

– Ах, простите меня, дорогая! Вы такая обворожительная Черная Красавица, что прозвище само вырвалось у меня. Позвольте представить вас новым подругам. С Нелл Гвин вы уже знакомы, разумеется. Эта дама – Мери Наобум, – Реджина указала на тоненькую девушку, светлые волосы которой были подстрижены как шлем, а фигура и ноги выдавали танцовщицу.

– Привет, ЧК, очень рада познакомиться, – отозвалась Мери.

К ним подошла маленькая плотная женщина с живыми голубыми глазами и аффектированными манерами.

– Я просто НЕ ДОЖДУСЬ, когда меня представят, ЧК! Я ДОЛЖНА пожать вам руку и поприветствовать вас! АХ! Ах! Ах! КАК, о как я по-РЫВ-иста!

– Сара Душерыжка, – усмехнулась Реджина, – наша несомненная дива. А вот эта дама – наша совесть.

Барышня Гули показалась Гретхен сошедшей со страниц «Алисы». Ее ну-такой-девичий лепет был очень мил и, похоже, помогал скрыть заикание.

– Как хорошо, что нас формально представляют, ЧК. Надеюсь, вы к нам присоединитесь. Новый человек заставит их вести себя прилично. У них ужасные манеры! А как они сквернословят!

– Да я и сама иногда прибегаю к жаргону улиц Гили, – с улыбкой отвечала Гретхен.

– ЧК, где вы раздобыли эту клевую tuta[31]31
   Туземная набедренная повязка.


[Закрыть]? – властно вмешалась здоровенная мужеподобная тетка. – Моя гораздо хуже, а взяли за нее кучу денег. И уж в паху я ею все стерла!

– Прошу тебя, Ента, – взмолилась Гули. – Обойдемся без таких слов в нашей компании!

– Ты слышишь вполуха, – заметила Нелл Гвин.

Мери Наобум засомневалась:

– Вполуха или впахуя?

– Да, ты права, Нелл, звучит почти одинаково.

Реджина захихикала.

– Та, у которой непорядок с tuta, – Ента Калента. Она может попытаться тебя надуть. А это – наши близнецы, Угадай и Откатай.

Два одинаковых экземпляра одной женщины: жгу– че-черные волосы, белая-пребелая кожа, точь-в-точь прекрасная рабыня-гречанка в «Монте-Кристо», – улыбнулись и кивнули Гретхен.

– Привет, ЧК. Я – Угадай.

– Вовсе нет, ты – Откатай. В эту неделю моя очередь быть Угадай. Привет, ЧК.

– Они меняются местами, – пояснила Нелл. – Я поспорила с Ентой, что мужья заметят подмену. Эти двое – идентичные близнецы, но они не могут оставаться идентичными в постели, верно?

– Разумеется, Нелл. Все женщины разные.

– Так я проиграла пари?

– Нет, пари отменяется.

– Почему?

– Психодинамика человеческого поведения. Мужья, наверное, уже заметили подмену, но им тоже это понравилось, поэтому они и держат язык за зубами. Гораздо более занятный вопрос, поделились ли мужья тем, что знают о подмене, друг с другом, но тут я пас.

Нелл Гвин с ужасом взглянула на Гретхен:

– Реджина, на помощь! Я привела в улей интеллек– туалку!

– Но это же прелестно! Располагайся уютнее, ЧК. Познакомимся поближе. Пи-девка, где кофе! —И вновь

повернувшись к Гретхен: – Очень удачно, что появился кто-то со свежими мозгами, потому что мы уже выдохлись – нам не придумать, чем развлечь себя.

– Она из-за этого и пришла, Реджина, – чтобы разузнать об одной из наших игр.

– Вот как? О какой же?

– Она еще не знает – я привела ее, чтобы все ей показать.

– Что-то сложновато, – усмехнулась Реджина. – ЧК, наверное, будет лучше, если ты сама пояснишь.

Гретхен заколебалась: продолжать легенду, которую она преподнесла рыжей, или сказать правду. Победила ложь.

– В Гнойном тупике есть аптека «Рубор Тумор».

– Это опять грязные слова? – осведомилась барышня Гули.

– Почему вдруг? – опешила Нелл.

– Мне кажется.

– Ты не так уж не права, Гули, – засмеялась Гретхен. – Рубор и тумор ассоциируются с чем-то упругим или тугим – «тургор», другим словом.

– Какой ум! Потрясающе!

– Кто-нибудь знает слова, которые употребляет

ЧК?

– Не имеет значения, – улыбнулась Гретхен. – У меня слова иногда просто сами выскакивают – непонятно как, и я их тоже не понимаю. Может быть, у меня есть неведомый близнец, и, как только я отвлекусь, она начинает действовать.

– Ах, она мне нравится! ОЧЕНЬ! У нее душа настоящего художника!

– А ТЫ говоришь ЕМУ такие слова за моей спиной? – выпалила Угадай (или Откатай) в лицо Откатай (или Угадай).

– А вот и кофе, – тактично прервала их Реджина, когда служанка Пи-рожа вкатила столик на колесах. – Сначала гостье, Пи.

Столик подкатили к Гретхен. Она взглянула и замерла от восторга – центр стола украшала глыба чистого льда с заточенной внутри розой. Когда она получила свой кофе, столик подвезли к Реджине, которая изящно коснулась ладонями поверхности льда, а потом обсуши-

ла руки салфеткой. Лишь после этого она приняла чашку с кофе.

Гретхен с трудом удержалась от восклицания. «Так это полоскательница! Фантастическая роскошь! – подумала она. – Хорошо, что Блэза здесь нет – он бы просто с ума сошел!»

– Ну а теперь, милая ЧК, что там за таинственная и сложная история с аптеками и забавами?

– Пустяки, Реджина. У Рубора Тумора делали экзотическое курение для вашей Нелл Гвин. Я поспешно заключила, что экзотическое – значит, эротическое, и пришла ее расспросить об этом сегодня утром.

– Но зачем тебе, ЧК?

– Ей кажется, что у нее с этим трудности, Реджина.

– С чем? С сексом, Нелл?

– Так она думает.

– Такая Черная Красотка, как ты, ЧК? – вмешалась Ента. – Да я бы махнулась...

– Нет, Ента, не сейчас, милая, – прервала ее Реджина. – У всех нас есть свои личные проблемы, и не надо вмешиваться. Что случилось дальше, ЧК?

– Нелл засмеялась и сказала, что курение было не для привораживания мужчин, а совсем для другого, но не сказала – чего. Потом она накормила меня чудесным завтраком и привела сюда, чтобы я узнала обо всем сама.

Реджина тихо засмеялась.

– Ну конечно, для призывания Дьявола.

– Как? Дьявола?

– Я же говорила, что ты мне ни за что не поверишь, – сказала Нелл.

– Мы так развлекались, ЧК. Пытались вызвать Дьявола всякими сатанинскими песнопениями и обрядами. Мы прочитали все злокозненные книги и выучили наизусть разные чудовищные заклинания. Нелл добыла нам все зловония – среди них и то курение, – и [ мы снова и снова пытались...

Барышня Гули скривила личико.

– Хуже всего была эта мерзкая Десница Славы, ЧК. Грязь! Непристойность! Рука казненного преступника, в которой зажата свеча из жира дэ-йе-вэ-и-це-ы. Фу!

– Это все, Реджина? Просто вы развлекались, пытаясь вызвать Дьявола?

– Все, ЧК.

– А курением вы хотели его привлечь?

– Да, наряду с другими сценическими эффектами. – Реджина шутливо надула губки. – Сколько труда – и все зря!

– И вас было только восемь?

– Да, если не считать Пи. Она отказалась участвовать. Перепугалась, наверное. – Реджина снисходительно улыбнулась. – Люди ее класса все еще подвержены старинным предрассудкам.

– И у вас никого не было в гостях?

– Нет, никого – мы не зовем посторонних на наши игры.

Гретхен приветливо улыбнулась.

– Ну и как результат? Был ли явлен вам Сатана?

– Нет, ЧК, ни малейшего признака чего-то такого. Сара, правда, утверждает, что ей стало не по себе при чтении заклинания-Призыва.

– НЕ «не по себе», а «сама НЕ СВОЯ»!!! Огромный и туманный знак высокой страсти, как у Джона Китса.

Гретхен заколебалась, но решила рискнуть. Дамы– пчелки так открыто выказывали свое дружелюбие... Она поджала губы и сурово покачала головой.

– Знаете что, – веско уронила она, – мне что-то не верится.

– Что не верится, душенька? – спросила Реджина.

– Что все ваши усилия ничем не кончились – экзотически или эротически. В составе курения столько затейливого и дорогого, что уж кого-то вы должны были вызвать, пусть даже не Сатану.

– Если она говорит то, что я думаю, – начала Нелл Гвин, – то мы раздели бы мужика догола и...

– И все, Нелл, – твердо сказала Реджина. Она снова повернулась к Гретхен: – Хорошо бы, ЧК, но ничего у нас не вышло. Ничегошеньки.

– УВЫ! Ах! Горе нам!

– Вы уверены, Реджина?

– Совершенно уверена.

– И мы все подтвердим.

– Угадай и Откатай не в расколе.

Неясные конструкции и образы зароились в сознании Гретхен – заявил о себе архитектонический инстинкт... Восемь дам были такими миленькими, занятными, любезными, но что за этим скрыто? «Третий закон Ньютона, любезно предоставленный нам Блэзом Ши– мой, – подумала она. – На любое очарование есть равное по величине и противоположно направленное – что?»

Вслух же она сказала:

– А знаете, Реджина, я бы хотела это увидеть своими глазами.

– Наш нечестивый обряд?

– Да, понаблюдать за вами.

– Но это же просто развлечение, ЧК.

Гретхен сказала с ударением:

– Это, видите ли, может оказаться гораздо серьезнее, нежели просто забава.

– Ну что за ерунда!

– Нет-нет, послушайте, все послушайте! Может быть, что-то и происходит, но вы этого не замечаете, потому что слишком увлечены самим ритуалом. Как говорится, помните, что за деревьями не видишь леса. Ну дайте же мне посмотреть со стороны!

Барышня Гули начала заикаться от смущения:

– Р-реджина, м-мы же не хотим, ч-чтобы нас видели п-п-посторонние!

– ЧК не совсем посторонняя, Гули. Она наша новая подруга... очень simpatico[32]32
   Милая, приятная (исп.).


[Закрыть]...

– Нам она всем очень нравится и мы принимаем ее как свою.

– Д-да, конечно. Л-ладно. Н-но она н-новенькая, и м-мы все б-б-будем стесняться.

– КТО? Я? С-А-Р-А будет стесняться?! НИКОГДА!

– Но, Сара, может быть, Гули и права! – примирительно сказала Реджина. – Тем не менее, возможно, ЧК тоже права. Мы слишком были поглощены самим ритуалом, чтобы обратить внимание на результат.

Нелли Гвин усомнилась:

– Вот уж не думала, что Дьявол проскользнет тишком, как сопляк, засидевшийся у подружки. Мне казалось, что он появится с помпой, будто щеголь эпохи Регентства, с циничным смехом на устах, в дыму и пламени.

Гретхен ответила с улыбкой, чтс Сатана, наверное, сам выбирает, как ему являться.

– ЧК права, п-р-а-в-а, ПРАВА! Незаметное появление – очень СЦЕНИЧНО!

Ента проворчала, что от еврейских слов сзаду наперед точно можно оглохнуть и ослепнуть.

Двойняшки снова присоединились к большинству:

– ЧК права, Реджина. Мы так захлопотались, что ничего не замечали вокруг. Голосуем за назначение ее наблюдателем.

– Так не получится, Угадай.

– Я Откатай!

– Ну разумеется. Извини, милочка. ЧК должна принять участие в обряде, чтобы нам не было неловко. Но все роли уже распределены.

В напряженном молчании слышно было, как у всех завертелись шестеренки. Внезапно Сара Душерыжка величественно выпрямилась во весь рост, как статуя Правосудия (правда, без повязки на глазах и весов). Гретхен с трудом удержалась от смеха, и Реджина подмигнула ей.

– Дамы, внемлите! ВНЕМЛИТЕ ВСЕ!

– Осторожно с лампой, Сара.

– Я! нашла реш-ше-ени-и-е нашей П!РЮ!Б!Л!Е!М!ЫП

– Не заставляй же нас ждать.

– А ЧЕМ, я вас умоляю, будет Т-Е-А-Т-Р без напряженного 0!Ж!И!Д!А!Н!И!Я? Вот в чем божественная пытка! Но – в сторону. Вот мое решение. Пусть ЧК держит эту (Бр-р!) «Десницу Славы» (Тьфу!) Ну, mesdames, что вы на ЭТО скажете?

Дамы разразились аплодисментами.

– Браво, Сара, – рассмеялась Реджина, – ты нашла ответ. А теперь все – мы должны серьезно и сосредоточенно предаться злу. Пи-девка! Убери со стола. Достань пентакль, свечи и вонизмы. Мы опять станем призывать Дьявола.

Глава 11

– Так нитчефо и не слутчилосс, Гретч?

– Нитчефо.

– Проклятье!

– Не было проклятья. Не было демонического хохота. Не было Сатаны.

Шима скосил на нее глаза и взревел:

– GEWERKSCHAFTSWESEN! OZONHALTIG![33]33
   Ведение профсоюзного собрания! Озоносодержащий! (нем.).


[Закрыть]

– Это еще что за чертовщина?!

– Взрыв сатанинского хохота, как я себе его представляю, – ухмыльнулся он.

– Больше смахивает на либретто, заблудившееся в поисках Рихарда Вагнера. Ты что, в самом деле ожидал, что я смогу рассказать тебе, как нам явился Дьявол?

– Нет, конечно, но я надеялся хоть на какой-то проблеск реальности – например, появление парочки бабуинов вроде тех наших громил, которые захотели бы принять участие в веселье. В этом доме, где Уинифрид Эшли, ошивались какие-нибудь типчики?

– Ни Боже мой, отлично охраняемый Оазис.

– Подмазанные слуги, а?

– Девчонка с кислой физией – единственная прислуга, и она слишком забитая, чтобы решиться принять какое-то предложение.

– Твои пчелки среди прочего жгли это курение от Салема Жгуна – с прометием?

– Угу. Нелли Гвин – твоя сексапилка Ильдефонса Лафферти – все время на меня заговорщицки поглядывала и строила рожи, а Реджина разозлилась, потому что для Нелл – все шуточки и нет в ней должной преданности Люциферу.

– Пчелки как-то воспринимали эту дрянь с Рт?

– Не-а.

– Ты?

– Не-а.

– Может быть, ты мне объяснишь в порядке любезности, как Рт с их чародейной вечеринки попал в скелеты хулиганов?

– С легкостью – отнес наш Голем.

– Он что, там был?

– Нет.

– Как он его раздобыл?

– Неизвестно.

– Как он его унес?

– Неизвестно.

– Зачем он его взял?

– Неведомо.

– Ты можешь мне разъяснить в доступной форме, какое отношение наш Сторукий-Голем-или-Какеготам имеет к твоим дамам-пчелкам и к их игрушечным шабашам?

– Ни малейшего представления.

– Может быть, он там где-то за кулисами околачивался?

– Может быть.

– Зачем?

– Ни малейшего.

– Где?

– Ответ тот же.

– Просто руки опускаются, Гретх. Я-то уж подумал, что мы наконец приближаемся к решению – пусть хоть какому-то.

Шима так расстроился и пал духом от разочарования, что в голове у него промелькнули слова дедушки: «Ah, le pauvre petit. Он никогда не сможет отражать удары судьбы».

Гретхен пыталась его утешить:

– Но может, разгадка и вправду близка, Блэз. Вдруг она там, у них, только я ее еще не опознала? Я опять пойду в улей.

– А тебя пустят? – безучастно спросил он.

– Они меня пригласили – они приняли меня.

– Тебе так надо зря терять время?

– Да, и по двум причинам: я сама хочу, и я чувствую, что это необходимо.

– Необходимо?

– Психотехника мне не дает покоя, Блэз. Я нутром чую, что в этих дамочках таится какая-то зловещая гниль, где-то там, в глубине.

У Шимы затеплился интерес.

– Такое же гнилое, как наш Сторукий-итакдалее?

– Может быть, что и так. Не знаю. Нужно узнать.

– Угу-м. Но ты сказала, что сама хочешь?

– Да. Они очень понравились мне, Блэз. Все они – личности, непохожие друг на друга, в них есть изюминка, прелесть новизны.

– Только не в госпоже из Ипанемы, – угрюмо заметил он.

– Да, наверное, для того слюнтяя, который был влюблен в нее и спрятал память о ней глубоко в ящик, но у женщин другой взгляд. Она – прелестный шарж.

– Ну да, на человечество.

– Что ты! Нелли очень человечна – она все лишь изображает представление школьницы о femme fatale[34]34
   Роковая женщина (фр.).


[Закрыть].

– Гретхен молниеносно спародировала неуклюжую манеру Ильдефонсы якобы соблазнительно изгибаться.

Шима рассмеялся.

– Но я всегда считал, что этот тип женщины – обязательно высокая красивая брюнетка... вроде той Енты Каленты, как ты мне ее описала.

– Ни-ни, она лесбиянка.

– Тогда эктриса-manquee[35]35
   Непризнанная (фр.).


[Закрыть]? Воплощенная страстность, как ты рассказывала, горящие голубые глаза?

– Сара Душерыжка. Нет, она может только вызвать смех. Нельзя разыгрывать комедию и роковую женщину одновременно.

– Черно-белые близнецы, похожие на парочку обольстительных греческих наложниц?

– Угадай и Откатай. Слишком холодные и упрямые. Они всегда в расколе, в раздрае, в отказе, в несоз– нанке...

– Да-да, и меняются местами.

– Барышня Гули шепелявит и заикается. Очень мило, но я как-то не вижу Алису из Страны Чудес в роли роковой женщины. Мери Наобум – просто славная глупенькая киска.

– Это блондинка с волосами как шлем и телом танцовщицы?

– Ага. Но все же требуются мозги, чтобы наповал уложить мужика.

– У Ре джины есть мозги.

– Она чересчур почтенная и величавая.

– Ты же говорила, что она тебе подмигнула.

– Ну да, у нее есть чувство юмора, но уж так, «как в приличном обществе, милочка». Нет-нет, я не пытаюсь ее принизить – она милостивая и благодетельная королева, и без ума от лорда Нельсона.

– Лорда?.. Ах да, адмирал.

– Хорейшо, лорд Нельсон. Он крутил безумный роман с леди Гамильтон, который питал все бульварные листки того времени (тысяча семьсот восьмидесятые). Битый час Реджина читала мне любовные письма Нельсона к Эмме Гамильтон.

– А служанка с уксусной мордахой исключается?

– Вне всякого сомнения. В чем дело, Блэз? Неужели тебя так занимает конструкция femme fatale?

– Любопытно, как живет этот улей, вот и все.

– Все, как же! Давай, колись!

– Ты видишь меня насквозь, как всегда.

– А ты прозрачный.

– Я пытался оценить вероятность того, что одна из твоих пчелок как-то связана с гангстерами из Гили.

– Ясно. Ну что ж, возможно.

– Кто? Пи?

– Нет. Я.

– Ты?

– Ну конечно. Я теперь тоже дама-пчелка, и у меня есть очень неподходящие гнусные знакомства – по моей работе.

– Вроде меня?

– Вроде господина Хоча.

Шима глубоко вдохнул, задержал дыхание и с шумом выдохнул.

– Лучше бы ты так не шутила.

– Хорошо, без дураков: остается факт, что мы все запутались в какой-то странной сети – ты, я, господин Хоч, громилы, прометий, Индъдни, улей и Голем-100.

– Голем-сто? Почему ты его так называешь?

– По всему выходит, что он – полиморф, то есть может принимать сотню разных обличий.

Шима вздохнул.

– Хорошо бы удрать на Марс, колыбель мужей.

– Если ты хочешь прятаться от житейских тумаков, детка, то почему не на Венеру – до нее тоже долгий путь.

– Ah, le pauvre petit? Ты права, – признал Шима, нехотя улыбаясь. Он взял себя в руки. – Какой дальше план действий? Ты отправляешься в улей, чтобы слегка поворожить, да? А я? Ich? Moi?

– Ты подкатись к субадару Индъдни.

– Ах вот как, я подкатись! Зачем бы это?

– А за информацией. Я хочу знать, есть ли хоть какая-то связь между шабашами в улье и зверствами Голема-100. Во времени. В пространстве. Пусть хоть самая ничтожная, но связь. И кстати, держи эту Рт-га– дость под семью замками у себя в лаборатории. Установи сигнализацию.

– Это еще зачем, ради всего святого?

– А вдруг Голем – еще и торчок в своей милой неподражаемой манере?

– Тащится от прометия?

– Ну а вдруг, Блэз? Я просто цепляюсь за соломинки. Вдруг ему невмоготу станет без свежей дозы, и он пойдет грабить кубышку в «ФФФ». Преврати свой запас Рш в приманку. Может быть, что-то занятненькое пой– мается...

Шима устало покачал головой.

– Если этот долбаный полиморф прошел и вышел через твою надежно запертую дверь, то какого хрена я могу сделать, чтобы его изловить?

– Что? Недавно еще великий Блэз Шима, бакалавр, магистр и доктор философии? Блестящий изобретатель секретного заказного оружия, за которое субадар Индъдни даст себе передние зубы выбить – только бы доказать, что мы все это придумали? Не может изобрести надежную ловушку, чтобы в ней застряло чудище, непостижимое рассудку?

– Да, именно так.

– Вот уж именно... черт бы тебя побрал. Никто не может такое изобрести – пока. Я очень сомневаюсь, что мы его сцапаем, даже если у нас когда-нибудь хватит ума его отыскать, но об этом мы начнем беспокоиться тогда и если мы его найдем. Сейчас мы ищем связь – любую зацепку, а в твою западню может попасть подонок из Гили и – подивитесь-ка – окажется толкачом Рт.

* * *

Население Старого Нью-Йорка насчитывало девять с половинои миллионов к концу XXI века. В конце XXII века Нью-Йорк стал районом Гиль в Коридоре и кишел несчетным количеством населения – цифры давались только приблизительные. Догадки статистиков плавали между десятью и двадцатью миллионами.

Каждая песчинка из этих миллионов лелеяла мысль, что он или она – единственные и неповторимые. В компьютерном центре субадара Индъдни представления были более реалистичными: по опыту полиции среди этих миллионов попадались сотни тысяч двойников – от простого сходства до полного совпадения по всем основным параметрам.

Начальник центра был циником.

– Сделайте компьютерное описание любого козла из Гили, и машина не отличит его на дискете от сотни других таких же – по меньшей мере, от сотни!

– О, – мягко возражал Индъдни, – возможно, что в целом это так и будет, но наша задача – выявить

маленькие единичные особенности, которые отличают каждый экземпляр от всех копий.

Его бесили и терзали семь неслыханных и жутких надругательств, сотворенных полиморфным Големом– 100 с семью двойниками.

* * *

Откуда взялся новый ремонтник, кто его нанимал – не было известно никому. Комплекс Уолл-стрит был настолько поражен неразберихой в администрации, что рассказывали о ловкачах, которые умудрялись выписывать и получать зарплату, хотя ни на какой должности они никем не были утверждены. Расчетному отделу требовались месяцы, чтобы добраться до таких умников, пользуясь обычными бюрократическими каналами.

Он был в состоянии вылечить интеллектуальные банки Большого Совета от всех и всяческих поражавших их недугов (если, например, компьютеры выпадают из реального времени, то за считанные мгновения можно потерять целые состояния). Нет, он был не гением– электронщиком, а простым монтажником, который добивался успеха с помощью прямо-таки запредельной интуиции, психического сродства, позволявшего входить во все припадки и придури, которые накатывали на темпераментный электронный мозговой центр, правивший рынком. Некоторые странности были и у него самого.

К примеру: никто не подавал ни заявки, ни жалобы (по надлежащим каналам), а он уже тут как тут, со своим затейливым ящиком для инструментов в руках. Окружающие сразу соображали, что надвигается гроза: у компьютеров от разрядов молний начинались приступы судорог.

К примеру: если отметить меловой чертой его обычный маршрут, то оказалось бы, что он точно повторяет схему прокладки под полом Биржи силового кабеля в 440 вольт. Его как магнитом притягивали поля высокого напряжения.

К примеру: он непроизвольно генерировал собственное удивительное поле. У любого человека, находившегося с ним в физическом контакте, учетверялся I.Q. – коэффициент интеллекта, умственный потенциал – на все время, пока сохранялся контакт. Он как чумой заражал временной гениальностью. Юмор заключался в том, что у него самого к этой инфекции был иммунитет – всегда и везде он оставался самим собой: симпатичным, вдумчивым, медленно соображающим ремонтником.

Соседка по комнате рассказала ей об этом новоявленном чудике. Она понимала: да, я дурочка, но поскольку никого это не волновало, то и она сама относилась к этому спокойно. Но ей очень хотелось один, только один разочек понять, что испытывает обладатель такого гигантского интеллекта, который позволяет усваивать целые дискеты с записями, одну за другой, запоминать усвоенное и обсуждать его с другими людьми.

Она завела привычку заходить за своей соседкой, чтобы вместе позавтракать в закусочной на Бирже; и в тот день, когда с запада надвигались свинцовые тучи, а половина обитателей Гили бросилась выставлять на крыши водяные баки, он уже нарисовался на Бирже. Все наружные панели особо нервической ай-би-эмки были удалены, и он наполовину погрузился в ее нутро, оглаживая и успокаивая машину к началу грозы.

Она постучала пальцем по его согнутой спине, ожидая неизвестно чего: то ли он вопьется в нее чарующим взглядом вампира, то ли заворожит наложением целительных рук... Над Гилью сверкнула молния, и разряд отозвался эхом у нее внутри; в ее голове зарокотал небывалый раскат грома. Она услыхала собственный голос:

– Vengon' coprendo l'aer di пего amanto е Lampi, е tuoni ad annuntiarla eletti[36]36
   Терцина из «Божественной комедии» Данте (шпал.).


[Закрыть]...

Она испугалась. Какой-то чужак вторгся в ее сознание. Она еще не отняла палец от его спины.

Вдруг:

– Sumer is icumen in, lhude sing cuccu! Groweth sed, and bloweth med, and springeth the wude nu – Sing cuccu![37]37
   «Наступает лето, и в лесу слышится «Ку-ку!». Ты грустишь, вздыхаешь, не спишь ночами – слышишь, «Ку-ку» – песенка из комедии В. Шекспира «Как вам это понравится» ( староантл.).


[Закрыть]

И еще:

– Только после того, как художники полностью исчерпали возможности стиля укие-э[38]38
   Портрет в технике гравюры на дереве (яп.).


[Закрыть], японские граверы стали пробовать свои силы в изображении природы.

И еще:

– In einer Zeit des Professionalismus und des brillianten Orchesterspiele hat die...[39]39
   Одновременно с профессионализмом и блестящей игрой оркестрантов... (нем.).


[Закрыть]

Он вылез из развороченного компьютера, улыбаясь. Его опутывали влюбленно льнувшие к нему провода, отчего он походил на скульптурную группу с Лаоко– оном – только из одного человека. Вот опять: «ЛАОКО– ОН (др. греч. миф.) – жрец храма Аполлона в Трое, который предостерегал против Троянского коня. Вместе с двумя сыновьями был задушен змеями, которых наслала на него Афина...»

Он снова ухмыльнулся и втянул ее за собой внутрь машины, наслаждаясь корчами и воплями, когда он и ток в 220 вольт пронзили ее тело. «Вольт. Единица измерения напряжения электрического тока, обозначается Уили...»

* * *

Она заметила его, когда он следом за ней входил в театертон на представление «Конечный счет – двадцать». Он так выделялся! «Господи, – подумала она, – да он бы мог сыграть Джона Как-его-там, который застрелил в старину этого президента, Эйба Как-его-там[40]40
   Имеется в виду актер Джон Бут, убийца американского президента Авраама (Эйба) Линкольна.


[Закрыть]. Интересный. Похож на актера...»

Ей дали игровую бусину, и она засунула ее в ухо. Исполнялась Увертюра. Ей не нравилась одна музыка, без освещения, и она хотела отключить бусину, но побоялась, что ее могут скоро вызвать на сцену, и продолжала молча страдать. Она огляделась в поисках поразившего ее Джона Уилкса Как-его, но тот исчез в толпе. «Сегодня зал битком, – размышляла она. – Спектакль должен получиться отменно – будет просто не дождаться просмотра готовой записи».

Кончилась первая Увертюра, голос в бусине объявил: «Вторая Увертюра. Прошу первый выход занять места. Прошу первый выход занять места».

Эта традиционная фраза старого английского театра ничего сейчас не значила. Не было ни первых выходов, ни мест, по одной простой причине: никто в зале не знал, когда его выход; а мест, разумеется, не было, так как не было сцены – был лишь огромный зал со звукоизоляцией, в котором столпились участники будущего представления, молча ожидавшие подсказки компьютера, когда им вступать. Спектакль «Конечный счет ■– двадцать» уже начался, но в зале все еще продолжалось кружение, как в неспешном менуэте: кивки, улыбки и шепотом произнесенные приветствия друзьям.