Текст книги "Эмиль XIX века"

Автор книги: Альфонс Эскирос

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 21 страниц)

Эмиль, съ своей стороны, повидимому не совсѣмъ былъ доволенъ моимъ намѣреніемъ, самолюбіе его вѣроятно было задѣто тѣмъ, что его будетъ учить тотъ, кого онъ вмѣстѣ съ товарищами своими считалъ дуракомъ. А между тѣмъ не было другаго средства достигнутъ цѣли. Какъ онъ самъ былъ радъ потомъ похвастаться своимъ знаніемъ передъ другими дѣтьми. Изъ этого ученія я извлекла для него двоякую пользу: умѣнье наблюдать самые слабые оттѣнки и различія между особями одного вида. Разъ пріобрѣтенное разпознаваніемъ овецъ пастуха, оно можетъ быть распространено на всѣ отрасли естественной исторіи. Второй урокъ Эмиля, по моему мнѣнію, гораздо болѣе серіозный, заключался въ томъ, что мы всегда можемъ научаться, даже отъ людей самыхъ ничтожныхъ.

Эмиль не былъ бы мальчикомъ, если бы не любилъ играть въ солдатики. Я не противлюсь въ этомъ его вкусамъ, принимая во вниманіе его возрастъ.

Въ какой я пришла однако ужасъ, когда увидѣла на дняхъ деревенскихъ дѣтей, раздѣлившихся на два стана и между ними Эмиля, державшаго знамя.

Сражались, правда, деревянными шпагами; но, если бы эти шпаги были стальныя и еслибы управлявшія ими маленькія руки сдѣлались сильными я, безъ сомнѣнія, увидѣла бы представленіе отвратительныхъ побоищъ, окровавливающихъ свѣтъ подъ именемъ сраженій: Белла и я разыграли роль сабинокъ, въ томъ смыслѣ, что бросились между сражающимися. Эмилъ безъ сомнѣнія увидѣлъ что это было для меня непріятно; онъ поблѣднѣлъ и бросился ко мнѣ на шею, прося прощенія.

Признаюсь, я крайне была огорчена. Ты вѣроятно объяснишь ему со временемъ, что бываютъ и справедливыя войны. Ты разскажешь ему, что похвально защищать свое отечество и умереть за идею; но въ своемъ возрастѣ Эмиль еще не пойметъ этого различія. Онъ видитъ въ войнѣ только то, чего ищутъ въ ней большая часть людей: средство отличиться и притѣснить себѣ подобныхъ. Держатъ ли они тряпку или кусокъ бумаги вмѣсто знамени, они какъ и солдаты повинуются тому же самому ужасному чувству. Движимые дикимъ инстинктомъ, они поднимаютъ на братьевъ руку, которой недостаетъ только силъ, чтобъ нанести смерть. Если между государствами ведется война, это значитъ, что она съ давнихъ поръ таится въ сердцахъ человѣка! И какимъ образомъ она не была бы въ немъ? Развѣ не стараются всѣми силами облагородить въ глазахъ дѣтей эту грубую кровожадность, сравнивающую насъ съ хищными звѣрями? Честь, побѣда, патріотизмъ…. какими именами не украшаютъ идола Молоха? Боже сохрани, чтобъ я увидѣла гнѣздящееся въ сердцѣ моего сына это лживое чудовище – насиліе!

Я взяла Эмиля за руку и такъ какъ въ это время на дорогѣ грызлись двѣ тощія собаки, за полуобъѣденную кость, я сказала: «посмотри, вотъ изображеніе поля битвы!» Я не ручаюсь въ томъ, что Эмилъ понялъ смыслъ моихъ словъ; но онъ понялъ, по крайней мѣрѣ, причину моего волненія, которое, увѣряю тебя, было очень сильно.

Считаю за нужное дать ему ясное понятіе о гибельныхъ предразсудкахъ, уничтожающихъ человѣчество. Я ни за что въ свѣтѣ не пожелала бы сдѣлать Эмиля трусомъ. Мнѣ кажется, что вообще родители, воспитывая дѣтей, слишкомъ употребляютъ во зло чувство страха. Не стараются ли ихъ всѣмъ запугивать небомъ, – на немъ грозныя тучи Божьяго мщенія. Землею – она была проклята за прегрѣшенія Адама. Жизнію:– она подлежитъ суду, знающему всѣ наши дѣйствія. Смертью – она сопровождается ужасами, продолжающимися цѣлую вѣчность. Это возбужденіе страха годится для рабовъ, но я сомнѣваюсь чтобъ оно создало свободныхъ людей, Пусть Эмиль дрожитъ только передъ своей собственной совѣстью, если онъ ужъ долженъ чего нибудь бояться! Съ своей стороны я стараюсь, напротивъ разогнать, этотъ неопредѣленный страхъ, слишкомъ наполняющій разумъ дѣтей. Я желаю, чтобъ онъ былъ мужественъ, но человѣченъ съ людьми.

Какъ и большая часть мальчиковъ его возраста, Эмль боится темноты ночи и неизвѣстности. Въ саду есть группа довольно крупныхъ орѣшниковъ, въ которую онъ не смѣетъ ходить одинъ послѣ захожденія солнца. Не боится ли онъ быть съѣденнымъ?

Я не очень удивилась бы этому. Сказка о Мальчикѣ съ пальчикъ не интересовала бы дѣтей такъ сильно, еслибы въ нихъ небыло частицы первобытнаго человѣка, жившаго посреди всѣхъ людоѣдовъ природы? Или не боится ли Эмиль встрѣчи съ волкомъ красной-шапочки. Онъ не умѣетъ самъ разсказать это. Въ дѣйствительности онъ боится того, что ходитъ въ потьмахъ.

Эти неопредѣленныя впечатлѣнія страха очень глубоко вкоренились и прямо сражаться съ ними – значило-бы усилить ихъ. Я только уговорю Эмиля брать съ собою Медвѣдицу, которая ничего небоится и всегда готова слѣдовать за нимъ. Съ нею вмѣстѣ ребенокъ войдетъ въ кусты и разсмотритъ то что его такъ смущало, въ этомъ уединенномъ мѣстѣ. Урокъ не былъ потерянъ для меня, потому что я поняла, насколько присутствіе домашняго животнаго въ первобытныя времена должно было укрѣпить нравственную силу человѣка.

Каждый день я все болѣе и болѣе убѣждаюсь въ трудности возложенной на меня обязанности. Эта система дѣйствій требуетъ знанія, котораго во многихъ случаяхъ недостаетъ у меня. Однако я продолжаю быть убѣжденной, что это единственное средство образовать характеръ Эмиля. Жизнь безъ тебя – пустыня, которую я стараюсь наполнить великимъ долгомъ; отъ всѣхъ моихъ разбитыхъ надеждъ у меня остался только нашъ ребенокъ. Я привязываюсь къ нему съ отчаяньемъ утопленника, хватающагося за соломенку. Я люблю его за его самаго и за тебя. Страшная мысль омрачаетъ свѣтъ моей драгоцѣнной привязанности: если, не смотря на всѣ наши усилія, этотъ ребенокъ измѣнитъ со временемъ нашей святынѣ, если онъ отвергнетъ идеи своего отца, если онъ пренебрежетъ твоими принципами и страданіями цѣлой твоей жизни…. О Боже! Я его…. Нѣтъ, я себя убью! Но это невозможно неправда-ли? Разгони хоть однимъ словомъ страхъ, смущающій меня до глубины сердца!

XI
30-го Іюля 185…

Я вполнѣ цѣню, милая Елена, силу твоей любви ко мнѣ, но не могу раздѣлить твоихъ опасеній. Хотя я и отецъ Эмиля, но я не считаю себя въ правѣ требовать, чтобъ онъ былъ моимъ ученикомъ. Кто можетъ похвалиться, что онъ постигъ безусловную истину, даже если онъ добросовѣстно стремится къ ней и думаетъ, что страдаетъ за нее? Безъ сомнѣнія, мнѣ было бы очень больно, еслибы Эмиль не раздѣлилъ, современемъ, моихъ убѣжденій, но кто же былъ' бы виноватъ въ томъ? Скорѣе я, нежели онъ. Это значило бы, что я или не съумѣлъ передать ему своя идеи, или что онъ не нашелъ въ нихъ безусловной истины; но къ чему намъ думать о будущемъ – дѣло идетъ о настоящемъ.

Ты говоришь, что Эмиль любопытенъ; это хорошій знакъ. Но если онъ будетъ спрашивать тебя о вещахъ, которыхъ ты сама не знаешь, признайся ему откровенно въ твоемъ невѣжествѣ. Большинство родителей и школьныхъ учителей поступаютъ совершенно иначе, они находятъ отвѣтъ на каждый вопросъ. Не думаютъ ли они, что этимъ пріобрѣтутъ власть надъ умомъ своего воспитанника? Боже упаси! Ты не должна прибѣгать къ этому опасному средству для того, чтобы имѣть вліяніе на Эмиля. Я сказалъ, что это средство опасно и стою на своемъ. Пріучая дитя думать, что все въ мірѣ извѣстно и разъяснено, его пріучаютъ къ лѣности мышленія! Для чего ему трудиться самому искать и наблюдать, если ему внушатъ убѣжденіе, что есть наука, которая можетъ разрѣшить всѣ его сомнѣнія? Напротивъ того, признаваясь Эмилю, что ты не достаточно думала о какомъ нибудь предметѣ для того, чтобъ составить объ немъ понятіе, ты научишь его съ ранней поры, что точное знаніе есть плодъ личнаго труда и изслѣдованія. Какой отвѣтъ можетъ сравниться съ этимъ урокомъ?

Сверхъ того, родителя или воспитатели, присвоивая себѣ какую-то непогрѣшимость, рискуютъ не достичь своей цѣли. Если, впослѣдствіи, воспитанникъ подмѣтитъ, что превосходство его первыхъ учителей было ложно, его вѣра въ нихъ разомъ будетъ подорвана я довѣріе, которое старались внушать ему, безвозвратно изчезнетъ.

Скептицизмъ, котораго я боюсь для Эмиля – не разумное недовѣріе свойственное тѣмъ, которые научившись съ раннихъ поръ анализировать и сомнѣваться, но болѣзненный скептицизмъ тѣхъ, которые перестали вѣрить въ жизнь.

Догматическій тонъ нашей системы обученія, соотвѣтствуетъ, вполнѣ характеру нашихъ общественныхъ учрежденій. Когдацерковь и правительство взялись думать за народъ, то естественнымъ послѣдствіемъ такого порядка является цѣлый рядъ понятій, опредѣленныхъ властью и назначенныхъ для распространенія, усвоеніе которыхъ становится обязательнымъ для дѣтскаго ума. Этотъ рядъ понятій можетъ быть непроницаемъ для человѣческаго разума, онъ не допускаетъ анализа и потому не можетъ не имѣть отупляющаго вліянія на умъ ребенка. Эта насильственная метода управляетъ воспитаніемъ и во всѣхъ отношеніяхъ. Этотъ прекрасный порядокъ вещей ведетъ прямо къ порабощенію мысли. При такой мертвящей дисциплинѣ, трудъ воспитанника ограничивается едва ли не исключительно упражненіемъ памяти. Бѣдный мотылекъ, задушевный педантизмомъ и авторитетомъ вѣковъ, ему не расправить свои крылья.

И несмотря на все, этотъ нравственный гнетъ далеко не имѣетъ того успѣха, который слѣдовало бы ожидать. Вліяніе вѣка, иногда врожденный инстинктъ сопротивленія и противорѣчія въ ребенкѣ, или взгляды семьи, среди которой онъ росъ, разрушаютъ. очень часто всѣ разсчеты офиціальнаго обученія. Однако, надо признаться что только очень немногимъ удается отлиться въ ту однообразную форму, въ которую отливаютъ рождающіяся поколѣнія. Масса принимаетъ на вѣру слова учителя, который повторяетъ то, что слышалъ отъ своихъ учителей. При такихъ обстоятельствахъ, воспитаніе есть обоюдуострый мечь, который можетъ и поработить и освободить умъ. Что рѣшаетъ этотъ вопросъ? Случай. Но я ни за что на свѣтѣ не хочу, чтобы случай рѣшилъ чему будетъ служить Эмиль – истинѣ или заблужденію, рабству или свободѣ. Я не думаю отвергать вліяніе здоровой традиціи но здѣсь, какъ и во всемъ надо умѣть найти разумную середину, – это не легко, Ребенокъ, который не взялъ бы ничего изъ традицій общества билъ бы дикаремъ или идіотомъ, но человѣкъ, который принимаетъ ее слѣпо на вѣру и отказывается работать головою, подъ тѣмъ предлогомъ, что другіе думали за него прежде и лучше его, останется всегда человѣкомъ ограниченнаго ума, готоваго подчиняться всякому авторитету. Большая часть нашихъ заблужденій и предразсудковъ опираются на общепринятыя мнѣнія. Принять ихъ за непреложныя истины гораздо легче, нежели стараться проникнуть въ нихъ и освѣтить ихъ свѣтомъ разума. Задатки этихъ мнѣній закрадываются въ насъ въ первомъ возрастѣ и такъ твердо укореняются въ нашемъ умѣ, что впослѣдствіи нужно много силы мысли и энергія, чтобы искоренить ихъ. Безсомнѣнія Эмилю не возможно будетъ не заразиться нѣкоторыми ложными понятіями – это неизбѣжное зло; но дѣло въ томъ, чтобъ онъ заразился ими какъ можно менѣе и чтобы развить въ немъ способность мыслить самостоятельно, которая даетъ ему средство распознать заразу и излечиться отъ нея.

Я вполнѣ доволенъ образомъ воспитанія Эмиля. Воспитаніе – дѣло преданности и любви. Я зналъ великихъ людей, которымъ недостаетъ теплоты. Такимъ людямъ я не довѣрилъ бы воспитаніе юношества. Нужна любовь къ этому дѣлу, воодушевленіе и природныя способности. Лучшій профессоръ для ребенка – его мать.

Я одобряю также твою мысль продолжать твои научныя занятія, для подготовленія къ предстоящей обязанности. Но не теряй никогда изъ виду, что главное условіе успѣшнаго воспитанія не въ томъ чтобъ имѣть массу познаній, а въ томъ, чтобъ забыть все то, чему ты училась, и проходитъ снова весь курсъ съ твоимъ сыномъ.

Я помню одного честнаго человѣка, который по призванію взялся за воспитаніе юношества. Назначенный директоромъ школы, устроенной не имъ самимъ, онъ нашелъ, что наказанія въ ней слишкомъ строги. Ученики (которые всегда одни и тѣже) проводили рекреаціонные часы стоя на колѣняхъ, или привязанные къ столбу. Въ этомъ заведеніи, устроенномъ по принципамъ добраго стараго времени процвѣтали штрафные уроки, сажаніе на хлѣбъ и на воду, заключеніе въ карцеръ. Мой пріятель уничтожилъ эту систему наказаній, которыя впрочемъ запугивали только трусовъ и не исправляли никого. «Когда вы съ этихъ поръ сдѣлаете что нибудь дурное, сказалъ онъ воспитанникамъ – васъ будетъ наказывать совѣсть. Совѣсть – бичь тѣхъ, которыхъ не наказываютъ розгами».

Его девизомъ было ни колпаковъ академиковъ, ни дурацкихъ колпаковъ. До него воспитанники не смѣли ходить ни по длиннымъ коридорамъ, ни по двору иначе какъ по парно и въ сопровожденіи дядьки, котораго они ненавидѣли всѣми силами своего существа и съ которымъ безпрестанно играли разныя непріятныя шутки. Новый начальникъ собралъ вечеромъ дѣтей и объявилъ имъ важную новость: «съ завтрашняго дня никто не будетъ надсматривать надъ вами – сказалъ онъ – вы будете находиться подъ надзоромъ вашего собственнаго сознанія – чувства долга». И каждый воспитанникъ поставилъ своимъ долгомъ повиноваться дисциплинѣ?

Однажды проходя по саду, онъ увидѣлъ что одинъ изъ воспитанниковъ съ жадностью объѣдалъ крупныя кисти винограда, который росъ шпалерникомъ по старой стѣнѣ. Не подавъ вида, что онъ замѣтилъ это, онъ попросилъ воспитанника сходить за экономомъ, и когда тотъ поспѣшилъ явиться въ сопровожденіи маленькаго вора, который началъ ужъ догадываться въ чемъ дѣло:

– Милостивый государь сказалъ начальникъ, эконому, какимъ образомъ могло случиться, что вотъ этотъ мальчикъ, который только что пообѣдалъ, такъ голоденъ, что тайкомъ объѣдалъ виноградныя кисти? Потрудитесь сами свести его въ столовую и накормить.

Этотъ директоръ не походилъ на нашихъ школьныхъ педагоговъ. За то какъ и любили его воспитанники! Я не разъ сожалѣлъ объ участи воспитателей-мученниковъ, ненавидимыхъ молодежью, несмотря на все ихъ желаніе ей добра? Но кто виноватъ? Не въ природѣ дѣтей быть неблагодарными тѣмъ, кто учитъ ихъ. Для чего же вы, учителя, хотите чтобъ семена науки были горьки. Учиться должно быть счастьемъ для дѣтей, упражненіе каждой способности – наслажденіе и въ природѣ нѣтъ ничего, что бы не стремилось къ жизни и развитію. Только принужденіе превращаетъ это наслажденіе въ мученіе. Ребенокъ приходитъ въ школу готовый съ жадностью учиться, какъ пчела собрать медъ съ вырощенныхъ для нея цвѣтовъ, и встрѣчаетъ мрачнаго учителя, тиранство котораго опирается на авторитетъ книги. Хорошо поощреніе!

Когда вы входите въ классъ, вамъ прежде всего кидаются въ глаза столы покрытые чернильными пятнами, хромоногія скамейки, четыре голыхъ стѣны, потолокъ исполосованный балками и затянутый паутинами. Окна открыты: въ воздухѣ поютъ вольныя птицы и какъ будтобы поддразниваютъ школьниковъ. На дворѣ шумъ, свѣтъ, движеніе, яркія краски все влечетъ ребенка упражнять его чувства, все указываетъ на систему нагляднаго обученія. Въ классахъ напротивъ того все мрачно, мертво, ничто не привлекаетъ его пазъ, на стѣнахъ висятъ кой гдѣ безобразныя изображенія, географическія карты – сухіе и неясныя іероглифы земнаго шара, Пусть въ эту дѣтскую могилу впустятъ лучь жизни, вѣяніе внѣшняго міра!

У народа, который бы умѣлъ понимать значеніе воспитанія, не былобы ни одной школы гдѣ бы не нашлось: микроскопа для увеличенія предметовъ невидимыхъ для не вооруженнаго глаза, телескопа, для разсматриванія хотя самыхъ близкихъ къ земному шару планетъ, глобуса, акваріума, стереоскопа, наконецъ всего того, что можетъ дать понятія о природѣ и: о главныхъ чудесахъ міра.

Слово и печать очень плохіе проводники званія для дѣтскаго возраста. Ребенку нужно видѣть вещи. Прежде нежели онъ научится писать, должно обратить его вниманіе на множество вещей, которыя вовсе не доступны его уму. По моему мнѣнію, нѣкоторымъ наукамъ начинаютъ учить дѣтей слишкомъ рано, а другихъ – слишкомъ поздо. Что должно руководить насъ въ выборѣ и порядкѣ преподаванія предметовъ? Очевидно изученіе физіологическихъ законовъ управляющихъ органическимъ, нравственнымъ и умственнымъ развитіемъ человѣка.

«Еще не пришелъ часъ». Эти слова – великая истина въ отношеніи развитія нашихъ способностей въ извѣстные возрасты. Многія дѣти, которыя быстро схватываютъ наружныя черты вещей, совершенно неспособны понять взаимныя отношенія ихъ, еще менѣе способны они прослѣдить причины вещей я усвоить законы управляющіе ими. Юноша, который воспріимчивъ по очарованію поэзіи, равнодушенъ съ доводамъ логики и философіи потому что въ немъ не развилась еще способность для воспринятія этихъ наукъ. Разумъ – слово неопредѣленное, онъ совокупность отдѣльныхъ силъ развивающихся постепенно одна за другой. У каждой способности есть своя пора развитія. Онѣ развивается подъ вліяніемъ среды, которая не можетъ быть постоянно одинакова для всѣхъ, и измѣняется съ разными случайностями жизни воспитанника, но всегда согласно законамъ его природы и его возрастомъ. Каждый возрастъ имѣетъ свои понятія и чувства.

Однѣ и тѣже вещи должны быть изучаемы много разъ и съ различныхъ точекъ зрѣнія. Напримѣръ, въ розѣ ребенокъ видитъ сначала только цвѣтокъ. Далѣе онъ научается распознавать форму, цвѣтъ и запахъ цвѣтка, особый типъ, настолько отличающійся отъ другихъ, что онъ тотчасъ узнаетъ розу среда другихъ цвѣтовъ.

Ему еще нѣтъ дѣла до того, какое мѣсто занимаетъ онъ въ классификаціи ботаниковъ, онъ ни мало интересуется физіологіей этого цвѣтка. Если ты не хочешъ насиловать его способность мышленія, то не торопись навязывать ему эти отвлеченныя понятія наравнѣ съ многими другими. Въ геологіи, напримѣръ, которую считаютъ основой всѣхъ наукъ, я бы прежде всего обратилъ вниманіе Эмиля на отпечатки органическихъ существъ, которые находятъ въ каменныхъ глыбахъ и даже въ камняхъ, попадающихся на дорогѣ. Любопытство, самолюбіе и случай помогутъ ему различать главныя черты древнихъ окаменѣлыхъ животныхъ. Все это доступно его возрасту. Позже, то-есть, года черезъ два, я попросилъ бы его сравнить собранные имъ образцы и размѣстять ихъ по разрядамъ, смотря по существующему между ними сходству. Только тогда и то постепенно я, по этимъ собраннымъ камнямъ, разсказалъ бы ему объ эпохахъ образованія земли и переворотахъ черезъ которые она прошла. «И камни говорятъ», сказалъ Шекспиръ. Наконецъ, когда ему минуло бы осьмнадцать или девятнадцать лѣтъ, когда Эмиль уже совершенно могъ бы понимать меня, геологія послужила бы введеніемъ въ философію исторіи.

Ты видишь изъ этихъ словъ, что для образованія Эмиля нельзя употреблять ни одного изъ существующихъ учебниковъ. Сокращенные учебники, руководства и всѣ классныя книги, по которымъ учатся дѣти, были сочинены съ другою цѣлью. Воображаютъ, что эти сокращенные учебники удобопонятны для молодыхъ умовъ по простотѣ слога. Но тутъ ошибка не въ формѣ, а въ самой сущности дѣла. Въ системѣ міра, дитя можетъ понять прежде всего то, что понимали первобытные люди, до развитія и раздѣленія наукъ. Забываютъ, что опредѣленія, класификаціи и формулы были составлены послѣ опытовъ; а граматика – послѣ языковъ; группы человѣческихъ знаній образовались вовсе не такъ какъ мы преподаемъ ихъ. Человѣческая мысль, переходя отъ одного факта къ другому, по этому ряду связанныхъ между собою фактовъ, дошла до понятія ихъ въ совокупности и изъ нея вывела законы. Изъ корня пошли побѣги и науки выдѣлились одна изъ другой.

Начать учить дитя иначе значитъ разрушить естественный по рядокъ человѣческаго ума. У насъ ребенку навязываютъ произвольные выводы, не положивъ основанія для его сужденія. Начинаютъ съ самой высшей точки, на которую работа вѣковъ поставила науку и потомъ спускаются до уровня невѣжества ребенка. То, что называется элементарными познаніями – на самомъ дѣлѣ выработанныя вѣками понятія о взаимнодѣйствіи вещей. Я не стану учить Эмиля такимъ образомъ. Я хочу, чтобъ онъ ознакомился съ природой прежде, нежели начнетъ учиться естественной исторіи. Я обращу его вниманіе на феномены теплоты, свѣта, электричества прежде нежели онъ начнетъ учиться законамъ физики. Онъ долженъ нѣсколько ознакомиться съ видомъ небесныхъ тѣлъ и знать ихъ мѣсто въ небесномъ сводѣ, прежде, нежели я начну учить его астрономіи. Я прежде разовью его наблюдательность, а потомъ буду передавать ему то, что знаю о законахъ природы. Учить ребенка – легко, но очень трудно довести его до того, чтобы онъ учился самостоятельно и охотно. Всѣ мои уроки будутъ направлены на то, чтобъ пробудить и укрѣпить въ немъ тѣ умственныя способности, которыя необходимы для усвоенія различныхъ познаній.

Ты видишь, что ты должна быть живой книгой для Эмиля. Не нужно ни учебниковъ, ни сокращенныхъ изложеній. Ты должна сама пріискивать простыя познанія, всего болѣе согласующіяся съ его возрастомъ, съ развитіемъ его умственныхъ способностей и съ характеромъ его.

15 августа 185…

Если бы мнѣ поручили построить большую школу для юношества какого нибудь великаго народа, я постарался бы чтобы и стѣны его говорили уму дѣтей.

До сихъ поръ теряли изъ виду вліяніе окружающихъ предметовъ на воображеніе и это вліяніе преимущественно замѣтно въ раннемъ возрастѣ человѣка. Древніе народы лучше насъ понимали задачу нагляднаго обученія. И въ этомъ отношеніи они согласовались съ законами человѣческой природы.

Какое значеніе имѣли у древнихъ народовъ храмы? Это были школы. Съ помощью архитектуры, ваянія и живописи, духовные лица всѣхъ народовъ начертали на камнѣ свои доктрины. И въ какой сильной степени запечатлѣвали въ умахъ массъ символы и идеи различныхъ вѣроисповѣданій.

Эти доктрины доказываютъ живучесть многихъ религій. Миѳы воплотившіеся въ грандіозныхъ изображеніяхъ пережили вездѣ, на нѣсколько столѣтій, создавшую ихъ идею. Народы давно перемѣнившіе религію, продолжаютъ обожать, по привычкѣ, форму прежнихъ вѣрованій.

Люди воздвигли храмы ложнымъ богамъ, войнѣ, страху, побѣдѣ и всѣмъ бичамъ человѣчества;. почему намъ не построить храма наукѣ? Могущественному и многочисленному народу ничего не стоило бы осуществить этотъ проэктъ. На это не потребовалось бы цѣнныхъ матеріаловъ; не нужно ни золота, ни мрамора, ни драгоцѣннаго дерева, не нужно ни кедровъ ливанскихъ, ни дорогихъ металловъ украшавшихъ храмъ Соломона. Для воспитанія юношества достаточно гипса и картона, вышедшихъ изъ подъ искусной руки и оживленныхъ идеей. Отливая гипсъ въ формы, можно очень дешево воспроизвести во многихъ экземплярахъ главные созданія искуства и природы. Декораціи нашихъ театровъ доказываютъ довольно ясно, что посредствомъ нѣсколькихъ взмаховъ кисти и разчитанной перспективы можно перенести зрителей въ Римъ, въ Аѳины, въ Мемфисъ. Нужно только вѣрно передать форму и цвѣтъ – и изображенія могутъ произвести тоже впечатлѣнія тѣ самые предметы, съ которыхъ они сняты. Что за дѣло до матеріала, изъ котораго сдѣлано изображеніе, если оно говоритъ чувствамъ и даетъ уму вѣрное понятіе о предметахъ, съ которыми хотятъ ознакомить его.

Храмъ, который я имѣю въ виду не будетъ давать массѣ недоступныхъ ей символовъ, но излагать одни удобопонятные факты, живую и всѣмъ доступную исторію міра. Всѣ элементы этой исторіи существуютъ, но разбросаны безъ пользы въ нашихъ музеяхъ, въ нашихъ библіотекахъ, въ вашихъ коллекціяхъ. Неужели ребенокъ можетъ идти туда искать ихъ? Кости, чучела животныхъ, обломки статуй – все это годится для ученикъ. Юношеству же нужно зрѣлища, въ которыхъ были бы собраны, въ привлекательныхъ фермахъ, живые типы природы и человѣчество.

Наши всемірныя выставки въ Парижѣ и въ Лондонѣ распространили въ народѣ несравненно болѣе познаніи о происхожденіи промышленности, о человѣческихъ расахъ и о развитіи различныхъ обществъ, нежели всѣ книги политической экономіи и географіи. Что же было бы если бы выставка предметовъ дополнялась бы простымъ общедоступнымъ объясненіемъ ихъ. Выставки не могутъ быть каждый годъ. Притомъ же онѣ распространяются только на извѣстный разрядъ фактовъ, и я упоминаю о нихъ только для того, чтобы показать какую пользу можетъ извлечь юношество изъ другихъ, спеціально устроенныхъ для его образованія выставокъ.

Нашими географическими: картами и нашими учебными книгами, мы превратили изученіе земнаго шара въ холодную и скучную науку. Какъ велика была бы разница, еслибы посредствомъ картинъ, иллюзія которыхъ была бы усилена искустной игрой свѣта, можно было перенести дѣтей, напр. за атлантическій океанъ! Что нужно для этого? Художника, отдавшаго свои талантъ этой идеѣ.

Американцу Джону Баннарду, пришла въ голову мысль срисовать Мисиссипи. Онъ безстрашно поплылъ одинъ въ маленькой открытой лодочкѣ по необъятной рѣкѣ. Ни препятствія, ни лишенія, ни какія трудности не могли остановить его. Онъ натеръ себѣ на рукахъ мозоли веслами, его кожа была такъ обожжена солнцемъ, что онъ сталъ походить на американскаго индѣйца. По цѣлымъ недѣлямъ и мѣсяцамъ онъ не слыхалъ звука человѣческаго голоса. Его единственнымъ товарищемъ былъ карабинъ, который мѣтко попадалъ въ цѣль, это испытали лѣсныя и рѣчныя птицы. Каждый вечеръ Джонъ Баннардъ выходилъ на берегъ, разводилъ огонь, варилъ добычу своей охоты, ложился спать, закутавшись въ одѣяло и покрывъ себя опрокинутой лодочкой, служившей ему защитой отъ дикихъ звѣрей и отъ ночной свѣжести, засыпалъ сномъ праведнаго. Онъ вставалъ съ восходомъ солнца и начиналъ разъѣзжать вдоль и поперегъ по рѣкѣ, отъискивая новый видъ. Его вниманіе привлекали то глубокіе заливы, то живописная группа птицъ, то островокъ увѣнчанный роскошною зеленью. Художникъ безпрестанно дѣлалъ эскизы, срисовывалъ все что видѣлъ, все что заслуживало быть переданнымъ кистью. Потомъ когда уже все было снято, онъ построилъ маленькій деревянный домикъ въ Кентуки и принялся рисовать на полотнѣ. Это полотно имѣло чуть ли не три мили длины. Баннардъ былъ достоинъ того, чтобъ создать образцовое произведеніе. Но несмотря на все ихъ совершенство, виды его Мисиссипи были все-таки сравнительно блѣднымъ описаніемъ его путешествія. Какъ бы тамъ ни было, дай Богъ, чтобъ Джонъ Баннардъ имѣлъ послѣдователей, столь же мужественныхъ и честныхъ какъ онъ. Мы ознакомились бы тогда гораздо лучше съ поверхностью, обитаемаго нами земнаго шара.

И какое препятствіе могло бы остановить постройку зданія, которое было бы въ одно и тоже время и исторіей земнаго шара и исторіей обществъ? Расходы? Но на перемѣну вооруженія войскъ, на изученія искусства войны, на постройку броненосныхъ фрегатовъ, на содержаніе какого нибудь правительства, которое среднимъ срокомъ не продержится долѣе восемнадцати лѣтъ, мы тратимъ во сто разъ болѣе нежели сколько стоило бы намъ устройство системы воспитанія основанной на законахъ человѣческой природы.

Но словами не поможешь. Надо покориться, этотъ храмъ фактовъ и великихъ идей – созданіе моего воображенія. Онъ не существуетъ, онъ не будетъ никогда существовать. Мы должны стараться помощью другихъ пособій и средствъ запечатлѣть идею его въ умѣ Эмиля.