Текст книги "Эмиль XIX века"

Автор книги: Альфонс Эскирос

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 21 страниц)

VIII
Наука на практикѣ

Вчера мы съ Эмилемъ и Лолой посѣтили заводъ для обработки олова, который находится въ Пензансѣ на берегахъ Мантской бухты. Я не могу налюбоваться на этотъ изгибъ водъ, граціозный и, въ то же время могучія, точно грудь морской царицы, и обвиваемый желѣзною дорогою точно лентою. Заводъ, который помѣщается какъ разъ противъ самой бухты, состоитъ изъ старыхъ зданій, поддерживаемыхъ деревянными подпорками и крытыхъ черепичными кровлями. Эти зданія скорѣе можно принять за сараи, такъ они низки и открыты для всевозможныхъ вѣтровъ.

Въ одномъ изъ этихъ сараевъ лежали тамъ и сямъ кучи буроватаго порошка, называемаго рудою. Въ превращеніи то этого бураго порошка (окиси олова) въ металлъ, имѣющій очень большое значеніе въ торговлѣ, и состоятъ работы завода.

Было около девяти часовъ вечера и солнце давно скрылось за горизонтомъ. Ночь была темная и среди этой темноты печи, выложенныя изъ кирпича и припертыя желѣзными дверцами съ круглымъ отверстіемъ посрединѣ, свѣтились точно какіе огненные зрачки.

Металлъ уже былъ расплавленъ. Вслѣдствіе различныхъ манипуляцій, которымъ его подвергли, олово очистилось отъ постороннихъ веществъ, какъ то, сѣры, мѣди и т. д. съ которыми оно первоначально было смѣшано. Предстояло теперь отлить его, это самая торжественная минута всего производства. Тяжелая, огненная жидкость вытекаетъ изъ отверстія, находящагося въ нижней части дверцы, и падаетъ въ плавильный чанъ. Круглая и блестящая поверхность металла на днѣ этого чана напоминаетъ въ первую минуту блескъ и бѣлизну луны въ лѣтнюю ночь.

Когда олово въ послѣдній разъ выходитъ изъ печи (его необходимо нѣсколько приводить въ расплавленное состояніе) въ чанъ бросаютъ зеленыя вѣтки деревьевъ, преимущественно яблонь, которыя заставляютъ его клокотать, содрагаться. Тогда горе работникамъ или простымъ зрителямъ, которые не отойдутъ отъ этого сердитаго вещества. Воздушные пузырьки, которые образуются на поверхности этой массы, лопаясь, поднимаютъ брызги металла, которые искрятся и разлетаются во всѣ стороны, точно ракеты фейерверка.

Эмиль и Лола, безъ сомнѣнія, не могли усвоить себѣ химическую причину всѣхъ измѣненій, которымъ подвергается руда прежде чѣмъ сдѣлаться оловомъ. Быть можетъ, даже объ общемъ ходѣ работъ у нихъ составилось лишь смутное понятія; но новизна зрѣлища сильно заинтересовала ихъ и они просили меня еще разъ какъ нибудь свозить ихъ на заводъ.

Это навело меня на мысль, не впадаетъ ли наша система воспитанія въ ошибку, отдѣляя науку отъ тѣхъ примѣненій, которыя связываютъ ее съ промышленностью. Лабораторіи, коллекціи, публичныя лекціи – все это безспорно превосходныя вспомогательныя средства, которыми я и думаю воспользоваться впослѣдствіи для образованія моего сына. Но пока, мнѣ хотѣлось бы ознакомить его съ инымъ разрядомъ фактовъ.

Мы вмѣстѣ съ нимъ побывали въ геологическомъ музеѣ, существующемъ въ Пензансѣ. Корнваллисъ не особенно богатъ ископаемыми остатками, но провинція эта изобилуетъ полезными металлами, свинцомъ, оловомъ, мѣдью и другими любопытными минералами. Всѣ эти образцы, въ порядкѣ размѣщенные по школамъ, не особенно привлекли вниманіе Эмиля. Что же касается Лолы, то она обратила преимущественно вниманіе на кристаллы и на нѣкоторые камни, которые, еслибы ихъ ошлифовать, могли бы послужить довольно изящнымъ туалетнымъ украшеніемъ.

Нѣсколько дней спустя мы отправились въ большую каменоломню, которая лежитъ подъ открытымъ небомъ, на берегу океана, между гранитныхъ горъ, прорытыхъ рукою человѣка. Эта каменоломня стоила для дѣтей всѣхъ музеевъ въ мірѣ, взятыхъ вмѣстѣ.

Иное дѣло смотрѣть на минералы, аккуратно размѣщенные за стекломъ въ какой нибудь галереѣ, а иное дѣло видѣть скалы, въ томъ безпорядкѣ, въ какомъ разбросали ихъ руки природы, хаотическія очертанія почвы, изрытой но всѣмъ направленіямъ, мрачное величіе сланцовыхъ и порфировыхъ массъ съ тѣми слѣдами, которые оставила на нихъ лопата и порохъ. Вся обстановка работъ въ каменоломняхъ живо заинтересовала Эмиля. Разговоры съ работниками были для него не безполезны, а въ его годы человѣкъ охотно заговариваетъ съ первымъ встрѣчнымъ, если только сердце его не испорчено чванствомъ.

Мнѣ невольно припоминается одинъ молодой шотландецъ, по имени Гёгъ Миллеръ, который изъ простаго работника въ каменоломнѣ сдѣлался однимъ изъ самыхъ замѣчательныхъ ученыхъ въ Великобританіи. Не откалывая ли глыбы изъ стараго краснаго песчаника, подготовился онъ къ своему ученому поприщу? Работникъ овладѣлъ геологическою областью, въ которой онъ чувствовалъ себя хозяиномъ и связалъ ее такъ сказать съ своимъ именемъ.

Почему бы и Эмилю не вооружиться молотомъ и заступомъ когда мы съ нимъ посѣтимъ Девоншайръ? Самая природа его влечетъ къ этому, потому что, какъ всѣ мальчики, онъ любитъ бороться, разрушать препятствія. И потомъ, какая разница между ископаемыми остатками, которые самъ вырвалъ изъ нѣдръ матери земли, и тѣми обращиками, которые видишь разставленными въ музеѣ! Первые научаемся мы гораздо лучше цѣнить. Остатки старыхъ органическихъ тѣлъ нерѣдко бываютъ такъ хорошо скрыты во внутренности камня, что нужно умѣть распознавать ихъ, такъ сказать чутьемъ угадывать по одной какой нибудь чертѣ, по одному какому нибудь выступу скрывающей ихъ грубой оболочки. Въ иныхъ случаяхъ камень бываетъ такъ твердъ, что его трудно расколоть; въ другихъ – онъ такъ мягокъ, что подъ руками вашими распадается пылью. Въ обоихъ случаяхъ одно неловкое движеніе руки можетъ разрушить работу цѣлыхъ вѣковъ. Сколько поучительнаго въ борьбѣ съ подобными трудностями! Эмиль ошибется не разъ; ему предстоитъ то портить, то терять свои находки въ ту самую минуту, когда онъ будетъ радоваться, что наконецъ-то овладѣлъ ими. Что за бѣда! Досада чувствовать себя побѣжденнымъ какимъ нибудь внѣшнимъ препятствіемъ, возбуждаетъ въ юношѣ желаніе новаго болѣе удачнаго приступа.

Видъ каменоломенъ связываетъ до нѣкоторой степени геологію съ архитектурой. Эмиль, когда ему впослѣдствіи случится останавливаться передъ памятниками нашихъ городовъ припомнить, что матеріалъ ихъ былъ извлеченъ со дна древнихъ морей. Наши храмы, наши дворцы будутъ напоминать ему своими камнями тѣ скалы, изъ которыхъ были извлечены эти камни, и тѣ отжившія органическія существа, которымъ эти скалы служатъ гробницей.

Свѣдѣнія, пріобрѣтенныя въ потѣ лица своего не могутъ быть слишкомъ обширны, но за то они прочны. Цвѣтокъ, за которымъ вы преодолѣвая цѣлый рядъ препятствій спускались въ пропасть, оставляетъ въ вашей памяти болѣе рѣзкій отпечатокъ, нежели тотъ, который вы находите высушеннымъ между страницъ готоваго гербарія. Раковины, которыя вы сами собираете на берегу моря, гораздо лучше образцовъ, разсортированныхъ съ наклеенными на нихъ билетиками въ какой нибудь коллекціи, пріучаютъ глазъ схватывать внѣшніе признаки ихъ отличающіе. Поиски изощряютъ и осязаніе и зрѣніе.

Химическіе и физическіе опыты безъ сомнѣнія крайне полезны для тѣхъ, въ комъ уже пробудилось жажда знанія; но мнѣ кажется для дѣтей наука была бы гораздо доступнѣе, если бы имъ ее показывать въ примѣненіи къ промышленности. Нѣтъ такой фабрики, которая не была бы въ тоже время и школою для ума. Силы природы разнузданныя и, въ тоже время скованныя, цѣлая сложная система колесъ и зубьевъ, которые разскалываютъ камень, дробятъ желѣзо, расщепляютъ дерево, лихорадочное біеніе пара принужденнаго работать и, среди всего этого, человѣкъ надзирающій спокойнымъ и холоднымъ взглядомъ за изумительными усиліями этихъ стальныхъ членовъ, работающихъ за него и по его волѣ – что за величавое зрѣлище! Въ началѣ, только зрѣніе юноши будетъ поражено. Но если только онъ не лишенъ любопытства, онъ не замедлитъ задуматься надъ причинами этихъ автоматическихъ движеній, этихъ дѣйствій и реакцій оказываемыхъ другъ на друга, словомъ надъ причинами, лежащими въ основанія тѣхъ пріемовъ, посредствомъ которыхъ сырой матеріалъ превращается въ продуктъ индустріи.

Фабрикація самыхъ простыхъ предметовъ представляетъ подчасъ наиболѣе интереса и поучительнаго матеріала для наблюденія. Коробки зажигательныхъ спичекъ, булавки, свѣчи (какъ то доказалъ Фарадей) имѣютъ такое близкое соотношеніе къ физикѣ, къ химіи, что это всякій можетъ замѣтить съ перваго взгляда.

Я очень хорошо знаю, что для пріобрѣтенья спеціальныхъ познаній въ нѣсколькихъ ремеслахъ не хватитъ и цѣлой человѣческой жизни. Но я вовсе и не желаю, чтобы Эмиль, глядя какъ работаютъ другіе, усвоилъ себѣ всѣ тѣ тонкости производства, которыми обладаютъ настоящіе мастера дѣла. Къ тому же, что касается времени, то недостаткомъ его всего менѣе страдаетъ молодость и я не сомнѣваюсь, что если бы дѣло преподаванія велось какъ слѣдуетъ, ребенокъ двѣнадцати, тринадцати лѣтъ многому могъ бы научиться на фабрикахъ.

Словомъ, мы имѣемъ подъ рукою, не только въ большихъ городахъ, но и въ деревняхъ множество отраслей производства, при помощи которыхъ юноша могъ бы ознакомиться на дѣлѣ съ нѣкоторыми изъ законовъ матеріи, научиться уважать и любить работника и, если не научиться самому прилагать руки къ дѣлу (что составило бы однимъ пріобрѣтеньемъ больше) то, по крайней мѣрѣ приглядѣться къ различнымъ пріемамъ земледѣлія и промышленности. Неужели же можно пренебрегать этими живыми источниками знанія ради заучиванья словъ!

IX
Классическое воспитаніе

Будетъ ли Эмиль учиться по гречески и по латыни? Объ этомъ вопросѣ у васъ съ Еленой не разъ заходитъ разговоръ. Здѣсь я изложу только вкратцѣ сущность этихъ разговоровъ.

Всякаго ребенка слѣдовало бы такъ воспитывать, какъ будто ему суждено было сдѣлаться со временемъ великимъ человѣкомъ. Для этого слѣдовало бы сообразоваться съ его природой, изучать его наклонности, присматриваться къ особенностямъ его ума. Такъ Какъ на свѣтѣ существуетъ множество способовъ выдаться изъ уровня посредственности, то необходимо было бы прежде всего пріискать тотъ способъ, который всего болѣе подходитъ.

Всего болѣе ставлю я въ упрекъ нашей педагогической системѣ то, что она вовсе не принимаетъ въ разсчетъ индивидуальныя способности, такъ называемое призванье. Иной родился чтобы быть путешественникомъ и всего болѣе нуждался бы въ знаніи живыхъ языковъ, которые дали бы ему возможность вступать въ сношенія съ иностранцами; а его прежде всего засаживаютъ за тѣ два языка, на которыхъ никто уже болѣе не говорятъ на земномъ шарѣ. Другой имѣетъ склонность къ ремесламъ, а его морятъ за книгами. Такой то молодой человѣкъ предназначаетъ себя къ торговлѣ, другаго влечетъ къ земледѣлію, но обычай требуетъ, чтобы и тотъ и другой, съ цѣлью прослыть въ свѣтѣ за людей образованныхъ провели восемь лѣтъ въ четырехъ стѣнахъ училища. А между тѣмъ сколько людей учатся по латыни и по гречески только для того, чтобы позабыть тотъ и другой языкъ. Погружаясь тотчасъ по выходѣ изъ училища въ дѣловую жизнь, они и не думаютъ заглядывать въ истрепанные томы Гомера и Виргилія, надъ которыми они провели столько скучныхъ часовъ. Этимъ я не хочу сказать, чтобы какое то ни было знаніе, хотя бы и поверхностное, было абсолютно безполезно; но спрашивается, представляетъ ли классическое воспитаніе для большинства учащихся такія преимущества, которыя уравновѣшивали бы налагаемыя имъ жертвы? – Я что-то въ этомъ сомнѣваюсь.

Я знаю съ другой стороны все, что можно привести въ пользу классическаго образованія. Знаніе греческаго и латинскаго языка составляетъ, такъ сказать, чистое чувство, при помощи котораго мы схватываемъ литературныя тонкости нашего собственнаго языка. Кто рѣшиться отрицать благодѣтельное вліяніе классиковъ на умы молодежи, которая усвоила себѣ то, что есть дѣйствительно лучшаго въ древности? Классики отвлекаютъ насъ отъ грубо матеріальныхъ заботъ нашего времени; положительному и опошлившемуся вѣку они противуполагаютъ возвышенные и благотворно дѣйствующіе вымыслы героическихъ эпохъ; не скрывая природу, они накидываютъ священное покрывало красоты на человѣческія слабости [3]3
  Здѣсь докторъ Эразмъ слишкомъ неопредѣленно выражается, чтобы можно было судить о степени состоятельности его мысли. Если подъ «положительностью» и «пошлостью» вѣка онъ разумѣетъ тѣ дѣйствительно грубыя матеріальныя заботы, которыя сводятся на лихорадочную погоню за деньгами и за карьерой, то дѣйствительно нельзя не признать благотворнымъ всякое вліяніе, которое отрѣшаетъ человѣка отъ этого рода положительности. Но къ сожалѣнію это мѣщанское, узко-личное направленіе, которое составляетъ такую язву современныхъ обществъ, преимущественно на западѣ, лишь слишкомъ часто смѣшиваемся съ иною, плодотворною струею, составляющею особенность и, скажемъ смѣло, великое пріобрѣтеніе нашего времени. Точныя науки, которыя ставятъ смыслъ и наблюденія на мѣсто метафизическихъ гаданій, позитивная философія, которая, несмотря на нѣкоторую односторонность и увлеченія настоящаго своего развитія, все же провозгласило водвореніе науки и разума тамъ, гдѣ прежде невозбранно царили произволъ и туманъ метафизики, наконецъ, утилитаріанизмъ, который обращается къ эгоизму человѣка только для того, чтобы облагородить его сознаніемъ, что его польза солидарна съ пользою всѣхъ, что все дѣйствительно полезное въ тоже время и дѣйствительно нравственно, – таковы могучіе двигатели современной мысли, таковы основы, на которыхъ построены задачи коллективной дѣятельности человѣчества въ настоящемъ и будущемъ. Что въ этой положительности нѣтъ и не можетъ быть ничего пошлаго, что этотъ матеріализмъ не имѣетъ ничего общаго съ «грубымъ» матеріализмомъ мѣщанства, – едва-ли нужно добавлять.


[Закрыть].

Отдаленность времени, различіе нравовъ все это еще болѣе способствуетъ тому, чтобы изъ поэтическихъ твореній ихъ выдѣлялся чистый лучь идеала, И потомъ, какая сила патріотизма! Въ лучшія времена республики, какое горделивое презрѣніе къ тиранамъ. Одного вѣянья Рима и Гредіи было достаточно, чтобы воскресить у насъ въ XVIII столѣтіи ненависть къ угнетенію. Философія и революція 89 года равно позаимствовали отъ школьныхъ воспоминаній тѣ формы, которыя всего лучше могли способствовать къ пробужденію разума и политической жизни. Въ этой битвѣ за право тѣни столько же сдѣлали: какъ и люди. Говорятъ, что Гракхи, Бруты и Катоны Утическіе умерли;– пустяки! они помогаютъ намъ въ нашей борьбѣ, они сражаются рядомъ съ нами, они ободряютъ насъ примѣромъ и голосомъ стремиться къ цѣли, столь желанной для всякаго въ комъ живетъ сознаніе человѣческаго достоинства – къ свободѣ!

Я и не думаю отрицать, что изученіе классиковъ можетъ служить превосходнымъ способомъ для нравственной дисциплины; но существуетъ нѣсколько способовъ развивать умъ и было бы въ высшей степени несправедливо ограничивать понятіе образованія одной какой нибудь отраслью знанія. Можно быть замѣчательнымъ ученымъ, ораторомъ, государственнымъ человѣкомъ (какъ-то намъ доказываетъ примѣръ Америки) не читавъ никогда въ оригиналѣ ни Аристотеля, ни Демосфена, ни Цицерона. Непосредственное наблюденіе фактовъ, общеніе съ людьми, изученіе родной литературы, и природныя дарованія не разъ восполняли недостатокъ школьной выправки ума. Мнѣ кажется, что способъ воспитанія долженъ опредѣляться обстоятельствами и личными особенностями воспитанника. Методы существуютъ для юношества, а не юношество для методовъ.

Я еще недостаточно знаю наклонности Эмиля и складъ его ума, чтобы рѣшить какой родъ образованія для него всего болѣе пригоденъ. Мнѣ лично хотѣлось бы, чтобы онъ не оставался чуждъ ни точныхъ знаній, бы гуманитарныхъ наукъ. Но возможно ли это? Единственное, что можно по моему мнѣнію возразить противъ подобнаго соединенія двухъ строеній знанія это – что изученіе классиковъ требуетъ слишкомъ много времени. Семь или восемь лѣтъ, посвященныхъ ознакомленію, подъ часъ весьма неполному съ двумя мертвыми языками – не слишкомъ ли это много въ такой вѣкъ, Когда требуется чуть не дѣлая человѣческая жизнь для достиженія средней нормы необходимыхъ познаній? Это возраженіе безспорно справедливо, но съ другой стороны я спрашиваю себя, обусловливается ли это положеніе дѣла самою сущностью препятствій, или же оно могло бы быть устранено?

Во первыхъ я нахожу, что дѣти слишкомъ рано начинаютъ латинскій и греческій языкъ. Они еще ничему не научились, ничего не наблюдали сами по себѣ; чуждые механизму формъ мысли, они едва лепечутъ на родномъ языкѣ. Запертые въ четырехъ стѣнахъ, они привыкаютъ смотрѣть на школу какъ на тюрьму, въ которой подрастающія поколѣнія одно за другимъ должны искупать первобытный грѣхъ своего невѣжества. Что они знаютъ о природѣ? Семейныя привязанности, которыя однѣ могли бы осмыслить для нихъ трудъ, согрѣваютъ ихъ лишь издали. Они впервые пробуютъ своя зараждающіяся силы и съ разу же натыкаются на непроходимую дебрю словъ, грамматическихъ формъ и незнакомыхъ имъ оборотовъ. Неопытная рука ихъ вытаскиваетъ на удачу изъ мутной чернильницы то барбаризмъ, то солецизмъ. Бѣдныя ребята! Напрасно одна задача смѣняетъ другую: повторять нѣсколько разъ на незнакомомъ языкѣ однѣ и тѣ же ошибки – плохой способъ исправить эти ошибки.

Прежде чѣмъ мой сынъ начнетъ учиться по-латыни, я желалъ бы, чтобы онъ поосмотрѣлся вокругъ себя, чтобы умъ его развился подъ вліяніемъ знакомства съ естественными науками и съ промышленною дѣятельностью. Всякій фактъ, который наблюдается становится источникомъ наслажденія для наблюдателя и усиливаетъ въ немъ потребность знать. Усвоивъ себѣ такимъ образомъ, нѣсколько опредѣленныхъ, ясныхъ понятій, Эмиль будетъ лучше подготовленъ къ воспринятію понятій другихъ людей, хотя бы эти понятія и скрывались подъ темною, запутанною рѣчью.

Существуетъ какъ мнѣ кажется еще и другая причина, затягивающая изученіе классиковъ въ долгій ящикъ; это то обстоятельство, что дѣтямъ преподаютъ латинскій и греческій языки, не ознакомивъ ихъ предварительно съ жизнью Греціи и Рима. Хорошо можно научиться языку только въ самой странѣ, гдѣ на немъ говорятъ. Я бы непремѣнно желалъ, чтобы Эмиль пріобрѣлъ возможно живое и наглядное знакомство съ древностью.

Съ этой точки зрѣнія особенно полезнымъ представляется устройство зданій на подобіе хрустальнаго дворца въ Лондонѣ. Видъ статуй, картинъ, моделей храмовъ и памятниковъ не научитъ конечно, воспитанника понимать Гомера или Виргилія; но латынскій и греческій языкъ не были бы для него совсѣмъ мертвыми языками если бы воспитатели позаботились окружить его памятниками древней цивилизаціи и исторіи тѣхъ народовъ, которые на нихъ говорили.

Образныя искуства, которыя переносятъ умъ въ прошлое имѣютъ гораздо большее вліяніе на умъ дѣтей, чѣмъ вообще полагаютъ. Въ юности человѣкъ легко отождествляется съ личностью другихъ, но той простой причинѣ, что собственное его я не успѣло еще рѣзко обозначиться. Живя въ нѣкоторомъ родѣ вмѣстѣ съ греками и римлянами, воспитанникъ заинтересовался бы ихъ нравами и обычаями еще прежде, чѣмъ узналъ бы ихъ языкъ. Онъ побывалъ бы вмѣстѣ съ афинскимъ флотомъ въ Саламинѣ, онъ присутствовалъ бы за Помпеемъ при Фарсальской битвѣ. Можно ли безусловно назвать подобное ретроспективное существованіе иллюзіей? Ни что не умираетъ вполнѣ изъ того, что жило.

Что тамъ ни говорите, а наша система преподаванія еще носитъ слѣды среднихъ вѣковъ, тѣ самые слѣды, которые были оставлены на ней католическими монахами. Различныя препятствія мѣшали до сихъ поръ добросовѣстному изученію древности. Удерживая за собою въ теченіи многихъ столѣтій монополь древнихъ языковъ, католическое духовенство тѣмъ не менѣе старательно изгоняло изъ преподаванія тотъ духъ, который дышетъ въ произведеніяхъ классиковъ. На искуство и литературу язычниковъ смотрѣли какъ на драгоцѣнные остатки старины, которые бережно сохраняли, но послѣднее слово которыхъ хранили въ строгой тайнѣ отъ молодежи. Да и не даромъ католицизмъ поднималъ только одинъ край завѣсы: онъ предчувствовалъ, что настанетъ день, когда классическія воспоминанія снова возстановятъ красоту и природу въ ихъ правахъ. А потому учителя на каждомъ словѣ оговаривались, повторяя молодежи, что языческіе боги – не болѣе какъ созданія духа лжи и гордыни, что смотрѣть на нихъ можно только издали, сквозь призму католической ортодоксіи.

Я не буду принимать такихъ чрезмѣрныхъ предосторожностей съ Эмилемъ. Надо же немножко вѣрить въ то чему учишься. Велика бѣда если онъ увлечется Геркулесомъ и его подвигами! Или что будетъ дурнаго, если цѣломудренныя музы и мудрая, гордая Минерва сдѣлаются предметомъ его чистосердечнаго поклоненія? Внести разочарованіе въ басни и миѳы, которые жили въ умѣ древнихъ и такъ сродны уму дѣтей, не значило ли бы съ разу пошатнуть его вѣру въ человѣчество?

Само собою разумѣется, я вовсе не намѣренъ дѣлать изъ Эмиля язычника, но я утверждаю, что для того чтобы усвоить себѣ литературу народа, необходимо украсть у этого народа его боговъ [4]4
  Мысль Эскироса, вѣрная въ основаніи, грѣшить тою чрезмѣрною долею, которую онъ, безъ всякой нужды, отводитъ элементу фантазіи и такъ называемыхъ поэтическихъ иллюзій. Безъ сомнѣнія, средневѣковый взглядъ, противъ котораго онъ возстаетъ, оказывается вполнѣ несостоятельнымъ, тамъ гдѣ рѣчь идетъ не о преподаваніи ученику тѣхъ или другихъ догматическихъ истинъ, а объ разъясненіи ему смысла явленій, игравшихъ важную роль въ исторической жизни народовъ. Но изъ этого еще не слѣдуетъ, чтобы ученикъ долженъ былъ дѣйствительно переживать всѣ тѣ фикціи, въ которыя воплощалась человѣческая мысль въ теченіи медленнаго процесса своего развитія; оно невозможно уже потому, что ребенокъ воспитанный такъ, какъ докторъ Эразмъ хотѣлъ воспитывать своего сына – на знаніи реальныхъ фактовъ и законовъ, внесетъ духъ здравой критики во все, что противорѣчитъ этимъ фактамъ я законамъ;– дѣтская логика вообще гораздо послѣдовательнѣе, чѣмъ обыкновенно думаютъ. А потому, намъ кажется, что докторъ Эразмъ поступилъ бы гораздо лучше, если бы свою формулу: «надо немножко вѣрить тому, что изучаешь» – видоизмѣнилъ такъ: «надо немножко понимать то, что изучаешь.» Прим. пер.


[Закрыть].

X
Подражательность и память

Эти двѣ способности – настоящія сирены ума. Онѣ играютъ главную роль въ изученіи языковъ, подчасъ вводятъ въ заблужденіе въ литературѣ своимъ заимствованнымъ блескомъ, но онѣ губятъ дѣйствительный талантъ.

Причина этого заключается, быть можетъ, въ способѣ того воспитанія, которое даютъ молодежи. Подражательность и память безъ сомнѣнія – счастливые дары природы; но слѣдуетъ ли изъ этого, чтобы ихъ нужно было развивать не въ мѣру? Въ нашей системѣ воспитанія ученикъ при помощи чтенія описываетъ предметы, которыхъ онъ никогда не видалъ, выражаетъ въ стихахъ и въ прозѣ чувства, которыхъ онъ никогда не испытывалъ, и на холодную голову воспламеняется по поводу такихъ обстоятельствъ, о которыхъ онъ не имѣетъ ни малѣйшаго понятія. Понадобилось ли ему воспѣвать деревья, стала, весну, пастуховъ и пастушекъ – онъ находитъ въ своихъ воспоминаніяхъ всѣ эпитеты, которые употреблялись Гораціемъ и Виргиліемъ. Гораздо полезнѣе для него было бы пойти самому и посмотрѣть, что дѣлается въ полѣ; но онъ этого ни за что не сдѣлаетъ, потому что въ такомъ случаѣ, что сталось бы съ его латынью и съ искуствомъ облекать чужія мысли въ приличныя формы. Требуютъ ли отъ него описанія битвы, которой онъ никогда не видалъ, – и онъ вамъ въ трескучихъ фразахъ опишетъ грохотъ орудій и столкновеніе армій. Или быть можетъ вамъ нужно повѣствованіе объ осадѣ? – Оно у него заготовлено заранѣе по разсказу Верто. Я зналъ одного «многообѣщающаго» ученика, который получилъ награду на училищномъ актѣ за стихотвореніе на тему спускъ корабля на воду. Ученикъ этотъ отъ роду не видалъ ни корабля, ни моря.

Правда и то, что въ наши дни молодежь, едва вырвавшись изъ школы, спѣшитъ выбросить за бортъ всѣ классическія традиціи. Но это просто означаетъ, что она замѣняетъ одни образцы другими. Вовсе не такъ легко, какъ думаютъ, отдѣлаться отъ привычки къ подражанію разъ она пріобрѣтена и вернуться къ природѣ. Не попадаются ли намъ каждый день въ журналахъ и газетахъ такого рода отзывы о молодыхъ писателяхъ, дебютирующихъ въ прозѣ или въ стихахъ: Это талантъ, который еще отыскиваетъ свою дорогу, Скажите же, ради Бога, зачѣмъ ему было терять ее?

Странное воспитаніе, которое для перваго начала такъ забываетъ чувство собственнаго Я, что потомъ требуются годы и годы, чтобы отыскать его снова!

Я вовсе не желаю и не надѣюсь видѣть Эмиля литераторомъ; но наша цѣль съ Еленой не была бы достигнута, если бы намъ довелось сдавить подъ украшеніями памяти естественный складъ его ума. Въ избѣжаніе то этой опасности я и намѣреваюсь отложить съ нимъ подольше изученіе греческаго и латинскаго языка. Знакомство съ предметами предшествовало у него знанію словъ. Его понятія, какъ бы неполны они ни были, все-таки имѣютъ корни въ окружающемъ его мірѣ. Я не столько старался о привитіи ему моихъ или чужихъ идей, сколько о снабженіи его средствами для точнаго нравственнаго опредѣленія, столь необходимаго человѣку при изысканіи красоты и истины.

Прежде чѣмъ дать Эмилю возможность изучать образцы древности, я предостерегу его, что эти образцы неподражаемы. Въ высшей степени нелѣпо затѣвать съ классиками борьбу, въ которой мы заранѣе знаемъ, что будемъ побѣждены – да и какъ намъ не быть побѣжденными, разъ мы рѣшаемся состязаться съ ними на ихъ же собственномъ языкѣ? Все чѣмъ мы, оставаясь благоразумными, можемъ заимствоваться отъ классиковъ, это – духъ ихъ литературы, нѣкоторые пріемы литературнаго изложенія, остающіеся неизмѣнными для всѣхъ эпохъ, порядокъ, точность, мѣткость выраженія. Подобно тому, какъ живя съ развитыми представителями другой національности, мы заимствуемся нѣкоторыми ихъ качествами, не переставая быть между тѣмъ самими собою, точно также, общеніе съ классиками отзывается на нашемъ мышленіи и нашей рѣчи нѣкоторыми привычками, которыя остаются однѣ и тѣ же для всѣхъ образованныхъ націй.

Рабское подражаніе какъ древнимъ такъ современнымъ образцамъ, не только портитъ вкусъ и чувство изящнаго, оно отнимаетъ у молодыхъ людей и нравственную самостоятельность. Мало ли такихъ, которые, подчиняясь формѣ, въ то же время подчиняются и понятіямъ, вѣрнымъ или ложнымъ, которыя облекаются въ эту форму? Слогъ, слова, фразы – имѣютъ для нихъ неопреодолимое обаяніе. Имъ кажется, что они мыслятъ; въ сущности же они только при~ доминаютъ. Не въ этомъ ли корень многихъ предразсудковъ, противъ которыхъ напрасно борется свѣтъ разума въ теченіи столькихъ вѣковъ? Всѣ виды рабства солидарны между собою; и тотъ, кто подчинился одному изъ этихъ видовъ, тѣмъ самымъ подчиняется и всѣмъ остальнымъ. Образованный молодой человѣкъ, привыкшій подражать, какъ говорится, хорошимъ образцамъ, внесетъ. и во всѣ свои поступки тотъ же духъ зависимости и податливости, всякое самостоятельное рѣшеніе его пугаетъ. Быть можетъ онъ и рискнетъ своею жизнью въ дуэли или на полѣ битвы, потому что этотъ способъ драться имѣетъ за себя одобреніе другихъ; но потребуйте отъ него, чтобы онъ подвергъ себя насмѣшкамъ, поступивъ наперекоръ принятому варварскому обычаю, или же поддерживая мнѣніе, которое насчитываетъ еще немного заступниковъ – и онъ попятится назадъ.

Такіе безличные люди очень легко прокладываютъ себѣ дорогу въ свѣтѣ, но за то какимъ же униженіямъ они подвергаются! Я зналъ одну свѣтскую женщину, очень любезную, обладавшую неистощимъ запасомъ анекдотовъ, шутокъ, остротъ. Она была вдова. Въ одно прекрасное утро ей пришла мысль дать согласно со всѣми предписаніями обычая блистательное воспитаніе сыну, на котораго она возлагала всѣ свои надежды. Находя, что латинскія цитаты, вставленныя. у мѣста, не мѣшаютъ въ разговорѣ и придаютъ даже говорящему нѣчто внушающее, она отдала сына въ коллегію. Вышелъ онъ оттуда такимъ же, какимъ и вступилъ: пустымъ, поверхностнымъ, но милымъ малымъ. Такъ какъ онъ обладалъ хорошей памятью, то онъ говорилъ обо всемъ, принималъ участіе въ какомъ. угодно спорѣ, и при этомъ, не высказывалъ ни одного мнѣнія, которое не произвело бы благопріятнаго впечатлѣнія на слушателей, Вѣдь правится всѣмъ такъ легко, когда никому не противорѣчишь. Неистощимая болтовня, никакого характера, красивое лицо, ни одной собственной мысли. Мать желала сдѣлать изъ него умнага человѣка, су-префекта, дипломата. И что же она изъ него сдѣлала? – Паразита.

Съ перваго взгляда система французскаго воспитанія кажется смѣшной; но быть можетъ, въ ней скрывается и глубокій умыселъ:. никакая другая система не соотвѣтствовала бы такъ хорошо видамъ нашихъ правителей и нашему политическому строю.

Воспитанники нашихъ училищъ ничто иное, какъ гражданскіе рекруты государства, которое заранѣе подготовляетъ ихъ къ той роли, которую имъ предстоитъ играть посредствомъ искусной нравственной дисциплины. Имъ съ чисто военною акуратностью распредѣляютъ тотъ запасъ мнѣній и свѣдѣній, съ которыми имъ впослѣдствіи надлежитъ вступить въ свѣтъ. Смотрите же, молодые люди, идите равнымъ шагомъ и главное остерегайтесь выступать за предѣлы начертаннаго вамъ пути. Попадаются, правда, и дезертиры; многіе, не смотря ни на что, уходятъ и становятся подъ знамена свободной мысли, – и число такихъ съ каждымъ днемъ возрастаетъ; но какъ же они за это и платятся! Можно навѣрное поручиться, что не въ ихъ средѣ университетъ будетъ избирать своихъ профессоровъ, а администрація – своихъ чиновниковъ. Въ случаѣ, если бы они вздумали вести себя неблагоразумно, французское правительство беретъ на себя трудъ исправлять ихъ судебными приговорами и государственными переворотами, въ родѣ знаменитаго coup d'Etat. Это ли еще не хорошая школа, и не сами ли они виноваты, если до сихъ поръ не научились тому, что имъ давно бы слѣдовало знать?

Но, такъ я вовсе не успѣха въ житейскихъ дѣлахъ добиваюсь для Эмиля, и прежде всего имѣю въ виду его человѣческое достоинство, то я и ограничиваюсь тѣмъ, что преклоняюсь передъ нашей системой воспитанья, вовсе не желая прибѣгать къ ней.