Текст книги "Влюбись за неделю (СИ)"
Автор книги: Алена Кручко
Соавторы: Виктория Светлая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)
– Вот именно, – согласилась я. Покосилась на навостривших уши парней дальше в ряду и достала из сумки блокнот и ручку. Придвинулась ближе к Норвуду, насколько позволяло кресло, положила блокнот на подлокотник. Написала: «Воспарили ещё до начала лекции. Не дай возлюбленная алхимия оказаться в такой компании!»
«Наше солнышко. Душенька. Лапушка. Пупсик. Милашка. Красотуля. Как же там было… Голубоглазик! Гениально.
Когда я решу написать мемуары, ряд восторженных эпитетов, посвящаемых герру Вольгеру парящими девами, займет в них почетное место. Присоединяйтесь. Список должен быть внушительным, иначе не отразит всей глубины и высоты».
«Зайчик, – предложила я. – Котик. Еще можно суслик. Да, сусличек. Мой мозг который день выдает исключительно зоологические ассоциации. Милый трогательный сурикатик. Волнительный, как трепет кончика хвоста степной лисы».
Мы сидели, тесно прижавшись плечами, и я вдруг подумала, что склонность Норвуда к ехидству передается через прикосновения, даже сквозь одежду. Иначе почему я сейчас получаю такое удовольствие от злословия?
«Да вы – поэт, мисс Блер. Аплодирую стоя. Но мы еще не затронули ботанику! Надо проконсультироваться с Честером. Левзолия трепетная хаотическая не подходит».
Если бы я ещё знала, что такое эта самая левзолия! И почему она не только трепетная, но ещё и хаотическая.
«Насколько я успела узнать мистера Фулли, никакая ботаническая ассоциация с герром Вольгером не будет принята им благосклонно. Его растения не заслуживают таких сравнений, разве нет?»
«Да кто же его будет спрашивать. Это все во благо науки! Той ее части, которая возлюблена вдумчивым и жаждущим деятельности разумом».
«Я пас».
– И вот тогда я подумал – почему Луна?! Да, воспетая древними поэтами прекрасная Селена наш ближайший спутник, но почему не Венера, воплощение красоты, рожденное из морской пены? Богиня Киприда, будоражившая разум не одного юноши-творца! Почему не великий Сатурн? Не мифический Фаэтон, сын Солнца, и не само Солнце?! Великий Космос взаимосвязан, и безумием было бы отвергать влияние его на земную твердь и в особенности на приливы, это воплощение стихий!
«Королевство за беруши! Я прекрасно жила, не слыша этот бред!»
«Терпите. Трудности – закаляют».
На этот раз на листе Норвуда появился Вольгер с массивной короной на голове, сидящий на кочке с надписью «Великий Космос». Я потянулась к листу и кровожадно дорисовала нависшую над ним волну с вогнутым гребнем. Прошептала Норвуду в ухо:
– Воплощение стихии словоблудия. Простите, я не художник ни разу.
– Я тоже. Но с таким фоном и не захочешь, а станешь «юношей-творцом».
Мой шепот Вольгеру не мешал, а вот на сказанную лишь чуть тише, чем вполголоса, фразу Норвуда тот отреагировал мгновенно.
– Вам что-то неясно, коллега Норвуд? На вопросы отведено время после лекции, но вам я с радостью отвечу сразу же.
– Что вы, коллега Вольгер, – отозвался тот, – все предельно ясно. Я проговариваю основные тезисы вашей выдающейся речи, чтобы лучше запомнить.
Я с трудом подавила желание выдать классическое «рука-лицо». Только спросила, снова перейдя с шепота на ручку и блокнот:
«Вы не знаете, это долго будет продолжаться?»
«Учитывая стихию словоблудия? Не меньше двух часов. А если приплюсовать к ним парящих дев с вопросами и восторгами – все три. Крепитесь».
Я только вздохнула. «Чем бы заняться?» Норвуд вертел в пальцах ручку, почти как ковбой – револьвер. И я спонтанно дописала: «Играете в «морской бой»?»
Он покосился на меня с чем-то вроде веселого недоверия.
«Последний раз был очень давно. Приступим».
Я быстро расчертила поле и корабли. Выдрала листок из блокнота для записи ходов. Шепнула одними губами:
– Начинайте.
С этой минуты Вольгер мог сколько угодно вещать о приливах, стихиях и юношах-творцах, нам было не до него. Ничто так не помогает скрасить нудную лекцию, как азарт и два листка бумаги, у любого студента спросите. К тому же у нас оказались принципиально разные подходы. Норвуд «стрелял» хаотически, иногда мне даже казалось, что он тычет в лист не глядя и только потом смотрит, какая клетка выпала. Я же прочесывала поле методично, не оставляя большим кораблями ни шанса, а попутно задевала и мелкие. При моей системе сложно было попасть только в однопалубники, но в целом она была выигрышней подхода Норвуда. Интересно, когда он заметит мою стратегию и как отреагирует?
Заметил быстро. Ухмыльнулся, написал: «Ваша система плоха тем, что слишком легко просчитывается». И начал «стрелять» по той же схеме. Я подумала, выдавать ли ему мой второй секрет игры, и решила – пусть, а то неинтересно, слишком не равны шансы. Написала вместе с очередным ходом: «Изобретайте свою, мои корабли по этой системе не найдете».
«Учли, что противник может перенять тактику на ходу? Неплохо, мисс Блер!»
«Опыт, доктор Норвуд!»
«А если так? А8»
«Попали!»
«Ага! Я вас сделаю вместе с вашей системой!»
«Посмотрим!»
Очень скоро и у меня, и у него целыми остались только однопалубники. Два – у Норвуда, и один – у меня. Как сказали бы спортивные комментаторы, игра вошла в острую фазу. Чистая удача – вычислить однопалубники никакая система не поможет. Кому же повезет?
«Д9»
Я неверяще смотрела на свой последний корабль. Как, ну как, Холмс?!
– Убили.
В зале вдруг воцарилась гробовая тишина, которую я прочувствовала всем существом, до мурашек. Как и взгляд Вольгера, и студентов, которые обернулись ко мне, кажется, все, словно по команде.
– Чем?! – растерянно спросил герр Вольгер.
«Выстрелом по клетке Д9,и не вы», – мрачно подумала я. Как неловко получилось. Надо же было так увлечься.
– Разумеется, вашим прогрессивным подходом к гальке отливной и гальке приливной, – сказал Норвуд с удивительно серьезным лицом. – Я, признаться, тоже почти убит. Наповал.
«Галька?!» – написала я, когда успокоенный и воодушевленный Вольгер снова начал вещать. Каким боком вообще галька к металлам?!
Наверное, тем же, что Венера и юноши-творцы. Да уж. Я убита наповал, все правильно.
«Еще партию?» – ответил Норвуд.
«Давайте».
Когда Вольгер наконец закончил с приливами, отливами и вопросами от восторженных студенток, счет у нас был три – два в пользу Норвуда, и мне ужасно хотелось кофе. Желательно с кексом, но главное – именно кофе. Прочистить мозги после отлива вдумчивого разума. ? чем я и сказала, совершенно упустив из вида, что вокруг – толпа студентов. Надеюсь, они меня не выдадут, на последних рядах собрались, кажется, поклонники не Вольгера, а Норвуда.
Да, оказывается, на старших курсах у него есть поклонники. Автографы не берут, но конспектировать за ним готовы хоть стратегии «морского боя». И даже спросили, когда будут лекция и коллоквиум взамен тех, которые отменили ради Вольгера. Самых стойких не напугало даже «воскресенье», озвученное Норвудом.
А вот меня – напугало. Воскресенье – это будет мой, наш, шестой день. Почему-то упорно кажется, что последний, когда реально ещё можно чего-то добиться и что-то сделать. Седьмой – это уже черта, подведение итогов.
Ну, спасибо, Маскелайн! Мало того что самой настоящей подлостью вынудила Норвуда здесь работать, так еще и в выходные работой грузит. Может, потратить часть оставшегося времени на то, чтобы устроить директрисе какой-нибудь пакостный «прощальный подарок»? Как, например, здесь относятся к разоблачительным статьям в прессе? Дома я бы легко разожгла преотличный горячий скандал даже не на всем имеющемся материале, а только на том, который легко доказать, не роясь в чужой личной жизни. Но то дома, там я знаю все ходы и всех нужных людей…
За этими мыслями даже не заметила, как дошли до буфета. У прилавка собралась толпа, похоже, что все поголовно из конференц-зала рванулись именно сюда. Не у одной меня мозг требовал подпитки после такого глобального выноса.
– Животворящее воздействие алхимического гения, – прокомментировал Норвуд. – Срочно взбодриться и подкрепиться.
Я с сомнением посмотрела на бурление студентов, напоминающее час пик в метро. Персонал вообще-то обслуживают без очереди, но это ж протиснуться надо!
– Я могу на кафедре кофе сварить, – не то чтобы мне так уж хотелось этим заниматься, но, может, так и правда будет проще?
Но Норвуд решил проблему кардинально. Прошел к прилавку как горячий нож сквозь масло. Перед ним расступались и даже не пытались выразить неудовольствие. Какой-то парень из первых рядов вручил ему огромную, чуть ли не литровую кружку, видимо, свою. Сказал, скалясь во все тридцать два зуба:
– Это все равно не поможет запить отливную гальку, профессор. Но пейте, мне не жалко!
– Спасибо, мистер Эйрси. Ваша доброта и отзывчивость переходит все мыслимые пределы. Так что позаботьтесь еще о кофе для мисс Блер. Ее тоже впечатлила галька.
– Убойно впечатлила, – жалобно сказала я.
Кружку, такую же огромную, мне вручил кто-то другой. Торжественно, как медаль за пережитые мучения. Еще и руку пожал с пожеланиями больше не убиваться. Я от души поблагодарила и заторопилась выбраться из толпы следом за Норвудом – тот, похоже, высмотрел свободный столик.
Но навыки передвижения в толпе меня подвели, причем самым предательским образом. Я споткнулась о чью-то ногу и полетела носом в пол. Взмахнула руками, пытаясь найти опору, за кого-то схватилась, но, наверное, этого кого-то как раз толкнули с другой стороны, и мы упали вдвоем. Хорошо хоть не в обнимку!
Незнакомый мне студент сел, помотал головой, потер лоб и сказал:
– Живой. ? я уж думал, тоже… того. Убили. Эй, мисс Блер, а вы как?
Я стукнулась об пол локтем, удовольствие сильно ниже среднего, но ужасным было не это, а облитый с ног до головы моим кофе Норвуд. Расколотая надвое кружка валялась на полу, а кофе стекал с пиджака и впитывался в рубашку профессора, который, видимо, крайне не вовремя обернулся.
– Изумительный финал, – сказал он после паузы, которая длилась, как мне показалось, вечность. – Горячего кофейного душа в моей практике еще не случалось.
– П-простите, – пробормотала я. Подняться на ноги не было сил, меня хватило только на то, чтобы не валяться кулем на полу, а сесть. Я терла локоть, а мир вокруг расплывался от слез.
Это все непривычное тело! Попробуй-ка полавируй с такими буферами! У Шарлотты, кажется, даже центр тяжести немного другой, хотя я всегда думала, что центр тяжести разный только у мужчин и женщин. Наверное, от телосложения тоже зависит.
– Вы целы? Подняться сможете? – Норвуд впихнул кому-то свою кружку и протянул руку. – Живописное полотно «Мисс Блер в кофейной луже» не годится для академического буфета. Сейчас все ценители сбегутся поглазеть.
Это точно. Хорошо еще, что я не ношу любимые Шарлоттой мини-юбки и декольте.
Я взялась за руку профессора со странным трепетом, будто в глубине души ждала, что сейчас она исчезнет. Не исчезла. Норвуд поднял меня на ноги, придержал, убедился, что я не упаду немедленно, как только потеряю опору. Сказал:
– Лучше сядьте. Вам что к кофе, кекс? Шоколадный?
– Да, пожалуйста, – сгорая со стыда, попросила я.
Вернулся он быстро, на этот раз с подносом. Кофе для нас обоих, и четыре кекса. Все – шоколадные. Одежда была сухой, но пятна на рубашке смотрелись ужасно и вызвали у меня новый приступ стыда.
– Я зря подозревал порталы в злом умысле. Вы и без них отлично справляетесь.
– Это был несчастный случай, – пробормотала я, хватаясь за свою кружку, как за спасательный круг. – И я же извинилась!
– Вас, как я заметил, несчастные случаи преследуют с завидной частотой. Это может быть опасно для жизни. Падай вы не на мистера Миллера или не вместе с ним, ущерба было бы больше.
«Опасно для жизни»… Он сам не знает, насколько прав. Я торопливо отпила кофе и откусила кекс, как будто это могло подавить подступившие слезы. Плакать буду дома. А лучше вообще не надо, что толку в слезах. Но сказать себе «не реви» гораздо легче, чем сделать. Я не плакса и не истеричка, но кто сумел бы остаться спокойным? «Опасно для жизни». Чертовы четыре дня, уже меньше. И Норвуд, который не знает, что мы с ним – в одной лодке, стремительно несущейся к водопаду.
Я ела кекс, но почему-то он был соленым. От слез, что ли?
Хорошо, что Норвуд молчал. Сейчас я могла бы даже на самую невинную реплику отреагировать слишком бурно.
А кексы все-таки способны поднять настроение даже в такой вот ужасной ситуации. Я съела все четыре, и последний уже не казался соленым. Отличный шоколадный кекс.
До начала пары Норвуд как раз успел переодеться – нет, хорошее все же дело порталы. Когда их не поминают в контексте несчастных случаев и опасности для жизни… Картинка стремительно несущейся к водопаду лодки без весел никак не уходила из головы. Когда-то я читала похожий рассказ: двое в лодке и водопад, что-то из американской фантастики. Там герои сумели спастись. Получится ли у нас?
Время уходило, а я почти радовалась, что Норвуд на лекциях. Потому что не любят мужчины женских слез и переносят эту нелюбовь на плачущих женщин. С «морским боем» так хорошо получилось, не стоит перебивать впечатление. Хотя о чем я, уже перебила своим эпичным полетом на пол. Картина «Мисс Блер в кофейной луже», о да.
Работа валилась из рук, я ни на чем не могла сосредоточиться. Может, еще и потому, что почта относилась уже к следующей неделе, а будет ли та неделя? Конференция фармацевтов Соединенного Королевства, со среды по пятницу, на какой день ставить доклад доктора Норвуда? ? есть разница, на какой? Конференция никуда не денется, но будет ли доклад? Или опубликуют с фамилией автора, обведенной черной рамкой? Приглашение на презентацию новой линейки лечебной косметики – на следующую субботу. Рекламный буклет поставщика ингредиентов. VIP-пригласительный на новую экспозицию в Королевский Ботанический сад с припиской от Честера. Ой. Два пригласительных – он и для меня прислал!
Я отодвинула почту на край стола, уткнулась в скрещенные руки. Пригласительный от Честера – так мило с его стороны! – стал последней каплей. Только не рыдать. Совсем немного осталось до конца рабочего дня.
Время вообще имеет свойство лететь слишком быстро. Еще утром было четыре дня, а сейчас уже можно сказать, что три.
– Мисс Блер! Прошу вас, скажите, что я допущен!
Я подняла голову, посмотрела во взволнованное лицо Эпплстоуна и сообщила:
– Пока я могу вам сказать только одно: стучаться надо. Профессор ничего не говорил о допуске. Сейчас посмотрю, он должен был проверить вашу работу.
И правда, вчерашний опросник лежал на столе профессора, вложенный в забытый Эпплстоуном справочник. Поперек первой страницы красными чернилами было размашисто написано: «Приемлемо для начала года». Я отдала лист вместе со справочником.
– Надо же, и правда допустил. Я уж думал – все, пакуй вещички, переводись куда-нибудь на ботанический. Спасибо, мисс Блер, вы буквально приносите счастье!
– Насколько я понимаю, до счастья вам придется сдать еще и устный опрос.
– Это трагедия, верно. Но если он не выставил меня сразу, значит, есть шансы!
Отвечать мне не хотелось. Посмотрела на часы – до конца пары ещё пять минут, как это мой трепетный лань прискакал заранее? Хотя не все ли равно. Я отгородилась газетой и сделала вид, что читаю.
Вдруг вспомнилось первое утро на кафедре, Норвуд, вот так же отгородившийся газетой. Могло ли быть, что он прятался от Шарлотты? Да нет, что это я. Зачем ему прятаться? Ничего удивительного нет в мужчине, который утром читает свежие газеты. Это нормально. В отличие от девушки, посреди рабочего дня уткнувшейся в позавчерашний рекламный листок, да еще и держа его вверх ногами.
И даже не заметила бы, если бы не очередная заметка черными чернилами поперек объявления.
Я перевернула газету.
«Салон «Вечная молодость». Новые поступления эликсиров. От лучших мастеров!»
?амочка-виньетка из цветов и листьев, как по мне, в сочетании с названием «Вечная молодость» навевала скорее кладбищенские мысли. Или это мое сегодняшнее настроение виновато? Ладно, что тут написал Норвуд? «Напомнить Честеру. Эльза. Проверить финики и настойку эхинопса. Барт – дурак и шарлатан».
Эльза? Та самая бывшая, с которой они остались друзьями? Это ее салон, что ли? Или конкуренты? Может, того самого Барта, дурака и шарлатана?
Или это уже тоже неважно?
– Мисс Блер, а что вы такое интересное читаете? – Эпплстоун бесцеремонно присел на край стола. – Объявления? О, смотрите: «Обмен координатами порталов для отдыха на природе». Вам не кажется, что это знак судьбы? Нам с вами определенно надо провести эти выходные где-нибудь под ярким солнцем и знойным небом, на берегу под аккомпанемент набегающих волн. Если, конечно, у меня будет повод для праздника. Но даже если и не будет, вы – уже крайне веская причина!
– Если у вас будет повод, вы, конечно же, отпразднуете, но каким боком в ваших планах затесалась я? У меня свои планы, мистер Эпплстоун, и вашего общества они не предусматривают.
– Но если ваши планы не предусматривают лазурного моря, шелеста пальм и пары-тройки бокалов мохито, их можно и поменять! Подумайте сами, мисс Блер! Живем один раз!
– Мистер Эпплстоун, в этом кабинете для сидения предназначены стулья, а не столы. И будьте так любезны, обсуждайте ваши с мисс Блер грандиозные планы в более подходящем месте.
«Ваши с мисс Блер?!» Я вскочила:
– Я уже сказала мистеру Эпплстоуну, что мои планы не предусматривают его общества! Ни в каком месте и ни в каком виде! Не смею вам мешать! – открыла портал и рванулась домой. Мой дом – моя крепость, и плевать, что на самом деле он вовсе не мой, главное, смогу наконец отпустить себя и вволю поистереть. Иногда надо. И у меня уж точно есть повод. Куча поводов. Гора поводов размером с Фудзи и Эверест, поставленных друг на друга. Море поводов, приливы в котором достигнут вершины этой горы. И пропади все пропадом!
Я рыдала, сев на пол перед креслом и сложив на него руки, по–дурацки, неудобно, но не осталось сил дойти до спальни. Ни умыться, ни переодеться. Почему все так глупо? Почему мужчины такие… такие? А Шарлотта, настоящая – такая… такая, что к ней клеются всякие… всякие не те!
И почему совсем нет времени что-то сделать, исправить, наладить? Три чертовых дня. Они промелькнут так же тупо, как сегодняшний, с рассуждениями Эпплстоуна о жизни и репликами Норвуда о моих совместных планах с этим недоумком. «Живем один раз»! Да что ты знаешь о жизни, сопляк?! Нашел великую трагедию – опрос у профессора! А тот… тоже…
Мысли окончательно разбежались, оставив только рыдания, а потом и рыдать сил не осталось. Я всхлипывала и подвывала, потом будто услышала себя со стороны и… испугалась.
Никогда ещё так не расклеивалась. Даже когда подлый козел Майк променял меня на Сидней. Даже когда пришлось уйти с первой в жизни хорошей работы. Или это тоже привет от настоящей Шарлотты? Вот только истеричной дурой заделаться не хватало!
Хотя… не успею.
И я снова заплакала, на этот раз тихо, ужасаясь нахлынувшему чувству безнадежности.
Не знаю, сколько прошло времени, когда я поняла, что какой-то навязчивый, отвлекающий от слез и страданий шум – это стук в дверь.
И кто бы там мог быть? Я никого не ждала, разве что какие-нибудь знакомые или приятельницы Шарлотты? А нужны они мне тут? Я их не знаю, и как выкручиваться буду?
Но рыдать и правда хватит. Где-то в сумке был носовой платок. Или все-таки добрести до ванной? Или сначала чаю?
– Мисс Блер, откройте! Не вынуждайте меня орать на всю улицу и сносить вам двери.
Что? То есть… кто?! Норвуд – здесь?!
Пока дошла до двери, врезалась в косяк и чуть не сшибла вешалку в прихожей. Ноги не держали. И что его принесло именно сейчас? Мне бы крепкого сладкого чаю, можно даже плеснуть туда глоток коньяка, и спать. А не объясняться с начальством. Наверное, недовольным моим внезапным уходом с рабочего места.
Вот возьму и скажу ему всю правду. Про три дня. Пусть тоже проникнется, почему я должна одна страдать и переживать?
Я открыла дверь и молча уставилась в лицо Норвуда. Нет, не слишком похоже, что он ругать меня явился. Да зачем бы, в самом деле? Высказаться о дисциплине и времени рабочего дня мог и завтра с утра. И что ему тогда надо? Молчит. Только рассматривает меня, как впервые увидел. Ну да, такую зареванную и наверняка опухшую красоту, может, и впервые.
– Ясно, – сказал наконец Норвуд. – Сумка. – Впихнул мне в руки мою же сумку – я только сейчас поняла, что сбежала с работы, оставив там и сумку, и плащ с сапогами. Взяв за плечи, мягко отодвинул с прохода. – Где у вас зелья?
– Какие зелья? – я вспомнила о первом пункте своего плана, достала из сумки носовой платок, яростно вытерла глаза, высморкалась и уставилась на Норвуда.
– разные. Первой помощи и остальные. Аптечка. Лекарства, – словно умственно отсталой, объяснил тот.
– Не знаю, – равнодушно ответила я. – Кажется, в ванной. Или в кухне.
– Прекрасно, – Норвуд вошел, закрыл за собой дверь, будто сомневался, что я это сделать в состоянии. Открыл портал и исчез.
Ну и зачем приходил? Ладно, выясню как-нибудь потом. Или не выясню, какая разница. Так, что там у меня дальше в грандиозных планах? Умыться и чай? Где у Шарлотты коньяк и есть ли вообще, тоже не знаю. Значит, будем искать. Как и аптечку, надо же выяснить, в самом деле, где она и что собой представляет. Может, там есть что-нибудь от похмелья – тогда напьюсь.
Тут Норвуд появился снова, с плоским черным кейсом, и молча прошел в гостиную. А оттуда, кажется, на кухню. Что вообще происходит? Спросить? Нет, сначала умыться.
Я закрылась в ванной и долго плескала в лицо то теплой, то прохладной, то совсем ледяной водой. Раскраснелась как с мороза, а общая опухлость никуда не делась. Кошмар. Глаза б мои этого не видели. Нет, рыдать все-таки отвратительная привычка. Пойду пить чай. Кстати, и Норвуду надо предложить, если не ушел. Если откажется просто так – то в качестве компенсации за разлитый кофе.
Чай ждал меня на столе. А Норвуд – у окна.
– Пейте, – сказал, не оборачиваясь.
– Себе тоже налейте. Пить чай одной, когда в доме гость – по меньшей мере некрасиво. Сейчас коньяк поищу. Или закажу.
– Сядьте и пейте. Коньяка вам после этого чая не захочется. А обо мне не волнуйтесь. У меня сегодня день кофе.
– Тогда кофе, – легко согласилась я. Достала из шкафчика банку. – Вот. Молотый, арабика. Сейчас. И я не собиралась пить коньяк после чая, ну что вы, в самом деле. Глоток в чай. Кстати, вы сколько сахара положили? Я кладу две ложки.
– Мисс Блер. – Он все-таки обернулся, в пару шагов оказался рядом, забрал у меня банку, взял за плечи и усадил на стул. – Пейте, говорю. Что за приступ словоблудия на фоне истерики? От Вольгера заразились? Давайте. Мне вас с ложечки напоить?
– Истерика кончилась, – сообщила я, обхватывая ладонями горячую чашку. – Возможно, временно. Она не докладывала.
– Это я уже понял.
Чай пах странно. Не чаем. Добавил он туда что-то, что ли? Вот почему о зельях спрашивал. Я сделала осторожный, совсем маленький глоток.
Непривычно, но пить можно. Пожалуй, не хуже и не лучше, чем с коньяком.
Я пила медленно, пробуя новый вкус. Примерно на половине кружки решила – нет, не нравится. Какая-то не сахарная и не медовая, липко-приторная сладость. Спросила:
– Что вы туда налили?
– Вам все ингредиенты в алфавитном порядке?
– Дайте подумаю. Если вы спрашиваете у человека, что за книгу он читает, вас устроит ответ: «Вам все буквы в алфавитном порядке?», или предпочтете название?
– Название всех зелий в алфавитном порядке? – Норвуд отчетливо усмехнулся. – Это смесь.
– «Смесь номер три, с перцем», – припомнила я цитату из фильма. Интересно, здесь сняли «Лимонадного Джо»?
– Без перца. Номер две тысячи двести сорок три. Пятый опытный образец. Очень ценная информация, не правда ли?
– Познавательная, – согласилась я. – Если вас интересуют впечатления подопытного кролика, то слишком приторно.
– Иначе было бы слишком горько.
– Может, и правда добавить перца? Хотя, в чай… Вот в кофе было бы другое дело.
– Кофе с травами не пью даже я. Премерзкий вкус.
– А у кофе с перцем – своеобразный. Меня как-то угощали. А заедать эту вашу смесь нельзя? Кстати, можно вас попросить? Если не хотите кофе, просто сядьте. Не слишком удобно разговаривать с кем-то, кто маячит за твоей спиной.
– Стоя проще контролировать процесс. Хотя вряд ли вы сейчас умудритесь что-нибудь взорвать.
Судя по звуку, Норвуд открыл холодильник. Хмыкнул и закрыл.
– А заедать вам в любом случае нечем, так что смиритесь.
– Можно заказать пиццу. Знаете, какие вкусные пиццы в «Маленькой Италии»?
– Судя по количеству коробок в гостиной, очень вкусные. Поверю вам на слово. – Он все-таки налил себе кофе и сел напротив.
– Зачем на слово? Мне все равно нужно чем-то ужинать. Четыре кекса за весь день – не тот рацион, которым можно гордиться.
– Вы решили уморить себя голодом? Ради чего, интересно?
– Я решила? Мне кажется, это вы изо всех сил пытаетесь отвертеться от пиццы.
– Не завтракаете, пропускаете ланч и не обедаете, придя с работы, вы, разумеется, тоже из-за меня. – Норвуд вытащил из кармана бумажник. Повертел в руках светло-зеленую визитку. – Придется искупать вину.
– Что за чушь! – возмутилась я. – О сегодняшнем ланче вы знаете не хуже меня, а завтрак… мне просто приснился кошмар, и я напилась кофе и решила погулять перед работой.
– Под дождем, – Норвуд понимающе покивал. – Зонт улетел. Портал подвел. Герр Вольгер приехал. Кофе вылился. Хорошо хоть кексы остались. Что с обедом?
– Депрессия, – мстительно ответила я. – Запоздавшие поиски смысла жизни.
– Быть или не быть? Есть или не есть?
Я вцепилась в кружку. Руки задрожали.
– Не угадали. И не будем. ? то ваша смесь номер две тысячи двести сорок три без перца не поможет.
– Моя – поможет. Иначе бы я тут не сидел, а набирался опыта где-нибудь на Тибете. И тоже искал смысл жизни.
Еда появилась прямо здесь же, на столе. И даже сервированная, а не в коробках или пластиковых контейнерах. Огромный, исходящий душистым паром стейк, золотистые ломтики картошки, зеленый горошек. Сладкий рисовый пудинг, обильно политый джемом. Поджаристые гренки.
Вот и отлично. Никаких разговоров о смысле жизни. Потому что не могу я ему сказать. Просто – не могу. Почему-то чувствую, что это будет неправильно.
Первая за день нормальная еда разбудила волчий аппетит. Я смела свою порцию в мгновение ока и серьезно задумалась о добавке. Кажется, зря ограничила знакомство с местной готовой кухней только «Маленькой Италией».
Хотя ладно уж, на ночь наедаться вредно. А я, если уж честно, вполне наелась. И даже как-то незаметно допила чай с экспериментальной смесью.
– Вкусно, – сообщила профессору очевидное. – Спасибо.
– А теперь продолжайте утолять мое профессиональное любопытство. Опишите ощущения и желания.
– Сытость, – усмехнулась я. Прислушалась к себе: не тянет ли снова в истерику? Веселиться, конечно, не с чего, но и рыдать не получится. Даже если захочу. – Не знаю, считать ли достижением вашей смеси, что меня больше не тянет рыдать, вы пришли, когда слезы уже кончились и я собиралась умыться и пить чай. Но не тянет. Осталось… опустошение, так, наверное, можно сказать. Даже не грусть, потому что грустить – это эмоция, а эмоции все куда-то делись. Или нет, не делись, а… как бы это выразить…
Я замолчала, думая, как точнее всего описать свои ощущения. Норвуд ждал, с интересом меня разглядывая.
– Как будто смотришь на солнечное затмение через закопченное стекло. Да. Так, наверное, точно. И спать почти совсем не хочется, я почему-то думала, что от всех успокоительных тянет в сон. А болтать – хочется. Причем… – я снова задумалась и почему-то зевнула. – Как-то рационально хочется. С пониманием, что поболтать сейчас полезно, потому что иначе снова начнутся те самые мысли, от которых тянет в истерику. Вот. Наверное, все. На что-то еще надо было обратить внимание?
– Дайте руку, – приказал профессор. – Пульс.
Я не стала жеманничать, пульс так пульс. ?н посчитал, кивнул:
– В космос я бы вас сейчас запускать не стал. Но по другой причине. А на желание «поболтать» смесь не влияет. Это ваша собственная реакция на стресс, очевидная ещё до чая. Ну и о чем же вас так тянет рационально пообщаться?
Я задумалась: и правда, о чем? На самом деле мысли о проклятых трех днях могут возникнуть сейчас от любой темы. Даже просто от того, что Норвуд рядом. Но, может, имеет смысл воспользоваться таким любезным приглашением к общению?
– Скажите, а у вас есть мечта? Не в смысле «стать всемирно известным фармацевтом», а… как объяснить-то… – Мысли текли слишком вяло, заторможено, будто в полусне. – Что-то, что хочется обязательно сделать, попробовать, или побывать где-то, или кому-то что-то сказать. Что-то, что страшно не успеть.
– Необитаемый остров, – мгновенно ответил Норвуд. – В личное пользование. Хотя бы на неделю. Хотя бы в старости. Пальму. Гамак. Пещеру-лабораторию. Кокосы и акульи плавники на горизонте. Я стал бы добрым романтиком, общался с Венерой и Сатурном и был бы невыразимо счастлив, наверное.
– Грустно, – согласилась я.
– Как вы, вероятно, заметили, я не слишком люблю людей. Особенно некоторых. И эти некоторые имеют дивную способность размножаться со скоростью мухи-дрозофилы.
– Заметила. Ну… вы ведь не вечно будете сидеть в Академии? Может, даже не к старости, а раньше заимеете свой остров в личное пользование. Если взяться всерьез, это, наверное, не самая сложная цель.
– ? ваша? Крайне сложна?
– Нет. Слишком проста. Наверное, ее даже нельзя назвать мечтой. Просто место, город, в котором очень хочу побывать. Навязчивая идея, да. Так точнее. Но тем обидней будет, если… – Я замолчала, заглянула в пустую чашку. «Я могла бы всю эту неделю гулять по Сиднею, а у меня Вольгер, Эпплстоун, кучи ежедневной почты и тоска. И вы, дорогой доктор Норвуд. А через неделю может оказаться поздно. Безнадежно поздно». Нет уж. До такой степени откровенности я дойти не готова. – А знаете, есть и другое. Я ушла бы из Академии. Ездить по миру и писать. Обо всем. Это было бы здорово.
– Так уйдите. Правда, некоторым мечтам лучше оставаться мечтами, но угадывать заранее, какой не стоит сбываться, я бы не стал.
– Давайте уйдем оттуда вместе, – я снова зевнула и потрясла головой. Дремота подкрадывалась, настигала, и почему-то подумалось: интересно, увижу я продолжение вчерашнего сна? ? каких там деталях говорил Джейк? – Кажется, ваша смесь все-таки работает как снотворное.
– Очень щадящее, но эффективное и без побочных эффектов. Давайте-ка, поднимайтесь, сон носом в стол – не то, что вам нужно.
Он оказался рядом, потянул меня со стула. Очень кстати, потому что сама я напоминала себе кусок того самого пудинга, который недавно съела. Трепыхаться могу, осмысленно шевелиться – нет. Заснула бы, и правда, носом в стол – потрясающий прогресс после вчерашнего сна в кресле.
